— Когда-нибудь? — В его тоне слышалась улыбка. — Мне нравится, что так или иначе ты видишь свою будущность рядом со мной.
— Я никогда не забуду унижения, которое испытала по вашей милости…
Вдруг канцлер наклонился к столику, накрывая её руку прохладной ладонью.
— Сначала, кисонька, ты остановишь войну.
Лара подняла на него глаза. Тогда он убрал руку и выпрямился.
— Господин канцлер, — обратилась она, хотя язык так и жгло назвать его господином ублюдком. — А какая звериная суть у вас?
Некоторое время стальные глаза изучали её лицо. Пожав плечами, Йорг Хольдт ответил:
— Этого я не знаю.
«Скоро узнаем».
Её день начинался до омерзения однообразно: Хансен говорил два заклинания подряд — для пробуждения и подчинения воли, а она послушно размыкала веки, будто тело ждало лишь его приказа.
«Я вас всех ненавижу». — Первая мысль за утро.
— Вставай, ослица, и не смей колдовать.
«Я вас всех уничтожу». — Вторая мысль за утро.
Поднимаясь, Лара заметила, что у изножья кровати стоит не только белобрысый охранник и плаксивая швея, но и молодая перепуганная служанка.
— Это… ведьма? — шёпотом спросила та у швеи.
На Ларе была вчерашняя льняная сорочка, которая украшалась серебряной вышивкой. Ни метлы, ни лохмотьев — ещё бы не засомневаться.
— Такая же ведьма, как этот прохиндей — колдун. — Лара кивнула на Хансена, пользуясь тем, что пока способна говорить.
— Молчать! — приказал охранник.
Лара скривилась — теперь у неё отняли и это.
— Стой на месте. Одевайте её.
Если нижние юбки Лара стерпела, то, завидев свёрнутый корсет, от которого так радостно было избавиться вчера вечером, она замычала и замотала головой. Служанка и швея отпрянули от неё, побледнев.
— Чего она мычит? — запричитала женщина.
— Потому что ей не велено разговаривать! — сердито ответил Хансен. — Стой смирно, сука! Прекрати мычать!
Прежде чем он кончил фразу, Лара пусть на секунду, но успела, мыча, выбросить руку в сторону женщин. Служанка с визгами, швея с воплями — обе кинули корсет и побежали из комнаты прочь.
— Она не может колдовать! Вернитесь! — закричал Хансен.
Он выглядел растерянным, будто не знал, догонять ему женщин или одевать Лару самому. Лара уже не мычала. Только голова моталась из стороны в сторону, как маятник.
— Прекрати! Прекрати! — Хансен замахнулся для пощёчины.
Даже принуждённая не шевелиться, Лара вся внутренне сжалась. Занесённая над ней рука замерла. Хансен торопливо шагнул к двери.
— Ты пожалеешь…
«Что теперь будет?» — обожгло её мысленной вспышкой.
Лара не знала, сколько времени она простояла столбом с гулко бьющимся сердцем, пока за дверью не послышался топот и в комнату не влетел раскрасневшийся от гнева канцлер:
— Ты почему такая тварь?!
Ларе хотелось бить его по наглому лицу до кровавых мозолей на руках.
— Ши-рва-ци-ас-воль-он-тэ! Отвечай! — крикнул сталеглазый, и слова из её горла полились водопадом:
— Это я-то тварь?! А кто ты, плешивая мразь? Мало того, что ты меня похитил, ты делаешь из меня механическую куклу! Куклу!
Лара уже сама не знала, где её истерика настоящая, а где притворная — настолько она была измучена.
Канцлер со вздохом уточнил:
— Ты не хочешь надевать корсет?
— Да, не хочу! — немного поутихла Лара. — Оставьте мне хотя бы мою одежду!
Йорг Хольдт оглянулся на стоявшего позади Хансена.
— Пусть это треклятое платье едет в багаже. Иди догони служанку, иначе одевать и причёсывать нашу стерву в Вестфалии будешь ты.
Эта угроза привела охранника в такое смятение, что он побежал. Канцлер тем временем поднял с пола одежду Андреаса и бросил Ларе.
— Одевайся.
Лара повернулась к нему спиной и сняла юбки, в мыслях отмечая: «Одно заклятие для подчинения воли можно перекрыть другим? А если бы два колдуна, наложивших заклятие, потребовали противоположных вещей? Надо будет спросить об этом в пути. — Она осеклась. — В пути… Я уже смирилась с тем, что поеду чёрт знает куда и не спасу своих друзей? Как страшно… Плешивый дюйм за дюймом отвоёвывает у меня позиции. Я отстояла свой наряд, но не отстояла свободу».
Когда ей осталось надеть только чулки и ботфорты, Лара обернулась через плечо.
— Мне нужно сесть на кровать.
— Садись, — дозволил канцлер.
Пока Лара подвязывала под коленями чулки и натягивала сапоги, он наблюдал за её действиями с лёгким презрением.
— Они ведь явно тебе велики. Как ты в них не спотыкаешься?
— Чулки не до конца дотягиваю, чтобы заполнить пустоту в носках сапог, — ответила Лара. — Я уже привыкла.
— И эта девица отказалась от прекрасного корсета из китового уса, — проворчал канцлер, направляя руку.
— Вы что делаете? — заволновалась Лара, когда он произнёс заклинание.
Вдруг ботфорты будто ожили и обхватили её ноги, а висевшая раньше одежда прилегла к телу. Лара испытала странную смесь восторга и ужаса.
«Хоть какая-то от тебя польза, плешивый».
— Теперь впору, — равнодушно сказал канцлер. — Поднимись.
Надев на Лару плащ и шляпу, он положил ей на плечи руки.
«Как есть, отец и сын», — подумала бы Лара с усмешкой, если бы внутри себя не умирала от отвращения.
— Я понимаю, что ты устала.
«Неужели?»
— Но если ты поразмыслишь, — мягко добавил сталеглазый, — то поймёшь: в своих страданиях ты виновата сама.
«Вот оно как!»
— Чем примернее ты будешь себя вести, тем меньше заклятий я буду вынужден на тебя накладывать. Поняла?
Лара закивала.
— Умница, — похвалил Йорг Хольдт.
— Если я ещё раз услышу о своём якобы плохом поведении, я вас прикончу.
Канцлер, сдерживаясь, прикрыл глаза.
— Ты невыносима.
— Как и вы.
— Видит чёрт — я не хотел, — вздохнул он, отступая и вытягивая руку. — Ши-ги-шин-па-эр-дли-юх.
«Боже мой, нет!» — Ничего более внятного ей в голову не приходило.
Лара упала на колени, сдаваясь под натиском боли. Не забытой, не успевшей превратиться в полустёртое воспоминание. Нет, эта боль навсегда останется до безумия яркой и будет сниться ей в пророческих снах. А сейчас она есть, и от неё не скрыться.
«Боль не спрашивает», — осознала Лара вместе с ощущением прохладных рук на своём маленьком дрожащем тельце.
Канцлер повязал ей на шее верёвку, поднял с пола и понёс вниз. Застучали двери, зазвенели отрывистые голоса, зашаркала обувь, в глаза хлынул солнечный свет…
— Ваша милость, первый экипаж готов, — раздалось совсем близко.
— Я сяду во второй. Отъезжайте.
Кнут ударил так оглушительно, будто ударили не лошадей, а её саму.
— Не бойся, кисонька. — На голову легла ненавистная рука.
Даже его запах был ей ненавистен. И звуки вокруг. Особенно звуки…
— Господи, хватит шуметь! — не вытерпела Лара.
— Молчи! — загремело сверху.
Язык к нёбу не прилип. Лара удивилась, но на всякий случай затихла.
— Ваша милость… — виновато пропищала служанка.
— Садись в мою карету, идиотка.
— Это ослица? — выглядывая из экипажа, спросил беловолосый верзила.
— Можно и так сказать.
Канцлер на миг убрал одну руку, чтобы сесть в карету. Запах сентябрьского утра сменился запахом пыльного бархата, которым были обиты сидения. Сталеглазый посадил Лару на колени, передав Хансену конец длинной верёвки.
— Держи крепко.
Лара огляделась — напротив, кроме Хансена, сидел ещё один охранник. Служанка недоверчиво косилась на неё сбоку.
— Трогай! — приказал канцлер.
За свистом кнута последовало громыхание колёс о мостовую. Лара во все глаза смотрела в окно. Она неуверенно приоткрыла пасть, не смея издать звука. Не смея убедиться.
«Неужели… заклятие подчинения действует только на людей?»
— Сиди спокойно. — Канцлер погладил её по макушке, отчего Лара, брезгливо вжав голову в шею, завела уши назад.
Ощутила верёвку. Прикинула длину. Поймала на себе пристальный взгляд белобрысого мучителя. Канцлер спросил его о багаже, Хансен отвлёкся, и Ларе полегчало.
«Если выпрыгну, повисну на удавке, как висельник, и наверняка погибну раньше, чем меня вытащат», — подумала она, провожая глазами дома. — Прощай, Росток… Прощай, Адская Тьма…»
Мысли о любимой лошади кольнули сердце. Захотелось реветь.
«Кошки не умеют смеяться, зато умеют плакать», — вспомнила она.
Карета миновала кирпичное здание университета. Пронёсся плотный ряд торговых контор. Лара с надеждой подобралась.
«Сейчас проедем кузницу!» — поняла она, и пульс забился так часто, что ей показалось, будто все в карете его слышат.
Лара, не отрываясь, смотрела вперёд.
«Вон деревянная колода у входа! А топор с двумя лезвиями? На месте! — О последствиях она думала всего миг: — Даже если лезвие не перерубит верёвку, я хотя бы попытаюсь!»
Сердце отсчитывало секунды. Воткнутый в колоду боевой топор приближался… Лара боялась пропустить момент. Она ждала его и страшилась. Вот, вот, сейчас!
«Только бы вышло!» — внутренне вскричала Лара и одним рывком прыгнула в окно через топор.
(1) Имперский генералиссимус чешского происхождения, полководец Тридцатилетней войны.
(2) Европейское государство, которое находилось на территории Нидерландов.
(3) Часть прусской провинции Померания, которая находится на территории Германии.
Верёвку дёрнули назад уже после того, как она коснулась наточенного лезвия топора — это Лару и спасло. Ещё в полёте Лара услышала победный треск, и натяжение удавки на её шее исчезло.
«Получилось!»
За спиной ревели голоса:
— Стой, тварь!
— Остановись!
Едва приземлившись, Лара помчалась к Новому рынку. Следом волочился обрубок верёвки. Судя по воплям, Хансен и ещё один охранник погнались за Ларой пешком, а остальные поехали в карете.
Несмотря на утренний час, рыночная площадь была наводнена горожанами. Ноги, копыта, колёса… Только успевай уворачиваться! Резкие малоприятные запахи ударяли в нос, крики торговцев и покупателей били по ушам…
Кто-то наступил на верёвку — Лара зашипела от испуга. Снимать ошейник было некогда, и ей пришлось нести конец верёвки в зубах.
— Держите кошку! Пять талеров за кошку!
«Ну конечно! Здесь слишком много народу, чтобы колдовать!»
В тот же миг Лара нырнула под прилавок с заморскими тканями. Какой-то мужчина, откинув красное полотнище, потянул к ней руку с грязными ногтями. Отшатнувшись, Лара проскочила между сапогами торговца. Тот уже нагнулся и схватил её за бока, но она так отчаянно извивалась всем телом, так неистово царапалась и рычала, словно одержимая, что смельчаку не осталось ничего иного, как, ругаясь, бросить её на землю.
Лара ринулась в гущу толпы.
— Держите кошку! — опять взбудоражил людей крик Хансена, почти мгновенно утопая в звоне церковного колокола.
Если раньше колокольный звон раздражал, то теперь он вселял в душу Лары неподдельную благодарность.
Увидев, как от пахучего рыбного ряда отъезжает телега с бочонками, она сообразила, что эта телега наверняка курсирует между площадью и портом, где торговля запрещена, и побежала за ней. Грубыми окриками прокладывая себе дорогу через людской поток, извозчик пока ехал медленно, поэтому Лара успела запрыгнуть в телегу и спрятаться в одном из пустых бочонков.
«Хоть бы они не увидели, как я сюда залезла!» — заклинала она, глядя в синее безоблачное небо над головой.
Не меньше десяти минут Лара сидела в бочонке, готовая обороняться. Лишь когда телега ускорилась и над Ларой пролетел кирпичный свод крепостных ворот, она позволила себе расслабиться — они выехали из города, и канцлер их не остановил!
«Я сбежала! Я смогла!»
Бочонки стукались друг о друга, колёса душераздирающе скрипели, телега подскакивала на ухабах, однако в маленькое кошачье сердце понемногу возвращался покой.
Прежде Лара относилась к рыбе вполне благосклонно. За час езды в рыбной повозке, даже пустой, её мнение переменилось навсегда. Она не понимала, как запах, напоминающий о морской свежести, был в то же время таким гадким и прилипчивым.
Снять удавку Лара не сумела — в бочке было слишком тесно. Она задумалась, в какой момент ей лучше сойти, когда снаружи зашумел прибой.
Телега начала замедляться. Лара встала на задние лапы, чтобы проверить обстановку. Увидев море и причал, она осторожно выскочила. Осторожность была напрасной — выскакивая, Лара перевернула свой бочонок, тот задел остальные… Пока она спрыгивала с телеги, несколько бочонков кинулись её сопровождать, а извозчик орал ей вдогонку проклятие:
— Вот ведь шельма! Чтоб ты издохла!
Лара побежала к берегу. У причала стояло не меньше пятнадцати кораблей.
Мозг пронзила лихорадочная мысль: «Если Крэха здесь нет, я не знаю что делать! Канцлер уже, верно, догадался, где меня ловить, и нагрянет в любой момент. Придётся искать спасения в рыбацких домишках или на таможне…»
Она неслась по причалу, не обращая внимания на расступавшихся моряков. Огромные буквы разбегались перед глазами. Каждое название Лара читала со страхом и отчаянием.
«Не то, не то…»
Она так привыкла к чужим названиям, что не сразу остановилась, прочитав на левом борту одного из кораблей: «Изольда».
— Нашла! — не сдерживая радости, замурлыкала Лара.
Судно выделялось на фоне соседей не только роскошной обшивкой и более длинными мачтами, но и сосновым запахом. Лара быстро поднялась на корабль по сходням, по которым матросы носили бочки с провизией. Стараясь не попадаться им ни на глаза, ни под ноги, она достигла кормы.
Прячась за штурвалом от очередного матроса, Лара услышала, как он воскликнул:
— Доброе утро, капитан!
— Утро, в самом деле, доброе, — весело ответил знакомый голос.
Лара вылезла из своего укрытия. По палубе вышагивал видный безусый брюнет лет двадцати семи в бледно-жёлтом камзоле с тростью в руке. Белизну его кружевного воротника оспаривала белоснежная шляпа со страусовыми перьями, под которой блестели карие глаза. Блестели страстностью и жаждой жизни.
«Теперь понятно, почему бабушка влюбилась», — отметила про себя Лара и позвала:
— Крэ-эх!
Плечи молодого капитана дрогнули, как от удара плетью. Он обвёл глазами палубу, и взгляд упал на белую кошку, чьё мяуканье потревожило его утреннюю прогулку.
— Крэх, это я! — завопила Лара.
— Ты! — нервно вскричал молодой человек. — Только тебя недоставало, разрази меня гром… Ты откуда взялась? Как ты меня отыскала?!
— Капитан, — озабоченно вмешался проходивший мимо матрос, — вы беседуете с кошкой.
Тот замотал головой, отчего перья на шляпе пришли в беспорядок, и выбросил руку вперёд:
— Ши-ги-шин-па-эр-дли-ях!
Боль почти не опалила. Радость от обретения тела и от встречи с бывшим старым другом затмевала все неизбежные страдания. Но чем слабее делалась боль из-за превращения в человека, тем меньше оставалось воздуха…
Лара вцепилась в верёвку, что пережимала ей шею, и, задыхаясь, открыла рот. Чьи-то пальцы забегали по её затылку, удавка спала, и Лара жадно вдохнула.
— Крэх! — уже человеческим голосом прохрипела она.
Помолодевший Крэх вышел из-за её спины с верёвкой в руке.
— Кто надел на тебя поводок? Неужто Андреас?
— Канцлер!
— Кто? — Карие глаза округлились, став ещё больше.
— Плешивый канцлер, который доказал мою вину. Он тоже колдун!
— Что?!
— Я всё расскажу, но потом. Боже… — выдохнула Лара, заткнув за пояс едва не убившую её верёвку, и рассмеялась от счастья. — Как я рада тебя видеть, Крэх! Наконец-то я тебе нашла!
— За каким же чёртом ты меня искала? — погрустнел тот.
Она стиснула его руку в ладонях.
— Помоги мне спасти Андреаса! До прихода Библиотекаря осталось всего девять дней!
— Я никогда не забуду унижения, которое испытала по вашей милости…
Вдруг канцлер наклонился к столику, накрывая её руку прохладной ладонью.
— Сначала, кисонька, ты остановишь войну.
Лара подняла на него глаза. Тогда он убрал руку и выпрямился.
— Господин канцлер, — обратилась она, хотя язык так и жгло назвать его господином ублюдком. — А какая звериная суть у вас?
Некоторое время стальные глаза изучали её лицо. Пожав плечами, Йорг Хольдт ответил:
— Этого я не знаю.
«Скоро узнаем».
Её день начинался до омерзения однообразно: Хансен говорил два заклинания подряд — для пробуждения и подчинения воли, а она послушно размыкала веки, будто тело ждало лишь его приказа.
«Я вас всех ненавижу». — Первая мысль за утро.
— Вставай, ослица, и не смей колдовать.
«Я вас всех уничтожу». — Вторая мысль за утро.
Поднимаясь, Лара заметила, что у изножья кровати стоит не только белобрысый охранник и плаксивая швея, но и молодая перепуганная служанка.
— Это… ведьма? — шёпотом спросила та у швеи.
На Ларе была вчерашняя льняная сорочка, которая украшалась серебряной вышивкой. Ни метлы, ни лохмотьев — ещё бы не засомневаться.
— Такая же ведьма, как этот прохиндей — колдун. — Лара кивнула на Хансена, пользуясь тем, что пока способна говорить.
— Молчать! — приказал охранник.
Лара скривилась — теперь у неё отняли и это.
— Стой на месте. Одевайте её.
Если нижние юбки Лара стерпела, то, завидев свёрнутый корсет, от которого так радостно было избавиться вчера вечером, она замычала и замотала головой. Служанка и швея отпрянули от неё, побледнев.
— Чего она мычит? — запричитала женщина.
— Потому что ей не велено разговаривать! — сердито ответил Хансен. — Стой смирно, сука! Прекрати мычать!
Прежде чем он кончил фразу, Лара пусть на секунду, но успела, мыча, выбросить руку в сторону женщин. Служанка с визгами, швея с воплями — обе кинули корсет и побежали из комнаты прочь.
— Она не может колдовать! Вернитесь! — закричал Хансен.
Он выглядел растерянным, будто не знал, догонять ему женщин или одевать Лару самому. Лара уже не мычала. Только голова моталась из стороны в сторону, как маятник.
— Прекрати! Прекрати! — Хансен замахнулся для пощёчины.
Даже принуждённая не шевелиться, Лара вся внутренне сжалась. Занесённая над ней рука замерла. Хансен торопливо шагнул к двери.
— Ты пожалеешь…
«Что теперь будет?» — обожгло её мысленной вспышкой.
Лара не знала, сколько времени она простояла столбом с гулко бьющимся сердцем, пока за дверью не послышался топот и в комнату не влетел раскрасневшийся от гнева канцлер:
— Ты почему такая тварь?!
Ларе хотелось бить его по наглому лицу до кровавых мозолей на руках.
— Ши-рва-ци-ас-воль-он-тэ! Отвечай! — крикнул сталеглазый, и слова из её горла полились водопадом:
— Это я-то тварь?! А кто ты, плешивая мразь? Мало того, что ты меня похитил, ты делаешь из меня механическую куклу! Куклу!
Лара уже сама не знала, где её истерика настоящая, а где притворная — настолько она была измучена.
Канцлер со вздохом уточнил:
— Ты не хочешь надевать корсет?
— Да, не хочу! — немного поутихла Лара. — Оставьте мне хотя бы мою одежду!
Йорг Хольдт оглянулся на стоявшего позади Хансена.
— Пусть это треклятое платье едет в багаже. Иди догони служанку, иначе одевать и причёсывать нашу стерву в Вестфалии будешь ты.
Эта угроза привела охранника в такое смятение, что он побежал. Канцлер тем временем поднял с пола одежду Андреаса и бросил Ларе.
— Одевайся.
Лара повернулась к нему спиной и сняла юбки, в мыслях отмечая: «Одно заклятие для подчинения воли можно перекрыть другим? А если бы два колдуна, наложивших заклятие, потребовали противоположных вещей? Надо будет спросить об этом в пути. — Она осеклась. — В пути… Я уже смирилась с тем, что поеду чёрт знает куда и не спасу своих друзей? Как страшно… Плешивый дюйм за дюймом отвоёвывает у меня позиции. Я отстояла свой наряд, но не отстояла свободу».
Когда ей осталось надеть только чулки и ботфорты, Лара обернулась через плечо.
— Мне нужно сесть на кровать.
— Садись, — дозволил канцлер.
Пока Лара подвязывала под коленями чулки и натягивала сапоги, он наблюдал за её действиями с лёгким презрением.
— Они ведь явно тебе велики. Как ты в них не спотыкаешься?
— Чулки не до конца дотягиваю, чтобы заполнить пустоту в носках сапог, — ответила Лара. — Я уже привыкла.
— И эта девица отказалась от прекрасного корсета из китового уса, — проворчал канцлер, направляя руку.
— Вы что делаете? — заволновалась Лара, когда он произнёс заклинание.
Вдруг ботфорты будто ожили и обхватили её ноги, а висевшая раньше одежда прилегла к телу. Лара испытала странную смесь восторга и ужаса.
«Хоть какая-то от тебя польза, плешивый».
— Теперь впору, — равнодушно сказал канцлер. — Поднимись.
Надев на Лару плащ и шляпу, он положил ей на плечи руки.
«Как есть, отец и сын», — подумала бы Лара с усмешкой, если бы внутри себя не умирала от отвращения.
— Я понимаю, что ты устала.
«Неужели?»
— Но если ты поразмыслишь, — мягко добавил сталеглазый, — то поймёшь: в своих страданиях ты виновата сама.
«Вот оно как!»
— Чем примернее ты будешь себя вести, тем меньше заклятий я буду вынужден на тебя накладывать. Поняла?
Лара закивала.
— Умница, — похвалил Йорг Хольдт.
— Если я ещё раз услышу о своём якобы плохом поведении, я вас прикончу.
Канцлер, сдерживаясь, прикрыл глаза.
— Ты невыносима.
— Как и вы.
— Видит чёрт — я не хотел, — вздохнул он, отступая и вытягивая руку. — Ши-ги-шин-па-эр-дли-юх.
«Боже мой, нет!» — Ничего более внятного ей в голову не приходило.
Лара упала на колени, сдаваясь под натиском боли. Не забытой, не успевшей превратиться в полустёртое воспоминание. Нет, эта боль навсегда останется до безумия яркой и будет сниться ей в пророческих снах. А сейчас она есть, и от неё не скрыться.
«Боль не спрашивает», — осознала Лара вместе с ощущением прохладных рук на своём маленьком дрожащем тельце.
Канцлер повязал ей на шее верёвку, поднял с пола и понёс вниз. Застучали двери, зазвенели отрывистые голоса, зашаркала обувь, в глаза хлынул солнечный свет…
— Ваша милость, первый экипаж готов, — раздалось совсем близко.
— Я сяду во второй. Отъезжайте.
Кнут ударил так оглушительно, будто ударили не лошадей, а её саму.
— Не бойся, кисонька. — На голову легла ненавистная рука.
Даже его запах был ей ненавистен. И звуки вокруг. Особенно звуки…
— Господи, хватит шуметь! — не вытерпела Лара.
— Молчи! — загремело сверху.
Язык к нёбу не прилип. Лара удивилась, но на всякий случай затихла.
— Ваша милость… — виновато пропищала служанка.
— Садись в мою карету, идиотка.
— Это ослица? — выглядывая из экипажа, спросил беловолосый верзила.
— Можно и так сказать.
Канцлер на миг убрал одну руку, чтобы сесть в карету. Запах сентябрьского утра сменился запахом пыльного бархата, которым были обиты сидения. Сталеглазый посадил Лару на колени, передав Хансену конец длинной верёвки.
— Держи крепко.
Лара огляделась — напротив, кроме Хансена, сидел ещё один охранник. Служанка недоверчиво косилась на неё сбоку.
— Трогай! — приказал канцлер.
За свистом кнута последовало громыхание колёс о мостовую. Лара во все глаза смотрела в окно. Она неуверенно приоткрыла пасть, не смея издать звука. Не смея убедиться.
«Неужели… заклятие подчинения действует только на людей?»
— Сиди спокойно. — Канцлер погладил её по макушке, отчего Лара, брезгливо вжав голову в шею, завела уши назад.
Ощутила верёвку. Прикинула длину. Поймала на себе пристальный взгляд белобрысого мучителя. Канцлер спросил его о багаже, Хансен отвлёкся, и Ларе полегчало.
«Если выпрыгну, повисну на удавке, как висельник, и наверняка погибну раньше, чем меня вытащат», — подумала она, провожая глазами дома. — Прощай, Росток… Прощай, Адская Тьма…»
Мысли о любимой лошади кольнули сердце. Захотелось реветь.
«Кошки не умеют смеяться, зато умеют плакать», — вспомнила она.
Карета миновала кирпичное здание университета. Пронёсся плотный ряд торговых контор. Лара с надеждой подобралась.
«Сейчас проедем кузницу!» — поняла она, и пульс забился так часто, что ей показалось, будто все в карете его слышат.
Лара, не отрываясь, смотрела вперёд.
«Вон деревянная колода у входа! А топор с двумя лезвиями? На месте! — О последствиях она думала всего миг: — Даже если лезвие не перерубит верёвку, я хотя бы попытаюсь!»
Сердце отсчитывало секунды. Воткнутый в колоду боевой топор приближался… Лара боялась пропустить момент. Она ждала его и страшилась. Вот, вот, сейчас!
«Только бы вышло!» — внутренне вскричала Лара и одним рывком прыгнула в окно через топор.
(1) Имперский генералиссимус чешского происхождения, полководец Тридцатилетней войны.
(2) Европейское государство, которое находилось на территории Нидерландов.
(3) Часть прусской провинции Померания, которая находится на территории Германии.
Глава 11. Приём приёмной внучки
Верёвку дёрнули назад уже после того, как она коснулась наточенного лезвия топора — это Лару и спасло. Ещё в полёте Лара услышала победный треск, и натяжение удавки на её шее исчезло.
«Получилось!»
За спиной ревели голоса:
— Стой, тварь!
— Остановись!
Едва приземлившись, Лара помчалась к Новому рынку. Следом волочился обрубок верёвки. Судя по воплям, Хансен и ещё один охранник погнались за Ларой пешком, а остальные поехали в карете.
Несмотря на утренний час, рыночная площадь была наводнена горожанами. Ноги, копыта, колёса… Только успевай уворачиваться! Резкие малоприятные запахи ударяли в нос, крики торговцев и покупателей били по ушам…
Кто-то наступил на верёвку — Лара зашипела от испуга. Снимать ошейник было некогда, и ей пришлось нести конец верёвки в зубах.
— Держите кошку! Пять талеров за кошку!
«Ну конечно! Здесь слишком много народу, чтобы колдовать!»
В тот же миг Лара нырнула под прилавок с заморскими тканями. Какой-то мужчина, откинув красное полотнище, потянул к ней руку с грязными ногтями. Отшатнувшись, Лара проскочила между сапогами торговца. Тот уже нагнулся и схватил её за бока, но она так отчаянно извивалась всем телом, так неистово царапалась и рычала, словно одержимая, что смельчаку не осталось ничего иного, как, ругаясь, бросить её на землю.
Лара ринулась в гущу толпы.
— Держите кошку! — опять взбудоражил людей крик Хансена, почти мгновенно утопая в звоне церковного колокола.
Если раньше колокольный звон раздражал, то теперь он вселял в душу Лары неподдельную благодарность.
Увидев, как от пахучего рыбного ряда отъезжает телега с бочонками, она сообразила, что эта телега наверняка курсирует между площадью и портом, где торговля запрещена, и побежала за ней. Грубыми окриками прокладывая себе дорогу через людской поток, извозчик пока ехал медленно, поэтому Лара успела запрыгнуть в телегу и спрятаться в одном из пустых бочонков.
«Хоть бы они не увидели, как я сюда залезла!» — заклинала она, глядя в синее безоблачное небо над головой.
Не меньше десяти минут Лара сидела в бочонке, готовая обороняться. Лишь когда телега ускорилась и над Ларой пролетел кирпичный свод крепостных ворот, она позволила себе расслабиться — они выехали из города, и канцлер их не остановил!
«Я сбежала! Я смогла!»
Бочонки стукались друг о друга, колёса душераздирающе скрипели, телега подскакивала на ухабах, однако в маленькое кошачье сердце понемногу возвращался покой.
Прежде Лара относилась к рыбе вполне благосклонно. За час езды в рыбной повозке, даже пустой, её мнение переменилось навсегда. Она не понимала, как запах, напоминающий о морской свежести, был в то же время таким гадким и прилипчивым.
Снять удавку Лара не сумела — в бочке было слишком тесно. Она задумалась, в какой момент ей лучше сойти, когда снаружи зашумел прибой.
Телега начала замедляться. Лара встала на задние лапы, чтобы проверить обстановку. Увидев море и причал, она осторожно выскочила. Осторожность была напрасной — выскакивая, Лара перевернула свой бочонок, тот задел остальные… Пока она спрыгивала с телеги, несколько бочонков кинулись её сопровождать, а извозчик орал ей вдогонку проклятие:
— Вот ведь шельма! Чтоб ты издохла!
Лара побежала к берегу. У причала стояло не меньше пятнадцати кораблей.
Мозг пронзила лихорадочная мысль: «Если Крэха здесь нет, я не знаю что делать! Канцлер уже, верно, догадался, где меня ловить, и нагрянет в любой момент. Придётся искать спасения в рыбацких домишках или на таможне…»
Она неслась по причалу, не обращая внимания на расступавшихся моряков. Огромные буквы разбегались перед глазами. Каждое название Лара читала со страхом и отчаянием.
«Не то, не то…»
Она так привыкла к чужим названиям, что не сразу остановилась, прочитав на левом борту одного из кораблей: «Изольда».
— Нашла! — не сдерживая радости, замурлыкала Лара.
Судно выделялось на фоне соседей не только роскошной обшивкой и более длинными мачтами, но и сосновым запахом. Лара быстро поднялась на корабль по сходням, по которым матросы носили бочки с провизией. Стараясь не попадаться им ни на глаза, ни под ноги, она достигла кормы.
Прячась за штурвалом от очередного матроса, Лара услышала, как он воскликнул:
— Доброе утро, капитан!
— Утро, в самом деле, доброе, — весело ответил знакомый голос.
Лара вылезла из своего укрытия. По палубе вышагивал видный безусый брюнет лет двадцати семи в бледно-жёлтом камзоле с тростью в руке. Белизну его кружевного воротника оспаривала белоснежная шляпа со страусовыми перьями, под которой блестели карие глаза. Блестели страстностью и жаждой жизни.
«Теперь понятно, почему бабушка влюбилась», — отметила про себя Лара и позвала:
— Крэ-эх!
Плечи молодого капитана дрогнули, как от удара плетью. Он обвёл глазами палубу, и взгляд упал на белую кошку, чьё мяуканье потревожило его утреннюю прогулку.
— Крэх, это я! — завопила Лара.
— Ты! — нервно вскричал молодой человек. — Только тебя недоставало, разрази меня гром… Ты откуда взялась? Как ты меня отыскала?!
— Капитан, — озабоченно вмешался проходивший мимо матрос, — вы беседуете с кошкой.
Тот замотал головой, отчего перья на шляпе пришли в беспорядок, и выбросил руку вперёд:
— Ши-ги-шин-па-эр-дли-ях!
Боль почти не опалила. Радость от обретения тела и от встречи с бывшим старым другом затмевала все неизбежные страдания. Но чем слабее делалась боль из-за превращения в человека, тем меньше оставалось воздуха…
Лара вцепилась в верёвку, что пережимала ей шею, и, задыхаясь, открыла рот. Чьи-то пальцы забегали по её затылку, удавка спала, и Лара жадно вдохнула.
— Крэх! — уже человеческим голосом прохрипела она.
Помолодевший Крэх вышел из-за её спины с верёвкой в руке.
— Кто надел на тебя поводок? Неужто Андреас?
— Канцлер!
— Кто? — Карие глаза округлились, став ещё больше.
— Плешивый канцлер, который доказал мою вину. Он тоже колдун!
— Что?!
— Я всё расскажу, но потом. Боже… — выдохнула Лара, заткнув за пояс едва не убившую её верёвку, и рассмеялась от счастья. — Как я рада тебя видеть, Крэх! Наконец-то я тебе нашла!
— За каким же чёртом ты меня искала? — погрустнел тот.
Она стиснула его руку в ладонях.
— Помоги мне спасти Андреаса! До прихода Библиотекаря осталось всего девять дней!
