«Ангел мой», – так он называл меня.
Никто не любил меня больше, чем любил он.
И я не любила никого больше, чем любила его.
Перевожу взгляд на наполненный водой бассейн. Готово. Надеюсь, меня не хватятся.
Подхожу к краю, закрываю глаза и падаю спиной в бассейн. Вода мгновенно поглощает меня, я открываю рот, делаю вдох, позволяя воде проникнуть в лёгкие, заполонить их, и захлёбываюсь. Инстинкт самосохранения пытается вытолкнуть меня на поверхность, но я сопротивляюсь ему, испытывая муки. Хочется, хочется, чёрт побери, выплыть, вдохнуть полной грудью. От нехватки кислорода мозг взрывается болью, сдавливает виски, но я остаюсь под водой до тех пор, пока тело не слабеет окончательно.
Неужели, таков мой эпилог?
Моменты из жизни, самые яркие, калейдоскопом проносятся в голове, пока сознание ещё пытается выжить.
Ты же чувствуешь её, чувствуешь в себя эту сокрушительную силу, нужно только проснуться.
Проснись!
И я выплываю на поверхность, открываю глаза и чувствую, как меня, схватив за руки, пытаются вытащить из бассейна.
Оказавшись на холодном кафеле купальни, кашляю, выплёвывая воду под вздохи и причитания служанки:
– Госпожа, ну что же вы, миленькая, как же так, зачем…
Она обнимает меня, поглаживает по голове одной рукой, как ребёнка, а второй укутывает в махровое полотенце. Девушка – на вид моя ровесница, может чуть старше, доселе незнакомая, стройная, как лань, откуда только сил хватило вытащить меня, темноволосая, с кожей белой, как снег и яркими зелёными глазами.
Когда способность говорить ко мне возвращается, я вопросительно каркаю:
– Как зовут тебя?
– Уля, – она запинается, – Ульяной меня звать, госпожа.
– Что ж, Ульяна, – я хмыкаю, – спасибо, что спасла. Я – твоя должница ныне.
– Что вы говорите такое, госпожа! – ахает она. – Это мой долг – служить вам.
Она помогает мне подняться, ведёт в спальню, усаживает в кресло и бережно вытирает полотенцем волосы, пока я обессилившая и тронутая её заботой после жесткой брачной ночи рассматриваю её.
– Сколько тебе лет, Ульяна?
– Двадцать семь, госпожа, – отвечает девушка и одевает меня в длинный атласный халат ненавистного красного цвета.
– Ты выглядишь совсем молоденькой, не старше двадцати, – констатирую, чем смущаю её.
– Я прожила довольно лёгкую жизнь, госпожа, может поэтому.
– Почему я ранее не видела тебя? – спрашиваю скептически, ну потому что вряд ли жизнь служанки назовёшь лёгкой.
Ульяна тяжко вздыхает, а я продолжаю рассматривать её. И блеск заплетённых в две косы волос, и ладность фигуры, и чистота речи никак не выдают в ней представительницу низшего класса.
– Госпожа, может тёплое вино? – предлагает она, уходя от ответа.
– Можно, – соглашаюсь я и продолжаю бесцеремонно напирать: – Ты так и не ответила на мой вопрос.
– Ещё вчера меня в этом дворце не было. Хотя доселе здесь я, конечно, бывала, правда в качестве гостьи. – Ульяна протягивает мне бокал с тёплым красным вином и продолжает: – Батюшка мой – купец из Заречного, разорился из–за азартных игр. И в одной такой игре он проиграл последнее, что у него было, – меня. С женщинами в этом мире мужчинам можно делать всё, что они захотят.
– Вот уж точно! – усмехнулась я горько.
– Последние полгода меня передавали из рук в руки, точно вещь, – продолжила девушка, – пока вчера меня не выкупил управляющий в этом дворце, потому что узнал учтивую гостью, купеческую дочь. Батюшка мой повесился, не оставив мне ничего, даже приданного, так что когда мне предложили работу, я сочла разумным не отказываться, ведь за спиной у меня ни гроша.
Когда Ульяна закончила, я подумала: вот с кем судьба обошлась жестоко, а ты тут ноешь.
– У тебя есть магия?
– Я – знахарка, – ответила она, и я всхлипнула от накативших воспоминаний о нашей с Виринеей дружбы.
Сглотнув ком в горле, я разоткровенничалась:
– Моя близкая подруга тоже знахарка, мечтала открыть здесь, в столице собственную парфюмерную лавку.
– А где ваша подруга сейчас, госпожа? – сочувственно спросила Ульяна.
– Осталась в прошлой жизни.
– Вы устали, должно быть, госпожа, пойдёмте я уложу вас, отдохнёте.
Она была права: стоило прилечь, тем паче вино разморило и действие бодрствующего снадобья уже заканчивалось.
Ульяна взбила мне подушки, помогла лечь – тело всё ещё было слабым, неповоротливым.
Я зевнула, но заснуть так просто не получится, поэтому, пока девушка здесь, решила спросить:
– Откуда ты сказала родом?
– Из Заречного, госпожа.
– Я никогда не была в Заречном.
– Ох, обязательно побывайте с визитом, госпожа, земли нашего края души лечат, так говорят, – тепло отозвалась она о своей родине.
– Расскажи, – попросила я её и неосознанно протянула руку, которая она сжала в своей, присев на кровать.
От неё исходило умиротворяющее спокойствие, а голос звучал, как свежий морозный ветерок, от рук шло тепло, а пахла она хвойными деревьями. Я быстро заснула, на грани сознания услышав про самую высокую, никем непокорённую гору, чудотворную плодородную землю, покрытую вечным покрывалом из снега, и снилось мне, что я заблудилась в лесу, который не хотела покидать, ведомая перешёптываниями местных духов. Что они пытались сказать мне – я не разобрала, но в том, что куда–то они меня зазывали, была уверена.
Проснулась я от ударившего по глазам солнечного света, часто заморгала, потянулась и на удивление обнаружила себя бодрой. Служанки, порхая по покоям, сноровисто сервировали стол для завтрака, в воздухе витали запахи свежезаваренного кофе и сдобы.
– Доброе утро, ваше величество, – заметив, что я проснулась, девицы присели в реверансе. – Госпожа Мария Федоровна изволила посетить вас, мы накрыли стол для двоих.
– А где Ульяна? – первое, что спросила я, выискивая девушку взглядом.
Девицы непонимающе переглянулись.
– Служанка, которая вчера вечером была здесь, – уточнила я.
– Госпожа, – одна из девиц нахмурилась, – вчера вечером здесь никого не было, гвардейцы никого не пускали, дабы не тревожить ваш покой. Я заходила только проверить, понадобилось ли вам что–нибудь, но вы крепко спали.
Настал мой черёд хмуриться.
– Если пожелаете, могу позвать ваших гвардейцев, они подтвердят, – предложила служанка.
– Не надо никого звать, – хриплым ото сна, ничего не понимающим голосом ответила я.
Ну не могла же Ульяна мне привидеться…
Или могла?
Девицы помогли мне облачиться в домашнее платье бордового цвета и, заподозрив неладное, я всё–таки решила заглянуть в гардеробную, чтобы убедиться: пока мы с Максимилианом были в храме, доселе разноцветные платья заменили на оттенки красного. Не иначе месть государевой матушки. Если и существовал цвет, который я ненавидела, то это был определённо красный и все его производные.
Свекровь по–хозяйски вошла в покои, служанки тотчас поклонились ей, она удовлетворённо окинула меня взглядом и огорошила:
– Голубка, сегодня у нас с тобой много дел.
Мне ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и разделить с ней утреннюю трапезу без особого удовольствия.
Явление императрицы народу – так она назвала сие мероприятие, и дабы не случилось казусов, как было на венчании, вызвалась наставить меня. Императорская чета сегодня выезжает к одной из трещин – поддержать боевой дух солдат. Мне казалось, этим его величество и Василиса занимаются, однако решили, что и новоявленной императрице не помешает такая вылазка.
После омрачённого новостями завтрака, Мария Федоровна лично выбрала платье для выхода в свет – простенькое, не расшитое драгоценными камнями, но качество ткани, конечно же, ощущалось. Верх платья напоминал мундир, длинные рукава, не пышная юбка. Волосы мои собрали в строгий пучок, одели тиару, похожую на кокошник, с прикреплённым шпильками струящимся до поясницы платком.
– Ты прекрасна, голубка, – довольно отметила свекровь.
Скрестив руки на груди, я вопросила:
– Это вы заменили все платья в моём гардеробе?
– Тебе не нравится? – притворно возмутилась Мария Федоровна.
– Что вы, красный – мой любимый цвет! – съязвила я.
– Так и я думала, – хмыкнула свекровь, и мы выдвинулись.
Кортеж состоял из десятка карет, запряжённых двумя лошадьми, с развивающимися на ветру флагами Россонтии. В первых каретах ехала личная гвардия императора, на случай непредвиденной опасности, в карете посередине – я, его величество и незнакомый мне молодой мужчина, позади нас ехали Мария Федоровна с Василисой, замыкали процессию кареты с, опять же, гвардейцами. Свёкор сие мероприятие посещать не стал, остался во дворце замещать его величество.
Присутствие Максимилиана рядом вызывало панический страх, я сжалась и отодвинулась к окну, глядя на медленно сменяющийся пейзаж, не говорила ни слова. Засим перевела взгляд напротив, где сидел, со слов его величества, придворный маг по имени Ивар. Я исподлобья поглядывала на него. Мы встретились взглядами, и стоило бы, по идее, неловко отвести свой, но я, чувствуя необъяснимое к нему притяжение, склоняю голову набок, сканирую взглядом, рассматриваю мужчину уже беззастенчиво.
Глаза у него тёмные–тёмные, контрастирующие со светло–русыми, будто выгоревшими на солнце волосами, и кожа загорелая, бронзового оттенка. Глядя на него, я чувствовала холод тёмной бездны, пустоты, в которую хотелось окунуться и навсегда исчезнуть в безвестности, чтобы обрести долгожданный покой. Такая от него исходила энергетика.
– Ивар, моя жена так на меня смотрит, как на тебя сейчас, – усмехнулся Максимилиан, заставив меня вздрогнуть от внезапно произнесённой насмешливой фразы.
– Ваше величество, – Ивар потупился, неловко заёрзал на сидении.
– Вы ревнуете, ваше величество? – чуть склонив голову в сторону Макса, невозмутимо спрашиваю.
– А мне стоит? – я замечаю, как он приподнимает одну бровь в удивлении, а бедный Ивар места себе не находит, поглядывает виновато на его величество, будто есть в этом его вина, в моём чрезмерном внимании.
– Не стоит, – я фыркаю, – моё сердце принадлежит вам.
Наклонившись, отчего я замираю, Макс шепчет в ответ:
– Советую не забывать об этом, любимая, а то на одного придворного мага во дворце станет меньше.
Ивар этого не слышит, ну или делает вид, что не слышит.
Метаморфозы в поведении его величества настораживают: агрессия, необоснованная ревность… Я вспоминаю, каким он был в МагИнституте, и понимаю, что совсем не знаю того, за кого вышла замуж. Мой муж – холодный, жёсткий, расчётливый человек. Или, быть может, и его терпению пришёл конец, когда я раз за разом кричала, что ненавижу? Я практически сожалею о том, что не выбрала другую тактику. Надо было усыпить его бдительность, надо было сыграть в любовь, но, поглощённая обидами, я совершала ошибку за ошибкой. Если бы да кабы, сейчас уже поздно сокрушаться…
По протоколу мы с его величеством, покинув карету, приветствуем сначала высший офицерский состав, благодарим за верность короне и интересам государства, спрашиваем о нуждах, обещаем их удовлетворить. По итогу говорит один Макс, а я, как болванчик, киваю с натянутой улыбкой.
И только тогда, когда из кареты выходит Василиса, в воинских рядах – оживление, чем затмевает меня собой, практически сразу всё внимание переключается на неё. Облачена она не в традиционные цвета. На ней белое платье с длинными руками, а поверх него расшитый бисером кафтан голубого цвета без рукавов, напоминающий удлинённый жилет, на голове – корона дома Эзантийских.
Вместо того чтобы с благосклонным видом принимать поклоны, кланяется Василиса, проходит мимо каждого офицера, прикладывает руку к сердцу, склоняет голову в неподдельном глубоком уважении.
– Для меня честь стоять здесь с вами, – разносится её мелодичный голос.
Ловлю взгляд свекрови, мол, смотри, как надо, хмыкаю и отступаю назад. Натыкаюсь спиной на кого–то. Этим кем–то оказывается Ивар. Он незаметно придерживает меня за локоть, отчего по телу моему пробегает морозец или это оттого, что ветра здесь сильные. Завывают, лютуют, играются с моим свободно свисающим платком, что развивается как красное знамя.
– Мне казалось, она запечатала все трещины, – шепотом обращаюсь я к Ивару.
– Никак нет, ваше величество, только она запечатает одну, где–нибудь да возникает другая. Лучшие учёные бьются над вопросом этого феномена, но пока ответа нет.
– А драконов подключить не пробовали? – уточняю, памятуя о том, что для стабилизации Россонтии необходимы четыре стихии.
– Его величество пытается выйти с ними на связь. Как видите, безуспешно.
Горько хмыкаю.
– Мне понятны их опасения, кому захочется рисковать, чтобы вновь оказаться в магических оковах.
«Нужен договор», – думаю я. Который гарантирует свободу драконам при их активной помощи, в конце концов, ежели Россонтия падёт, то и духи её тоже. Даже не будь я связана браком, где их искать теперь, когда мы потерялись, без понятия. Одного еле нашла – и то чудом.
– Вы одной с ней крови, – вдруг нарушает затянувшуюся тишину Ивар, пока его величество и Василиса Эзантийская обходят ряды солдат, – могли бы и посодействовать.
Это не звучит, как упрёк, скорее как напоминание.
– Моя сила мне неподвластна. Так что, – усмехаюсь, – я на эту роль не гожусь.
Он наклоняется совсем близко, недопустимо близко по этикету и опаляет своим дыханием моё ушко.
– А я думаю, моя царица, более сокрушительной, могущественной магии, нежели у вас, во всей Россонтии не найти.
От близости его у меня учащается дыхание. Почему этот молодой мужчина так будоражащее действует на меня?
– Ты мне льстишь, Ивар.
– Я это чувствую, – не соглашается он. – Посмотрите на трещину. Что вы чувствуете?
Я устремляю взгляд вдаль, где простирается кипящая ядовито–зелёной жидкостью трещина, прислушиваюсь к своим ощущениям. Ничего. Это и озвучиваю, несколько раздражённо–озадаченным тоном. Не терплю ходить вокруг да около. Что он пытается донести до меня?
– Тогда, думаю, вам нужно подойти поближе, – не сдаётся мужчина.
– А ты… - я открываю рот, чтобы продолжить, но он перебивает меня.
– А я буду рядом, моя царица, – заверяет меня Ивар.
Я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу, покусываю нижнюю губу, придерживаю платок, чтобы его не сорвал ветер и обвожу взглядом всех присутствующих. Никому до нас нет дела. Свекровь носится со своей обожаемой Василисой, восхищённо цокает, Максимилиан затерялся в офицерских рядах, только гвардейцы стоят невозмутимо, оценивают обстановку на предмет опасности, но и их взгляды устремлены туда, где ходит его величество. Я для них – что пустое место, один только Ивар рядом, придерживает за локоть и выжидающе смотрит.
– Не думаю, что его величество это одобрил бы… – робко пытаюсь вразумить то ли его, то ли себя саму.
– Солгите ему, будто почувствовали, что ваша магия отозвалась.
– Не искушай меня, Ивар, – мой голос дрожит, хотя я и пытаюсь придать ему строгости.
Мужчина встаёт сзади, кладёт обе руки мне на плечи и, чуть наклонившись, вновь непозволительно шепчет мне на ухо:
– Эта сила, – Ивар ведёт руками вниз по плечам к талии, прижимается, отчего я судорожно вздыхаю и закрываю глаза, – я чувствую её… Почувствуйте и вы, моя царица. Тьма – сладкая на вкус, как и вы…
