И да, то, что кловуны служат в прихожей Дома, сидя на кортах, я знаю, но в Акияне так некогда, в давнем прошлом, было. Кловуны-новоземельцы наотрез отказались на корточки садиться. Их протест бунтом обернулся: пёстрые скоморошьи костюмы перекрасили в один цвет, красный. На двухрожковых детсках бубенчики заменили на их имитацию в виде половинок гранаты «лимонка». Ярмо смяли, стальную проволоку разорвали, нанизанки из пластиковых кругляшей рассыпали и выбросили. Попугаев чуток придушили и дворовым котам на забаву в форточки выбросили. Как примирительное, потребовали установить в прихожей подставки-хамонеры и выдать специальные ножи для нарезания на тонкие полоски свиного окорока хамона, которым пообещали угощать в прихожей гостей Дома. Кловунами по-прежнему называть себя великодушно позволили, но с приставным через дефис словом: кловун-хамоньеро. Заявили, что безмерно признательны будут обращению «кортадор», по-простому — нарезчик хамона. Взрослые нет, дети и подростки в гостях возмущались: им от нарезки перепадали одни малые ошмётки хамона, крохи: кортадоры слайсы мяса чаще себе в рот отправляли, чем малышу подавали. Но то недолго продолжалось, взрослые приструнили мелких: возрождённая кловунада в прежних традициях хозяевам Домов и нафик не улыбалась. Чего только стоило — какого здоровья! — ритуальное хождение всей семьёй в «гуське» по «красным углам». И это по семи комнатам размером в космодром… Президент возмутился, но прочтя коллективное прошение удовлетворить просьбу «кортадоров», согласился на реформирование кловунады… Мне, хвала Христссу, повезло сбежать из Акияна — дурдома этого. Наместник Отто Шмидт пригласил перебраться к нему на Кагор, работу в порту Т-портала сулил. И кликуха Боцман от него пошла. Да-а. Форменка на мне — с его плеча. По молодости он служил линейным старшиной первой статьи, на должности боцмана сторожевого фрегата. Хранил как память, вот мне и досталась. Как и тройки ваши, перешита. Я толлюд, можно сказать, роста среднего, больше в ширину выдался, ширококостный я. Рядом со мной Отто Шмидт, ваш хозяин — сущий великанище. Открою вам занятный факт… но рот на замок: не секретно, но для служебного только пользования. Отто из тех на ком, впервые испытали «УВР». «Увелечитель В Росте» — трофейное людское средство для увеличения диверсантам роста до ниже среднего у толлюдов. Наши флотские химики похимичили у себя и заявили командованию, что нашли способ действие препарата «обернуть в спять», то есть, рост теперь можно будет не только увеличить, но и уменьшить. Командование препарат приняло на вооружение и посоветовало химикам название переиначить из «УВР» в «УУР», «Уменьшитель Увеличенного Роста» — для чистоты фармакологического изобретения, чтоб патент обойти. С экспериментом на Шмидте что-то пошло не так: в росте не уменьшился, наоборот, вымахал каланчой. Перегнал даже свою жену, в девичестве ещё занесённую в Книгу Гиннесса, как самая высокая в Океане толлюдка. Так вот, ей провал в эксперименте с мужем «поперёк горла» стал: не захотелось самой высокой женщине блистать на раутах и балах в паре с мужем у него подмышкой. Вы знаете, у толлюдов женщины выше мужчин, а жёны мужей — неукоснительно. Попросила достать ей «УУР». А чтоб и с ней не случилось казуса, наверняка подтянулась в росте, обогнала супруга, потребовала достать оригинал препарата, «УВР». Шмидту удалось достать «УУР». И что-то пошло не так: жена резко… уменьшилась в росте. В Книгу Гиннесса внесли поправку: переправили из «самой» в «самую». На рауты и балы Шмидт супругу приносил в кармане смокинга. Поговаривали, на фронт, в «Крепость» провёз спрятанной в кобуре бластера. Но это сплетни. Здесь на Кагоре у Наместника вторая, знаете, жена — на удивление, ростом ему вровень. Флаг-адмирал, узнал про сплетни, подумывал комиссовать Отто Шмидта, чтоб убрался со своей дюймовкой из «Крепости». Но обошлось: адъютанты и денщики командующего, как ни старались, не смогли сыскать супружницу комдива. Вроде улеглось, флаг-адмирал успокоился, но по «Крепости» развесилась «клюква», будто Малышев вечерами наблюдает за силуэтами в иллюминаторе каюты комдива — за супружеской четой Шмидтов. Дюймовочка грациозно танцевала на ладони у шнобеля супруга. Можно сказать, свезло Шмидту: застрял в контр-адмиралах на должности командира дивизии. По службе особо не высовывался, не геройствовал. На командирских совещаниях или учебных играх, проводимых Флаг-Адмиралом у себя в кубрике-ком, был тише воды, ниже травы. В строю из сорока адмиралов, всего адмиралитета «Крепости», он контр-адмирал, командир дивизии, прятался в третьей шеренге состоящей из комдивов — за спинами вице-адмиралов и адмиралов флота, «комконов», командиров Конусов «Крепости». Шмидт на коленях стоял, аккурат за моей спиной. По честности сказать, всякий раз боялся, вот встанет с колен во весь рост, снимет мою фуражку и свою на меня опустит. Раздавила бы нафик.
Боцман вытащил из-за пояса рог — ожидал, нальют. Напрасно: Ваня банковал, а он пивапой любил растянуть.
— Бригадиром в порту назначил, — отправил Боцман рог назад за спину, — грузчиков «свищу на верх». Да-а… сберёг, шельма, нервишки и штанишки… Да… Кортики мои заменил боцманской свистулькой, на боку у бедра — не на груди — потребовал носить, вместо изъятых «ножичков». Отыгрался сослуживец: в Конусе под моим началом я вице-адмирал его контр-адмирала в струнку ставил. Надел я его форменку старшины первой статьи, с погон по одной лычки содрал, педант. Но, однако, по гроб жизни благодарен ему: спился бы я в столице, или зарезал бы какого лотошника. Второе в порту мне, хвала Христссу, не грозит — потому, как первое держит, отваживает… Да-а. Акиян-столица — дурдом сущий… с той поры как расформировали гарнизон «Крепости» и вернулись морячки домой, а в след им навезли пленных новоземельцев. Кловунами стать наотрез отказались, стали хамоньеро, иху мать. Кортадоры, мать их… Да… Вы значит, кловуны, толлюды, военные преступники. Карлики. Разгружался, не видел, к столу моему через весь зал прошли с ку-ку-лями? А-а, вижу, у Вани за поясом наполовину торчит, золото шитья пояса красным отсвечивает.
Я заволновался, Инкогнито уже полчаса добрых ждём. Придёт ли вообще. А не Боцман ли этот — пришла вдруг в голову мысль — и есть Инкогнито? Не исключено.
— Ясно, кловуны. С ку-ку-лями вы неотразимы. Кловуны-хамоньеро «носов» себе на нос не напяливают. И от попок, говорил, избавились, котам на забаву.
— Да и мы последний раз надевали лет двадцать назад, — вставил Гера.
— Вы не помните, да попросту не знали кто я. Я бывал в Доме Наместника — это когда из смокинга в боцманскую форменку переодели и кортики изъяли. Не упомню, но должно быть, вы меня в прихожей приветствовали. Вы в ку-ку-лях были, в скоморошьей одежде, не в этих замечательных тройках. Запомнились «взрывы» перьев и пуха попок — в «Пых!». Ну да ладно… Слушайте легенду и на ус мотайте. Замечу, то, что вам расскажу, не всякий действительный член Сената знает, ГлавКомы Объединённого Флота не в курсе, вы, кловуны, будете знать. Куда смотрит гений. Неисповедимы дела Христссовы.
Ваня запихнул поролон в кармашек пояса, и, сверив кубок с башкой, шептал на ухо:
— Расскажет — побьёт, бошки нам отшибёт нашими же кубками. Пират он настоящий, ни какой не Моль Феоктист Кириллович. Давай, пока есть ещё возможность, выпьем… и попробуем слинять. Павло мне шепнул, одно доброе дело сделаем, помощь окажет: «чёрным» коридором на выход проведёт. Нам только и надо сделать — продегустировать дикий эль, крафту Берты. И она, не сомневайся, поможет. Если что, подоспеет с «береттой» нас спасти.
— Не побьёт, — утешил я Ваню. Наливай.
— А давай поменяемся, ты мне свой кубок, я тебе свой — в мой больше элявливается.
— Не надо. Твой в соплях.
* * *
— Давным-давно, эоны лет с тех пор минули, Галактику потрясали войны, — начал рассказывать Боцман.
— Лучше бы побил, — вздохнул Ваня и начал примащивать мой кубок под краник.
— Закончились они, — продолжал, облизнувшись при виде Ваниной возни с бочонком, рассказчик, — как только Цивилизации начали следовать простой идее «непротивления злу насилием». Инопланетным пришельцам-недругам отпор оказывали, но не явно, скрытно от народа. Веками на планетах взращивалась тайная каста Спасителей-невидимок, ниндзей своего рода, чьё мастерство останавливало захватчиков, если и не изводило кого совсем, то сподвигало убраться к себе домой.
В конце концов, противники зареклись затевать междоусобицу. Сошлись на выборе: возрождение планет из пепла, становление и развитие Цивилизаций впредь должно происходить вне всяких контактов — индивидуально. На этой идее возникло учение «Хеогалактический индивидуальный толеэвэллизм», или, как упростили, «Всехучение». Цивилизации — планеты — прекратили всякие контакты. Ни у кого даже помыслов не было их возобновить — потому как время, наука, религия и искусство стирали из памяти поколений знание о существовании где-то в Космосе соседей.
В Галактике восторжествовало полное благоденствие. Всё испортили… люди.
Дело было так:
Как-то — ещё во время последних войн — одну планету, потерпевшую поражение, населили космические мигранты, да не обычные бродяги, какие меж звёздами кочевали неприкаянными толпами, а секта ортодоксальных толеэвэллистов. Новому дому они дали имя Рэй, себя назвали э?ллами.
Поначалу всё шло хорошо. Оправившись от «ядерной зимы», планета расцвела. Мигранты (аборигены и завоевателями погибли в термоядерной стычке), множась, заселяли всё новые острова и континенты. Над головой ясное и доброе от солнца, или звёздное с лунным светом ночью, небо. Под ногами густая высокая трава. Дышали чистым, звонким воздухом. Кровом служили пещеры в горах и гроты по склонам холмов. Были ещё и норы глубокие, но их не занимали — незачем: хищное зверьё обитало в саванах и в джунглях. Пища круглогодично — сладкие корешки, сочные фрукты и благоуханные цветы.
Жили с динозаврами. Поначалу в приятельстве, скоро в дружбе, а после и в братской любви. Малыши эллёнок и динозаврёнок ходили друг за дружкой как привязанные, росли и взрослели, не разлучаясь ни на час. «Братки?» — так их прозывали. Дети эллинские — одной крови — так не дружили. «Не разлей вода». Выражение пошло от того, что браток меньшой в воду не входил, на братке большом через озеро или реку переправлялся.
Вместе паслись. Бо?льшенький кормил ме?ньшенького. Потчевал сочными плодами — бананами и кокосами. Мало?й до кронов пальм допрыгнуть не мог, а лезть по стволу ленился, потому большо?й лбом ему плод сбивал. Камень подставлялся, кокос и раскалывался. Сок, понятно кем, выпит, скорлупа с мякотью, понятно кому, достаётся.
Сытые, братки забавлялись. Меньшенький, умещавшийся на лбу между глаз у большенького, катался верхом, и скребком из древесной щепы почёсывал кормильцу глубоко в ноздре.
Вместе спали. В детстве вдвоём в обнимку, а взрослыми — вчетвером. Порознь. Не в обнимку, потому как спали теперь в обнимку с подругами. Теплее было... и интересней. Вместе растили детей и детёнышей. Учили: одних — лбом сбить кокос; других — почесать в ноздре.
Жили — не тужили. Жили долго: мяса не ели.
Взрослели. А старели, и умирал один, скоро от тоски умирал и второй.
Полная идиллия!
Всем(!) на планете всего(!) хватало. Не было проблем и претензий — ни у кого, ни к кому. Все(!) были счастливы.
Так повелось и, возможно, так было бы всегда, но однажды на Рэе случилась глобальная катастрофа. Леса с плодами и луга с цветами оказались под слоем льда — питаться стало негде и нечем.
Динозавр был животным, в учении толеэвэллизма ничего не смыслил, потому на прокорм братку-эллу забивал... динозавра. Ведь, будучи травоядным, охотиться на других животных не умел. Так динозавры — озверели, обмельчали, в конце концов, выродились в крокодилов.
А элл? Разве мог он на убийство брата смотреть безучастно? По боку бредни Всехучения, когда кормильца забивают! Чесалку в руку и в атаку… на сородича. Почему не на убийцу? У того два места, в которые можно поразить щепкой хотя бы с каким-то эффектом — это глаза. Но до них ещё достать надо — шея у динозавра длинная-длинная, голова высоко-высоко. А у сородича таких мест много — например, живот. И близко — только руку протяни. Кстати, с тех пор, и так, зарождалось искусство рукопашного боя и фехтования: эллы чесалки из-за пояса выхватывали, и отпор противнику давали.
Динозавры перебили друг друга.
Возможно, и эллы последовали бы их примеру, но природная, веками нажитая под пальмами, лень не дала.
Собирались у костра племенами и ходили кругом… ждали исхода битвы братьев бо?льших. После жарили на углях мясо. Хороводились, держась за руки, — из предосторожности: следили за тем, чтобы чесалка у иноплеменника оставалась за поясом, не оказалась ненароком в руке. Так зачались обычаи рукопожатия и танцев. Поначалу мужчины и женщины становились, держась за руки, в круг, это позже пришло предпочтение разбиваться на парочки, в «медляке» (со временем танец назвали танго) обжиматься и тискаться.
От костров поодаль сидели «племянники» из племён «неудачливых». Племянник — он элл «безлошадный», то есть, лишившийся братка-динозавра. Племянников в своё племя, к своему костру племена «удачливые» переманивали — угощали шашлыком — с тем, чтобы сюда же переходили и их соплеменники… с динозаврами, пока остававшимися в живых. Таким незатейливым ухищрением запасались на перспективу мясом и рабочими руками. Потому так, что браток бо?льший, сидевший от костра ещё дальше братка ме?ньшего — обмороженный — рано или поздно погибал от холода и голода. Не доживал, бывало, даже до дуэли последней и предсмертной. А случалась схватка, элл проигравший — теперь сирота «безлошадная» — становился племянником-рабом: начинал трудиться на племя удачливое. Собирал хворост, разделывал туши, готовил еду, выделывал шкуры, шил одежду, рисовал на стенах пещер...
Поев мяса, элл, в прошлом ортодоксальный толеэвэллист и ве?ган (пожиратель кокосов с бананами) облачался в «кожу» — скальп брата, отныне панцирь — и укладывал через плечо увесистую берцовую кость, братка же. Но смертный грех его не в том. Великую идею на вере «непротивления злу насилием» забыл. Взамен учению «Всехучения» уверовал… в злой рок и судьбу. Причём, первыми обратились в отступников индивиды физически слабые, рождённые зачастую недоношенными. И жили такими тихонько, в герои не выбивались. Ловкость и хитрость проявляя, наживали — правдами и неправдами — себе состояние. У народа в лидерах ходили. Себя выдавали за всякого рода колдунов, шаманов, ворожеек, предсказателей, лекарей. А простыми эллами — так повелось — оставались «племянники-работяги» с очкариками и мастеровыми в купе.
Скоро Всехучение будет забыто напрочь. Планету-дом Рэй эллы переименуют в Землю — потому как землица во льдах стала предметом вожделения. Поначалу, чтобы хоронить умерших, а позже, когда и мамонтов (эти, чтобы в живых оставаться, выродились в муравьедов) постигла участь динозавров, взращивать в почве коренья и злаки. Обогатив скудный теперь мясной рацион корнеплодами, обзаведясь крышей из блоков тёсаного льда, себя нарекут «людьми». Может быть, потому, что жили теперь не одним тёплым летом, а и холодными зимами среди льдов.
Боцман вытащил из-за пояса рог — ожидал, нальют. Напрасно: Ваня банковал, а он пивапой любил растянуть.
— Бригадиром в порту назначил, — отправил Боцман рог назад за спину, — грузчиков «свищу на верх». Да-а… сберёг, шельма, нервишки и штанишки… Да… Кортики мои заменил боцманской свистулькой, на боку у бедра — не на груди — потребовал носить, вместо изъятых «ножичков». Отыгрался сослуживец: в Конусе под моим началом я вице-адмирал его контр-адмирала в струнку ставил. Надел я его форменку старшины первой статьи, с погон по одной лычки содрал, педант. Но, однако, по гроб жизни благодарен ему: спился бы я в столице, или зарезал бы какого лотошника. Второе в порту мне, хвала Христссу, не грозит — потому, как первое держит, отваживает… Да-а. Акиян-столица — дурдом сущий… с той поры как расформировали гарнизон «Крепости» и вернулись морячки домой, а в след им навезли пленных новоземельцев. Кловунами стать наотрез отказались, стали хамоньеро, иху мать. Кортадоры, мать их… Да… Вы значит, кловуны, толлюды, военные преступники. Карлики. Разгружался, не видел, к столу моему через весь зал прошли с ку-ку-лями? А-а, вижу, у Вани за поясом наполовину торчит, золото шитья пояса красным отсвечивает.
Я заволновался, Инкогнито уже полчаса добрых ждём. Придёт ли вообще. А не Боцман ли этот — пришла вдруг в голову мысль — и есть Инкогнито? Не исключено.
— Ясно, кловуны. С ку-ку-лями вы неотразимы. Кловуны-хамоньеро «носов» себе на нос не напяливают. И от попок, говорил, избавились, котам на забаву.
— Да и мы последний раз надевали лет двадцать назад, — вставил Гера.
— Вы не помните, да попросту не знали кто я. Я бывал в Доме Наместника — это когда из смокинга в боцманскую форменку переодели и кортики изъяли. Не упомню, но должно быть, вы меня в прихожей приветствовали. Вы в ку-ку-лях были, в скоморошьей одежде, не в этих замечательных тройках. Запомнились «взрывы» перьев и пуха попок — в «Пых!». Ну да ладно… Слушайте легенду и на ус мотайте. Замечу, то, что вам расскажу, не всякий действительный член Сената знает, ГлавКомы Объединённого Флота не в курсе, вы, кловуны, будете знать. Куда смотрит гений. Неисповедимы дела Христссовы.
Ваня запихнул поролон в кармашек пояса, и, сверив кубок с башкой, шептал на ухо:
— Расскажет — побьёт, бошки нам отшибёт нашими же кубками. Пират он настоящий, ни какой не Моль Феоктист Кириллович. Давай, пока есть ещё возможность, выпьем… и попробуем слинять. Павло мне шепнул, одно доброе дело сделаем, помощь окажет: «чёрным» коридором на выход проведёт. Нам только и надо сделать — продегустировать дикий эль, крафту Берты. И она, не сомневайся, поможет. Если что, подоспеет с «береттой» нас спасти.
— Не побьёт, — утешил я Ваню. Наливай.
— А давай поменяемся, ты мне свой кубок, я тебе свой — в мой больше элявливается.
— Не надо. Твой в соплях.
* * *
— Давным-давно, эоны лет с тех пор минули, Галактику потрясали войны, — начал рассказывать Боцман.
— Лучше бы побил, — вздохнул Ваня и начал примащивать мой кубок под краник.
— Закончились они, — продолжал, облизнувшись при виде Ваниной возни с бочонком, рассказчик, — как только Цивилизации начали следовать простой идее «непротивления злу насилием». Инопланетным пришельцам-недругам отпор оказывали, но не явно, скрытно от народа. Веками на планетах взращивалась тайная каста Спасителей-невидимок, ниндзей своего рода, чьё мастерство останавливало захватчиков, если и не изводило кого совсем, то сподвигало убраться к себе домой.
В конце концов, противники зареклись затевать междоусобицу. Сошлись на выборе: возрождение планет из пепла, становление и развитие Цивилизаций впредь должно происходить вне всяких контактов — индивидуально. На этой идее возникло учение «Хеогалактический индивидуальный толеэвэллизм», или, как упростили, «Всехучение». Цивилизации — планеты — прекратили всякие контакты. Ни у кого даже помыслов не было их возобновить — потому как время, наука, религия и искусство стирали из памяти поколений знание о существовании где-то в Космосе соседей.
В Галактике восторжествовало полное благоденствие. Всё испортили… люди.
Дело было так:
Как-то — ещё во время последних войн — одну планету, потерпевшую поражение, населили космические мигранты, да не обычные бродяги, какие меж звёздами кочевали неприкаянными толпами, а секта ортодоксальных толеэвэллистов. Новому дому они дали имя Рэй, себя назвали э?ллами.
Поначалу всё шло хорошо. Оправившись от «ядерной зимы», планета расцвела. Мигранты (аборигены и завоевателями погибли в термоядерной стычке), множась, заселяли всё новые острова и континенты. Над головой ясное и доброе от солнца, или звёздное с лунным светом ночью, небо. Под ногами густая высокая трава. Дышали чистым, звонким воздухом. Кровом служили пещеры в горах и гроты по склонам холмов. Были ещё и норы глубокие, но их не занимали — незачем: хищное зверьё обитало в саванах и в джунглях. Пища круглогодично — сладкие корешки, сочные фрукты и благоуханные цветы.
Жили с динозаврами. Поначалу в приятельстве, скоро в дружбе, а после и в братской любви. Малыши эллёнок и динозаврёнок ходили друг за дружкой как привязанные, росли и взрослели, не разлучаясь ни на час. «Братки?» — так их прозывали. Дети эллинские — одной крови — так не дружили. «Не разлей вода». Выражение пошло от того, что браток меньшой в воду не входил, на братке большом через озеро или реку переправлялся.
Вместе паслись. Бо?льшенький кормил ме?ньшенького. Потчевал сочными плодами — бананами и кокосами. Мало?й до кронов пальм допрыгнуть не мог, а лезть по стволу ленился, потому большо?й лбом ему плод сбивал. Камень подставлялся, кокос и раскалывался. Сок, понятно кем, выпит, скорлупа с мякотью, понятно кому, достаётся.
Сытые, братки забавлялись. Меньшенький, умещавшийся на лбу между глаз у большенького, катался верхом, и скребком из древесной щепы почёсывал кормильцу глубоко в ноздре.
Вместе спали. В детстве вдвоём в обнимку, а взрослыми — вчетвером. Порознь. Не в обнимку, потому как спали теперь в обнимку с подругами. Теплее было... и интересней. Вместе растили детей и детёнышей. Учили: одних — лбом сбить кокос; других — почесать в ноздре.
Жили — не тужили. Жили долго: мяса не ели.
Взрослели. А старели, и умирал один, скоро от тоски умирал и второй.
Полная идиллия!
Всем(!) на планете всего(!) хватало. Не было проблем и претензий — ни у кого, ни к кому. Все(!) были счастливы.
Так повелось и, возможно, так было бы всегда, но однажды на Рэе случилась глобальная катастрофа. Леса с плодами и луга с цветами оказались под слоем льда — питаться стало негде и нечем.
Динозавр был животным, в учении толеэвэллизма ничего не смыслил, потому на прокорм братку-эллу забивал... динозавра. Ведь, будучи травоядным, охотиться на других животных не умел. Так динозавры — озверели, обмельчали, в конце концов, выродились в крокодилов.
А элл? Разве мог он на убийство брата смотреть безучастно? По боку бредни Всехучения, когда кормильца забивают! Чесалку в руку и в атаку… на сородича. Почему не на убийцу? У того два места, в которые можно поразить щепкой хотя бы с каким-то эффектом — это глаза. Но до них ещё достать надо — шея у динозавра длинная-длинная, голова высоко-высоко. А у сородича таких мест много — например, живот. И близко — только руку протяни. Кстати, с тех пор, и так, зарождалось искусство рукопашного боя и фехтования: эллы чесалки из-за пояса выхватывали, и отпор противнику давали.
Динозавры перебили друг друга.
Возможно, и эллы последовали бы их примеру, но природная, веками нажитая под пальмами, лень не дала.
Собирались у костра племенами и ходили кругом… ждали исхода битвы братьев бо?льших. После жарили на углях мясо. Хороводились, держась за руки, — из предосторожности: следили за тем, чтобы чесалка у иноплеменника оставалась за поясом, не оказалась ненароком в руке. Так зачались обычаи рукопожатия и танцев. Поначалу мужчины и женщины становились, держась за руки, в круг, это позже пришло предпочтение разбиваться на парочки, в «медляке» (со временем танец назвали танго) обжиматься и тискаться.
От костров поодаль сидели «племянники» из племён «неудачливых». Племянник — он элл «безлошадный», то есть, лишившийся братка-динозавра. Племянников в своё племя, к своему костру племена «удачливые» переманивали — угощали шашлыком — с тем, чтобы сюда же переходили и их соплеменники… с динозаврами, пока остававшимися в живых. Таким незатейливым ухищрением запасались на перспективу мясом и рабочими руками. Потому так, что браток бо?льший, сидевший от костра ещё дальше братка ме?ньшего — обмороженный — рано или поздно погибал от холода и голода. Не доживал, бывало, даже до дуэли последней и предсмертной. А случалась схватка, элл проигравший — теперь сирота «безлошадная» — становился племянником-рабом: начинал трудиться на племя удачливое. Собирал хворост, разделывал туши, готовил еду, выделывал шкуры, шил одежду, рисовал на стенах пещер...
Поев мяса, элл, в прошлом ортодоксальный толеэвэллист и ве?ган (пожиратель кокосов с бананами) облачался в «кожу» — скальп брата, отныне панцирь — и укладывал через плечо увесистую берцовую кость, братка же. Но смертный грех его не в том. Великую идею на вере «непротивления злу насилием» забыл. Взамен учению «Всехучения» уверовал… в злой рок и судьбу. Причём, первыми обратились в отступников индивиды физически слабые, рождённые зачастую недоношенными. И жили такими тихонько, в герои не выбивались. Ловкость и хитрость проявляя, наживали — правдами и неправдами — себе состояние. У народа в лидерах ходили. Себя выдавали за всякого рода колдунов, шаманов, ворожеек, предсказателей, лекарей. А простыми эллами — так повелось — оставались «племянники-работяги» с очкариками и мастеровыми в купе.
Скоро Всехучение будет забыто напрочь. Планету-дом Рэй эллы переименуют в Землю — потому как землица во льдах стала предметом вожделения. Поначалу, чтобы хоронить умерших, а позже, когда и мамонтов (эти, чтобы в живых оставаться, выродились в муравьедов) постигла участь динозавров, взращивать в почве коренья и злаки. Обогатив скудный теперь мясной рацион корнеплодами, обзаведясь крышей из блоков тёсаного льда, себя нарекут «людьми». Может быть, потому, что жили теперь не одним тёплым летом, а и холодными зимами среди льдов.
