— Долго ты будешь меня избегать? Ты где вчера был?
— Мы с Катей ходили в кино.
— Я думал, ты будешь мне помогать.
— Помогать добивать безвинную девушку, которой и без того в жизни досталось? Нет уж, уволь.
Кирилл угрожающе поднялся с дивана.
— Безвинную? Она почти украла у меня дом! А прислуга то ли запугана, то ли в сговоре с ней состоит. Да что там слуги... Даже ты попал под её чары. Она вас будто околдовала!
— Кирюх, успокойся, — поморщился я.
— Они все связаны какой-то тайной, я чую. Можешь мне не верить, просто будь осторожен.
Я тяжело вздохнул — никогда не думал, что алчность может настолько овладеть его разумом. В этот момент в гостиной появился Гук — он вёл на поводке старого дога.
— Всем доброе утро.
— Доброе утро, профессор, — ответил я.
Смерив Гука ненавидящим взглядом, Кирилл нас покинул. А я с подозрением уставился на собаку.
— Слушайте, профессор, сколько в этом доме собак?
— А что?
— В день моего приезда под столом сидел щенок. Вчера на лестнице я наткнулся на молодого кобеля. А теперь вижу старого пса той же породы. Все трое поразительно похожи друг на друга и никогда не попадались мне вместе.
— В этом нет ничего удивительного, — пожал плечами Гук, — просто это отец, а то были его сыновья. Гувер, за мной.
Он увёл собаку на улицу. Я остался задумчиво смотреть им вслед.
«Ага, и зовут их всех одинаково. В честь первого директора ФБР».
Я не придал этому значения — ну мало ли у людей фантазии не хватает. А потом опустился в кресло, возле которого стоял древний проигрыватель со стопкой пластинок, и взял ту, что лежала сверху. Это была Элла Фитцджеральд.
Я повертел конверт в руках и достал оттуда пластинку — вместе с ней выпала чёрно-белая фотография. И что я вижу? Улыбающаяся Катя в длинной пышной юбке, руки — в белых перчатках — держат сумочку. Натуральная стиляга. Но почему фотография такая ветхая? На обороте фиолетовыми чернилами было написано: 1959 год.
«Наверное, стилизация под ретро».
Нет, пожелтевшие от времени края казались настоящими. Я снова перевернул фотографию. Если эта улыбчивая девушка не Катя, то она ужасно на неё похожа. Может быть, это её бабушка, та самая любовница прадеда Кирилла?
Положив фотографию в карман, я вышел во двор. Старый пёс, отвязанный от поводка, носился вокруг профессора. Я смотрел на них, щурясь от солнца, и размышлял.
Почему фотография Катиной бабушки находится в доме бабушки Кирилла? Ведь эта пластинка явно не Кати, а хозяйки дома — поэтому она так небрежно валяется на тумбочке. Катя говорила, что Екатерина Петровна — единственная, кто хорошо относился к её семье. Возможно, бабушки Кати и Кирилла были подругами?
Логическая цепочка вполне выстраивалась, но лучше уточнить у Кати.
— Гувер, лови! — крикнул Гук, бросая палку.
Почему профессор выгуливает собаку хозяйки дома? Он же профессор. Почему этим не занимается, к примеру, домоправитель? Неужели Гук и есть хозяин Гувера? Значит, ему принадлежат все три собаки? Вряд ли. На месте Екатерины Петровны я бы предпочёл найти другого доктора, чем терпеть его трёх собак. Он что, такой гениальный? Ладно бы одна собака, но три... И где остальные две? Почему он не выгуливает их втроём?
Продолжая мысленно рассуждать, я вернулся в дом. Возможно, я бы даже поискал остальных, более молодых Гуверов, но то, что я увидел, заставило меня напрочь забыть о собаках.
— Blue moon, you saw me standing alone... — доносилось из проигрывателя.
Это была та самая песня, что позавчера играла в клубе, когда мы с Катей танцевали. Я встал у дверей в гостиную, оставаясь незамеченным.
Посреди комнаты кружилась Катя в длинном коричневом платье. Её лицо было спокойным и мечтательным. В тот миг она была невыносимо похожа на девушку со старой фотографии. Какое-то время я наблюдал за ней, а когда музыка стихла, переступил порог.
— Красивая песня.
Катя обернулась и с пленяющей улыбкой пошла мне навстречу.
— Моя любимая. Это «Blue moon» Эллы Фитцджеральд.
«Стиляги как раз любили джаз», — вспомнил я.
— Это ведь… очень старая песня?
— Хорошая музыка вечна.
Катя сняла пластинку и вложила её в конверт, в котором я нашёл фотографию. Я приблизился, чтобы её обнять.
— Тебе очень идёт это платье.
— Спасибо.
Она улыбалась, но, встретив мой взгляд, перестала. Я не выпускал её из объятий.
— Катюш, скажи честно, что случилось с твоими родителями?
— Я уже говорила, они умерли.
— Давно?
— Вскоре после моей свадьбы.
— И что с ними стало?
Она отвернулась.
— Я не хочу…
— Катя, что случилось с твоими родителями? — настаивал я.
— У меня нет доказательств. Но я думаю, что их убил мой муж.
— За что?!
Я держал её за предплечья, а она всё отворачивалась и отводила глаза.
— Мои родители требовали, чтобы он помогал им деньгами. Они считали, что имеют на это право, раз отдали ему меня. А мой муж так не считал. Через месяц после свадьбы их дом сгорел.
— Почему ты сразу от него не ушла?! — закричал я.
— Мне было некуда идти.
— А тётя?
Катя покачала головой, по её лицу текли слёзы.
— Однажды я заговорила о разводе, и он меня избил.
— Надо было бежать! Хотя бы попытаться!
— Мне было страшно. Я сдалась… И это моя самая большая ошибка, которую я до сих пор пытаюсь исправить.
Наверняка она лгала, но я прижал её к себе.
— Хорошо, что он сдох! Такой ублюдок, как никто другой, заслуживал смерти. Ты хотя бы не слишком долго мучилась. Ведь ты прожила с ним всего три месяца, да?
— Да, Серёж, всего три месяца. — Она прижалась ко мне ещё крепче. — Ты такой хороший. С тобой я почти забываю, что когда-то жила в аду.
— Катя, забудь. Сотри это время из памяти. Начни новую жизнь! — Я заглянул в её смородиновые глаза и поцеловал. — Поехали со мной в Москву.
— В Москву?!
— Ну что тебе тут делать? Киснуть в этом музее советской номенклатуры?
— Серёж, — с тоской пробормотала она, — ты предлагаешь такие вещи, хотя... ты меня совсем не знаешь.
— Мне всё равно. Кем бы ты ни была...
За спиной послышались шаги. Катя немедленно отстранилась — это был Кирилл. Точно шакал вокруг дичи, он начал ходить вокруг нас, вселяя негатив.
— Ну что, Катюш? Мы торчим здесь уже третий день, а старухи по-прежнему нет. И, знаешь, иногда мне кажется, что её вообще не существует.
— В каком смысле?
— Я думаю, она мертва.
Видимо, не я один предавался размышлениям.
— Глупость какая, — равнодушно ответила Катя.
— А может, это ты её убила?
— Кирюх, ты совсем от безделья сдурел? — не выдержал я.
— Да, конечно. В отличие от вас, я провожу своё время очень скучно и исключительно в раздумьях. И, знаете, всё сходится. Внезапное исчезновение хозяйки, явное враньё всех обитателей... Давай же, Кать. Расскажи нам, что ты сделала со старухой?
Катя отвернулась, чтобы мы не видели её лица. В гостиную ворвался Гук.
— Прекратите её так называть, или я вас ударю! — пообещал он Кириллу, но Катя остановила его резкими словами:
— Гук, не надо.
— А вы, дорогой профессор... Я подозреваю, что вы её отец. — Кирилл указал пальцем на Катю. — А иначе как объяснить ваше ревностное беспокойство за эту девицу?
— Да как хотите. С вашей фантазией только детективы писать. — Гук взял поникшую Катю за плечи и увёл в столовую.
— Они её точно убили, — резюмировал Кирилл.
— Я смотрю, ты не очень расстроен, — вырвалось у меня.
— Я расстроен только тем, что у меня из-под носа уводят наследство. Да, мне нужны деньги, мне нужен этот дом, я — внук, имею право!
Кирилл устремился в столовую, и я последовал за ним — из страха, что он снова что-нибудь выкинет. Подойдя к закрытым дверям, мы услышали шёпот профессора:
— Послушайте, я прекрасно понимаю ваше женское нежелание расставаться с этим юношей. Но… давайте уже покажем им Екатерину Вановскую, чтобы этот кошмар наконец прекратился.
Кирилл яростно толкнул двери.
— Где вы прячете её труп?!
Катя бросила на него усталый раздражённый взгляд:
— Екатерина Петровна жива и в добром здравии. Более того, впервые за семьдесят девять лет она счастлива. Спасибо, что отнимаешь у неё это счастье! — Она быстрым шагом покинула столовую.
Гук подошёл к Кириллу, сердито глядя на него снизу вверх:
— Если бы вы знали, какую боль вы ей причиняете... Зачем вы приехали? Вы же всё испортили. Она только-только начала жить заново.
— Я всего лишь беспокоюсь за свою бабушку!
— Считайте, что у вас её больше нет! — Профессор тоже удалился.
— Если Екатерина Вановская не вернётся завтра на свой юбилей, — крикнул ему вслед Кирилл, — я вызову полицию!
Когда он исчез, я достал из кармана фотографию девушки из прошлого.
— Она не вернётся. Она уже здесь.
Утром приехали родители Кирилла и его дядя с женой. Я видел в окно, как они выходили из такси. К тому времени, как они должны были зайти в дом, я выскользнул из комнаты и прислушался к голосам внизу.
— Эта нахалка ещё здесь? — звенел голос матери Кирилла.
— Вчера была, — сообщил тот.
— Да, эта нахалка ещё здесь! — Новый женский голос прозвучал совсем рядом, на лестнице.
— Мама? — воскликнул дядя Кирилла. — Когда ты вернулась?
— Неважно.
До меня донёсся двойной стук — женщина медленно сходила вниз по ступенькам, с глухим ударом ставя на них что-то деревянное. Наверное, клюку. Я тоже подкрался к лестнице, но спускаться не стал.
— Здравствуй, бабушка! Если честно, я уже думал, что с тобой случилась беда, — признался Кирилл.
— Увы, твои надежды не оправдались. Зачем вы приехали? Да ещё в таком неприличном количестве.
— Мама, хватит шутить, — отозвалась мать Кирилла. — Мы приехали на твой юбилей, поздравить тебя с восьмидесятилетием...
— Ради бога, не напоминай.
— Мы ужасно волновались. Кирилл сказал, что ты в горах, мобильным не пользуешься, а здесь проживает какая-то подозрительная девица, выдающая себя за нашу родственницу.
— Что значит «выдающая»? — возмутилась женщина, и в её тоне я наконец распознал знакомые интонации.
— А где Катя? — удивился Кирилл.
— Она уехала. Ты её очень обидел.
— Мы думали, тебе угрожает опасность, — заверил дядя Кирилла.
— Не надо врать! — оборвала женщина. — Вас интересует только, когда я помру, чтобы продать мой дом.
— Мы бы приезжали чаще, мама, если бы ты была рада нас видеть, — сказала мать Кирилла.
— Ну во-первых, я действительно предпочитаю уединение. А во-вторых... Извините, мои дорогие, но я не из тех, кто любит своих детей только за то, что они их дети. Очень трудно проникнуться искренней симпатией к людям, которые с самого детства были жестокими и меркантильными эгоистами. Но это не ваша вина, это гены вашего папаши.
— Мама!
— Хотите правду? Я тридцать лет прожила с мужчиной, которого не любила и не уважала. И за это мне стыдно. Ваш отец купил меня. Просто купил. — Женщина щёлкнула пальцами. — Сколько раз я жалела, что пошла в тот день к швее взять работу. Лучше бы я совсем не выходила! На свою беду, я попалась ему на глаза и понравилась. Он оплатил долги моих родителей и забрал к себе — в эту тюрьму. Свою красоту я обменяла на богатство и потом всю жизнь пыталась обменять их обратно. Какое-то время моей отдушиной были вы, но Вановский всё равно воспитывал вас по своему мерзейшему подобию, а моё воспитание вам впрок не пошло. Я так радовалась, когда он умер... Мне было пятьдесят, и я начала новую жизнь с надеждой на то, что однажды я смогу победить природу. Но больше я пытаться не буду. Пусть остаётся, как есть. Всё изменить невозможно — вы по-прежнему называете меня мизантропичной старухой, хотя я просто не люблю идиотов. А всё, что вам важно, — это деньги, дом и акции. И если прежде я не придавала этому большого значения, то теперь сделала выводы и решила. Убирайтесь-ка вы вон.
Ответом была напряжённая тишина.
— А как же праздник? — не понял Кирилл. — И что насчёт наследства?
— Праздника не будет. А всё имущество я завещаю благотворительному фонду.
— Совсем ополоумела?! — завизжала мать Кирилла. — Только попробуй! Ты к этому дому вообще никакого отношения не имеешь!
— Вы получили уже предостаточно. Хватит. Может, хоть это научит вас ценить то, что досталось вам слишком легко.
— Да ты выжила из ума!
— Напротив. За последние дни мой ум прояснился как никогда. Так что вон отсюда!
— У тебя маразм!
— Люба, не ори, пойдём, — взмолился отец Кирилла.
Некоторое время в гостиной стояли возня и гул уходящих шагов. Когда входная дверь захлопнулась, я спустился на первый этаж.
Окна были зашторены, отчего и без того тёмная гостиная выглядела ещё мрачнее. Около кресла стояла худая пожилая женщина в длинном сером платье. Её седые волосы были заколоты наверх, а руки крепко сжимали набалдашник клюки.
— Катя...
Женщина вздрогнула и отвернулась.
— Вы хотите ей что-то передать? — намеренно высоким тоном спросила она, но скрыть свой низкий голос не сумела.
Я подошёл ближе.
— Она когда-нибудь вернётся?
Та покачала головой.
— Тогда скажите ей, что я её люблю, — ответил я.
Катя прикрыла глаза рукой, но промолчала. Я не мог ей выдать, что всё понял — из любви к той девушке, которой она была, из сочувствия к женщине, которой она стала. Немного помедлив, я шагнул к лестнице.
— Она тоже... успела вас полюбить.
Ноги приросли к полу.
— И она просит у вас прощение за свой внезапный отъезд.
Я с надеждой повернул голову.
— Не смотри на меня, уходи! — В её голосе стояли слёзы.
Я ушёл наверх. На втором этаже до меня донёсся гулкий стук — Катя бросила клюку на пол.
— Ты где? — крикнул в трубку Кирилл. — Привези мой чемодан. Мы в кафе у шоссе.
Пока я судорожно собирал свои лыжи и палки, в комнату постучались, и вошла Элла.
— Вы уезжаете?
Я замер и, должно быть, окинул её слишком любопытным взглядом.
— Скажите, вы тоже..? Вам тоже восемьдесят лет?
— Нет, мне действительно двадцать три, — улыбнулась Элла, а потом посерьёзнела: — Я знала, что вы догадаетесь. Уж очень вы с ней сблизились. Пожалуйста, не говорите Кириллу.
— И не собирался. Хотя ему было бы полезно...
— Не стоит. Екатерина Петровна всё равно велела сломать аппарат.
— Аппарат?
— Лифт молодости. Профессор Гук жил здесь и работал над ним двадцать лет. В тот день, когда вы приехали, он как раз закончил своё изобретение. Сначала они опробовали лифт на собаке. Эксперимент удался, и Екатерина Петровна, не дожидаясь, пока Гук проверит анализы Гувера, «сбросила» сразу шестьдесят лет. Не прошло и часа, как сюда — так некстати — пожаловал её внук. А потом и вы… Она выдумала историю с племянницей, взяла у меня одежду, хотела всё начать с чистого листа. Но наутро оказалось, что действие аппарата длится всего сутки. А она хотела навсегда.
— Поэтому Катя кричала?
— Она была в ужасе. Чтобы оставаться молодой, ей приходилось каждое утро залезать в кабину этого проклятого лифта. — Элла хмуро посмотрела на меня. — Жаль, что так вышло.
— Что именно?
— Что вы в неё влюбились.
Элла наблюдала в окно, как уезжает последний гость. Пока водитель крепил его лыжные принадлежности к крыше, Сергей положил чемодан и рюкзак в багажник, а сам сел на заднее сидение. Такси тронулось с места.
— Неужели всё так и закончится?
Раздался сигнал смс. Элла взяла смартфон и прочитала сообщение от Гука: «Спустись в столовую».
— Мы с Катей ходили в кино.
— Я думал, ты будешь мне помогать.
— Помогать добивать безвинную девушку, которой и без того в жизни досталось? Нет уж, уволь.
Кирилл угрожающе поднялся с дивана.
— Безвинную? Она почти украла у меня дом! А прислуга то ли запугана, то ли в сговоре с ней состоит. Да что там слуги... Даже ты попал под её чары. Она вас будто околдовала!
— Кирюх, успокойся, — поморщился я.
— Они все связаны какой-то тайной, я чую. Можешь мне не верить, просто будь осторожен.
Я тяжело вздохнул — никогда не думал, что алчность может настолько овладеть его разумом. В этот момент в гостиной появился Гук — он вёл на поводке старого дога.
— Всем доброе утро.
— Доброе утро, профессор, — ответил я.
Смерив Гука ненавидящим взглядом, Кирилл нас покинул. А я с подозрением уставился на собаку.
— Слушайте, профессор, сколько в этом доме собак?
— А что?
— В день моего приезда под столом сидел щенок. Вчера на лестнице я наткнулся на молодого кобеля. А теперь вижу старого пса той же породы. Все трое поразительно похожи друг на друга и никогда не попадались мне вместе.
— В этом нет ничего удивительного, — пожал плечами Гук, — просто это отец, а то были его сыновья. Гувер, за мной.
Он увёл собаку на улицу. Я остался задумчиво смотреть им вслед.
«Ага, и зовут их всех одинаково. В честь первого директора ФБР».
Я не придал этому значения — ну мало ли у людей фантазии не хватает. А потом опустился в кресло, возле которого стоял древний проигрыватель со стопкой пластинок, и взял ту, что лежала сверху. Это была Элла Фитцджеральд.
Я повертел конверт в руках и достал оттуда пластинку — вместе с ней выпала чёрно-белая фотография. И что я вижу? Улыбающаяся Катя в длинной пышной юбке, руки — в белых перчатках — держат сумочку. Натуральная стиляга. Но почему фотография такая ветхая? На обороте фиолетовыми чернилами было написано: 1959 год.
«Наверное, стилизация под ретро».
Нет, пожелтевшие от времени края казались настоящими. Я снова перевернул фотографию. Если эта улыбчивая девушка не Катя, то она ужасно на неё похожа. Может быть, это её бабушка, та самая любовница прадеда Кирилла?
Положив фотографию в карман, я вышел во двор. Старый пёс, отвязанный от поводка, носился вокруг профессора. Я смотрел на них, щурясь от солнца, и размышлял.
Почему фотография Катиной бабушки находится в доме бабушки Кирилла? Ведь эта пластинка явно не Кати, а хозяйки дома — поэтому она так небрежно валяется на тумбочке. Катя говорила, что Екатерина Петровна — единственная, кто хорошо относился к её семье. Возможно, бабушки Кати и Кирилла были подругами?
Логическая цепочка вполне выстраивалась, но лучше уточнить у Кати.
— Гувер, лови! — крикнул Гук, бросая палку.
Почему профессор выгуливает собаку хозяйки дома? Он же профессор. Почему этим не занимается, к примеру, домоправитель? Неужели Гук и есть хозяин Гувера? Значит, ему принадлежат все три собаки? Вряд ли. На месте Екатерины Петровны я бы предпочёл найти другого доктора, чем терпеть его трёх собак. Он что, такой гениальный? Ладно бы одна собака, но три... И где остальные две? Почему он не выгуливает их втроём?
Продолжая мысленно рассуждать, я вернулся в дом. Возможно, я бы даже поискал остальных, более молодых Гуверов, но то, что я увидел, заставило меня напрочь забыть о собаках.
— Blue moon, you saw me standing alone... — доносилось из проигрывателя.
Это была та самая песня, что позавчера играла в клубе, когда мы с Катей танцевали. Я встал у дверей в гостиную, оставаясь незамеченным.
Посреди комнаты кружилась Катя в длинном коричневом платье. Её лицо было спокойным и мечтательным. В тот миг она была невыносимо похожа на девушку со старой фотографии. Какое-то время я наблюдал за ней, а когда музыка стихла, переступил порог.
— Красивая песня.
Катя обернулась и с пленяющей улыбкой пошла мне навстречу.
— Моя любимая. Это «Blue moon» Эллы Фитцджеральд.
«Стиляги как раз любили джаз», — вспомнил я.
— Это ведь… очень старая песня?
— Хорошая музыка вечна.
Катя сняла пластинку и вложила её в конверт, в котором я нашёл фотографию. Я приблизился, чтобы её обнять.
— Тебе очень идёт это платье.
— Спасибо.
Она улыбалась, но, встретив мой взгляд, перестала. Я не выпускал её из объятий.
— Катюш, скажи честно, что случилось с твоими родителями?
— Я уже говорила, они умерли.
— Давно?
— Вскоре после моей свадьбы.
— И что с ними стало?
Она отвернулась.
— Я не хочу…
— Катя, что случилось с твоими родителями? — настаивал я.
— У меня нет доказательств. Но я думаю, что их убил мой муж.
— За что?!
Я держал её за предплечья, а она всё отворачивалась и отводила глаза.
— Мои родители требовали, чтобы он помогал им деньгами. Они считали, что имеют на это право, раз отдали ему меня. А мой муж так не считал. Через месяц после свадьбы их дом сгорел.
— Почему ты сразу от него не ушла?! — закричал я.
— Мне было некуда идти.
— А тётя?
Катя покачала головой, по её лицу текли слёзы.
— Однажды я заговорила о разводе, и он меня избил.
— Надо было бежать! Хотя бы попытаться!
— Мне было страшно. Я сдалась… И это моя самая большая ошибка, которую я до сих пор пытаюсь исправить.
Наверняка она лгала, но я прижал её к себе.
— Хорошо, что он сдох! Такой ублюдок, как никто другой, заслуживал смерти. Ты хотя бы не слишком долго мучилась. Ведь ты прожила с ним всего три месяца, да?
— Да, Серёж, всего три месяца. — Она прижалась ко мне ещё крепче. — Ты такой хороший. С тобой я почти забываю, что когда-то жила в аду.
— Катя, забудь. Сотри это время из памяти. Начни новую жизнь! — Я заглянул в её смородиновые глаза и поцеловал. — Поехали со мной в Москву.
— В Москву?!
— Ну что тебе тут делать? Киснуть в этом музее советской номенклатуры?
— Серёж, — с тоской пробормотала она, — ты предлагаешь такие вещи, хотя... ты меня совсем не знаешь.
— Мне всё равно. Кем бы ты ни была...
За спиной послышались шаги. Катя немедленно отстранилась — это был Кирилл. Точно шакал вокруг дичи, он начал ходить вокруг нас, вселяя негатив.
— Ну что, Катюш? Мы торчим здесь уже третий день, а старухи по-прежнему нет. И, знаешь, иногда мне кажется, что её вообще не существует.
— В каком смысле?
— Я думаю, она мертва.
Видимо, не я один предавался размышлениям.
— Глупость какая, — равнодушно ответила Катя.
— А может, это ты её убила?
— Кирюх, ты совсем от безделья сдурел? — не выдержал я.
— Да, конечно. В отличие от вас, я провожу своё время очень скучно и исключительно в раздумьях. И, знаете, всё сходится. Внезапное исчезновение хозяйки, явное враньё всех обитателей... Давай же, Кать. Расскажи нам, что ты сделала со старухой?
Катя отвернулась, чтобы мы не видели её лица. В гостиную ворвался Гук.
— Прекратите её так называть, или я вас ударю! — пообещал он Кириллу, но Катя остановила его резкими словами:
— Гук, не надо.
— А вы, дорогой профессор... Я подозреваю, что вы её отец. — Кирилл указал пальцем на Катю. — А иначе как объяснить ваше ревностное беспокойство за эту девицу?
— Да как хотите. С вашей фантазией только детективы писать. — Гук взял поникшую Катю за плечи и увёл в столовую.
— Они её точно убили, — резюмировал Кирилл.
— Я смотрю, ты не очень расстроен, — вырвалось у меня.
— Я расстроен только тем, что у меня из-под носа уводят наследство. Да, мне нужны деньги, мне нужен этот дом, я — внук, имею право!
Кирилл устремился в столовую, и я последовал за ним — из страха, что он снова что-нибудь выкинет. Подойдя к закрытым дверям, мы услышали шёпот профессора:
— Послушайте, я прекрасно понимаю ваше женское нежелание расставаться с этим юношей. Но… давайте уже покажем им Екатерину Вановскую, чтобы этот кошмар наконец прекратился.
Кирилл яростно толкнул двери.
— Где вы прячете её труп?!
Катя бросила на него усталый раздражённый взгляд:
— Екатерина Петровна жива и в добром здравии. Более того, впервые за семьдесят девять лет она счастлива. Спасибо, что отнимаешь у неё это счастье! — Она быстрым шагом покинула столовую.
Гук подошёл к Кириллу, сердито глядя на него снизу вверх:
— Если бы вы знали, какую боль вы ей причиняете... Зачем вы приехали? Вы же всё испортили. Она только-только начала жить заново.
— Я всего лишь беспокоюсь за свою бабушку!
— Считайте, что у вас её больше нет! — Профессор тоже удалился.
— Если Екатерина Вановская не вернётся завтра на свой юбилей, — крикнул ему вслед Кирилл, — я вызову полицию!
Когда он исчез, я достал из кармана фотографию девушки из прошлого.
— Она не вернётся. Она уже здесь.
Утром приехали родители Кирилла и его дядя с женой. Я видел в окно, как они выходили из такси. К тому времени, как они должны были зайти в дом, я выскользнул из комнаты и прислушался к голосам внизу.
— Эта нахалка ещё здесь? — звенел голос матери Кирилла.
— Вчера была, — сообщил тот.
— Да, эта нахалка ещё здесь! — Новый женский голос прозвучал совсем рядом, на лестнице.
— Мама? — воскликнул дядя Кирилла. — Когда ты вернулась?
— Неважно.
До меня донёсся двойной стук — женщина медленно сходила вниз по ступенькам, с глухим ударом ставя на них что-то деревянное. Наверное, клюку. Я тоже подкрался к лестнице, но спускаться не стал.
— Здравствуй, бабушка! Если честно, я уже думал, что с тобой случилась беда, — признался Кирилл.
— Увы, твои надежды не оправдались. Зачем вы приехали? Да ещё в таком неприличном количестве.
— Мама, хватит шутить, — отозвалась мать Кирилла. — Мы приехали на твой юбилей, поздравить тебя с восьмидесятилетием...
— Ради бога, не напоминай.
— Мы ужасно волновались. Кирилл сказал, что ты в горах, мобильным не пользуешься, а здесь проживает какая-то подозрительная девица, выдающая себя за нашу родственницу.
— Что значит «выдающая»? — возмутилась женщина, и в её тоне я наконец распознал знакомые интонации.
— А где Катя? — удивился Кирилл.
— Она уехала. Ты её очень обидел.
— Мы думали, тебе угрожает опасность, — заверил дядя Кирилла.
— Не надо врать! — оборвала женщина. — Вас интересует только, когда я помру, чтобы продать мой дом.
— Мы бы приезжали чаще, мама, если бы ты была рада нас видеть, — сказала мать Кирилла.
— Ну во-первых, я действительно предпочитаю уединение. А во-вторых... Извините, мои дорогие, но я не из тех, кто любит своих детей только за то, что они их дети. Очень трудно проникнуться искренней симпатией к людям, которые с самого детства были жестокими и меркантильными эгоистами. Но это не ваша вина, это гены вашего папаши.
— Мама!
— Хотите правду? Я тридцать лет прожила с мужчиной, которого не любила и не уважала. И за это мне стыдно. Ваш отец купил меня. Просто купил. — Женщина щёлкнула пальцами. — Сколько раз я жалела, что пошла в тот день к швее взять работу. Лучше бы я совсем не выходила! На свою беду, я попалась ему на глаза и понравилась. Он оплатил долги моих родителей и забрал к себе — в эту тюрьму. Свою красоту я обменяла на богатство и потом всю жизнь пыталась обменять их обратно. Какое-то время моей отдушиной были вы, но Вановский всё равно воспитывал вас по своему мерзейшему подобию, а моё воспитание вам впрок не пошло. Я так радовалась, когда он умер... Мне было пятьдесят, и я начала новую жизнь с надеждой на то, что однажды я смогу победить природу. Но больше я пытаться не буду. Пусть остаётся, как есть. Всё изменить невозможно — вы по-прежнему называете меня мизантропичной старухой, хотя я просто не люблю идиотов. А всё, что вам важно, — это деньги, дом и акции. И если прежде я не придавала этому большого значения, то теперь сделала выводы и решила. Убирайтесь-ка вы вон.
Ответом была напряжённая тишина.
— А как же праздник? — не понял Кирилл. — И что насчёт наследства?
— Праздника не будет. А всё имущество я завещаю благотворительному фонду.
— Совсем ополоумела?! — завизжала мать Кирилла. — Только попробуй! Ты к этому дому вообще никакого отношения не имеешь!
— Вы получили уже предостаточно. Хватит. Может, хоть это научит вас ценить то, что досталось вам слишком легко.
— Да ты выжила из ума!
— Напротив. За последние дни мой ум прояснился как никогда. Так что вон отсюда!
— У тебя маразм!
— Люба, не ори, пойдём, — взмолился отец Кирилла.
Некоторое время в гостиной стояли возня и гул уходящих шагов. Когда входная дверь захлопнулась, я спустился на первый этаж.
Окна были зашторены, отчего и без того тёмная гостиная выглядела ещё мрачнее. Около кресла стояла худая пожилая женщина в длинном сером платье. Её седые волосы были заколоты наверх, а руки крепко сжимали набалдашник клюки.
— Катя...
Женщина вздрогнула и отвернулась.
— Вы хотите ей что-то передать? — намеренно высоким тоном спросила она, но скрыть свой низкий голос не сумела.
Я подошёл ближе.
— Она когда-нибудь вернётся?
Та покачала головой.
— Тогда скажите ей, что я её люблю, — ответил я.
Катя прикрыла глаза рукой, но промолчала. Я не мог ей выдать, что всё понял — из любви к той девушке, которой она была, из сочувствия к женщине, которой она стала. Немного помедлив, я шагнул к лестнице.
— Она тоже... успела вас полюбить.
Ноги приросли к полу.
— И она просит у вас прощение за свой внезапный отъезд.
Я с надеждой повернул голову.
— Не смотри на меня, уходи! — В её голосе стояли слёзы.
Я ушёл наверх. На втором этаже до меня донёсся гулкий стук — Катя бросила клюку на пол.
— Ты где? — крикнул в трубку Кирилл. — Привези мой чемодан. Мы в кафе у шоссе.
Пока я судорожно собирал свои лыжи и палки, в комнату постучались, и вошла Элла.
— Вы уезжаете?
Я замер и, должно быть, окинул её слишком любопытным взглядом.
— Скажите, вы тоже..? Вам тоже восемьдесят лет?
— Нет, мне действительно двадцать три, — улыбнулась Элла, а потом посерьёзнела: — Я знала, что вы догадаетесь. Уж очень вы с ней сблизились. Пожалуйста, не говорите Кириллу.
— И не собирался. Хотя ему было бы полезно...
— Не стоит. Екатерина Петровна всё равно велела сломать аппарат.
— Аппарат?
— Лифт молодости. Профессор Гук жил здесь и работал над ним двадцать лет. В тот день, когда вы приехали, он как раз закончил своё изобретение. Сначала они опробовали лифт на собаке. Эксперимент удался, и Екатерина Петровна, не дожидаясь, пока Гук проверит анализы Гувера, «сбросила» сразу шестьдесят лет. Не прошло и часа, как сюда — так некстати — пожаловал её внук. А потом и вы… Она выдумала историю с племянницей, взяла у меня одежду, хотела всё начать с чистого листа. Но наутро оказалось, что действие аппарата длится всего сутки. А она хотела навсегда.
— Поэтому Катя кричала?
— Она была в ужасе. Чтобы оставаться молодой, ей приходилось каждое утро залезать в кабину этого проклятого лифта. — Элла хмуро посмотрела на меня. — Жаль, что так вышло.
— Что именно?
— Что вы в неё влюбились.
***
Элла наблюдала в окно, как уезжает последний гость. Пока водитель крепил его лыжные принадлежности к крыше, Сергей положил чемодан и рюкзак в багажник, а сам сел на заднее сидение. Такси тронулось с места.
— Неужели всё так и закончится?
Раздался сигнал смс. Элла взяла смартфон и прочитала сообщение от Гука: «Спустись в столовую».
