Легенда о водяной кицунэ
Когда Злате позвонили из конторы и сказали, что завтра её отправляют во Владивосток, та даже не скрывала своей радости. Ну, и что с того, что не ближний свет - неделю туда, неделю обратно? И даже неважно, что в бригаде будут всего двое: директор вагона-ресторана и она, официант. Зато какой шанс увидеть город, в котором родная мать провела свои школьные годы! Такой выпадает далеко не каждый день! А ещё - рыбка красная, икра, креветки - и всё это почти что прямо из моря! Определённо, повезло!
Ещё большим везением девушка считала встречу с Екатериной Медниковой, зампредом местного отделения "Груши". Нет, это не клуб садоводов или кулинаров, а оппозиционная политическая партия. Та самая партия, которая в разгар войны смело требовала прекращения огня и далее, естественно, переговоров о прочном мире. Сам лидер и основатель - Грушевский - пока ещё за подобную крамолу не попробовал на вкус тюремной баланды, однако в некоторых регионах "грушевцы" уже сидели - за дискредитацию армии, как гласила официальная версия. На Камчатке лидер местного отделения - Владислав Уфимцев - был приговорён к реальному сроку и готовился к этапу в тот же Владивосток. Да и сама Медникова ходила под статьёй - в прошлом году неправильно поздравила россиян с Днём Победы, пожелав вместо пресловутого "можем повторить" сказанное котом Леопольдом: ребята, давайте жить дружно!
Будучи робкой и нерешительной, Злата всегда немного завидовала тем, кто не боится говорить правду. И самое главное – кто решается вступиться за гонимых и обездоленных. Сама в школьные годы натерпелась от одноклассников из-за очков и скромного достатка.
Собственно, она познакомилась с Медниковой из-за того самого Уфимцева. Захотела написать ему письмо и, прочитав анонс о том, что в ближайшее время в некоторых российских городах в отделениях партии проводятся вечера писем политзаключённым, связалась с "грушевцами" по указанному на сайте адресу, чтобы узнать подробности.
Ответила ей Екатерина. Потом они созвонились, и та предложила Злате встретиться, погулять по городу. От такого предложения девушка просто не могла отказаться. Смотровая площадка, с которой город видно, как на ладони, парящий в воздухе Золотой мост, остров Русский, набережная Цесаревича - всё это вблизи оказалось даже интереснее, чем рассказывала мать. Особенно заинтересовала Злату легенда о водяных кицунэ. Про многохвостых лис-оборотней из восточного фольклора она и прежде слышала, но водяная - это особый случай!
По рассказам Екатерины, эти странные создания упоминались в записках японского поэта и пророка Акихиро Окамото. Эти лисы тоже жили тысячелетиями, но в отличие от "сухопутных" сородичей, имели ярко-синий окрас и не отращивали множество хвостов - за всё время у них так и оставался один-единственный. Обычно эти плутовки жили под водой, но иногда выбирались наружу и смотрели на людей зеленоватыми глазами.
- А я слышала, кицунэ опасны для человека, - прокомментировала Злата, потягивая молочный коктейль с черничным сиропом, который купила в киоске на набережной.
- Вообще-то это скорее про кумихо из корейской мифологии, - поправила Екатерина, оторвавшись от трубочки с таким же коктейлем с сиропом манго. - А кицунэ как раз бывают очень хорошими, хоть и своенравными, как все лисы. Водяные же, если верить Окамото, очень даже мирные и спокойные, если их не злить. В худшем случае, могут утащить какое-то серебряное украшение - очень уж они серебро любят. Кстати, у него как раз есть хокку-предсказание:
"Вещь водяной кицунэ,
Коснувшись морских вод,
Принесёт стране мир".
- Что, прямо так и написал? Типа как Нострадамус свои катрены?
- Примерно так. И это хокку он отнёс к нашему времени. Правда, говорят, потом он начал писать какую-то нелепицу. Например:
"Морская вода омывает золото,
Сотворённое водяной кицунэ.
Медь блестит на берегу".
- Что-то напоминает алхимию.
- В том-то и дело, что эти лисицы алхимией никогда не занимались, - ответила Екатерина. - Видимо, к старости он попросту выжил из ума.
- Жаль! А то хорошо было бы найти кицунэ, попросить у неё вещь и бросить в море. Задолбала уже эта война! Пойду, хоть помочу руки в море, - девушка решительно поднялась со скамейки и направилась к деревянному ограждению, отделявшему берег от воды.
- Туда запрещено перелезать.
- Да я быстро, туда и назад. А то обидно будет: мама школьницей любила часами плескаться в этом море, а я даже рукой не попробую.
Морская вода оказалась ласковой, хоть и холодной. Всё-таки начало мая - ещё не лето. Однако очень скоро Злата пожалела, что осмелилась нарушить правило - серёжка с зеленоватым янтарём расстегнулась и, прежде чем девушка успела заметить и схватить рукой, упала в воду, сверкнув на прощание серебряной оправой.
- Блин, что я теперь маме скажу? - огорчилась девушка.
Она сама дарила ей эти серьги на день рождения - специально подбирала камень под цвет глаз. Эх, знала бы, что так получится, не просила бы её дать поносить!
- Да, - посочувствовала девушке Екатерина. - Но я думаю, мама простит.
- Думаю, простит. Тем более у неё этих серебряных серёжек до фига… Вот уж точно водяная кицунэ утащила. Но что делать? Что в воду упало... Давай напишем открытку нашему камчатскому рыцарю, а то мне скоро на вагон возвращаться…
Впрочем, камчатским дело не ограничилось - кроме Уфимцева, Злата с Екатериной написали ещё нескольким "грушевцам", которые за свою позицию оказались за решёткой, чтобы перед отправлением поезда забежать на почту у вокзала и отправить по адресам.
- Извини, мам, в рыбный уже забежать не успела. А ещё серёжку твою посеяла.
- Ну, что ж, посеяла и посеяла. Давай разбирай вещи, мой руки, а я пойду разогревать обед.
- Хорошо, - рассеянно пробормотала Злата, невольно уставившись на хлопотавшую в кухне мать.
Она вдруг увидела торчащий из-под халата матери ярко-синий хвост.
"Золото, сотворённое водяной кицунэ". А ведь мать жила во Владивостоке и со школы интересовалась японской культурой. Что если она знала о пророчестве и родную дочь назвала Златой отнюдь не случайно?
Русалка
Неумолимые волны всё больше свирепели, чуя желанную добычу. Солёная вода забивалась в нос и в рот, фыркать и отплёвываться уже не было сил. Не было их и на то, чтобы, работая руками и ногами, плыть к берегу, который, к слову сказать, был не так уж и близко. Чёрт же дёрнул меня отправиться на морскую прогулку с Петькой! Мы уже не раз ссорились из-за его вспыльчивого характера, даже временами была мысль с ним расстаться, однако примирение после ссоры, не менее бурное, всякий раз сводило этот порыв на нет. Но теперь хватит - больше я не побегу первая с ним мириться. И даже если сам попросит прощения - не прощу. Если, конечно, останусь жива, во что мне теперь уже верилось с трудом.
А ведь начиналось всё просто сказочно: море, солнце, объятия на палубе, вино. Первый тост был за любовь, потом Петя предложил выпить за нашу победу в специальной военной операции. Я ему возьми да скажи: "Давай лучше выпьем за мир!" Что тут началось? Оказалось, что я и стерва редкая, и враг России, и падшая женщина. "Сейчас я научу тебя Родину любить!" - последнее, что я слышала от любимого человека, прежде чем мои ноги, подталкиваемые его грубой силой, взметнулись в воздух и перемахнулись через перила, увлекая тело вниз - в бушующие морские воды.
Вот и всё, закончилась сказка! Во всех смыслах. Прощай, белый свет! Сейчас воды сомкнутся над моей головой и…
Вдруг какая-то сила схватила меня за руки и быстро потащила по направлению к берегу. Может, мне показалось? Но нет, не показалось - в следующую минуту я увидела свою спасительницу. Совсем ещё молодая девчонка с прямыми чёрными волосами. Её лицо показалось мне смутно знакомым. Надо же, какая сильная! Спортсменка, наверное. Сама я уже не могла плыть, даже с трудом держала голову над водой. Девушка же, напротив, держалась и тащила меня так уверенно, словно вода была её стихией. Видимо, и вправду имеет разряд по плаванию. Спасибо тебе, родная! Век за тебя Бога молить буду!
Наконец, мои ноги почувствовали твёрдое дно, и моя спасительница меня отпустила. Я принялась горячо благодарить девушку, которая, казалось, даже ничуть не устала - будто не утопленницу на себе тащила, а просто за руку с подружкой прогуливались.
- Да ладно, Ленка, не за что! - ответила она знакомым шепелявым голосом, который я бы точно ни с чем не спутала.
Два года за этот голос издевались над Анькой Свиридовой, которая пришла к нам в класс в середине последней четверти. Причём девчонка сама по себе была неплохая, и я уверена, одноклассники в большинстве своём не питали к ней особой антипатии. Да никто из них до этого как-то не проявлял жестокости. Кроме двух: Оксанки Демяшевой и Наташки Крюковой - неразлучных подружек, которые, сколько я помню, всегда рады были рады над кем-то поиздеваться или посмеяться над чужими страданиями. Девочка с дефектом речи оказалась для них идеальной жертвой. Остальные же издевались над Свиридовой скорее в угоду им - чтобы не быть белыми воронами. Когда я села с Анькой за одну парту, тоже стала в их глазах "дефективной", меня тоже стали гнобить, правда, не так жёстко, как её. Сначала мы обе думали: перебесятся и успокоятся, однако ошиблись. В десятом классе за Анькой неожиданно начал ухаживать Антон Васин из параллельного класса. Та поверила его словам, а потом... Оказалось, он был влюблён в Демяшеву, и она подговорила его "прикольнуться над этой шепелявой". Признавшись ему в любви, Анька узнала от хохочущих одноклассников, что это был розыгрыш, и что на самом деле никто её, такую дефективную, в жизни не полюбит.
Анька убежала, и больше её никто не видел. Вскоре на берегу моря нашли её одежду и предсмертную записку. Стало ясно, что несчастная утопилась сама. Её самоубийство отнюдь не заставило одноклассников раскаяться в содеянном - Демяшева и Крюкова, наоборот, ржали, что "круто сделали Свиридову", а Васин... Он злился, что Демяшева так и не согласилась с ним встречаться - мавр сделал своё дело и был уже не нужен. Он первым и ушёл вслед за Анькой. Пошёл купаться и пропал. А через неделю море выбросило его разбухший труп. Как только он умудрился утонуть? На физкультуре по плаванию всегда был самым лучшим. Потом та же участь постигла Демяшеву. А ведь она тоже плавать умела. Крюкова после этого как с катушек слетела - стала бояться даже подходить к морю, говорила, что это Свиридова с того света всем мстит. Но в итоге кара и её настигла - не прошло и месяца, как она утонула дома в собственной ванной. Другие одноклассники вроде не пострадали, но ещё долго боялись: кто следующий? Даже я, не сделавшая Аньке ничего плохого, первое время не решалась лишний раз зайти в воду.
И вот эта утопленница передо мной собственной персоной.
- Анька, это же ты…
Она не ответила - только нырнула в воду, оставив после себя кучу брызг. На мгновение на поверхности показался рыбий хвост, который почти тут же исчез под водой.
Белые шары
Вот и осень! Такая прекрасная и печальная пора! Граф Пётр Петрович Разумовский стоял у окна, задумчиво глядя, как ветер шевелит кроны деревьев, стряхивая с них золотые и багряные листья. Как хорошо, что окна его нового дома выходят на городской сад. Пожалуй, единственная отрада в этом чужом городе - Оренбурге.
А какая красота сейчас, должно быть, в Петербурге, в Летнем Саду! С детства он любил там гулять, шагая по разноцветному ковру из листьев. Осенью особенно хорошо сочинять стихи и мечтать о будущем. О том будущем, когда все люди станут свободными и если кто кому будет прислуживать, то лишь по собственной воле. О том будущем, где нет места тирании, самодержавию, тюрьмам и острогам. Где мысль человеческая и язык вольны, словно птицы, и каждый может сказать то, что сочтёт нужным, не трепеща перед Третьим отделением канцелярии Его Величества. Впрочем, когда не станет крепостного права, самодержавие само уйдёт, как уйдёт рабство духа, ибо, став свободными, люди не пожелают мириться с тиранией, и государю ничего более не останется, как попридержать свои властолюбивые амбиции. И государь не так глуп, чтобы этого не знать. Оттого и держится за крепостничество, как за святыню какую.
Собственно, эти мысли и привели графа Разумовского в Оренбург.
- Ты бы, Пётр, не шибко в речах вольнодумничал, - посоветовал ему как-то его кузен Павел, человек осторожный и рассудительный. - А то ж и в Сибирь могут сослать.
Разумовский и сам понимал, что могут. Однако замолчать, позволив собственному страху сделать себя несвободным, казалось ему ужаснее самой лютой каторги. Правда, стихи о далёких и прекрасных временах, наступления которых он желал всей душой, он подписывал псевдонимом – Пётр Свободолюбцев. Только эта малая предосторожность ему не помогла. Что ни говори, а Третье Отделение не зря от государя своё жалование получает. И вот теперь он здесь. Не в Сибири, конечно, но всё же вдали от родных мест, от семьи, от друзей. Впрочем, друзей у него теперь осталось немного. Не всякий захочет знаться со ссыльным вольнодумцем. Высший свет почти весь от него тут же и отвернулся. Бывшие крепостные, а он им дал вольную сразу, как только получил в наследство поместье отца, оказались благороднее. Разумовский помнил, как плакали они, когда расставались с ним, обещали молить Бога о его здравии и скором возвращении. Некоторые и вовсе с ним поехали. Да благословит их Бог!
Неожиданный стук в дверь отвлёк Разумовского от мыслей.
- Да, войдите, - отозвался граф.
Дверь открылась, и в кабинет, запыхавшись, вбежал, спешно кланяясь, конюх Никита.
- Не извольте гневаться, барин! - начал он с порога. - Ко мне Миколка, братец меньшой приехал, говорит, батюшка совсем плох, помирает, поди, повидать меня перед кончиной хочет. Прошу Вас, отпустите меня на денёк-другой с батюшкой проститься, век буду Бога за Вас молить!
- Да, конечно, Никита, ступай к батюшке, - ответил граф после некоторого замешательства.
- Благослови Вас Бог, барин! Батюшка-то мой, как матушку схоронил, хворать частенько стал. Любил он её очень! И ведь, когда матушка хворой лежала, шары белые увидел, просил у них, чтобы поправилась матушка моя. Да только не исполнили они просьбы - всё одно померла.
- Белые шары? - вскинул брови Разумовский. - Совсем, видать, от горя умом повредился.
- Обижаете, барин, - ответил Никита, но в его словах не было обиды. - С умом-то у батюшки моего всегда всё ладно было. Неужто не слышали про белые шары? Они на речке порой появляются, можно у них попросить, чего желаешь. Коли Вам будет угодно, барин, я Вам опосля про них расскажу, а сейчас, не обессудьте, к батюшке спешить надобно.
- Ступай уж, голубчик. А про шары я и вправду ничего не слышал. Расскажешь тогда, как воротишься.
Поклонившись, Никита вышел из кабинета, оставив графа в лёгком недоумении. В Оренбург он приехал недавно, всего несколько месяцев назад. Тогда была поздняя весна, когда деревья уже покрылись зелёными листьями. Поэтому глубокими познаниями в местных легендах он похвастаться никак не мог. А уж белые шары, у которых можно о чём-то попросить, для него и подавно были новостью. Чего только народ не придумает!
Когда Злате позвонили из конторы и сказали, что завтра её отправляют во Владивосток, та даже не скрывала своей радости. Ну, и что с того, что не ближний свет - неделю туда, неделю обратно? И даже неважно, что в бригаде будут всего двое: директор вагона-ресторана и она, официант. Зато какой шанс увидеть город, в котором родная мать провела свои школьные годы! Такой выпадает далеко не каждый день! А ещё - рыбка красная, икра, креветки - и всё это почти что прямо из моря! Определённо, повезло!
Ещё большим везением девушка считала встречу с Екатериной Медниковой, зампредом местного отделения "Груши". Нет, это не клуб садоводов или кулинаров, а оппозиционная политическая партия. Та самая партия, которая в разгар войны смело требовала прекращения огня и далее, естественно, переговоров о прочном мире. Сам лидер и основатель - Грушевский - пока ещё за подобную крамолу не попробовал на вкус тюремной баланды, однако в некоторых регионах "грушевцы" уже сидели - за дискредитацию армии, как гласила официальная версия. На Камчатке лидер местного отделения - Владислав Уфимцев - был приговорён к реальному сроку и готовился к этапу в тот же Владивосток. Да и сама Медникова ходила под статьёй - в прошлом году неправильно поздравила россиян с Днём Победы, пожелав вместо пресловутого "можем повторить" сказанное котом Леопольдом: ребята, давайте жить дружно!
Будучи робкой и нерешительной, Злата всегда немного завидовала тем, кто не боится говорить правду. И самое главное – кто решается вступиться за гонимых и обездоленных. Сама в школьные годы натерпелась от одноклассников из-за очков и скромного достатка.
Собственно, она познакомилась с Медниковой из-за того самого Уфимцева. Захотела написать ему письмо и, прочитав анонс о том, что в ближайшее время в некоторых российских городах в отделениях партии проводятся вечера писем политзаключённым, связалась с "грушевцами" по указанному на сайте адресу, чтобы узнать подробности.
Ответила ей Екатерина. Потом они созвонились, и та предложила Злате встретиться, погулять по городу. От такого предложения девушка просто не могла отказаться. Смотровая площадка, с которой город видно, как на ладони, парящий в воздухе Золотой мост, остров Русский, набережная Цесаревича - всё это вблизи оказалось даже интереснее, чем рассказывала мать. Особенно заинтересовала Злату легенда о водяных кицунэ. Про многохвостых лис-оборотней из восточного фольклора она и прежде слышала, но водяная - это особый случай!
По рассказам Екатерины, эти странные создания упоминались в записках японского поэта и пророка Акихиро Окамото. Эти лисы тоже жили тысячелетиями, но в отличие от "сухопутных" сородичей, имели ярко-синий окрас и не отращивали множество хвостов - за всё время у них так и оставался один-единственный. Обычно эти плутовки жили под водой, но иногда выбирались наружу и смотрели на людей зеленоватыми глазами.
- А я слышала, кицунэ опасны для человека, - прокомментировала Злата, потягивая молочный коктейль с черничным сиропом, который купила в киоске на набережной.
- Вообще-то это скорее про кумихо из корейской мифологии, - поправила Екатерина, оторвавшись от трубочки с таким же коктейлем с сиропом манго. - А кицунэ как раз бывают очень хорошими, хоть и своенравными, как все лисы. Водяные же, если верить Окамото, очень даже мирные и спокойные, если их не злить. В худшем случае, могут утащить какое-то серебряное украшение - очень уж они серебро любят. Кстати, у него как раз есть хокку-предсказание:
"Вещь водяной кицунэ,
Коснувшись морских вод,
Принесёт стране мир".
- Что, прямо так и написал? Типа как Нострадамус свои катрены?
- Примерно так. И это хокку он отнёс к нашему времени. Правда, говорят, потом он начал писать какую-то нелепицу. Например:
"Морская вода омывает золото,
Сотворённое водяной кицунэ.
Медь блестит на берегу".
- Что-то напоминает алхимию.
- В том-то и дело, что эти лисицы алхимией никогда не занимались, - ответила Екатерина. - Видимо, к старости он попросту выжил из ума.
- Жаль! А то хорошо было бы найти кицунэ, попросить у неё вещь и бросить в море. Задолбала уже эта война! Пойду, хоть помочу руки в море, - девушка решительно поднялась со скамейки и направилась к деревянному ограждению, отделявшему берег от воды.
- Туда запрещено перелезать.
- Да я быстро, туда и назад. А то обидно будет: мама школьницей любила часами плескаться в этом море, а я даже рукой не попробую.
Морская вода оказалась ласковой, хоть и холодной. Всё-таки начало мая - ещё не лето. Однако очень скоро Злата пожалела, что осмелилась нарушить правило - серёжка с зеленоватым янтарём расстегнулась и, прежде чем девушка успела заметить и схватить рукой, упала в воду, сверкнув на прощание серебряной оправой.
- Блин, что я теперь маме скажу? - огорчилась девушка.
Она сама дарила ей эти серьги на день рождения - специально подбирала камень под цвет глаз. Эх, знала бы, что так получится, не просила бы её дать поносить!
- Да, - посочувствовала девушке Екатерина. - Но я думаю, мама простит.
- Думаю, простит. Тем более у неё этих серебряных серёжек до фига… Вот уж точно водяная кицунэ утащила. Но что делать? Что в воду упало... Давай напишем открытку нашему камчатскому рыцарю, а то мне скоро на вагон возвращаться…
Впрочем, камчатским дело не ограничилось - кроме Уфимцева, Злата с Екатериной написали ещё нескольким "грушевцам", которые за свою позицию оказались за решёткой, чтобы перед отправлением поезда забежать на почту у вокзала и отправить по адресам.
***
- Извини, мам, в рыбный уже забежать не успела. А ещё серёжку твою посеяла.
- Ну, что ж, посеяла и посеяла. Давай разбирай вещи, мой руки, а я пойду разогревать обед.
- Хорошо, - рассеянно пробормотала Злата, невольно уставившись на хлопотавшую в кухне мать.
Она вдруг увидела торчащий из-под халата матери ярко-синий хвост.
"Золото, сотворённое водяной кицунэ". А ведь мать жила во Владивостоке и со школы интересовалась японской культурой. Что если она знала о пророчестве и родную дочь назвала Златой отнюдь не случайно?
Русалка
Неумолимые волны всё больше свирепели, чуя желанную добычу. Солёная вода забивалась в нос и в рот, фыркать и отплёвываться уже не было сил. Не было их и на то, чтобы, работая руками и ногами, плыть к берегу, который, к слову сказать, был не так уж и близко. Чёрт же дёрнул меня отправиться на морскую прогулку с Петькой! Мы уже не раз ссорились из-за его вспыльчивого характера, даже временами была мысль с ним расстаться, однако примирение после ссоры, не менее бурное, всякий раз сводило этот порыв на нет. Но теперь хватит - больше я не побегу первая с ним мириться. И даже если сам попросит прощения - не прощу. Если, конечно, останусь жива, во что мне теперь уже верилось с трудом.
А ведь начиналось всё просто сказочно: море, солнце, объятия на палубе, вино. Первый тост был за любовь, потом Петя предложил выпить за нашу победу в специальной военной операции. Я ему возьми да скажи: "Давай лучше выпьем за мир!" Что тут началось? Оказалось, что я и стерва редкая, и враг России, и падшая женщина. "Сейчас я научу тебя Родину любить!" - последнее, что я слышала от любимого человека, прежде чем мои ноги, подталкиваемые его грубой силой, взметнулись в воздух и перемахнулись через перила, увлекая тело вниз - в бушующие морские воды.
Вот и всё, закончилась сказка! Во всех смыслах. Прощай, белый свет! Сейчас воды сомкнутся над моей головой и…
Вдруг какая-то сила схватила меня за руки и быстро потащила по направлению к берегу. Может, мне показалось? Но нет, не показалось - в следующую минуту я увидела свою спасительницу. Совсем ещё молодая девчонка с прямыми чёрными волосами. Её лицо показалось мне смутно знакомым. Надо же, какая сильная! Спортсменка, наверное. Сама я уже не могла плыть, даже с трудом держала голову над водой. Девушка же, напротив, держалась и тащила меня так уверенно, словно вода была её стихией. Видимо, и вправду имеет разряд по плаванию. Спасибо тебе, родная! Век за тебя Бога молить буду!
Наконец, мои ноги почувствовали твёрдое дно, и моя спасительница меня отпустила. Я принялась горячо благодарить девушку, которая, казалось, даже ничуть не устала - будто не утопленницу на себе тащила, а просто за руку с подружкой прогуливались.
- Да ладно, Ленка, не за что! - ответила она знакомым шепелявым голосом, который я бы точно ни с чем не спутала.
Два года за этот голос издевались над Анькой Свиридовой, которая пришла к нам в класс в середине последней четверти. Причём девчонка сама по себе была неплохая, и я уверена, одноклассники в большинстве своём не питали к ней особой антипатии. Да никто из них до этого как-то не проявлял жестокости. Кроме двух: Оксанки Демяшевой и Наташки Крюковой - неразлучных подружек, которые, сколько я помню, всегда рады были рады над кем-то поиздеваться или посмеяться над чужими страданиями. Девочка с дефектом речи оказалась для них идеальной жертвой. Остальные же издевались над Свиридовой скорее в угоду им - чтобы не быть белыми воронами. Когда я села с Анькой за одну парту, тоже стала в их глазах "дефективной", меня тоже стали гнобить, правда, не так жёстко, как её. Сначала мы обе думали: перебесятся и успокоятся, однако ошиблись. В десятом классе за Анькой неожиданно начал ухаживать Антон Васин из параллельного класса. Та поверила его словам, а потом... Оказалось, он был влюблён в Демяшеву, и она подговорила его "прикольнуться над этой шепелявой". Признавшись ему в любви, Анька узнала от хохочущих одноклассников, что это был розыгрыш, и что на самом деле никто её, такую дефективную, в жизни не полюбит.
Анька убежала, и больше её никто не видел. Вскоре на берегу моря нашли её одежду и предсмертную записку. Стало ясно, что несчастная утопилась сама. Её самоубийство отнюдь не заставило одноклассников раскаяться в содеянном - Демяшева и Крюкова, наоборот, ржали, что "круто сделали Свиридову", а Васин... Он злился, что Демяшева так и не согласилась с ним встречаться - мавр сделал своё дело и был уже не нужен. Он первым и ушёл вслед за Анькой. Пошёл купаться и пропал. А через неделю море выбросило его разбухший труп. Как только он умудрился утонуть? На физкультуре по плаванию всегда был самым лучшим. Потом та же участь постигла Демяшеву. А ведь она тоже плавать умела. Крюкова после этого как с катушек слетела - стала бояться даже подходить к морю, говорила, что это Свиридова с того света всем мстит. Но в итоге кара и её настигла - не прошло и месяца, как она утонула дома в собственной ванной. Другие одноклассники вроде не пострадали, но ещё долго боялись: кто следующий? Даже я, не сделавшая Аньке ничего плохого, первое время не решалась лишний раз зайти в воду.
И вот эта утопленница передо мной собственной персоной.
- Анька, это же ты…
Она не ответила - только нырнула в воду, оставив после себя кучу брызг. На мгновение на поверхности показался рыбий хвост, который почти тут же исчез под водой.
Белые шары
Вот и осень! Такая прекрасная и печальная пора! Граф Пётр Петрович Разумовский стоял у окна, задумчиво глядя, как ветер шевелит кроны деревьев, стряхивая с них золотые и багряные листья. Как хорошо, что окна его нового дома выходят на городской сад. Пожалуй, единственная отрада в этом чужом городе - Оренбурге.
А какая красота сейчас, должно быть, в Петербурге, в Летнем Саду! С детства он любил там гулять, шагая по разноцветному ковру из листьев. Осенью особенно хорошо сочинять стихи и мечтать о будущем. О том будущем, когда все люди станут свободными и если кто кому будет прислуживать, то лишь по собственной воле. О том будущем, где нет места тирании, самодержавию, тюрьмам и острогам. Где мысль человеческая и язык вольны, словно птицы, и каждый может сказать то, что сочтёт нужным, не трепеща перед Третьим отделением канцелярии Его Величества. Впрочем, когда не станет крепостного права, самодержавие само уйдёт, как уйдёт рабство духа, ибо, став свободными, люди не пожелают мириться с тиранией, и государю ничего более не останется, как попридержать свои властолюбивые амбиции. И государь не так глуп, чтобы этого не знать. Оттого и держится за крепостничество, как за святыню какую.
Собственно, эти мысли и привели графа Разумовского в Оренбург.
- Ты бы, Пётр, не шибко в речах вольнодумничал, - посоветовал ему как-то его кузен Павел, человек осторожный и рассудительный. - А то ж и в Сибирь могут сослать.
Разумовский и сам понимал, что могут. Однако замолчать, позволив собственному страху сделать себя несвободным, казалось ему ужаснее самой лютой каторги. Правда, стихи о далёких и прекрасных временах, наступления которых он желал всей душой, он подписывал псевдонимом – Пётр Свободолюбцев. Только эта малая предосторожность ему не помогла. Что ни говори, а Третье Отделение не зря от государя своё жалование получает. И вот теперь он здесь. Не в Сибири, конечно, но всё же вдали от родных мест, от семьи, от друзей. Впрочем, друзей у него теперь осталось немного. Не всякий захочет знаться со ссыльным вольнодумцем. Высший свет почти весь от него тут же и отвернулся. Бывшие крепостные, а он им дал вольную сразу, как только получил в наследство поместье отца, оказались благороднее. Разумовский помнил, как плакали они, когда расставались с ним, обещали молить Бога о его здравии и скором возвращении. Некоторые и вовсе с ним поехали. Да благословит их Бог!
Неожиданный стук в дверь отвлёк Разумовского от мыслей.
- Да, войдите, - отозвался граф.
Дверь открылась, и в кабинет, запыхавшись, вбежал, спешно кланяясь, конюх Никита.
- Не извольте гневаться, барин! - начал он с порога. - Ко мне Миколка, братец меньшой приехал, говорит, батюшка совсем плох, помирает, поди, повидать меня перед кончиной хочет. Прошу Вас, отпустите меня на денёк-другой с батюшкой проститься, век буду Бога за Вас молить!
- Да, конечно, Никита, ступай к батюшке, - ответил граф после некоторого замешательства.
- Благослови Вас Бог, барин! Батюшка-то мой, как матушку схоронил, хворать частенько стал. Любил он её очень! И ведь, когда матушка хворой лежала, шары белые увидел, просил у них, чтобы поправилась матушка моя. Да только не исполнили они просьбы - всё одно померла.
- Белые шары? - вскинул брови Разумовский. - Совсем, видать, от горя умом повредился.
- Обижаете, барин, - ответил Никита, но в его словах не было обиды. - С умом-то у батюшки моего всегда всё ладно было. Неужто не слышали про белые шары? Они на речке порой появляются, можно у них попросить, чего желаешь. Коли Вам будет угодно, барин, я Вам опосля про них расскажу, а сейчас, не обессудьте, к батюшке спешить надобно.
- Ступай уж, голубчик. А про шары я и вправду ничего не слышал. Расскажешь тогда, как воротишься.
Поклонившись, Никита вышел из кабинета, оставив графа в лёгком недоумении. В Оренбург он приехал недавно, всего несколько месяцев назад. Тогда была поздняя весна, когда деревья уже покрылись зелёными листьями. Поэтому глубокими познаниями в местных легендах он похвастаться никак не мог. А уж белые шары, у которых можно о чём-то попросить, для него и подавно были новостью. Чего только народ не придумает!
