Иногда жизнь испытывает нас, ставя на пути препятствия, заслоны и соблазны. Иногда заставляет пройти экзамен, чтобы проверить, готов ли ты, наплевав на слухи, на пересуды, поверить близкому, родному человеку, или всё же тем, кто злорадно, завистливо шепчет на ухо? Каждый ли сможет преодолеть себя, поверить, обойти препятствия? А если нет? Сможет ли осознать свою вину? Сможет ли признать её? А сможет ли простить? Много экзаменов и испытаний на жизненном пути человека. Много вопросов, много ответов, много раздумий. Забыть, нельзя вернуться? Или: Забыть нельзя, вернуться? Каждый решает сам, где поставить запятую.
– Кондратич! Семён! Ты что ли? — мужчина улыбаясь окликнул Семёна, читавшего расписание у небольшого поселкового вокзала.
Он оглянулся.
– Никак Иван? — и, улыбнувшись, пошёл на встречу.
– Он самый. А я смотрю ты, не ты? И не замечаешь даже, — раскинув руки ответил Иван.
Они обнялись, похлопав друг друга по спине.
– Да я думал, нет уж тут никого знакомых, разъехались, кто куда.
– Куда мы денемся? Молодёжь разъехалась, а старики остались. Приехали когда-то, родились уже тут, и помирать тут будем, — ответил Иван, махнув рукой. — Ну, на совсем или так, погостить?
– Не знаю пока, не решил ещё. Осмотрюсь, будет видно.
– А то оставайся. Работы не много, в основном в город все ездят. Фермерские хозяйства сейчас в основном везде, ну, и так, частные мастерские, да производства всякие, но такие, как ты нужны. Не забыл ещё прежнюю работу-то?
– Да нет. Руки всё помнят, — улыбнувшись и показав руки ответил Семён.
– Это хорошо. Я сейчас и сам начальник, не большой, правда, но не в этом дело. Люди нужны. Хороших столяров не хватает. Так что, если задержишься, приходи. Недалеко от вас-то работаю.
– Ну, а здесь какими судьбами?
– Да как раз по работе. Слушай, ты сейчас домой собрался?
– Ну да, только с электрички.
– Я бы тебя подвёз, да сам не знаю, когда управлюсь. У меня здесь дочь, если чего у неё могу заночевать, может со мной?
– Да нет, не хочу задерживаться. Дома давно не был, лучше сразу туда. Автобус, правда, вот смотрю, ещё не скоро, — он повернул голову в сторону пустой автобусной стоянки.
– Да, сейчас не часто ходят. Слушай, ты давно на телеге-то ездил в последний раз?
– Это ты к чему? — удивился Семён.
– Да вон, там мужик один, знакомый, надёжный человек, до сих пор по старинке ездит, может подвезти. Правда, ему чуть подальше, но у реки остановит, а там недалеко, сам дойдёшь? Пойдём познакомлю?
– Ну, пошли, чего ждать-то.
Они прошли станцию и свернули за угол. Напротив небольшого, одноэтажного здания местного магазина, стояла запряжённая телега.
– Ну, вот и транспорт, а вон и сам, — он махнул рукой вышедшему из магазина мужчине лет шестидесяти. — Здорово, Санёк, ну, чего, всё закупил? Домой теперь?
– Домой, куда ещё-то?
– Знакомься — Семён, сосед, можно сказать, в селе за рекой живёт, точнее раньше там жил. Подвезёшь, хотя бы до реки?
– Ну, а чего не подвезти, подвезу. Раз сосед, как не помочь. Александр, — протянул он руку.
Семён протянул руку в ответ.
– Ну, Семён, давай, — Иван протянул на прощание руку. — Ты заходи, буду ждать.
– Ладно, там будет видно. Если что, приду. Ну, давай.
– Привет своим передавай. Может и сам зайду как ни то.
Иван ещё какое-то время постоял, глядя им вслед.
– Значит, соседи? — спросил Александр, не поворачиваясь.
– Выходит, соседи. Через реку от вас живу. Там мост-то так и не построили?
– Да кто будет-то? Так и ездят ваши, за два километра в обход, автобус раза три в день ходит, а коль быстрее надо — на пароме, зимой — по льду.
Семён вздохнул.
Весна уже окрасила своими первыми яркими и сочными красками природу. На небольшой луговине, справа от дороги, уже расстилался жёлтый ковёр одуванчиков. Пахло терпким ароматом черёмухи, росшей за луговиной в небольшом перелеске. Природа оживала, расцветала под майским тёплым солнцем. Птицы звонким гомоном, казалось соревновались друг с другом, чья песнь красивее и звонче. Только Семёна не радовала, ни весна, ни ароматы первых весенних цветов, ни щебетание и переливы птичьих голосов. Снова возвращался он в то время, когда в один миг собрался и, не оглядываясь, ушёл. Ушёл в неизвестность, не разбирая дороги.
– Смотрю, поля-то не засевали. Совсем видать совхоз разваливается? — кивнув головой в сторону, за перелесок спросил Семён. — Помню раньше на поле капусту сажали, а теперь пусто совсем, зарастает.
– Да, — махнул рукой Александр. — Держится пока. Правда, сократили площади, выгоды, говорят, нет. Часть отдали фермерам, что-то на продажу. Два года назад ещё сажали её, а теперь забросили, видать. А ты, смотрю, давно тут не был?
– Давно, десять лет.
– Что так? За длинным рублём погнался? Заработать решил?
– Да какое там, — махнул рукой Семён. — Почти и не заработал ничего. Помотался по стране, то там, то тут.
– А теперь вернуться решил?
– Решил. Родители у меня тут, кто ещё поможет. Брат далеко. Отслужил и остался на сверхсрочную. Женился там, да так и остался, дом, дети там, куда уедешь? Да и привык уже. Сейчас на пенсии. Не молодые уже, родители-то, внуки есть, но и у тех свои семьи, свои дела, помогают конечно, но…
– А я вот как родился, так и прилип к одному месту. Женился здесь, дети тут родились, сейчас вот тоже разъехались кто куда, а мы с женой так и остались. Сейчас тоже на пенсии, жена, правда, работает, а я так, помогаю иногда, если попросят. Своим хозяйством в основном занимаюсь. Да вот его, — он кивнул на коня, — ещё содержу. Накладно, конечно, в наше время, но не могу я, понимаешь, — Александр постучал себя в грудь, — к этим железкам привыкнуть, как сел в детстве на коня, так слезть не могу.
Семён рассмеялся и, повернув голову, снова засмотрелся на округу. Далёко внизу, как на ладони расстилалось большое село. Кое где уже начали зацветать сады. Где-то перекликались петухи. Всё родное, всё знакомое для него, а как будто чужое.
– А ты что же, всё-таки, уехал-то? Раз не за богатством, так за чем? — Александр наконец-то повернулся, посмотрев на него.
– Да так, — тихо ответил Семён, опустив голову. — Жена у меня была. Рядом с родителями дом, там и жили. Любили друг друга. Всё вроде хорошо было, жили душа в душу. Я как женился, так на других и смотреть не мог, красивая, хозяйственная, всё, что надо. Детей вырастили. — Семён замолчал, собираясь с мыслями. — А потом… Слухи бабы пустили, что, мол, ухлёстывает за ней один, местный, не поверил, да и чего верить, он же человек такой, за каждой юбкой бегает. Да и как поверить, когда любовь такая у нас, столько лет живём, а всё друг на друга как первый раз смотрим. Но закралось вот какая-то заноза в сердце, покоя не давала, тем более, и он за ней когда-то ухаживал, любовь у них вроде была. Я же её можно сказать и увёл у него, в своё время… Пришёл раньше времени, и всю картину увидел. Я сразу к родителям и ушёл. Она винилась, прощения просила, не виновата, мол, а чего говорить, если и так всё понятно, видел же всё. Я вещи собрал и уехал… На десять лет.
– Ну, а этот как же? Так и стерпел его?
– Ну, что устраивать драки, разборки эти? Зачем? Дело сделано, не исправишь. Кому легче будет от того, что я с ним в драку полезу?
– Ну, а дети как же?
– Дочка к тому времени полгода, как замуж вышла, муж хороший, до сих пор живут, а сын только-только из армии вернулся. Не в обиде на меня, поняли, мать, конечно, тоже не бросили, родителям моим помогают. Созваниваемся. Сын даже жил одно время со мной, потом уехал на родину, девушку там встретил, женился и не вернулся ко мне. Но я не в обиде, жена у него хорошая, внуков вот нарожали. Только про мать говорить им запретил. С родителями тоже переписывался, и тем запретил. Сейчас вот хорошо, телефоны есть, созваниваемся, а раньше только письма, а идут-то сколько. Мать ещё шутила, мол, только один адрес запомнишь, а ты уже на другой переехал.
– Значит, к ним едешь? А она всё там же?
– Наверное, кто знает?
– Да, дела. Сложно всё. Ну, а ты что же, так семьёй и не обзавёлся? Так один всё?
– Ну, почему. Пока мотался, некогда семью было заводить, а потом, когда осел на одном месте, с женщиной сошёлся. У неё, правда, наоборот, муж нашёл другую и уехал с ней. А потом через несколько лет вернулся, прощение просил, ну, она и ушла опять к нему, люблю, говорит его, не могу ничего поделать. Так вот и один теперь.
– Ну, а она, жена-то бывшая?
– А кто её знает? — Семён вздохнул.
– Слушай, а чего же она так, если любила? Может, сам повод дал? Ну, знаешь, бывает такое… Такие… Ради мести, что ли, сами также. Может и здесь чего? — Александр снова повернулся и посмотрел на него.
– Если бы. Я же её так любил, смотреть на других не мог. Если бы был повод, ещё как-то понял бы, а тут… Что тут говорить, — он махнул рукой.
Дальше ехали молча. Каждый погрузился в свои думы.
– Ну, вот и приехали. Тебе туда, — Александр кивнул на паром. — А мне дальше.
– Ну, давай, — Семён протянул ему руку. — Счастливо.
– И тебе счастливо. Может ещё всё наладится, не старый ещё. Сколько тебе лет-то?
– Пятьдесят четыре. Вроде не старый, а как будто вечность прожил, — задумчиво ответил он. — Ну, ладно, пойду. Может ещё увидимся.
Сев на паром, Семён подошёл к перилам и закурил, вглядываясь в сторону своего села. Изменилось всё. Новая пристань, дома уже не те, что раньше, да и само село стало больше.
«Десять лет прошло. Десять лет не был дома, не видел матери с отцом», — думал он, не отрываясь от приближающегося берега.
Чем ближе приближались к берегу, чем сильнее была боль и тоска. Грудь как камнем сдавили воспоминания. Сойдя на берег, он неторопливо пошёл по дороге к родному дому.
Подойдя к калитке, Семён посмотрел на соседний дом. В сердце снова кольнуло. Новые окна, занавески, цветы на подоконнике, чистота кругом, цветы на клумбе, которые она так любила, всё напоминало ему о Насте, его первой и единственной любви, ставшей потом женой. Вздохнув, он открыл калитку.
– Ой, сынок, вернулся бы ты уж совсем, — вздохнув сказала мать, глядя, как сын с аппетитом есть. — Один всё. Небось и накормить некому?
– Да ладно тебе, мать, ну, чего, ей Богу. Что же поделаешь, если жизнь не сложилась.
– Настя — вот тоже одна все эти годы, — с опаской взглянув на сына, начала Степанида.
– Мам! Я сколько раз говорил, не надо мне про неё рассказывать! Живёт и пуст живёт. Сама себе жизнь выбрала, — бросив вилку, ответил Семён.
– Ты не обижайся, я — это так. Ты кушай, проголодался-то как за дорогу.
– Спасибо! Наелся уже. Пойду покурю.
Семён, закурил, выйдя на крыльцо. Радости от возвращения не было никакой. Сердце всё не унималось. Снова и снова перед глазами вставала прошлая, счастливая жизнь.
«Как так могло случиться? Почему? Вроде столько лет прошло, и вот тебе. Отомстил всё-таки. Не смирился, что увёл её у него», — думал он, смотря в даль.
В соседнем доме с небольшим скрипом открылась дверь. Семён вздрогнул от неожиданности, повернув голову. Настя смотрела на него грустными глазами.
– Здравствуй, Сеня. Приехал, значит? Насовсем или погостить?
– Не знаю, — зло бросил он, отвернувшись.
Сердце бешено колотилось, хотелось уйти, но ноги как будто прилипли к полу.
– А я вот, подышать вышла. Жарко сегодня. Все дела переделала, что в такую погоду дома, в духоте, сидеть, хотя бы воздухом подышать и то хорошо, — слегка улыбнувшись сказала она, снова посмотрев на него.
– Твоё дело, — Семён, бросив окурок, ушёл в дом, хлопнув дверью.
Настя постояла ещё немного, посмотрев на закрывшуюся дверь, и, горько вздохнув, ушла обратно.
– Ну, чего, пришёл всё-таки? — Иван протянул ему руку. — Это хорошо, мне рабочие руки вот как нужны, — он провёл ребром ладони по шее. — Зарплата, правда, не очень большая, но лучше, чем в том же совхозе. Еле-еле на плаву держится. Ну, так согласен?
– Согласен. Много мне не надо, хватит, — махнув рукой, задумчиво сказал Семён.
– Живёшь-то дома? — искоса поглядев на него спросил Иван.
– А где ж мне ещё жить? У меня один дом… Родительский, — недовольно ответил Семён.
– Ну, да, — посмотрев на него ответил он.
– Ну, так мне к делу-то приступать или так и будем мою личную жизнь обсуждать?
– Ну, так дела свои знаешь. Навыки, надеюсь, ещё не растерял? Дел много. Мебели заказывают много, так что без работы тебе не сидеть. Ты ж вроде ещё резьбой занимался?
– Было дело, — нехотя ответил Семён.
– Ну, так это ещё лучше. Если руки ещё помнят, можно и тут, в нашем деле применить, больше заработаешь. Ну, а как с ней? Так всё и злишься?
– С кем с ней? — уже зло бросил Семён.
– Зря ты. Баб наших наслушался, знаешь же, как некоторое из них любят хорошего человека очернить. Взять ту же Нинку, только бы кого грязью облить. Сама не одного мужика не пропустила, так и зыркала на всех. У самой пробу ставить негде было, так и на других ту же печать ставила, а дураки верят, — искоса посмотрев на него ответил Иван.
– Давай не будем, а. Я вообще не хочу касаться этой темы, — на удивление беззлобно ответил Семён.
– Тебя подвезти, до дома-то? Мне тут заехать надо к Алексеичу, может заодно, всё равно мимо дома проезжать? — спросил Иван, когда Семён, закончив работу, вышел с территории мастерской.
– Ты езжай, — махнув рукой ответил он. — Как приехал, так и не прошёл по родным местам, хоть прогуляюсь, осмотрюсь.
– Ну, как хочешь, давай, поехал тогда.
Семён вышел в поле, расположенное в нескольких метрах от мастерской. Ранние всходы, казалось, только недавно пробив землю, уже устремились ввысь, к солнцу. В чистом, безоблачном небе распевал свою песню жаворонок, с резким посвистыванием проносились над головой стрижи. Воздух, наполненный дурманящим ароматам черёмухи, вместо радости, какая всегда бывает весной, когда природа, окончательно пробудившись после долгого зимнего сна, оживая сама, оживляет, даёт новую жизнь всему вокруг — деревьям, цветам, когда первые предвестники лета одуванчики окрашивают луга своим ярким жёлтым цветом, приносил лишь осеннюю тоску и грусть. Радоваться бы — весна, начало жизни, а не получается. Больше двадцати лет счастья, а кажется, так мало его было. Десять лет прошло, а всё никак забыть, выкинуть из сердца, не получается. Снова и снова всплывает её образ, такие любимые, любящие, родные глаза, а оказались такими чужими. Оказывается, и десяти лет мало, чтобы боль ушла, сердце больше не ныло. Так, задумавшись, не замечая ничего и никого вокруг, Семён настолько погрузился в свои мысли, что не услышал, как его кто-то окликнул, и лишь когда, уже громче, кто-то снова повторил его имя, он обернулся. И снова, как и прежде, сердце бешено забилось. Отвернуться, не смотреть, убежать, но ноги снова, как и тогда — на крыльце, пригвоздили его к месту. Настя, подойдя к нему, глянула своими, такими, казалось чистыми, добрыми голубыми глазами, прямо в его глаза, пронзив до самого сердца словно острым ножом.
– Ты домой? Я вот тоже, — нерешительно начала она. — Может вместе дойдём? Не чужие же… Да и живём рядом.
– Хочешь — иди, дорога большая, — всё-таки отвернувшись, ответил Семён.
Подходящих слов никак не находилось. О чём говорить, таким родным, но уже чужим, как думал он, людям.
***
– Кондратич! Семён! Ты что ли? — мужчина улыбаясь окликнул Семёна, читавшего расписание у небольшого поселкового вокзала.
Он оглянулся.
– Никак Иван? — и, улыбнувшись, пошёл на встречу.
– Он самый. А я смотрю ты, не ты? И не замечаешь даже, — раскинув руки ответил Иван.
Они обнялись, похлопав друг друга по спине.
– Да я думал, нет уж тут никого знакомых, разъехались, кто куда.
– Куда мы денемся? Молодёжь разъехалась, а старики остались. Приехали когда-то, родились уже тут, и помирать тут будем, — ответил Иван, махнув рукой. — Ну, на совсем или так, погостить?
– Не знаю пока, не решил ещё. Осмотрюсь, будет видно.
– А то оставайся. Работы не много, в основном в город все ездят. Фермерские хозяйства сейчас в основном везде, ну, и так, частные мастерские, да производства всякие, но такие, как ты нужны. Не забыл ещё прежнюю работу-то?
– Да нет. Руки всё помнят, — улыбнувшись и показав руки ответил Семён.
– Это хорошо. Я сейчас и сам начальник, не большой, правда, но не в этом дело. Люди нужны. Хороших столяров не хватает. Так что, если задержишься, приходи. Недалеко от вас-то работаю.
– Ну, а здесь какими судьбами?
– Да как раз по работе. Слушай, ты сейчас домой собрался?
– Ну да, только с электрички.
– Я бы тебя подвёз, да сам не знаю, когда управлюсь. У меня здесь дочь, если чего у неё могу заночевать, может со мной?
– Да нет, не хочу задерживаться. Дома давно не был, лучше сразу туда. Автобус, правда, вот смотрю, ещё не скоро, — он повернул голову в сторону пустой автобусной стоянки.
– Да, сейчас не часто ходят. Слушай, ты давно на телеге-то ездил в последний раз?
– Это ты к чему? — удивился Семён.
– Да вон, там мужик один, знакомый, надёжный человек, до сих пор по старинке ездит, может подвезти. Правда, ему чуть подальше, но у реки остановит, а там недалеко, сам дойдёшь? Пойдём познакомлю?
– Ну, пошли, чего ждать-то.
Они прошли станцию и свернули за угол. Напротив небольшого, одноэтажного здания местного магазина, стояла запряжённая телега.
– Ну, вот и транспорт, а вон и сам, — он махнул рукой вышедшему из магазина мужчине лет шестидесяти. — Здорово, Санёк, ну, чего, всё закупил? Домой теперь?
– Домой, куда ещё-то?
– Знакомься — Семён, сосед, можно сказать, в селе за рекой живёт, точнее раньше там жил. Подвезёшь, хотя бы до реки?
– Ну, а чего не подвезти, подвезу. Раз сосед, как не помочь. Александр, — протянул он руку.
Семён протянул руку в ответ.
– Ну, Семён, давай, — Иван протянул на прощание руку. — Ты заходи, буду ждать.
– Ладно, там будет видно. Если что, приду. Ну, давай.
– Привет своим передавай. Может и сам зайду как ни то.
Иван ещё какое-то время постоял, глядя им вслед.
***
– Значит, соседи? — спросил Александр, не поворачиваясь.
– Выходит, соседи. Через реку от вас живу. Там мост-то так и не построили?
– Да кто будет-то? Так и ездят ваши, за два километра в обход, автобус раза три в день ходит, а коль быстрее надо — на пароме, зимой — по льду.
Семён вздохнул.
Весна уже окрасила своими первыми яркими и сочными красками природу. На небольшой луговине, справа от дороги, уже расстилался жёлтый ковёр одуванчиков. Пахло терпким ароматом черёмухи, росшей за луговиной в небольшом перелеске. Природа оживала, расцветала под майским тёплым солнцем. Птицы звонким гомоном, казалось соревновались друг с другом, чья песнь красивее и звонче. Только Семёна не радовала, ни весна, ни ароматы первых весенних цветов, ни щебетание и переливы птичьих голосов. Снова возвращался он в то время, когда в один миг собрался и, не оглядываясь, ушёл. Ушёл в неизвестность, не разбирая дороги.
– Смотрю, поля-то не засевали. Совсем видать совхоз разваливается? — кивнув головой в сторону, за перелесок спросил Семён. — Помню раньше на поле капусту сажали, а теперь пусто совсем, зарастает.
– Да, — махнул рукой Александр. — Держится пока. Правда, сократили площади, выгоды, говорят, нет. Часть отдали фермерам, что-то на продажу. Два года назад ещё сажали её, а теперь забросили, видать. А ты, смотрю, давно тут не был?
– Давно, десять лет.
– Что так? За длинным рублём погнался? Заработать решил?
– Да какое там, — махнул рукой Семён. — Почти и не заработал ничего. Помотался по стране, то там, то тут.
– А теперь вернуться решил?
– Решил. Родители у меня тут, кто ещё поможет. Брат далеко. Отслужил и остался на сверхсрочную. Женился там, да так и остался, дом, дети там, куда уедешь? Да и привык уже. Сейчас на пенсии. Не молодые уже, родители-то, внуки есть, но и у тех свои семьи, свои дела, помогают конечно, но…
– А я вот как родился, так и прилип к одному месту. Женился здесь, дети тут родились, сейчас вот тоже разъехались кто куда, а мы с женой так и остались. Сейчас тоже на пенсии, жена, правда, работает, а я так, помогаю иногда, если попросят. Своим хозяйством в основном занимаюсь. Да вот его, — он кивнул на коня, — ещё содержу. Накладно, конечно, в наше время, но не могу я, понимаешь, — Александр постучал себя в грудь, — к этим железкам привыкнуть, как сел в детстве на коня, так слезть не могу.
Семён рассмеялся и, повернув голову, снова засмотрелся на округу. Далёко внизу, как на ладони расстилалось большое село. Кое где уже начали зацветать сады. Где-то перекликались петухи. Всё родное, всё знакомое для него, а как будто чужое.
– А ты что же, всё-таки, уехал-то? Раз не за богатством, так за чем? — Александр наконец-то повернулся, посмотрев на него.
– Да так, — тихо ответил Семён, опустив голову. — Жена у меня была. Рядом с родителями дом, там и жили. Любили друг друга. Всё вроде хорошо было, жили душа в душу. Я как женился, так на других и смотреть не мог, красивая, хозяйственная, всё, что надо. Детей вырастили. — Семён замолчал, собираясь с мыслями. — А потом… Слухи бабы пустили, что, мол, ухлёстывает за ней один, местный, не поверил, да и чего верить, он же человек такой, за каждой юбкой бегает. Да и как поверить, когда любовь такая у нас, столько лет живём, а всё друг на друга как первый раз смотрим. Но закралось вот какая-то заноза в сердце, покоя не давала, тем более, и он за ней когда-то ухаживал, любовь у них вроде была. Я же её можно сказать и увёл у него, в своё время… Пришёл раньше времени, и всю картину увидел. Я сразу к родителям и ушёл. Она винилась, прощения просила, не виновата, мол, а чего говорить, если и так всё понятно, видел же всё. Я вещи собрал и уехал… На десять лет.
– Ну, а этот как же? Так и стерпел его?
– Ну, что устраивать драки, разборки эти? Зачем? Дело сделано, не исправишь. Кому легче будет от того, что я с ним в драку полезу?
– Ну, а дети как же?
– Дочка к тому времени полгода, как замуж вышла, муж хороший, до сих пор живут, а сын только-только из армии вернулся. Не в обиде на меня, поняли, мать, конечно, тоже не бросили, родителям моим помогают. Созваниваемся. Сын даже жил одно время со мной, потом уехал на родину, девушку там встретил, женился и не вернулся ко мне. Но я не в обиде, жена у него хорошая, внуков вот нарожали. Только про мать говорить им запретил. С родителями тоже переписывался, и тем запретил. Сейчас вот хорошо, телефоны есть, созваниваемся, а раньше только письма, а идут-то сколько. Мать ещё шутила, мол, только один адрес запомнишь, а ты уже на другой переехал.
– Значит, к ним едешь? А она всё там же?
– Наверное, кто знает?
– Да, дела. Сложно всё. Ну, а ты что же, так семьёй и не обзавёлся? Так один всё?
– Ну, почему. Пока мотался, некогда семью было заводить, а потом, когда осел на одном месте, с женщиной сошёлся. У неё, правда, наоборот, муж нашёл другую и уехал с ней. А потом через несколько лет вернулся, прощение просил, ну, она и ушла опять к нему, люблю, говорит его, не могу ничего поделать. Так вот и один теперь.
– Ну, а она, жена-то бывшая?
– А кто её знает? — Семён вздохнул.
– Слушай, а чего же она так, если любила? Может, сам повод дал? Ну, знаешь, бывает такое… Такие… Ради мести, что ли, сами также. Может и здесь чего? — Александр снова повернулся и посмотрел на него.
– Если бы. Я же её так любил, смотреть на других не мог. Если бы был повод, ещё как-то понял бы, а тут… Что тут говорить, — он махнул рукой.
Дальше ехали молча. Каждый погрузился в свои думы.
– Ну, вот и приехали. Тебе туда, — Александр кивнул на паром. — А мне дальше.
– Ну, давай, — Семён протянул ему руку. — Счастливо.
– И тебе счастливо. Может ещё всё наладится, не старый ещё. Сколько тебе лет-то?
– Пятьдесят четыре. Вроде не старый, а как будто вечность прожил, — задумчиво ответил он. — Ну, ладно, пойду. Может ещё увидимся.
Сев на паром, Семён подошёл к перилам и закурил, вглядываясь в сторону своего села. Изменилось всё. Новая пристань, дома уже не те, что раньше, да и само село стало больше.
«Десять лет прошло. Десять лет не был дома, не видел матери с отцом», — думал он, не отрываясь от приближающегося берега.
Чем ближе приближались к берегу, чем сильнее была боль и тоска. Грудь как камнем сдавили воспоминания. Сойдя на берег, он неторопливо пошёл по дороге к родному дому.
Подойдя к калитке, Семён посмотрел на соседний дом. В сердце снова кольнуло. Новые окна, занавески, цветы на подоконнике, чистота кругом, цветы на клумбе, которые она так любила, всё напоминало ему о Насте, его первой и единственной любви, ставшей потом женой. Вздохнув, он открыл калитку.
***
– Ой, сынок, вернулся бы ты уж совсем, — вздохнув сказала мать, глядя, как сын с аппетитом есть. — Один всё. Небось и накормить некому?
– Да ладно тебе, мать, ну, чего, ей Богу. Что же поделаешь, если жизнь не сложилась.
– Настя — вот тоже одна все эти годы, — с опаской взглянув на сына, начала Степанида.
– Мам! Я сколько раз говорил, не надо мне про неё рассказывать! Живёт и пуст живёт. Сама себе жизнь выбрала, — бросив вилку, ответил Семён.
– Ты не обижайся, я — это так. Ты кушай, проголодался-то как за дорогу.
– Спасибо! Наелся уже. Пойду покурю.
Семён, закурил, выйдя на крыльцо. Радости от возвращения не было никакой. Сердце всё не унималось. Снова и снова перед глазами вставала прошлая, счастливая жизнь.
«Как так могло случиться? Почему? Вроде столько лет прошло, и вот тебе. Отомстил всё-таки. Не смирился, что увёл её у него», — думал он, смотря в даль.
В соседнем доме с небольшим скрипом открылась дверь. Семён вздрогнул от неожиданности, повернув голову. Настя смотрела на него грустными глазами.
– Здравствуй, Сеня. Приехал, значит? Насовсем или погостить?
– Не знаю, — зло бросил он, отвернувшись.
Сердце бешено колотилось, хотелось уйти, но ноги как будто прилипли к полу.
– А я вот, подышать вышла. Жарко сегодня. Все дела переделала, что в такую погоду дома, в духоте, сидеть, хотя бы воздухом подышать и то хорошо, — слегка улыбнувшись сказала она, снова посмотрев на него.
– Твоё дело, — Семён, бросив окурок, ушёл в дом, хлопнув дверью.
Настя постояла ещё немного, посмотрев на закрывшуюся дверь, и, горько вздохнув, ушла обратно.
***
– Ну, чего, пришёл всё-таки? — Иван протянул ему руку. — Это хорошо, мне рабочие руки вот как нужны, — он провёл ребром ладони по шее. — Зарплата, правда, не очень большая, но лучше, чем в том же совхозе. Еле-еле на плаву держится. Ну, так согласен?
– Согласен. Много мне не надо, хватит, — махнув рукой, задумчиво сказал Семён.
– Живёшь-то дома? — искоса поглядев на него спросил Иван.
– А где ж мне ещё жить? У меня один дом… Родительский, — недовольно ответил Семён.
– Ну, да, — посмотрев на него ответил он.
– Ну, так мне к делу-то приступать или так и будем мою личную жизнь обсуждать?
– Ну, так дела свои знаешь. Навыки, надеюсь, ещё не растерял? Дел много. Мебели заказывают много, так что без работы тебе не сидеть. Ты ж вроде ещё резьбой занимался?
– Было дело, — нехотя ответил Семён.
– Ну, так это ещё лучше. Если руки ещё помнят, можно и тут, в нашем деле применить, больше заработаешь. Ну, а как с ней? Так всё и злишься?
– С кем с ней? — уже зло бросил Семён.
– Зря ты. Баб наших наслушался, знаешь же, как некоторое из них любят хорошего человека очернить. Взять ту же Нинку, только бы кого грязью облить. Сама не одного мужика не пропустила, так и зыркала на всех. У самой пробу ставить негде было, так и на других ту же печать ставила, а дураки верят, — искоса посмотрев на него ответил Иван.
– Давай не будем, а. Я вообще не хочу касаться этой темы, — на удивление беззлобно ответил Семён.
***
– Тебя подвезти, до дома-то? Мне тут заехать надо к Алексеичу, может заодно, всё равно мимо дома проезжать? — спросил Иван, когда Семён, закончив работу, вышел с территории мастерской.
– Ты езжай, — махнув рукой ответил он. — Как приехал, так и не прошёл по родным местам, хоть прогуляюсь, осмотрюсь.
– Ну, как хочешь, давай, поехал тогда.
Семён вышел в поле, расположенное в нескольких метрах от мастерской. Ранние всходы, казалось, только недавно пробив землю, уже устремились ввысь, к солнцу. В чистом, безоблачном небе распевал свою песню жаворонок, с резким посвистыванием проносились над головой стрижи. Воздух, наполненный дурманящим ароматам черёмухи, вместо радости, какая всегда бывает весной, когда природа, окончательно пробудившись после долгого зимнего сна, оживая сама, оживляет, даёт новую жизнь всему вокруг — деревьям, цветам, когда первые предвестники лета одуванчики окрашивают луга своим ярким жёлтым цветом, приносил лишь осеннюю тоску и грусть. Радоваться бы — весна, начало жизни, а не получается. Больше двадцати лет счастья, а кажется, так мало его было. Десять лет прошло, а всё никак забыть, выкинуть из сердца, не получается. Снова и снова всплывает её образ, такие любимые, любящие, родные глаза, а оказались такими чужими. Оказывается, и десяти лет мало, чтобы боль ушла, сердце больше не ныло. Так, задумавшись, не замечая ничего и никого вокруг, Семён настолько погрузился в свои мысли, что не услышал, как его кто-то окликнул, и лишь когда, уже громче, кто-то снова повторил его имя, он обернулся. И снова, как и прежде, сердце бешено забилось. Отвернуться, не смотреть, убежать, но ноги снова, как и тогда — на крыльце, пригвоздили его к месту. Настя, подойдя к нему, глянула своими, такими, казалось чистыми, добрыми голубыми глазами, прямо в его глаза, пронзив до самого сердца словно острым ножом.
– Ты домой? Я вот тоже, — нерешительно начала она. — Может вместе дойдём? Не чужие же… Да и живём рядом.
– Хочешь — иди, дорога большая, — всё-таки отвернувшись, ответил Семён.
Подходящих слов никак не находилось. О чём говорить, таким родным, но уже чужим, как думал он, людям.
