- Олег Георгиевич, - начал я решительно, - Вам сейчас надо уйти. Просто возьмите Гошу и идите, с нами будет всё порядке.
В этот момент уже и Олег Георгиевич обратил внимание на кольцо угрюмых молодцов, приближающихся с угрожающей неотвратимостью и спросил: - Эти люди ищут Вас?
- Это совсем другая история, Олег Георгиевич, - ответил я поспешно. - Вас не тронут, Вы здесь не при чём.
Всё это я произнёс таким безапелляционным и не предполагающим возражения тоном, что Олегу Георгиевич ничего не оставалось делать, как последовать моему указанию. Он взял Гошу за ошейник и потянул в сторону выхода из Амфитеатра. Но сделав всего один шаг, Гоша вдруг остановился и оглянулся на меня. В его глазах читалось многое: и благодарность за его собачью радость, и сожаление от предстоящего расставания, и ощущение приближения угрозы. Но помимо это во взгляде его умных собачьих глаз я увидел решимость не оставлять меня в трудную минуту. Гоша вдруг сел на траву и все попытки Олега Георгиевича заставить его продолжить движение к выходу остались без результата. Олег Георгиевич присел на корточки, погладил пса встал и произнёс с горечью: - Знаете, а ведь собаки намного лучше нас: честнее, добрее и преданнее. Я ведь только что почти совершил поступок, за который мне было бы стыдно впоследствии. Я чуть было не ответил на всё , что Вы для нас с Гошей сделали, чёрной неблагодарностью. Повинуясь секундному омерзительному приступу страха, я чуть было малодушно не оставил Вас с Вашей спутницей в ситуации, которая, по видимому, несёт для Вас какую-то угрозу. А Гоша всё сразу понял и отверг любые попытки бросить Вас в опасности. Прошу Вас великодушно простить меня за это моё малодушие. И несмотря на то, что физически мы с Гошей вряд ли сможем Вам чем-то помочь, мы останемся. И, надеемся, что наше присутствие поможет предотвратить надвигающуюся несправедливость.
С этими словами Олег Георгиевич встал рядом с Гошей с той же необъяснимой решимостью не двигаться с места, с которой ещё минуту назад его верный пёс показал своё намерение не бросать нас в сложной ситуации. Эти двое были до смешного нелепы и до абсурдного величественны в своей трогательной решимости бороться с надвигающейся опасностью. Но в данную минуту это лишь добавляло мне забот, поскольку, если для нас с Майей я ещё мог хоть как-то попытаться найти выход из данной ситуации, то уже для четверых у меня никаких вариантов не было. Я взял Майю за руку и почувствовал как её сердце яростно бьётся в такт моему. Весь этот хаос эмоций и мыслей так подействовали на меня в это мгновенье, что я ощутил как потемнело в глазах. Все окружающие звуки и эмоции слились в какую-то непонятную необъяснимо заполоняющую всё пространство вокруг пелену. Все намерения и желания искать выход, защищаться и защищать, кричать или убеждать утонули в этой пелене, оставив только абсолютно новое ранее неведомое ощущение безмятежной пустоты. Эта пустота, казалось, поглотила все мысли и ощущения, при этом все окружающие звуки слились какой-то низкий еле различимый равномерный гул, похожий на работу трансформаторного агрегата. Единственное, что пробивалось сквозь эту пустоту был навязчиво-терпкий запах озона и уверенность, что я всё так же крепко держу Майю за руку.
Неожиданно пелена спала. Первое, что я осознал в этот момент было то, что Майя по прежнему была рядом со мной. Мы стояли вдвоём на всё том же месте внутри оранжереи Амфитеатра, но только вокруг не было людей. То есть, совсем не было. Ни угрюмых филёров Суровцева, ни Олега Георгиевича, ни других посетителей парка. Впрочем один человек всё же находился здесь, расположившись на отдалении от нашего места. Его фигура показалась мне знакомой: широкополая шляпа, трость, бакенбарды…Сомнений быть не могло: в десяти шагах от меня и Майи, со знакомым невозмутимым выражением сияющих природным добродушием глаз стоял Роберт Львович Фейн собственной персоной.
- Роберт Львович, здравствуйте, Вы не представляете, как я рад Вас видеть, - воскликнул я чересчур эмоционально, - Вы не представляете, как много всего разного произошло с момента нашей предыдущей встречи.
На лице Роберта Львовича несмотря на тень, создаваемую полями его старомодной шляпы, читалась еле уловимая улыбка. Он посмотрел на меня и Майю с каким-то особым наполненным смесью любопытства и восхищения вниманием. По его взгляду сложно было понять, является ли наша встреча случайностью или частью какого-то, или она стала для Роберта Львовича такой же неожиданной как и для нас.
- Здравствуйте, молодые люди, - произнёс он в своей уже знакомой спокойной и неторопливой манере говорить, с едва уловимым прибалтийским акцентом. - Полагаю, что Вас в данный момент переполняют эмоции от тех событий, которые с Вами произошли, и Вам не терпится задать вопросы, чтобы прояснить многие интересующие Вас моменты.
Вопросов у меня было хоть отбавляй, при этом я не знал с чего начать.
- Как Вы здесь оказались? И где все люди, ведь в Зарядье всегда так многолюдно, куда все исчезли?
- Этой самый простой вопрос из тех, на которые мне предстоит ответить, Сергей, - произнёс Роберт Львович всё с той же добродушной улыбкой, которая оказывала на нас Майей самое благоприятное воздействие в такой постстрессовой ситуации. – Никто никуда не исчезал, просто все собрались в той части парка, которая примыкает к Красной площади. Все смотрят Парад Победы. На Красную площадь доступ ограничен, а из Зарядья открывается неплохой вид на то, что там сейчас происходит.
- Парад Победы? – удивился я, - так ведь он пройдёт 24 июня, а сегодня только…
- А сегодня как раз и есть 24 июня, - не дал мне закончить Роберт Львович.
Мы с Майей переглянулись, пытаясь понять, не ослышались ли мы оба и не шутит ли наш собеседник. Но лицо Роберта Львовича не выражало ни намёка на шутку или розыгрыш. Кроме того, зная этого человека, я не мог бы предположить, что он мог допустить такой непозволительный не соответствующий текущей ситуации розыгрыш. И к тому же, в подтверждении слов Роберта Львовича, со стороны Красной площади были слышны звуки музыки марша, которые мог воспроизводить только огромный сводный оркестр, по многолетней традиции участвующий в парадах на Красной площади.
Я попытался собраться с мыслями, чтобы понять всё происходящее.
- Так Вы говорите, что сегодня 24 июня? - произнёс я после небольшой паузы. - Но как…? Каким образом?
- Если Вы Сергей, имеете ввиду каким точно образом это произошло, то, как я и говорил Вам ранее, у меня нет ответов на все вопросы. Знаю одно, что, когда речь идёт о временных тоннелях, то возможны всякие сценарии. Особенно, когда в месте временных порталов находятся люди со способностями глобтроттеров.
Я перевёл взгляд на Майю и снова посмотрел на Роберта Львовича.
- Так Майя…?
- Всё верно, Сергей, мне следовало Вам об этом рассказать раньше. Но я побоялся того, что Вы отнесётесь к Вашему случайному знакомству с Майей как к части какого-то задуманного плана. Поверьте, никакого плана не было, и то, что Вы познакомились, стало для меня совершенной неожиданностью. А с Майей мы…скажем так – сотрудничали и общались в связи с её работой в научно-исследовательской лаборатории. В ходе этого общения и выяснилось то, что Майя тоже…
- Я собиралась тебе всё рассказать, - не дала договорить Роберту Львовичу Майя, - но не успела из-за этого, что люди Суровцева увезли меня таким неожиданным образом, сразу забрав телефон.
С каждой новой минутой нашего общения количество вопросов с моей стороны не уменьшалось, а новые подробности и обстоятельства лишь добавляли поводов для размышлений и выводов.
- Роберт Львович, но ведь Вы сказали, что возможности для глобтроттеров открываются только при нахождении в зоне действия временных порталов. Мы же сейчас не в московских высотках? Как всё это могло произойти?
- Дело в том Сергей, что как раз на том месте, где мы сейчас находимся, в пятидесятые годы двадцатого столетия осуществлялось строительство восьмого многоэтажного здания – восьмой московской высотки. К весне 1953 года уже были построены фундамент, стилобат, а годом позже – возведены первые пятнадцать этажей этого здания. Но строительство было прекращено по неизвестным причинам. Учёные до сих пор не могут дать определённый ответ, по каким причинам построенные и проектируемые высотные здания Москвы становятся порталами временных тоннелей. Может ответ на этот вопрос помог бы разъяснить, почему московские высотки именуют сёстрами, а эту не достроенную в Зарядье – восьмой сестрой. Возможно те, кто разрабатывал и строил эти здания в ту пору, вкладывали в них нечто большее, чем функциональность зданий. Большего на сегодняшний день я Вам объяснить не смогу, - подытожил Роберт Львович со свойственной ему спокойной и нарочитой уверенностью, после чего снял шляпу и протёр вспотевший лоб носовым платком.
День обещал быть по летнему тёплым, от ярких солнечных лучей не спасала даже стеклянная крыша навеса Амфитеатра. Жаркий июньский воздух уже вытеснил остатки утренней прохлады, но наступающий зной не ещё не выглядел угнетающим. С тем беззаботным благополучием в душе, что иногда испытывает человек после того, как счастливым образом разрешилась для него трудная ситуация я предложил моим спутникам прогуляться в ту часть парка, из которой была видна Красная площадь. Несмотря на все произошедшие события и тот поток и новой информации, настроение было необъяснимо приподнятым, как это часто бывает, когда неожиданного заставшая в поле гроза вдруг сменяется потоком вновь пробившихся сквозь тучи солнечных лучей.
- Как хотелось бы посмотреть Парад победы, - сказал я, когда мы уже спустились к аллее парка, ведущей к его юго-западной части. – Но боюсь, что из парка нам не удастся рассмотреть всего того, что происходит на Красной площади.
- Сергей, Парад транслируют в прямом эфире по многим телевизионным каналом и в сети интернет. Если у Вас ноутбук с собой, мы можем посмотреть трансляцию прямо здесь, - дал мне совет Роберт Львович.
Это было хорошей идеей. Я достал и открыл ноутбук. Первое, что я увидел это два новых сообщения на моё имя. Первое было пресс-релизом нашей компании, разосланным всем её сотрудникам. В пресс релизе говорилось о том, что после многолетней работы в качестве одного из заместителя руководителя принял решение покинуть компанию один из её старейших работников Артём Валерьевич Загаров. Компания благодарила Артёма за многолетнюю плодотворную работу.
- Пусть так, - подумал я, невольно радуясь том у факту, что мне не придётся выступать в неприглядной роли обличителя человека, с которым всё же мы были приятелями какое-то время.
Вторым сообщением было письмо от Кузьмича. Он писал: «Брякина сегодня знакомит меня со своим дедушкой. Не знаю, что ему подарить. Ты, случайно, не курсе, он любит коньяк?»
Вот всё-таки странный парень Кузьмич. Во взаимоотношениях с такой тонкой натурой как Аня Брякина, его прежде всего волновали состояние его зубов и то, что необходимо подарить её деду. Впрочем, в таким вопросах мелочей не бывает, каждая деталь приобретает свою решающую значительность в какой-то момент. А если честно, я был искренне рад, что у Кузи с Аней что-то там намечалось.
Я включил видеотрансляцию парада. Это был тот момент, когда подразделения различных род войск на Красной площади застыли в волнительном ожидании команды к началу парада. Грянули мощные и торжественные звуки военного марша, исполняемого огромным сводным оркестром Вооружённых Сил, и на площадь вступили парадные расчёты различных род войск, а также подразделения в форме участников исторического парада 1945 года.
Я всегда любил наблюдать за этим потрясающим зрелищем. Тысячи военнослужащих и курсантов, забывая об усталости, воодушевлённые единым ощущением праздничного волнения и торжественности, проходили, чеканя шаг мимо трибун Красной площади. И всё это: и этот монолитный парадный строй и звуки шагов марширующих, усиленные многократно барабанной дробью и стуком тысяч сердец, переполняли меня необъяснимой гордостью и ощущением какой-то светлой радости от происходящего вокруг. В такие дни эти особые трепетные и бережно хранимые воспоминания о подвиге и мужестве наших защитников вытесняли все остальные эмоции. Между тем камера выхватила панораму трибуны, на которой сидели и с нескрываемым волнением и трепетом наблюдали за происходящим наши ветераны: на их лицах, несмотря на плохо скрываемые слёзы в глазах, читался восторг и гордость за то, что нынешние поколения сохранили всё, что они отстояли в те далёкие годы. Рядом с ветеранами находились и другие гости парада, во взглядах которых наблюдалось безграничное уважения, молчаливое почтение и благодарность всем тем людям, которые такой ценой отстояли победу. В какой-то момент, когда после прохождения очередного парадного расчёта камера снова сфокусировалась на трибуне, где расположились ветераны, я заметил Семёна Ивановича и сидевшую рядом с ним Аню Брякину. На пиджаке Семёна Ивановича сияли каким-то особым блеском многочисленные боевые награды. Аня попеременно смотрела то на происходящее на площади, то на своего любимого деда взглядом полным восхищения и уважения. У них у обоих были такие счастливые лица, что это их особое праздничное настроение, ощущение любви и особой торжественной многозначительности этого момента передалось и мне. Я посмотрел на Майю.
- Что? - спросила она, заметив что-то особенное в моём устремлённом на неё взгляде.
- Я тут подумал, что… - я не решался продолжить, собираясь с мыслями.
- Что подумал? - в голосе Майи слышались нотки нетерпеливого любопытства.
- Я подумал, что Майя Мартова будет самым весенним сочетанием имени и фамилии.
- Это следует понимать, как предложение о сотрудничестве? - заметила она с детски-лукавой улыбкой.
- Это следует понимать как приглашение в новый мир, - ответил я без раздумий.
Майя уткнулось в моё плечо, словно ища опоры и защиты в ситуации, когда всё вокруг было наполнено неопределённостью. Это единение, и её безграничное доверие и молчаливое признание того, что в этом положении она ощущает себя в безопасности, дало мне ощущение безграничного счастья и какого-то особого непередаваемого тихого ликования. Был канун жизни новой, непременно счастливой.
В этот момент уже и Олег Георгиевич обратил внимание на кольцо угрюмых молодцов, приближающихся с угрожающей неотвратимостью и спросил: - Эти люди ищут Вас?
- Это совсем другая история, Олег Георгиевич, - ответил я поспешно. - Вас не тронут, Вы здесь не при чём.
Всё это я произнёс таким безапелляционным и не предполагающим возражения тоном, что Олегу Георгиевич ничего не оставалось делать, как последовать моему указанию. Он взял Гошу за ошейник и потянул в сторону выхода из Амфитеатра. Но сделав всего один шаг, Гоша вдруг остановился и оглянулся на меня. В его глазах читалось многое: и благодарность за его собачью радость, и сожаление от предстоящего расставания, и ощущение приближения угрозы. Но помимо это во взгляде его умных собачьих глаз я увидел решимость не оставлять меня в трудную минуту. Гоша вдруг сел на траву и все попытки Олега Георгиевича заставить его продолжить движение к выходу остались без результата. Олег Георгиевич присел на корточки, погладил пса встал и произнёс с горечью: - Знаете, а ведь собаки намного лучше нас: честнее, добрее и преданнее. Я ведь только что почти совершил поступок, за который мне было бы стыдно впоследствии. Я чуть было не ответил на всё , что Вы для нас с Гошей сделали, чёрной неблагодарностью. Повинуясь секундному омерзительному приступу страха, я чуть было малодушно не оставил Вас с Вашей спутницей в ситуации, которая, по видимому, несёт для Вас какую-то угрозу. А Гоша всё сразу понял и отверг любые попытки бросить Вас в опасности. Прошу Вас великодушно простить меня за это моё малодушие. И несмотря на то, что физически мы с Гошей вряд ли сможем Вам чем-то помочь, мы останемся. И, надеемся, что наше присутствие поможет предотвратить надвигающуюся несправедливость.
С этими словами Олег Георгиевич встал рядом с Гошей с той же необъяснимой решимостью не двигаться с места, с которой ещё минуту назад его верный пёс показал своё намерение не бросать нас в сложной ситуации. Эти двое были до смешного нелепы и до абсурдного величественны в своей трогательной решимости бороться с надвигающейся опасностью. Но в данную минуту это лишь добавляло мне забот, поскольку, если для нас с Майей я ещё мог хоть как-то попытаться найти выход из данной ситуации, то уже для четверых у меня никаких вариантов не было. Я взял Майю за руку и почувствовал как её сердце яростно бьётся в такт моему. Весь этот хаос эмоций и мыслей так подействовали на меня в это мгновенье, что я ощутил как потемнело в глазах. Все окружающие звуки и эмоции слились в какую-то непонятную необъяснимо заполоняющую всё пространство вокруг пелену. Все намерения и желания искать выход, защищаться и защищать, кричать или убеждать утонули в этой пелене, оставив только абсолютно новое ранее неведомое ощущение безмятежной пустоты. Эта пустота, казалось, поглотила все мысли и ощущения, при этом все окружающие звуки слились какой-то низкий еле различимый равномерный гул, похожий на работу трансформаторного агрегата. Единственное, что пробивалось сквозь эту пустоту был навязчиво-терпкий запах озона и уверенность, что я всё так же крепко держу Майю за руку.
Неожиданно пелена спала. Первое, что я осознал в этот момент было то, что Майя по прежнему была рядом со мной. Мы стояли вдвоём на всё том же месте внутри оранжереи Амфитеатра, но только вокруг не было людей. То есть, совсем не было. Ни угрюмых филёров Суровцева, ни Олега Георгиевича, ни других посетителей парка. Впрочем один человек всё же находился здесь, расположившись на отдалении от нашего места. Его фигура показалась мне знакомой: широкополая шляпа, трость, бакенбарды…Сомнений быть не могло: в десяти шагах от меня и Майи, со знакомым невозмутимым выражением сияющих природным добродушием глаз стоял Роберт Львович Фейн собственной персоной.
- Роберт Львович, здравствуйте, Вы не представляете, как я рад Вас видеть, - воскликнул я чересчур эмоционально, - Вы не представляете, как много всего разного произошло с момента нашей предыдущей встречи.
На лице Роберта Львовича несмотря на тень, создаваемую полями его старомодной шляпы, читалась еле уловимая улыбка. Он посмотрел на меня и Майю с каким-то особым наполненным смесью любопытства и восхищения вниманием. По его взгляду сложно было понять, является ли наша встреча случайностью или частью какого-то, или она стала для Роберта Львовича такой же неожиданной как и для нас.
- Здравствуйте, молодые люди, - произнёс он в своей уже знакомой спокойной и неторопливой манере говорить, с едва уловимым прибалтийским акцентом. - Полагаю, что Вас в данный момент переполняют эмоции от тех событий, которые с Вами произошли, и Вам не терпится задать вопросы, чтобы прояснить многие интересующие Вас моменты.
Вопросов у меня было хоть отбавляй, при этом я не знал с чего начать.
- Как Вы здесь оказались? И где все люди, ведь в Зарядье всегда так многолюдно, куда все исчезли?
- Этой самый простой вопрос из тех, на которые мне предстоит ответить, Сергей, - произнёс Роберт Львович всё с той же добродушной улыбкой, которая оказывала на нас Майей самое благоприятное воздействие в такой постстрессовой ситуации. – Никто никуда не исчезал, просто все собрались в той части парка, которая примыкает к Красной площади. Все смотрят Парад Победы. На Красную площадь доступ ограничен, а из Зарядья открывается неплохой вид на то, что там сейчас происходит.
- Парад Победы? – удивился я, - так ведь он пройдёт 24 июня, а сегодня только…
- А сегодня как раз и есть 24 июня, - не дал мне закончить Роберт Львович.
Мы с Майей переглянулись, пытаясь понять, не ослышались ли мы оба и не шутит ли наш собеседник. Но лицо Роберта Львовича не выражало ни намёка на шутку или розыгрыш. Кроме того, зная этого человека, я не мог бы предположить, что он мог допустить такой непозволительный не соответствующий текущей ситуации розыгрыш. И к тому же, в подтверждении слов Роберта Львовича, со стороны Красной площади были слышны звуки музыки марша, которые мог воспроизводить только огромный сводный оркестр, по многолетней традиции участвующий в парадах на Красной площади.
Я попытался собраться с мыслями, чтобы понять всё происходящее.
- Так Вы говорите, что сегодня 24 июня? - произнёс я после небольшой паузы. - Но как…? Каким образом?
- Если Вы Сергей, имеете ввиду каким точно образом это произошло, то, как я и говорил Вам ранее, у меня нет ответов на все вопросы. Знаю одно, что, когда речь идёт о временных тоннелях, то возможны всякие сценарии. Особенно, когда в месте временных порталов находятся люди со способностями глобтроттеров.
Я перевёл взгляд на Майю и снова посмотрел на Роберта Львовича.
- Так Майя…?
- Всё верно, Сергей, мне следовало Вам об этом рассказать раньше. Но я побоялся того, что Вы отнесётесь к Вашему случайному знакомству с Майей как к части какого-то задуманного плана. Поверьте, никакого плана не было, и то, что Вы познакомились, стало для меня совершенной неожиданностью. А с Майей мы…скажем так – сотрудничали и общались в связи с её работой в научно-исследовательской лаборатории. В ходе этого общения и выяснилось то, что Майя тоже…
- Я собиралась тебе всё рассказать, - не дала договорить Роберту Львовичу Майя, - но не успела из-за этого, что люди Суровцева увезли меня таким неожиданным образом, сразу забрав телефон.
С каждой новой минутой нашего общения количество вопросов с моей стороны не уменьшалось, а новые подробности и обстоятельства лишь добавляли поводов для размышлений и выводов.
- Роберт Львович, но ведь Вы сказали, что возможности для глобтроттеров открываются только при нахождении в зоне действия временных порталов. Мы же сейчас не в московских высотках? Как всё это могло произойти?
- Дело в том Сергей, что как раз на том месте, где мы сейчас находимся, в пятидесятые годы двадцатого столетия осуществлялось строительство восьмого многоэтажного здания – восьмой московской высотки. К весне 1953 года уже были построены фундамент, стилобат, а годом позже – возведены первые пятнадцать этажей этого здания. Но строительство было прекращено по неизвестным причинам. Учёные до сих пор не могут дать определённый ответ, по каким причинам построенные и проектируемые высотные здания Москвы становятся порталами временных тоннелей. Может ответ на этот вопрос помог бы разъяснить, почему московские высотки именуют сёстрами, а эту не достроенную в Зарядье – восьмой сестрой. Возможно те, кто разрабатывал и строил эти здания в ту пору, вкладывали в них нечто большее, чем функциональность зданий. Большего на сегодняшний день я Вам объяснить не смогу, - подытожил Роберт Львович со свойственной ему спокойной и нарочитой уверенностью, после чего снял шляпу и протёр вспотевший лоб носовым платком.
День обещал быть по летнему тёплым, от ярких солнечных лучей не спасала даже стеклянная крыша навеса Амфитеатра. Жаркий июньский воздух уже вытеснил остатки утренней прохлады, но наступающий зной не ещё не выглядел угнетающим. С тем беззаботным благополучием в душе, что иногда испытывает человек после того, как счастливым образом разрешилась для него трудная ситуация я предложил моим спутникам прогуляться в ту часть парка, из которой была видна Красная площадь. Несмотря на все произошедшие события и тот поток и новой информации, настроение было необъяснимо приподнятым, как это часто бывает, когда неожиданного заставшая в поле гроза вдруг сменяется потоком вновь пробившихся сквозь тучи солнечных лучей.
- Как хотелось бы посмотреть Парад победы, - сказал я, когда мы уже спустились к аллее парка, ведущей к его юго-западной части. – Но боюсь, что из парка нам не удастся рассмотреть всего того, что происходит на Красной площади.
- Сергей, Парад транслируют в прямом эфире по многим телевизионным каналом и в сети интернет. Если у Вас ноутбук с собой, мы можем посмотреть трансляцию прямо здесь, - дал мне совет Роберт Львович.
Это было хорошей идеей. Я достал и открыл ноутбук. Первое, что я увидел это два новых сообщения на моё имя. Первое было пресс-релизом нашей компании, разосланным всем её сотрудникам. В пресс релизе говорилось о том, что после многолетней работы в качестве одного из заместителя руководителя принял решение покинуть компанию один из её старейших работников Артём Валерьевич Загаров. Компания благодарила Артёма за многолетнюю плодотворную работу.
- Пусть так, - подумал я, невольно радуясь том у факту, что мне не придётся выступать в неприглядной роли обличителя человека, с которым всё же мы были приятелями какое-то время.
Вторым сообщением было письмо от Кузьмича. Он писал: «Брякина сегодня знакомит меня со своим дедушкой. Не знаю, что ему подарить. Ты, случайно, не курсе, он любит коньяк?»
Вот всё-таки странный парень Кузьмич. Во взаимоотношениях с такой тонкой натурой как Аня Брякина, его прежде всего волновали состояние его зубов и то, что необходимо подарить её деду. Впрочем, в таким вопросах мелочей не бывает, каждая деталь приобретает свою решающую значительность в какой-то момент. А если честно, я был искренне рад, что у Кузи с Аней что-то там намечалось.
Я включил видеотрансляцию парада. Это был тот момент, когда подразделения различных род войск на Красной площади застыли в волнительном ожидании команды к началу парада. Грянули мощные и торжественные звуки военного марша, исполняемого огромным сводным оркестром Вооружённых Сил, и на площадь вступили парадные расчёты различных род войск, а также подразделения в форме участников исторического парада 1945 года.
Я всегда любил наблюдать за этим потрясающим зрелищем. Тысячи военнослужащих и курсантов, забывая об усталости, воодушевлённые единым ощущением праздничного волнения и торжественности, проходили, чеканя шаг мимо трибун Красной площади. И всё это: и этот монолитный парадный строй и звуки шагов марширующих, усиленные многократно барабанной дробью и стуком тысяч сердец, переполняли меня необъяснимой гордостью и ощущением какой-то светлой радости от происходящего вокруг. В такие дни эти особые трепетные и бережно хранимые воспоминания о подвиге и мужестве наших защитников вытесняли все остальные эмоции. Между тем камера выхватила панораму трибуны, на которой сидели и с нескрываемым волнением и трепетом наблюдали за происходящим наши ветераны: на их лицах, несмотря на плохо скрываемые слёзы в глазах, читался восторг и гордость за то, что нынешние поколения сохранили всё, что они отстояли в те далёкие годы. Рядом с ветеранами находились и другие гости парада, во взглядах которых наблюдалось безграничное уважения, молчаливое почтение и благодарность всем тем людям, которые такой ценой отстояли победу. В какой-то момент, когда после прохождения очередного парадного расчёта камера снова сфокусировалась на трибуне, где расположились ветераны, я заметил Семёна Ивановича и сидевшую рядом с ним Аню Брякину. На пиджаке Семёна Ивановича сияли каким-то особым блеском многочисленные боевые награды. Аня попеременно смотрела то на происходящее на площади, то на своего любимого деда взглядом полным восхищения и уважения. У них у обоих были такие счастливые лица, что это их особое праздничное настроение, ощущение любви и особой торжественной многозначительности этого момента передалось и мне. Я посмотрел на Майю.
- Что? - спросила она, заметив что-то особенное в моём устремлённом на неё взгляде.
- Я тут подумал, что… - я не решался продолжить, собираясь с мыслями.
- Что подумал? - в голосе Майи слышались нотки нетерпеливого любопытства.
- Я подумал, что Майя Мартова будет самым весенним сочетанием имени и фамилии.
- Это следует понимать, как предложение о сотрудничестве? - заметила она с детски-лукавой улыбкой.
- Это следует понимать как приглашение в новый мир, - ответил я без раздумий.
Майя уткнулось в моё плечо, словно ища опоры и защиты в ситуации, когда всё вокруг было наполнено неопределённостью. Это единение, и её безграничное доверие и молчаливое признание того, что в этом положении она ощущает себя в безопасности, дало мне ощущение безграничного счастья и какого-то особого непередаваемого тихого ликования. Был канун жизни новой, непременно счастливой.
