Проводив его отнюдь не добрым взглядом, я откинулась к стенке, и тут мои глаза встретились с глазами внимательно наблюдающего за мною Антара… Пожилой Чующий мотнул головой в сторону удаляющегося Ильмарка и тут же вопросительно поднял брови, словно бы спрашивая о том, не нужно ли вмешаться, но я в ответ лишь отрицательно качнула головой. Антар еще раз пристально взглянул на меня, и тут же отвернулся, как ни в чем не бывало, но я поняла, что он разгадал мою задумку… Теперь мне оставалось лишь надеяться, что мои предположения насчет эмпата верны, и он не сломает мне игру в последний момент… И лишь бы Ильмарк не копался в кладовой слишком долго, ибо что-то мне подсказывает — если Олдер вернется до того, как он меня уведет, все мои планы отправятся шелудивому псу под хвост…
Олдер
Что-то пошло не так… Неожиданная тревога не давала Олдеру покоя, и теперь он, глядя на игру пламени, перебирал в памяти малейшие события длинного и непростого дня. Где и когда он совершил ошибку, на которую уже давно не имеет права? Что упустил?..
По щеке словно бы скользнуло что-то лёгкое и тёплое, и тысячник вздрогнув повернулся к мысленно соприкоснувшейся с ним пленнице, но та уже опустила глаза.
— Ты что-то хотела спросить, лесовичка?
В ответ — упорное молчание и опущенные глаза. Впрочем, если молодая женщина не хочет говорить — это ее дело… Так же как и спящий дар, позволивший создать легкий ментальный щит, который Олдер даже не стал пробовать на прочность. Зачем ломать заведомо более слабого противника, если исход такого противостояния заранее предрешён? Тысячник надел куртку «Карающих» гораздо раньше, чем это было принято в его семье, присягнув на верность Владыке в неполные семнадцать лет. Участие в бесконечных войнах и подавление крестьянских мятежей уже давно заставило его сердце очерстветь и охладеть почти ко всему, тем не менее, чужие слезы не доставляли Олдеру радости, а дарованной ему властью он пресытился больше, чем этого можно было ожидать…
Тысячник отвернулся к огню и, вновь взглянув на медленно затухающие язычки пламени, неожиданно понял причину своего беспокойства. Дом… Основательный, вросший в землю сруб был явно рассчитан на большую семью, да и массивные тяжелые предметы обстановки подразумевали таких же хозяев — неторопливых, сильных и тяжеловесных. Пойманная же Олдером лесовичка хоть и была, судя по всему, полноправной хозяйкой спрятавшегося в глуши сруба, соответствовала старому дому так же, как запертый в тесном очаге язык пламени соответствует окружающему его камню…
Усмехнувшись такому — почти балладному — сравнению, Олдер снова обернулся и взглянул на сидящую в углу молодую женщину. Откинувшись к стенке, лесовичка закрыла глаза и, судя по лицу, в своих мыслях была уже далеко и от этого места, и от окружающих её амэнцев. Она словно отгородилась от происходящего невидимой стеной и Олдер, поч я бы с удовольствием посмотрел на его лицо, когда он увидел, как все тут полыхает!
Страшный смысл сказанного заставил Олдера побледнеть.
— Ты хочешь сказать, глава, что приказал бы сжечь город сразу после того, как «Лисы» сложили оружие?! Но это же бесчестно!..
После таких слов улыбка мгновенно сошла с лица Ронвена, и он сердито взглянул на вздумавшего обвинять его в недостойном поведении Олдера.
— Прекрати, это со стороны Мартиара было бесчестно заставить нас потерять столько времени на его вшивую крепость!.. Неужели Иринд не научил тебя отличать подлость от обычной воинской хитрости, мальчишка?
В ответ Олдер лишь сжал кулаки.
— Значит, разоренное святилище Малики тоже хитрость?!!
— Что?! — возопившие в один голос тысячники в одно мгновение стали бледнее Олдера. В Амэне, в отличие от северных соседей, княжеский совет состоял не из Старейшин и владетелей крупных вотчин, а из верховных жрецов Великой Семерки. Божьи слуги никогда не лезли в вопросы войны — по крайней мере, нынешний Владыка Амэна быстро отучил их от этого — но свои интересы блюли свято даже в малейшем. Не было сомнений, что разрушенный, пусть и на вражеской земле, храм жрецы сочтут покушением на собственное неприкосновенное положение и потребуют от князя жестоко наказать виновных… Оскопление и изгнание, — и это в лучшем случае…
Все эти мысли мгновенно отразились на лицах тысячников, а Олдер между тем продолжал ломким от гнева голосом: — Твои воины, глава, вначале спалили находящуюся под покровительством Малики больницу, но этого им показалось мало, и они, пленив жриц, решили сжечь еще и святилище, посвященное Милостивой…
Ответом Олдеру стало подавленное молчание. Первым пришел в себя Лукин.
— Совет Семерых нам этого не простит. — Голос тысячника был до странности глухим. — А если твои горе-вояки, Ронвен, еще и нарушили непорочность жриц…
— То нам лучше живьем провалиться в Аркос… — Красивое, хищное лицо Ронвена разом постарело и осунулось. — Демоны, я же отдал четкий приказ — только больницу…
Олдер исподлобья зыркнул на утративших весь боевой запал тысячников, и, помедлив немного, равнодушно сказал, отвернувшись к начавшей тлеть, заполненной игрушками лавке.
— Я успел вовремя. Жрицы целы, так же, как и храм, но святотатцев я взял под стражу…
— Слава Мечнику. — Ронвен облегченно вздохнул и, шагнув к Олдеру, обнял его за плечи. — Хуже гнева Совета лишь недовольство Владыки, но не думаю, что он по такому случаю вступился бы за своих верных псов…
— Когда мы вернемся в Милест, я найду способ отблагодарить тебя. Деньги, земля — все, что хочешь… — Лукин и Ронвен наперебой говорили еще что-то, но все их слова скользили мимо сознания Олдера. Молодой воин не мог оторвать взгляда от л — Энейры… К сожалению, вызнать что-либо с помощью своего дара Олдеру не удалось — из-за огня Антар не смог даже приблизиться к телам, что уж говорить о поиске в комнатах какой-либо связанной с девочкой вещи!.. Чутье эмпата тоже ничем не помогло. Антар честно попытался взять след малышки от её дома, но вокруг было слишком много смертей, крови, огня и страха… Энейра словно растворилась во всем этом....
Ухватившись за слова Чующего о том, что малышки всё же не было в обречённом доме, Олдер решил, что Ирташ был прав — одинадцатилетняя малявка таки сбежала из дома разыскивать отца... Но, в этом случае, что ждало её на залитых кровью улицах? Смерть? Плен? Или малышка смогла найти для себя укрытие в храме Малики?..
Последнюю догадку Олдер решил проверить в тот же день. Часть горожан действительно спаслась от стали и пожара за стенами храма Милостивой — каменное здание стояло на расчищенном священном участке — от соседних домов до него долетали лишь слабые искры, а выставленные Олдером вокруг храма ратники не препятствовали ищущим защиты у Малики рейметцам.
Несмотря на это, когда Олдер ступил в святилище, его встретила гнетущая тишина — под сводами, казалось, даже эхо умолкло. Впрочем, «Карающему» было не до того:
— Я знаю, что у вас есть спрятавшиеся от пожара дети. Я должен взглянуть на них…
На несколько мгновений вокруг Олдера вновь воцарилась тишина, но потом из храмового сумрака выступила служительница, в которой «Карающий» узнал кинувшуюся к нему днем за помощью жрицу, и жестом позвала Олдера за собой…
Детей было всего несколько — три мальчика и четыре девочки — ни одна из них на имя Энейра не откликнулась… Олдер разочарованно вздохнул, а до этого упорно хранящая молчание жрица вдруг спросила.
— Кого ты искал, амэнец?
— Дочь главы «Лисов», Мартиара Ирташа. Ее зовут Энейра и…
— Ее здесь нет, — спокойно заметила жрица, так и не дослушав Олдера, а потом вдруг слабо улыбнулась, взглянув на недоверчиво нахмурившегося амэнца. — Я бы предпочла, чтобы Энейра была с нами, так же как и ее прабабка, и не стала бы прятать малютку от тебя — верю, что ты не причинил бы ей зла…
Эта жрица, как выяснилось, неплохо знала семью Ирташа, но сообщенные ею приметы девочки заставили Олдера горько улыбнуться. Среднего роста, худенькая, лобастая, как отец, с русой косой и серыми глазами… Половина крейговских детей вполне подойдет под это описание!..
Но он все равно искал, уже понимая, что все тщетно, и итогом его поисков стала пустота — дочери Мартиара не было, ни среди пленных, ни среди убитых... Она попросту исчезла...
Олдер перестал смотреть на дорогу и перевел взгляд на тело Ирташа. До этого похода он даже не думал, что победа может измарать, но теперь чувствовал себя так, будто с ног до головы извозился в смоле, а на душе было пусто, холодно и гадко… А если бы не Мартиар, то было бы еще гаже — он, Олдер, думая, что спасает город, уговаривал Ирташа сдать Реймет, но крейговец предпочел бой и тем самым спас Олдера от клятвопреступления, пусть и невольного…
«Я действительно пытался найти твоих родных, Мартиар Ирташ, но оказалось, что этого мало…» — с горечью подумал Олдер, а подъехавший к нему Антар, посмотрел туда, куда был направлен взгляд Олдера, и тихо произнес.
— Он не заслужил такого… Если глава позволит мне немного отстать от отряда, у крейговца будет могила…
Олдер повернулся и пристально взглянул на пожилого воина. Антара он знал с самого детства — тот служил «Доблестным» у отца, и, как Чующий, помогал ему в колдовстве, а потому был вхож в дом Остенов в любое время. Этим доверием он, правда, никогда не злоупотреблял, ведя себя неизменно спокойно, скромно и дружелюбно — не лез на глаза, обедал в людской… По своей воле Чующие не часто служат колдунам, но в этом случае Знающий и эмпат, похоже, пришли к соглашению, которое устроило обе стороны.
…Тем не менее, Олдер все равно был удивлен, когда вскоре после гибели отца, едва оправившийся от собственных ран Антар явился к нему и заявил, что его жизнь по-прежнему принадлежит Остенам. Возраст не помеха — он все еще может быть полезен и согласен служить у «Карающих» даже не десятником, а простым ратником.
Это было странное желание — Антару за выслугу и ранения, полагалось неплохое выходное пособие, да и на верность «Чующий» присягал лично отцу, а не всему роду… Тем не менее, Олдер не смог отказать ветерану и принял его перевод в свою сотню, сохранив при этом за Антаром прежнее звание, хотя каждый взгляд на эмпата напоминал Олдеру о его утрате. «Чующий» же, впрягшись в привычную лямку, никогда не тревожил молодого главу по пустякам, но при этом всегда оказывался за его плечом в нужный момент. Иногда Олдеру казалось, что в лице Антара неожиданно обзавелся второй, унаследованной от отца тенью…
— У тебя есть на примете подходящий помощник? — осведомился «Карающий», и Антар согласно кивнул.
— Есть, глава… И место я найду пусть и не освященное, но хорошее, покойное…
Олдер согласно кивнул, а потом расстегнул застежку и сбросил свой плащ на руки Антару.
— Я знаю, что Мартиар хотел бы иного, но пусть лучше плащ «Карающего», чем совсем ничего…
Пожилой Чующий склонил голову.
— Все будет сделано, как надо, глава, и еще… — Антар на мгновение замялся, а потом выдохнул. — Я вызнал, кто был в доме Ирташей…
Вместо ответа Олдер чуть заметно кивнул и Чующий быстро прошептал:
— Семью крейговца сгубил Лемейр со своими людьми. Ратники из его десятки давеча хвастались, как развлеклись в одном зажиточном доме. По приметам — все совпадает…
Лицо Олдера на мгновение исказилось, точно от боли, но потом ((он)) тронул с места застоявшегося коня и не поворачиваясь, сказал.
— Об этом ты расскажешь мне позже, Антар, и во всех подробностях. Я должен знать…
А еще через три месяца амэнское войско возвратилось из Крейга в Милест, и Олдер первым делом решил навестить тоже вернувшегося с лаконской границы Иринда…
Тысячник встретил гостя во внутреннем дворике с давно и безнадежно запущенным бассейном, и Олдер с первого взгляда заметил, что Иринд за эти месяцы заметно сдал. Кожа лица словно бы посерела, плечи согнулись, походка стала по-стариковски шаркающей, а от тела шел какой-то нездоровый, едко-кислый запах... Впечатления усиливалось еще и одеждой тысячника — сорочка под накинутой на плечи курткой явно была несвежей, с желтоватыми пятнами на груди, а поясницу Иринда охватывал большой, связанный из колючей шерсти, синий женский платок — неслыханная прежде вольность для всегда ратующего за чистоту и опрятность Иринда… И где он только откопал такое «украшение»?
— Ну да, приболел немного, — вместо приветствия сварливо проворчал тысячник, а затем, проследив взгляд Олдера, добавил. — Просквозило на лаконских ветрах, а платок я у кухарки позаимствовал — она себе таких может еще с десяток связать. Не убудет… И, кстати, что это у тебя в руках — трофей из Крейга?
Олдер слабо улыбнулся. О пристрастиях тысячника в выпивке он был отлично осведомлен.
— Да так… Напоролись в одной из крепостей на запасы лендовского васкана…
— И ты решил старика порадовать… — Иринд вдруг перестал ворчать и, пристально взглянув в глаза Олдеру, произнес. — Ну, так пойдем — распробуем твой трофей…
В комнате было жарко и душно, Иринд, кряхтя, устроился в кресле, разлил васкан по небольшим бронзовым стопкам и оценивающе прищурился…
— С каждым годом все больше убеждаюсь — от зимних холодов напрямую зависит и крепость изготавливаемых в княжестве напитков, ну а лендовский васкан — истинное лекарство, живой огонь! И тело лечит, и душу веселит!
Произнеся такой тост, Иринд тут же опрокинул стопку, и довольно крякнул…
— Да, настоящий… Вино, кстати, у лендовцев довольно кислое, но, в отличие от крейговской водицы, забористое… Но, хватит о выпивке, поговорим о тебе.
Иринд снова разлил васкан по опустевшим стопкам, прищурился, глядя на Олдера.
— Я так понимаю, что ты отпрашиваться пришел. Ты не смотри, что я болею — новости все равно узнаю в первую очередь. Знаю, что Ронвен тебя пригрел крепче сына родного, да еще и так расхвалил перед нашим Владыкой, что он решил тебя землей наградить на отвоеванных в зимнем походе крейговских вотчинах… Да ты губы-то не поджимай, не хмурься — я тебя не осуждаю. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше…
Олдер опрокинул стопку, мотнул головой.
— Нет. Не отпрашиваться я пришел, глава, а обратно проситься. Под Ронвеном я больше ни одного дня ходить не желаю!
Иринд, услышав такое заявление, нагнулся вперед, и, чуть склонив голову набок, пристально взглянул на Олдера, еще больше став при этом похож на старого, умудренного жизнью грифа-стервятника.
— Что ж так? У Ронвена ты в любимцах будешь ходить, а у меня еще года два, если не три, сотником останешься. Не потому, что дурак, а потому, что молод еще слишком для большей власти.
Олдер вздохнул.
— Так ведь ходил и не жаловался… А от Ронвена мне ни тысячи, ни земли не надо…
Иринд прикрыл глаза, усмехнулся.
— Так-так… А теперь давай начистоту — что между тобою и Ронвеном произошло, что у тебя теперь при одном упоминании о лучшем друге твоего отца с зубов яд каплет? Точь-в-точь, как у той гадюки, из отравы которой мне мазь делают?..
Молодой «Карающий» невесело усмехнулся.
— Да ты, похоже, и так все знаешь, Иринд...
Но старый тысячник в ответ одарил гостя новым, пристальным взглядом и, наполнив стопку Олдера до самых краев, тут же придвинул ее к нему.
— Знаю, но хотелось бы и от тебя услышать, что к чему… Только выпей сперва, так всю накипь легче высказать будет…
Олдер не стал особо артачиться. Обсуждать произошедшее ему все равно было не с кем.
Олдер
Что-то пошло не так… Неожиданная тревога не давала Олдеру покоя, и теперь он, глядя на игру пламени, перебирал в памяти малейшие события длинного и непростого дня. Где и когда он совершил ошибку, на которую уже давно не имеет права? Что упустил?..
По щеке словно бы скользнуло что-то лёгкое и тёплое, и тысячник вздрогнув повернулся к мысленно соприкоснувшейся с ним пленнице, но та уже опустила глаза.
— Ты что-то хотела спросить, лесовичка?
В ответ — упорное молчание и опущенные глаза. Впрочем, если молодая женщина не хочет говорить — это ее дело… Так же как и спящий дар, позволивший создать легкий ментальный щит, который Олдер даже не стал пробовать на прочность. Зачем ломать заведомо более слабого противника, если исход такого противостояния заранее предрешён? Тысячник надел куртку «Карающих» гораздо раньше, чем это было принято в его семье, присягнув на верность Владыке в неполные семнадцать лет. Участие в бесконечных войнах и подавление крестьянских мятежей уже давно заставило его сердце очерстветь и охладеть почти ко всему, тем не менее, чужие слезы не доставляли Олдеру радости, а дарованной ему властью он пресытился больше, чем этого можно было ожидать…
Тысячник отвернулся к огню и, вновь взглянув на медленно затухающие язычки пламени, неожиданно понял причину своего беспокойства. Дом… Основательный, вросший в землю сруб был явно рассчитан на большую семью, да и массивные тяжелые предметы обстановки подразумевали таких же хозяев — неторопливых, сильных и тяжеловесных. Пойманная же Олдером лесовичка хоть и была, судя по всему, полноправной хозяйкой спрятавшегося в глуши сруба, соответствовала старому дому так же, как запертый в тесном очаге язык пламени соответствует окружающему его камню…
Усмехнувшись такому — почти балладному — сравнению, Олдер снова обернулся и взглянул на сидящую в углу молодую женщину. Откинувшись к стенке, лесовичка закрыла глаза и, судя по лицу, в своих мыслях была уже далеко и от этого места, и от окружающих её амэнцев. Она словно отгородилась от происходящего невидимой стеной и Олдер, поч я бы с удовольствием посмотрел на его лицо, когда он увидел, как все тут полыхает!
Страшный смысл сказанного заставил Олдера побледнеть.
— Ты хочешь сказать, глава, что приказал бы сжечь город сразу после того, как «Лисы» сложили оружие?! Но это же бесчестно!..
После таких слов улыбка мгновенно сошла с лица Ронвена, и он сердито взглянул на вздумавшего обвинять его в недостойном поведении Олдера.
— Прекрати, это со стороны Мартиара было бесчестно заставить нас потерять столько времени на его вшивую крепость!.. Неужели Иринд не научил тебя отличать подлость от обычной воинской хитрости, мальчишка?
В ответ Олдер лишь сжал кулаки.
— Значит, разоренное святилище Малики тоже хитрость?!!
— Что?! — возопившие в один голос тысячники в одно мгновение стали бледнее Олдера. В Амэне, в отличие от северных соседей, княжеский совет состоял не из Старейшин и владетелей крупных вотчин, а из верховных жрецов Великой Семерки. Божьи слуги никогда не лезли в вопросы войны — по крайней мере, нынешний Владыка Амэна быстро отучил их от этого — но свои интересы блюли свято даже в малейшем. Не было сомнений, что разрушенный, пусть и на вражеской земле, храм жрецы сочтут покушением на собственное неприкосновенное положение и потребуют от князя жестоко наказать виновных… Оскопление и изгнание, — и это в лучшем случае…
Все эти мысли мгновенно отразились на лицах тысячников, а Олдер между тем продолжал ломким от гнева голосом: — Твои воины, глава, вначале спалили находящуюся под покровительством Малики больницу, но этого им показалось мало, и они, пленив жриц, решили сжечь еще и святилище, посвященное Милостивой…
Ответом Олдеру стало подавленное молчание. Первым пришел в себя Лукин.
— Совет Семерых нам этого не простит. — Голос тысячника был до странности глухим. — А если твои горе-вояки, Ронвен, еще и нарушили непорочность жриц…
— То нам лучше живьем провалиться в Аркос… — Красивое, хищное лицо Ронвена разом постарело и осунулось. — Демоны, я же отдал четкий приказ — только больницу…
Олдер исподлобья зыркнул на утративших весь боевой запал тысячников, и, помедлив немного, равнодушно сказал, отвернувшись к начавшей тлеть, заполненной игрушками лавке.
— Я успел вовремя. Жрицы целы, так же, как и храм, но святотатцев я взял под стражу…
— Слава Мечнику. — Ронвен облегченно вздохнул и, шагнув к Олдеру, обнял его за плечи. — Хуже гнева Совета лишь недовольство Владыки, но не думаю, что он по такому случаю вступился бы за своих верных псов…
— Когда мы вернемся в Милест, я найду способ отблагодарить тебя. Деньги, земля — все, что хочешь… — Лукин и Ронвен наперебой говорили еще что-то, но все их слова скользили мимо сознания Олдера. Молодой воин не мог оторвать взгляда от л — Энейры… К сожалению, вызнать что-либо с помощью своего дара Олдеру не удалось — из-за огня Антар не смог даже приблизиться к телам, что уж говорить о поиске в комнатах какой-либо связанной с девочкой вещи!.. Чутье эмпата тоже ничем не помогло. Антар честно попытался взять след малышки от её дома, но вокруг было слишком много смертей, крови, огня и страха… Энейра словно растворилась во всем этом....
Ухватившись за слова Чующего о том, что малышки всё же не было в обречённом доме, Олдер решил, что Ирташ был прав — одинадцатилетняя малявка таки сбежала из дома разыскивать отца... Но, в этом случае, что ждало её на залитых кровью улицах? Смерть? Плен? Или малышка смогла найти для себя укрытие в храме Малики?..
Последнюю догадку Олдер решил проверить в тот же день. Часть горожан действительно спаслась от стали и пожара за стенами храма Милостивой — каменное здание стояло на расчищенном священном участке — от соседних домов до него долетали лишь слабые искры, а выставленные Олдером вокруг храма ратники не препятствовали ищущим защиты у Малики рейметцам.
Несмотря на это, когда Олдер ступил в святилище, его встретила гнетущая тишина — под сводами, казалось, даже эхо умолкло. Впрочем, «Карающему» было не до того:
— Я знаю, что у вас есть спрятавшиеся от пожара дети. Я должен взглянуть на них…
На несколько мгновений вокруг Олдера вновь воцарилась тишина, но потом из храмового сумрака выступила служительница, в которой «Карающий» узнал кинувшуюся к нему днем за помощью жрицу, и жестом позвала Олдера за собой…
Детей было всего несколько — три мальчика и четыре девочки — ни одна из них на имя Энейра не откликнулась… Олдер разочарованно вздохнул, а до этого упорно хранящая молчание жрица вдруг спросила.
— Кого ты искал, амэнец?
— Дочь главы «Лисов», Мартиара Ирташа. Ее зовут Энейра и…
— Ее здесь нет, — спокойно заметила жрица, так и не дослушав Олдера, а потом вдруг слабо улыбнулась, взглянув на недоверчиво нахмурившегося амэнца. — Я бы предпочла, чтобы Энейра была с нами, так же как и ее прабабка, и не стала бы прятать малютку от тебя — верю, что ты не причинил бы ей зла…
Эта жрица, как выяснилось, неплохо знала семью Ирташа, но сообщенные ею приметы девочки заставили Олдера горько улыбнуться. Среднего роста, худенькая, лобастая, как отец, с русой косой и серыми глазами… Половина крейговских детей вполне подойдет под это описание!..
Но он все равно искал, уже понимая, что все тщетно, и итогом его поисков стала пустота — дочери Мартиара не было, ни среди пленных, ни среди убитых... Она попросту исчезла...
Олдер перестал смотреть на дорогу и перевел взгляд на тело Ирташа. До этого похода он даже не думал, что победа может измарать, но теперь чувствовал себя так, будто с ног до головы извозился в смоле, а на душе было пусто, холодно и гадко… А если бы не Мартиар, то было бы еще гаже — он, Олдер, думая, что спасает город, уговаривал Ирташа сдать Реймет, но крейговец предпочел бой и тем самым спас Олдера от клятвопреступления, пусть и невольного…
«Я действительно пытался найти твоих родных, Мартиар Ирташ, но оказалось, что этого мало…» — с горечью подумал Олдер, а подъехавший к нему Антар, посмотрел туда, куда был направлен взгляд Олдера, и тихо произнес.
— Он не заслужил такого… Если глава позволит мне немного отстать от отряда, у крейговца будет могила…
Олдер повернулся и пристально взглянул на пожилого воина. Антара он знал с самого детства — тот служил «Доблестным» у отца, и, как Чующий, помогал ему в колдовстве, а потому был вхож в дом Остенов в любое время. Этим доверием он, правда, никогда не злоупотреблял, ведя себя неизменно спокойно, скромно и дружелюбно — не лез на глаза, обедал в людской… По своей воле Чующие не часто служат колдунам, но в этом случае Знающий и эмпат, похоже, пришли к соглашению, которое устроило обе стороны.
…Тем не менее, Олдер все равно был удивлен, когда вскоре после гибели отца, едва оправившийся от собственных ран Антар явился к нему и заявил, что его жизнь по-прежнему принадлежит Остенам. Возраст не помеха — он все еще может быть полезен и согласен служить у «Карающих» даже не десятником, а простым ратником.
Это было странное желание — Антару за выслугу и ранения, полагалось неплохое выходное пособие, да и на верность «Чующий» присягал лично отцу, а не всему роду… Тем не менее, Олдер не смог отказать ветерану и принял его перевод в свою сотню, сохранив при этом за Антаром прежнее звание, хотя каждый взгляд на эмпата напоминал Олдеру о его утрате. «Чующий» же, впрягшись в привычную лямку, никогда не тревожил молодого главу по пустякам, но при этом всегда оказывался за его плечом в нужный момент. Иногда Олдеру казалось, что в лице Антара неожиданно обзавелся второй, унаследованной от отца тенью…
— У тебя есть на примете подходящий помощник? — осведомился «Карающий», и Антар согласно кивнул.
— Есть, глава… И место я найду пусть и не освященное, но хорошее, покойное…
Олдер согласно кивнул, а потом расстегнул застежку и сбросил свой плащ на руки Антару.
— Я знаю, что Мартиар хотел бы иного, но пусть лучше плащ «Карающего», чем совсем ничего…
Пожилой Чующий склонил голову.
— Все будет сделано, как надо, глава, и еще… — Антар на мгновение замялся, а потом выдохнул. — Я вызнал, кто был в доме Ирташей…
Вместо ответа Олдер чуть заметно кивнул и Чующий быстро прошептал:
— Семью крейговца сгубил Лемейр со своими людьми. Ратники из его десятки давеча хвастались, как развлеклись в одном зажиточном доме. По приметам — все совпадает…
Лицо Олдера на мгновение исказилось, точно от боли, но потом ((он)) тронул с места застоявшегося коня и не поворачиваясь, сказал.
— Об этом ты расскажешь мне позже, Антар, и во всех подробностях. Я должен знать…
А еще через три месяца амэнское войско возвратилось из Крейга в Милест, и Олдер первым делом решил навестить тоже вернувшегося с лаконской границы Иринда…
Тысячник встретил гостя во внутреннем дворике с давно и безнадежно запущенным бассейном, и Олдер с первого взгляда заметил, что Иринд за эти месяцы заметно сдал. Кожа лица словно бы посерела, плечи согнулись, походка стала по-стариковски шаркающей, а от тела шел какой-то нездоровый, едко-кислый запах... Впечатления усиливалось еще и одеждой тысячника — сорочка под накинутой на плечи курткой явно была несвежей, с желтоватыми пятнами на груди, а поясницу Иринда охватывал большой, связанный из колючей шерсти, синий женский платок — неслыханная прежде вольность для всегда ратующего за чистоту и опрятность Иринда… И где он только откопал такое «украшение»?
— Ну да, приболел немного, — вместо приветствия сварливо проворчал тысячник, а затем, проследив взгляд Олдера, добавил. — Просквозило на лаконских ветрах, а платок я у кухарки позаимствовал — она себе таких может еще с десяток связать. Не убудет… И, кстати, что это у тебя в руках — трофей из Крейга?
Олдер слабо улыбнулся. О пристрастиях тысячника в выпивке он был отлично осведомлен.
— Да так… Напоролись в одной из крепостей на запасы лендовского васкана…
— И ты решил старика порадовать… — Иринд вдруг перестал ворчать и, пристально взглянув в глаза Олдеру, произнес. — Ну, так пойдем — распробуем твой трофей…
В комнате было жарко и душно, Иринд, кряхтя, устроился в кресле, разлил васкан по небольшим бронзовым стопкам и оценивающе прищурился…
— С каждым годом все больше убеждаюсь — от зимних холодов напрямую зависит и крепость изготавливаемых в княжестве напитков, ну а лендовский васкан — истинное лекарство, живой огонь! И тело лечит, и душу веселит!
Произнеся такой тост, Иринд тут же опрокинул стопку, и довольно крякнул…
— Да, настоящий… Вино, кстати, у лендовцев довольно кислое, но, в отличие от крейговской водицы, забористое… Но, хватит о выпивке, поговорим о тебе.
Иринд снова разлил васкан по опустевшим стопкам, прищурился, глядя на Олдера.
— Я так понимаю, что ты отпрашиваться пришел. Ты не смотри, что я болею — новости все равно узнаю в первую очередь. Знаю, что Ронвен тебя пригрел крепче сына родного, да еще и так расхвалил перед нашим Владыкой, что он решил тебя землей наградить на отвоеванных в зимнем походе крейговских вотчинах… Да ты губы-то не поджимай, не хмурься — я тебя не осуждаю. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше…
Олдер опрокинул стопку, мотнул головой.
— Нет. Не отпрашиваться я пришел, глава, а обратно проситься. Под Ронвеном я больше ни одного дня ходить не желаю!
Иринд, услышав такое заявление, нагнулся вперед, и, чуть склонив голову набок, пристально взглянул на Олдера, еще больше став при этом похож на старого, умудренного жизнью грифа-стервятника.
— Что ж так? У Ронвена ты в любимцах будешь ходить, а у меня еще года два, если не три, сотником останешься. Не потому, что дурак, а потому, что молод еще слишком для большей власти.
Олдер вздохнул.
— Так ведь ходил и не жаловался… А от Ронвена мне ни тысячи, ни земли не надо…
Иринд прикрыл глаза, усмехнулся.
— Так-так… А теперь давай начистоту — что между тобою и Ронвеном произошло, что у тебя теперь при одном упоминании о лучшем друге твоего отца с зубов яд каплет? Точь-в-точь, как у той гадюки, из отравы которой мне мазь делают?..
Молодой «Карающий» невесело усмехнулся.
— Да ты, похоже, и так все знаешь, Иринд...
Но старый тысячник в ответ одарил гостя новым, пристальным взглядом и, наполнив стопку Олдера до самых краев, тут же придвинул ее к нему.
— Знаю, но хотелось бы и от тебя услышать, что к чему… Только выпей сперва, так всю накипь легче высказать будет…
Олдер не стал особо артачиться. Обсуждать произошедшее ему все равно было не с кем.
