У нее засосало под ложечкой, но все же она смогла перебороть страх, и приблизится к пациенту. Как бы то ни было, а врачевать в коридоре не вариант. От слова совсем. Мало места, антисанитария, к тому же нарисуется кто с лестничного пролета, потом задолбаешься объясняться. Объясняться с людьми, с которыми явно не улыбалось повстречаться.
Подбородок мужика упирался в грудь, а с губ сочилась кровь вперемешку с соплями на некогда белую футболку. Крепкий, лет за 40, с густой черной бородой с проседью. Дышит прерывисто, слабо. Да уж, отмудохали его на совесть. Банни прикинула, насколько сильны повреждения: то, что ребра перемолоты в труху было ясно как божий день. А если там внутреннее кровотечение, то мужику без квалифицированной медпомощи настанет хана, быстрее, чем очередной секс-символ Голливуда объявит о своей заднеприводности. И никакая недоучка из колледжа, здесь не поможет. Но… была — не была! Девушка аккуратно подхватила здоровяка под мышки и потащ… Уй! Жирный увалень даже не сдвинулся с места, только завалился на бок, придавив ногу Банни.
— Да ты издеваешься… — она едва не захныкала от отчаяния. День стремительно катился по пизде. Если их заметят, то она даже не успеет вовремя слинять. Паскудная ситуация.
Но, всегда есть план «B». Наркотики! К сожалению, сейчас он не подходил.
Потому, пришлось прибегнуть к плану «C».
Любой носитель протеза это ненавидел, ибо нервные окончания от форсажного режима тихо ахреневают, как и владелец протеза, который потом воет неделю напролет от тянущей пульсирующей боли.
Металлическая рука крепко сжалась, заклинила окончательно, но тянула за собой неподъемный груз. С упорством достойным лучшего применения, Банни как навьюченный осел затащила верзилу в квартиру, кое-как, давясь собственными слезами от рвущихся соединительных тканей, она посадила мужика возле тумбочки в своей спальни.
— Если на твоей кредитке меньше пяти штук, — она тяжело дыша согнулась, упираясь ладонью в колено — железная рука безжизненно повисла, — то я тебя на органы продам.
— М-фр-хр-мх...
— Что? Нету? Тогда уебывай обратно в коридор. Развалился тут.
Молчание. Видимо мужик, услышав про деньги, подал признаки жизни, как впрочем и любой современный человек. Человек готовый вставать в 7 утра, ехать в метро или на автобусе, хрен знает куда, транжиря остатки своей жизни. А твоя любимая женушка вовсю резвится на более успешном жеребце, пока ты батрачишь. Человеки все едут на работу, толкаются в окружении таких же депрессивно настроенных додиков. И все ради бабла. Бабла, которое уйдет на новые ништяки для супруги. Трусики, например. Работяга будет рад их купить, подарить и порадовать тем самым любовника супруги. Классика.
— Чем…сука…воняет? – слова еле слышно сорвались с расквашенных губ бугая.
Банни инстинктивно понюхала подмышки. Мало ли.
— Какой-то, – верзила сипло потянул носом, — гарью.
— Гарью? – она принюхалась. Отчетливый запах дыма, такой, что глаза невольно заслезились.
Блять! Макарошки! Банни сиганула на кухню, как Усейн Болт на стометровке, улепетывающий от представителей ККК. Нос никогда не чует того, что надо. Пожар на кухне нет, а запах потных членов на улице — это всегда пожалуйста.
Дым из кастрюли рвался так, словно внутри полыхал пожар. Макароны почернели и прилипли к чугунному дну, обуглившемуся на газовой конфорке. Она закашлялась с трудом нащупав тумблер вытяжки, врубила ее на всю мощность. Нужен воздух. Много воздуха. Банни метнулась к окну, потянула за створку, но безуспешно. Рука исполнила реквием и прекратила свой функционал окончательно. Просто заебись.
Не день, а сказка для душевнобольных.
Откашлявшись от угарного газа, она провела тыльной стороной ладони по лбу, стирая испарину. Многовато она потеет сегодня. Даже закурить захотелось.
— Я что, — здоровяк подал голос, открыл один единственный глаз, — в каком-то притоне?
— Ты ахуел? – хозяйка встала в проходе, вскидывая брови, — это мой дом.
— Остынь, — мужик неуверенно мотнул головой, — башка болит….будто…
— Копытом по морде дали?
А выглядел он именно так.
— Верно, верно. Кстати о копытах, — разбитые губы громилы растянулись в улыбке, — свое верблюжье-то прикрой.
— Блять, — Банни залилась пунцовой краской, спешно натягивая подол футболки чуть ли не до колен, — хули вылупился, извращенец?
— Я не могу вылупится, я без второго глаза нихера не вижу, — он зашелся надрывным кашлем, благо в этот раз прикрыв рот рукой, иначе, Банни бы ему втащила. И Гиппократ бы не помог.
— Знатно тебе навешали люлей, дядя, — Банни выудила шортики с гладильной доски и втихую их напялила стоя за углом, — Че ты здесь забыл, мужик? Я впервые тебя вижу в Элис Хол.
— В чьей Дыре? А неважно. Я ничего здесь не забыл, и ты меня больше не увидишь.
Мужик неуверенно встал, заваливаясь боком на стенку и опираясь ручищами о тумбу с светодиодными лампами.
— Надеюсь на это.
Неуверенный шаг, дизориентация и мгновенная потеря равновесия. К чести верзилы, он хватался за все что мог, разгромив к ебени матери уютную тумбочку с медитативным декором и с корнем срывая со стенки плакат Gun's & Chrome.
— Кабан жирный! – заверещала Банни, — Какого хера?
— Остынь, девка, — он медленно сползал по стене, прошаркивая спиной обои, — я мужик, я все починю.
— Хрена лысого ты починишь, пидорас! Гони бабки за ущерб!
— Посмотри в кармане, ой, там штаны мокрые, мама – он бредил, — мама, я не мог обоссаться, мне не снился туалет. Это ловушка. Туалет это ловушка.
Сырые штаны — это полбеды. Вторая половина беды — это протяженная полоса блевотины, которую верзила размазал своей жопой, пока Банни тащила его из прихожей в спальню.
— Твою мать! – хотелось заплакать, убить человека, и вновь заплакать. Или оплакать?
Банни расковыряла аптечку левой рукой, потому что правая так и не намеревалась возвращаться в строй.
Нашатырь.
Громила нюхнул ватку, и только чихнув в ответ кровавыми соплями. Не помогло.
В голову закралась дурацкая мысль включить Джастина Бибера: говорят, даже коматозники вставали со своих постелей, дабы вырубить эту херню, но не рискнула.
Ладно, подумала девушка, будем играть в настоящего медика. Пациент раздевался неохотно, вонючей тушей лежа в уголке, он только сопел, хрипел и бормотал что-то про скальпы, лишь рефлекторно приподнимая рукав, когда Банни стаскивала с него куртку.
Множественные гематомы, переломов куда меньше. Несколько пулевых ран, две из них старые, стянутые шрамом, будто от ожога. Один совсем свежий, но какой-то поверхностный. Девушка с любопытством повертела куртку, найдя входное отверстие. Незнакомца спасла зажигалка, старенькая Зиппа, буквально приняв удар на себя. В противном случае, мужик давно бы отправился к праотцам. Хм, да этот тип фантастически удачливый сукин сын. Но, удача ли это для Банни? Вопрос спорный.
Следом из кармана выпало портмоне. Потрепанное, полное замусоленных фотографий, сложенных гармошкой, где наш верзила обжимается с двумя детишками, счастливо улыбаясь.
— Надеюсь, ты не педофил.
Но воротничка священника на нем не было, потому девушка аккуратно убрала фотоснимки на место, закатала рукав мужика и сообразила импровизированную капельницу. Намешав остатки найденного «нокса» и старые запасы «импульса», щедро сдобрив это все убойной дозой витаминов, Банни закачала все в шприц и вонзила иглу в вену страдальца.
— Когда вылечу тебя, выставлю такой счет, — прошипела Банни, удерживая во рту жгут, — что придется и сердце лечить сразу на месте.
Сосредоточенность. Дождь стучал по подоконнику, отскакивая ртутной дробью на стены, стекая по перилам, и капая бесконечным потоком на мокрый асфальт улицы. Аморфная серая масса, это по сути все, что творилось по ту сторону окна.
Ожидание. В принципе больше ничего не поможет, остается лишь ждать и удерживать укол в подвешенном состоянии. Гнев в груди понемногу затихал. Лучшее лекарство от всего — это время.
Казалось оно застыло на часах, либо стрелки оббежали циферблат уже в третий раз, а она этого не заметила. Будто сраный Апейрон стебался над ней. Или как там называлась бесконечность на философии. Она даже привыкла к мерному дыханию незнакомца, оно… успокаивало? Ей почему-то всегда было жалко убогих — это ставило их в один ряд с котиками, а она любила котиков.
— Я, — голос звучал более ровно, нежели полчаса назад, – я все еще в этом сраном притоне?
Банни пропустила это мимо ушей. На сей раз.
— Пока не расплатишься за ущерб и спасение своей никчемной жизни, — про спизженную карту, она лаконично помалкивала, — фиг ты куда уйдешь, понял?
В иных обстоятельствах, она бы так не борзела, этот бугай, при желании, одной рукой способен переломить ее лебединую шейку.
— Спасибо… что ли.
— Благодари это, — Банни протянула зажигалку в широкую ладонь громилы.
— Уцелела, надо же.
Зиппо мелькнула в его загорелых руках. Щелк. Щелк. Ничего не произошло, лишь одинокая искра высеченная кремнем, вспыхнула, что бы тут же исчезнуть, как мимолетное воспоминание.
— Я бы закурил, — мужик помялся, — но, вроде как, бросил.
Пожелтевшие от никотина ногти твердили об обратном.
— Это за отдельную плату, у меня частная клиника, — Банни усмехнулась, выудила более-менее целую пару сигарет из выпотрошенной пачки, и покрутила меж пальчиков. — Пятьсот баксов.
— Нихера себе лакшери, — он поперхнулся, но улыбнулся в ответ, — а ладно, думаю моя жизнь подороже стоит.
— Куда дороже, не сомневайся. На кругленькую такую сумму.
Банни потопала на кухню, запах гари уже ушел, либо стал настолько привычным, что она его попросту не замечала. Момент. Фильтр прилип к пересохшим губам, мягкий, приятный, пахнущий бумагой, Банни так и подмывало его закусить. Она поднесла сигарету к тихому пламени конфорки и прикурила. Да уж, это не тот хипстерский суррогат, что пихали в свой рот латентные гомики с модными прическами. Нормальные сигареты, с ядом, смолой, никотином и табаком. Возможно, в этой шняге была только солома, но даже это лучше вейпа. Она затянулась, хоть и не любила курить. Продолговатых предметов во рту и без того хватало в распорядке дня. Дедушка Фрейд одобрил бы.
Сизый дым клубился в сумраке кухни, тянулся к вытяжке, засасываемый неоновой зарей в механические жернова. Исчезал, затем появлялся вновь, вырываемый из легких. Сигарета тлела, будучи единственным живым источником света, как угасающий факел средь кромешной тьмы пиздеца, затухающий маяк надежды на нормальную жизнь.
Подсушив все еще мокрые волосы на открытом газовом огне. Да, из-за отсутствия фена, Банни изворачивалась как могла.
— Девка, — донесся басовитый голос из-за стены, — ты все скурить сама решила?
— Я тебе не девка, мудила – стряхнув пепел в раковину, Банни прикурила цельную сигарету об окурок, бросила бычок в мусорку и, придерживая меж фаланг указательного и среднего пальцев сигарету, понесла ее в комнату.
— Держи, — прошептала она. Хотя в тихом голосе не было надобности.
Мужик еле удержал фильтр в руке. Он был все еще слаб.
— Благодарю, — он затянулся, и на его лице расплылась блаженная улыбка. Теперь он не выглядел как вокзальный бомж, все ж Банни удосужилась протереть кровоподтеки влажным полотенцем, — и как тебя звать, мать Тереза?
— Банни, — она протянула стальную ладонь, придерживая за локоть целой рукой, — просто Банни.
— Вульф, — хрипло отозвался мужик, с трудом поднимая лапу для рукопожатия.— Просто Вульф.
Индекс Второй: Дьявол Слушает Блюз.
- Кто ж тебя так отделал, Вульфи?
Он поморщился, видно, что подобное обращение ему режет уши. Как вилкой по фарфоровой тарелке поводили.
- Оно тебе надо?
- Я спасла твою сраку! Ты бы в собственных соплях утонул, если бы не ахуенная я. Видишь, что ты натворил? – она показала заклинившую руку. Попробовала пошевелить. Нет, без шансов, - это стоит денег, а кстати, о них… - Погоди, - он остановил словесный понос решительным жестом, - дай промочить чем-нибудь горло. И я тебе все расскажу.
Промочить горло? То есть ты не достаточно кровью харкался, да? Хуй с тобой, питон, будет тебе попить водички. И все же, если ему подать ту мутную жижу, что льется из-под крана, то он окочурится быстрее, чем если бы просто остался торчать в коридоре.
Вот холодильник, если этот выкидыш рефрижератора так можно назвать, радовал только мороженными полуфабрикатами и кусочками колотого льда, на нормальную жратву денег не хватало. Никогда. Осталась лишь пара сырых яиц на завтрак в боковушке, банка прокисшего молока, йогурт и тюбик сметаны. Сплошь лактоза. Даже сраный доширак закончился. Взгляд упал на нижнюю полку, с залежами старой картошки, где стояла цельная упаковка Хейнекина. Сколько ему, года два?
- Есть пиво! – бросила она через плечо, - будешь?
- Надеюсь, холодное, как сердце моей… -Твоей бывшей. Эта шутка устарела еще до моего рождения.
Вульф заткнулся, бурча себе что-то под нос. Банни усмехнулась, выуживая пару бутылок из камеры. Откуда они у нее? Вспомнить бы. Кажется, это был чей-то день рождения, она праздновала с друзьями… Когда они у нее были.
- Эй, девка, - Вульф покрутил в руках шприц с гидрой. Жидкость внутри уже не была такой кислотно-кричащей, теперь она поблекла и напоминала болотную тину. Уже не такая манящая. Испортилась, сука, - зачем ты ширяешься?
- Тебя ебет?
- Не хочешь, не говори.
Банни закатила глаза, откупоривая бутылку об косяк прохода, затем вторую. Она вообще знатно наловчилась управляться одной левой.
- Ты когда-нибудь хотел побывать в открытом космосе? – спросила она, усаживаясь напротив и потягивая свое пиво.
- Да ну нахуй, - Вульф окатил свою бороду пеной и с жадностью присосался к горлышку Хейнекина, - я его до усрачки боюсь.
- Почему? – прыснула Банни, - боишься, что космический пришелец выебет тебя в жопу и разродиться Чужим?
- На лицо, фейсхаггеры прыгают на лицо, вот ты слышала про Салют-7?
Какой «плавный» переход от классики кинематографа, к какой-то муре. Банни покачала головой, если и слышала, то этот участок сознания давно сгнил. Забвение пахнет плесенью. Она и лица родителей едва ли помнит, вот исколотую вену и чужие хуи - да. Но не лица.
- Там была история, как два космонавта вышли в открытый космос, починить какую-то херню снаружи спутника, - Вульф подбирал слова, веки то и дело смыкались, казалось он вот-вот потеряет сознание, - приварили значит, металлическую штуку, сварка остыла, а
девка, космонавт, взялась за эту хрень… а там капля сварки, как бы это объяснить. Острый метал короче, ей перчатку продырявил.
Дерьмовый из тебя рассказчик, подумала Банни:
- И что?
- Ну если б не заметила вовремя, то пиздец! Прикинь, где-нибудь в районе жопы кольнет, и прочухаешь тогда, когда глаза из орбит полезут.
- Я не про такой космос. Представь, если ты выходишь в шлюз, у тебя рвется трос, и ты медленно, медленно отдаляешься, - она села прижав ступни друг к другу и обхватила их ладонью, - барахтаешься, пытаешься плыть, дуть, кричать, но все без толку.
