– Метель разыгралась, — поплотнее закутавшись в шаль сказала Людмила, подойдя к окну. — Поздно уже… Может, здесь останешься?
– Да мне не так далеко ехать, успею ещё на автобус, — Александр грустно улыбнулся. — Мне кажется, так будет лучше, — тихо добавил он, посмотрев на бывшую жену.
– Наверно, ты прав, — вздохнув ответила она и, бросив на него быстрый взгляд, снова посмотрела в окно. — Передавай приветы маме, папе.
– Я тогда пойду, — он опустил голову.
– Конечно, — тихо ответила Людмила, повернув голову в его сторону.
Закрыв за ним дверь, она снова подошла к окну. Тоска, одиночество, с новой силой окружили её. Она грустно улыбнулась, посмотрев, как свозь метель медленно шёл знакомый силуэт, останавливаясь и поворачивая голову на свет родных окон.
Полночи было не до сна. Ворочаясь с боку на бок, Людмила всё вспоминала прошедший вечер.
«Остановить бы, — думала она. — А почему-то не смогла…»
А метель всё бушевала и бушевала за окном, а где-то там… Недалеко от города, точно также не спал, терзаясь виной, одинокий мужчина.
И вот снова пришёл новый вечер, снова метель, снова одинокая лавочка и снова он… Боясь зайти в подъезд, медленно, с передышкой, подняться по многочисленным ступенькам, останавливаясь, обуреваемый сомнениями и виной.
Вздохнув, Александр на пару секунд закрыл глаза, собираясь с мыслями и, резко поднявшись, быстрым шагом подошёл к подъезду.
Нина подошла к племяннице, стоявшей у окна.
– Ох, девка. Натворила ты дел. Разрушила семью, думала счастье на руинах построишь? На чужом несчастье — счастья не построить. Разве из сердца выкинешь, коль любовь там всё так же теплится? Нет, — женщина вздохнула, присев на стул. — И чего тебе не жилось-то с Жоркой? Муж работящий, любящий, что нам ещё нужно? Семья, сын… Сына вот отца лишила, а зачем? Чего добилась? Раз уж увела тогда Жорку, ладно пусть, может там и правда, семьи уже не было, а ты ещё и свою разрушила потом. За второго, от нечего делать, вышла и там ужиться не смогла. Эх, девка, не умеешь ты жить. Рушишь и рушишь, оставляешь за собой только раны, а теперь и сама одна осталось… Что, думаешь, вернёшь? После того, как к ней пришёл? Бороться будешь? А с кем? Если только сама с собой… Нет… — Нина снова вздохнула. — Не на чего теперь надеяться. Нечего теперь ждать. Наказала жизнь, — она посмотрела на племянницу.
Алла всё также, будто застывшая, стояла у окна, смотря на крупные хлопья снега, кружившиеся за окном.
– Чего теперь горевать. Раньше надо было думать, — Нина встала. — Хватит уже маяться. Пойдём поедим, а там и спать пора… Или, может, голодом себя теперь морить собралась? — выходя из комнаты обернулась она, посмотрев на всё также неподвижно стоявшую у окна племянницу. — Или, может, всю ночь так стоять будешь?
– Сейчас иду, — поправив съехавшую с плеч шаль, ответила Алла. — Иду… Завтра… Хочу вернуться, ненадолго сюда приехала всё-таки. Сыну надо помогать, внука растить, а там… Будь, что будет, — вздохнув, она загородила шторы.
– Наше дело теперь такое — детям, да внукам помогать.
Алла обернулась, задумчиво посмотрев на дверь.
Нина, удивлённо выглянув из кухни, покачала головой. И, вздохнув, подошла к распахнутой настежь входной двери.
– А помнишь, как мы с тобой в кафе этом сидели? Ты ещё замёрзла, и я уговорил тебя зайти туда? — поставив чашку с недопитым чаем на стол, Александр улыбнулся. — А там так уютно оказалось.
– Да, там ещё выпечка такая вкусная, — Людмила задумчиво наклонила голову на бок.
– А помнишь, ты ещё пыталась разгадать, как они эти булочки пекут? — он осторожно дотронулся до её руки.
Людмила подняла голову, растерянно посмотрев на него.
В дверь кто-то позвонил.
– Может, я сам открою?
– Нет, сиди, я сама, — Людмила нехотя встала.
Открыв дверь, она застыла на пороге.
– Привет. Можно я пройду? — Алла окинула её взглядом.
– Проходи, — Людмила грустно вздохнула, оглянувшись на бывшего мужа.
– Сидите, значит, — Алла грустно усмехнулась. — Можно было понять, что ты сюда… А не к родителям торопился… Точнее, не только к ним.
Александр молча опустил голову.
– Молчишь? Правильно, чего сказать тут? — она перевела взгляд на Людмилу. — Тринадцать лет держала его. Хотела тепла, а жила в холоде.
Она снова усмехнулась.
– Может пройдёшь? — плотно сжав губы, стараясь не смотреть на соперницу, спросила Людмила.
– Нет, — отрицательно покачав головой, ответила Алла. — Нет. Зачем? Кто я здесь? Лишняя. Впрочем, чего ещё мне ждать? Нет. На чужом несчастье — счастья не построишь, правильно люди говорят. Я пыталась, но… Знала ведь — ничего не выйдет, знала, — вздохнув, она снова посмотрела на Александра. — Нет. Не хочу больше! Не хочу! Какая это жизнь!? Холод и одиночество, хотя и не одна, — не сводя с него глаз, проговорила она. — Все эти годы он только о тебе думал, — Алла перевела взгляд на Людмилу. — Натворила я дел, только самой от этого хуже стало… Саша… Я вещи твои привезла. Привезла туда, где они нужнее. Прости, — бросив беглый взгляд на Людмилу, она вышла из квартиры, опустив голову.
Посмотрев на чемодан, оставленный Аллой, Людмила перевела взгляд на Александра.
– Я… — подойдя к ней, нерешительно начал он. — Прости меня… Я знаю, какую рану тебе нанёс, но… Я хотел тогда побежать за тобой, но… А что бы я тебе сказал? Ты была права… Что объяснять, если и так всё понятно. Говорить дежурные фразы? Что я виноват или ты неправильно поняла всё? Нет. Только больнее бы всем стало, а тебе в первую очередь. Наверно, нужно было время, только я слишком с ним затянул. Слишком много его упустил. Я виноват, страшно виноват, — вздохнув, мужчина опустил голову. — Я всё понимаю, и всё приму. Я должен был тебе всё это сказать. Я бы хотел всё изменить, но… Жизнь не бумага, а поступки не карандаш… Их не сотрёшь, — он снова посмотрел на Людмилу.
Опустив голову, она молча смотрела на чемодан.
– Я не могу за тебя решать… — он взял её ладонь и поднеся к губам и осторожно, как-то несмело поцеловал.
Людмила растерянно подняла на него глаза.
– Но я… Мне есть, где жить. Уеду к родителям, благо, не далеко. Только знай… Я все эти годы любил тебя, корил себя, пытался рядом с Аллой тебя забыть. Я думал, уже нет пути назад… А сейчас не знаю, есть ли?.. Есть ли сейчас этот путь? Не ты всё это разрушила, а я… Только я. Ты можешь прогнать, и я тебя пойму… Я это заслужил. А можешь…
– Твой дом здесь, он всегда был твоим… Нашим, — она улыбнулась, проведя рукой по его небритой щеке.
Накинув на плечи шаль, Людмила осторожно вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Разгородив шторы, она улыбнулась, чуть сощурившись от яркого, ослепительного блеска утренней зимней холодной зори. Город, казалось, только-только просыпался, окутанный, словно вуалью, тонкой, полупрозрачной морозной дымкой. Только кое-где, кутаясь в тёплые куртки и пальто, мелькали одинокие прохожие. Людмила закрыла глаза, вздохнув полной грудью. Удивительно, но сейчас, казалось, и дышалось уже совсем по-другому — легко, свободно, будто груз каждодневных забот, тревоги, перестав давить на плечи, вдруг куда-то улетучился. Людмила снова улыбнулась и, облокотившись на подоконник, посмотрела на город уже другими, счастливыми глазами. Улицы потихоньку оживали, всё больше прохожих, спешащих по своим делам, оставляли свои следы на выпавшем вчера пушистом белоснежном природном покрывале. А она всё смотрела и смотрела, пробегая глазами от дома к дому, от прохожего к прохожему. Ей, почему-то, вдруг показалось, как будто кто-то смотрит на неё с той стороны окна. Она ещё раз оглядела двор, соседние улицы, остановив свой взгляд на женщине, стоявшей на углу одного из дальних домов. Людмиле казалось, что это именно она… Именно эта женщина смотрит, не отрываясь, на их дом, на окна седьмого этажа, за одним из которых стояла она сама. Людмила отошла от окна и, поправив чуть съехавшую шаль, снова подошла к двери в комнату, из которой только недавно вышла, и, тихонько приоткрыв её, вошла внутрь.
Алла всё стояла и смотрела на дома, на ярко освещённые выглянувшим из-за горизонта холодным зимним солнцем, окна.
– Ну, что, едешь, что ли? — мужчина, выйдя из машины, нетерпеливо посмотрел на неё. — Опоздаешь на электричку-то. Да и мне ещё на работу сегодня.
– Да, сейчас, — не в силах оторвать взгляда от окон одного из домов, ответила она. — Сейчас.
Мужчина, покачав головой, снова сел в машину.
– Ну, вот и всё… Прости, — тихо, чуть слышно прошептала Алла и, вытерев проступившие слёзы, повернулась. — Ну, ладно, тётя Нин, ты приезжай к нам, посмотришь, как живём, Егорку нашего увидишь.
– Ты не переживай. Жизнь на этом не останавливается. Если не твоё, всё равно бы ушло… Как не держи… Из сердца не выкинешь, — Нина, грустно улыбнувшись, обняла её, погладив по голове.
– Ничего, я справлюсь… Не впервой, — Алла, улыбнувшись в ответ, с грустью посмотрела на тётю. — Ладно, пора уже, не буду задерживать дядю Володю, а то опять ругаться будет, — она посмотрела на машину. — Не скучай, звони, если что.
Сев в машину, Алла помахала Нине рукой.
Машина медленно выехала на дорогу. Нина, стоя на обочине, не отрываясь смотрела вслед, пока они совсем не скрылись с её глаз, выехав на оживлённое шоссе. Вздохнув, она опустила голову, медленно зашагав по дорожке к дому.
А солнце уже вовсю сияло над горизонтом, освещая безоблачное голубое небо. Казалось, даже природа, наконец-то, ожила, разогнав хмурые, тяжёлые снеговые тучи.
– Да мне не так далеко ехать, успею ещё на автобус, — Александр грустно улыбнулся. — Мне кажется, так будет лучше, — тихо добавил он, посмотрев на бывшую жену.
– Наверно, ты прав, — вздохнув ответила она и, бросив на него быстрый взгляд, снова посмотрела в окно. — Передавай приветы маме, папе.
– Я тогда пойду, — он опустил голову.
– Конечно, — тихо ответила Людмила, повернув голову в его сторону.
Закрыв за ним дверь, она снова подошла к окну. Тоска, одиночество, с новой силой окружили её. Она грустно улыбнулась, посмотрев, как свозь метель медленно шёл знакомый силуэт, останавливаясь и поворачивая голову на свет родных окон.
Полночи было не до сна. Ворочаясь с боку на бок, Людмила всё вспоминала прошедший вечер.
«Остановить бы, — думала она. — А почему-то не смогла…»
А метель всё бушевала и бушевала за окном, а где-то там… Недалеко от города, точно также не спал, терзаясь виной, одинокий мужчина.
***
И вот снова пришёл новый вечер, снова метель, снова одинокая лавочка и снова он… Боясь зайти в подъезд, медленно, с передышкой, подняться по многочисленным ступенькам, останавливаясь, обуреваемый сомнениями и виной.
Вздохнув, Александр на пару секунд закрыл глаза, собираясь с мыслями и, резко поднявшись, быстрым шагом подошёл к подъезду.
***
Нина подошла к племяннице, стоявшей у окна.
– Ох, девка. Натворила ты дел. Разрушила семью, думала счастье на руинах построишь? На чужом несчастье — счастья не построить. Разве из сердца выкинешь, коль любовь там всё так же теплится? Нет, — женщина вздохнула, присев на стул. — И чего тебе не жилось-то с Жоркой? Муж работящий, любящий, что нам ещё нужно? Семья, сын… Сына вот отца лишила, а зачем? Чего добилась? Раз уж увела тогда Жорку, ладно пусть, может там и правда, семьи уже не было, а ты ещё и свою разрушила потом. За второго, от нечего делать, вышла и там ужиться не смогла. Эх, девка, не умеешь ты жить. Рушишь и рушишь, оставляешь за собой только раны, а теперь и сама одна осталось… Что, думаешь, вернёшь? После того, как к ней пришёл? Бороться будешь? А с кем? Если только сама с собой… Нет… — Нина снова вздохнула. — Не на чего теперь надеяться. Нечего теперь ждать. Наказала жизнь, — она посмотрела на племянницу.
Алла всё также, будто застывшая, стояла у окна, смотря на крупные хлопья снега, кружившиеся за окном.
– Чего теперь горевать. Раньше надо было думать, — Нина встала. — Хватит уже маяться. Пойдём поедим, а там и спать пора… Или, может, голодом себя теперь морить собралась? — выходя из комнаты обернулась она, посмотрев на всё также неподвижно стоявшую у окна племянницу. — Или, может, всю ночь так стоять будешь?
– Сейчас иду, — поправив съехавшую с плеч шаль, ответила Алла. — Иду… Завтра… Хочу вернуться, ненадолго сюда приехала всё-таки. Сыну надо помогать, внука растить, а там… Будь, что будет, — вздохнув, она загородила шторы.
– Наше дело теперь такое — детям, да внукам помогать.
Алла обернулась, задумчиво посмотрев на дверь.
Нина, удивлённо выглянув из кухни, покачала головой. И, вздохнув, подошла к распахнутой настежь входной двери.
***
– А помнишь, как мы с тобой в кафе этом сидели? Ты ещё замёрзла, и я уговорил тебя зайти туда? — поставив чашку с недопитым чаем на стол, Александр улыбнулся. — А там так уютно оказалось.
– Да, там ещё выпечка такая вкусная, — Людмила задумчиво наклонила голову на бок.
– А помнишь, ты ещё пыталась разгадать, как они эти булочки пекут? — он осторожно дотронулся до её руки.
Людмила подняла голову, растерянно посмотрев на него.
В дверь кто-то позвонил.
– Может, я сам открою?
– Нет, сиди, я сама, — Людмила нехотя встала.
Открыв дверь, она застыла на пороге.
– Привет. Можно я пройду? — Алла окинула её взглядом.
– Проходи, — Людмила грустно вздохнула, оглянувшись на бывшего мужа.
– Сидите, значит, — Алла грустно усмехнулась. — Можно было понять, что ты сюда… А не к родителям торопился… Точнее, не только к ним.
Александр молча опустил голову.
– Молчишь? Правильно, чего сказать тут? — она перевела взгляд на Людмилу. — Тринадцать лет держала его. Хотела тепла, а жила в холоде.
Она снова усмехнулась.
– Может пройдёшь? — плотно сжав губы, стараясь не смотреть на соперницу, спросила Людмила.
– Нет, — отрицательно покачав головой, ответила Алла. — Нет. Зачем? Кто я здесь? Лишняя. Впрочем, чего ещё мне ждать? Нет. На чужом несчастье — счастья не построишь, правильно люди говорят. Я пыталась, но… Знала ведь — ничего не выйдет, знала, — вздохнув, она снова посмотрела на Александра. — Нет. Не хочу больше! Не хочу! Какая это жизнь!? Холод и одиночество, хотя и не одна, — не сводя с него глаз, проговорила она. — Все эти годы он только о тебе думал, — Алла перевела взгляд на Людмилу. — Натворила я дел, только самой от этого хуже стало… Саша… Я вещи твои привезла. Привезла туда, где они нужнее. Прости, — бросив беглый взгляд на Людмилу, она вышла из квартиры, опустив голову.
Посмотрев на чемодан, оставленный Аллой, Людмила перевела взгляд на Александра.
– Я… — подойдя к ней, нерешительно начал он. — Прости меня… Я знаю, какую рану тебе нанёс, но… Я хотел тогда побежать за тобой, но… А что бы я тебе сказал? Ты была права… Что объяснять, если и так всё понятно. Говорить дежурные фразы? Что я виноват или ты неправильно поняла всё? Нет. Только больнее бы всем стало, а тебе в первую очередь. Наверно, нужно было время, только я слишком с ним затянул. Слишком много его упустил. Я виноват, страшно виноват, — вздохнув, мужчина опустил голову. — Я всё понимаю, и всё приму. Я должен был тебе всё это сказать. Я бы хотел всё изменить, но… Жизнь не бумага, а поступки не карандаш… Их не сотрёшь, — он снова посмотрел на Людмилу.
Опустив голову, она молча смотрела на чемодан.
– Я не могу за тебя решать… — он взял её ладонь и поднеся к губам и осторожно, как-то несмело поцеловал.
Людмила растерянно подняла на него глаза.
– Но я… Мне есть, где жить. Уеду к родителям, благо, не далеко. Только знай… Я все эти годы любил тебя, корил себя, пытался рядом с Аллой тебя забыть. Я думал, уже нет пути назад… А сейчас не знаю, есть ли?.. Есть ли сейчас этот путь? Не ты всё это разрушила, а я… Только я. Ты можешь прогнать, и я тебя пойму… Я это заслужил. А можешь…
– Твой дом здесь, он всегда был твоим… Нашим, — она улыбнулась, проведя рукой по его небритой щеке.
***
Накинув на плечи шаль, Людмила осторожно вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Разгородив шторы, она улыбнулась, чуть сощурившись от яркого, ослепительного блеска утренней зимней холодной зори. Город, казалось, только-только просыпался, окутанный, словно вуалью, тонкой, полупрозрачной морозной дымкой. Только кое-где, кутаясь в тёплые куртки и пальто, мелькали одинокие прохожие. Людмила закрыла глаза, вздохнув полной грудью. Удивительно, но сейчас, казалось, и дышалось уже совсем по-другому — легко, свободно, будто груз каждодневных забот, тревоги, перестав давить на плечи, вдруг куда-то улетучился. Людмила снова улыбнулась и, облокотившись на подоконник, посмотрела на город уже другими, счастливыми глазами. Улицы потихоньку оживали, всё больше прохожих, спешащих по своим делам, оставляли свои следы на выпавшем вчера пушистом белоснежном природном покрывале. А она всё смотрела и смотрела, пробегая глазами от дома к дому, от прохожего к прохожему. Ей, почему-то, вдруг показалось, как будто кто-то смотрит на неё с той стороны окна. Она ещё раз оглядела двор, соседние улицы, остановив свой взгляд на женщине, стоявшей на углу одного из дальних домов. Людмиле казалось, что это именно она… Именно эта женщина смотрит, не отрываясь, на их дом, на окна седьмого этажа, за одним из которых стояла она сама. Людмила отошла от окна и, поправив чуть съехавшую шаль, снова подошла к двери в комнату, из которой только недавно вышла, и, тихонько приоткрыв её, вошла внутрь.
***
Алла всё стояла и смотрела на дома, на ярко освещённые выглянувшим из-за горизонта холодным зимним солнцем, окна.
– Ну, что, едешь, что ли? — мужчина, выйдя из машины, нетерпеливо посмотрел на неё. — Опоздаешь на электричку-то. Да и мне ещё на работу сегодня.
– Да, сейчас, — не в силах оторвать взгляда от окон одного из домов, ответила она. — Сейчас.
Мужчина, покачав головой, снова сел в машину.
– Ну, вот и всё… Прости, — тихо, чуть слышно прошептала Алла и, вытерев проступившие слёзы, повернулась. — Ну, ладно, тётя Нин, ты приезжай к нам, посмотришь, как живём, Егорку нашего увидишь.
– Ты не переживай. Жизнь на этом не останавливается. Если не твоё, всё равно бы ушло… Как не держи… Из сердца не выкинешь, — Нина, грустно улыбнувшись, обняла её, погладив по голове.
– Ничего, я справлюсь… Не впервой, — Алла, улыбнувшись в ответ, с грустью посмотрела на тётю. — Ладно, пора уже, не буду задерживать дядю Володю, а то опять ругаться будет, — она посмотрела на машину. — Не скучай, звони, если что.
Сев в машину, Алла помахала Нине рукой.
Машина медленно выехала на дорогу. Нина, стоя на обочине, не отрываясь смотрела вслед, пока они совсем не скрылись с её глаз, выехав на оживлённое шоссе. Вздохнув, она опустила голову, медленно зашагав по дорожке к дому.
А солнце уже вовсю сияло над горизонтом, освещая безоблачное голубое небо. Казалось, даже природа, наконец-то, ожила, разогнав хмурые, тяжёлые снеговые тучи.
