Но вот презентация закончилась, и поклонники стали подходить к Поэту - именно к Поэту, с большой буквы "П" - чтобы тот подписал им книги. Автограф от Кубрякова-Победоносцева! Это был предел моих мечтаний! Естественно, я тут же встала в очередь.
Но что это - впереди себя я увидела... Судья Минаев! Не может быть! Неужели тоже поклонник поэзии Юрия Петровича? Вот это да! Жаль только, что не всякого искусство облагораживает. Есть ведь такие грязные души, для которых возвышенные стихи - что пустые слова. Такие люди могут сколько угодно читать стихи о Справедливости, однако лишь только справедливые поступки становятся невыгодными, отбрасывать это понятие, как ящерица - свой хвост. Знал ведь, шельма, что приговаривает человека к четырём годам колонии ни за что. А вернее, за то, что тот осмелился публично высказывать своё мнение и помогать политзаключённым. И такой человек ещё смеет пачкать своим присутствием такого великого Поэта как Кубряков-Победоносцев! Эх, как мне хотелось, чтобы последний отказал ему в автографе!
Но Юрий Петрович не отказал - взял и расписался в протянутой ему книге. Впрочем, откуда он может знать, какой нехороший человек перед ним? Наверняка у него, как и у многих творческих личностей бытует заблуждение, будто все люди хорошие, а если кто и поступает дурно, так это от скудоумия, которое лечится высоким искусством.
- Спасибо тебе, Юра! - поблагодарил Поэта судья.
- Не за что.
- Прости, что припозднился. Я тут одного придурка судил. Кошкина этого.
- Того самого, что ли, что по митингам шастал?
- Его самого.
- И поделом ему! - ответил Кубряков-Победоносцев. - Это как нужно не уважать свою страну, чтобы не думать про настоящую суть этих митингов. Ничего, посидит на нарах, ума наберётся и осмыслит понятие - Родина. Будь моя воля, я бы таких сразу к стенке. Как при Сталине.
Вот это да! Я подумала, что мои уши меня обманывают. Неужели такое сказал Кубряков-Победоносцев? Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда! Тем более про Сталина. У него ведь у самого в сороковых двух дедушек расстреляли. Так как он может злорадствовать и желать смерти человеку, который никому не причинил зла? Он же такой добрый, такой справедливый! Так я и стояла с раскрытой книгой, не зная, что и думать.
- Девушка, давайте, распишусь, - голос того, кто ещё минуту назад был в моём сознании верхом совершенств, вывел меня из ступора.
Прежде я готова была полжизни отдать за один его ласковый взгляд, за одно лишь слово, обращённое ко мне. Но теперь...
- Не надо, спасибо! - ответила я торопливо, пряча книгу в пакет и спеша отойти подальше от этой парочки.
"Как же так? - думала я, шагая улицами мимо начинающих зажигаться фонарей и проносящихся туда-сюда машин. - Как же Поэт с большой буквы дошёл до такой жизни, что оправдывает беззаконие и несправедливость?".
Или, может, он всегда был таким. Что я, по сути, знала о нём как о человеке до сегодняшнего вечера? Разве я тесно с ним общалась? Разве жила с ним бок о бок? Нет - просто начиталась его стихов - и вот "образ милый незабвенный повсюду странствует со мной". Именно что образ. Всего лишь образ. Иллюзия, развеявшаяся как дым, стоило лишь увидеть реального человека. Дура! Какая же я дура! Вроде ж не школьница уже, а так по-дурацки купилась! С досады и разочарования хотелось выть и рыдать в голос.
Первое, что я сделала, оказавшись дома - это сняла со стены постер и закинула за шкаф. А вместе с ним - новую книгу, которую я так и не прочитала. Да и как я теперь буду читать стихи Кубрякова, если в каждом слове мне отныне будет видеться грубая фальшь? Поэт с большой буквы безвозвратно умирал в моём сознании.
КОНТАКТ
"Ну, держитесь, грантоеды госдеповские, устрою я вам отчётно-перевыборную конференцию! Будете знать, как Россию разваливать!" - думал Алексей, набирая в шприц зелёнку.
Хорошо, Настюха на работе, а то б опять начала жужжать над ухом: мол, дурью маешься, шёл бы лучше работать! Алексей уже запарился объяснять супруге, что достойной зарплаты никто не предлагает, а горбатиться за копейки ему, талантливому инженеру - это унизительно. К тому же он не сидит сложа руки - как может защищает Родину от всяких там иностранных агентов. Бог ведает, чем там занимаются эти благотворители-правозащитники! Кого-то реабилитируют, какие-то детские конкурсы устраивают. Наверняка ж не безвозмездно - не дураки же они, в самом деле, чтобы заниматься этим просто так!
Заглянув ещё раз в Интернет, Алексей распечатал схему проезда до парка-отеля "Олимпиец", где должна была проходить конференция, тяпнул стопку для храбрости и, надев куртку, вышел из дома.
Через пару часов он был уже на месте. В какую глушь, однако, забрались эти грантоеды! Не могли устроить свою конференцию где-нибудь поближе к Москве, что ли? Ну, ладно, ещё только одиннадцать, а конференция начинается в полпервого. В запасе ещё масса времени.
Чтобы не скучать, Алексей достал планшет и, присев на скамейку, включил пасьянс. Однако не успел он как следует увлечься игрой, как вдалеке показалась группа людей в белых комбинезонах. Их лица были скрыты капюшонами.
"Что-то рано эти правозащитники! - подумал он. - Да ещё и вырядились, как шуты гороховые! Это типа униформа у них такая?".
Ну, тем лучше! Были в белых комбинезонах, теперь будут в зелёных. Алексей вытащил из сумки шприц. Вперёд, за Россию-матушку!
Стремительно приблизившись, он с силой нажал на поршень. Зелёная жидкость, повинуясь закону физики, принялась разбрызгиваться во все стороны, оставляя на белых комбинезонах неровные крапинки.
- Вон из России, агенты ино...
Слова застряли у него в горле, ибо в тот момент люди из группы стали откидывать капюшоны.
- Твою мать! - только и мог произнести Алексей.
Это были не люди вовсе. Их морщинистые серые головы напоминали головы рептилий. Две пары глаз располагались прямо на лбу, чуть ниже - отверстие, служившее не то носом, не то ртом.
"Чёрт! Надо валить!" - пронеслась в мозгу мысль.
Но не успел он сделать и шагу, как один из странных существ снял с руки перчатку. Под ней оказалось всего четыре пальца, одним из которых он чем-то выстрелил Алексею в переносицу, отчего тот моментально вырубился.
Когда он очнулся, обнаружил, что лежит в какой-то капсуле, а над ним стоят те самые серые существа в бело-зелёных комбинезонах. Он хотел встать перед ними на колени: мол, отпустите меня, я не хотел, я случайно, моя Настюха вам всё отстирает, только не губите, ну, пожалуйста, дорогие братья по разуму! Однако не мог ни с места сдвинуться, ни слова сказать.
"Ну, всё, это конец! - подумал несчастный. - Сейчас они будут на мне опыты ставить!".
Мысль свою он развить не успел, ибо в тот момент снова отключился.
Придя в себе, он увидел над головой бескрайнее синее небо. Кругом была зелень, и звонко пели птицы.
"Так я в лесу! - понял Алексей, оглядевшись. - Меня всё-таки отпустили! А были ли они вообще, эти пришельцы? Может, я для храбрости палёнки хлебнул?".
Осторожно пошевелился, затем, убедившись, что вполне владеет своим телом, поднялся на ноги, отряхиваясь. Ладно, жив, невредим - и это главное! Осталось только выбраться из леса.
Это оказалось нетрудно - где-то поблизости слышался грохот железных колёс.
"Фу, значит, не глухая тайга! - подумал с облегчением. - Раз поезда ходят".
Вскорости Алексей уже поднимался на платформу, где крупными буквами было написано "Заря". Стало быть, ещё и ближнее Подмосковье!
Электричку, следующую на Москву, долго ждать не пришлось. Лишь только он занял место, как тотчас же достал планшет, дабы посмотреть новости о конференции в "Олимпийце". Оная уже давно началась. Кто-то успел выложить в сеть фотографии участников. Обычные люди в деловых костюмах, не имеющие ничего общего с теми пришельцами, которых Алексей повстречал. Да, поспешил, называется - не на тех с зелёнкой кинулся!
"А всё-таки что эти серые со мной сделали? - думал он, глядя в окно на проносившиеся мимо леса и поля Подмосковья. - Может, они мне датчик вживили - типа чтоб наблюдать? Или какой-нибудь орган удалили? Да нет, вроде нигде не болит, значит, не резали. Генетический материал, может, взяли для размножения?.. И чего на меня все пялятся?".
И вправду люди в вагоне отчего-то кидали на Алексея взгляды. Кто-то тихонько улыбался, кто-то откровенно хихикал.
"Может, я зелёнкой испачкался? Или от контакта с пришельцами рога выросли?".
Однако джинсы были совершенно чистыми. На куртке зелёнки также не было видно, особенно если учесть, что она чёрная. В панике Алексей принялся ощупывать голову. Но нет - кроме волос, никаких выростов. Для верности осмотрел свои руки. Руки как руки - тоже ничего особенного.
"Странные они все какие-то! Наверное, чего-то обкурились".
Несколько станций - и вот уже электричка прибыла на Курский вокзал. И на самом вокзале, и в метро, и на улицах столицы люди, однако, оказались ничуть не адекватнее. Они также улыбались и хихикали, о чём-то между собой перешептываясь. Определённо, в дурдоме день открытых дверей!
А вот, наконец, родная девятиэтажка, родной подъезд! Навстречу вышел сосед - Гошка. Увидев Алексея, вдруг рассмеялся.
- Здорово, Лёха! Ну, ты и приколист!
Совершенно озадаченный, Алексей поднялся на свой этаж, открыл дверь квартиры, сбросил куртку и обувь и отправился в ванную мыть руки. В зеркале над раковиной тотчас же отразилось его лицо. На лбу зелёнкой было написано...
"Дурак", - прочитал Алексей перевёрнутые буквы.
ПИСЬМО ПУШКИНУ
"Здравствуйте, дорогой Александр Сергеевич! Уже много лет я явлюсь преданным поклонником Вашего творчества. С большим удовольствием читаю Ваши произведения и с нетерпением жду новых шедевров. И мне было весьма приятно узнать, что Вы упомянули меня в своей поэме "Руслан и Людмила".
Я - тот самый кот из Лукоморья, который денно и нощно ходит по златой цепи и рассказывает сказки. Одни я сочиняю сам, другие заимствую у талантливых писателей и поэтов. Кстати, обитатели Лукоморья от Ваших сказок в восторге. И леший, и русалка, и тридцать витязей с их морским дядькой часто просят меня: "Поведай что-нибудь из Пушкина". И я с радостью выполняю их просьбы.
Но Вы не думайте, Александр Сергеевич, будто я всегда был котом и всегда жил в Лукоморье. Родился я пару тысячелетий назад в столице империи, которая стремилась к могуществу и мировому господству. Правил мой Родиной император, который был, по Вашему выражению, "полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без чести". Однако придворные лизоблюды пели ему о том, что он величайший владыка из всех, что когда-либо видел мир. Поэты и музыканты слагали стихи и песни о его необыкновенных добродетелях, художники изображали его среди богов как равного им. Таких он приближал к себе и щедро одаривал.
Меня в той жизни звали Константином. Я был патрицием. Всеми фибрами души ненавидел я это коленопреклонение перед недостойным. Может ли называться великим правитель, который душит налогами бедняков, чтобы богачи обогащались ещё больше? Можно ли назвать достойным того, кто расправляется с неугодными путём бессудных казней? Труса, который в бою прикрывается женщинами и детьми и бросает своих воинов на поле брани? Я видел всё это и не собирался следовать примеру лживых льстецов.
Однако далеко не все либо льстили императору, либо трусливо молчали. Первыми были тридцать воинов, отказавшиеся вместе с полководцем служить неправедному владыке. За это их обвинили в измене Родине и в шпионаже в пользу врага. Не молчал и учёный Димитрий, осмелившийся в день общенационального праздника зачитать прямо на площади имена безвинно убиенных по приказу правителя. Тому это не понравилось, и он публично обвинил Димитрия в растлении молодёжи. Хрупкая девушка Аника, которая назвала владыку душегубом, была обвинена в заговоре против императора. Всех вышеупомянутых приговорили к смертной казни.
Видя такое вопиющее беззаконие, я не мог остаться безучастным.
- Я требую отпустить этих людей! - вскричал я, выходя из толпы. - Ты и так загубил немало народу, тиран кровавый! Не бери грех на душу хотя бы в праздник!
- Ты посмел оскорбить императора, дерзкий! - гневу владыки не было предела. - Клянусь, если ты сейчас же не падёшь передо мной на колени и не попросишь прощения, то будешь повешен при всём народе!
Но я молчал, ибо предпочёл бы смерть такому унижению. Тогда император повелел меня завтра же казнить.
В темнице, куда меня бросили, было холодно и сыро. Напрасно я пытался поплотнее завернуться в тогу - это не спасало.
На ужин тюремщик принёс мне кусок варёного мяса. Я хотел было его съесть, но вдруг заметил, что через щель пролез чёрный кот. Подошёл ко мне и стал тереться.
- Хочешь мяса? - спросил я, придвигая к нему миску.
Зачем мне, думал я, этот кусок, если всё равно завтра умирать?
Кот съел мясо с большим удовольствием. И облизнувшись, вдруг сказал человеческим голосом:
- Спасибо тебе, добрый человек! А то я сильно проголодался.
Я подумал, что у меня уже мутится рассудок. Говорящие коты мерещатся!
- Не пугайся, благородный патриций! - отвечал кот, словно прочитав мои мысли. Я не простой кот - учёный, прибыл из Лукоморья. Знаю, о чём ты сейчас думаешь, Константин. Я могу спасти и тебя, и тех людей, за которых ты так отважно вступился. Но не задаром.
- Что же ты желаешь в качестве платы? - спросил я, ошеломлённый.
- Есть у нас в Лукоморье дуб зелёный, на дубе том златая цепь. И днём и ночью я, учёный кот, хожу по той цепи. Направо пойду - песнь завожу, налево пойду - сказку сказываю. Но вот стар я становлюсь, и память всё чаще меня подводит. Вот я и хожу-брожу между мирами, ищу себе замену. Согласен ли ты занять моё место? Ты умный, образованный, много книг прочитал, и сердце у тебя благородное. Тридцать воинов станут витязями морскими, а полководец - их дядькой. Димитрия лешим сделаю, Анику - русалкой. Что скажешь, Константин?
- Если так, то я согласен, - ответил я, немного подумав.
Стоило мне только произнести эти слова, как мы, приговорённые, очутились на берегу моря у зелёного дуба. Тридцать витязей прекрасных, леший, русалка... Посмотрев на своё отражение в морской воде, я увидел рыжего кота, ибо в человеческой своей жизни я также был рыжеволосым.
С тех пор так и живём в Лукоморье. А император, что приговорил нас к смерти, в скором времени был свергнут и отправлен в изгнание. Так и скитался до самой смерти нищий, оборванный и полусумасшедший. Я его несколько раз видел, когда покидал Лукоморье. Да, периодически я навещаю ваш мир, чтобы найти страждущих и помочь им. Возможно, кто-то из них в будущем, когда я состарюсь, займёт моё место.
Вот такие дела, Александр Сергеевич!
С уважением и благодарностью!
Искренне Ваш Учёный Кот".
ГОЛОВА ШАКАЛА
- Бабушка! Бабушка!
Мальчик лет двенадцати испуганно подбежал к седовласой старушке, которая, схватившись за сердце, вдруг стала оседать на диван.
- Сейчас, ба, я врача вызову.
- Не надо, Владушка, - жестом остановила его старушка. - Я уже деда твоего вижу - к себе зовёт. Ты лучше послушай. Лежит у меня в шкатулке зеркало с берестяной рамкой - оно мне ещё от прабабушки досталось. Смотрись в него каждое утро - и оно принесёт тебе удачу. Но если увидишь в нём голову шакала - быть беде.
Но что это - впереди себя я увидела... Судья Минаев! Не может быть! Неужели тоже поклонник поэзии Юрия Петровича? Вот это да! Жаль только, что не всякого искусство облагораживает. Есть ведь такие грязные души, для которых возвышенные стихи - что пустые слова. Такие люди могут сколько угодно читать стихи о Справедливости, однако лишь только справедливые поступки становятся невыгодными, отбрасывать это понятие, как ящерица - свой хвост. Знал ведь, шельма, что приговаривает человека к четырём годам колонии ни за что. А вернее, за то, что тот осмелился публично высказывать своё мнение и помогать политзаключённым. И такой человек ещё смеет пачкать своим присутствием такого великого Поэта как Кубряков-Победоносцев! Эх, как мне хотелось, чтобы последний отказал ему в автографе!
Но Юрий Петрович не отказал - взял и расписался в протянутой ему книге. Впрочем, откуда он может знать, какой нехороший человек перед ним? Наверняка у него, как и у многих творческих личностей бытует заблуждение, будто все люди хорошие, а если кто и поступает дурно, так это от скудоумия, которое лечится высоким искусством.
- Спасибо тебе, Юра! - поблагодарил Поэта судья.
- Не за что.
- Прости, что припозднился. Я тут одного придурка судил. Кошкина этого.
- Того самого, что ли, что по митингам шастал?
- Его самого.
- И поделом ему! - ответил Кубряков-Победоносцев. - Это как нужно не уважать свою страну, чтобы не думать про настоящую суть этих митингов. Ничего, посидит на нарах, ума наберётся и осмыслит понятие - Родина. Будь моя воля, я бы таких сразу к стенке. Как при Сталине.
Вот это да! Я подумала, что мои уши меня обманывают. Неужели такое сказал Кубряков-Победоносцев? Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда! Тем более про Сталина. У него ведь у самого в сороковых двух дедушек расстреляли. Так как он может злорадствовать и желать смерти человеку, который никому не причинил зла? Он же такой добрый, такой справедливый! Так я и стояла с раскрытой книгой, не зная, что и думать.
- Девушка, давайте, распишусь, - голос того, кто ещё минуту назад был в моём сознании верхом совершенств, вывел меня из ступора.
Прежде я готова была полжизни отдать за один его ласковый взгляд, за одно лишь слово, обращённое ко мне. Но теперь...
- Не надо, спасибо! - ответила я торопливо, пряча книгу в пакет и спеша отойти подальше от этой парочки.
"Как же так? - думала я, шагая улицами мимо начинающих зажигаться фонарей и проносящихся туда-сюда машин. - Как же Поэт с большой буквы дошёл до такой жизни, что оправдывает беззаконие и несправедливость?".
Или, может, он всегда был таким. Что я, по сути, знала о нём как о человеке до сегодняшнего вечера? Разве я тесно с ним общалась? Разве жила с ним бок о бок? Нет - просто начиталась его стихов - и вот "образ милый незабвенный повсюду странствует со мной". Именно что образ. Всего лишь образ. Иллюзия, развеявшаяся как дым, стоило лишь увидеть реального человека. Дура! Какая же я дура! Вроде ж не школьница уже, а так по-дурацки купилась! С досады и разочарования хотелось выть и рыдать в голос.
Первое, что я сделала, оказавшись дома - это сняла со стены постер и закинула за шкаф. А вместе с ним - новую книгу, которую я так и не прочитала. Да и как я теперь буду читать стихи Кубрякова, если в каждом слове мне отныне будет видеться грубая фальшь? Поэт с большой буквы безвозвратно умирал в моём сознании.
КОНТАКТ
"Ну, держитесь, грантоеды госдеповские, устрою я вам отчётно-перевыборную конференцию! Будете знать, как Россию разваливать!" - думал Алексей, набирая в шприц зелёнку.
Хорошо, Настюха на работе, а то б опять начала жужжать над ухом: мол, дурью маешься, шёл бы лучше работать! Алексей уже запарился объяснять супруге, что достойной зарплаты никто не предлагает, а горбатиться за копейки ему, талантливому инженеру - это унизительно. К тому же он не сидит сложа руки - как может защищает Родину от всяких там иностранных агентов. Бог ведает, чем там занимаются эти благотворители-правозащитники! Кого-то реабилитируют, какие-то детские конкурсы устраивают. Наверняка ж не безвозмездно - не дураки же они, в самом деле, чтобы заниматься этим просто так!
Заглянув ещё раз в Интернет, Алексей распечатал схему проезда до парка-отеля "Олимпиец", где должна была проходить конференция, тяпнул стопку для храбрости и, надев куртку, вышел из дома.
Через пару часов он был уже на месте. В какую глушь, однако, забрались эти грантоеды! Не могли устроить свою конференцию где-нибудь поближе к Москве, что ли? Ну, ладно, ещё только одиннадцать, а конференция начинается в полпервого. В запасе ещё масса времени.
Чтобы не скучать, Алексей достал планшет и, присев на скамейку, включил пасьянс. Однако не успел он как следует увлечься игрой, как вдалеке показалась группа людей в белых комбинезонах. Их лица были скрыты капюшонами.
"Что-то рано эти правозащитники! - подумал он. - Да ещё и вырядились, как шуты гороховые! Это типа униформа у них такая?".
Ну, тем лучше! Были в белых комбинезонах, теперь будут в зелёных. Алексей вытащил из сумки шприц. Вперёд, за Россию-матушку!
Стремительно приблизившись, он с силой нажал на поршень. Зелёная жидкость, повинуясь закону физики, принялась разбрызгиваться во все стороны, оставляя на белых комбинезонах неровные крапинки.
- Вон из России, агенты ино...
Слова застряли у него в горле, ибо в тот момент люди из группы стали откидывать капюшоны.
- Твою мать! - только и мог произнести Алексей.
Это были не люди вовсе. Их морщинистые серые головы напоминали головы рептилий. Две пары глаз располагались прямо на лбу, чуть ниже - отверстие, служившее не то носом, не то ртом.
"Чёрт! Надо валить!" - пронеслась в мозгу мысль.
Но не успел он сделать и шагу, как один из странных существ снял с руки перчатку. Под ней оказалось всего четыре пальца, одним из которых он чем-то выстрелил Алексею в переносицу, отчего тот моментально вырубился.
Когда он очнулся, обнаружил, что лежит в какой-то капсуле, а над ним стоят те самые серые существа в бело-зелёных комбинезонах. Он хотел встать перед ними на колени: мол, отпустите меня, я не хотел, я случайно, моя Настюха вам всё отстирает, только не губите, ну, пожалуйста, дорогие братья по разуму! Однако не мог ни с места сдвинуться, ни слова сказать.
"Ну, всё, это конец! - подумал несчастный. - Сейчас они будут на мне опыты ставить!".
Мысль свою он развить не успел, ибо в тот момент снова отключился.
Придя в себе, он увидел над головой бескрайнее синее небо. Кругом была зелень, и звонко пели птицы.
"Так я в лесу! - понял Алексей, оглядевшись. - Меня всё-таки отпустили! А были ли они вообще, эти пришельцы? Может, я для храбрости палёнки хлебнул?".
Осторожно пошевелился, затем, убедившись, что вполне владеет своим телом, поднялся на ноги, отряхиваясь. Ладно, жив, невредим - и это главное! Осталось только выбраться из леса.
Это оказалось нетрудно - где-то поблизости слышался грохот железных колёс.
"Фу, значит, не глухая тайга! - подумал с облегчением. - Раз поезда ходят".
Вскорости Алексей уже поднимался на платформу, где крупными буквами было написано "Заря". Стало быть, ещё и ближнее Подмосковье!
Электричку, следующую на Москву, долго ждать не пришлось. Лишь только он занял место, как тотчас же достал планшет, дабы посмотреть новости о конференции в "Олимпийце". Оная уже давно началась. Кто-то успел выложить в сеть фотографии участников. Обычные люди в деловых костюмах, не имеющие ничего общего с теми пришельцами, которых Алексей повстречал. Да, поспешил, называется - не на тех с зелёнкой кинулся!
"А всё-таки что эти серые со мной сделали? - думал он, глядя в окно на проносившиеся мимо леса и поля Подмосковья. - Может, они мне датчик вживили - типа чтоб наблюдать? Или какой-нибудь орган удалили? Да нет, вроде нигде не болит, значит, не резали. Генетический материал, может, взяли для размножения?.. И чего на меня все пялятся?".
И вправду люди в вагоне отчего-то кидали на Алексея взгляды. Кто-то тихонько улыбался, кто-то откровенно хихикал.
"Может, я зелёнкой испачкался? Или от контакта с пришельцами рога выросли?".
Однако джинсы были совершенно чистыми. На куртке зелёнки также не было видно, особенно если учесть, что она чёрная. В панике Алексей принялся ощупывать голову. Но нет - кроме волос, никаких выростов. Для верности осмотрел свои руки. Руки как руки - тоже ничего особенного.
"Странные они все какие-то! Наверное, чего-то обкурились".
Несколько станций - и вот уже электричка прибыла на Курский вокзал. И на самом вокзале, и в метро, и на улицах столицы люди, однако, оказались ничуть не адекватнее. Они также улыбались и хихикали, о чём-то между собой перешептываясь. Определённо, в дурдоме день открытых дверей!
А вот, наконец, родная девятиэтажка, родной подъезд! Навстречу вышел сосед - Гошка. Увидев Алексея, вдруг рассмеялся.
- Здорово, Лёха! Ну, ты и приколист!
Совершенно озадаченный, Алексей поднялся на свой этаж, открыл дверь квартиры, сбросил куртку и обувь и отправился в ванную мыть руки. В зеркале над раковиной тотчас же отразилось его лицо. На лбу зелёнкой было написано...
"Дурак", - прочитал Алексей перевёрнутые буквы.
ПИСЬМО ПУШКИНУ
"Здравствуйте, дорогой Александр Сергеевич! Уже много лет я явлюсь преданным поклонником Вашего творчества. С большим удовольствием читаю Ваши произведения и с нетерпением жду новых шедевров. И мне было весьма приятно узнать, что Вы упомянули меня в своей поэме "Руслан и Людмила".
Я - тот самый кот из Лукоморья, который денно и нощно ходит по златой цепи и рассказывает сказки. Одни я сочиняю сам, другие заимствую у талантливых писателей и поэтов. Кстати, обитатели Лукоморья от Ваших сказок в восторге. И леший, и русалка, и тридцать витязей с их морским дядькой часто просят меня: "Поведай что-нибудь из Пушкина". И я с радостью выполняю их просьбы.
Но Вы не думайте, Александр Сергеевич, будто я всегда был котом и всегда жил в Лукоморье. Родился я пару тысячелетий назад в столице империи, которая стремилась к могуществу и мировому господству. Правил мой Родиной император, который был, по Вашему выражению, "полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без чести". Однако придворные лизоблюды пели ему о том, что он величайший владыка из всех, что когда-либо видел мир. Поэты и музыканты слагали стихи и песни о его необыкновенных добродетелях, художники изображали его среди богов как равного им. Таких он приближал к себе и щедро одаривал.
Меня в той жизни звали Константином. Я был патрицием. Всеми фибрами души ненавидел я это коленопреклонение перед недостойным. Может ли называться великим правитель, который душит налогами бедняков, чтобы богачи обогащались ещё больше? Можно ли назвать достойным того, кто расправляется с неугодными путём бессудных казней? Труса, который в бою прикрывается женщинами и детьми и бросает своих воинов на поле брани? Я видел всё это и не собирался следовать примеру лживых льстецов.
Однако далеко не все либо льстили императору, либо трусливо молчали. Первыми были тридцать воинов, отказавшиеся вместе с полководцем служить неправедному владыке. За это их обвинили в измене Родине и в шпионаже в пользу врага. Не молчал и учёный Димитрий, осмелившийся в день общенационального праздника зачитать прямо на площади имена безвинно убиенных по приказу правителя. Тому это не понравилось, и он публично обвинил Димитрия в растлении молодёжи. Хрупкая девушка Аника, которая назвала владыку душегубом, была обвинена в заговоре против императора. Всех вышеупомянутых приговорили к смертной казни.
Видя такое вопиющее беззаконие, я не мог остаться безучастным.
- Я требую отпустить этих людей! - вскричал я, выходя из толпы. - Ты и так загубил немало народу, тиран кровавый! Не бери грех на душу хотя бы в праздник!
- Ты посмел оскорбить императора, дерзкий! - гневу владыки не было предела. - Клянусь, если ты сейчас же не падёшь передо мной на колени и не попросишь прощения, то будешь повешен при всём народе!
Но я молчал, ибо предпочёл бы смерть такому унижению. Тогда император повелел меня завтра же казнить.
В темнице, куда меня бросили, было холодно и сыро. Напрасно я пытался поплотнее завернуться в тогу - это не спасало.
На ужин тюремщик принёс мне кусок варёного мяса. Я хотел было его съесть, но вдруг заметил, что через щель пролез чёрный кот. Подошёл ко мне и стал тереться.
- Хочешь мяса? - спросил я, придвигая к нему миску.
Зачем мне, думал я, этот кусок, если всё равно завтра умирать?
Кот съел мясо с большим удовольствием. И облизнувшись, вдруг сказал человеческим голосом:
- Спасибо тебе, добрый человек! А то я сильно проголодался.
Я подумал, что у меня уже мутится рассудок. Говорящие коты мерещатся!
- Не пугайся, благородный патриций! - отвечал кот, словно прочитав мои мысли. Я не простой кот - учёный, прибыл из Лукоморья. Знаю, о чём ты сейчас думаешь, Константин. Я могу спасти и тебя, и тех людей, за которых ты так отважно вступился. Но не задаром.
- Что же ты желаешь в качестве платы? - спросил я, ошеломлённый.
- Есть у нас в Лукоморье дуб зелёный, на дубе том златая цепь. И днём и ночью я, учёный кот, хожу по той цепи. Направо пойду - песнь завожу, налево пойду - сказку сказываю. Но вот стар я становлюсь, и память всё чаще меня подводит. Вот я и хожу-брожу между мирами, ищу себе замену. Согласен ли ты занять моё место? Ты умный, образованный, много книг прочитал, и сердце у тебя благородное. Тридцать воинов станут витязями морскими, а полководец - их дядькой. Димитрия лешим сделаю, Анику - русалкой. Что скажешь, Константин?
- Если так, то я согласен, - ответил я, немного подумав.
Стоило мне только произнести эти слова, как мы, приговорённые, очутились на берегу моря у зелёного дуба. Тридцать витязей прекрасных, леший, русалка... Посмотрев на своё отражение в морской воде, я увидел рыжего кота, ибо в человеческой своей жизни я также был рыжеволосым.
С тех пор так и живём в Лукоморье. А император, что приговорил нас к смерти, в скором времени был свергнут и отправлен в изгнание. Так и скитался до самой смерти нищий, оборванный и полусумасшедший. Я его несколько раз видел, когда покидал Лукоморье. Да, периодически я навещаю ваш мир, чтобы найти страждущих и помочь им. Возможно, кто-то из них в будущем, когда я состарюсь, займёт моё место.
Вот такие дела, Александр Сергеевич!
С уважением и благодарностью!
Искренне Ваш Учёный Кот".
ГОЛОВА ШАКАЛА
- Бабушка! Бабушка!
Мальчик лет двенадцати испуганно подбежал к седовласой старушке, которая, схватившись за сердце, вдруг стала оседать на диван.
- Сейчас, ба, я врача вызову.
- Не надо, Владушка, - жестом остановила его старушка. - Я уже деда твоего вижу - к себе зовёт. Ты лучше послушай. Лежит у меня в шкатулке зеркало с берестяной рамкой - оно мне ещё от прабабушки досталось. Смотрись в него каждое утро - и оно принесёт тебе удачу. Но если увидишь в нём голову шакала - быть беде.
