— Мы очень разносторонние личности. Но, напомню, детали нашей беседы никому сообщать не нужно. И особенно про рукопись.
— Я поняла! Какой вы всё-таки…
— Нудный, — закончил за неё Генрих. — Мне много раз говорили.
— Я хотела сказать — добросовестный.
— Ценю вашу тактичность. Кстати, нельзя ли книги во что-нибудь завернуть? Чтобы в руках не тащить? Ага, спасибо, вот так. Что ж, фройляйн Майреген, благодарю за содействие.
— Только не забудьте наш уговор! Если что-то ещё понадобится…
— …то я непременно к вам обращусь. А пока позвольте откланяться.
Он снова шёл по длинному коридору, но теперь здесь было шумно и людно. Студенты, галдя, покидали аудитории. Попались навстречу двое смутно знакомых профессоров. Генрих кивнул им, порадовавшись, что учился и преподавал в другом здании, — разговаривать ни с кем не хотелось.
Но к ректору всё-таки надо было заглянуть на прощание, чтобы не обижался. А то обиды он помнил долго. Подумав об этом, Генрих со вздохом шагнул в приёмную. Секретарь, завидев его, замахал рукой и затараторил кому-то по телефону:
— Да-да, он здесь! Одну секундочку!
И уже Генриху:
— Это вас!
— Спасибо. — Генрих взял трубку. — Слушаю.
— Что-нибудь выяснили? — спросил генерал.
— Пока ничего конкретного. Я тут как раз закончил, собирался в контору.
— В контору не надо. Встретимся на железнодорожном вокзале, я сейчас туда выезжаю. Предупрежу Кольберга, он вас подберёт по пути.
— Почему на вокзале?
— Найдена третья жертва. Так что поторопитесь.
* * *
Паровозы тянули к небу дымные руки, шарили в стылой мгле, пытаясь нащупать солнце. Семафоры отмахивали сигнальными крыльями, вагоны катились с тяжёлым гулом. Рельсы, блестя, похотливо переплетались. Депо разевало чёрную пасть, глотая очередную груду железа.
Уголь и пар. Смрад и сажа. Искры и лязг.
Труп лежал за пакгаузом — мужчина лет сорока пяти в разодранном длиннополом пальто. На горле зияла рваная рана. Кровь растеклась вокруг, прежде чем её прихватил мороз; она почти не выделялась на бурой, закопчённой земле.
Да, рана явно осталась от таких же шипов, как в профессорском доме. Вот только сами шипы отсутствовали.
— Погодите, — сказал Генрих. — Я что-то не совсем понимаю…
Генерал посмотрел на Либхольца. Тот неохотно принялся объяснять:
— Судя по всему, эта жертва — первая, просто её обнаружили позже всех. Засветка меньше, чем в аптеке и у профессора. Шипы сразу распались. А сам убитый пролежал как минимум сутки. Нашли сегодня случайно. Сюда почти никто не заглядывает, вход в пакгауз — с другой стороны.
Генрих ещё раз огляделся. И правда, закуток довольно глухой. До ближайшего перрона — пара сотен шагов, оттуда ничего не увидишь. Да никто и не смотрит — как раз началась посадка, локомотив уже под парами.
— А личность установили?
— Да, у него были при себе документы. Старший механик в таксомоторном парке. Ехал по служебной надобности в Тильзит. Точнее, собрался ехать — билет мы тоже нашли. Поезд ушёл вчера в пятнадцать-пятнадцать, но он на него не сел. Зачем-то сошёл с перрона и оказался здесь, у пакгауза.
— То есть, получается, если по хронологии…
— Сначала убили этого господина. Потом аптекаря. Потом историка. Мощность выброса каждый раз нарастала.
— И связь между ними установить, конечно, не удалось?
Либхольц пожал плечами.
Генрих попытался проанализировать ситуацию, но голова отказывалась работать. Слишком много он увидел за этот день. Хотелось сесть где-нибудь, закрыть глаза, и чтобы никто больше его не трогал. Ещё не мешало бы пообедать, но ведь кусок не полезет в горло после таких картин.
Он отошёл на несколько шагов, поднял лицо к небу, вдохнул дымно-морозный воздух. Стало немного легче.
— Что в университете? — Генерал остановился рядом.
Генрих пересказал беседу с библиотекаршей. Развернул свой пакет, показал книгу и рукопись генералу. Тот бегло пролистал их, прочёл оглавление. Спросил:
— Есть мысли, как нам это поможет?
— Пока нет. Надо отдать какому-нибудь историку. Особенно рукопись — она тут явно важнее. Ну и, конечно, с автором нужно поговорить.
— С автором — да. Расспросим его сегодня же. А вы пока прочитайте рукопись. Прикиньте по содержанию, с кем ещё можно проконсультироваться. Но, самое главное, я хочу услышать ваше личное мнение. Вы знаете нашу специфику и поймёте, на что обратить внимание.
— Хорошо, Теодор. Только, если не возражаете, я поеду домой. Раз уж мы всё равно на вокзале… Нет, серьёзно, так будет больше толку. Я сяду в тишине, почитаю и поразмыслю. Если наткнусь на что-то сверхважное, сразу вам позвоню. Мой поезд через двадцать минут.
Генерал посмотрел на него с некоторым сомнением, но всё же кивнул:
— Поезжайте. Завтра изложите ваши выводы. Утром меня в конторе не будет — ждут на доклад. — Генерал возвёл глаза к небу, демонстрируя уровень предстоящей аудиенции. — Так что звоните ближе к полудню.
— Договорились. И, Теодор, ещё вопрос напоследок. Зачем вы сейчас приехали лично? Сюда, на место убийства? Ну, первый раз — понятно, случай слишком неординарный. Но теперь-то история уже повторяется. Новости вам и так сообщили бы.
— Не ходите вокруг да около, Генрих. — Генерал усмехнулся. — Спросите прямо.
— Ладно, пусть будет прямо. Вы, по вашему утверждению, ощутили мой отсвет в аптеке. След моего присутствия. И наверняка решили проверить в других местах. Вот я и хочу узнать, каков результат. Что вы почувствовали у профессора дома? И здесь, на вокзале?
— У профессора — ничего. Но там и засветка самая мощная. А здесь…
— Ну, Теодор, не тяните же.
— Снова мимолётное ощущение. Но слишком слабое, будто отражённое от чего-то. Нет, вас тут не было, это ясно. А была… как это сформулировать?.. словно бы мысль о вас. Только не переспрашивайте, я сам пытаюсь понять. Главное, что к убийствам вы непричастны, — теперь я стопроцентно уверен. В этом смысле можете работать спокойно.
— Что ж, и на том спасибо. Но всё равно я готов об заклад побиться — вы что-то недоговариваете. Знаете больше, чем сообщили мне.
— Ну естественно, Генрих! — охотно подтвердил генерал. — Начальство всегда знает больше, чем подчинённые. Неужели вы ещё не привыкли? Подчинённым же надлежит не гадать о тайных мотивах, а всячески демонстрировать рвение.
— Спасибо, Теодор, — буркнул Генрих. — Прикосновение к вашей бюрократической мудрости меня исцелило. Поеду работать, пока пыл не угас.
Он заглянул в кассу, купил билет и выбрался на перрон, откуда уходили пригородные поезда его направления. Кондуктор чинно кивнул ему, и Генрих шагнул в вагон. Сейчас он путешествовал вторым классом — отдельных купе тут не было, но кресла вполне удобные.
Свободных мест оставалось много — повезло, что уехал днём. Вечером картина была бы совсем иная. Железная дорога всё больше входила в моду. Многие теперь приезжали в столицу утром, а к ужину возвращались обратно. Такие поезда уже окрестили «маятниками», и Генрих с тревогой думал, что будет, если билеты станут ещё дешевле.
Он сел у окна. Поезд тронулся. За окном проплыл злосчастный пакгауз, потом депо. Вдоль колеи громоздились штабеля пропитанных шпал, топорщился мёрзлый бурьян, чахли голые липы и тополя.
Мелькнул переезд; перед шлагбаумом понуро стояла лошадь с телегой. К путям подобрались неуклюжие постройки без окон — склады. Длиннейшая глухая стена полностью перекрыла обзор. На её тёмном фоне Генрих увидел в стекле своё отражение — физиономия недовольная, на лбу залегли морщины.
Дама, выглянувшая из-за его плеча, тоже отразилась в окне. Её зеркальный двойник улыбнулся Генриху, и он узнал брюнетку с королевского бала.
— Я поняла! Какой вы всё-таки…
— Нудный, — закончил за неё Генрих. — Мне много раз говорили.
— Я хотела сказать — добросовестный.
— Ценю вашу тактичность. Кстати, нельзя ли книги во что-нибудь завернуть? Чтобы в руках не тащить? Ага, спасибо, вот так. Что ж, фройляйн Майреген, благодарю за содействие.
— Только не забудьте наш уговор! Если что-то ещё понадобится…
— …то я непременно к вам обращусь. А пока позвольте откланяться.
Он снова шёл по длинному коридору, но теперь здесь было шумно и людно. Студенты, галдя, покидали аудитории. Попались навстречу двое смутно знакомых профессоров. Генрих кивнул им, порадовавшись, что учился и преподавал в другом здании, — разговаривать ни с кем не хотелось.
Но к ректору всё-таки надо было заглянуть на прощание, чтобы не обижался. А то обиды он помнил долго. Подумав об этом, Генрих со вздохом шагнул в приёмную. Секретарь, завидев его, замахал рукой и затараторил кому-то по телефону:
— Да-да, он здесь! Одну секундочку!
И уже Генриху:
— Это вас!
— Спасибо. — Генрих взял трубку. — Слушаю.
— Что-нибудь выяснили? — спросил генерал.
— Пока ничего конкретного. Я тут как раз закончил, собирался в контору.
— В контору не надо. Встретимся на железнодорожном вокзале, я сейчас туда выезжаю. Предупрежу Кольберга, он вас подберёт по пути.
— Почему на вокзале?
— Найдена третья жертва. Так что поторопитесь.
* * *
Паровозы тянули к небу дымные руки, шарили в стылой мгле, пытаясь нащупать солнце. Семафоры отмахивали сигнальными крыльями, вагоны катились с тяжёлым гулом. Рельсы, блестя, похотливо переплетались. Депо разевало чёрную пасть, глотая очередную груду железа.
Уголь и пар. Смрад и сажа. Искры и лязг.
Труп лежал за пакгаузом — мужчина лет сорока пяти в разодранном длиннополом пальто. На горле зияла рваная рана. Кровь растеклась вокруг, прежде чем её прихватил мороз; она почти не выделялась на бурой, закопчённой земле.
Да, рана явно осталась от таких же шипов, как в профессорском доме. Вот только сами шипы отсутствовали.
— Погодите, — сказал Генрих. — Я что-то не совсем понимаю…
Генерал посмотрел на Либхольца. Тот неохотно принялся объяснять:
— Судя по всему, эта жертва — первая, просто её обнаружили позже всех. Засветка меньше, чем в аптеке и у профессора. Шипы сразу распались. А сам убитый пролежал как минимум сутки. Нашли сегодня случайно. Сюда почти никто не заглядывает, вход в пакгауз — с другой стороны.
Генрих ещё раз огляделся. И правда, закуток довольно глухой. До ближайшего перрона — пара сотен шагов, оттуда ничего не увидишь. Да никто и не смотрит — как раз началась посадка, локомотив уже под парами.
— А личность установили?
— Да, у него были при себе документы. Старший механик в таксомоторном парке. Ехал по служебной надобности в Тильзит. Точнее, собрался ехать — билет мы тоже нашли. Поезд ушёл вчера в пятнадцать-пятнадцать, но он на него не сел. Зачем-то сошёл с перрона и оказался здесь, у пакгауза.
— То есть, получается, если по хронологии…
— Сначала убили этого господина. Потом аптекаря. Потом историка. Мощность выброса каждый раз нарастала.
— И связь между ними установить, конечно, не удалось?
Либхольц пожал плечами.
Генрих попытался проанализировать ситуацию, но голова отказывалась работать. Слишком много он увидел за этот день. Хотелось сесть где-нибудь, закрыть глаза, и чтобы никто больше его не трогал. Ещё не мешало бы пообедать, но ведь кусок не полезет в горло после таких картин.
Он отошёл на несколько шагов, поднял лицо к небу, вдохнул дымно-морозный воздух. Стало немного легче.
— Что в университете? — Генерал остановился рядом.
Генрих пересказал беседу с библиотекаршей. Развернул свой пакет, показал книгу и рукопись генералу. Тот бегло пролистал их, прочёл оглавление. Спросил:
— Есть мысли, как нам это поможет?
— Пока нет. Надо отдать какому-нибудь историку. Особенно рукопись — она тут явно важнее. Ну и, конечно, с автором нужно поговорить.
— С автором — да. Расспросим его сегодня же. А вы пока прочитайте рукопись. Прикиньте по содержанию, с кем ещё можно проконсультироваться. Но, самое главное, я хочу услышать ваше личное мнение. Вы знаете нашу специфику и поймёте, на что обратить внимание.
— Хорошо, Теодор. Только, если не возражаете, я поеду домой. Раз уж мы всё равно на вокзале… Нет, серьёзно, так будет больше толку. Я сяду в тишине, почитаю и поразмыслю. Если наткнусь на что-то сверхважное, сразу вам позвоню. Мой поезд через двадцать минут.
Генерал посмотрел на него с некоторым сомнением, но всё же кивнул:
— Поезжайте. Завтра изложите ваши выводы. Утром меня в конторе не будет — ждут на доклад. — Генерал возвёл глаза к небу, демонстрируя уровень предстоящей аудиенции. — Так что звоните ближе к полудню.
— Договорились. И, Теодор, ещё вопрос напоследок. Зачем вы сейчас приехали лично? Сюда, на место убийства? Ну, первый раз — понятно, случай слишком неординарный. Но теперь-то история уже повторяется. Новости вам и так сообщили бы.
— Не ходите вокруг да около, Генрих. — Генерал усмехнулся. — Спросите прямо.
— Ладно, пусть будет прямо. Вы, по вашему утверждению, ощутили мой отсвет в аптеке. След моего присутствия. И наверняка решили проверить в других местах. Вот я и хочу узнать, каков результат. Что вы почувствовали у профессора дома? И здесь, на вокзале?
— У профессора — ничего. Но там и засветка самая мощная. А здесь…
— Ну, Теодор, не тяните же.
— Снова мимолётное ощущение. Но слишком слабое, будто отражённое от чего-то. Нет, вас тут не было, это ясно. А была… как это сформулировать?.. словно бы мысль о вас. Только не переспрашивайте, я сам пытаюсь понять. Главное, что к убийствам вы непричастны, — теперь я стопроцентно уверен. В этом смысле можете работать спокойно.
— Что ж, и на том спасибо. Но всё равно я готов об заклад побиться — вы что-то недоговариваете. Знаете больше, чем сообщили мне.
— Ну естественно, Генрих! — охотно подтвердил генерал. — Начальство всегда знает больше, чем подчинённые. Неужели вы ещё не привыкли? Подчинённым же надлежит не гадать о тайных мотивах, а всячески демонстрировать рвение.
— Спасибо, Теодор, — буркнул Генрих. — Прикосновение к вашей бюрократической мудрости меня исцелило. Поеду работать, пока пыл не угас.
Он заглянул в кассу, купил билет и выбрался на перрон, откуда уходили пригородные поезда его направления. Кондуктор чинно кивнул ему, и Генрих шагнул в вагон. Сейчас он путешествовал вторым классом — отдельных купе тут не было, но кресла вполне удобные.
Свободных мест оставалось много — повезло, что уехал днём. Вечером картина была бы совсем иная. Железная дорога всё больше входила в моду. Многие теперь приезжали в столицу утром, а к ужину возвращались обратно. Такие поезда уже окрестили «маятниками», и Генрих с тревогой думал, что будет, если билеты станут ещё дешевле.
Он сел у окна. Поезд тронулся. За окном проплыл злосчастный пакгауз, потом депо. Вдоль колеи громоздились штабеля пропитанных шпал, топорщился мёрзлый бурьян, чахли голые липы и тополя.
Мелькнул переезд; перед шлагбаумом понуро стояла лошадь с телегой. К путям подобрались неуклюжие постройки без окон — склады. Длиннейшая глухая стена полностью перекрыла обзор. На её тёмном фоне Генрих увидел в стекле своё отражение — физиономия недовольная, на лбу залегли морщины.
Дама, выглянувшая из-за его плеча, тоже отразилась в окне. Её зеркальный двойник улыбнулся Генриху, и он узнал брюнетку с королевского бала.
