— А что? С лицом что? Ты никак другой разговор ожидал. В чем дело, признавайся. Что натворил? Или это Колька? Опять брата покрываешь? Или оба вы?
— Да пап, — неохотно отозвался Илья, не зная, куда девать руки. — Да нормально все. И у Кольки все нормуль.
— Ты кого обмануть хочешь?
Тут Илья понял, что нужно признаваться. И, собственно, какая разница, сегодня или завтра расскажет, все равно прилетит и не по-детски.
— Ну короче, мы с Трейси... Ну мы,короче… все.
— Что все? — не понял отец.
— Ну расстались мы.
— Да когда ж бы вы успели? Ты тут, она в Штатах.
— Так мы это... По онлайн-связи.
— Вона как, — кивнул отец, — современненько. Значит, как расстались, так и воссоединиться можете? По онлайн-связи.
— Ну пап, — прогудел Илья, чувствуя себя набедокурившем подростком, провалившимся в пресловутый разрыв поколений. — Мы оба сошлись во мнении, что брак – это не для нас... Ну, по крайней мере, не друг с другом...
— А с кем? — Олег Степанович склонил голову к плечу и посмотрел на сына... пугающе ласково, нехорошо прищурившись. — Ты хоть помнишь, сколько сил и времени я потратил, чтобы организовать эту помолвку? Трейси Маклейн – потомок старинного рода охотников на немертвь. К ней женихи в очереди встают. А вот ты из рода Огненских, что пошел от Царя Саламандр. Мы вдольские князья. И чем вы не пара, чем?... Но, кстати, я что-то не заметил, чтобы к тебе невесты сами в дверь стучались… И вот нате вам, не сошлись в характерах и расстались.
— Да сошлись мы, — Илья взъерошил непослушные волосы, — только как друзья. Мы… подружились, она прикольная… Она сама предложила расторгнуть помолвку, если что. Ну ты ж знаешь, там у них в Штатах четыре вампирских клана, и Маклейны лет сто с ними воюют.
— Почти сто пятьдесят, — сухо уточнил отец.
— Ну… Те кланы все время у власти. У Маклейнов и других охотников в последнее время только-только что-то получаться начало. Ты ведь слышал о последних выборах президента?
— Слышал, тоже иногда новости читаю.
— Короче, Трейси сказала, что сейчас семья в ней дико нуждается, что ей нельзя терять фокус и рассеивать дар, а всякие романтические вещи… отвлекают... И походу, у нее там кто-то появился, по любви... Нет, ну пап! Вы с мамой как-то сами справились, без семейного пенделя. Вы вообще в кафешке познакомились, когда мама там официанткой работала! А мне, значит, стерпится – слюбится, да?
— Ты, сынок, забываешь, что твоя мама тоже не из простого рода.
— Так то судьба была! — чувствуя, что отец поддается под его вескими аргументами, Илья поднажал. — Как у всех вдольских князей! А я вот что-то не чувствую, что Трейси — моя суженая, богами избранная. Ей вообще не до меня. Ей политика намного интереснее...
Князь тяжело вздохнул:
— Но мы же тоже не просто так тебе пару выбирали, мама даже к астрологу летала, в Индию... Ладно, в любом случае сейчас действительно не до этого. Мы к сей теме еще вернемся. И моли богов, чтобы Трейси до того времени не выскочила ни за кого замуж. Эй, я все вижу! Там, где ты учился заискивающие рожи корчить, я давно преподаю.
Илья кривовато улыбнулся:
— Ты про монастырь рассказывал... И этого… мужика, которого на покаяние привезли.
— Да... Да. Ты же слышал об Ижине?
— Маньяке? Кто ж о нем не слышал. Он девять девушек убил.
— Одиннадцать… уже стало известно, что одиннадцать. Это только доказанные случаи. Впрочем, когда его поймали – и не то чтобы поймали, а словно он сам в руки дался – Ижин все рассказал, все места показал... захоронения. Дескать, работал сам, без посредников, А что после каждого убийства девушек убивал еще и какого-нибудь пацаненка из жандармерии, так это он вроде как из паранойи, мол, ему казалось, что любой человек в форме, встретившийся на пути, идет по его следу. А они… ребята эти… ведь дети почти были, как те девчонки…
Олег Степанович замолчал. Илья посмотрел на свои руки, сложенные на коленях. Волоски на них стали дыбом, а в кабинете будто повеяло холодом. И вся неловкость куда-то делась. Потому что почувствовалось: отец позвал его, чтобы поговорить на равных. А все остальное – игра, строгий папа – сын-разгильдяй. Илья давно не разгильдяй, и отец это знает.
— И ты полагаешь, что с теми пареньками все не так просто? А как ты вообще с ним увиделся, с Ижиным? Зачем?
— Что касается личной встречи, инициатива шла оттуда, — Олег Степанович ткнул пальцем в потолок и устало присел на край кресла. — Я не просил. Я лишь составил записку и отправил ее государю. Встретился, отчитался… ничего такого. Ижин не особо откровенничал, улыбался только… Мне многое в этом деле показалось подозрительным. Простота это, как будто девицы сами к нему в руки шли... Ловкость – его шесть лет искали, а он все время был поблизости. Играл с нами будто. И те мальчишки... все юные и с вдольской кровью, разбавленной. Многие о своем происхождении не подозревали, я списки через базу прогнать велел… и подтвердилось.
— Как будто... жертвоприношения?
— Вот ты понял, — невесело усмехнулся князь, — а они меня особо слушать не захотели. Он же у них тихий. Сидит, молится... Время от времени выдает информацию. Об одиннадцатой девушке рассказал вчера… ее уже нашли. У него одно условие – чтобы его в церковь привозили. И чтобы менталисты к нему за километр не приближались. Нет, судебные его сканировали, еще бы он не согласился. А с тех пор, как начал давать показания – ни одного, — Олег Степанович подвигал губами. — Была одна девчонка... ведунья вроде. Работала с ним три месяца, как раз перед десятой девушкой. Ее уволили. Вроде как она не справилась. Однако там тоже дело темное. Ижин сам настоял, чтобы ее уволили, скандал вдруг устроил, условие поставил, что ничего не расскажет про десятую, если ведунью не выгонят. Даже запись о ее увольнении показать потребовал. А мне вот кажется, докопалась она… а он испугался.
— Подожди, — заторопился Илья, ловя ускользающую мысль. — Так список его жертв намного больше?
— Есть подозрения, что да. Он его как разменную валюту использует. Захотел поблажку – выдал. Ему уже все равно, дольше пожизненного не просидит, а близким тех девушек… им важно знать. Он их легко «отдает», как будто у него запас есть. И тот запас… он чем-то для него ценен. А я вот думаю, что перед этим он оттачивал где-то искусство. И убивал их не просто так, а с жертвоприношением... Те парни…
У Ильи стало сухо во рту и он не сразу выговорил:
— Ритуал? Ижин мог закладывать коконы для нежити? Он некромант?
— Понимаешь... меня и вызвали затем, чтобы я его просканировал. Но я не почувствовал в нем ни капли темной силы. Обычный человек... свихнувшийся.
— Но бывает ведь, когда одержимый... Когда темный дух – демонический… и прячется внутри на втором или третьем уровне. Нужно Ижина исследовать! Нужно тесты провести!
— Для этого необходимы основания. Привлечь магов, специалистов высокого класса. А у нас что есть? Те захоронения… в них тоже с точки зрения силы пусто. Но мы-то не лаптем деланы, вдольские князья, знаем, как такие вещи создаются: место ставится на таймер, и когда время приходит – таймер срабатывает. Но доказать как?
— Как? — чувствуя себя беспомощным… бессильным, повторил Илья.
— Ты поедешь в Приречье. Повод… повод имеется. Там у нас земли и спонсорство в Заповеднике. Друзей возьми, Колю – обязательно, пусть развеется. Устройтесь, пообщайтесь с местным, как вроде вас уму-разуму учиться… сослали. В деревню, в глушь, как говорится… Погуляйте, знакомства заведите. Денег дай на нужды заказника… С вами поедет граф Возгонцев, как бы в роли наставника. И не забывай о Трейси, тебе еще жениться. Репутацию не марай.
— Пап, ну зачем туда? — простонал Илья. — Да, я знаю, что дар гаснет, но можно к теткам? У теток хоть весело.
— Причин на то несколько. Первая… ты угадал… ну, зажги-ка.
Князь скомкал лист бумаги и бросил его на серебряное блюдо для фруктов. Илья с тяжелым вздохом потянулся к комку пальцами. Из них пошел темный дымок, бумага занялась с края и… потухла.
— Огненский, — криво усмехнувшись, кивнул отец. — Наследник рода. У Николая, подозреваю, дела не лучше.
— А вторая причина?
— Есть основания полагать… я думаю, до убийств в Великом Ижин практиковался … в Приречье.
Тетя и дядя закатывали заправку для борща. Я предложила помочь с овощами. Дядя Марат, обрадовавшись добровольцу, быстро улизнул из кухни, оставив меня один на один с морковью. В гараже заклокотал старый мотоцикл, который дядя чинил уже вторую неделю.
— Ну, — сказала Авдотья, посмотрев на меня от плиты. — Лучше уже выглядишь, подрумянилась даже.
— Ага, — мокрая от сока терка норовила выскользнуть из захвата, — позагорала… русалку видела… имя только не припомню.
— Какая на вид?
— Волосы золотистые, молоденькая… подбородочек остренький… миленькая…
— Кажется, знаю. Имени своего она не помнит. Местные ее Варькой кличут… тихая… спокойная… не шалит… — тетка замолчала.
— Но… — подсказала я. — Судя по твоему тону, должно быть какое-то «но». Теть Дусь, ты же здесь всех поперечных знаешь. Что там с этой Варькой не так?
— Ну и что с того, что знаю? — тетка повернулась, принялась тщательно протирать пальцы полотенцем. — Она из новых… недавних… ты, наверное, забыла уже. Семь лет назад… просто появилась, потерянная, испуганная, ни имени не помнит, ни где тело ее. Полиция приезжала, мы вызвали, как положено… некромант, менталист… конечно, искали, в отделение всех по очереди вызывали. Да только никто ничего не видел. Она не из местных. В Родовейске тоже в пропавших не числилась… и в Помежграде.
— Что-то припоминаю, — нахмурилась я. — В школе тогда много о ней говорили, наши из интереса искали ее в соцсетях… но мне не до этого было. Тогда как раз мама уехала, а я к экзаменам готовилась.
— Были предположения, — вздохнула Авдотья. — С Урала приезжали родители какой-то пропавшей девочки, не опознали. Было бы тело… ДНК проверить… но не нашли. Посмертный облик… он же отличаться может, существенно. Люди при жизни видят себя другими, а после смерти воссоздают тот вид, в котором себя представляли… или хотели такими быть. Расхождение иногда очень большое.
— Она как персонаж аниме, — согласилась я. — Такое… кукольное все: личико, глазки...
— Аниме? — Авдотья призадумалась. — Это тоже мысль. Мелочь, но может помочь. Не знаю даже… Передам Валерьичу, у него связи в органах.
— Как он? — я сунула кусочек моркови в рот. Захрумкала. Сладко.
— Егерь наш? Живой. А что улыбаешься? В его случае это лучший комплимент. Был парнишкой-несмышленышем, водяного нашего как чуму боялся. Сейчас весь такой деловой. Он, может, и без дара, но въедливый. В каждой мелочи разобраться пытается. Только что он сделает без нормального финансирования? Слышала, кстати, про вдольских княжичей?
— Слышала. Приедут. Денег дадут?
— Предполагается, что дадут. Валерьич ждет очень. Ему там нужно старые камеры в Заповедники на новые поменять… ну такие… долго пишут которые, с картами памяти. Им ни дождь, ни снег не страшны.
— Дорогие, наверное, — прикинула я.
— Так и гости… небедные, — тетка сверкнула глазами. — Пусть раскошеливаются. Здесь с восьмидесятых ни один вдольский князь постоянно не живет. Ладно жить, приезжают раз в год, если снизойдут. Но ведь если раньше мы от Поперечья прятались, то сейчас наоборот – нечисть спасать надо. Активисты эти… как тараканов их… у всех гранты, всем нужно деньги, на великое дело даденые, освоить, чтоб потом всех нас в журналах ославить: в Приречье беспредел, разруха, устои разрушаются, эндемики вымирают… Плюс аспиранты, кандидаты наук и прочие мозги ходячие. Но хуже всех журналюги. У них ни опыта, ни подготовки, н даже общего представления, кто и что. То из ущелья достаем, то с деревьев снимаем. Недавно одного такого труженика пера и яда русалки к Причалам отбуксировали… на бревне. Ругались очень. Он их танец снять пытался, для очерка.
— На берегу? Когда они с ногами?
— Да, в полнолуние, в ночь Диких Трав, когда водяницы плясать выходят и Лакшане поклоняются. А на Купалу что творилось? Даже не спрашивай! Полянички луговые сразу трех блогеров повязали, с камерами, а когда отпустили, те, конечно, жаловаться. Мол, тумаков-то им, сердешным, надавали, пинками по лесу гоняли и щекотали в особо жестокой, негуманной манере. Теперь судиться пытаются.
— Судиться? С поляничками? — чуть не подавилась морковкой я. — С поперечницами?
— Если бы. Девчата луговые – нежить, что с нее взять? Это даже блогеры, прости господи, понимают. Это Валерьичу неприятности грозят, не предотвратил, не предусмотрел, не вмешался… Видео в сети… как это говорят, когда все пересылают?
— Вирусится.
— Оно самое. А там и тумаки, и щекоталки… и блогеры… голые.
— Плохо, — протянула я на полном серьезе, оценив степень непрухи. — Валерьича спасать надо.
— А что тут сделать можно? — заинтересовалась тетка.
— На любой контент найдется правильная упаковка, — пожала плечами я. — Понимаешь, теть Дусь, любое дерьмо можно оформить красиво, с пафосом даже, главное, побольше громких слов. Только люди ведь поймут, что это дерьмо, лишь самые недалекие поверят.
— Но таких большинство, — возразила Авдотья.
— Нет, не большинство, просто они самые громкие и активные,— тут я чувствовала себя в своей тарелке и рассуждать могла часами. — Мейнстрим... понятие абстрактное. Смотря как его формировать. Можно в одну сторону, а можно в другую. Короче, я поговорю кое с кем, усилия потребуются, но прорвемся.
Авдотья с уважением кивнула, и, сделав паузу, осторожно спросила:
— Может, все-таки расскажешь? Я чую в тебе... Тьму, не твою, навязанную. Дурной глаз… плохой совсем… давно такого не чувствовала.
А уж я как его чую. Но Тьма… она уходит, хоть и медленно. В землю, воду, в песок вот, на котором я на бережку лежала... Часть забрала дикая вишня, сколько смогла, она ведь старенькая... Еще пару недель, и я стану самой собой... надеюсь. Если бы еще не сны...
Я со вздохом задрала рукав футболки. Три рунических родовых кольца на предплечье, которые должны были как-то там активироваться в минуты полного дна, но пока никак не проявлялись, хотя я считала, что дно уже достигнуто. Видно, требовалось, чтобы в него постучали снизу. Над кольцами – на мой взыскательный взгляд, уродливый, все-таки Лыбины понимают в рунах – знак, напоминающий вертикально развернутую корявую восьмерку, символ бесконечности.
Уже сейчас руна слегка нагрелась и предупредительно светилась синим, а ведь мы лишь вскользь коснулись запретной темы.
— Клятва неразглашения, — с пониманием отозвалась Авдотья. — Ариш, ну ты же знаешь, что ее можно снять. Хочешь, поговорю с нужными людьми? Не у тебя одной связи... в узких кругах.
— А смысл? — я посмотрела в окно. Утка с важным видом вела через двор утят – под иву, куда стекал избыток воды из родника. Зря я не искупалась. Жарко. К середине дня все жарче. — Я ведь все равно с волчьим билетом уволена. За несоответствие занимаемой должности...
Гребинин тогда двигал скулами и молчал. Мол, ты же ведь взрослая девочка, все понимаешь, Ариадна. Ради высшего блага и все такое... Я понимала и тоже молчала...
Пусть руна клятвы остается. Потухнет, когда выйдет срок или изменятся условия договора. Не хочется никого тревожить. А Авдотья однозначно встревожится. И Нинка разозлится и начнет писать письма в инстанции. Она любит воспитывать власть на местах, и у нее это неплохо получается.
— Да пап, — неохотно отозвался Илья, не зная, куда девать руки. — Да нормально все. И у Кольки все нормуль.
— Ты кого обмануть хочешь?
Тут Илья понял, что нужно признаваться. И, собственно, какая разница, сегодня или завтра расскажет, все равно прилетит и не по-детски.
— Ну короче, мы с Трейси... Ну мы,короче… все.
— Что все? — не понял отец.
— Ну расстались мы.
— Да когда ж бы вы успели? Ты тут, она в Штатах.
— Так мы это... По онлайн-связи.
— Вона как, — кивнул отец, — современненько. Значит, как расстались, так и воссоединиться можете? По онлайн-связи.
— Ну пап, — прогудел Илья, чувствуя себя набедокурившем подростком, провалившимся в пресловутый разрыв поколений. — Мы оба сошлись во мнении, что брак – это не для нас... Ну, по крайней мере, не друг с другом...
— А с кем? — Олег Степанович склонил голову к плечу и посмотрел на сына... пугающе ласково, нехорошо прищурившись. — Ты хоть помнишь, сколько сил и времени я потратил, чтобы организовать эту помолвку? Трейси Маклейн – потомок старинного рода охотников на немертвь. К ней женихи в очереди встают. А вот ты из рода Огненских, что пошел от Царя Саламандр. Мы вдольские князья. И чем вы не пара, чем?... Но, кстати, я что-то не заметил, чтобы к тебе невесты сами в дверь стучались… И вот нате вам, не сошлись в характерах и расстались.
— Да сошлись мы, — Илья взъерошил непослушные волосы, — только как друзья. Мы… подружились, она прикольная… Она сама предложила расторгнуть помолвку, если что. Ну ты ж знаешь, там у них в Штатах четыре вампирских клана, и Маклейны лет сто с ними воюют.
— Почти сто пятьдесят, — сухо уточнил отец.
— Ну… Те кланы все время у власти. У Маклейнов и других охотников в последнее время только-только что-то получаться начало. Ты ведь слышал о последних выборах президента?
— Слышал, тоже иногда новости читаю.
— Короче, Трейси сказала, что сейчас семья в ней дико нуждается, что ей нельзя терять фокус и рассеивать дар, а всякие романтические вещи… отвлекают... И походу, у нее там кто-то появился, по любви... Нет, ну пап! Вы с мамой как-то сами справились, без семейного пенделя. Вы вообще в кафешке познакомились, когда мама там официанткой работала! А мне, значит, стерпится – слюбится, да?
— Ты, сынок, забываешь, что твоя мама тоже не из простого рода.
— Так то судьба была! — чувствуя, что отец поддается под его вескими аргументами, Илья поднажал. — Как у всех вдольских князей! А я вот что-то не чувствую, что Трейси — моя суженая, богами избранная. Ей вообще не до меня. Ей политика намного интереснее...
Князь тяжело вздохнул:
— Но мы же тоже не просто так тебе пару выбирали, мама даже к астрологу летала, в Индию... Ладно, в любом случае сейчас действительно не до этого. Мы к сей теме еще вернемся. И моли богов, чтобы Трейси до того времени не выскочила ни за кого замуж. Эй, я все вижу! Там, где ты учился заискивающие рожи корчить, я давно преподаю.
Илья кривовато улыбнулся:
— Ты про монастырь рассказывал... И этого… мужика, которого на покаяние привезли.
— Да... Да. Ты же слышал об Ижине?
— Маньяке? Кто ж о нем не слышал. Он девять девушек убил.
— Одиннадцать… уже стало известно, что одиннадцать. Это только доказанные случаи. Впрочем, когда его поймали – и не то чтобы поймали, а словно он сам в руки дался – Ижин все рассказал, все места показал... захоронения. Дескать, работал сам, без посредников, А что после каждого убийства девушек убивал еще и какого-нибудь пацаненка из жандармерии, так это он вроде как из паранойи, мол, ему казалось, что любой человек в форме, встретившийся на пути, идет по его следу. А они… ребята эти… ведь дети почти были, как те девчонки…
Олег Степанович замолчал. Илья посмотрел на свои руки, сложенные на коленях. Волоски на них стали дыбом, а в кабинете будто повеяло холодом. И вся неловкость куда-то делась. Потому что почувствовалось: отец позвал его, чтобы поговорить на равных. А все остальное – игра, строгий папа – сын-разгильдяй. Илья давно не разгильдяй, и отец это знает.
— И ты полагаешь, что с теми пареньками все не так просто? А как ты вообще с ним увиделся, с Ижиным? Зачем?
— Что касается личной встречи, инициатива шла оттуда, — Олег Степанович ткнул пальцем в потолок и устало присел на край кресла. — Я не просил. Я лишь составил записку и отправил ее государю. Встретился, отчитался… ничего такого. Ижин не особо откровенничал, улыбался только… Мне многое в этом деле показалось подозрительным. Простота это, как будто девицы сами к нему в руки шли... Ловкость – его шесть лет искали, а он все время был поблизости. Играл с нами будто. И те мальчишки... все юные и с вдольской кровью, разбавленной. Многие о своем происхождении не подозревали, я списки через базу прогнать велел… и подтвердилось.
— Как будто... жертвоприношения?
— Вот ты понял, — невесело усмехнулся князь, — а они меня особо слушать не захотели. Он же у них тихий. Сидит, молится... Время от времени выдает информацию. Об одиннадцатой девушке рассказал вчера… ее уже нашли. У него одно условие – чтобы его в церковь привозили. И чтобы менталисты к нему за километр не приближались. Нет, судебные его сканировали, еще бы он не согласился. А с тех пор, как начал давать показания – ни одного, — Олег Степанович подвигал губами. — Была одна девчонка... ведунья вроде. Работала с ним три месяца, как раз перед десятой девушкой. Ее уволили. Вроде как она не справилась. Однако там тоже дело темное. Ижин сам настоял, чтобы ее уволили, скандал вдруг устроил, условие поставил, что ничего не расскажет про десятую, если ведунью не выгонят. Даже запись о ее увольнении показать потребовал. А мне вот кажется, докопалась она… а он испугался.
— Подожди, — заторопился Илья, ловя ускользающую мысль. — Так список его жертв намного больше?
— Есть подозрения, что да. Он его как разменную валюту использует. Захотел поблажку – выдал. Ему уже все равно, дольше пожизненного не просидит, а близким тех девушек… им важно знать. Он их легко «отдает», как будто у него запас есть. И тот запас… он чем-то для него ценен. А я вот думаю, что перед этим он оттачивал где-то искусство. И убивал их не просто так, а с жертвоприношением... Те парни…
У Ильи стало сухо во рту и он не сразу выговорил:
— Ритуал? Ижин мог закладывать коконы для нежити? Он некромант?
— Понимаешь... меня и вызвали затем, чтобы я его просканировал. Но я не почувствовал в нем ни капли темной силы. Обычный человек... свихнувшийся.
— Но бывает ведь, когда одержимый... Когда темный дух – демонический… и прячется внутри на втором или третьем уровне. Нужно Ижина исследовать! Нужно тесты провести!
— Для этого необходимы основания. Привлечь магов, специалистов высокого класса. А у нас что есть? Те захоронения… в них тоже с точки зрения силы пусто. Но мы-то не лаптем деланы, вдольские князья, знаем, как такие вещи создаются: место ставится на таймер, и когда время приходит – таймер срабатывает. Но доказать как?
— Как? — чувствуя себя беспомощным… бессильным, повторил Илья.
— Ты поедешь в Приречье. Повод… повод имеется. Там у нас земли и спонсорство в Заповеднике. Друзей возьми, Колю – обязательно, пусть развеется. Устройтесь, пообщайтесь с местным, как вроде вас уму-разуму учиться… сослали. В деревню, в глушь, как говорится… Погуляйте, знакомства заведите. Денег дай на нужды заказника… С вами поедет граф Возгонцев, как бы в роли наставника. И не забывай о Трейси, тебе еще жениться. Репутацию не марай.
— Пап, ну зачем туда? — простонал Илья. — Да, я знаю, что дар гаснет, но можно к теткам? У теток хоть весело.
— Причин на то несколько. Первая… ты угадал… ну, зажги-ка.
Князь скомкал лист бумаги и бросил его на серебряное блюдо для фруктов. Илья с тяжелым вздохом потянулся к комку пальцами. Из них пошел темный дымок, бумага занялась с края и… потухла.
— Огненский, — криво усмехнувшись, кивнул отец. — Наследник рода. У Николая, подозреваю, дела не лучше.
— А вторая причина?
— Есть основания полагать… я думаю, до убийств в Великом Ижин практиковался … в Приречье.
Глава 2
Тетя и дядя закатывали заправку для борща. Я предложила помочь с овощами. Дядя Марат, обрадовавшись добровольцу, быстро улизнул из кухни, оставив меня один на один с морковью. В гараже заклокотал старый мотоцикл, который дядя чинил уже вторую неделю.
— Ну, — сказала Авдотья, посмотрев на меня от плиты. — Лучше уже выглядишь, подрумянилась даже.
— Ага, — мокрая от сока терка норовила выскользнуть из захвата, — позагорала… русалку видела… имя только не припомню.
— Какая на вид?
— Волосы золотистые, молоденькая… подбородочек остренький… миленькая…
— Кажется, знаю. Имени своего она не помнит. Местные ее Варькой кличут… тихая… спокойная… не шалит… — тетка замолчала.
— Но… — подсказала я. — Судя по твоему тону, должно быть какое-то «но». Теть Дусь, ты же здесь всех поперечных знаешь. Что там с этой Варькой не так?
— Ну и что с того, что знаю? — тетка повернулась, принялась тщательно протирать пальцы полотенцем. — Она из новых… недавних… ты, наверное, забыла уже. Семь лет назад… просто появилась, потерянная, испуганная, ни имени не помнит, ни где тело ее. Полиция приезжала, мы вызвали, как положено… некромант, менталист… конечно, искали, в отделение всех по очереди вызывали. Да только никто ничего не видел. Она не из местных. В Родовейске тоже в пропавших не числилась… и в Помежграде.
— Что-то припоминаю, — нахмурилась я. — В школе тогда много о ней говорили, наши из интереса искали ее в соцсетях… но мне не до этого было. Тогда как раз мама уехала, а я к экзаменам готовилась.
— Были предположения, — вздохнула Авдотья. — С Урала приезжали родители какой-то пропавшей девочки, не опознали. Было бы тело… ДНК проверить… но не нашли. Посмертный облик… он же отличаться может, существенно. Люди при жизни видят себя другими, а после смерти воссоздают тот вид, в котором себя представляли… или хотели такими быть. Расхождение иногда очень большое.
— Она как персонаж аниме, — согласилась я. — Такое… кукольное все: личико, глазки...
— Аниме? — Авдотья призадумалась. — Это тоже мысль. Мелочь, но может помочь. Не знаю даже… Передам Валерьичу, у него связи в органах.
— Как он? — я сунула кусочек моркови в рот. Захрумкала. Сладко.
— Егерь наш? Живой. А что улыбаешься? В его случае это лучший комплимент. Был парнишкой-несмышленышем, водяного нашего как чуму боялся. Сейчас весь такой деловой. Он, может, и без дара, но въедливый. В каждой мелочи разобраться пытается. Только что он сделает без нормального финансирования? Слышала, кстати, про вдольских княжичей?
— Слышала. Приедут. Денег дадут?
— Предполагается, что дадут. Валерьич ждет очень. Ему там нужно старые камеры в Заповедники на новые поменять… ну такие… долго пишут которые, с картами памяти. Им ни дождь, ни снег не страшны.
— Дорогие, наверное, — прикинула я.
— Так и гости… небедные, — тетка сверкнула глазами. — Пусть раскошеливаются. Здесь с восьмидесятых ни один вдольский князь постоянно не живет. Ладно жить, приезжают раз в год, если снизойдут. Но ведь если раньше мы от Поперечья прятались, то сейчас наоборот – нечисть спасать надо. Активисты эти… как тараканов их… у всех гранты, всем нужно деньги, на великое дело даденые, освоить, чтоб потом всех нас в журналах ославить: в Приречье беспредел, разруха, устои разрушаются, эндемики вымирают… Плюс аспиранты, кандидаты наук и прочие мозги ходячие. Но хуже всех журналюги. У них ни опыта, ни подготовки, н даже общего представления, кто и что. То из ущелья достаем, то с деревьев снимаем. Недавно одного такого труженика пера и яда русалки к Причалам отбуксировали… на бревне. Ругались очень. Он их танец снять пытался, для очерка.
— На берегу? Когда они с ногами?
— Да, в полнолуние, в ночь Диких Трав, когда водяницы плясать выходят и Лакшане поклоняются. А на Купалу что творилось? Даже не спрашивай! Полянички луговые сразу трех блогеров повязали, с камерами, а когда отпустили, те, конечно, жаловаться. Мол, тумаков-то им, сердешным, надавали, пинками по лесу гоняли и щекотали в особо жестокой, негуманной манере. Теперь судиться пытаются.
— Судиться? С поляничками? — чуть не подавилась морковкой я. — С поперечницами?
— Если бы. Девчата луговые – нежить, что с нее взять? Это даже блогеры, прости господи, понимают. Это Валерьичу неприятности грозят, не предотвратил, не предусмотрел, не вмешался… Видео в сети… как это говорят, когда все пересылают?
— Вирусится.
— Оно самое. А там и тумаки, и щекоталки… и блогеры… голые.
— Плохо, — протянула я на полном серьезе, оценив степень непрухи. — Валерьича спасать надо.
— А что тут сделать можно? — заинтересовалась тетка.
— На любой контент найдется правильная упаковка, — пожала плечами я. — Понимаешь, теть Дусь, любое дерьмо можно оформить красиво, с пафосом даже, главное, побольше громких слов. Только люди ведь поймут, что это дерьмо, лишь самые недалекие поверят.
— Но таких большинство, — возразила Авдотья.
— Нет, не большинство, просто они самые громкие и активные,— тут я чувствовала себя в своей тарелке и рассуждать могла часами. — Мейнстрим... понятие абстрактное. Смотря как его формировать. Можно в одну сторону, а можно в другую. Короче, я поговорю кое с кем, усилия потребуются, но прорвемся.
Авдотья с уважением кивнула, и, сделав паузу, осторожно спросила:
— Может, все-таки расскажешь? Я чую в тебе... Тьму, не твою, навязанную. Дурной глаз… плохой совсем… давно такого не чувствовала.
А уж я как его чую. Но Тьма… она уходит, хоть и медленно. В землю, воду, в песок вот, на котором я на бережку лежала... Часть забрала дикая вишня, сколько смогла, она ведь старенькая... Еще пару недель, и я стану самой собой... надеюсь. Если бы еще не сны...
Я со вздохом задрала рукав футболки. Три рунических родовых кольца на предплечье, которые должны были как-то там активироваться в минуты полного дна, но пока никак не проявлялись, хотя я считала, что дно уже достигнуто. Видно, требовалось, чтобы в него постучали снизу. Над кольцами – на мой взыскательный взгляд, уродливый, все-таки Лыбины понимают в рунах – знак, напоминающий вертикально развернутую корявую восьмерку, символ бесконечности.
Уже сейчас руна слегка нагрелась и предупредительно светилась синим, а ведь мы лишь вскользь коснулись запретной темы.
— Клятва неразглашения, — с пониманием отозвалась Авдотья. — Ариш, ну ты же знаешь, что ее можно снять. Хочешь, поговорю с нужными людьми? Не у тебя одной связи... в узких кругах.
— А смысл? — я посмотрела в окно. Утка с важным видом вела через двор утят – под иву, куда стекал избыток воды из родника. Зря я не искупалась. Жарко. К середине дня все жарче. — Я ведь все равно с волчьим билетом уволена. За несоответствие занимаемой должности...
Гребинин тогда двигал скулами и молчал. Мол, ты же ведь взрослая девочка, все понимаешь, Ариадна. Ради высшего блага и все такое... Я понимала и тоже молчала...
Пусть руна клятвы остается. Потухнет, когда выйдет срок или изменятся условия договора. Не хочется никого тревожить. А Авдотья однозначно встревожится. И Нинка разозлится и начнет писать письма в инстанции. Она любит воспитывать власть на местах, и у нее это неплохо получается.
