- Но есть поверье, что если этим самым мечом отрубить саламандре одну чешуйку, маг снова обретёт человеческий облик.
Пока Илларион рассказывал, его отец задремал. Осторожно, чтобы его не разбудить, хозяин и гость стали готовиться ко сну.
Уже которую ночь Феликсу отчего-то снился отец Камиллы. И всегда он беззвучно шевелил губами, словно пытался что-то сказать, но не мог поколебать воздух.
Проснулся он ещё до рассвета, услышав шаги и слабый шёпот старика:
- Илларион, подойди ко мне...
- Отец...
- Поклянись, сын мой... Поклянись, что вернёшь себе престол... И отомстишь... за Алисию...
- Клянусь, отец... Отец!
Голоса старика больше не было слышно. Илларион, сражённый горем, зарыдал.
***
"Интересно, что будет, если этим мечом отрубить чешуйку саламандре серебряной, - думал Феликс, вертя в руках подарок умершего старика. - Может, она тоже превратится в человека?"
Прежде он знал о саламандрах лишь то, что они были порождениями огненной стихии и вымерли после Великого Потопа. Когда же колдун сказал о серебряной саламандре, Феликс думал, что она единственная, кто выжил. Теперь же он узнал, что существует на свете ещё одна - золотая.
Впрочем, Илларион утверждал, что всё это суеверия - ни в кого золотая саламандра не превратится. Да и был ли этот маг? В истории с Германом, Анной и её завистливой кузиной, скорей всего, больше вымысла, нежели правды.
Всё это Феликс понимал, но иногда в голове проскальзывала мысль: а вдруг не сказка? Может, колдун имел в виду: встретишь саламандру - сруби ей чешуйку, и тогда она превратится в мага - более сильного, чем я? Если кто и сможет помочь Камилле, то только он.
Впрочем, едва ли. Колдун Александр был известен всей деревне своим тщеславием. Для него убедить страждущего в своей незаменимости всегда было важнее, чем помочь. Незаменимому платят охотнее. Да и говорил он не о золотой, а о серебряной.
"Ладно, хватит думать о легендах - пора идти".
Феликс решительно убрал меч в дорожную сумку и встал с пригорка.
Вскоре на его пути стали попадаться покосившиеся домики. У некоторых ещё держались куски кровли, сквозь которую пробивались деревья. Пустые глазницы окон смотрели угрожающе. Вдоль заборов, от которых, в лучшем случае, остались две-три дощечки, буйно цвела малина и ежевика.
Пройдя мимо полей, заросших высокой травой, Феликс очутился у старого колодца, обветшавшего, как и всё остальное в этой заброшенной деревне. В зарослях земляники что-то белело. Парень хотел было подойти поближе, посмотреть. Но неожиданно из кустов малины вынырнула женщина в чёрном платье и преградила ему путь.
На вид она была вполне обычной: полная фигура, светлые вьющиеся волосы, падающие на плечи, светлые глаза. Нет, не уродина, но было в ней что-то неприятное, даже пугающее.
Презрительно усмехнувшись, она протянула к Феликсу руки с грязными длинными ногтями, загнутыми, словно когти хищника. И улыбнулась, обнажая гнилые зубы в два ряда.
Феликс от неожиданности отпрянул. Тотчас же его спина упёрлась во что-то мягкое. Обернулся. Перед ним стояла другая женщина, тоже в чёрном: худая, как жердь. Волосы, прямые и тёмные, под цвет платья, падали ей на плечи. Узкие карие глаза косились на путника с недоброй усмешкой.
Один миг - и она прыгнула на Феликса и вцепилась ему в шею костлявыми руками. Парень попытался шевельнуться, чтобы их сбросить, но его руки словно приросли к телу. Попытался крикнуть, рассмеяться, но губы ему не повиновались. И тело, и лицо словно окаменело.
Женщины, злобно ухмыляясь, застучали зубами. Феликс с ужасом наблюдал, как острые клыки приближаются к его шее. Всё явственнее ощущался запах сырого мяса. Парень не мог даже закрыть глаз, чтобы не видеть собственной смерти.
"Прости, Камилла... Отец..."
Зубы хищниц уже готовы были вцепиться в его шею, как вдруг один за другим раздались два выстрела. Обе женщины истошно закричали и упали на землю.
Тогда Феликс и увидел своего спасителя. Высокий человек с усами, убелённый сединами. Величавая осанка выдавала благородное происхождение.
- Человек, ты живой? - спросил он, опустив ружьё.
Феликс, наконец, смог пошевелиться.
- Живой, - ответил с поклоном. - Спасибо Вам, Ваша Светлость! Если бы не Вы, убили бы.
Спаситель в ответ кивнул, затем, глядя на тела, проговорил, обращаясь скорее к самому себе, нежели к Феликсу:
- Я так и знал, что серебряные пули их успокоят. Всех людей в деревне поели, никого не оставили.
Затем, направившись прямо к зарослям земляники, нагнулся и поднял с земли что-то белое. Это был человеческий череп.
- Бедняга! Надо теперь позаботиться о достойном погребении.
Феликс на минуту представил, что опоздай его спаситель на несколько минут, сейчас бы держал в руках его череп. От этой мысли стало не по себе.
"Он же мне жизнь спас. Было бы свинством не отблагодарить его за это, как полагается".
В его дорожной сумке не было вещей более ценных, чем тот меч, что подарил ему отец Иллариона. Да и в доме, пожалуй, таковых бы не нашлось.
- Примите от меня в благодарность, - сказал Феликс, протягивая вещицу.
Его спаситель, увидев меч, удивился, выпучил глаза.
- Откуда он у тебя?
- Не бойтесь, не ворованный.
Чтобы окончательно успокоить спасителя, пришлось ему рассказать про Иллариона и его отца. Весть о смерти старика, по-видимому, огорчила собеседника.
- Старый король скончался! - воскликнул он горестно. - Теперь принц Илларион - наша последняя надежда! Позволь же, в благодарность я пожму тебе руку!
Конечно же, Феликс был польщён такой честью. Получается, старик не бредил, когда говорил про престол.
Вспомнился ему также разговор с Ипполитом. Илларион, Алисия... Не эти ли имена называл безумный изобретатель? Жаль, у Феликса на них дурная память.
"Вот бы удивился Ипполит, если бы узнал, что его крылья спасли жизнь тому самому принцу".
- А меч оставь себе. Я тебе его дарю. За спасение наследника.
***
- Я всё знаю!
Таким Фредерика Миранда видела впервые. Его лицо было бледным, губы плотно стиснуты, глаза бешено сверкали.
- Ты всё это время морочила мне голову! Ты лгала мне! Я думал, ты божество, луч света. А ты... ты просто грязная девка!
- Фредерик...
- Молчи, бесстыжая! Ничего не желаю слушать!
С этими словами молодой баронет наотмашь ударил Миранду по щеке.
- И не называй меня Фредериком! Нашей дружбе конец!
Затем, не глядя на плачущую девочку, он удалился прочь. Напрасно Миранда звала его, напрасно кричала: постой - Фредерик даже не обернулся. Лишь иволга зарыдала ей в ответ.
***
Миранда проснулась. Вздохнула с облегчением. Но вдруг внезапная мысль пронзила ей, как стрела: Фредерик ведь ничего не знает. Поэтому и считает, что она достойна быть ему другом. Но что будет, как узнает? А он рано или поздно узнает. Не от дедушки Ираклия и не от графа Блувердада - им Миранда верила, как самой себе. Но всё тайное так или иначе становится явным.
Не лучше ли самой всё рассказать? Тогда молодой баронет не станет тешить себя иллюзиями и тотчас же отвернётся от неё, высказав всё, что думает.
"Ну уж нет! - подумала девочка в следующую минуту. - Я сама отвернусь от него прежде, чем он успеет меня растоптать"
Да, она так и сделает. И сделает это прямо сегодня.
Но только она успела выйти из комнаты, как встретила дедушку Ираклия, графа, Стефанию. Они суетливо расхаживали взад-вперёд с обеспокоенными лицами. Из разговоров Миранда поняла, что Фредерик серьёзно болен, у него сильный жар и лихорадка.
***
Всю последующую неделю молодой баронет находился между жизнью и смертью. Ираклий и Юлиан со Стефанией ухаживали за ним. Миранда, несмотря на строгий запрет, всякий раз, обманывая дедушку Ираклия, проскальзывала к больному и подолгу с ним сидела.
"Я здесь", - говорила она, когда Фредерик метался в бреду, шепча её имя.
И так она сидела около него, пока шаги за дверью не вынуждали её спрятаться или пока кто-нибудь не заходил и не прогонял её.
"Святое Небо, сохрани жизнь Фредерику! - молилась Миранда. - Я скажу ему горькие слова, я не подойду к нему после этого, но пусть он поправится".
Увлечённая молитвой, она едва успела спрятаться в шкаф, прежде чем вошла Стефания.
- Миранда здесь. Она тебя слышит, - ответила девушка, потрогав горячий лоб больного.
Знала бы она, как близка была к истине!
Покинув комнату, она вскрикнула от неожиданности, оказавшись в объятиях мужчины.
- Юлиан, это Вы? - в тот момент она забыла, что перед ней человек выше по положению.
- Простите, я Вас напугал... Как он?
- Да всё так же. Позвольте, я...
Она не договорила. Нет, ей не хочется сейчас уходить. Уходить от этих глаз, что смотрят на неё с такой нежностью, от этого бархатного голоса.
- Стефа...
Девушка подняла голову и улыбнулась, встретившись с ним взглядом. В следующий момент её рука оказалась в ладонях Юлиана. Осторожно, словно боясь разбить хрустальную вазу, он коснулся руками её тонких пальчиков. Она не рассердилась, не отдёрнула руки.
***
В этот раз Небо услышало молитвы смертных - Фредерик остался жив. Миранда навещала его всё реже. И вовсе не из боязни заразиться. Очень уж она не хотела, чтобы охлаждение было внезапным - как гром среди ясного неба.
Когда Фредерик поправился окончательно, Миранда и вовсе стала его избегать. Она уже не слушала его, раскрыв рот, лишь только он начинал что-то рассказывать. Напротив, под любым предлогом старалась от него отделаться. Фредерик не мог не заметить перемены. И однажды прямо спросил её:
- Что случилось? Я тебя чем-то обидел?
Миранда в ответ покачала головой.
- Тогда в чём дело? Почему ты вдруг стала меня избегать?
- Потому что Вы больше не должны со мной разговаривать! Никогда! - прокричала девочка с неожиданной злобой. - Оставьте меня в покое! Слышите?
Ошеломлённый Фредерик вжал голову в плечи, словно от удара.
- Миранда!...
Но та его уже не слушала. Бежала со всех ног к дедушке. Через минуту она рыдала у него на плече, рассказывая о ссоре с молодым баронетом.
- Прошу Вас, дедушка, не подпускайте ко мне Фреде... барона Мисуллана. Я не хочу его видеть!
- Хорошо, внученька. Только не плачь. Всё будет хорошо.
"Нет, хорошо уже не будет, - подумала Миранда. - Без Фредерика не будет".
***
Всё как будто бы изменилось. Пропал куда-то звонкий смех Миранды, почти не слышно было весёлой болтовни Фредерика. В замке как будто поселилась грусть.
Стефания была уверена, что виной тому Фредерик и Миранда. С некоторых пор она ни разу не видела их вместе. Зато постоянно видела рядом с девочкой Ираклия. Он буквально не отпускал её от себя ни на шаг, словно сторожевой пёс, готовый броситься на всякого, кто посмеет на неё косо взглянуть. Особенно суров старый слуга стал к Фредерику. Впрочем, так он относился к нему вполне дружелюбно, но стоило молодому баронету кинуть взгляд на его внучку... Тогда Ираклий смотрел на него так, словно вот-вот вцепится в горло.
Однажды девушка поделались своими мыслями с Юлианом:
- Бедный Фредерик! Не понимаю, отчего он впал в такую немилость? У меня такое впечатление, будто Ираклий не даёт ему общаться с Мирандой. И я вижу, они оба этим удручены.
- Фредерик не виноват. Просто Ираклий очень любит внучку и не хочет, чтобы её обидели ненужными упрёками.
"Упрёками?! Но она же ничего не сделала!" - хотела было воскликнуть Стефания, но осеклась.
Ей вдруг вспомнилось, что то же самое она говорила, когда Фредерик разбудил её, чтобы сообщить о готовящейся казни. Может, и Миранда так же нарушила какой-то из диких законов Симеона Сумасшедшего?
- Что же она сделала? Гуляла по воде? Летала по воздуху? Или что ещё здесь запрещено?
- Этого я не могу сказать даже тебе. Я обещал молчать. Но одно скажу: Миранда ни в чём не виновата... Кстати, летать по воздуху у нас не запрещено, - добавил Юлиан с улыбкой.
- Слава Небесам! - улыбнулась в ответ Стефания. - Хоть что-то разрешается... Но за что ж её тогда упрекать?
- За то, что не всем повезло родиться в любящей семье. Те, кому повезло, часто бывают глухи к сиротским слезам. Они не знают, что это такое!
- Но Фредерик знает, что Миранда сиротка.
- Да, но он не знает кое-чего другого.
- Скажите, Юлиан, а это другое - оно очень страшное?
- Очень.
"Значит, и вправду дело худо", - подумала девушка.
Она прекрасно знала: страдания не озлобили Юлиана, не убили в его душе сочувствия к чужим несчастьям. Но едва ли он станет их преувеличивать.
Но ни Стефания, ни Юлиан ещё не знали о том, что происходило в другом крыле замка. Миранда рассказывала Ираклию о страшном сне.
- Мне снилось, дедушка, будто я опять дома, с мамой, и меня снова трогают пьяные гости. И хотя мне к этому не привыкать, так противно ещё никогда не было. Я вырываюсь, плачу, кричу: "Дедушка, родной, спасите!". А мама смеётся, говорит: "Нет у тебя никакого дедушки. Он тебе приснился. Так что выкинь эти бредни из головы и давай работай". И я испугалась. Даже не столько того, что мне опять придётся ублажать весь этот сброд. Я испугалась, что вдруг Вас, дедушка, и вправду нет. И за графа испугалась: вдруг его в самом деле замучили до смерти? Я даже когда проснулась, дрожала от страха. Только когда вас увидела, успокоилась.
Ираклий ласково гладил девочку по головке.
- Не переживай, внученька, я здесь, с тобой. И никому не дам тебя обидеть.
Фредерик, стоявший за дверью, содрогнулся от отвращения, представив, как куча грязных рук лапает Миранду. Его Миранду! А мать, родная мать смотрит и смеётся.
"О, земля, сколько же в тебе ненужного терпения, чтобы носить таких мерзких созданий! И ты, Небо, как могло ты терпеть такое. Зачем не разразило громом эту мать, эту пьяную скотину?".
Молодой баронет до боли сжал кулаки. К отвращения прибавилась ярость.
- Клянусь, Миранда! - вскричал он, позабыв, что та, о которой он говорил, могла его услышать. - Клянусь, пока я жив, эти твари не подойдут к тебе на пушечный выстрел!
***
Когда Гораций пришёл в себя, солнце поднялось высоко над горизонтом. Сколько он так лежал? День? Два? И где он вообще?
Парень встал, отчего голова отозвалась резкой болью. В глазах потемнело. Чтобы снова не упасть, он сел, огляделся. По правую руку простиралась бескрайняя гладь моря. По левую - за песчаной полоской берега - виднелся лес, за ним - невысокие горы.
Спереди очередная волна набежала на песок. Горацию показалось, над водой мелькнуло что-то круглое. Что-то похожее на голову.
Молодой человек осторожно встал и, держась руками за воздух (единственное, за что можно было держаться), двинулся туда.
Другая волна вынесла на берег человека с неестественно вывернутой шеей. Никифор-Фокусник!
Память стала медленно возвращаться к юноше. Буря была страшная. Волны поднимались до самого неба. Ветер свистел, рвал паруса, ломал мачты. Корабль бросало, словно щепку. Люди метались по палубе, перепуганные. Последнее, что помнил Гораций - это сильный удар головой о палубу.
Пока Илларион рассказывал, его отец задремал. Осторожно, чтобы его не разбудить, хозяин и гость стали готовиться ко сну.
Уже которую ночь Феликсу отчего-то снился отец Камиллы. И всегда он беззвучно шевелил губами, словно пытался что-то сказать, но не мог поколебать воздух.
Проснулся он ещё до рассвета, услышав шаги и слабый шёпот старика:
- Илларион, подойди ко мне...
- Отец...
- Поклянись, сын мой... Поклянись, что вернёшь себе престол... И отомстишь... за Алисию...
- Клянусь, отец... Отец!
Голоса старика больше не было слышно. Илларион, сражённый горем, зарыдал.
***
"Интересно, что будет, если этим мечом отрубить чешуйку саламандре серебряной, - думал Феликс, вертя в руках подарок умершего старика. - Может, она тоже превратится в человека?"
Прежде он знал о саламандрах лишь то, что они были порождениями огненной стихии и вымерли после Великого Потопа. Когда же колдун сказал о серебряной саламандре, Феликс думал, что она единственная, кто выжил. Теперь же он узнал, что существует на свете ещё одна - золотая.
Впрочем, Илларион утверждал, что всё это суеверия - ни в кого золотая саламандра не превратится. Да и был ли этот маг? В истории с Германом, Анной и её завистливой кузиной, скорей всего, больше вымысла, нежели правды.
Всё это Феликс понимал, но иногда в голове проскальзывала мысль: а вдруг не сказка? Может, колдун имел в виду: встретишь саламандру - сруби ей чешуйку, и тогда она превратится в мага - более сильного, чем я? Если кто и сможет помочь Камилле, то только он.
Впрочем, едва ли. Колдун Александр был известен всей деревне своим тщеславием. Для него убедить страждущего в своей незаменимости всегда было важнее, чем помочь. Незаменимому платят охотнее. Да и говорил он не о золотой, а о серебряной.
"Ладно, хватит думать о легендах - пора идти".
Феликс решительно убрал меч в дорожную сумку и встал с пригорка.
Вскоре на его пути стали попадаться покосившиеся домики. У некоторых ещё держались куски кровли, сквозь которую пробивались деревья. Пустые глазницы окон смотрели угрожающе. Вдоль заборов, от которых, в лучшем случае, остались две-три дощечки, буйно цвела малина и ежевика.
Пройдя мимо полей, заросших высокой травой, Феликс очутился у старого колодца, обветшавшего, как и всё остальное в этой заброшенной деревне. В зарослях земляники что-то белело. Парень хотел было подойти поближе, посмотреть. Но неожиданно из кустов малины вынырнула женщина в чёрном платье и преградила ему путь.
На вид она была вполне обычной: полная фигура, светлые вьющиеся волосы, падающие на плечи, светлые глаза. Нет, не уродина, но было в ней что-то неприятное, даже пугающее.
Презрительно усмехнувшись, она протянула к Феликсу руки с грязными длинными ногтями, загнутыми, словно когти хищника. И улыбнулась, обнажая гнилые зубы в два ряда.
Феликс от неожиданности отпрянул. Тотчас же его спина упёрлась во что-то мягкое. Обернулся. Перед ним стояла другая женщина, тоже в чёрном: худая, как жердь. Волосы, прямые и тёмные, под цвет платья, падали ей на плечи. Узкие карие глаза косились на путника с недоброй усмешкой.
Один миг - и она прыгнула на Феликса и вцепилась ему в шею костлявыми руками. Парень попытался шевельнуться, чтобы их сбросить, но его руки словно приросли к телу. Попытался крикнуть, рассмеяться, но губы ему не повиновались. И тело, и лицо словно окаменело.
Женщины, злобно ухмыляясь, застучали зубами. Феликс с ужасом наблюдал, как острые клыки приближаются к его шее. Всё явственнее ощущался запах сырого мяса. Парень не мог даже закрыть глаз, чтобы не видеть собственной смерти.
"Прости, Камилла... Отец..."
Зубы хищниц уже готовы были вцепиться в его шею, как вдруг один за другим раздались два выстрела. Обе женщины истошно закричали и упали на землю.
Тогда Феликс и увидел своего спасителя. Высокий человек с усами, убелённый сединами. Величавая осанка выдавала благородное происхождение.
- Человек, ты живой? - спросил он, опустив ружьё.
Феликс, наконец, смог пошевелиться.
- Живой, - ответил с поклоном. - Спасибо Вам, Ваша Светлость! Если бы не Вы, убили бы.
Спаситель в ответ кивнул, затем, глядя на тела, проговорил, обращаясь скорее к самому себе, нежели к Феликсу:
- Я так и знал, что серебряные пули их успокоят. Всех людей в деревне поели, никого не оставили.
Затем, направившись прямо к зарослям земляники, нагнулся и поднял с земли что-то белое. Это был человеческий череп.
- Бедняга! Надо теперь позаботиться о достойном погребении.
Феликс на минуту представил, что опоздай его спаситель на несколько минут, сейчас бы держал в руках его череп. От этой мысли стало не по себе.
"Он же мне жизнь спас. Было бы свинством не отблагодарить его за это, как полагается".
В его дорожной сумке не было вещей более ценных, чем тот меч, что подарил ему отец Иллариона. Да и в доме, пожалуй, таковых бы не нашлось.
- Примите от меня в благодарность, - сказал Феликс, протягивая вещицу.
Его спаситель, увидев меч, удивился, выпучил глаза.
- Откуда он у тебя?
- Не бойтесь, не ворованный.
Чтобы окончательно успокоить спасителя, пришлось ему рассказать про Иллариона и его отца. Весть о смерти старика, по-видимому, огорчила собеседника.
- Старый король скончался! - воскликнул он горестно. - Теперь принц Илларион - наша последняя надежда! Позволь же, в благодарность я пожму тебе руку!
Конечно же, Феликс был польщён такой честью. Получается, старик не бредил, когда говорил про престол.
Вспомнился ему также разговор с Ипполитом. Илларион, Алисия... Не эти ли имена называл безумный изобретатель? Жаль, у Феликса на них дурная память.
"Вот бы удивился Ипполит, если бы узнал, что его крылья спасли жизнь тому самому принцу".
- А меч оставь себе. Я тебе его дарю. За спасение наследника.
***
- Я всё знаю!
Таким Фредерика Миранда видела впервые. Его лицо было бледным, губы плотно стиснуты, глаза бешено сверкали.
- Ты всё это время морочила мне голову! Ты лгала мне! Я думал, ты божество, луч света. А ты... ты просто грязная девка!
- Фредерик...
- Молчи, бесстыжая! Ничего не желаю слушать!
С этими словами молодой баронет наотмашь ударил Миранду по щеке.
- И не называй меня Фредериком! Нашей дружбе конец!
Затем, не глядя на плачущую девочку, он удалился прочь. Напрасно Миранда звала его, напрасно кричала: постой - Фредерик даже не обернулся. Лишь иволга зарыдала ей в ответ.
***
Миранда проснулась. Вздохнула с облегчением. Но вдруг внезапная мысль пронзила ей, как стрела: Фредерик ведь ничего не знает. Поэтому и считает, что она достойна быть ему другом. Но что будет, как узнает? А он рано или поздно узнает. Не от дедушки Ираклия и не от графа Блувердада - им Миранда верила, как самой себе. Но всё тайное так или иначе становится явным.
Не лучше ли самой всё рассказать? Тогда молодой баронет не станет тешить себя иллюзиями и тотчас же отвернётся от неё, высказав всё, что думает.
"Ну уж нет! - подумала девочка в следующую минуту. - Я сама отвернусь от него прежде, чем он успеет меня растоптать"
Да, она так и сделает. И сделает это прямо сегодня.
Но только она успела выйти из комнаты, как встретила дедушку Ираклия, графа, Стефанию. Они суетливо расхаживали взад-вперёд с обеспокоенными лицами. Из разговоров Миранда поняла, что Фредерик серьёзно болен, у него сильный жар и лихорадка.
***
Всю последующую неделю молодой баронет находился между жизнью и смертью. Ираклий и Юлиан со Стефанией ухаживали за ним. Миранда, несмотря на строгий запрет, всякий раз, обманывая дедушку Ираклия, проскальзывала к больному и подолгу с ним сидела.
"Я здесь", - говорила она, когда Фредерик метался в бреду, шепча её имя.
И так она сидела около него, пока шаги за дверью не вынуждали её спрятаться или пока кто-нибудь не заходил и не прогонял её.
"Святое Небо, сохрани жизнь Фредерику! - молилась Миранда. - Я скажу ему горькие слова, я не подойду к нему после этого, но пусть он поправится".
Увлечённая молитвой, она едва успела спрятаться в шкаф, прежде чем вошла Стефания.
- Миранда здесь. Она тебя слышит, - ответила девушка, потрогав горячий лоб больного.
Знала бы она, как близка была к истине!
Покинув комнату, она вскрикнула от неожиданности, оказавшись в объятиях мужчины.
- Юлиан, это Вы? - в тот момент она забыла, что перед ней человек выше по положению.
- Простите, я Вас напугал... Как он?
- Да всё так же. Позвольте, я...
Она не договорила. Нет, ей не хочется сейчас уходить. Уходить от этих глаз, что смотрят на неё с такой нежностью, от этого бархатного голоса.
- Стефа...
Девушка подняла голову и улыбнулась, встретившись с ним взглядом. В следующий момент её рука оказалась в ладонях Юлиана. Осторожно, словно боясь разбить хрустальную вазу, он коснулся руками её тонких пальчиков. Она не рассердилась, не отдёрнула руки.
***
В этот раз Небо услышало молитвы смертных - Фредерик остался жив. Миранда навещала его всё реже. И вовсе не из боязни заразиться. Очень уж она не хотела, чтобы охлаждение было внезапным - как гром среди ясного неба.
Когда Фредерик поправился окончательно, Миранда и вовсе стала его избегать. Она уже не слушала его, раскрыв рот, лишь только он начинал что-то рассказывать. Напротив, под любым предлогом старалась от него отделаться. Фредерик не мог не заметить перемены. И однажды прямо спросил её:
- Что случилось? Я тебя чем-то обидел?
Миранда в ответ покачала головой.
- Тогда в чём дело? Почему ты вдруг стала меня избегать?
- Потому что Вы больше не должны со мной разговаривать! Никогда! - прокричала девочка с неожиданной злобой. - Оставьте меня в покое! Слышите?
Ошеломлённый Фредерик вжал голову в плечи, словно от удара.
- Миранда!...
Но та его уже не слушала. Бежала со всех ног к дедушке. Через минуту она рыдала у него на плече, рассказывая о ссоре с молодым баронетом.
- Прошу Вас, дедушка, не подпускайте ко мне Фреде... барона Мисуллана. Я не хочу его видеть!
- Хорошо, внученька. Только не плачь. Всё будет хорошо.
"Нет, хорошо уже не будет, - подумала Миранда. - Без Фредерика не будет".
***
Всё как будто бы изменилось. Пропал куда-то звонкий смех Миранды, почти не слышно было весёлой болтовни Фредерика. В замке как будто поселилась грусть.
Стефания была уверена, что виной тому Фредерик и Миранда. С некоторых пор она ни разу не видела их вместе. Зато постоянно видела рядом с девочкой Ираклия. Он буквально не отпускал её от себя ни на шаг, словно сторожевой пёс, готовый броситься на всякого, кто посмеет на неё косо взглянуть. Особенно суров старый слуга стал к Фредерику. Впрочем, так он относился к нему вполне дружелюбно, но стоило молодому баронету кинуть взгляд на его внучку... Тогда Ираклий смотрел на него так, словно вот-вот вцепится в горло.
Однажды девушка поделались своими мыслями с Юлианом:
- Бедный Фредерик! Не понимаю, отчего он впал в такую немилость? У меня такое впечатление, будто Ираклий не даёт ему общаться с Мирандой. И я вижу, они оба этим удручены.
- Фредерик не виноват. Просто Ираклий очень любит внучку и не хочет, чтобы её обидели ненужными упрёками.
"Упрёками?! Но она же ничего не сделала!" - хотела было воскликнуть Стефания, но осеклась.
Ей вдруг вспомнилось, что то же самое она говорила, когда Фредерик разбудил её, чтобы сообщить о готовящейся казни. Может, и Миранда так же нарушила какой-то из диких законов Симеона Сумасшедшего?
- Что же она сделала? Гуляла по воде? Летала по воздуху? Или что ещё здесь запрещено?
- Этого я не могу сказать даже тебе. Я обещал молчать. Но одно скажу: Миранда ни в чём не виновата... Кстати, летать по воздуху у нас не запрещено, - добавил Юлиан с улыбкой.
- Слава Небесам! - улыбнулась в ответ Стефания. - Хоть что-то разрешается... Но за что ж её тогда упрекать?
- За то, что не всем повезло родиться в любящей семье. Те, кому повезло, часто бывают глухи к сиротским слезам. Они не знают, что это такое!
- Но Фредерик знает, что Миранда сиротка.
- Да, но он не знает кое-чего другого.
- Скажите, Юлиан, а это другое - оно очень страшное?
- Очень.
"Значит, и вправду дело худо", - подумала девушка.
Она прекрасно знала: страдания не озлобили Юлиана, не убили в его душе сочувствия к чужим несчастьям. Но едва ли он станет их преувеличивать.
Но ни Стефания, ни Юлиан ещё не знали о том, что происходило в другом крыле замка. Миранда рассказывала Ираклию о страшном сне.
- Мне снилось, дедушка, будто я опять дома, с мамой, и меня снова трогают пьяные гости. И хотя мне к этому не привыкать, так противно ещё никогда не было. Я вырываюсь, плачу, кричу: "Дедушка, родной, спасите!". А мама смеётся, говорит: "Нет у тебя никакого дедушки. Он тебе приснился. Так что выкинь эти бредни из головы и давай работай". И я испугалась. Даже не столько того, что мне опять придётся ублажать весь этот сброд. Я испугалась, что вдруг Вас, дедушка, и вправду нет. И за графа испугалась: вдруг его в самом деле замучили до смерти? Я даже когда проснулась, дрожала от страха. Только когда вас увидела, успокоилась.
Ираклий ласково гладил девочку по головке.
- Не переживай, внученька, я здесь, с тобой. И никому не дам тебя обидеть.
Фредерик, стоявший за дверью, содрогнулся от отвращения, представив, как куча грязных рук лапает Миранду. Его Миранду! А мать, родная мать смотрит и смеётся.
"О, земля, сколько же в тебе ненужного терпения, чтобы носить таких мерзких созданий! И ты, Небо, как могло ты терпеть такое. Зачем не разразило громом эту мать, эту пьяную скотину?".
Молодой баронет до боли сжал кулаки. К отвращения прибавилась ярость.
- Клянусь, Миранда! - вскричал он, позабыв, что та, о которой он говорил, могла его услышать. - Клянусь, пока я жив, эти твари не подойдут к тебе на пушечный выстрел!
***
Когда Гораций пришёл в себя, солнце поднялось высоко над горизонтом. Сколько он так лежал? День? Два? И где он вообще?
Парень встал, отчего голова отозвалась резкой болью. В глазах потемнело. Чтобы снова не упасть, он сел, огляделся. По правую руку простиралась бескрайняя гладь моря. По левую - за песчаной полоской берега - виднелся лес, за ним - невысокие горы.
Спереди очередная волна набежала на песок. Горацию показалось, над водой мелькнуло что-то круглое. Что-то похожее на голову.
Молодой человек осторожно встал и, держась руками за воздух (единственное, за что можно было держаться), двинулся туда.
Другая волна вынесла на берег человека с неестественно вывернутой шеей. Никифор-Фокусник!
Память стала медленно возвращаться к юноше. Буря была страшная. Волны поднимались до самого неба. Ветер свистел, рвал паруса, ломал мачты. Корабль бросало, словно щепку. Люди метались по палубе, перепуганные. Последнее, что помнил Гораций - это сильный удар головой о палубу.
