Пролог
Она хотела на волю. Всей своей бунтарской, кошачьей, от природы свободолюбивой натурой – Она! Хотела! На - волю! Ее раздражали холодные не оштукатуренные стены; тусклый свет, падавший от лампочки, висящей так высоко; отсутствие новых запахов, одинаковая и безвкусная еда, четыре угла, давно и многократно обнюханные в поисках хоть малейшей щели; обшарпанный стол, железная решётчатая дверь, из-за которых к ним приходил Хозяин, но больше всего - бесконечное покачивание девочки, которая могла сидеть так часами…
Да, хозяин! Не девочка, испуганная и забитая, которая могла ее гладить и прижимать к себе, а он – молчаливый, властный, способный на жестокость – которую и доказал однажды, едва не утопив ее в ведре. Тогда она была еще совсем крохотным котенком, но запомнила навсегда, хозяин здесь – ...ОН.
Единственная надежда была на отверстие для туалета. Там девочка, которая иногда словно просыпалась от трудного, кошмарного сна, садилась на бетонный пол и вынимала в нем несколько расшатанных камней, чем слегка увеличивала небольшое отверстие в дурно пахнущую темноту. Девочка не старалась его расширить – это было невозможно. Сама плита была очень толстой, а из всех ее изломов торчали острые грани заржавленной арматуры, которой был пронизан весь пол, и, лишь здесь, в этом месте, ценой больших трудов Хозяина – кошка это знала! – пол был выломан ровно на столько, чтобы было, куда сбрасывать нечистоты. А еще ниже, в темноте, которая не просматривалась даже ее глазами, шумело что-то, крайне вонючее и очень неприятное. Да, девочка не могла туда пролезть. А она - могла. Но кошка понимала - там течет вода, которую нельзя пить. И туда нельзя лезть – из отверстия исходила опасность. Иногда она садилась рядом с девочкой и подолгу внюхивалась – может, потянет хоть маленькой ниточкой свежего воздуха? Но подземная река никогда не пахла иначе, чем сыростью, отвратительными миазмами и противными мокрицами, стремящимися выползти на свет. Кошка их даже не убивала – лишь брезгливо отряхивала лапки и убегала прочь.
Мокриц давила девочка. Она тоже не любила насекомых. Быстрые, способные моментально забиться в укромную щель, они напоминали ей о том, что не может она сама – спрятаться, столь же незаметно, когда слышаться столь знакомые звуки – шаги Хозяина. Впрочем, она уже давно знала – прятаться бесполезно. И вредно – он может рассердиться. Тогда он прикажет ей лечь на живот, привяжет руки, а потом достанет ремень. Бил хозяин до тех пор, пока ее попа не становилась совершенно красной – после этого он, распаленный и вошедший в раж, снимал штаны и ложился сверху, раздвигая ее ноги в стороны... Это было очень больно. Стыдно. Жутко. Но она - терпела. Глотая слезы и стараясь не издать ни звука, помня о том страшном предупреждении – маленькой и беззащитной сестре, которая могла оказаться здесь, если она не будет вести так, как он хочет. Этого нельзя было допустить! Никак! И она, согласная на все, что он требовал, молчала, даже если порка иной раз становилась очень долгой.
Кошка снова обежала каменную клетку. Хватит! Она больше не может! Она хочет на свет, на воздух, хочет увидеть то дерево, с которого ее, так доверчиво потянувшуюся к человеческой руке, сняли и засунули за пазуху – а потом принесли сюда, откуда она уже ни разу не смогла вырваться. Попытки были – когда Хозяин открывал дверь, сваренную из толстых прутьев, с настолько мелкими ячейками, что даже она не могла сквозь них протиснуться. Один раз удалось – она прошмыгнула мимо его ног и со всех сил устремилась прочь, уже уверенная в успехе. Не вышло… Оказывается, сюда вела не одна дверь – Хозяин появлялся из-за поворота, и она не могла знать о второй. Хотя – догадывалась. Ее слух был намного острее, чем у девочки, и она улавливала тихое движение и поток воздуха, догадываясь о появлении ненавистного человека даже раньше, чем это поймет сама девочка. Но кошка так надеялась… Побег не получился. Она с размаху влетела в плотно прикрытую деревянную дверь – дальше дороги не было. А потом вернулся Хозяин и ухватил ее за холку. Он не сильно рассердился – просто вытащил ее обратно, и швырнул в самый дальний угол. Кошка не ударилась – успела собраться и приземлилась на все лапы. Но было обидно...
Тогда он не стал никого наказывать. Он вообще, был очень благодушно настроен – принес конфеты, так редко появляющиеся в каменной клетке, несколько консервов и пакет молока. Консервы сразу вскрыл, вывалил содержимое на тарелку и жестом подозвал девочку:
- Ешь.
Пустые банки сложил в сумку, а пакет с молоком оставил – это был просто пакет, не бутылка, и он мог не опасаться, что девочка сможет ее разбить и превратить в оружие, которым можно убить. Хотя, кошка уже давно знала – девочка на это не способна. Вернее, была… но Хозяин ее сломал. И теперь она лишь сидела на кровати, или, у этого отверстия, где, в отличие от кошки, не прислушивалась, а наоборот - занимала себя тем, что била камешком о кусок оголившейся трубы. Долго и нудно. Это было ее развлечение, которое кошка не понимала.
Да, один раз девочка попыталась… Она сделала вид, что все идет как обычно – встала при шагах Хозяина, подошла к столу и встретила его там, опустив руки вниз. Так он велел делать всякий раз, желая увидеть ее прежде, чем откроет эту ненавистную дверь. Когда он приблизился – девочка попыталась ударить его табуретом. Но детских сил оказалось слишком мало, да и те были подорваны страхом и плохой едой. Хозяин успел перехватить ее руку и откинул табурет в стену. А потом… потом он швырнул девочку на стол, привязал ее руки и ноги, и овладел ей прямо там. Девочка безумно кричала – наверное, во второй раз, после того, как впервые сюда попала. Она очень сильно кричала, до хрипоты и надрыва – и, в итоге, потеряла голос. Он же только еще больше разъярился от неожиданного сопротивления, что вылилось в многократное изнасилование... В завершении, желая полностью подчинить ту своей воле, он, пресытившись молоденьким телом, поймал котенка – а кошка еще была котенком! – и опустил в ведро, стоявшее возле уборной. Девочка видела – Хозяин, молча, безжалостно, топил ее единственного друга…
- Не надо…
Ей казалось, она кричала – но из надорванных легких вырывался лишь ее слышный хрип. Хозяин, тем не менее, понял.
- Не надо?
- Не надо… я больше не буду.
- Не будешь? – Он придавил котенка ко дну. Тот отчаянно пытался вырваться – вода забивалась в уши и нос, но котенок страстно хотел жить!
- Не буду.
- Запомни. Сначала – ее. Потом – сестру. Ты помнишь про сестру?
- Не надо…
- Я спросил – ты помнишь про сестру?
- Да! – слова становились все тише, девочка уже не могла говорить….
- А помнишь ли ты, как тебя зовут? Так вот, впредь, ты – Рабыня! Поняла? РА-БЫ-НЯ! Да ты и жива лишь потому… я так решил. Пока еще, жива. Пока – потому что, если это повторится! - я разделаю тебя на кусочки и вышвырну в эту дыру, где тебя уже никогда, и никто не найдет. А потом – приведу сюда твою сестричку, Олю… ей сейчас восемь?
- Нет… - Она протянула руки. Не надо, не надо сестру! Она будет покорной, будет!
- А… Кажется, уяснила. Ладно. – Он вытащил обмякшего котенка и вложил его в руки девочке. - На, держи. Если сдохла – другого принесу.
Котенок выжил. Девочка так старалась вернуть ему жизнь, так прижимала к себе – вода хлынула из заполненных легких, и котенок зачихал, рванулся и забился под кровать, навсегда запомнив и этот день, и страшные руки Хозяина…
С тех пор прошло много дней. Она подросла. А девочка – осталась прежней. Почти прежней. Раньше она что-то рассказывала котенку, пыталась петь, носить ее на руках – но, после всего случившегося ее словно подменили. Теперь же - постоянно молчала, долгими часами сидя возле отверстия, а если и открывала рот – с ее губ срывались несколько коротких, рубленых слов:
...- Я - девочка Лена. Мне - двенадцать лет. Я, все еще – живу…
Прода от 17.01.2024, 11:57
МИРАЖ
Глава 1
Влад стоял в узком коридоре, загроможденном к тому же всяческим домашним скарбом, как то: стиральной машинкой; сервантом, со стеклянными полками; вешалкой с кучей одежды – и тихо, беззлобно, ругался сам про себя. Замок молнии на куртке упорно не желал застегиваться, и он, в который раз, был вынужден дергать его то вниз, то вверх, высвобождая «собачку». В конце концов, это удалось и он, застегнувшись до самого подбородка, посмотрел на хозяев, мнущихся, словно пассажиры на вокзале перед входом в зал ожидания...
— Ну, давайте! – он, преувеличенно бодро, пожал руку Михаилу, чмокнул в щеку, предупредительно подавшуюся к нему Лолку, и вышел на лестничную площадку.
— А может, останешься? — Мишка шагнул вслед за ним. — А то, пока доберешься… сам говорил — у вас уже и трамваи не ходят? Время то…
— Ничего. Успею. Спасибо. Ну ладно, пока! — Влад быстро спустился вниз.
Через час, он стоял на трамвайной остановке возле метро «Шаболовская», и нервно поглядывал на циферблат, закрепленный над входом в подземку. Стоял конец ноября, а, стало быть — снег, вперемежку с дождем, полузамерзшие, грязные лужи и обрывки рекламных листовок. Все вместе – обычный вид, присущий практически каждой московской остановке, что автобусной, что трамвайной… Как дополнение – общая нервозность и неустроенность, так и оставшаяся в наследство заканчивающейся осени, от «черного» августа тысяча девятьсот девяносто восьмого года.
Время неумолимо катилось к двенадцати, и, кроме вопросительно поглядывающих на него таксистов, никакого транспорта не предвиделось. Парочка, тихо о чем-то переговаривающихся между собой парней, приняла решение и направилась к входу в метро, из которого они вместе с Владом вышли несколько минут назад.
Проходивший мимо мужчина, здоровый, красномордый, в расстегнутом полушубке и с бутылкой пива в руке, бросил на ходу кучкующимся в ожидании на остановке потенциальным пассажирам:
— Не ждите! У них там, на кольце, авария — какой-то мудила, на грузовике в "Аннушку" въехал, так что теперь надолго!
Толпа заохала, начала выспрашивать у бугая подробности, но Влад, услышав главное, быстро зашагал по чавкающему под ногами снегу. Решение пришло буквально за секунду – если это мордатый не врет, смысла стоять больше не имелось. Да, далековато, но пешком идти до дома по этой дороге уже приходилось, и он рассчитывал добраться минут за двадцать пять, тридцать.
Влад прошел где-то с квартал, миновал бани, где рельсы совершали поворот, и оказался в безлюдном переулке, где трамвай, будь бы он сейчас в нем, должен был сделать что-то вроде петли — так вклинилась с одной стороны какая-то полуразрушенная база, а с другой теснились, как попало выстроенные пятиэтажки. Они подпирали дорогу прилепившимися со всех сторон гаражами и "ракушками", отчего весь этот закуток, едва освещенный одним единственным фонарем на покосившемся бетонном столбе, казался еще мрачнее.
Здесь уже не было заметно ни случайных прохожих, ни автомобилей – только приглушенное чавканье тающего снега под ногами, да промозглый ветер, заставлявший его ускорить шаги в предвкушении дома, где можно будет снять с себя и куртку, плохо спасавшую от холода, и ботинки, давно утерявшие новизну и приличный вид.
Он уже почти миновал затемненное место, когда до его слуха донесся чей—то приглушенный вскрик. Влад слегка замедлил шаг, потом остановился совсем. Звук повторился. Он замер в нерешительности — знать бы, что происходит? Пройти мимо, вроде как стыдно – может, там помощь кому нужна? Но и вмешаться — себе дороже... Давно отучили уже, еще при той власти. А уж при этой – сам бог велел сделать вид, что ты – сторона и глухой на оба уха. И слепой, заодно. Правда, мешала такая ерунда, как совесть…
В переулке не было ни души, и лишь ближайший фонарь поскрипывал, раскачиваясь от порывов налетающего из-за угла, студеного ветра. Влад передернул плечами – звуки не повторялись — и сделал движение, чтобы пойти дальше. Но буквально в следующий миг и, на этот раз, довольно отчетливо услышал:
— Полис... Полисмэн! Ноу!
Голос был явно женский, оборванный хорошо различимым хлестким звуком пощечины. Послышалась шумная возня и хриплый, злобный вскрик:
— Щас те укушу, падла! Ноги ей держи, ноги!
Влад, коря себя за будущие последствия – а то, что они наступят скоро, можно было не сомневаться! – определил, откуда доносился шум, и быстро обошел пару поставленных впритык гаражей. В закутке, образованном задними стенками "ракушек" и несколькими деревьями, барахтались в мокром снегу три фигуры. Послышался еще один, наотмашь, удар ладонью по лицу и несколько глухих, по телу. Фигурка, находившаяся под двумя ниже, застонала и попыталась свернуться, поджимая колени к груди. Влад увидел, как поднялась рука, и снова услышал жесткий удар по лицу.
— Никак не успокоится, лярва! Грабли ей придерживай, что б ни дергалась! Щас всуну — брыкаться не будет… Еще и подмахивать станет!
…Он очень давно не дрался. Так давно, что, пожалуй, даже забыл об этом. Да и не приходилось, вот так – без шуток, догадываясь, что в случае поражения, ему просто проломят башку, как ненужному свидетелю. Их – двое, и явно не расположенных к мирным уговорам. Но, уйти? Ведь там, без сомнений, кого-то собрались насиловать…
Устраивать шоу с барахтаньем в мокром снегу не хотелось. Как и получать нож в спину, от любого из уродов. Влад поискал глазами по сторонам и заметил горлышко торчащей из сугроба бутылки… Осталось принять решение – либо, пугать отморозков, что заведомо дело проигрышное, либо – пусть ее в ход… что могло плохо кончиться и для него. Типа – превышение допустимых мер при самообороне… да еще и не собственной!
Раздался еще один глухой удар — женщина, распластавшаяся под мужиками, снова простонала от боли…
Оба насильника были сильно увлечены своим делом и не заметили, как Влад проскользнул вдоль деревьев поближе. Послышался треск рвущейся ткани, еще один вскрик, задавленный очередной пощечиной... и Влад, определившись, опустил с размаху — стараясь не переусердствовать! — бутылку на голову того, кто стоял на коленях и придерживал руки жертвы. Мужик без звука упал лицом в снег. Второй, ожесточенно расстегивающий ширинку у себя на штанах, крайне удивленный, недоуменно поднял голову:
— Э..? Ты кто, сука?
Влад перехватил уцелевшую бутылку – крепкая оказалась! - и без слов въехал ей второму по челюсти. Тот буквально слетел, ударившись при падении об стенку гаража. Однако этот оказался покрепче и попытался даже приподняться на колени, но Влад, без всякой жалости, шагнул вперед и сильно двинул носком сапога ему в живот. Осознание случившегося пришло через пару секунд – когда он увидел, как у скрюченного, лежавшего без движения мужика в области штанов стало расплываться темное пятно с характерным запахом. Он похолодел… «Удар был приличный – вполне можно предположить всмятку раздробленные яйца мужика. Твою мать! Что он натворил?»
Моральные терзания оборвал скрип снега, и, буквально в последний момент, он успел перехватить руку с ножом – тот, второй, вроде бы уже обездвиженный, едва не воткнул заточку ему в бок! Что-то щелкнуло в мозгу, напрочь выключив любые сомнения – он, вспомнив давно забытые уроки, крутанул запястье нападавшего и вывел лезвие ножа назад, одновременно давая тому подсечку под обе ноги, после чего от души добавил все той же бутылкой по темени.
