— Дай бог, чтобы мои родители были живы, — пробормотала она, спускаясь на землю.
Хозяин мебельной лавки внимательно выслушал их просьбу и проводил в мастерскую, где трудились мужчина лет сорока с красным лицом и четверо юношей. И мастер, и его подмастерья глядели на Лару так, словно женщины никогда не переступали порог их святилища.
— Добрый… день, — надломленным голосом поздоровалась она.
— Добрый, — с выжиданием откликнулся мастер.
— У вас… ребёнок случаем не пропадал?
И без того красное лицо совсем побагровело.
— Ты что такое говоришь?
— Не сейчас, нет, — успокоила Лара. — Восемнадцать лет назад.
— Восемнадцать лет назад я ещё имел счастье быть неженатым.
Юнцы засмеялись, отчего Лара совсем расстроилась. Слово взял Андреас:
— Вы, должно быть, знакомы со всеми мебельными мастерами?
— Знаком, но не со всеми, — ответил мужчина.
— У кого-нибудь из них восемнадцать лет назад пропадала годовалая дочь?
Мебельщик задумчиво вытер тряпкой лоб.
— Вам надо к мастеру постарше обратиться. Запоминайте, как его сыскать…
Лара и Андреас поехали по новому адресу. Лавкой руководил пожилой мастер, который выказывал недовольство тем, что его отвлекли от работы. Но едва старик услышал вопрос Лары, как взгляд его потеплел, и он улыбнулся:
— Хочешь сказать, что это ты?
Она с надеждой кивнула.
— У старого Франц-Ганцен-Мюллера как-то пропал маленький ребёнок, — поведал мастер. — Не помню, мальчик или девочка.
— Франц... кто? — поморщилась Лара.
— Франц-Ганцен-Мюллер, — без запинки повторил Андреас и хмыкнул. — Сочувствую, киса.
— Спасибо, — грустно вздохнула та.
Мастер достал из ящика стола бумагу и чернила.
— Я напишу название улицы.
— Лара Франц-Ганцен-Мюллер, — потешался Андреас, когда они покинули лавку.
— Да мне вся жизнь понадобится, чтобы запомнить собственную фамилию! — проворчала Лара, глядя в заветный клочок.
— А Ботманн запомнишь?
— А?
— Выходи за меня замуж, тогда и Франц-Ганцен-Мюллер запоминать не придётся, — весело сказал Андреас.
— За кота замуж? — усмехнулась она. — Нет уж. Мне больше по нраву быть Ларой Лихт.
— Ты носишь фамилию женщины, которая украла тебя, чтобы бросить в жертвенную бездну?
— Но ведь в последний момент она передумала…
— Ты носишь фамилию женщины, которая пыталась бросить в жертвенную бездну твоего возлюбленного? — не унимался Андреас.
— Но… — Лара нахмурилась: ей не нравилось, когда её дурачат. — Ты мне не возлюбленный!
— Я твой друг и любовник, — настаивал тот.
— Бывший любовник. И просто попутчик, не друг. Не приписывай себе лишние звания.
— Как это не друг? Мы с тобой шесть лет в одной кровати спали!
Когда несколько горожан повернули в их сторону головы, Лара ткнула Андреаса в бок и прошипела:
— Ну хорошо — товарищ по несчастью.
— Я бы предпочёл именоваться товарищем по счастью, — признался бывший кот. — Меня тебе не жаль, а как быть с другими жертвами? Вспомни, Лара. Где твоя гуманность? Ты носишь фамилию женщины, которая убивала детей.
— Я помню! Однако эта женщина меня воспитала.
— Думаешь, твои родители воспитали бы тебя хуже?
«Родители… До сих пор не верится, что у меня есть родители».
— Нет, — поникла Лара. — Наверное, лучше.
— Не появись в твоей жизни старуха, у тебя бы с детства были мать и отец. Мне не понять странной благодарности, из-за которой ты продолжаешь называть себя Ларой Лихт.
«Изольда Лихт остаётся моей бабушкой, несмотря на все свои преступления», — подумала Лара, но объяснять это не хотелось.
— Мною движет не благодарность. Я просто привыкла к своей фамилии.
— Чёрная ведьма по фамилии Лихт(1), — ухмыльнулся Андреас. — Самоиронии у твоей бабки хоть отбавляй.
Они остановились в гостинице недалеко от мебельной лавки Венда Франц-Ганцен-Мюллера.
— Тебе не обязательно идти вместе со мной, — сказала Лара после того, как конюх отвёл лошадей в конюшню.
— А если заблудишься? Ты ведь в первый раз в столице?
— Да. Как и ты.
Андреас одарил её самодовольной улыбкой:
— Не беспокойся, киса, с моей памятью потеряться невозможно.
«Хвастун! Мне и так нелегко, а ещё придётся тебя убеждать, что в мою первую встречу с родителями твоё присутствие излишне, — размышляла Лара, пока они шагали по улице. — Как только увидим лавку, отправлю тебя обратно в гостиницу, раз ты такой недогадливый».
Вскоре показалась кривая вывеска «Мебель», что торчала сбоку кирпичного дома. Сердце заколотилось, словно заведённое.
«Это здесь», — подумала Лара и вздохнула, приготовившись к спору.
— Теперь сама, — вдруг объявил Андреас. — Если я пойду с тобой, то помешаю.
Она не поверила своим ушам.
— Ты не собирался меня сопровождать?
— Нет, я лишь собирался тебя проводить и вернуться в гостиницу.
— И давно ты такой понимающий?
— Всегда, — кратко ответил бывший кот. — Но это вовсе не значит, что мне не интересно. Я подожду, когда ты сама представишь меня своей семье.
Лара усмехнулась. Однако руки всё равно дрожали. Пальцы сцепились в замок, пытаясь усмирить эту дрожь.
— Боишься? — спросил Андреас, заметив её жест.
Она кивнула.
— Ты тоже боялся?
— Нет, я спешил скорее порадовать отца и мать.
«Будет ли кто-то мне рад?» — засомневалась Лара.
— Но я — другое дело, — продолжал Андреас. — Меня было легко узнать. Я пропал всего на шесть лет, а ты — на восемнадцать.
«Вот именно. Что они за люди? Как меня примут? Может, будет лучше, если Андреас пойдёт со мной?» — Все эти вопросы наводнили голову Лары и так испугали, что её затошнило. Она шагнула назад.
— Вернёмся.
— Чего это?
— Я не смогу поладить с этими людьми, я передумала, — твердила она, глядя себе под ноги. — И пробовать не стоит. Мне страшно, не хочу…
Серокаменная мостовая сменилась чёрным бархатом камзола. Стало теплее, надёжнее. Запахло домом. Тем домом, что остался на опушке букового леса рядом с Кемницем. Лара не сразу осознала, что Андреас её обнял. Она уткнулась лбом в его плечо, вбирая запах табака и мяты и понемногу приходя в себя. Задумалась о том, как странно они выглядят со стороны, — две бывшие жертвы чёрной ведьмы, ищущие друг в друге опору.
«Мне больше некуда возвращаться, кроме твоих объятий». — Эта мысль возникла одновременно с желанием ещё теснее прижаться к его груди.
В ухо, унимая тревогу, пробрался не то шёпот, не то вздох:
— Даже если тебя не примут, ничего не бойся — у тебя есть я.
Когда Лара начала отстраняться, Андреас с видимой неохотой разомкнул руки. Она не улыбнулась, не поблагодарила. Просто нашла его блестящие глаза и сказала:
— Я вернусь.
— Я буду ждать.
Лара направилась к дому.
С сердцем, готовым остановиться, она несколько раз вдохнула холодный воздух и постучала в одну из двух дверей — в ту, на которой не висело замка. На мгновение вспомнилось злосчастное утро, когда они с Крэхом пришли к его сыну, что в тот же вечер выдал их канцлеру. Лара слегка тряхнула головой, чтобы дурные воспоминания не одолевали её в такой важный момент, и дверь отворилась.
Многого ожидала Лара, но только не того, что увидела.
На пороге стояла девочка лет десяти. Пух светлых волос выбивался из-под чепчика; руки, усеянные цыпками, сжимали грязный передник. И ничего особенного в этой девочке не было, кроме того, что она выглядела почти точной копией Лары в детстве.
Голубые глаза ребёнка округлились, подбородок затрясся, а губы раздвинулись, хоть и остались бессловесны. Секунды спустя девочка нашла в себе силы воскликнуть:
— Мама?!
(1) Licht — свет (нем.)
Лара не знала, как быть. Девочка тем временем опомнилась и быстро сказала:
— Простите.
— Это ты меня прости! Здесь ли живёт Венд Ф-ф… — Лара развернула спасительную бумажку. — Ф-франц...
— Франц-Ганцен-Мюллер, — закончил ребёнок, с некоторой досадой оглядывая Лару.
— Значит, я не ошиблась домом. Как тебя зовут?
— Лара.
«Бог мой, — ещё больше растерялась Лара. — Мало того, что мы и так похожи...»
— Лархен(1), кто там? — рвался из глубины дома сиплый мужской голос.
Лара схватила девочку за руку.
— Проводи меня к своим родителям.
Лархен полностью открыла дверь, пропуская Лару внутрь.
— Папенька, к тебе пришли!
В передней появился седой безусый мужчина лет пятидесяти в колете из мягкой коричневой кожи.
«Если эта девочка — моя младшая сестра, стало быть, это… мой отец?»
— Здравствуйте, — дрожащим голосом проговорила Лара. — Я…
Хозяин дома смотрел на неё, как на бесплотного призрака.
— Т-ты Лара?
«Ну вот, и объяснять ничего не нужно», — подумала она и кивнула.
— Инго, живо сюда! Инго! — воскликнул мужчина.
По скрипучей лестнице сошёл блондин исполинского роста с собранными в хвост волосами. На вид он был немногим старше двадцати.
— Господь всемогущий, это что же, сестрица?!
Внезапно седой мужчина шагнул к Ларе и крепко её обнял. В нос ударил кислый запах. Она невольно отстранилась, чтобы объятия длились как можно короче.
«Словно я потеряла память, а теперь меня знакомят с забытой роднёй».
— Как… откуда? Где ты была? — допрашивал мужчина, сжимая её руки в шершавых ладонях.
— Меня похитила одна бездетная женщина, которая жила… в Кемнице. — Лара мысленно выругала себя за то, что не продумала свою речь. — Недавно она умерла, оставив письмо о том, как вас отыскать.
— Бог вернул нам Лару! Будь благословенен, Господи…
— Ты меня не помнишь, — оскалился светловолосый великан. — Я твой старший брат Инго.
Он сгрёб Лару своими ручищами, прижал к груди и поцеловал в лоб. Лара чувствовала себя странно. Так странно, что хотелось бежать, только бы прекратить эту череду неловких слов и слишком крепких объятий.
В углу стояла растерянная девочка. Наконец хозяин обратил на неё внимание и подвёл к Ларе.
— Знакомься, Лархен, это твоя старшая сестра.
«Какой у девочки тяжёлый взгляд», — отметила Лара и попыталась улыбнуться:
— Здравствуй, Лархен.
— Почему её зовут, как меня? — спросила девочка, переводя гнетущий взор на отца.
— Потому что до того, как ты родилась, у нас уже была дочка по имени Лара, но она пропала. А теперь нашлась…
«Это всё равно не объясняет, почему вы назвали другого ребёнка именем пропавшей дочери», — подумала Лара, но ничего не сказала.
— Ты очень похожа на маму, — уставившись на неё, пробормотала Лархен.
— Сходство необычайное, — подтвердил отец. — Поэтому мы сразу поняли, кто ты.
— А мама… — начала Лара, предполагая ответ на вопрос.
Инго опустил голову.
— Мать умерла от болезни. Уже два года прошло.
Лара с сочувствием посмотрела на сестрёнку.
«Как ей, наверное, нелегко — остаться без мамы в таком раннем возрасте».
— Жаль, она не дожила. — Отец опять взял Лару за руки. — Давай присядем. Ты приехала из самого Кемница? Сейчас мы поедим, и ты нам всё расскажешь. Лархен, накрывай на стол! И бочонок вина не забудь. Выпьем, дочка?
— Да ну вы что, я только протрезвела…
Ларе потребовался час, чтобы понять — весь дом держится на десятилетней Лархен. Девочка убирала, стряпала, бегала на рынок, топила печь, смотрела за курами, штопала и бог знает что ещё. Лара молча негодовала. Чем больше обязанностей упоминали мимолётом родные, тем сильнее сжимались её губы и хмурились брови.
— Отец, почему вы не наймёте служанку? — не вытерпела она, когда Лархен скрылась в кухне. — Ведь у вас своя мебельная лавка, а значит, в средствах вы не стеснены.
Мужчина воззрился на неё с таким изумлением, будто она спросила, отчего они не держат дома дракона.
— На что нам служанка? Лара-младшая со всем справляется.
Лара, видевшая мозолистые руки сестры со следами ожогов, так не думала.
— Но ей всего десять. Девочке нужно учиться…
— Учиться? Зачем ей учиться? — не понимал отец, накладывая себе тушёной капусты. — Лархен немного умеет читать и считать, а большего ей и не надо. Её Инго научил, сам я грамоту не знаю.
— Кто же заведует вашими доходами и расходами?
— Я. — Инго оторвал зубами кусок от бараньей ноги и, не прожевав, добавил: — Я готовлюсь стать юристом.
Отец надсадно прокашлялся.
— Какие там доходы-расходы? Я и мастер, и лавочник. Но сейчас захворал, поэтому лавка закрыта.
— А подмастерья? — спросила Лара.
— Подмастерья получили звания мастеров да распрощались, новых я не набрал.
Эта новость её приободрила, и, как оказалось, напрасно.
— Не нужны мне подмастерья, — продолжил отец. — Их учить надо. А я уже старый, хочу последние силы истратить, чтобы сына выучить. Только не желает он в моё дело вникать. — Он наградил молодого человека укоряющим взглядом. — Не увлекает Инго наше ремесло, как ни бьюсь с ним. Двадцать два ему. Что-то знает, умеет, но страсти к мебельному делу у него ни капли. Пусто.
— Мне интереснее работать головой, чем руками, — с лёгким вызовом ответил Инго, подливая Ларе вина.
«Надо прекращать столько пить», — подумала она, осушая половину кубка.
— Вот такой я несчастливец, дочка, — пожаловался отец, — даже некому дело своё передать.
Лара не собиралась торопиться с признаниями, но ей так хотелось порадовать этого рано состарившегося человека…
— У меня есть страсть! Я хочу мастерить мебель. С детства хотела, не зная, кто мой отец и откуда во мне это желание.
Голубые глаза отца, что минуту назад были грустны, просветлели. Он раздвинул губы в страдальческой гримасе и отчасти засмеялся, отчасти закашлял. Лара, привычная к такому отклику, не обиделась. Лишь вздохнула — опять придётся убеждать, взывать к разуму, преодолевать недоверие…
— Рассмешила ты, дочка! — всхлипнул отец. — Да только шутками меня не утешить.
— Я не шучу, — твёрдо сказала Лара. — Делать мебель — моя мечта. В Кемнице я часто ходила в мебельную лавку, чтобы изучать столы, стулья и шкафы. Я даже привезла один с собой. Он остался в гостинице — двустворчатый, из ясеня, великолепный образчик поздней готики. Хоть сейчас привезу. Только когда бабушка… женщина, что меня похитила, рассказала, из какой я семьи, я поняла, откуда во мне зародился этот интерес.
В отцовских глазах блеснула тоска, и он покачал головой.
— Одного интереса здесь мало.
— Я понимаю, многому надо учиться. Живя в Кемнице, я просила мастера давать мне уроки за деньги, но, увы, в последний момент он отказался.
— И правильно сделал.
«Они везде одинаковые», — пронзила Лару ужасная мысль.
— Я… я ехала сюда в надежде, что вы не позволите предрассудкам возобладать над собой и… согласитесь меня учить.
— Значит, ты ехала зря.
Она обомлела.
— Что?
— Ты женщина, Лара, — почти с упрёком заметил отец. — Никто в здравом уме не станет учить девицу мебельному делу.
— Но из ваших детей я — единственная, кто искренне хочет обучиться ремеслу, — не выдержала та. — Кому тогда вы передадите своё дело, если брату оно не нужно?
— Никому! Лучше никому, чем женщине! — рассердился отец. Потом спохватился и чуть мягче добавил: — Уж прости меня, дочка, но ты такой вздор говоришь, что и спорить с тобою неловко. Глупости это.
— Возможно, я рано затеяла этот разговор, и наступит день, когда вы передумаете, — не сдавалась Лара.
— И думать нечего. Бог с тобой, Лара! Будь ты парнем и скажи такие слова… да я бы стал сегодня самым счастливым отцом на свете. Но я не могу оставить свою лавку дочери!
— Почему?
— Наше ремесло передаётся исключительно по мужской линии, как ты не поймёшь такую простую вещь?
— Вы правы — я не понимаю. — Лара поднялась из-за стола.
Хозяин мебельной лавки внимательно выслушал их просьбу и проводил в мастерскую, где трудились мужчина лет сорока с красным лицом и четверо юношей. И мастер, и его подмастерья глядели на Лару так, словно женщины никогда не переступали порог их святилища.
— Добрый… день, — надломленным голосом поздоровалась она.
— Добрый, — с выжиданием откликнулся мастер.
— У вас… ребёнок случаем не пропадал?
И без того красное лицо совсем побагровело.
— Ты что такое говоришь?
— Не сейчас, нет, — успокоила Лара. — Восемнадцать лет назад.
— Восемнадцать лет назад я ещё имел счастье быть неженатым.
Юнцы засмеялись, отчего Лара совсем расстроилась. Слово взял Андреас:
— Вы, должно быть, знакомы со всеми мебельными мастерами?
— Знаком, но не со всеми, — ответил мужчина.
— У кого-нибудь из них восемнадцать лет назад пропадала годовалая дочь?
Мебельщик задумчиво вытер тряпкой лоб.
— Вам надо к мастеру постарше обратиться. Запоминайте, как его сыскать…
Лара и Андреас поехали по новому адресу. Лавкой руководил пожилой мастер, который выказывал недовольство тем, что его отвлекли от работы. Но едва старик услышал вопрос Лары, как взгляд его потеплел, и он улыбнулся:
— Хочешь сказать, что это ты?
Она с надеждой кивнула.
— У старого Франц-Ганцен-Мюллера как-то пропал маленький ребёнок, — поведал мастер. — Не помню, мальчик или девочка.
— Франц... кто? — поморщилась Лара.
— Франц-Ганцен-Мюллер, — без запинки повторил Андреас и хмыкнул. — Сочувствую, киса.
— Спасибо, — грустно вздохнула та.
Мастер достал из ящика стола бумагу и чернила.
— Я напишу название улицы.
— Лара Франц-Ганцен-Мюллер, — потешался Андреас, когда они покинули лавку.
— Да мне вся жизнь понадобится, чтобы запомнить собственную фамилию! — проворчала Лара, глядя в заветный клочок.
— А Ботманн запомнишь?
— А?
— Выходи за меня замуж, тогда и Франц-Ганцен-Мюллер запоминать не придётся, — весело сказал Андреас.
— За кота замуж? — усмехнулась она. — Нет уж. Мне больше по нраву быть Ларой Лихт.
— Ты носишь фамилию женщины, которая украла тебя, чтобы бросить в жертвенную бездну?
— Но ведь в последний момент она передумала…
— Ты носишь фамилию женщины, которая пыталась бросить в жертвенную бездну твоего возлюбленного? — не унимался Андреас.
— Но… — Лара нахмурилась: ей не нравилось, когда её дурачат. — Ты мне не возлюбленный!
— Я твой друг и любовник, — настаивал тот.
— Бывший любовник. И просто попутчик, не друг. Не приписывай себе лишние звания.
— Как это не друг? Мы с тобой шесть лет в одной кровати спали!
Когда несколько горожан повернули в их сторону головы, Лара ткнула Андреаса в бок и прошипела:
— Ну хорошо — товарищ по несчастью.
— Я бы предпочёл именоваться товарищем по счастью, — признался бывший кот. — Меня тебе не жаль, а как быть с другими жертвами? Вспомни, Лара. Где твоя гуманность? Ты носишь фамилию женщины, которая убивала детей.
— Я помню! Однако эта женщина меня воспитала.
— Думаешь, твои родители воспитали бы тебя хуже?
«Родители… До сих пор не верится, что у меня есть родители».
— Нет, — поникла Лара. — Наверное, лучше.
— Не появись в твоей жизни старуха, у тебя бы с детства были мать и отец. Мне не понять странной благодарности, из-за которой ты продолжаешь называть себя Ларой Лихт.
«Изольда Лихт остаётся моей бабушкой, несмотря на все свои преступления», — подумала Лара, но объяснять это не хотелось.
— Мною движет не благодарность. Я просто привыкла к своей фамилии.
— Чёрная ведьма по фамилии Лихт(1), — ухмыльнулся Андреас. — Самоиронии у твоей бабки хоть отбавляй.
Они остановились в гостинице недалеко от мебельной лавки Венда Франц-Ганцен-Мюллера.
— Тебе не обязательно идти вместе со мной, — сказала Лара после того, как конюх отвёл лошадей в конюшню.
— А если заблудишься? Ты ведь в первый раз в столице?
— Да. Как и ты.
Андреас одарил её самодовольной улыбкой:
— Не беспокойся, киса, с моей памятью потеряться невозможно.
«Хвастун! Мне и так нелегко, а ещё придётся тебя убеждать, что в мою первую встречу с родителями твоё присутствие излишне, — размышляла Лара, пока они шагали по улице. — Как только увидим лавку, отправлю тебя обратно в гостиницу, раз ты такой недогадливый».
Вскоре показалась кривая вывеска «Мебель», что торчала сбоку кирпичного дома. Сердце заколотилось, словно заведённое.
«Это здесь», — подумала Лара и вздохнула, приготовившись к спору.
— Теперь сама, — вдруг объявил Андреас. — Если я пойду с тобой, то помешаю.
Она не поверила своим ушам.
— Ты не собирался меня сопровождать?
— Нет, я лишь собирался тебя проводить и вернуться в гостиницу.
— И давно ты такой понимающий?
— Всегда, — кратко ответил бывший кот. — Но это вовсе не значит, что мне не интересно. Я подожду, когда ты сама представишь меня своей семье.
Лара усмехнулась. Однако руки всё равно дрожали. Пальцы сцепились в замок, пытаясь усмирить эту дрожь.
— Боишься? — спросил Андреас, заметив её жест.
Она кивнула.
— Ты тоже боялся?
— Нет, я спешил скорее порадовать отца и мать.
«Будет ли кто-то мне рад?» — засомневалась Лара.
— Но я — другое дело, — продолжал Андреас. — Меня было легко узнать. Я пропал всего на шесть лет, а ты — на восемнадцать.
«Вот именно. Что они за люди? Как меня примут? Может, будет лучше, если Андреас пойдёт со мной?» — Все эти вопросы наводнили голову Лары и так испугали, что её затошнило. Она шагнула назад.
— Вернёмся.
— Чего это?
— Я не смогу поладить с этими людьми, я передумала, — твердила она, глядя себе под ноги. — И пробовать не стоит. Мне страшно, не хочу…
Серокаменная мостовая сменилась чёрным бархатом камзола. Стало теплее, надёжнее. Запахло домом. Тем домом, что остался на опушке букового леса рядом с Кемницем. Лара не сразу осознала, что Андреас её обнял. Она уткнулась лбом в его плечо, вбирая запах табака и мяты и понемногу приходя в себя. Задумалась о том, как странно они выглядят со стороны, — две бывшие жертвы чёрной ведьмы, ищущие друг в друге опору.
«Мне больше некуда возвращаться, кроме твоих объятий». — Эта мысль возникла одновременно с желанием ещё теснее прижаться к его груди.
В ухо, унимая тревогу, пробрался не то шёпот, не то вздох:
— Даже если тебя не примут, ничего не бойся — у тебя есть я.
Когда Лара начала отстраняться, Андреас с видимой неохотой разомкнул руки. Она не улыбнулась, не поблагодарила. Просто нашла его блестящие глаза и сказала:
— Я вернусь.
— Я буду ждать.
Лара направилась к дому.
С сердцем, готовым остановиться, она несколько раз вдохнула холодный воздух и постучала в одну из двух дверей — в ту, на которой не висело замка. На мгновение вспомнилось злосчастное утро, когда они с Крэхом пришли к его сыну, что в тот же вечер выдал их канцлеру. Лара слегка тряхнула головой, чтобы дурные воспоминания не одолевали её в такой важный момент, и дверь отворилась.
Многого ожидала Лара, но только не того, что увидела.
На пороге стояла девочка лет десяти. Пух светлых волос выбивался из-под чепчика; руки, усеянные цыпками, сжимали грязный передник. И ничего особенного в этой девочке не было, кроме того, что она выглядела почти точной копией Лары в детстве.
Голубые глаза ребёнка округлились, подбородок затрясся, а губы раздвинулись, хоть и остались бессловесны. Секунды спустя девочка нашла в себе силы воскликнуть:
— Мама?!
(1) Licht — свет (нем.)
Глава 2. Родные чужаки
Лара не знала, как быть. Девочка тем временем опомнилась и быстро сказала:
— Простите.
— Это ты меня прости! Здесь ли живёт Венд Ф-ф… — Лара развернула спасительную бумажку. — Ф-франц...
— Франц-Ганцен-Мюллер, — закончил ребёнок, с некоторой досадой оглядывая Лару.
— Значит, я не ошиблась домом. Как тебя зовут?
— Лара.
«Бог мой, — ещё больше растерялась Лара. — Мало того, что мы и так похожи...»
— Лархен(1), кто там? — рвался из глубины дома сиплый мужской голос.
Лара схватила девочку за руку.
— Проводи меня к своим родителям.
Лархен полностью открыла дверь, пропуская Лару внутрь.
— Папенька, к тебе пришли!
В передней появился седой безусый мужчина лет пятидесяти в колете из мягкой коричневой кожи.
«Если эта девочка — моя младшая сестра, стало быть, это… мой отец?»
— Здравствуйте, — дрожащим голосом проговорила Лара. — Я…
Хозяин дома смотрел на неё, как на бесплотного призрака.
— Т-ты Лара?
«Ну вот, и объяснять ничего не нужно», — подумала она и кивнула.
— Инго, живо сюда! Инго! — воскликнул мужчина.
По скрипучей лестнице сошёл блондин исполинского роста с собранными в хвост волосами. На вид он был немногим старше двадцати.
— Господь всемогущий, это что же, сестрица?!
Внезапно седой мужчина шагнул к Ларе и крепко её обнял. В нос ударил кислый запах. Она невольно отстранилась, чтобы объятия длились как можно короче.
«Словно я потеряла память, а теперь меня знакомят с забытой роднёй».
— Как… откуда? Где ты была? — допрашивал мужчина, сжимая её руки в шершавых ладонях.
— Меня похитила одна бездетная женщина, которая жила… в Кемнице. — Лара мысленно выругала себя за то, что не продумала свою речь. — Недавно она умерла, оставив письмо о том, как вас отыскать.
— Бог вернул нам Лару! Будь благословенен, Господи…
— Ты меня не помнишь, — оскалился светловолосый великан. — Я твой старший брат Инго.
Он сгрёб Лару своими ручищами, прижал к груди и поцеловал в лоб. Лара чувствовала себя странно. Так странно, что хотелось бежать, только бы прекратить эту череду неловких слов и слишком крепких объятий.
В углу стояла растерянная девочка. Наконец хозяин обратил на неё внимание и подвёл к Ларе.
— Знакомься, Лархен, это твоя старшая сестра.
«Какой у девочки тяжёлый взгляд», — отметила Лара и попыталась улыбнуться:
— Здравствуй, Лархен.
— Почему её зовут, как меня? — спросила девочка, переводя гнетущий взор на отца.
— Потому что до того, как ты родилась, у нас уже была дочка по имени Лара, но она пропала. А теперь нашлась…
«Это всё равно не объясняет, почему вы назвали другого ребёнка именем пропавшей дочери», — подумала Лара, но ничего не сказала.
— Ты очень похожа на маму, — уставившись на неё, пробормотала Лархен.
— Сходство необычайное, — подтвердил отец. — Поэтому мы сразу поняли, кто ты.
— А мама… — начала Лара, предполагая ответ на вопрос.
Инго опустил голову.
— Мать умерла от болезни. Уже два года прошло.
Лара с сочувствием посмотрела на сестрёнку.
«Как ей, наверное, нелегко — остаться без мамы в таком раннем возрасте».
— Жаль, она не дожила. — Отец опять взял Лару за руки. — Давай присядем. Ты приехала из самого Кемница? Сейчас мы поедим, и ты нам всё расскажешь. Лархен, накрывай на стол! И бочонок вина не забудь. Выпьем, дочка?
— Да ну вы что, я только протрезвела…
Ларе потребовался час, чтобы понять — весь дом держится на десятилетней Лархен. Девочка убирала, стряпала, бегала на рынок, топила печь, смотрела за курами, штопала и бог знает что ещё. Лара молча негодовала. Чем больше обязанностей упоминали мимолётом родные, тем сильнее сжимались её губы и хмурились брови.
— Отец, почему вы не наймёте служанку? — не вытерпела она, когда Лархен скрылась в кухне. — Ведь у вас своя мебельная лавка, а значит, в средствах вы не стеснены.
Мужчина воззрился на неё с таким изумлением, будто она спросила, отчего они не держат дома дракона.
— На что нам служанка? Лара-младшая со всем справляется.
Лара, видевшая мозолистые руки сестры со следами ожогов, так не думала.
— Но ей всего десять. Девочке нужно учиться…
— Учиться? Зачем ей учиться? — не понимал отец, накладывая себе тушёной капусты. — Лархен немного умеет читать и считать, а большего ей и не надо. Её Инго научил, сам я грамоту не знаю.
— Кто же заведует вашими доходами и расходами?
— Я. — Инго оторвал зубами кусок от бараньей ноги и, не прожевав, добавил: — Я готовлюсь стать юристом.
Отец надсадно прокашлялся.
— Какие там доходы-расходы? Я и мастер, и лавочник. Но сейчас захворал, поэтому лавка закрыта.
— А подмастерья? — спросила Лара.
— Подмастерья получили звания мастеров да распрощались, новых я не набрал.
Эта новость её приободрила, и, как оказалось, напрасно.
— Не нужны мне подмастерья, — продолжил отец. — Их учить надо. А я уже старый, хочу последние силы истратить, чтобы сына выучить. Только не желает он в моё дело вникать. — Он наградил молодого человека укоряющим взглядом. — Не увлекает Инго наше ремесло, как ни бьюсь с ним. Двадцать два ему. Что-то знает, умеет, но страсти к мебельному делу у него ни капли. Пусто.
— Мне интереснее работать головой, чем руками, — с лёгким вызовом ответил Инго, подливая Ларе вина.
«Надо прекращать столько пить», — подумала она, осушая половину кубка.
— Вот такой я несчастливец, дочка, — пожаловался отец, — даже некому дело своё передать.
Лара не собиралась торопиться с признаниями, но ей так хотелось порадовать этого рано состарившегося человека…
— У меня есть страсть! Я хочу мастерить мебель. С детства хотела, не зная, кто мой отец и откуда во мне это желание.
Голубые глаза отца, что минуту назад были грустны, просветлели. Он раздвинул губы в страдальческой гримасе и отчасти засмеялся, отчасти закашлял. Лара, привычная к такому отклику, не обиделась. Лишь вздохнула — опять придётся убеждать, взывать к разуму, преодолевать недоверие…
— Рассмешила ты, дочка! — всхлипнул отец. — Да только шутками меня не утешить.
— Я не шучу, — твёрдо сказала Лара. — Делать мебель — моя мечта. В Кемнице я часто ходила в мебельную лавку, чтобы изучать столы, стулья и шкафы. Я даже привезла один с собой. Он остался в гостинице — двустворчатый, из ясеня, великолепный образчик поздней готики. Хоть сейчас привезу. Только когда бабушка… женщина, что меня похитила, рассказала, из какой я семьи, я поняла, откуда во мне зародился этот интерес.
В отцовских глазах блеснула тоска, и он покачал головой.
— Одного интереса здесь мало.
— Я понимаю, многому надо учиться. Живя в Кемнице, я просила мастера давать мне уроки за деньги, но, увы, в последний момент он отказался.
— И правильно сделал.
«Они везде одинаковые», — пронзила Лару ужасная мысль.
— Я… я ехала сюда в надежде, что вы не позволите предрассудкам возобладать над собой и… согласитесь меня учить.
— Значит, ты ехала зря.
Она обомлела.
— Что?
— Ты женщина, Лара, — почти с упрёком заметил отец. — Никто в здравом уме не станет учить девицу мебельному делу.
— Но из ваших детей я — единственная, кто искренне хочет обучиться ремеслу, — не выдержала та. — Кому тогда вы передадите своё дело, если брату оно не нужно?
— Никому! Лучше никому, чем женщине! — рассердился отец. Потом спохватился и чуть мягче добавил: — Уж прости меня, дочка, но ты такой вздор говоришь, что и спорить с тобою неловко. Глупости это.
— Возможно, я рано затеяла этот разговор, и наступит день, когда вы передумаете, — не сдавалась Лара.
— И думать нечего. Бог с тобой, Лара! Будь ты парнем и скажи такие слова… да я бы стал сегодня самым счастливым отцом на свете. Но я не могу оставить свою лавку дочери!
— Почему?
— Наше ремесло передаётся исключительно по мужской линии, как ты не поймёшь такую простую вещь?
— Вы правы — я не понимаю. — Лара поднялась из-за стола.
