Я думаю, мы вполне определились с нашими целями и интересами. Рим поддержит вас в ваших действиях и моими устами обещает вам восстановление ваших прав и щедрые бенефиции сверх того. Мне остаётся лишь каждому из вас задать по одному вопросу, но эти вопросы сугубо личные, а посему третий свидетель будет здесь лишним. Прежде всего попрошу остаться со мной вас, ваше преподобие.
Эверард поклонился и отошёл к противоположному углу смотровой площадки, скрывшись за часовней Архангела Михаила.
— Ваше преподобие, папский апокрисиарий через несколько дней отправится в Павию. При нём будет письмо от моей сестры Теодоры. Сделайте так, чтобы апокрисиарий прочёл это письмо до того, как оно попадёт к королю.
— Что за странная просьба, Мароция?
Мароция сверкнула глазами. Гвидолин невольно вздрогнул.
— Сделайте так, как я вам велю, если ещё раз хотите увидеть митру на своей голове, — повторила она бывшему епископу, и тот испуганно закивал головой.
— На этом всё, попросите мессера Эверарда подойти ко мне. Прощайте, ваше преподобие!
Рыцарь Эверард подошёл и склонился перед Мароцией, успевшей к тому моменту вновь томно развалиться на своём диване.
— Мессер Эверард, можете считать нелепой блажью то, о чём я вас спрошу… — Голос Мароции, мгновение назад повергший в дрожь бывалого священника, сейчас странным образом вибрировал и спотыкался на каждом слове. — Правду ли говорят, что ваша невеста Роза… очень похожа… на меня?
— Это не так, сенатрисса, — ответил Эверард, и Мароция разочарованно вздохнула. — Моя возлюбленная кротка и невинна, словно агнец.
— Благодарю вас, мессер Эверард. — Голос Мароции вернулся к привычному тембру. — Я поняла ваше мнение о себе.
— Господи! Простите меня, великая сенатрисса, меня и мой глупый язык! — Эверард в испуге рухнул перед ней на колени.
Мароция невесело улыбнулась.
— Я не держу на вас зла, благородный мессер Эверард. Ваши слова были искренни, и наверное, вы правы в своих оценках. Да поможет вам и вашей невесте Господь!
Проводив гостей, Мароция нетерпеливо потребовала себе асикрита и объявила мажордому о намерении навестить свою сестру. Мартовский день клонился к закату, но Мароции предстояли ещё две весьма утомительные встречи.
Теодора, с явно читавшейся на лице досадой, скупо приветствовала сестру. Вообще-то в этот час она ждала Кресченция, но тот, как назло, где-то задерживался. Холодно поцеловав сестру в лоб, она усадила её за стол, богато уставленный яствами и вином. Мароция по достоинству оценила представленные угощения, сразу догадавшись, что у её сестры на этот вечер были обширные планы.
Однако, узнав о цели визита Мароции, Теодора сразу приободрилась. Весело защебетав, она доверху наполнила кубок рубиновым вином и, смеясь, протянула его сестре.
— Настал нужный час, Теодора. Медлить более не имеет смысла.
— Я тебе об этом уже давно твержу.
— Может, ты не заметила, но за последнее время я родила дочь, похоронила мужа и друга, а также лишилась своего самого богатого феода.
— Ой, прости, Мароция!
— Надеюсь, ты поможешь мне вернуть все мои потери.
— Как ты можешь сомневаться, сестра?!
— Но Гуго хитёр, и, при всех выгодах твоего предложения, он, несомненно, начнёт торговаться, как завзятый негоциант.
— Да-да, согласна.
— Ты не будешь против, если я за тебя напишу письмо королю?
— Нисколечко. У тебя это получится гораздо лучше.
— Прекрасно. В таком случае уже получилось, — с этими словами Мароция протянула Теодоре пергаментный свиток.
Теодора читала долго, ибо сим искусством владела неважно. Несколько раз она хихикнула на особо пикантных моментах, а после позвонила в колокольчик своим слугам, чтобы те принесли её печати и глину.
— Обожаю ставить печать на глине, — заявила она Мароции.
— Тогда при королевском дворе у тебя будет много работы, — усмехнулась та.
— Полагаю, что после этого письма король захочет увидеть тебя лично, — продолжила разговор Мароция, после того как Теодора справилась наконец со своим любимым делом.
— Ты думаешь, он посетит Рим?
Мароция на секунду задержала взгляд на сестре.
— Нет, он все ещё боится меня. Возможно, он предложит тебе встречу в Сполето. Или в Лукке.
— Ты думаешь, мне надо будет поехать?
— Посмотрим, каким будет его ответ, но, скорее всего, тебе и в самом деле придётся встретиться с ним. И без меня.
— Без тебя? Но ведь ты сама утверждаешь, что король хитёр как лис.
— Упрямо тверди ему только то, что мы оговаривали с тобой раньше. Других тем не касайся. А ещё лучше, если ты разыграешь из себя готовую на все конкубину и дашь ему власть над собой. Похоже, наш король любит подобные игры.
— Откуда ты это знаешь?
— Слухи, слухи, моя дорогая Теодора. Подыграй ему, но до поры до времени не давай себя. Пусть у короля разыграется аппетит, иначе, быстро закусив тобой, он переметнётся на других. Король вечно голоден.
— Я сделаю всё, как ты скажешь, Мароция, я безумно рада, что ты вернулась к жизни, — ответила Теодора и, обвив руками шею сестры, поцеловала её в губы.
— Не расходуй себя раньше времени, Теодора, — с улыбкой ответила ей Мароция, — побереги себя для того, кому уготовано сегодня такое пышное угощенье, — и она указала пальцем на стол. Теодора ответила на это заливистым смехом.
Спустя час слуги Мароции нетерпеливо стучали уже в двери папской резиденции. Сенатриссе пришлось довольно долго ждать Стефана, поскольку Его Святейшество служил комплеториум. Разговор с сенатриссой папа начал с ожидаемых упрёков в адрес Мароции, которая непозволительным образом пропустила вечернюю мессу.
— Я была занята делами Рима, — ответила Мароция, — и, в частности, я определилась с кандидатурой вашего апокрисиария при дворе его высочества короля Гуго.
Суровое лицо папы смягчилось. Он уже многое прощал Мароции за то, что та несла на себе обременительный груз светских функций папского двора, так неосмотрительно обросший стараниями его предшественников.
— Я не сомневаюсь, что вы, мудрейшая и могущественная патриция, подобрали наиболее достойную кандидатуру. Кто же это?
— Сенатор великого Рима, благородный мессер Кресченций.
— Признайтесь, падре, что вы забыли перед дорогой попросить о заступничестве святого Христофора или просили его столь неохотно, что он отказался нам помогать!
И в самом деле, дождь, час тому назад начавшийся с редких, крупных, но совсем не страшных капель, сейчас активно барабанил по скрюченным спинам застигнутых врасплох папских послов.
— Мне кажется, мессер Кресченций, что нам стоило бы вернуться чуть назад и подняться к Орте, где мы смогли бы переждать этот дождь!
— Но мы тогда удлиним наш путь и к тому же долгое время будем идти по открытой местности. Лучше продолжить движение вперёд. Скоро начнётся лес, и он укроет нас от дождя. А на ночлег мы устроимся в моём замке.
— Но ведь до него ещё два часа пути! Мы промокнем до нитки!
— В моём доме жаркий камин и самое вкусное пиво во всей Кампанье! Вы любите пиво?
— Пиво — напиток плебеев.
— Пиво, которое варят в моём замке, не имеет ничего общего с травяным пойлом, которое пьёт несчастная чернь. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Секрет изготовления пива мне подарили, в благодарность за ночлег, британские пилигримы, которые варят пиво из хумулуса и рогатого корня .
— Скажите прямо, мессер, что вы избегаете появляться в Орте с тех самых пор, когда вы со своим другом Альберихом едва унесли оттуда ноги.
Кресченций остановил лошадь, и вся небольшая колонна с посольством послушно притормозила.
— Да, отец Гвидолин, вы очень хорошо осведомлены обо мне. Этот город действительно будит во мне тяжёлые воспоминания. В этом городе был убит отец моего лучшего друга.
— Безумно интересно было бы узнать от вас как очевидца подробности той темной истории. Вы расскажете мне, как это произошло?
— Нет! — резко ответил Кресченций и пришпорил лошадь. Посольство немедленно устремилось за ним, разбрызгивая далеко в стороны увесистую дорожную грязь.
Спустя небольшое время путники подъехали к темной кромке густого леса, плотной махровой пеной покрывающей амфитеатр высокого холма.
— Уже темнеет, — жалобно пискнул Гвидолин.
— Не робейте, падре. Прошла уже целая дюжина лет, как эти леса покинули безбожные сарацины, бежавшие от гнева папы Иоанна, вероятно вкушающего сейчас райскую пищу вместе с ангелами Господними!
— Уверен, что его потчуют в другом месте и всегда пережаренной едой, — тихо проворчал себе под нос Гвидолин.
Кресченций в речах своих, однако, был чересчур оптимистичен. С исчезновением африканцев эти места не перестали таить опасности для путников, направлявшихся в Рим или обратно. Помимо налётов грабителей с большой дороги, в последние десять лет не прекращались стычки между вассалами сполетских и тосканских правителей, на словах ревностно отстаивавших права своих сеньоров, а на деле использующих их распри как предлог для пополнения своих кошелей, страдающих хроническим малокровием. И пусть за последний год король Гуго простёр свою руку над обеими марками, над Тосканой и Сполето, нищие рыцари и голодный плебс ещё долго будут обнажать свои мечи и ножи ради неведомой им Мароции, которая для одних будет представляться едва ли не Мадонной, претерпевшей грабёж и оскорбления, а для других римской блудницей, совратившей их наивных сеньоров, а сейчас сопротивляющейся законным королевским назначенцам.
Дремучий лес на долгое время скрыл от путников и свет, и влагу небесную, и расступился перед посольством только у самого замка Кресченция, находившегося примерно на полпути между ныне существующими поселениями Тосколано и Кастелло-дель-Аквила. Сам замок представлял из себя обнесённый невысокой стеной трёхэтажный господский дом в окружении двух десятков строений, служащих жильём для слуг и загонами для содержания скота, а также кузни и приземистой дряхлой часовни. Под стенами замка проходил ров, изначально, возможно, весьма глубокий, но за долгие годы своего существования заметно наполнившийся всеми возможными отходами жизнедеятельности обитателей замка, в том числе и самими обитателями, в разное время проявившими себя не с лучшей для своего сеньора стороны. Папскому посольству несказанно повезло прибыть в этот замок во время дождя, сумевшего временно заглушить запахи печальных историй, поднимающиеся из глубин этого рва.
Папский апокрисиарий и его помощник сменили одежды и расположились возле огромного камина, в котором жарко пылало суковатое полено. Слуги подали пиво, а в вырезанные прямо в столе выемки, заменяющие в замке блюда, положили по отменному ломтю свинины. Отец Гвидолин с некоторым предубеждением вкусил пенный напиток и начал осматривать простоватое убранство господской залы, главной достопримечательностью которой служили многочисленные чучела охотничьих трофеев.
— Прошу прощения, святой отец, за скромность предложенного вам ночлега и трапезы. Может быть, меня немного извинит то, что я давно здесь не появлялся из-за занятости в Риме. — Кресченций заметил на лице Гвидолина, обозревающего стены замка, оттенок сочувствия, что гордого сенатора оскорбило даже более, чем если бы это было открытое недовольство.
— В гостях у вашего батюшки — покой и доброе слово его душе! — часто бывал старший Альберих, а не так давно у вас самих гостил ныне покойный граф Гвидо с сенатриссой Мароцией. Все они люди взыскательные, но я не помню, чтобы они пеняли вам за неудобства.
— Мароция и Гвидо находились в походных условиях, а потому, наверное, отнеслись стоически к моему спартанскому жилищу.
— И тем не менее под вашим кровом они сыграли свою свадьбу. Вам нечего стесняться, благородный мессер, ибо стяжательство есть собирание тлена, пустое и никчёмное занятие для бессмертной души человеческой.
— Но мы даём кров и пищу детям своим и слабым мира сего. После того как ты покинешь сей грешный мир, что будут помнить они о тебе, если пища твоя была всегда червива, а кров холоден?
— Господь дарует нам жизнь от разных родителей. Не ваша вина, что вы родились не на золотом ложе.
— Но разве будет дурно, если ты приложишь усилия к тому, чтобы потомки твои родились именно на таком ложе? Пусть даже на серебряном, пусть даже и на таком же, как и ты, но чтобы никто не упрекнул тебя в том, что ты не попытался?
— Ваши слова, мессер Кресченций, выдают в вас человека честолюбивого. Таким и должен быть молодой милес, трезвый разумом и крепкий телом. Но перестаньте гневить Господа, разве вам есть на что жаловаться? Ведь вы в ваши годы уже римский сенатор и посол папы!
— Наверное, вы правы, отец Гвидолин. Но что было бы, если бы мне не оказывал покровительство мой юный друг Альберих и… прочие добрые люди?
— Как путник, который на своей дороге встречает лежащую на тропе палку, на которую можно опереться, родник, утоляющий жажду, и камни, которые надо обойти, так и всякий из нас на жизненном пути своём встречает покровительствующих и препятствующих себе. К тому же Альберих вам ведь обязан жизнью после того случая в Орте?
— Вы опять об этом, падре? Любопытство не грех, пока не становится слишком обременительным и не вызывает раздражение у собеседника.
— Превосходное пиво, мессер, великолепное пиво! Прошу вас, прикажите принести ещё!
Польщённый Кресченций охотно кивнул, и вскоре над глиняной кружкой отца Гвидолина образовалась новая шапка аппетитной снежной пены.
— А хотите, я куплю у вас вашу тайну, мессер Кресченций?
— Перестаньте.
— Нет, не за деньги, а в обмен на секрет, который мы везём с нашим посольством.
— Вот как, — с иронией произнёс Кресченций, — вас снабдили секретом, который утаили от меня, но вы готовы его продать, чтобы утолить своё любопытство? Нечего сказать, хорош апокрисиарий!
— Этот секрет не относится к нашей миссии, мессер. Мы везём письмо к королю от одной очень влиятельной римлянки.
В глазах Кресченция блеснул огонёк интереса, который, впрочем, быстро погас.
— Сенатрисса Мароция неутомима в своих интригах. Что мне до её переписки с королём?
— Мне кажется, что сенатрисса и вы недолюбливаете друг друга.
Кресченций взглядом ботаника, исследующего подозрительный цветок, оглядел Гвидолина с ног до головы.
— А вам-то что до этого, навязчивый падре? Я уже сказал – её интриги меня не интересуют.
— А если это письмо от Теодоры Теофилакт?
Огонёк в глазах Кресченция вспыхнул вновь и на сей раз уже не затих.
— Теодора? Теодора пишет королю?
— И это необыкновенное письмо, мессер.
— Откуда вы знаете, падре?
Глаза Гвидолина начали лихорадочно перебегать с места на место.
— Потому что… это письмо писал я.
— Вы? Почему вы? У Теодоры достаточно писарей, есть среди них и вполне доверенные люди.
— Но письмо такого стиля и содержания, что ни один её писарь не мог исполнить подобного. Надо было, чтобы его писал тот, кто потом вручит письмо королю.
Огонёк в глазах Кресченция превратился в стихийный пожар.
— Я согласен на ваше предложение.
— Извольте вашу историю рассказать первым.
Кресченций торопливо и сбивчиво начал пересказывать Гвидолину об обстоятельствах гибели герцога Альбериха. Он спешил поскорее узнать о письме Теодоры, интуитивно чувствуя недоброе.
Эверард поклонился и отошёл к противоположному углу смотровой площадки, скрывшись за часовней Архангела Михаила.
— Ваше преподобие, папский апокрисиарий через несколько дней отправится в Павию. При нём будет письмо от моей сестры Теодоры. Сделайте так, чтобы апокрисиарий прочёл это письмо до того, как оно попадёт к королю.
— Что за странная просьба, Мароция?
Мароция сверкнула глазами. Гвидолин невольно вздрогнул.
— Сделайте так, как я вам велю, если ещё раз хотите увидеть митру на своей голове, — повторила она бывшему епископу, и тот испуганно закивал головой.
— На этом всё, попросите мессера Эверарда подойти ко мне. Прощайте, ваше преподобие!
Рыцарь Эверард подошёл и склонился перед Мароцией, успевшей к тому моменту вновь томно развалиться на своём диване.
— Мессер Эверард, можете считать нелепой блажью то, о чём я вас спрошу… — Голос Мароции, мгновение назад повергший в дрожь бывалого священника, сейчас странным образом вибрировал и спотыкался на каждом слове. — Правду ли говорят, что ваша невеста Роза… очень похожа… на меня?
— Это не так, сенатрисса, — ответил Эверард, и Мароция разочарованно вздохнула. — Моя возлюбленная кротка и невинна, словно агнец.
— Благодарю вас, мессер Эверард. — Голос Мароции вернулся к привычному тембру. — Я поняла ваше мнение о себе.
— Господи! Простите меня, великая сенатрисса, меня и мой глупый язык! — Эверард в испуге рухнул перед ней на колени.
Мароция невесело улыбнулась.
— Я не держу на вас зла, благородный мессер Эверард. Ваши слова были искренни, и наверное, вы правы в своих оценках. Да поможет вам и вашей невесте Господь!
Проводив гостей, Мароция нетерпеливо потребовала себе асикрита и объявила мажордому о намерении навестить свою сестру. Мартовский день клонился к закату, но Мароции предстояли ещё две весьма утомительные встречи.
Теодора, с явно читавшейся на лице досадой, скупо приветствовала сестру. Вообще-то в этот час она ждала Кресченция, но тот, как назло, где-то задерживался. Холодно поцеловав сестру в лоб, она усадила её за стол, богато уставленный яствами и вином. Мароция по достоинству оценила представленные угощения, сразу догадавшись, что у её сестры на этот вечер были обширные планы.
Однако, узнав о цели визита Мароции, Теодора сразу приободрилась. Весело защебетав, она доверху наполнила кубок рубиновым вином и, смеясь, протянула его сестре.
— Настал нужный час, Теодора. Медлить более не имеет смысла.
— Я тебе об этом уже давно твержу.
— Может, ты не заметила, но за последнее время я родила дочь, похоронила мужа и друга, а также лишилась своего самого богатого феода.
— Ой, прости, Мароция!
— Надеюсь, ты поможешь мне вернуть все мои потери.
— Как ты можешь сомневаться, сестра?!
— Но Гуго хитёр, и, при всех выгодах твоего предложения, он, несомненно, начнёт торговаться, как завзятый негоциант.
— Да-да, согласна.
— Ты не будешь против, если я за тебя напишу письмо королю?
— Нисколечко. У тебя это получится гораздо лучше.
— Прекрасно. В таком случае уже получилось, — с этими словами Мароция протянула Теодоре пергаментный свиток.
Теодора читала долго, ибо сим искусством владела неважно. Несколько раз она хихикнула на особо пикантных моментах, а после позвонила в колокольчик своим слугам, чтобы те принесли её печати и глину.
— Обожаю ставить печать на глине, — заявила она Мароции.
— Тогда при королевском дворе у тебя будет много работы, — усмехнулась та.
— Полагаю, что после этого письма король захочет увидеть тебя лично, — продолжила разговор Мароция, после того как Теодора справилась наконец со своим любимым делом.
— Ты думаешь, он посетит Рим?
Мароция на секунду задержала взгляд на сестре.
— Нет, он все ещё боится меня. Возможно, он предложит тебе встречу в Сполето. Или в Лукке.
— Ты думаешь, мне надо будет поехать?
— Посмотрим, каким будет его ответ, но, скорее всего, тебе и в самом деле придётся встретиться с ним. И без меня.
— Без тебя? Но ведь ты сама утверждаешь, что король хитёр как лис.
— Упрямо тверди ему только то, что мы оговаривали с тобой раньше. Других тем не касайся. А ещё лучше, если ты разыграешь из себя готовую на все конкубину и дашь ему власть над собой. Похоже, наш король любит подобные игры.
— Откуда ты это знаешь?
— Слухи, слухи, моя дорогая Теодора. Подыграй ему, но до поры до времени не давай себя. Пусть у короля разыграется аппетит, иначе, быстро закусив тобой, он переметнётся на других. Король вечно голоден.
— Я сделаю всё, как ты скажешь, Мароция, я безумно рада, что ты вернулась к жизни, — ответила Теодора и, обвив руками шею сестры, поцеловала её в губы.
— Не расходуй себя раньше времени, Теодора, — с улыбкой ответила ей Мароция, — побереги себя для того, кому уготовано сегодня такое пышное угощенье, — и она указала пальцем на стол. Теодора ответила на это заливистым смехом.
Спустя час слуги Мароции нетерпеливо стучали уже в двери папской резиденции. Сенатриссе пришлось довольно долго ждать Стефана, поскольку Его Святейшество служил комплеториум. Разговор с сенатриссой папа начал с ожидаемых упрёков в адрес Мароции, которая непозволительным образом пропустила вечернюю мессу.
— Я была занята делами Рима, — ответила Мароция, — и, в частности, я определилась с кандидатурой вашего апокрисиария при дворе его высочества короля Гуго.
Суровое лицо папы смягчилось. Он уже многое прощал Мароции за то, что та несла на себе обременительный груз светских функций папского двора, так неосмотрительно обросший стараниями его предшественников.
— Я не сомневаюсь, что вы, мудрейшая и могущественная патриция, подобрали наиболее достойную кандидатуру. Кто же это?
— Сенатор великого Рима, благородный мессер Кресченций.
Глава 18 - Эпизод 18. 1683-й год с даты основания Рима, 9-й год правления базилевса Романа Лакапина (апрель 929 года от Рождества Христова).
— Признайтесь, падре, что вы забыли перед дорогой попросить о заступничестве святого Христофора или просили его столь неохотно, что он отказался нам помогать!
И в самом деле, дождь, час тому назад начавшийся с редких, крупных, но совсем не страшных капель, сейчас активно барабанил по скрюченным спинам застигнутых врасплох папских послов.
— Мне кажется, мессер Кресченций, что нам стоило бы вернуться чуть назад и подняться к Орте, где мы смогли бы переждать этот дождь!
— Но мы тогда удлиним наш путь и к тому же долгое время будем идти по открытой местности. Лучше продолжить движение вперёд. Скоро начнётся лес, и он укроет нас от дождя. А на ночлег мы устроимся в моём замке.
— Но ведь до него ещё два часа пути! Мы промокнем до нитки!
— В моём доме жаркий камин и самое вкусное пиво во всей Кампанье! Вы любите пиво?
— Пиво — напиток плебеев.
— Пиво, которое варят в моём замке, не имеет ничего общего с травяным пойлом, которое пьёт несчастная чернь. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Секрет изготовления пива мне подарили, в благодарность за ночлег, британские пилигримы, которые варят пиво из хумулуса и рогатого корня .
— Скажите прямо, мессер, что вы избегаете появляться в Орте с тех самых пор, когда вы со своим другом Альберихом едва унесли оттуда ноги.
Кресченций остановил лошадь, и вся небольшая колонна с посольством послушно притормозила.
— Да, отец Гвидолин, вы очень хорошо осведомлены обо мне. Этот город действительно будит во мне тяжёлые воспоминания. В этом городе был убит отец моего лучшего друга.
— Безумно интересно было бы узнать от вас как очевидца подробности той темной истории. Вы расскажете мне, как это произошло?
— Нет! — резко ответил Кресченций и пришпорил лошадь. Посольство немедленно устремилось за ним, разбрызгивая далеко в стороны увесистую дорожную грязь.
Спустя небольшое время путники подъехали к темной кромке густого леса, плотной махровой пеной покрывающей амфитеатр высокого холма.
— Уже темнеет, — жалобно пискнул Гвидолин.
— Не робейте, падре. Прошла уже целая дюжина лет, как эти леса покинули безбожные сарацины, бежавшие от гнева папы Иоанна, вероятно вкушающего сейчас райскую пищу вместе с ангелами Господними!
— Уверен, что его потчуют в другом месте и всегда пережаренной едой, — тихо проворчал себе под нос Гвидолин.
Кресченций в речах своих, однако, был чересчур оптимистичен. С исчезновением африканцев эти места не перестали таить опасности для путников, направлявшихся в Рим или обратно. Помимо налётов грабителей с большой дороги, в последние десять лет не прекращались стычки между вассалами сполетских и тосканских правителей, на словах ревностно отстаивавших права своих сеньоров, а на деле использующих их распри как предлог для пополнения своих кошелей, страдающих хроническим малокровием. И пусть за последний год король Гуго простёр свою руку над обеими марками, над Тосканой и Сполето, нищие рыцари и голодный плебс ещё долго будут обнажать свои мечи и ножи ради неведомой им Мароции, которая для одних будет представляться едва ли не Мадонной, претерпевшей грабёж и оскорбления, а для других римской блудницей, совратившей их наивных сеньоров, а сейчас сопротивляющейся законным королевским назначенцам.
Дремучий лес на долгое время скрыл от путников и свет, и влагу небесную, и расступился перед посольством только у самого замка Кресченция, находившегося примерно на полпути между ныне существующими поселениями Тосколано и Кастелло-дель-Аквила. Сам замок представлял из себя обнесённый невысокой стеной трёхэтажный господский дом в окружении двух десятков строений, служащих жильём для слуг и загонами для содержания скота, а также кузни и приземистой дряхлой часовни. Под стенами замка проходил ров, изначально, возможно, весьма глубокий, но за долгие годы своего существования заметно наполнившийся всеми возможными отходами жизнедеятельности обитателей замка, в том числе и самими обитателями, в разное время проявившими себя не с лучшей для своего сеньора стороны. Папскому посольству несказанно повезло прибыть в этот замок во время дождя, сумевшего временно заглушить запахи печальных историй, поднимающиеся из глубин этого рва.
Папский апокрисиарий и его помощник сменили одежды и расположились возле огромного камина, в котором жарко пылало суковатое полено. Слуги подали пиво, а в вырезанные прямо в столе выемки, заменяющие в замке блюда, положили по отменному ломтю свинины. Отец Гвидолин с некоторым предубеждением вкусил пенный напиток и начал осматривать простоватое убранство господской залы, главной достопримечательностью которой служили многочисленные чучела охотничьих трофеев.
— Прошу прощения, святой отец, за скромность предложенного вам ночлега и трапезы. Может быть, меня немного извинит то, что я давно здесь не появлялся из-за занятости в Риме. — Кресченций заметил на лице Гвидолина, обозревающего стены замка, оттенок сочувствия, что гордого сенатора оскорбило даже более, чем если бы это было открытое недовольство.
— В гостях у вашего батюшки — покой и доброе слово его душе! — часто бывал старший Альберих, а не так давно у вас самих гостил ныне покойный граф Гвидо с сенатриссой Мароцией. Все они люди взыскательные, но я не помню, чтобы они пеняли вам за неудобства.
— Мароция и Гвидо находились в походных условиях, а потому, наверное, отнеслись стоически к моему спартанскому жилищу.
— И тем не менее под вашим кровом они сыграли свою свадьбу. Вам нечего стесняться, благородный мессер, ибо стяжательство есть собирание тлена, пустое и никчёмное занятие для бессмертной души человеческой.
— Но мы даём кров и пищу детям своим и слабым мира сего. После того как ты покинешь сей грешный мир, что будут помнить они о тебе, если пища твоя была всегда червива, а кров холоден?
— Господь дарует нам жизнь от разных родителей. Не ваша вина, что вы родились не на золотом ложе.
— Но разве будет дурно, если ты приложишь усилия к тому, чтобы потомки твои родились именно на таком ложе? Пусть даже на серебряном, пусть даже и на таком же, как и ты, но чтобы никто не упрекнул тебя в том, что ты не попытался?
— Ваши слова, мессер Кресченций, выдают в вас человека честолюбивого. Таким и должен быть молодой милес, трезвый разумом и крепкий телом. Но перестаньте гневить Господа, разве вам есть на что жаловаться? Ведь вы в ваши годы уже римский сенатор и посол папы!
— Наверное, вы правы, отец Гвидолин. Но что было бы, если бы мне не оказывал покровительство мой юный друг Альберих и… прочие добрые люди?
— Как путник, который на своей дороге встречает лежащую на тропе палку, на которую можно опереться, родник, утоляющий жажду, и камни, которые надо обойти, так и всякий из нас на жизненном пути своём встречает покровительствующих и препятствующих себе. К тому же Альберих вам ведь обязан жизнью после того случая в Орте?
— Вы опять об этом, падре? Любопытство не грех, пока не становится слишком обременительным и не вызывает раздражение у собеседника.
— Превосходное пиво, мессер, великолепное пиво! Прошу вас, прикажите принести ещё!
Польщённый Кресченций охотно кивнул, и вскоре над глиняной кружкой отца Гвидолина образовалась новая шапка аппетитной снежной пены.
— А хотите, я куплю у вас вашу тайну, мессер Кресченций?
— Перестаньте.
— Нет, не за деньги, а в обмен на секрет, который мы везём с нашим посольством.
— Вот как, — с иронией произнёс Кресченций, — вас снабдили секретом, который утаили от меня, но вы готовы его продать, чтобы утолить своё любопытство? Нечего сказать, хорош апокрисиарий!
— Этот секрет не относится к нашей миссии, мессер. Мы везём письмо к королю от одной очень влиятельной римлянки.
В глазах Кресченция блеснул огонёк интереса, который, впрочем, быстро погас.
— Сенатрисса Мароция неутомима в своих интригах. Что мне до её переписки с королём?
— Мне кажется, что сенатрисса и вы недолюбливаете друг друга.
Кресченций взглядом ботаника, исследующего подозрительный цветок, оглядел Гвидолина с ног до головы.
— А вам-то что до этого, навязчивый падре? Я уже сказал – её интриги меня не интересуют.
— А если это письмо от Теодоры Теофилакт?
Огонёк в глазах Кресченция вспыхнул вновь и на сей раз уже не затих.
— Теодора? Теодора пишет королю?
— И это необыкновенное письмо, мессер.
— Откуда вы знаете, падре?
Глаза Гвидолина начали лихорадочно перебегать с места на место.
— Потому что… это письмо писал я.
— Вы? Почему вы? У Теодоры достаточно писарей, есть среди них и вполне доверенные люди.
— Но письмо такого стиля и содержания, что ни один её писарь не мог исполнить подобного. Надо было, чтобы его писал тот, кто потом вручит письмо королю.
Огонёк в глазах Кресченция превратился в стихийный пожар.
— Я согласен на ваше предложение.
— Извольте вашу историю рассказать первым.
Кресченций торопливо и сбивчиво начал пересказывать Гвидолину об обстоятельствах гибели герцога Альбериха. Он спешил поскорее узнать о письме Теодоры, интуитивно чувствуя недоброе.
