Мне хотелось поведать, как я даже на секунду не задумалась, когда полезла в завалы ради него. И как потом до утра сидела возле его кровати, прислушиваясь к дыханию: боялась, что оно в любую секунду прервется.
А затем я бы призналась ему в любви, а он сказал бы, что тоже давно меня любит. Какое-то время мы бы посидели в обнимку, а потом я сообщила бы, что согласна сбежать с ним из города.
Вот так я видела наш разговор.
А вместо этого меня отчитывали как маленького ребенка, который разбил любимую отцовскую тарелку.
- Мог хотя бы спасибо сказать, - буркнула я, борясь с желанием психануть и уйти из спальни. Поступок был бы глупым и подростковым, но уж очень хотелось демонстративно обидеться на такой холодный прием.
- Иди сюда, - арамерец похлопал по кровати рядом с собой.
Я села с недовольным видом, повернувшись к злыдне спиной.
- Ты действительно ради меня рисковала жизнью? – он взял мои руки, вынуждая посмотреть на него.
- Действительно.
Его пальцы принялись поглаживать меня по запястьям.
- Прости… Просто я не знаю, как на такое реагировать. Я очнулся. Приходит Миления. Благодарит за спасение. Рассказывает, что меня и ее раба придавило стеной, что я потерял сознание. Что Миления выбралась сама, а ты зачем-то полезла за мной и тем вторым рабом. При том, что дом мог обрушиться в любой момент, и ты бы погибла, - Маркус притянул меня ближе, приобняв за талию. – Я очень за тебя испугался. Это был глупый поступок. Ты ведь могла умереть.
- Ага… А если бы не полезла, то умер бы ты.
- Ничего бы со мной не случилось. Нас бы откопали и вытащили.
- Вообще-то, никто не собирался вас доставать, - на глазах вновь начали выступать слезы, стоило мне вспомнить вчерашнюю ночь. – После того как Миления выбралась наружу, Ликея сказала, что вы с Юлисом погибли и нет смысла продолжать разбирать завалы. Она хотела уйти вместе со своими рабами. Что мне надо было делать? – голос начал сбиваться на истерические нотки. – Оставить тебя там умирать? После того как ты спас богатеньких девиц? Это, по-твоему, справедливо? Ты помог этой рамоновой Ликее, а она не пожелала ради тебя хоть немного задержаться! Ей главное, что Милению достали живой, а рабы – какая разница? Умерли и умерли! При том, что если бы не ты, она бы сдохла в своем…
Договорить мне не дали, закрыв рот поцелуем. Я попыталась вырваться, у меня эмоции зашкаливали. Мне хотелось выговориться, но даже в ослабленном состоянии Маркус оказался сильнее. Продолжил целовать, крепко, настойчиво, сладостно, пока я не обмякла в его руках.
- Смелая, сумасшедшая девочка, - произнес он, глядя мне в глаза с ласковой заботой. – Извини, если я тебя расстроил. Просто мне как-то не по себе. Я не привык, что женщина спасает меня, да еще и рискуя собственной жизнью. Мне очень неловко и… Лиша… Ну что ты смеешься?
А я и правда начала сперва улыбаться, а потом уже и посмеиваться в голос.
Вот как, оказывается, выглядит Маркус, когда он смущен. Решил хорохориться и ворчать, лишь бы не показывать, что не знает, как реагировать на спасение?
- Все хорошо, - я погладила его по щеке, продолжая улыбаться и смахивая слезы. – Главное, что мы оба живы.
- Я теперь даже не знаю, как тебя благодарить и что я могу сделать взамен.
- Ты уже сделал. Когда спас от разбойников. И заработал нам кучу денег. И еще столько всего, что я даже выразить не могу насколько тебе благодарна. Ты какой-то невероятный. Самый добрый и хороший мужчина из всех, кого я знаю.
- Ну что ты? Я же не ради… Ай, ну все. Я не знаю, что сказать, - он пуще прежнего залился краской.
- Все хорошо, правда, - я прижалась к нему, стараясь не задеть перевязанные части тела.
В этот момент суровый вояка выглядел так трогательно и беззащитно, что я невольно умилялась. Сейчас было особенно хорошо видно, что за его силой и мужеством скрывается добрый отзывчивый мальчишка, который только притворяется серьезным и умудренным жизнью. А на самом деле, также как и я, живет в этом взрослом мире, и хочет лишь одного: чтобы нашелся человек, который поймет его и поддержит.
Какое-то время мы молча обнимались, а затем я вспомнила про вопрос, который давно меня мучил.
- Скажи, а почему, когда я спросила, любишь ли ты меня, ты сказал, что нет?
Маркус чуть отодвинулся и как-то замялся.
- Понимаешь… Как тебе сказать? – он смотрел в стену, покусывая нижнюю губу. – Мне показалось, что так будет правильно. Помнишь, мы с тобой как-то на кухне говорили о смелости? Ты спрашивала, как у меня получается быть храбрым?
Я кивнула. Это было после того, как Маркус договорился с работорговцами о более выгодных для меня условиях работы. Я и правда тогда впечатлилась его смелостью. Как он не побоялся идти общаться с незнакомыми людьми, представляя мои интересы, при том, что являлся обычным рабом.
- Был момент, когда я и сам струсил. Первый раз в амфитеатре, когда столкнулся с Эйстерией. И второй раз, когда она зашла посмотреть, как ты меня воспитываешь, - Маркус замолчал, хмуря переносицу и собираясь с мыслями. – До этих моментов я не особо задумывался об Эйстерии. Участь быть ее рабом казалась иллюзорной. А тут вдруг пришло осознание, что у меня может не получиться сбежать. Что я так и останусь рабом. Что не смогу добиться тебя. Причем, я сейчас анализирую свои поступки и понимаю, как это было эгоистично с моей стороны. Сам тебе после амифитеатра рассказывал, как нас учат думать о других и сам же показал обратный пример. Мне совестно в этом признаваться, но в тот момент я совершенно не думал о твоих чувствах. Каково тебе будет, после того как я тебя влюблю в себя. Захочешь ли ты уехать со мной на родину? Вместо этого все мои мысли были заняты лишь тем, что время уходит и нужно действовать немедленно. Сначала пытался мягко тебя уговаривать. Понял, что это не работает и перешел к более активным действиям. Где-то хитрил. Заметил, что ты любишь спорить и подумал: «Попробую ее подразнить. Чтобы не я, а уже она сама захотела добиваться моего внимания». Помнишь, мы тогда в ванной…? Сейчас я понимаю, что это было так глупо.
- Не скажи. В итоге это все-таки сработало. Даже при том, что я раскусила твой замысел.
- Да, сработало. После чего я сам все испортил. Решил, что раз ты согласилась на секс, то согласишься и на переезд.
- Я вообще тогда не поняла, ради чего ты позвал меня переехать.
- Ну как? Я тебя действительно полюбил и искренне хотел забрать в Арамерию, - Маркус вновь замолчал, явно не желая признаваться. Но после паузы добавил со вздохом: - А еще из страха, что если у меня не будет стимула сбежать от Эйстерии, то я увязну в этом рабском болоте и останусь прислугой на всю жизнь. Мне очень нужен был стимул в твоем лице. Сейчас я понимаю, как выглядело мое предложение со стороны. Твоими глазами. А тогда я настолько разозлился… Ты не представляешь. Мне даже казалось, что ты это все нарочно подстроила, чтобы я никогда не ушел от твоей клиентки. И что меня соблазняла лишь за тем, чтобы я стал послушным и мной можно было управлять.
Вот как? Я даже представить не могла, что Маркус мог воспринять мои действия как манипуляции.
- Лиша, можно я не буду всего пересказывать? Мне очень совестно за собственные мысли и поступки, – взмолился арамерец. – Главное, что в какой-то момент я все-таки смог успокоиться. Понял, что не стану больше на тебя давить и пытаться принуждать. Если захочешь быть со мной, так и будет. Не захочешь – приму это. Сам я в любом случае уйду от Эйстерии. Даже если и не к тебе. Единственное, что мне хотелось сделать – позаботиться о том, чтобы даже если мы не увидимся, у тебя все было хорошо. Возвращаясь к твоему первоначальному вопросу, я поэтому, когда ты спросила о моих чувствах, сказал, что у меня нет к тебе любви. Чтобы ты не переживала за меня.
- Ну и зря так сказал, - наступила моя очередь хмуриться. – Между прочим, это ты сделал опять-таки из страха. Если бы ты не боялся за мою судьбу, - продолжила я, - то спокойно признался бы в чувствах. И тогда я сама может и не сразу, но ответила бы тебе взаимностью. Не пришлось бы бегать по городу и договариваться с работорговцами и моими конкурентами. Потому что в итоге вся твоя деятельность оказалась бессмысленной. Очень приятной, и я в любом случае тебе благодарна, но совершенно бессмысленной.
- Это как? – не понял Маркус.
Я взяла паузу, хитро поглядывая на сбитого с толку арамерца. А затем широко улыбнулась и торжественно объявила:
- Потому что мы вместе уедем в твою Арамерию! Не отдам я тебя никакой Эйстерии. Мы ей заплатим из тех денег, что ты вчера наторговал на аукционе, возьмем лошадей, повозку и сбежим к тебе на родину! Вот так вот.
На лице Маркуса отразились все эмоции: сомнение, недоверие, удивление, озарение и наконец счастье. Интересно, а что он до этого думал? Что я его спасала из-под завалов, чтобы он мне еще денег заработал? Или он не поверил, когда я вчера прилюдно сказала о своих чувствах и объявила, что оставлю Маркуса себе?
Зато когда до арамерца дошло, что я не шучу, что действительно готова бросить все и уехать к нему на родину, он принялся с жаром обсуждать наш переезд. Сказал, что в этом случае лучше плыть на корабле, и что он может договориться с кем-нибудь из купцов взять нас с собой. Торговые суда никто не станет трогать и так будет проще пересечь границу.
Рассказал, что у него есть небольшой домик и плантация под выращивание трав для эщета. Что в Арамерии напиток этот любят ничуть не меньше вина, и Маркусу было бы интересно заняться покорением других стран не на поле боя, а через торговлю. Распространять напиток по всему миру.
Он поделился со мной, что на самом деле никогда не хотел быть солдатом, но в свое время не посмел перечить отцу. Что ему всегда нравились две вещи: торговля и готовка. Но он подчинился воле родителя, отправился воевать, и все закончилось плачевно. Причем, не только для него, но и для его соратников. Маркус признался, что он не просто находился в том злополучном отряде, который хитростью пленили. Он руководил им.
И тот бой в амфитеатре еще раз наглядно показал к чему привело его руководство. Как из-за глупости (а решение о принятии в лагерь вражеской группы было принято именно Маркусом), погибло столько прекрасных воинов. И все потому, что как бы он не старался – ему не удавалось стать по-настоящему хорошим военачальником. Он мог бесстрашно сражаться, мог отдавать приказы, его слушались, он со всеми был в дружных отношениях. Но касаемо стратегических решений, планов, умения видеть всю ситуацию и мыслить на несколько ходов вперед – это Маркусу давалось весьма скверно.
И если бы он в свое время не побоялся настоять на своем, отказался бы идти в армию, ничего этого не произошло бы. Единственное, в чем он нашел утешение, что из-за случившегося он встретил меня.
Маркус признался, что пока он находился в рабстве, многое переосмыслил, и еще крепче убедился, что его душа лежит к торговле. Ему понравилось ходить на рынок, общаться с купцами, вести дела. В этом он чувствовал вдохновение и азарт. И теперь горел желанием вернуться на родину и начать жить заново. Вместе со мной.
Вира было предложено взять с собой, чтобы он также помогал следить за домом.
Мы еще раз вспомнили вчерашнюю ночь. Маркус пересказал, что происходило в доме, после начала землетрясения. Как они оказались заперты во внутреннем дворике, когда начался пожар. Как тушили воду. Как увидели, что мы начали тушить огонь со стороны входа, и это спасло гостей.
Я поведала, как разбирали завалы. Как пробиралась по заваленному коридору, практически на ощупь, пытаясь найти тела Маркуса и Юлиса. И если бы не Юлис, который подал голос, искала бы еще очень долго. Как мы тащили тело Маркуса по заваленному проходу.
Мой брюнет, слушая о своем спасении, не переставая гладил меня и повторял какая я смелая девочка. И как он мне благодарен.
Обсудили, что теткин дом можно предоставить Толстому Фогу, потому как он, оказывается, жаловался Маркусу, что его собственный дом нуждается в ремонте. Но, разумеется, передать на условии, что ему придется съехать, если моя родственница все же вернется. А пока ее нет – пусть живет.
С Эйстерией было решено пообщаться через несколько дней, когда у Маркуса более-менее заживет нога, а сам он окрепнет и наберется сил.
Вечером мы пили эщет, Маркус рассказывал о своей стране, а я слушала с замиранием сердца, будто сказку перед сном. Представляла маленький уютный домик где-то на склоне холма, вокруг земля, на которой растут травы для эщета. Как мы их собираем, сушим их на солнце, как Маркус каждый вечер заваривает напиток, полностью выращенный своими руками. Как то и дело делится радостными новостями, что смог договориться с очередным торговцем о выгодной продаже. Как у нас появятся дети. Мальчишки будут такие же упрямые и смелые как Маркус, а девочки – красивые и начитанные, как я.
Перед сном вместе с Виром мы помогли Маркусу принять ванну и сменили повязки. Рана на его голове оказалась не глубокой: кровь больше не сочилась и шрам начал затягиваться. Спина арамерца еще болела и была покрыта волдырями от ожогов, но он уверял, что ему становится легче от заживляющей мази.
Больше всего меня беспокоила его нога. Все-таки, дорога нам предстояла не близкая. Если на корабле можно плыть спокойно, то вот потом – кто его знает какой путь нам предстоит преодолеть?
Уже лежа в кровати и готовясь ко сну, я вдруг почувствовала тревогу. Мне стало не по себе, но я списала это на волнение перед путешествием. Да и Маркус быстро отвлек от ноющего зуда в груди шуточками и улыбками.
Мы еще долго лежали с ним в кровати, продолжая болтать. Я допытывалась о его чувствах: когда он понял, что влюбился в меня? Почему? Что нравится во мне? И о прочих наивных глупостях, которые могут интересовать лишь влюбленных.
Я засыпала, предвкушая как уже завтра мы наконец-то сможем уехать из этого города и Маркус обретет долгожданную свободу. Но мы даже не догадывались, что ждет нас следующим утром.
9 дней до визита Эйстерии
Сегодня мы собирались отправиться в порт, чтобы купить билеты на корабль, но не успели даже позавтракать, как на пороге дома появилась госпожа Эйстерия. Она выглядела разгневанной.
Все внутри меня сжалось в ледяной комок. Я совершенно не ждала ее так рано, и планировала сама наведаться к ней дня через три.
- Добро пожаловать. Что Вас привело? – я постаралась изобразить приветливую улыбку, хотя внутри сердце покрылось ледяной коркой.
Эйстерия не поздоровалась, решительно проходя в дом и ведя за собой восемь рабов. На этот раз на них не было ошейников, и они не ползали на четвереньках. Рабы были исключительно мужского пола и крепкого телосложения. От них буквально веяло угрозой.
- Где Маркус?! – спросила Эйстерия, отпихнув меня в сторону и проходя в гостиную, как к себе домой.
- В комнате прислуги. Что-то случилось?
Как она на меня посмотрела! С такой ненавистью, будто хотела сжечь взглядом.
- Ты, значит, решила, что можешь вот так просто забрать моего раба? - медленно произнесла гостья, надвигаясь на меня. - Двуличная шлюха!
Она замахнулась и в следующий миг щеку обожгло от пощечины.
Я прижала ладонь к пылающему лицу.
А затем я бы призналась ему в любви, а он сказал бы, что тоже давно меня любит. Какое-то время мы бы посидели в обнимку, а потом я сообщила бы, что согласна сбежать с ним из города.
Вот так я видела наш разговор.
А вместо этого меня отчитывали как маленького ребенка, который разбил любимую отцовскую тарелку.
- Мог хотя бы спасибо сказать, - буркнула я, борясь с желанием психануть и уйти из спальни. Поступок был бы глупым и подростковым, но уж очень хотелось демонстративно обидеться на такой холодный прием.
- Иди сюда, - арамерец похлопал по кровати рядом с собой.
Я села с недовольным видом, повернувшись к злыдне спиной.
- Ты действительно ради меня рисковала жизнью? – он взял мои руки, вынуждая посмотреть на него.
- Действительно.
Его пальцы принялись поглаживать меня по запястьям.
- Прости… Просто я не знаю, как на такое реагировать. Я очнулся. Приходит Миления. Благодарит за спасение. Рассказывает, что меня и ее раба придавило стеной, что я потерял сознание. Что Миления выбралась сама, а ты зачем-то полезла за мной и тем вторым рабом. При том, что дом мог обрушиться в любой момент, и ты бы погибла, - Маркус притянул меня ближе, приобняв за талию. – Я очень за тебя испугался. Это был глупый поступок. Ты ведь могла умереть.
- Ага… А если бы не полезла, то умер бы ты.
- Ничего бы со мной не случилось. Нас бы откопали и вытащили.
- Вообще-то, никто не собирался вас доставать, - на глазах вновь начали выступать слезы, стоило мне вспомнить вчерашнюю ночь. – После того как Миления выбралась наружу, Ликея сказала, что вы с Юлисом погибли и нет смысла продолжать разбирать завалы. Она хотела уйти вместе со своими рабами. Что мне надо было делать? – голос начал сбиваться на истерические нотки. – Оставить тебя там умирать? После того как ты спас богатеньких девиц? Это, по-твоему, справедливо? Ты помог этой рамоновой Ликее, а она не пожелала ради тебя хоть немного задержаться! Ей главное, что Милению достали живой, а рабы – какая разница? Умерли и умерли! При том, что если бы не ты, она бы сдохла в своем…
Договорить мне не дали, закрыв рот поцелуем. Я попыталась вырваться, у меня эмоции зашкаливали. Мне хотелось выговориться, но даже в ослабленном состоянии Маркус оказался сильнее. Продолжил целовать, крепко, настойчиво, сладостно, пока я не обмякла в его руках.
- Смелая, сумасшедшая девочка, - произнес он, глядя мне в глаза с ласковой заботой. – Извини, если я тебя расстроил. Просто мне как-то не по себе. Я не привык, что женщина спасает меня, да еще и рискуя собственной жизнью. Мне очень неловко и… Лиша… Ну что ты смеешься?
А я и правда начала сперва улыбаться, а потом уже и посмеиваться в голос.
Вот как, оказывается, выглядит Маркус, когда он смущен. Решил хорохориться и ворчать, лишь бы не показывать, что не знает, как реагировать на спасение?
- Все хорошо, - я погладила его по щеке, продолжая улыбаться и смахивая слезы. – Главное, что мы оба живы.
- Я теперь даже не знаю, как тебя благодарить и что я могу сделать взамен.
- Ты уже сделал. Когда спас от разбойников. И заработал нам кучу денег. И еще столько всего, что я даже выразить не могу насколько тебе благодарна. Ты какой-то невероятный. Самый добрый и хороший мужчина из всех, кого я знаю.
- Ну что ты? Я же не ради… Ай, ну все. Я не знаю, что сказать, - он пуще прежнего залился краской.
- Все хорошо, правда, - я прижалась к нему, стараясь не задеть перевязанные части тела.
В этот момент суровый вояка выглядел так трогательно и беззащитно, что я невольно умилялась. Сейчас было особенно хорошо видно, что за его силой и мужеством скрывается добрый отзывчивый мальчишка, который только притворяется серьезным и умудренным жизнью. А на самом деле, также как и я, живет в этом взрослом мире, и хочет лишь одного: чтобы нашелся человек, который поймет его и поддержит.
Какое-то время мы молча обнимались, а затем я вспомнила про вопрос, который давно меня мучил.
- Скажи, а почему, когда я спросила, любишь ли ты меня, ты сказал, что нет?
Маркус чуть отодвинулся и как-то замялся.
- Понимаешь… Как тебе сказать? – он смотрел в стену, покусывая нижнюю губу. – Мне показалось, что так будет правильно. Помнишь, мы с тобой как-то на кухне говорили о смелости? Ты спрашивала, как у меня получается быть храбрым?
Я кивнула. Это было после того, как Маркус договорился с работорговцами о более выгодных для меня условиях работы. Я и правда тогда впечатлилась его смелостью. Как он не побоялся идти общаться с незнакомыми людьми, представляя мои интересы, при том, что являлся обычным рабом.
- Был момент, когда я и сам струсил. Первый раз в амфитеатре, когда столкнулся с Эйстерией. И второй раз, когда она зашла посмотреть, как ты меня воспитываешь, - Маркус замолчал, хмуря переносицу и собираясь с мыслями. – До этих моментов я не особо задумывался об Эйстерии. Участь быть ее рабом казалась иллюзорной. А тут вдруг пришло осознание, что у меня может не получиться сбежать. Что я так и останусь рабом. Что не смогу добиться тебя. Причем, я сейчас анализирую свои поступки и понимаю, как это было эгоистично с моей стороны. Сам тебе после амифитеатра рассказывал, как нас учат думать о других и сам же показал обратный пример. Мне совестно в этом признаваться, но в тот момент я совершенно не думал о твоих чувствах. Каково тебе будет, после того как я тебя влюблю в себя. Захочешь ли ты уехать со мной на родину? Вместо этого все мои мысли были заняты лишь тем, что время уходит и нужно действовать немедленно. Сначала пытался мягко тебя уговаривать. Понял, что это не работает и перешел к более активным действиям. Где-то хитрил. Заметил, что ты любишь спорить и подумал: «Попробую ее подразнить. Чтобы не я, а уже она сама захотела добиваться моего внимания». Помнишь, мы тогда в ванной…? Сейчас я понимаю, что это было так глупо.
- Не скажи. В итоге это все-таки сработало. Даже при том, что я раскусила твой замысел.
- Да, сработало. После чего я сам все испортил. Решил, что раз ты согласилась на секс, то согласишься и на переезд.
- Я вообще тогда не поняла, ради чего ты позвал меня переехать.
- Ну как? Я тебя действительно полюбил и искренне хотел забрать в Арамерию, - Маркус вновь замолчал, явно не желая признаваться. Но после паузы добавил со вздохом: - А еще из страха, что если у меня не будет стимула сбежать от Эйстерии, то я увязну в этом рабском болоте и останусь прислугой на всю жизнь. Мне очень нужен был стимул в твоем лице. Сейчас я понимаю, как выглядело мое предложение со стороны. Твоими глазами. А тогда я настолько разозлился… Ты не представляешь. Мне даже казалось, что ты это все нарочно подстроила, чтобы я никогда не ушел от твоей клиентки. И что меня соблазняла лишь за тем, чтобы я стал послушным и мной можно было управлять.
Вот как? Я даже представить не могла, что Маркус мог воспринять мои действия как манипуляции.
- Лиша, можно я не буду всего пересказывать? Мне очень совестно за собственные мысли и поступки, – взмолился арамерец. – Главное, что в какой-то момент я все-таки смог успокоиться. Понял, что не стану больше на тебя давить и пытаться принуждать. Если захочешь быть со мной, так и будет. Не захочешь – приму это. Сам я в любом случае уйду от Эйстерии. Даже если и не к тебе. Единственное, что мне хотелось сделать – позаботиться о том, чтобы даже если мы не увидимся, у тебя все было хорошо. Возвращаясь к твоему первоначальному вопросу, я поэтому, когда ты спросила о моих чувствах, сказал, что у меня нет к тебе любви. Чтобы ты не переживала за меня.
- Ну и зря так сказал, - наступила моя очередь хмуриться. – Между прочим, это ты сделал опять-таки из страха. Если бы ты не боялся за мою судьбу, - продолжила я, - то спокойно признался бы в чувствах. И тогда я сама может и не сразу, но ответила бы тебе взаимностью. Не пришлось бы бегать по городу и договариваться с работорговцами и моими конкурентами. Потому что в итоге вся твоя деятельность оказалась бессмысленной. Очень приятной, и я в любом случае тебе благодарна, но совершенно бессмысленной.
- Это как? – не понял Маркус.
Я взяла паузу, хитро поглядывая на сбитого с толку арамерца. А затем широко улыбнулась и торжественно объявила:
- Потому что мы вместе уедем в твою Арамерию! Не отдам я тебя никакой Эйстерии. Мы ей заплатим из тех денег, что ты вчера наторговал на аукционе, возьмем лошадей, повозку и сбежим к тебе на родину! Вот так вот.
На лице Маркуса отразились все эмоции: сомнение, недоверие, удивление, озарение и наконец счастье. Интересно, а что он до этого думал? Что я его спасала из-под завалов, чтобы он мне еще денег заработал? Или он не поверил, когда я вчера прилюдно сказала о своих чувствах и объявила, что оставлю Маркуса себе?
Зато когда до арамерца дошло, что я не шучу, что действительно готова бросить все и уехать к нему на родину, он принялся с жаром обсуждать наш переезд. Сказал, что в этом случае лучше плыть на корабле, и что он может договориться с кем-нибудь из купцов взять нас с собой. Торговые суда никто не станет трогать и так будет проще пересечь границу.
Рассказал, что у него есть небольшой домик и плантация под выращивание трав для эщета. Что в Арамерии напиток этот любят ничуть не меньше вина, и Маркусу было бы интересно заняться покорением других стран не на поле боя, а через торговлю. Распространять напиток по всему миру.
Он поделился со мной, что на самом деле никогда не хотел быть солдатом, но в свое время не посмел перечить отцу. Что ему всегда нравились две вещи: торговля и готовка. Но он подчинился воле родителя, отправился воевать, и все закончилось плачевно. Причем, не только для него, но и для его соратников. Маркус признался, что он не просто находился в том злополучном отряде, который хитростью пленили. Он руководил им.
И тот бой в амфитеатре еще раз наглядно показал к чему привело его руководство. Как из-за глупости (а решение о принятии в лагерь вражеской группы было принято именно Маркусом), погибло столько прекрасных воинов. И все потому, что как бы он не старался – ему не удавалось стать по-настоящему хорошим военачальником. Он мог бесстрашно сражаться, мог отдавать приказы, его слушались, он со всеми был в дружных отношениях. Но касаемо стратегических решений, планов, умения видеть всю ситуацию и мыслить на несколько ходов вперед – это Маркусу давалось весьма скверно.
И если бы он в свое время не побоялся настоять на своем, отказался бы идти в армию, ничего этого не произошло бы. Единственное, в чем он нашел утешение, что из-за случившегося он встретил меня.
Маркус признался, что пока он находился в рабстве, многое переосмыслил, и еще крепче убедился, что его душа лежит к торговле. Ему понравилось ходить на рынок, общаться с купцами, вести дела. В этом он чувствовал вдохновение и азарт. И теперь горел желанием вернуться на родину и начать жить заново. Вместе со мной.
Вира было предложено взять с собой, чтобы он также помогал следить за домом.
Мы еще раз вспомнили вчерашнюю ночь. Маркус пересказал, что происходило в доме, после начала землетрясения. Как они оказались заперты во внутреннем дворике, когда начался пожар. Как тушили воду. Как увидели, что мы начали тушить огонь со стороны входа, и это спасло гостей.
Я поведала, как разбирали завалы. Как пробиралась по заваленному коридору, практически на ощупь, пытаясь найти тела Маркуса и Юлиса. И если бы не Юлис, который подал голос, искала бы еще очень долго. Как мы тащили тело Маркуса по заваленному проходу.
Мой брюнет, слушая о своем спасении, не переставая гладил меня и повторял какая я смелая девочка. И как он мне благодарен.
Обсудили, что теткин дом можно предоставить Толстому Фогу, потому как он, оказывается, жаловался Маркусу, что его собственный дом нуждается в ремонте. Но, разумеется, передать на условии, что ему придется съехать, если моя родственница все же вернется. А пока ее нет – пусть живет.
С Эйстерией было решено пообщаться через несколько дней, когда у Маркуса более-менее заживет нога, а сам он окрепнет и наберется сил.
Вечером мы пили эщет, Маркус рассказывал о своей стране, а я слушала с замиранием сердца, будто сказку перед сном. Представляла маленький уютный домик где-то на склоне холма, вокруг земля, на которой растут травы для эщета. Как мы их собираем, сушим их на солнце, как Маркус каждый вечер заваривает напиток, полностью выращенный своими руками. Как то и дело делится радостными новостями, что смог договориться с очередным торговцем о выгодной продаже. Как у нас появятся дети. Мальчишки будут такие же упрямые и смелые как Маркус, а девочки – красивые и начитанные, как я.
Перед сном вместе с Виром мы помогли Маркусу принять ванну и сменили повязки. Рана на его голове оказалась не глубокой: кровь больше не сочилась и шрам начал затягиваться. Спина арамерца еще болела и была покрыта волдырями от ожогов, но он уверял, что ему становится легче от заживляющей мази.
Больше всего меня беспокоила его нога. Все-таки, дорога нам предстояла не близкая. Если на корабле можно плыть спокойно, то вот потом – кто его знает какой путь нам предстоит преодолеть?
Уже лежа в кровати и готовясь ко сну, я вдруг почувствовала тревогу. Мне стало не по себе, но я списала это на волнение перед путешествием. Да и Маркус быстро отвлек от ноющего зуда в груди шуточками и улыбками.
Мы еще долго лежали с ним в кровати, продолжая болтать. Я допытывалась о его чувствах: когда он понял, что влюбился в меня? Почему? Что нравится во мне? И о прочих наивных глупостях, которые могут интересовать лишь влюбленных.
Я засыпала, предвкушая как уже завтра мы наконец-то сможем уехать из этого города и Маркус обретет долгожданную свободу. Но мы даже не догадывались, что ждет нас следующим утром.
ГЛАВА 24
9 дней до визита Эйстерии
Сегодня мы собирались отправиться в порт, чтобы купить билеты на корабль, но не успели даже позавтракать, как на пороге дома появилась госпожа Эйстерия. Она выглядела разгневанной.
Все внутри меня сжалось в ледяной комок. Я совершенно не ждала ее так рано, и планировала сама наведаться к ней дня через три.
- Добро пожаловать. Что Вас привело? – я постаралась изобразить приветливую улыбку, хотя внутри сердце покрылось ледяной коркой.
Эйстерия не поздоровалась, решительно проходя в дом и ведя за собой восемь рабов. На этот раз на них не было ошейников, и они не ползали на четвереньках. Рабы были исключительно мужского пола и крепкого телосложения. От них буквально веяло угрозой.
- Где Маркус?! – спросила Эйстерия, отпихнув меня в сторону и проходя в гостиную, как к себе домой.
- В комнате прислуги. Что-то случилось?
Как она на меня посмотрела! С такой ненавистью, будто хотела сжечь взглядом.
- Ты, значит, решила, что можешь вот так просто забрать моего раба? - медленно произнесла гостья, надвигаясь на меня. - Двуличная шлюха!
Она замахнулась и в следующий миг щеку обожгло от пощечины.
Я прижала ладонь к пылающему лицу.
