Я давил на кнопку вызова, но она уже не работала. Каким-то образом ему удалось разорвать самый толстый кабель. Он потянул за один конец, вытянул другой. Замер, растопырив руки и сжимая обрывки проводки.
- Аккуратней. Током ударит.
Моё предупреждение вывело его из ступора. Он спрыгнул на пол, выдергивая оба провода ещё больше. Быстро сунул один из них мне под матрац и ткнул вторым в ножку кровати.
Громкий хлопок и вспышка. Кабель прилип к металлу. Меня тут же что-то дернуло и потянуло за ногу. Мышцы окаменели, сердце застучало как барабан, а тело перестало слушаться. Я дрожал и скрипел зубами. Каждая клетка наполнялась яростью. Сознание таяло, но боролось за возвращение к реальности.
Оторвав, наконец, ступню от спинки кровати, я мешком свалился на пол. Лёха-сосед стоял и глупо хихикал.
«Вот тварь», - подумал я и пополз к нему, загребая одной рукой. Ноги дергались вправо и влево, царапая металлом кафельный пол. Соперник пятился.
«Это тоже сон или нет?» - Спрашивал я, подтягивая себя и улыбался в ответ. Возможно, улыбался не я, или вопрос был не мой. Не было времени в этом разобраться. Что-то врезалось в лицо. Меня тряхнуло и слегка повернуло в сторону. Я быстро выровнял курс и продолжил ползти в его сторону. Он отвел ногу и пнул ещё раз. Здоровая рука сцапала его лодыжку и одним движением подтянула к себе. Через мгновение я был уже на нём. В комнату забежала девушка в белом халате. Она начала громко вопить и стучать по мне кулачками. Не отвлекаясь, я ритмично вбивал гипс в его лицо, другой рукой фиксировал за шею.
Девушка пыталась оттащить меня за руку, за уши, за волосы. Потом схватила с пола электрический кабель, набросила мне на шею, запрыгнула на спину и как наездница начала дёргать за провод и бить меня пятками по бокам.
Послышался треск. Её ноги сдавили меня с невероятной силой, потом расслабились. Она соскользнула набок и упала на пол. Запахло дымом.
Я посмотрел в темное месиво на лице ветерана. Потом на бледное красивое лицо молодой женщины. Полуприкрытые глаза, заостренный маленький нос. Она выглядела безмятежной, но была мертва. Откуда-то я это знал и был этим доволен.
Проснулся в ужасе. Пугали не трупы во сне, а мои чувства. Я убивал с несвойственным мне восторгом. И мысли там были будто чужие.
Сосед с утра вёл себя тихо. Был замкнутым и каким-то испуганным. Полная противоположность тому, что было вчера. Робко попросился на выписку. Ему ответили, что это решает зав отделением.
Мы молча позавтракали. Я ел манную кашу, которая стояла у меня на животе. Бдительно следил за поведением ветерана и с подозрением поглядывал на входящих медсестер. Из-за того, что мой кошмар продолжился после пробуждения и при этом был так реален, я на время перестал доверять своим ощущениям. Поэтому, когда в палату ввалилась толпа врачей, сжал ложку и приготовился защищаться.
Это был обычный обход, за одним исключением. Обход возглавлял молодой хирург по фамилии Фикс. Он заменял заведующего, который внезапно заболел. Я был рад этой замене. Новый доктор был более тактичным. По крайней мере, не орал на пациентов. И на мой взгляд был более обученный. Он легко и быстро отвечал на любые вопросы. Чётко и убедительно объяснил моему соседу, почему тот должен полежать в стационаре еще пару дней. Лёха сделал вид, что смирился. Но вид у него был совершенно несчастный. Я тоже мечтал покинуть стены этого заведения, хотя в моём случае это было вообще невозможно.
А мой сосед все-таки добился своего. Сделал несколько звонков, подписал какие-то бумаги и на вторую ночь здесь уже не остался.
Наконец-то я был один. Лежал и думал о ночном госте, который зачастил в мои сны. Мне казалось, что я его уже где-то видел. Только не помнил где и когда. Может быть очень давно. Может в детстве.
Перед глазами поплыли детские страхи. Костлявая рука, хватающая за ногу из-под кровати. Невидимое существо, которое ходило по квартире, когда родители на работе. Невидимка следил за мной, сопел и иногда ронял что-нибудь. Я делал вид, что не замечаю. Если бы он понял, что я о нём знаю, он бы убил меня на месте. Ещё был страх темноты, точнее боязнь того, кто прячется во тьме. Не просто прячется - следит, подстерегает, подбирается, преследует и нападает. До последнего, конечно, не доходило. К тому моменту я уже включал свет или покидал тёмную комнату. Обитатель тёмных закоулков был также неуловим как мой невидимка.
Кажется, я был впечатлительным ребенком. Родители часто смеялись, вспоминая одну мою выходку. Как-то они ушли в ночь на работу. Я остался один. Телевизор в Советском Союзе по ночам не показывал. Было скучно. Я лежал с включенным светом и пялился на невидимку. Не помню точно, что мне тогда не понравилось. Это было давно, ещё до школы. Но я напялил на себя что попало и вылез через форточку. Ключа от двери у меня не было. Добрался до края посёлка, прошел по степи, через лесок, через отвалы, вдоль карьера. В отвалах ночью можно было реально убиться. Но я благополучно прошел пять километров сильно пересечённой местности, чтобы постучать в дверь кабинета, где работала моя мама. На вопрос, что случилось, я ответил, что мне было страшно одному.
Вроде бы невидимка отстал от меня ещё в первом классе. Костлявая рука пряталась под кроватями и диванами ещё пару лет, а вот человек в темноте задержался намного дольше. И у этого была причина.
Я вспомнил дом, где прошло моё детство. Чердак с голубями, подвал с крысами. Подвал мы иногда обследовали, используя как факелы куски пластмассы. Этот материал горел, выстреливая капли, которые падали со звуком маленьких реактивных снарядов. Для детей это было страшным, но притягательным местом. Бетонные ступени уходили вниз к чёрному проему, который вёл в подземелье. Там всегда было темно и сыро. Множество закоулков, плесень, непонятные трубы. Иногда мы любили пощекотать себе нервы, пробираясь в полной темноте. С друзьями это было не страшно. Все веселились, пока не начинали друг друга пугать. Потом с криками неслись наперегонки к выходу. Хуже всех было последнему, ведь за его спиной никого не было, кроме того, кто вечно прячется в тьме.
Однажды мы обнаружили логово бродячих собак. Это был проём в стене, куда уходили трубы, и пролезть в него было проблематично даже ребенку. В этой норе повизгивали маленькие щенята. Достать мы их не смогли. И я вернулся в тот подвал на следующий день один.
Пришёл с коробком спичек и ногой от какой-то куклы. Привязал пластмассовую ногу к ветке, поджег её и двинулся к логову. Дрожащий свет от кукольной ноги едва освещал островок земли вокруг меня и только подчёркивал глубокие тени и непроницаемую темноту углов.
Свистящие капли бомбардировали пыль и мусор под ногами. Они создавали шум, который мешал мне разобрать шаги и шорохи обитателей тьмы. Одному здесь было совсем не так интересно, но желание получить щенка пересиливало ужасы, которые рисовало моё воображение. Было страшно поворачивать за угол. И очень неуютно проходить мимо тёмных комнат, которые будто отгораживались от мерцающего света. А ещё хуже было заходить в такие комнаты. Будто ныряешь в темноту и потом, нервно размахивая факелом, пытаешься посмотреть во все стороны одновременно.
Добравшись до логова, я лёг на трубы. Попытался дотянуться до щенят. Потом осветил потолок и стенки проёма в стене. Наверное, маленькие дети не часто страдают клаустрофобией. Я готов был ползти на животе. Малыши забились в дальний угол, но один оказался любопытный. Он пошёл на огонь моего факела. Я быстро схватил за лапу и вытащил скулящего щенка из норы.
Обратная дорога прошла легче. Я был уже не один. Со мной был тот, кто меньше и слабее и нуждается в моей защите. Как ни странно, это придавало уверенности.
Щенок вырос и прожил у меня много лет. Бросался на незнакомых собак, дружил с соседским котом и смешно прыгал по сугробам. Когда он случайно попал в воду, сразу показал себя хорошим пловцом. А мне, чтобы научиться плавать, понадобилось несколько посещений бассейна.
Я вынырнул из воспоминаний и взял телефон. На экране пять утра. Через час утренний укол. Почему я начал вспоминать детство, да ещё такое далекое, которое помнят только фрагментами. Наверное, подумал об одном, оно навело на второе и так далее. Чем ещё заниматься мозгу во время бессонницы. Нанизывать мысли одну за другой на ниточку. В палате жара, спина намокла. Сделал попытку лечь на бок. Боль. Остановился на том, что просто повернул голову. За окном в темноте горел фонарь. Вспомнил белую маску и тёмное существо.
Вот откуда эта ниточка. Плавание, собака, боязнь темноты.
Когда я хвастал своим щенком во дворе, одна из девочек попросила меня достать ей из подвала такого же. Не помню, что это была за девочка. Видимо, она мне нравилась. Потому что я легко согласился и быстро пошел вниз по ступеням. С собой ни спичек, ни фонарика, но как это может остановить такого храброго рыцаря.
Я нырнул в темноту и торопливо прошел сквозь неё до первого поворота. Старался шагать быстро, не давая себе опомниться. Обитатели тьмы, наверное, были в шоке от такой наглости. Я знал, что если замедлюсь и дам себе немного подумать, страх начнет расти и превратится в панику. Поэтому, просто не думая ни о чём, шел вдоль стены, слегка касаясь её рукой. Высоко поднимал ноги, чтобы не споткнуться. И не видел ничего. Темнота и страх окутали меня так сильно, что я перестал воспринимать окружающее как что-то реальное. Почти перестал боятся. Прошел в следующее помещение, перешагнул через трубы и добрался до тупика в торце дома. Здесь было вентиляционное окно, забитое железным листом. В листе пара дырочек, которые горели как звёзды, но были слишком малы, чтобы осветить помещение. В углу, где располагалось логово, что-то зашуршало. Трубы глухо стукнулись о бетон, как будто на них шагнул кто-то тяжелый. Явно не щенок. Может крупная собака. Я застыл и прислушался. Вокруг была атмосфера зловещего ожидания. У противоположной стены, на высоте двух метров от пола виднелось что-то светлое, чуть светлее всего остального. По форме походило на лицо. Оно смотрело на меня. Я пытался рассмотреть тело и вроде рассмотрел. В этот момент опять послышался шорох, светлое пятно сузилось - лицо повернулось. Я дёрнулся, задел ногой какую-то бутылку и перестал себя контролировать.
Бежал как сумасшедший, выставив вперед руки. Каким-то образом мне удалось добежать до выхода. Только обе ладони исцарапал в кровь о стены. Девчонкам сказал, что на меня напали собаки, которые защищали щенков. И в тот подвал я больше в одиночку не ходил.
Похоже ли то, что я видел в детстве, на существо в белой маске из моих снов. Может быть, с натяжкой. Скорее всего, пятно на стене получилось от рассеянного луча из маленькой дырочки в забитом вентиляционном окне. А топать и шуршать там могла собака.
Но я видел этот образ где-то ещё, может когда-то во сне. Не просто так я с детства побаивался мимов и всяких печальных клоунов с белым лицом. Только вспоминать старые сны, занятие бесполезное. Нормальный сон, как правило, размытый, мутный и плохо запоминается. А то, что я видел в этой больнице на сны вообще не похоже. Очень острые ощущения, много деталей и четкое запоминание. Как будто ещё одна реальность. И ладно бы приятная реальность, а то всё время пытаются убить или покалечить. Лучше уж полежать с бессонницей.
Под утро раздался уже привычный вопль, словно кого-то убивают. Затем вошла раздраженная медсестра. Я отодвинул одеяло, указал ей на левое бедро. Старался чередовать и не делать два укола подряд в одну ногу. Иногда, конечно, сбивался. Семь, восемь внутримышечных в день – не шутка.
Медсестра воткнула шприц, выдернула, приложила ватку. Всё ожидаемо больно. Я уже знал, какие медсёстры кололи больно, а какие нет. Хорошо хоть вены мои они не сильно трогали благодаря катетеру под ключицей. Все системы подключали через него.
- А кто там постоянно кричит? – Спросил я, глядя вслед уходящей медсестре.
- Больная женщина, – бросила она, не повернувшись.
Ну то, что больная, я и так знал. Кто ещё мог здесь лежать.
После завтрака мне подселили молодого, длинного, как шпала, парнишку по имени Петя. Светлые волосы и добрый нрав. Сюда он попал с переломом рёбер после автомобильной аварии. Ехал по трассе мимо нашего города и врезался в грузовик.
Новый сосед был общительный, но не навязчивый. Помогал мне, если я что-то ронял, подавал вещи, до которых я не мог дотянуться. Гулял по коридору и быстро сошелся со всеми медсестрами. Ему было хорошо, болели только рёбра. И то, наверное, не болели. У меня среди многочисленных переломов также рёбра значились, но совершенно не тревожили.
До него был ветеран Чечни, у которого только голова, а у первого соседа только нога. Все были с нормальными человеческими травмами, которые в принципе не мешают радоваться жизни и уж точно не делят жизнь на до и после. Только я здесь лежал с одной рабочей рукой, которая могла дотянуться до верхней полки тумбочки, а до розетки уже не могла. Новый врач объяснил мне, что ходить в ближайшие четыре месяца нельзя. А дальше как получится. Всё будет зависеть от того, как срастутся кости в ногах. Вот в правой руке срастаться особо нечему. Часть костей раскрошилась, часть вообще потерялась. Но руку удалось сохранить. Под кожей теперь металлическая пластина, фиксирующая локоть под углом 90 градусов. Если нервы срастутся, пальцы когда-нибудь заработают. Но в локте она так и останется в согнутом положении. Такой рукой ни выпить, ни закусить, ни затылок почесать.
Так я и лежал в больнице, размышляя о своей нелегкой судьбе. Была какая-то потаённая, глупая обида на обстоятельства. И даже на посторонних людей, которые ни в чём не виноваты.
Семью не завел, в институт не поступил. А лет то уже достаточно, чтобы найти своё место в жизни. Пить пиво с друзьями, конечно весело. И работать, не напрягая мозг, довольно удобно. Но проводить так всю жизнь я вроде не собирался. Думал, это временно, а потом всё будет. Работа в чистом кабинете, любимая жена. В детстве вот на пианино играл, музыкантом стать хотел. Сейчас уже пианино не светит. С одной то рукой.
Постепенно наваливалось осознание того, что такие травмы могут остаться на всю жизнь. С завода придётся увольняться. Чем заниматься дальше, пока не понятно. Оставалась какая-то надежда на то, что после выписки всё начнет налаживаться. Дома и стены помогают, а мой организм до этого меня ещё не подводил. Может и сейчас он как-то исцелится. На удивление всем докторам.
В больнице лежать было тяжело. Мечтал вернуться домой. Казалось, что врачи здесь только и делают, что мучают и не отпускают. Но рациональная часть сознания понимала, хирурги делают всё возможное. Они работают с живыми людьми отбросив сантименты. Работают с кровью, мясом, костями, воспалением и гноем. Им приходится быть безжалостными, если нужно причинить боль во время лечения.
В целом я относился с почтением к хирургам. Ко всем, кроме заведующего, который сейчас заболел. Ну, так ему и надо.
- Аккуратней. Током ударит.
Моё предупреждение вывело его из ступора. Он спрыгнул на пол, выдергивая оба провода ещё больше. Быстро сунул один из них мне под матрац и ткнул вторым в ножку кровати.
Громкий хлопок и вспышка. Кабель прилип к металлу. Меня тут же что-то дернуло и потянуло за ногу. Мышцы окаменели, сердце застучало как барабан, а тело перестало слушаться. Я дрожал и скрипел зубами. Каждая клетка наполнялась яростью. Сознание таяло, но боролось за возвращение к реальности.
Оторвав, наконец, ступню от спинки кровати, я мешком свалился на пол. Лёха-сосед стоял и глупо хихикал.
«Вот тварь», - подумал я и пополз к нему, загребая одной рукой. Ноги дергались вправо и влево, царапая металлом кафельный пол. Соперник пятился.
«Это тоже сон или нет?» - Спрашивал я, подтягивая себя и улыбался в ответ. Возможно, улыбался не я, или вопрос был не мой. Не было времени в этом разобраться. Что-то врезалось в лицо. Меня тряхнуло и слегка повернуло в сторону. Я быстро выровнял курс и продолжил ползти в его сторону. Он отвел ногу и пнул ещё раз. Здоровая рука сцапала его лодыжку и одним движением подтянула к себе. Через мгновение я был уже на нём. В комнату забежала девушка в белом халате. Она начала громко вопить и стучать по мне кулачками. Не отвлекаясь, я ритмично вбивал гипс в его лицо, другой рукой фиксировал за шею.
Девушка пыталась оттащить меня за руку, за уши, за волосы. Потом схватила с пола электрический кабель, набросила мне на шею, запрыгнула на спину и как наездница начала дёргать за провод и бить меня пятками по бокам.
Послышался треск. Её ноги сдавили меня с невероятной силой, потом расслабились. Она соскользнула набок и упала на пол. Запахло дымом.
Я посмотрел в темное месиво на лице ветерана. Потом на бледное красивое лицо молодой женщины. Полуприкрытые глаза, заостренный маленький нос. Она выглядела безмятежной, но была мертва. Откуда-то я это знал и был этим доволен.
Проснулся в ужасе. Пугали не трупы во сне, а мои чувства. Я убивал с несвойственным мне восторгом. И мысли там были будто чужие.
Сосед с утра вёл себя тихо. Был замкнутым и каким-то испуганным. Полная противоположность тому, что было вчера. Робко попросился на выписку. Ему ответили, что это решает зав отделением.
Мы молча позавтракали. Я ел манную кашу, которая стояла у меня на животе. Бдительно следил за поведением ветерана и с подозрением поглядывал на входящих медсестер. Из-за того, что мой кошмар продолжился после пробуждения и при этом был так реален, я на время перестал доверять своим ощущениям. Поэтому, когда в палату ввалилась толпа врачей, сжал ложку и приготовился защищаться.
Это был обычный обход, за одним исключением. Обход возглавлял молодой хирург по фамилии Фикс. Он заменял заведующего, который внезапно заболел. Я был рад этой замене. Новый доктор был более тактичным. По крайней мере, не орал на пациентов. И на мой взгляд был более обученный. Он легко и быстро отвечал на любые вопросы. Чётко и убедительно объяснил моему соседу, почему тот должен полежать в стационаре еще пару дней. Лёха сделал вид, что смирился. Но вид у него был совершенно несчастный. Я тоже мечтал покинуть стены этого заведения, хотя в моём случае это было вообще невозможно.
А мой сосед все-таки добился своего. Сделал несколько звонков, подписал какие-то бумаги и на вторую ночь здесь уже не остался.
Глава 4
Наконец-то я был один. Лежал и думал о ночном госте, который зачастил в мои сны. Мне казалось, что я его уже где-то видел. Только не помнил где и когда. Может быть очень давно. Может в детстве.
Перед глазами поплыли детские страхи. Костлявая рука, хватающая за ногу из-под кровати. Невидимое существо, которое ходило по квартире, когда родители на работе. Невидимка следил за мной, сопел и иногда ронял что-нибудь. Я делал вид, что не замечаю. Если бы он понял, что я о нём знаю, он бы убил меня на месте. Ещё был страх темноты, точнее боязнь того, кто прячется во тьме. Не просто прячется - следит, подстерегает, подбирается, преследует и нападает. До последнего, конечно, не доходило. К тому моменту я уже включал свет или покидал тёмную комнату. Обитатель тёмных закоулков был также неуловим как мой невидимка.
Кажется, я был впечатлительным ребенком. Родители часто смеялись, вспоминая одну мою выходку. Как-то они ушли в ночь на работу. Я остался один. Телевизор в Советском Союзе по ночам не показывал. Было скучно. Я лежал с включенным светом и пялился на невидимку. Не помню точно, что мне тогда не понравилось. Это было давно, ещё до школы. Но я напялил на себя что попало и вылез через форточку. Ключа от двери у меня не было. Добрался до края посёлка, прошел по степи, через лесок, через отвалы, вдоль карьера. В отвалах ночью можно было реально убиться. Но я благополучно прошел пять километров сильно пересечённой местности, чтобы постучать в дверь кабинета, где работала моя мама. На вопрос, что случилось, я ответил, что мне было страшно одному.
Вроде бы невидимка отстал от меня ещё в первом классе. Костлявая рука пряталась под кроватями и диванами ещё пару лет, а вот человек в темноте задержался намного дольше. И у этого была причина.
Я вспомнил дом, где прошло моё детство. Чердак с голубями, подвал с крысами. Подвал мы иногда обследовали, используя как факелы куски пластмассы. Этот материал горел, выстреливая капли, которые падали со звуком маленьких реактивных снарядов. Для детей это было страшным, но притягательным местом. Бетонные ступени уходили вниз к чёрному проему, который вёл в подземелье. Там всегда было темно и сыро. Множество закоулков, плесень, непонятные трубы. Иногда мы любили пощекотать себе нервы, пробираясь в полной темноте. С друзьями это было не страшно. Все веселились, пока не начинали друг друга пугать. Потом с криками неслись наперегонки к выходу. Хуже всех было последнему, ведь за его спиной никого не было, кроме того, кто вечно прячется в тьме.
Однажды мы обнаружили логово бродячих собак. Это был проём в стене, куда уходили трубы, и пролезть в него было проблематично даже ребенку. В этой норе повизгивали маленькие щенята. Достать мы их не смогли. И я вернулся в тот подвал на следующий день один.
Пришёл с коробком спичек и ногой от какой-то куклы. Привязал пластмассовую ногу к ветке, поджег её и двинулся к логову. Дрожащий свет от кукольной ноги едва освещал островок земли вокруг меня и только подчёркивал глубокие тени и непроницаемую темноту углов.
Свистящие капли бомбардировали пыль и мусор под ногами. Они создавали шум, который мешал мне разобрать шаги и шорохи обитателей тьмы. Одному здесь было совсем не так интересно, но желание получить щенка пересиливало ужасы, которые рисовало моё воображение. Было страшно поворачивать за угол. И очень неуютно проходить мимо тёмных комнат, которые будто отгораживались от мерцающего света. А ещё хуже было заходить в такие комнаты. Будто ныряешь в темноту и потом, нервно размахивая факелом, пытаешься посмотреть во все стороны одновременно.
Добравшись до логова, я лёг на трубы. Попытался дотянуться до щенят. Потом осветил потолок и стенки проёма в стене. Наверное, маленькие дети не часто страдают клаустрофобией. Я готов был ползти на животе. Малыши забились в дальний угол, но один оказался любопытный. Он пошёл на огонь моего факела. Я быстро схватил за лапу и вытащил скулящего щенка из норы.
Обратная дорога прошла легче. Я был уже не один. Со мной был тот, кто меньше и слабее и нуждается в моей защите. Как ни странно, это придавало уверенности.
Щенок вырос и прожил у меня много лет. Бросался на незнакомых собак, дружил с соседским котом и смешно прыгал по сугробам. Когда он случайно попал в воду, сразу показал себя хорошим пловцом. А мне, чтобы научиться плавать, понадобилось несколько посещений бассейна.
Я вынырнул из воспоминаний и взял телефон. На экране пять утра. Через час утренний укол. Почему я начал вспоминать детство, да ещё такое далекое, которое помнят только фрагментами. Наверное, подумал об одном, оно навело на второе и так далее. Чем ещё заниматься мозгу во время бессонницы. Нанизывать мысли одну за другой на ниточку. В палате жара, спина намокла. Сделал попытку лечь на бок. Боль. Остановился на том, что просто повернул голову. За окном в темноте горел фонарь. Вспомнил белую маску и тёмное существо.
Вот откуда эта ниточка. Плавание, собака, боязнь темноты.
Когда я хвастал своим щенком во дворе, одна из девочек попросила меня достать ей из подвала такого же. Не помню, что это была за девочка. Видимо, она мне нравилась. Потому что я легко согласился и быстро пошел вниз по ступеням. С собой ни спичек, ни фонарика, но как это может остановить такого храброго рыцаря.
Я нырнул в темноту и торопливо прошел сквозь неё до первого поворота. Старался шагать быстро, не давая себе опомниться. Обитатели тьмы, наверное, были в шоке от такой наглости. Я знал, что если замедлюсь и дам себе немного подумать, страх начнет расти и превратится в панику. Поэтому, просто не думая ни о чём, шел вдоль стены, слегка касаясь её рукой. Высоко поднимал ноги, чтобы не споткнуться. И не видел ничего. Темнота и страх окутали меня так сильно, что я перестал воспринимать окружающее как что-то реальное. Почти перестал боятся. Прошел в следующее помещение, перешагнул через трубы и добрался до тупика в торце дома. Здесь было вентиляционное окно, забитое железным листом. В листе пара дырочек, которые горели как звёзды, но были слишком малы, чтобы осветить помещение. В углу, где располагалось логово, что-то зашуршало. Трубы глухо стукнулись о бетон, как будто на них шагнул кто-то тяжелый. Явно не щенок. Может крупная собака. Я застыл и прислушался. Вокруг была атмосфера зловещего ожидания. У противоположной стены, на высоте двух метров от пола виднелось что-то светлое, чуть светлее всего остального. По форме походило на лицо. Оно смотрело на меня. Я пытался рассмотреть тело и вроде рассмотрел. В этот момент опять послышался шорох, светлое пятно сузилось - лицо повернулось. Я дёрнулся, задел ногой какую-то бутылку и перестал себя контролировать.
Бежал как сумасшедший, выставив вперед руки. Каким-то образом мне удалось добежать до выхода. Только обе ладони исцарапал в кровь о стены. Девчонкам сказал, что на меня напали собаки, которые защищали щенков. И в тот подвал я больше в одиночку не ходил.
Похоже ли то, что я видел в детстве, на существо в белой маске из моих снов. Может быть, с натяжкой. Скорее всего, пятно на стене получилось от рассеянного луча из маленькой дырочки в забитом вентиляционном окне. А топать и шуршать там могла собака.
Но я видел этот образ где-то ещё, может когда-то во сне. Не просто так я с детства побаивался мимов и всяких печальных клоунов с белым лицом. Только вспоминать старые сны, занятие бесполезное. Нормальный сон, как правило, размытый, мутный и плохо запоминается. А то, что я видел в этой больнице на сны вообще не похоже. Очень острые ощущения, много деталей и четкое запоминание. Как будто ещё одна реальность. И ладно бы приятная реальность, а то всё время пытаются убить или покалечить. Лучше уж полежать с бессонницей.
Под утро раздался уже привычный вопль, словно кого-то убивают. Затем вошла раздраженная медсестра. Я отодвинул одеяло, указал ей на левое бедро. Старался чередовать и не делать два укола подряд в одну ногу. Иногда, конечно, сбивался. Семь, восемь внутримышечных в день – не шутка.
Медсестра воткнула шприц, выдернула, приложила ватку. Всё ожидаемо больно. Я уже знал, какие медсёстры кололи больно, а какие нет. Хорошо хоть вены мои они не сильно трогали благодаря катетеру под ключицей. Все системы подключали через него.
- А кто там постоянно кричит? – Спросил я, глядя вслед уходящей медсестре.
- Больная женщина, – бросила она, не повернувшись.
Ну то, что больная, я и так знал. Кто ещё мог здесь лежать.
После завтрака мне подселили молодого, длинного, как шпала, парнишку по имени Петя. Светлые волосы и добрый нрав. Сюда он попал с переломом рёбер после автомобильной аварии. Ехал по трассе мимо нашего города и врезался в грузовик.
Новый сосед был общительный, но не навязчивый. Помогал мне, если я что-то ронял, подавал вещи, до которых я не мог дотянуться. Гулял по коридору и быстро сошелся со всеми медсестрами. Ему было хорошо, болели только рёбра. И то, наверное, не болели. У меня среди многочисленных переломов также рёбра значились, но совершенно не тревожили.
До него был ветеран Чечни, у которого только голова, а у первого соседа только нога. Все были с нормальными человеческими травмами, которые в принципе не мешают радоваться жизни и уж точно не делят жизнь на до и после. Только я здесь лежал с одной рабочей рукой, которая могла дотянуться до верхней полки тумбочки, а до розетки уже не могла. Новый врач объяснил мне, что ходить в ближайшие четыре месяца нельзя. А дальше как получится. Всё будет зависеть от того, как срастутся кости в ногах. Вот в правой руке срастаться особо нечему. Часть костей раскрошилась, часть вообще потерялась. Но руку удалось сохранить. Под кожей теперь металлическая пластина, фиксирующая локоть под углом 90 градусов. Если нервы срастутся, пальцы когда-нибудь заработают. Но в локте она так и останется в согнутом положении. Такой рукой ни выпить, ни закусить, ни затылок почесать.
Так я и лежал в больнице, размышляя о своей нелегкой судьбе. Была какая-то потаённая, глупая обида на обстоятельства. И даже на посторонних людей, которые ни в чём не виноваты.
Семью не завел, в институт не поступил. А лет то уже достаточно, чтобы найти своё место в жизни. Пить пиво с друзьями, конечно весело. И работать, не напрягая мозг, довольно удобно. Но проводить так всю жизнь я вроде не собирался. Думал, это временно, а потом всё будет. Работа в чистом кабинете, любимая жена. В детстве вот на пианино играл, музыкантом стать хотел. Сейчас уже пианино не светит. С одной то рукой.
Постепенно наваливалось осознание того, что такие травмы могут остаться на всю жизнь. С завода придётся увольняться. Чем заниматься дальше, пока не понятно. Оставалась какая-то надежда на то, что после выписки всё начнет налаживаться. Дома и стены помогают, а мой организм до этого меня ещё не подводил. Может и сейчас он как-то исцелится. На удивление всем докторам.
В больнице лежать было тяжело. Мечтал вернуться домой. Казалось, что врачи здесь только и делают, что мучают и не отпускают. Но рациональная часть сознания понимала, хирурги делают всё возможное. Они работают с живыми людьми отбросив сантименты. Работают с кровью, мясом, костями, воспалением и гноем. Им приходится быть безжалостными, если нужно причинить боль во время лечения.
В целом я относился с почтением к хирургам. Ко всем, кроме заведующего, который сейчас заболел. Ну, так ему и надо.
