Они, опутывали пол, звенья кандалов, ноги и руки пленника, как ложь опутывает доверчивого доходягу. Узник уже давно не поднимал глаз, просто висел посреди темницы, как скованный цепями зверь. Такова участь тех, кто осмелится идти против Богов. И самое ужасное, что знал этот пленник, будь шанс переиграть события, он поступил бы точно так же… разве что раньше. Он бы не дал ей войти. Ни за что!
Темнота окружала его плотным кольцом, вязкими противными объятиями обнимала уставшее за века тело. Он действительно устал. Кто сказал, что вечная жизнь – благо, нет – это проклятие. И его прокляли сознательно. Сознательно поймали и заставили гнить вечность в этом каменном мешке. Вечность…
А она? Что они сказали ей? Была ли она там, когда они его схватили? Это действительно была она?
Ведь её наказание…
Мужчина невольно дёрнулся на цепях, вспоминая слова проклятия. Ему вечная жизнь, а ей вечная смерть. Она могла прожить всего двадцать пять человеческих лет раз в тысячелетие! Всего двадцать пять! А он… он должен был её искать всегда. По всем мирам, измерениям…. Проклятый бог, что так и не смог спасти своё счастье.
Кулаки невольно сжались сами собой. У него ещё есть силы сжимать кулаки? Откуда?... Сколько же он здесь? Прошло уже тысячелетие? Или же только сотня лет… она родилась? Или уже успела погибнуть очередной раз….
Дыхание остановилось на секунду. Узник не мог себе позволить так думать! Ведь Боги устали ждать её выбора… ему сказали… сказали, что следующее её перерождение – последние. Он слышал, он с ненавистью ощущал радость и предвкушение своих мучителей. Он выкинул их из своей темницы, одной силой мысли, но на большее его сил не хватило. Кандалы исправно забирали у него божественную суть. Проклятый бог не мог освободиться от пут своей темницы, но именно в ней он ещё оставался хозяином, условным, но всё же…
Он почти сошёл с ума….
…Тихий шорох за скрытой в вязкой тьме дверью заставил его встрепенуться. Потом кто-то всхлипнул. Что-то звякнуло. И стихло. Мужчина не стал поднимать голову, но его сердце почему-то быстро-быстро забилось. Он хотел верить, правда хотел, и не мог – слишком отчаялся….
…Шорох повторился.
…Скрип.
…Вопрос, едва слышный, не разобрать голос.
О чём?
И вот дверь открылась.
Яркий свет ослепил пленника, тьма расползлась по углам, шипя и залечивая свои раны от ожогов лучей света, ворвавшихся в темницу. Мягкие шаги. Неосторожные, но и не быстрые. Такие знакомые и незнакомые, такие…
Это их новая пытка? Чтобы он сдался? Да? Чтобы он отрёкся от неё? Да???
- Ну, здравствуй, - она проводит пальцами по кандалам, по пропитавшейся его силой, цепи и та… рассыпается, освобождая его руку, которую он тут же опускает. И наконец поднимает голову.
Слова… какие могут быть слова? Она. Это действительно она. Голубые глаза, бледная кожа, великоватая футболка и рваные джинсы. Какое бы не было время или в какой умирающий мир её бы не закинули – Ева всегда останется Евой.
Бледная рука проводит по другой цепи, разрушая и её. Оставшиеся кандалы на ногах разрушаются уже сами. Он свободен! Свободен!!! Руки бывшего узника плохо слушаются, пальцы сжимаются с неохотой, но он всё равно её хватает в объятия. Она пахнет своим запахом: порохом, кровью, ведь эти твари всегда посылают её в обречённые миры, и, тем не менее, Проклятый чувствует запах полевых цветов. Когда-то именно этот аромат был главным, единственным, но не сейчас.... Когда-то… Почему-то в глазах начинает странно щипать.
- Ева… твои глаза…
- Голубые? – даже в её голосе он ощущает ту грустную улыбку, от которой замирает сердце.
- Да…
- Значит, это правда ты, - она улыбается, пожимая плечами, и тянется к нему сама, обнимает тонкими руками шею. Зачем слова и какие-то фразы? За эти годы они научились ценить каждое мгновение, проведённое вместе. Им всегда удавалось урвать несколько секунд или минут у вечности и потом же снова искать возможность урвать ещё….
- Ты пришла, - шепчет он наклоняя голову, целуя солоноватые губы. Она плачет? Его губы легко целуют мокрые щёки, но вскоре срываются снова к губам любимой.
- Я всегда прихожу, ты же знаешь, - смеётся она, а он ловит губами её смешливую улыбку, всё ещё плохо слушающимися руками обнимает её плечи, гладит по спине, вжимает в себя. Настоящая. Нежная. Невероятная….
- Ев-а-а…
Она отстраняется на секунду, чтобы посмотреть ему в глаза. Голубой цвет на миг становится зелёным, грусть омрачает её взгляд, бедная кожа на щеках окрашивается в ещё более бледный цвет…. Тонкая ладонь со сбитыми костяшками пальцев, шершавая… осторожно гладит его по заросшей щетиной щеке. Где она, чёрт возьми, была? В каком аду?! Он снова целует её, пытаясь удержать. Но разве можно удержать ветер?...
- Не уходи… не надо! Нет… не уходи… - почему узник знает, что она должна уйти, можно не спрашивать. Он уже давно научился распознавать любой её взгляд, любое движение. Но сейчас… именно в этот момент пленнику хочется попытаться удержать свою мечту. Пусть на чуть-чуть, но он попытается это сделать!
Взгляд самых прекрасных глаз на свете снова становится голубым. Она качает головой и прижимается щекой к его груди.
- Пока я не уйду… у нас с тобой ещё есть время… - она сжимает руками его талию, а затем слегка отстраняется, чтобы снова посмотреть в лицо.
- Сколько? – он привык задавать этот вопрос.
- Минут двадцать, - задумчиво протягивает она. На губах его любимой расцветает какая-то особо коварная улыбка, на которую Проклятый просто не может не ответить своей.
- Отлично.
Яростный, страстный поцелуй становится приятной неожиданностью для девушки, своим смехом распугавшей всё ещё шипящую по углам тьму. Как же она по нему скучала!!! Объятия становятся крепче, перед глазами пляшут звёзды, а его дыхание уже давно опьянило её лучше любого алкоголя. Так и хочется дотянуться до него, залечить своей магией раны, почувствовать жизнь. Услышать его стон…. Страсть вырывается сгустками силы, сметая руны других Богов, восстанавливая силы Проклятого Бога. Ева улыбается, чувствуя, как сметаются барьеры, что так долго удерживали в плену её любимого. Спасительница подставляет шею для очередного поцелуя, ей плевать, где они, и что дальше будет… Главное она с ним. В его объятиях. Вечность может подождать.
Пусть так, пусть на этот малый промежуток времени….
Девушка закрывает глаза, пряча зелёный отсвет своего взгляда, пряча боль и понимание.
В голове таймер отсчитывает мгновения счастья.
- Ева-а-а…
- Я тебя люблю… слышишь? – шепчет она задыхаясь.
- Да… люблю…
… Он снова, как в бреду нашёл её губы, крепче обнял, она запрыгнула на него и обвила талию ногами. Стена… как они оказались у неё? О! Это чувство… Ева забыла в следующую секунду обо всём, кроме любимого. Боль, кошмары, миры – всё ушло на второй план. Даже у неё может быть мгновение счастья.
Узник не знал, что там за дверью, беззвучно плакала белокурая семнадцатилетняя девушка, по прозвищу Ангел, сжимая в руке старый мобильный телефон. Он не знал ещё цену своему мигу счастья, он ещё ничего не знал…. И плевать на всё, ведь в этот миг он был счастлив. А плата? Вечность заберёт её сполна, лишь бы дала тот пресловутый счастья миг.
- Ты выиграла, поздравляю, - ухмыляется Смерть.
- Я тоже этому рада, - улыбается в ответ Василиса, собирая карты. Стол давно протёртый, как и сукно на нём, а темнота за спиной наводит на определённые мысли. – Могу ли я забрать выигрыш? – рядом сидящий с ней парень с жёлтыми глазами, смотрит на девушку со смесью уважения и ужаса. Вася ухмыляется ему и пинает под столом ногой.
- Уже знаешь, что загадать? – Жизнь склоняет голову на бок, как всегда слишком любопытная и такая живая. – Неужели вернуть кого-то из мёртвых, это же глупо и невозможно, – отмахивается девушка. Все присутствующие невольно морщатся. Ведь сидящие за столом, прекрасно понимают, что вернуть-то как раз можно, просто всё зависит от степени трудности «ухода» ушедшего.
- Нет, это было бы слишком банально, и… - Вася замолкает как-то странно улыбаясь.
Судьба качает головой, разглядывая фишки на столе. Она предпочитает не вмешиваться в разговор, хотя за этой девчонкой главной пряльщице вселенной следить довольно интересно.
- Вернуть с Изнанки можно кого хочешь, это прекрасно известно даже тебе, дорогая, - Смерть кивает Жизни, и закуривает сигарету. Одновременно начиная перемешивать колоду одной рукой. Виртуоз, что с него возьмёшь. – Но не в твоём случае, малышка, тебе уготована судьба пыли, – красный огонёк сигареты утыкается в сторону Василисы.
Судьба улыбается самым краешком губ и ловит взгляд желтоглазого. Мужчина щурится, но невинная и кокетливая ухмылка заставляет его поморщиться. Конечно, Судьба не любит делиться секретами, если ей это не выгодно.
Между тем виновница перемигивания, кажется, не замечает интриг вокруг. Она погружена в себя.
- Я знаю, - говорит Василиса, в глазах выигравшей темнеет пустота. – У меня другое желание.
- И какое? – Спрашивает жёлтоглазый. – Не стесняйся, тут все свои, - говорит он, бросая взгляд почему-то в сторону Судьбы. Та только пожимает плечами с невинным видом
- Три воспоминания. Три звонка из прошлого. Больше ты не дашь, я знаю, – девушка не обращает внимания на жест Судьбы, ей прекрасно известно отношение к такой просьбе. Вася смотрит в глаза Смерти. Прямо. Без обвиняков.
- Три? Одно будет устроить трудно, а ты три хочешь, - Смерть начинает раздавать карты, после затягивается, откинувшись на спинку кресла. – Впрочем…, это твой выигрыш… будет сделано.
- Кто будет звонить? – вдруг тихо спрашивает Судьба, неожиданно. Желтоглазый уже не стесняясь смотрит на прядильщицу полотна жизней.
Василиса обводит пустым взглядом, в котором на мгновение появляются эмоции. Жизнь хмурится, желтоглазый качает головой.
- Лили, - губы едва размыкаются.
Судьба кивает.
- Что ж… всего три воспоминания из твоей жизни, три призрака? Неплохое желание, согласись, дорогая, – Смерть разряжает обстановку, опираясь локтями на стол, кивая Жизни.
- Мне нравится, - Жизнь улыбается какой-то особой улыбкой, - но… у меня одно условие.
Несколько пар глаз уставились на молодую женщину в белых одеждах. Та пожала плечами.
- Что? Проиграл Смерть, Судьба согласилась по доброте душевной, но не я, - девушка очаровательно улыбнулась.
- И? – Сказова, скидывает ненужную карту автоматически.
- Лили будет играть с нами вместо тебя до последнего звонка, когда… м-м-м, согласна?
Молчание погрязло над столом и в этой тишине лёгкий вздох показался особенно громким.
- Надеешься выиграть? – зелёные глаза сверкнули, чем заставили усмехнуться Смерть, но не Жизнь. – Не дождёшься. Она играет не хуже меня.
- Надеюсь на это. Твоё желание исполнится Ева… три воспоминания, три звонка. Ни звонком больше, ни секундой меньше. И решать будет Ангел, когда тебе прийти.
Тихое молчание. Ни звука. Ни дуновения дыхания. И в этой тишине раздалось, как приговор:
- Согласна.
Последний рисунок
История одной встречи, написано под вдохновением от песни. Разговор взрослой Лили и одного желтоглазого демона.
Последний рисунок
Дорога вилась куда-то вдаль. Рассвет ещё не вступил в свои права, но уже делал робкие попытки выйти из покрова ночи. Красиво, морозно по-летнему и так тихо. Плеер через наушники в ушах пытался разорвать нотами тишину утра, но у него ничего не выходило. Такую тишину не раздерёшь так просто – это бессмысленно, это невозможно. Кроссовки утопали в пыльной придорожной гальке. Гитара оттягивала плечо. Кепка, козырьком надвинутая на глаза, скрывала взгляд пустых зелёных глаз. Мёртвые глаза, как когда сказал врач из спасательной миссии, глядя на найденную девочку в развалинах сожжённого борделя. Белокурые локоны вьются спутанным потоком и выбиваются из-под кепки, бледная кожа, мягкие по-детски пухлые губы и бледные щёки. И подушечки пальцев - чёрные от размазывания грифеля.
Шоссе дальше и дальше стелется серпантином перед ней. В голове нет мыслей. Ничего уже нет. В сумке почти не осталось денег, сменная одежда изношена до такой степени, что её побрезгуют и бомжи, да и основная тоже. Еда закончилась ещё вчера. Единственное, что ценно – это папка с рисунками. Последнее, что связывает её с прошлым. Папка и простой карандаш с ластиком. Как же мало нужно для счастья этой девушке!
Рядом с дорогой оказывается поваленное последним ураганом дерево, как раз то, что надо – можно отдохнуть. Девушка садится на него, как на скамейку, скидывая с плеча старую, поцарапанную гитару, где наклейка из известного мультика скрывает дырку от пули, и достаёт свою папку. Раз еды нет, то мы порисуем.
Чёрная линия.
Одна.
Другая…
Рваный росчерк танца дыма особо реалистичен на бумаге в лучах восходящего солнца.
Легкие движения, мягкие шорохи. Шёпот деревьев за спиной. Она улыбается своему рисунку, слышит его слова. Каждое. Боль проскальзывает в пустых глазах. Кто сказал, что у смерти нет чувств? Она рисует не замечая, как рассвет идёт по миру, открывая взору её спину. В этой туманной дымке становятся видны прозрачные, почти незаметные крылья. Впрочем, может это всего лишь воображение? Или нет?
Она поднимает голову и тихо говорит.
- Можешь не скрываться, я тебя всё равно вижу, – голос еле слышный, мелодичный. Как такой голос может быть у этой девушки?
Из тени ближайших кустов выходит мужчина. Высокий, статный, сильный. Он многим внушает страх, кроме неё. Острые, грубые черты лица скрывают тень обречённости, шрам у виска приоткрывает тайну прошлого, а смуглая кожа покрывает сетки и узоры из шрамов, так же как и его куртка. Чёрные, как арабская ночь волосы, спутаны и вьются. Жёлтые глаза смотрят устало, но по тёплому. Девушка делает вид, что не замечает этого взгляда. Она продолжает рисовать. Штрихи становятся рваными, мягкость исчезает с каждой чертой, каждым движением кончика грифеля, росчерком на бумаге.
- Зачем ты их рисуешь? Ангел… нельзя же так.
- Неужели тебе есть до этого дело? – злости нет, только желание дорисовать, чтобы он вспомнил, понял её. Он должен понять!
Ластик стирает лишний виток. Рисованные глаза обретают цвет. На миг, но обретают. Она вздыхает и продолжает водить огрызком карандаша по бумаге, по памяти воспроизводя прошлое.
- Они мертвы, Энджи, все мертвы, – мужчина подходит к девушке и заглядывает ей через плечо. Обычный рисунок. Лица, различные позы, ракурсы. В хаотичном порядке изображены молодые ребята с одной только разницей – у них всех за спиной угадываются крылья. Скорее намёк, чем полновесное изображение. Первоначально можно просто принять эти штрихи, как стёртые неумелые попытки нарисовать что-то, но это только сначала. Неважно, что этот в углу держит пистолет, сидя на корточках, а вон та девушка облокотилась о дверной косяк и в её пальцах дымится окурок сигареты – крылья у них есть. Взгляды обречённые. Они знают, что у них короткая жизнь, но смотрят с рисунка на последнюю из них и улыбаются. Говорят: «Живи за нас, малышка. Раз мы не смогли, то у тебя должно получиться».
- Нет, Эл, - зеленоглазая художница качает головой, – они всегда будут жить, – рисунок закончен. – Даже твоя дочь. Плевать на законы мирозданья. На конец вечности. На всё плевать. Они живы. Они будут жить, – девушка протягивает листок желтоглазому. Лёгкий ветерок теребит его края, лаская своими пальцами, соглашаясь с юной художницей.
Темнота окружала его плотным кольцом, вязкими противными объятиями обнимала уставшее за века тело. Он действительно устал. Кто сказал, что вечная жизнь – благо, нет – это проклятие. И его прокляли сознательно. Сознательно поймали и заставили гнить вечность в этом каменном мешке. Вечность…
А она? Что они сказали ей? Была ли она там, когда они его схватили? Это действительно была она?
Ведь её наказание…
Мужчина невольно дёрнулся на цепях, вспоминая слова проклятия. Ему вечная жизнь, а ей вечная смерть. Она могла прожить всего двадцать пять человеческих лет раз в тысячелетие! Всего двадцать пять! А он… он должен был её искать всегда. По всем мирам, измерениям…. Проклятый бог, что так и не смог спасти своё счастье.
Кулаки невольно сжались сами собой. У него ещё есть силы сжимать кулаки? Откуда?... Сколько же он здесь? Прошло уже тысячелетие? Или же только сотня лет… она родилась? Или уже успела погибнуть очередной раз….
Дыхание остановилось на секунду. Узник не мог себе позволить так думать! Ведь Боги устали ждать её выбора… ему сказали… сказали, что следующее её перерождение – последние. Он слышал, он с ненавистью ощущал радость и предвкушение своих мучителей. Он выкинул их из своей темницы, одной силой мысли, но на большее его сил не хватило. Кандалы исправно забирали у него божественную суть. Проклятый бог не мог освободиться от пут своей темницы, но именно в ней он ещё оставался хозяином, условным, но всё же…
Он почти сошёл с ума….
…Тихий шорох за скрытой в вязкой тьме дверью заставил его встрепенуться. Потом кто-то всхлипнул. Что-то звякнуло. И стихло. Мужчина не стал поднимать голову, но его сердце почему-то быстро-быстро забилось. Он хотел верить, правда хотел, и не мог – слишком отчаялся….
…Шорох повторился.
…Скрип.
…Вопрос, едва слышный, не разобрать голос.
О чём?
И вот дверь открылась.
Яркий свет ослепил пленника, тьма расползлась по углам, шипя и залечивая свои раны от ожогов лучей света, ворвавшихся в темницу. Мягкие шаги. Неосторожные, но и не быстрые. Такие знакомые и незнакомые, такие…
Это их новая пытка? Чтобы он сдался? Да? Чтобы он отрёкся от неё? Да???
- Ну, здравствуй, - она проводит пальцами по кандалам, по пропитавшейся его силой, цепи и та… рассыпается, освобождая его руку, которую он тут же опускает. И наконец поднимает голову.
Слова… какие могут быть слова? Она. Это действительно она. Голубые глаза, бледная кожа, великоватая футболка и рваные джинсы. Какое бы не было время или в какой умирающий мир её бы не закинули – Ева всегда останется Евой.
Бледная рука проводит по другой цепи, разрушая и её. Оставшиеся кандалы на ногах разрушаются уже сами. Он свободен! Свободен!!! Руки бывшего узника плохо слушаются, пальцы сжимаются с неохотой, но он всё равно её хватает в объятия. Она пахнет своим запахом: порохом, кровью, ведь эти твари всегда посылают её в обречённые миры, и, тем не менее, Проклятый чувствует запах полевых цветов. Когда-то именно этот аромат был главным, единственным, но не сейчас.... Когда-то… Почему-то в глазах начинает странно щипать.
- Ева… твои глаза…
- Голубые? – даже в её голосе он ощущает ту грустную улыбку, от которой замирает сердце.
- Да…
- Значит, это правда ты, - она улыбается, пожимая плечами, и тянется к нему сама, обнимает тонкими руками шею. Зачем слова и какие-то фразы? За эти годы они научились ценить каждое мгновение, проведённое вместе. Им всегда удавалось урвать несколько секунд или минут у вечности и потом же снова искать возможность урвать ещё….
- Ты пришла, - шепчет он наклоняя голову, целуя солоноватые губы. Она плачет? Его губы легко целуют мокрые щёки, но вскоре срываются снова к губам любимой.
- Я всегда прихожу, ты же знаешь, - смеётся она, а он ловит губами её смешливую улыбку, всё ещё плохо слушающимися руками обнимает её плечи, гладит по спине, вжимает в себя. Настоящая. Нежная. Невероятная….
- Ев-а-а…
Она отстраняется на секунду, чтобы посмотреть ему в глаза. Голубой цвет на миг становится зелёным, грусть омрачает её взгляд, бедная кожа на щеках окрашивается в ещё более бледный цвет…. Тонкая ладонь со сбитыми костяшками пальцев, шершавая… осторожно гладит его по заросшей щетиной щеке. Где она, чёрт возьми, была? В каком аду?! Он снова целует её, пытаясь удержать. Но разве можно удержать ветер?...
- Не уходи… не надо! Нет… не уходи… - почему узник знает, что она должна уйти, можно не спрашивать. Он уже давно научился распознавать любой её взгляд, любое движение. Но сейчас… именно в этот момент пленнику хочется попытаться удержать свою мечту. Пусть на чуть-чуть, но он попытается это сделать!
Взгляд самых прекрасных глаз на свете снова становится голубым. Она качает головой и прижимается щекой к его груди.
- Пока я не уйду… у нас с тобой ещё есть время… - она сжимает руками его талию, а затем слегка отстраняется, чтобы снова посмотреть в лицо.
- Сколько? – он привык задавать этот вопрос.
- Минут двадцать, - задумчиво протягивает она. На губах его любимой расцветает какая-то особо коварная улыбка, на которую Проклятый просто не может не ответить своей.
- Отлично.
Яростный, страстный поцелуй становится приятной неожиданностью для девушки, своим смехом распугавшей всё ещё шипящую по углам тьму. Как же она по нему скучала!!! Объятия становятся крепче, перед глазами пляшут звёзды, а его дыхание уже давно опьянило её лучше любого алкоголя. Так и хочется дотянуться до него, залечить своей магией раны, почувствовать жизнь. Услышать его стон…. Страсть вырывается сгустками силы, сметая руны других Богов, восстанавливая силы Проклятого Бога. Ева улыбается, чувствуя, как сметаются барьеры, что так долго удерживали в плену её любимого. Спасительница подставляет шею для очередного поцелуя, ей плевать, где они, и что дальше будет… Главное она с ним. В его объятиях. Вечность может подождать.
Пусть так, пусть на этот малый промежуток времени….
Девушка закрывает глаза, пряча зелёный отсвет своего взгляда, пряча боль и понимание.
В голове таймер отсчитывает мгновения счастья.
- Ева-а-а…
- Я тебя люблю… слышишь? – шепчет она задыхаясь.
- Да… люблю…
… Он снова, как в бреду нашёл её губы, крепче обнял, она запрыгнула на него и обвила талию ногами. Стена… как они оказались у неё? О! Это чувство… Ева забыла в следующую секунду обо всём, кроме любимого. Боль, кошмары, миры – всё ушло на второй план. Даже у неё может быть мгновение счастья.
Узник не знал, что там за дверью, беззвучно плакала белокурая семнадцатилетняя девушка, по прозвищу Ангел, сжимая в руке старый мобильный телефон. Он не знал ещё цену своему мигу счастья, он ещё ничего не знал…. И плевать на всё, ведь в этот миг он был счастлив. А плата? Вечность заберёт её сполна, лишь бы дала тот пресловутый счастья миг.
***
- Ты выиграла, поздравляю, - ухмыляется Смерть.
- Я тоже этому рада, - улыбается в ответ Василиса, собирая карты. Стол давно протёртый, как и сукно на нём, а темнота за спиной наводит на определённые мысли. – Могу ли я забрать выигрыш? – рядом сидящий с ней парень с жёлтыми глазами, смотрит на девушку со смесью уважения и ужаса. Вася ухмыляется ему и пинает под столом ногой.
- Уже знаешь, что загадать? – Жизнь склоняет голову на бок, как всегда слишком любопытная и такая живая. – Неужели вернуть кого-то из мёртвых, это же глупо и невозможно, – отмахивается девушка. Все присутствующие невольно морщатся. Ведь сидящие за столом, прекрасно понимают, что вернуть-то как раз можно, просто всё зависит от степени трудности «ухода» ушедшего.
- Нет, это было бы слишком банально, и… - Вася замолкает как-то странно улыбаясь.
Судьба качает головой, разглядывая фишки на столе. Она предпочитает не вмешиваться в разговор, хотя за этой девчонкой главной пряльщице вселенной следить довольно интересно.
- Вернуть с Изнанки можно кого хочешь, это прекрасно известно даже тебе, дорогая, - Смерть кивает Жизни, и закуривает сигарету. Одновременно начиная перемешивать колоду одной рукой. Виртуоз, что с него возьмёшь. – Но не в твоём случае, малышка, тебе уготована судьба пыли, – красный огонёк сигареты утыкается в сторону Василисы.
Судьба улыбается самым краешком губ и ловит взгляд желтоглазого. Мужчина щурится, но невинная и кокетливая ухмылка заставляет его поморщиться. Конечно, Судьба не любит делиться секретами, если ей это не выгодно.
Между тем виновница перемигивания, кажется, не замечает интриг вокруг. Она погружена в себя.
- Я знаю, - говорит Василиса, в глазах выигравшей темнеет пустота. – У меня другое желание.
- И какое? – Спрашивает жёлтоглазый. – Не стесняйся, тут все свои, - говорит он, бросая взгляд почему-то в сторону Судьбы. Та только пожимает плечами с невинным видом
- Три воспоминания. Три звонка из прошлого. Больше ты не дашь, я знаю, – девушка не обращает внимания на жест Судьбы, ей прекрасно известно отношение к такой просьбе. Вася смотрит в глаза Смерти. Прямо. Без обвиняков.
- Три? Одно будет устроить трудно, а ты три хочешь, - Смерть начинает раздавать карты, после затягивается, откинувшись на спинку кресла. – Впрочем…, это твой выигрыш… будет сделано.
- Кто будет звонить? – вдруг тихо спрашивает Судьба, неожиданно. Желтоглазый уже не стесняясь смотрит на прядильщицу полотна жизней.
Василиса обводит пустым взглядом, в котором на мгновение появляются эмоции. Жизнь хмурится, желтоглазый качает головой.
- Лили, - губы едва размыкаются.
Судьба кивает.
- Что ж… всего три воспоминания из твоей жизни, три призрака? Неплохое желание, согласись, дорогая, – Смерть разряжает обстановку, опираясь локтями на стол, кивая Жизни.
- Мне нравится, - Жизнь улыбается какой-то особой улыбкой, - но… у меня одно условие.
Несколько пар глаз уставились на молодую женщину в белых одеждах. Та пожала плечами.
- Что? Проиграл Смерть, Судьба согласилась по доброте душевной, но не я, - девушка очаровательно улыбнулась.
- И? – Сказова, скидывает ненужную карту автоматически.
- Лили будет играть с нами вместо тебя до последнего звонка, когда… м-м-м, согласна?
Молчание погрязло над столом и в этой тишине лёгкий вздох показался особенно громким.
- Надеешься выиграть? – зелёные глаза сверкнули, чем заставили усмехнуться Смерть, но не Жизнь. – Не дождёшься. Она играет не хуже меня.
- Надеюсь на это. Твоё желание исполнится Ева… три воспоминания, три звонка. Ни звонком больше, ни секундой меньше. И решать будет Ангел, когда тебе прийти.
Тихое молчание. Ни звука. Ни дуновения дыхания. И в этой тишине раздалось, как приговор:
- Согласна.
Последний рисунок
История одной встречи, написано под вдохновением от песни. Разговор взрослой Лили и одного желтоглазого демона.
Последний рисунок
Дорога вилась куда-то вдаль. Рассвет ещё не вступил в свои права, но уже делал робкие попытки выйти из покрова ночи. Красиво, морозно по-летнему и так тихо. Плеер через наушники в ушах пытался разорвать нотами тишину утра, но у него ничего не выходило. Такую тишину не раздерёшь так просто – это бессмысленно, это невозможно. Кроссовки утопали в пыльной придорожной гальке. Гитара оттягивала плечо. Кепка, козырьком надвинутая на глаза, скрывала взгляд пустых зелёных глаз. Мёртвые глаза, как когда сказал врач из спасательной миссии, глядя на найденную девочку в развалинах сожжённого борделя. Белокурые локоны вьются спутанным потоком и выбиваются из-под кепки, бледная кожа, мягкие по-детски пухлые губы и бледные щёки. И подушечки пальцев - чёрные от размазывания грифеля.
Шоссе дальше и дальше стелется серпантином перед ней. В голове нет мыслей. Ничего уже нет. В сумке почти не осталось денег, сменная одежда изношена до такой степени, что её побрезгуют и бомжи, да и основная тоже. Еда закончилась ещё вчера. Единственное, что ценно – это папка с рисунками. Последнее, что связывает её с прошлым. Папка и простой карандаш с ластиком. Как же мало нужно для счастья этой девушке!
Рядом с дорогой оказывается поваленное последним ураганом дерево, как раз то, что надо – можно отдохнуть. Девушка садится на него, как на скамейку, скидывая с плеча старую, поцарапанную гитару, где наклейка из известного мультика скрывает дырку от пули, и достаёт свою папку. Раз еды нет, то мы порисуем.
Чёрная линия.
Одна.
Другая…
Рваный росчерк танца дыма особо реалистичен на бумаге в лучах восходящего солнца.
Легкие движения, мягкие шорохи. Шёпот деревьев за спиной. Она улыбается своему рисунку, слышит его слова. Каждое. Боль проскальзывает в пустых глазах. Кто сказал, что у смерти нет чувств? Она рисует не замечая, как рассвет идёт по миру, открывая взору её спину. В этой туманной дымке становятся видны прозрачные, почти незаметные крылья. Впрочем, может это всего лишь воображение? Или нет?
Она поднимает голову и тихо говорит.
- Можешь не скрываться, я тебя всё равно вижу, – голос еле слышный, мелодичный. Как такой голос может быть у этой девушки?
Из тени ближайших кустов выходит мужчина. Высокий, статный, сильный. Он многим внушает страх, кроме неё. Острые, грубые черты лица скрывают тень обречённости, шрам у виска приоткрывает тайну прошлого, а смуглая кожа покрывает сетки и узоры из шрамов, так же как и его куртка. Чёрные, как арабская ночь волосы, спутаны и вьются. Жёлтые глаза смотрят устало, но по тёплому. Девушка делает вид, что не замечает этого взгляда. Она продолжает рисовать. Штрихи становятся рваными, мягкость исчезает с каждой чертой, каждым движением кончика грифеля, росчерком на бумаге.
- Зачем ты их рисуешь? Ангел… нельзя же так.
- Неужели тебе есть до этого дело? – злости нет, только желание дорисовать, чтобы он вспомнил, понял её. Он должен понять!
Ластик стирает лишний виток. Рисованные глаза обретают цвет. На миг, но обретают. Она вздыхает и продолжает водить огрызком карандаша по бумаге, по памяти воспроизводя прошлое.
- Они мертвы, Энджи, все мертвы, – мужчина подходит к девушке и заглядывает ей через плечо. Обычный рисунок. Лица, различные позы, ракурсы. В хаотичном порядке изображены молодые ребята с одной только разницей – у них всех за спиной угадываются крылья. Скорее намёк, чем полновесное изображение. Первоначально можно просто принять эти штрихи, как стёртые неумелые попытки нарисовать что-то, но это только сначала. Неважно, что этот в углу держит пистолет, сидя на корточках, а вон та девушка облокотилась о дверной косяк и в её пальцах дымится окурок сигареты – крылья у них есть. Взгляды обречённые. Они знают, что у них короткая жизнь, но смотрят с рисунка на последнюю из них и улыбаются. Говорят: «Живи за нас, малышка. Раз мы не смогли, то у тебя должно получиться».
- Нет, Эл, - зеленоглазая художница качает головой, – они всегда будут жить, – рисунок закончен. – Даже твоя дочь. Плевать на законы мирозданья. На конец вечности. На всё плевать. Они живы. Они будут жить, – девушка протягивает листок желтоглазому. Лёгкий ветерок теребит его края, лаская своими пальцами, соглашаясь с юной художницей.
