- У Беренгария, конечно, свои планы, - заметил Альберих, - поэтому я вас поправлю, сенатор. Пусть в этой дружине большинство составляют туринцы и вассалы Бозона, королевского брата, общее руководство возложено на Лотаря, единственного законнорожденного наследника Гуго.
- Не считая вашей невесты Хильды, принцепс, - усмехнулся Стефан.
- Она пока мне не невеста, ваше преподобие. И неизвестно станет ли.
- Таким образом, Гуго в качестве приданого для Рима припас шесть тысяч копий, - отметил Кресченций.
- Хорошее приданое. Такое трудновато будет вернуть обратно.
- И все же, в чем коварство предложения короля? Не кажется ли вам, Альберих, что, женившись на Хильде, перед вами и вашими потомками откроются дворы всех королевств франков? – Теодора искренне не понимала упрямство и трусость принцепса.
- На это Гуго, боюсь, и рассчитывает. Что блеск корон застит нам глаза, и мы откроем двери Рима, поддавшись на их обманчивый блеск. К тому же не забывайте, что в этих дворах и так уже не продохнуть от претендентов, начиная от многочисленных бастардов короля и заканчивая нашим противоречивым другом Беренгарием.
- Возможно, Гуго рассчитывает на мир с вами, принцепс. Ведь того же Беренгария ему удалось приручить, как только тот женился на племяннице Гуго Вилле, дочери Бозона, - папа Лев в своих размышлениях был настроен воистину пацифистски.
- Да, да, - задумчиво ответил Альберих, как будто соглашаясь с папой.
- Навряд ли бы королю удалось легко приручить Беренгария, если бы перед этим он убил бы его мать, - фраза Стефана резко прозвучала в ушах Альбериха. Принцепс скрипнул зубами. Кресченций постарался успокоить его взглядом.
- Кстати, вы заметили, что король больше не бросается тяжелыми обвинениями в ваш адрес, принцепс? – спросил папа. До этого он осуждающим взглядом наградил отца Стефана за бестактную фразу.
С момента бегства из Рима и по сию пору Гуго на всех перекрестках и при каждом удобном случае, словно буддистский монах мантру, твердил о том, что именно Альберих убил свою мать, чтобы дорваться до власти. Кое на кого эти слова действительно подействовали, послы Гуго в Константинополе отличались умением выстраивать логически выверенные версии.
- Еще бы он продолжал делать это, одновременно ведя свою Хильду к венцу, - возразил Его Святейшеству Кресченций.
- Как вы думаете, сенатор, сколько времени понадобилось бы дружинам в Терни и Флоренции чтобы при случае достичь Рима maximus cito ?
- Сполетцы здесь были бы уже на третий день, туринцы с павийцами – не ранее чем через неделю. Но это если брать в расчет ланциариев. При желании катафракты из Терни здесь могут быть уже через четыре часа после приказа выступать. Или даже раньше.
- А ведь такой приказ, благодные мессеры и святые отцы, они могут получить лишь при одном известии, что короля впустили в город, - сказал Альберих, обводя взглядом присутствующих, - таким образом, королю Гуго нужно будет продержаться в Риме всего несколько часов, чтобы решить исход компании в свою пользу. Разумеется, если мы окажемся такими наивными и откроем ему ворота.
- Да, принцепс, силы римской милиции не хватит на открытое противостояние с дружиной Терни, - признался Кресченций.
- Ну а флорентийский легион подойдет к Риму либо когда уже все решится, либо когда обе стороны будут изнурены долгим сражением, - сказал папа, а сидевший рядом с ним Стефан продолжил:
- И одному Господу известно, что тогда предпримет Беренгарий, выступит ли он на чьей-нибудь стороне или же навяжет всем выжившим свои интересы. Так или иначе, но Риму несдобровать.
- Вот именно, святой отец, - согласился Альберих, - потому-то Беренгарий тоже здесь.
- И византийцы в Апулии.
- И королевский братец Бозон, лишенный феодов.
- Однако, - заметил Кресченций, - быть может, когда вокруг столь много хищников, жаждущих поживы, у потенциальной жертвы, напротив, есть шанс выжить, стравив их между собой?
Альберих не ответил, священники же закивали головами, соглашаясь с подобным тезисом, но не представляя каким именно образом эту истину можно претворить в жизнь.
- Сенатор, попрошу вас уведомить короля Гуго о нашем желании встретиться с его дочерью.
Слова принцепса огорошили всех. Битый час говорить о коварстве короля, приводить в пример античные истории, пугать грозными армиями, подкрадывающимися к Риму, и вдруг согласиться на предложение Гуго?!
Альберих невесело улыбнулся, видя такую реакцию своего окружения.
- Должен же я увидеть, кого мне прочат в жены? Может это новая Вальдрада или Мароция? Может у нее такая грудь, что вы все упадете? Ну простите великодушно, Ваше Святейшество, вы, конечно, выше всего этого, вы устоите. По крайней мере, кто-нибудь хоть знает, сколько ей лет?
Прежде чем принцепс Альберих встретился со своей невестой, в Риме произошло еще одно событие, напрямую повлиявшее на общий настрой принцепса и его окончательное решение. На следующий день после совета в Ватикане, в районе трех часов дня, когда принцепс, отобедав в одиночестве, улучил часок для отдыха перед вечерним визитом к северным стенам Рима, его потревожил препозит Константин, доложивший о приезде бенедиктинского монаха Панталеона.
Альберих тут же стряхнул с себя сонное оцепенение, что мигом подметил лисий глаз его препозита. Брат Панталеон прошлой осенью сменил на ответственном посту своего соратника Маттео, скончавшегося на острове Искья. Альбериху потребовалось определенное время, чтобы среди сонма достойных кандидатов остановить свой выбор на Панталеоне, особую роль здесь сыграли набожность и ответственность монаха, а также то, что в Монте-Кассино он прибыл уже после переворота в Риме, проведя свои первые тридцать лет жизни в стенах Студийского монастыря и получив благословение на поездку в Италию от самого настоятеля Антония .
Альберих приказал немедленно позвать к себе этого Панталеона и препозит про себя удивился такому вниманию правителя к безвестному монаху. Впустив брата Панталеона к себе, Альберих лично закрыл двери в свой таблинум . Как только он сделал это, Панталеон рухнул на колени и с гулом ударился головой об пол.
- Прости, принцепс, недостойного слугу своего! Не доглядел я и должен быть тобой наказан!
Сердце Альбериха сжалось в комок.
- Что случилось? Говорите скорее!
- Клянусь всеми святыми, я не мог увидеть это и не мог даже догадываться! Я увидел, когда все уже случилось!
- Да что случилось?! Отвечайте немедленно, оставьте ваши причитания!
- Любое ваше наказание я восприму как милость вашу!
- Эта милость будет вам оказана немедленно, если вы тотчас не заговорите!
- Беда случилась еще до моего прибытия на остров.
- Что вы там бубните? Встаньте и расскажите же все, что произошло!
Монах тяжело приподнялся на колени, но Альберих силой заставил его окончательно встать и сильно тряхнул за плечи.
- Все произошло почти сразу после смерти брата Маттео, да пригреют его душу ангелы на Небесах. Охранники узницы, по своему положению мало чем отличавшиеся от нее, ибо со всех сторон были заперты морем, истомили души свои, сделав их, тем самым, подвластными самым гнусным искушениям. Свое дело сделало и вино, доставленное к ним слугами сенатрисы Теодоры.
- Когда на остров приплывали слуги сенатрисы?
- В начале сентября. Мне сказали, что они всегда приплывают на остров в это время, чтобы что-то передать и забрать у заключенной.
- Так-так, интересно.
- Охранники узницы, дорвавшись до вина, вняли нашептыванию диавола и случилось страшное. В один из вечеров пятеро самых отчаянных зашли к ней и взяли ее силой. Они заходили к ней еще несколько дней, пока на остров не прибыл ваш покорный слуга.
Альберих задохнулся от ярости. Он схватил монаха за капюшон и зашипел ему в лицо:
- Какого дьявола ты тут стоишь и сообщаешь мне то, что случилось чуть ли не год назад. Отчего ты не сообщил мне и не явился ко двору немедленно?
- Клянусь Священным Писанием, всеми патриархами и пророками, упомянутыми в нем, что я ничего не знал, а она пожелала сохранить все в тайне. Но еще в Святом Евангелии сказано, что все тайное становится явным. Все открылось, когда она уже не могла скрыть последствия содеянного.
Альберих ошибся, когда мгновением ранее подумал, что произошло самое страшное, что только могло быть.
- Я узнал обо всем, когда у нее начались схватки. Она рассказала мне все.
- Ребенок родился?
- Да, принцепс. Она сама все сделала для себя, как волчица, я ей помог, но совсем немного.
- Кто родился?
- Мальчик.
- Ребенок должен быть доставлен сюда.
- Это уже сделано, принцепс. Он прибыл со мной и сейчас вместе с кормилицей находится внутри носилок у входа в Город Льва.
Альберих с уважением взглянул на монаха.
- Хвала вам, брат Пантелеон. Вы все сделали правильно, и я награжу вас.
- О, могу ли я сам выбрать себе награду?
В любой другой момент Альберих непременно бы отпустил по этому поводу шутку. Но сейчас ему было не до того.
- Я вас прошу, принцепс, нет, я умоляю вас замолвить обо мне слово перед преемником Святого Петра, викарием нашего Господа, чтобы тот выслушал исповедь мою! Ибо тяжелой ценой мне обошлась ваша служба. Если бы вы только знали, каких слов удостоился я от этой женщины, когда забирал у нее ребенка, если бы вы только слышали, какие проклятия неслись мне вслед, какие страшные заклинания твердили уста ее! Мне, моей душе необходима помощь, очищение и защита и кто, как не святейший епископ Рима, мне лучше всего в этом может помочь?!
Альберих, не говоря ни слова, отошел прочь от монаха, а тот снова опустился на колени, в ожидании воли хозяина. Альберих долго стоял у окна таблинума, невидящими глазами скользя по окрестностям папского дворца. Первой же его реакцией на просьбу монаха стало желание навсегда распроститься с ним. Но, помимо тяжести предстоящего преступления, другой серьезной проблемой становился поиск нового слуги, достойного нести деликатную миссию на удаленном от всех острове. Однажды ему уже крупно повезло, когда среди бестолковой челяди он встретил брата Панталеона, разумного, расторопного и сдержанного на язык! Но ведь, если выполнить просьбу монаха, на свете появится еще один человек, посвященный в тайну судьбы его матери. Таким образом, епископ Рима будет владеть серьезным оружием против него самого.
- Назвала ли она имена своих насильников? – Альберих говорил, стоя спиной к монаху и продолжая смотреть в окно.
- Да. После того как ее тайна стала мне очевидной, она указала мне на пятерых людей стражи.
- Это люди графа Фузулуса?
- Нет, это слуги сенатора Кресченция, - ответил верный Панталеон. Альберих при его словах с хрустом сжал кулаки и сокрушенно покачал головой.
- Как только вы вернетесь на остров, прикажите страже графа Фузулуса схватить этих людей и казнить их. Соответствующий приказ за моей подписью будет вам выдан.
- Это уже сделано, принцепс.
Альберих в изумлении обернулся к монаху.
- Как? Вы осмелились самолично осудить их?
- Нет-нет, они живы, но находятся в заточении и их охраняют люди графа Амальфи.
Альберих одобрительно кивнул головой. Добрый малый этот монах. Нет, ну после этого брат Пантелеон точно заслуживает не только жизни, но и щедрой награды.
- Вы прекрасно потрудились, брат Пантелеон.
- Благодарю вас, принцепс.
- Расскажите, чем она занималась все это время? Что о ней говорят стражники?
- Она много читает и молится, но стражники между собой шепчут, что просит она не у Господа.
- Откуда такое мнение? Разве они общаются с ней?
- Нет, стража, за время моего пребывания на острове, неукоснительно выполняла все приказы в отношении нее. Никто не разговаривает с ней, кроме меня. Раз в день ее выводят на прогулку, но прежде обязательно закрывают ей лицо. Таков приказ, но однажды увидев ее, я понимаю, что этот приказ оправдан.
- Почему?
- Я никогда в своей жизни не видел лица столь же прекрасного, сколь и порочного. Меня всякий раз сотрясает судорога, когда я вспоминаю ее глаза, и только страстная молитва позволяет мне избавиться от наваждения. Это существо не от Господа.
Альберих поспешил закончить разговор.
- Я думаю, вы преувеличиваете, брат Пантелеон. Вы под впечатлением от вашей последней с ней встречи. Потом не вам и не мне судить прочие души человеческие, которые все, абсолютно все, созданы нашим Отцом Небесным. Но довольно об этом, я хотел бы увидеть этого ребенка, а в начале …
Принцепс позвонил в колокольчик. В дверях показался Константин.
- Живо ко мне сенаторов Кресченция и Теодору Теофилакт!
- Не уверен, что сенатриса сможет срочно явиться по вашему зову. В ее положении сборы навряд ли будут быстрыми.
- Ты прав, Константин, но Кресченция я хочу увидеть как можно скорее. Подготовь также мою стражу и сам будь подле меня, нам предстоит небольшая прогулка.
Константин был скор на руку и уже спустя несколько минут Альберих, в окружении восьми дорифоров, своего препозита и славного брата Пантелеона вышел за пределы своего дворца и пешком направился к саксонским воротам Города Льва, через которые обычно следовали жители квартала Трастевере или гости с юга. В этот час ворота были и вовсе закрыты. Альберих мысленно еще раз похвалил монаха, на этот раз за выбор подходящего места для остановки своего деликатного поезда.
Кресченций подоспел к носилкам монаха одновременно с принцепсом. Холодно поприветствовав его, Альберих приказал ему следовать за собой, а всем прочим оставаться возле ворот. Подойдя к носилкам, он сам открыл занавески. Сидящая в носилках кормилица испуганно вскрикнула, она как раз кормила ребенка.
- Не бойся женщина, тебя никто не тронет, - успокоил ее принцепс.
- Кто это? – спросил Кресченций. Альберих обернулся к нему, и сенатор ужаснулся гримасе, которая исказила лицо его друга.
- «Кто?». Я тебе сейчас объясню, кто это. Вам с Теодорой предстоит нелегкая задача убедить меня в том, что это было сделано не по вашему приказу, и если вы не постараетесь, вы … вы …. вы навсегда будете изгнаны из Рима и я не посмотрю, что ты был моим лучшим другом. Кресченций, Кресченций, как мог ты так поступить со мной, я же просил, я же умолял тебя не трогать ее! – железный принцепс не договорил и отвернулся, боясь разрыдаться на людях.
Потрясенный Кресченций силой развернул Альбериха к себе. Препозит, наблюдая за этой сценой, с тревогой окликнул хозяина.
- Все в порядке, Константин, - успокоил того принцепс.
- Я тебе клянусь, Альберих, клянусь всем, что у меня есть, клянусь своим ребенком, рожденным и нерожденным, что я не отдавал относительно Нее никакого приказа. Это что, Ее ребенок?
Альберих кивнул головой.
- Неужели Святой дух недавно посещал Обезьяний остров? – не удержался Кресченций и в ту же секунду пальцы Альбериха впились ему в горло.
- Я убью тебя, если ты еще хоть раз что-то подобное скажешь о ней! Ты понял меня?
Кресченций без видимых усилий оторвал от себя руки принцепса и сложил их ему по швам.
- Возьмите себя в руки, принцепс Великого Рима, и когда в следующий раз вздумаете угрожать мне, для начала посчитайте верных людей подле вас. Поверьте, их не так уж много… Тебе же твой господин сказал, что все в порядке, прочь отсюда!
- Не считая вашей невесты Хильды, принцепс, - усмехнулся Стефан.
- Она пока мне не невеста, ваше преподобие. И неизвестно станет ли.
- Таким образом, Гуго в качестве приданого для Рима припас шесть тысяч копий, - отметил Кресченций.
- Хорошее приданое. Такое трудновато будет вернуть обратно.
- И все же, в чем коварство предложения короля? Не кажется ли вам, Альберих, что, женившись на Хильде, перед вами и вашими потомками откроются дворы всех королевств франков? – Теодора искренне не понимала упрямство и трусость принцепса.
- На это Гуго, боюсь, и рассчитывает. Что блеск корон застит нам глаза, и мы откроем двери Рима, поддавшись на их обманчивый блеск. К тому же не забывайте, что в этих дворах и так уже не продохнуть от претендентов, начиная от многочисленных бастардов короля и заканчивая нашим противоречивым другом Беренгарием.
- Возможно, Гуго рассчитывает на мир с вами, принцепс. Ведь того же Беренгария ему удалось приручить, как только тот женился на племяннице Гуго Вилле, дочери Бозона, - папа Лев в своих размышлениях был настроен воистину пацифистски.
- Да, да, - задумчиво ответил Альберих, как будто соглашаясь с папой.
- Навряд ли бы королю удалось легко приручить Беренгария, если бы перед этим он убил бы его мать, - фраза Стефана резко прозвучала в ушах Альбериха. Принцепс скрипнул зубами. Кресченций постарался успокоить его взглядом.
- Кстати, вы заметили, что король больше не бросается тяжелыми обвинениями в ваш адрес, принцепс? – спросил папа. До этого он осуждающим взглядом наградил отца Стефана за бестактную фразу.
С момента бегства из Рима и по сию пору Гуго на всех перекрестках и при каждом удобном случае, словно буддистский монах мантру, твердил о том, что именно Альберих убил свою мать, чтобы дорваться до власти. Кое на кого эти слова действительно подействовали, послы Гуго в Константинополе отличались умением выстраивать логически выверенные версии.
- Еще бы он продолжал делать это, одновременно ведя свою Хильду к венцу, - возразил Его Святейшеству Кресченций.
- Как вы думаете, сенатор, сколько времени понадобилось бы дружинам в Терни и Флоренции чтобы при случае достичь Рима maximus cito ?
- Сполетцы здесь были бы уже на третий день, туринцы с павийцами – не ранее чем через неделю. Но это если брать в расчет ланциариев. При желании катафракты из Терни здесь могут быть уже через четыре часа после приказа выступать. Или даже раньше.
- А ведь такой приказ, благодные мессеры и святые отцы, они могут получить лишь при одном известии, что короля впустили в город, - сказал Альберих, обводя взглядом присутствующих, - таким образом, королю Гуго нужно будет продержаться в Риме всего несколько часов, чтобы решить исход компании в свою пользу. Разумеется, если мы окажемся такими наивными и откроем ему ворота.
- Да, принцепс, силы римской милиции не хватит на открытое противостояние с дружиной Терни, - признался Кресченций.
- Ну а флорентийский легион подойдет к Риму либо когда уже все решится, либо когда обе стороны будут изнурены долгим сражением, - сказал папа, а сидевший рядом с ним Стефан продолжил:
- И одному Господу известно, что тогда предпримет Беренгарий, выступит ли он на чьей-нибудь стороне или же навяжет всем выжившим свои интересы. Так или иначе, но Риму несдобровать.
- Вот именно, святой отец, - согласился Альберих, - потому-то Беренгарий тоже здесь.
- И византийцы в Апулии.
- И королевский братец Бозон, лишенный феодов.
- Однако, - заметил Кресченций, - быть может, когда вокруг столь много хищников, жаждущих поживы, у потенциальной жертвы, напротив, есть шанс выжить, стравив их между собой?
Альберих не ответил, священники же закивали головами, соглашаясь с подобным тезисом, но не представляя каким именно образом эту истину можно претворить в жизнь.
- Сенатор, попрошу вас уведомить короля Гуго о нашем желании встретиться с его дочерью.
Слова принцепса огорошили всех. Битый час говорить о коварстве короля, приводить в пример античные истории, пугать грозными армиями, подкрадывающимися к Риму, и вдруг согласиться на предложение Гуго?!
Альберих невесело улыбнулся, видя такую реакцию своего окружения.
- Должен же я увидеть, кого мне прочат в жены? Может это новая Вальдрада или Мароция? Может у нее такая грудь, что вы все упадете? Ну простите великодушно, Ваше Святейшество, вы, конечно, выше всего этого, вы устоите. По крайней мере, кто-нибудь хоть знает, сколько ей лет?
Глава 7 - Эпизод 7. 1690-й год с даты основания Рима, 16-й год правления базилевса Романа Лакапина (июнь 936 года от Рождества Христова)
Прежде чем принцепс Альберих встретился со своей невестой, в Риме произошло еще одно событие, напрямую повлиявшее на общий настрой принцепса и его окончательное решение. На следующий день после совета в Ватикане, в районе трех часов дня, когда принцепс, отобедав в одиночестве, улучил часок для отдыха перед вечерним визитом к северным стенам Рима, его потревожил препозит Константин, доложивший о приезде бенедиктинского монаха Панталеона.
Альберих тут же стряхнул с себя сонное оцепенение, что мигом подметил лисий глаз его препозита. Брат Панталеон прошлой осенью сменил на ответственном посту своего соратника Маттео, скончавшегося на острове Искья. Альбериху потребовалось определенное время, чтобы среди сонма достойных кандидатов остановить свой выбор на Панталеоне, особую роль здесь сыграли набожность и ответственность монаха, а также то, что в Монте-Кассино он прибыл уже после переворота в Риме, проведя свои первые тридцать лет жизни в стенах Студийского монастыря и получив благословение на поездку в Италию от самого настоятеля Антония .
Альберих приказал немедленно позвать к себе этого Панталеона и препозит про себя удивился такому вниманию правителя к безвестному монаху. Впустив брата Панталеона к себе, Альберих лично закрыл двери в свой таблинум . Как только он сделал это, Панталеон рухнул на колени и с гулом ударился головой об пол.
- Прости, принцепс, недостойного слугу своего! Не доглядел я и должен быть тобой наказан!
Сердце Альбериха сжалось в комок.
- Что случилось? Говорите скорее!
- Клянусь всеми святыми, я не мог увидеть это и не мог даже догадываться! Я увидел, когда все уже случилось!
- Да что случилось?! Отвечайте немедленно, оставьте ваши причитания!
- Любое ваше наказание я восприму как милость вашу!
- Эта милость будет вам оказана немедленно, если вы тотчас не заговорите!
- Беда случилась еще до моего прибытия на остров.
- Что вы там бубните? Встаньте и расскажите же все, что произошло!
Монах тяжело приподнялся на колени, но Альберих силой заставил его окончательно встать и сильно тряхнул за плечи.
- Все произошло почти сразу после смерти брата Маттео, да пригреют его душу ангелы на Небесах. Охранники узницы, по своему положению мало чем отличавшиеся от нее, ибо со всех сторон были заперты морем, истомили души свои, сделав их, тем самым, подвластными самым гнусным искушениям. Свое дело сделало и вино, доставленное к ним слугами сенатрисы Теодоры.
- Когда на остров приплывали слуги сенатрисы?
- В начале сентября. Мне сказали, что они всегда приплывают на остров в это время, чтобы что-то передать и забрать у заключенной.
- Так-так, интересно.
- Охранники узницы, дорвавшись до вина, вняли нашептыванию диавола и случилось страшное. В один из вечеров пятеро самых отчаянных зашли к ней и взяли ее силой. Они заходили к ней еще несколько дней, пока на остров не прибыл ваш покорный слуга.
Альберих задохнулся от ярости. Он схватил монаха за капюшон и зашипел ему в лицо:
- Какого дьявола ты тут стоишь и сообщаешь мне то, что случилось чуть ли не год назад. Отчего ты не сообщил мне и не явился ко двору немедленно?
- Клянусь Священным Писанием, всеми патриархами и пророками, упомянутыми в нем, что я ничего не знал, а она пожелала сохранить все в тайне. Но еще в Святом Евангелии сказано, что все тайное становится явным. Все открылось, когда она уже не могла скрыть последствия содеянного.
Альберих ошибся, когда мгновением ранее подумал, что произошло самое страшное, что только могло быть.
- Я узнал обо всем, когда у нее начались схватки. Она рассказала мне все.
- Ребенок родился?
- Да, принцепс. Она сама все сделала для себя, как волчица, я ей помог, но совсем немного.
- Кто родился?
- Мальчик.
- Ребенок должен быть доставлен сюда.
- Это уже сделано, принцепс. Он прибыл со мной и сейчас вместе с кормилицей находится внутри носилок у входа в Город Льва.
Альберих с уважением взглянул на монаха.
- Хвала вам, брат Пантелеон. Вы все сделали правильно, и я награжу вас.
- О, могу ли я сам выбрать себе награду?
В любой другой момент Альберих непременно бы отпустил по этому поводу шутку. Но сейчас ему было не до того.
- Я вас прошу, принцепс, нет, я умоляю вас замолвить обо мне слово перед преемником Святого Петра, викарием нашего Господа, чтобы тот выслушал исповедь мою! Ибо тяжелой ценой мне обошлась ваша служба. Если бы вы только знали, каких слов удостоился я от этой женщины, когда забирал у нее ребенка, если бы вы только слышали, какие проклятия неслись мне вслед, какие страшные заклинания твердили уста ее! Мне, моей душе необходима помощь, очищение и защита и кто, как не святейший епископ Рима, мне лучше всего в этом может помочь?!
Альберих, не говоря ни слова, отошел прочь от монаха, а тот снова опустился на колени, в ожидании воли хозяина. Альберих долго стоял у окна таблинума, невидящими глазами скользя по окрестностям папского дворца. Первой же его реакцией на просьбу монаха стало желание навсегда распроститься с ним. Но, помимо тяжести предстоящего преступления, другой серьезной проблемой становился поиск нового слуги, достойного нести деликатную миссию на удаленном от всех острове. Однажды ему уже крупно повезло, когда среди бестолковой челяди он встретил брата Панталеона, разумного, расторопного и сдержанного на язык! Но ведь, если выполнить просьбу монаха, на свете появится еще один человек, посвященный в тайну судьбы его матери. Таким образом, епископ Рима будет владеть серьезным оружием против него самого.
- Назвала ли она имена своих насильников? – Альберих говорил, стоя спиной к монаху и продолжая смотреть в окно.
- Да. После того как ее тайна стала мне очевидной, она указала мне на пятерых людей стражи.
- Это люди графа Фузулуса?
- Нет, это слуги сенатора Кресченция, - ответил верный Панталеон. Альберих при его словах с хрустом сжал кулаки и сокрушенно покачал головой.
- Как только вы вернетесь на остров, прикажите страже графа Фузулуса схватить этих людей и казнить их. Соответствующий приказ за моей подписью будет вам выдан.
- Это уже сделано, принцепс.
Альберих в изумлении обернулся к монаху.
- Как? Вы осмелились самолично осудить их?
- Нет-нет, они живы, но находятся в заточении и их охраняют люди графа Амальфи.
Альберих одобрительно кивнул головой. Добрый малый этот монах. Нет, ну после этого брат Пантелеон точно заслуживает не только жизни, но и щедрой награды.
- Вы прекрасно потрудились, брат Пантелеон.
- Благодарю вас, принцепс.
- Расскажите, чем она занималась все это время? Что о ней говорят стражники?
- Она много читает и молится, но стражники между собой шепчут, что просит она не у Господа.
- Откуда такое мнение? Разве они общаются с ней?
- Нет, стража, за время моего пребывания на острове, неукоснительно выполняла все приказы в отношении нее. Никто не разговаривает с ней, кроме меня. Раз в день ее выводят на прогулку, но прежде обязательно закрывают ей лицо. Таков приказ, но однажды увидев ее, я понимаю, что этот приказ оправдан.
- Почему?
- Я никогда в своей жизни не видел лица столь же прекрасного, сколь и порочного. Меня всякий раз сотрясает судорога, когда я вспоминаю ее глаза, и только страстная молитва позволяет мне избавиться от наваждения. Это существо не от Господа.
Альберих поспешил закончить разговор.
- Я думаю, вы преувеличиваете, брат Пантелеон. Вы под впечатлением от вашей последней с ней встречи. Потом не вам и не мне судить прочие души человеческие, которые все, абсолютно все, созданы нашим Отцом Небесным. Но довольно об этом, я хотел бы увидеть этого ребенка, а в начале …
Принцепс позвонил в колокольчик. В дверях показался Константин.
- Живо ко мне сенаторов Кресченция и Теодору Теофилакт!
- Не уверен, что сенатриса сможет срочно явиться по вашему зову. В ее положении сборы навряд ли будут быстрыми.
- Ты прав, Константин, но Кресченция я хочу увидеть как можно скорее. Подготовь также мою стражу и сам будь подле меня, нам предстоит небольшая прогулка.
Константин был скор на руку и уже спустя несколько минут Альберих, в окружении восьми дорифоров, своего препозита и славного брата Пантелеона вышел за пределы своего дворца и пешком направился к саксонским воротам Города Льва, через которые обычно следовали жители квартала Трастевере или гости с юга. В этот час ворота были и вовсе закрыты. Альберих мысленно еще раз похвалил монаха, на этот раз за выбор подходящего места для остановки своего деликатного поезда.
Кресченций подоспел к носилкам монаха одновременно с принцепсом. Холодно поприветствовав его, Альберих приказал ему следовать за собой, а всем прочим оставаться возле ворот. Подойдя к носилкам, он сам открыл занавески. Сидящая в носилках кормилица испуганно вскрикнула, она как раз кормила ребенка.
- Не бойся женщина, тебя никто не тронет, - успокоил ее принцепс.
- Кто это? – спросил Кресченций. Альберих обернулся к нему, и сенатор ужаснулся гримасе, которая исказила лицо его друга.
- «Кто?». Я тебе сейчас объясню, кто это. Вам с Теодорой предстоит нелегкая задача убедить меня в том, что это было сделано не по вашему приказу, и если вы не постараетесь, вы … вы …. вы навсегда будете изгнаны из Рима и я не посмотрю, что ты был моим лучшим другом. Кресченций, Кресченций, как мог ты так поступить со мной, я же просил, я же умолял тебя не трогать ее! – железный принцепс не договорил и отвернулся, боясь разрыдаться на людях.
Потрясенный Кресченций силой развернул Альбериха к себе. Препозит, наблюдая за этой сценой, с тревогой окликнул хозяина.
- Все в порядке, Константин, - успокоил того принцепс.
- Я тебе клянусь, Альберих, клянусь всем, что у меня есть, клянусь своим ребенком, рожденным и нерожденным, что я не отдавал относительно Нее никакого приказа. Это что, Ее ребенок?
Альберих кивнул головой.
- Неужели Святой дух недавно посещал Обезьяний остров? – не удержался Кресченций и в ту же секунду пальцы Альбериха впились ему в горло.
- Я убью тебя, если ты еще хоть раз что-то подобное скажешь о ней! Ты понял меня?
Кресченций без видимых усилий оторвал от себя руки принцепса и сложил их ему по швам.
- Возьмите себя в руки, принцепс Великого Рима, и когда в следующий раз вздумаете угрожать мне, для начала посчитайте верных людей подле вас. Поверьте, их не так уж много… Тебе же твой господин сказал, что все в порядке, прочь отсюда!
