Тара, ты даровала мне жизнь, о которой я не просила, пожалуйста, сохрани его, сбереги его за меня, пока меня не будет рядом. Я тебя прошу, не дай ему умереть.
- Глупый, конечно, дождусь. Кому кроме тебя нужно мое уже однажды остановившееся сердце, которое даже мои руки и ноги толком не может согреть? - я потрепала его по щекам и впервые сама поцеловала, от неожиданности он широко раскрыл глаза, отвечая на поцелуй.
- Надеюсь, что никому. Эти месяцы быстро пролетят, и я вернусь. Как же я завидую каждому упырю и нечистому духу, которого ты пронзишь своим клинком, - в его долгом взгляде читалось безумство соразмерное с его любовью.
- Нашел чему завидовать, - я сдержанно засмеялась, хоть и хотела плакать. Но старалась его не расстраивать, чтобы и без того тяжёлую дорогу не делать еще невыносимее.
Он обнял меня за поясницу, а мои руки не отрывались от его шеи и плеч.
Мы могли ещё долго так стоять, но один из юношей в доспехах его окликнул, и он в последний раз кротко меня поцеловав, присоединился к другим мужчинам, а я, вытирая пальцами льющиеся рекой слезы, опустив голову, побрела к сестрам, надеясь найти утешение в их словах.
Я чувствовала его полный страдания взгляд на своей спине, но так ни разу не обернулась, чтобы расталкивая всех, не броситься ему на шею, проклиная чертову службу.
Прошла только несчастная неделя, но она тянулась как год. Я не знала, жив ли он, здоров. Хоть мое чутье и подсказывало, что он в порядке, но я до конца ему не верила, боясь, что он мог потерять мой оберег. И уже лежит голодный совсем один среди непроходимого леса или тонет в зыбком болоте, истекает кровью от руки наших недругов.
Мое воображение рисовало жуткие картины, а сны были еще хуже моей обычной жизни без него.
Хоть я каждую ночь и видела его такое родное лицо, крепкие руки и гордый стан, он на моих глазах превращался в безобразного упыря жаждущего моей крови, и как я не пыталась от него убежать и не искала способы снова обратить его в человека, мне приходилось его убивать собственными руками. Раз за разом я вонзала меч в сердце своего любимого и всего на несколько мгновений, пока у него оставались последние крупицы жизни, он становился собой. Из его рта вытекала густая темная кровь, но он все равно улыбался, обещая снова ко мне вернуться.
Так продолжалось каждую ночь. Не один эликсир и мазь, нанесенная в несколько толстых слоев под глазами, не могли скрыть тёмные мешки и следы недосыпа.
Пока я его оплакивала, ухудшилось мое состояние. Я почти не ела. Прежние платья еще больше на мне весели. Даже пояс не спасал. Моя кожа стала бледнее, чем у только что новоиспечённых мавок, неуклюже ступивших со дна озера в другой мир.
Вместе со сном и внешней красотой ухудшилось и мое здоровье, у меня появился сухой кашель непонятной природы.
Я была одной из старших, поэтому сестры забеспокоились, заметив в моих волосах седой волос.
- Это дурной знак, ты слабеешь. Нужно срочно собирать всех берегинь, пока мы тебя не потеряли, - Ясмина вертела в руках переливающийся на солнце серебром волосок.
- Не нужно никого собирать. Если богиня так хочет - я уйду. Это естественный процесс. Возможно, мне на смену должна вот-вот переродиться новая девушка. А нас и так уже девять. Видимо, мне уже пора уступить свое место новой избранной, - я провела пальцами по своим бледным, синеватым губам.
- Нет уж, мы просто так от тебя не откажемся. Иди, поешь, - Руфина пододвинула ко мне еще неостывшую кашу, от которой исходил приятный, сладковатый запах.
- У меня нет аппетита, - я отложила в сторону ложку.
Но сестры и не думали сдаваться.
- Вот вернется твой молодец и не узнает тебя, не боишься, что перепутает с утопленницей и её вместо тебя в жены возьмет, - схитрила Руфина.
Пока я задумалась, она как опытный родитель завлекающий сказками и звонкими звуками своего нежелающего есть ребенка, успела запихнуть в меня ложку каши, которую я нехотя не до конца прожевав, проглотила, запивая теплым молоком, чтобы успешно ее протолкнуть.
И правда, я же берегиня. А значит, как бы все плохо не казалось, я должна верить.
- Спасибо, уголки моих губ растянулись в слабой улыбке.
Я взяла миску и еле как вместила в себя еще несколько ложек.
На следующей день мне стало еще лучше и мне захотелось тушеной говядины.
Еще через день я вернулась к привычному укладу своей жизни, и сестры немного успокоились.
Наступил чистый четверг. Все подготавливали баньки, чтобы хорошенько отпариться. Но с одной из них поспешили и забыли под ее порогом прикопать черную курицу, ну или хотя бы ее отрубленную голову для защиты. Так еще и вошли не поздоровавшись. Не спросили у банника разрешения помыться, вот они вместе с обдерихой на пару и осерчали. Этот крохотный, но очень сильный старичок с длинными волосами решил проучить невеж: стал брызгаться в них кипятком, да камешки горячие бросать.
К счастью, мы с Руфиной поблизости были и, услышав крики, сразу выяснили в чем дело.
Пришлось раздобыть новый венок, кусочек мыла, а также емкость с чистой водой, чтобы задобрить обиженного духа.
Кроме этого, мы оставили еще мёда и молока, строго настрого запретив входить в баню после четвёртого пара, чтобы снова его не рассерчать, и первым всегда должен заходить мужчина, чтобы входящие после него женщины не заболели.
Обработав покрасневшие участки тела пострадавших людей, мы на будущее рассказали, что в баню нельзя заходить ночью без разрешения банника. А так же оставлять младенца без присмотра, чтобы потом не забрать подменыша, который не пьет материнское молоко, много плачет и постоянно болеет.
Сколько раз я слышала истории прибегающих к нам в слезах некоторых молодых девушек, любящих погадать на будущего мужа, просовывая в баню руку: если рука банника окажется гладкой - значит муж бедный, если мохнатой – то, наоборот, богатым. Если ущипнет - бить будет. Если на руке остался скользкий след значит - пьяница.
Я всегда смеялась с этого гадания, успокаивая бедняжек искренне верующих, что их богатый и к тому же очень волосатый муж будет их обижать. Все знали, что у банника, словно у дикого зверя полно волос на теле, и температура в недавно натопленном помещении ночью, еще не успевшем до конца остыть в разы выше, чем на улице, но почему-то все верили в эти старые бредни, придуманные какой-то одинокой девицей не вышедшей внешностью, но давно мечтающей о замужестве.
После баньки и мне полегчало. С чистым телом и мыслями я готовилась встретить следующий день, уже морально настроившись на предстоящий ночной кошмар.
Лёжа на кровати, я представляла мужественное лицо Беломира, как он нежно смотрит на меня своими большими изумрудными глазами. Как я замираю, когда он ко мне наклоняется, чтобы поцеловать. От его тёплых касаний мое сердце начинает быстрее стучать, и мои ледяные руки согреваются в его горячих огрубевших ладонях.
Впервые за всю неделю я хорошо спала. Не было никаких упырей, которых я должна была убить или умирающего Беломира, абсолютно ничего.
Вместо того чтобы встать с первыми петухами, я проснулась от громкого вопля Руфины, вместе со мной вскочила и Ясмина. Я взяла за руку Руфину, стараясь, пощипывая ладонь и пальцы ее разбудить.
Она еще не открыла глаза, но как одержимая бесом крутила головой и выгибала спину.
- Нет, я не пойду туда снова. Пожалуйста, не надо, - ее разум завладел ее измученным вспотевшим телом, из глаз медленно стекали слезы.
Она сжимала кулаки и била ими по кровати, издавая похожие на рычание звуки.
Мы с Ясминой переглянулись, - Неси скорее воду, будем ее будить, пока она себя не покалечила, - приказала сестра, наблюдая, как Руфина одной рукой уже начинала себя царапать.
Толкнув дверь ногой, я побежала в сторону озера, бормоча себе под нос, пока черпала из него ковшом воду: «Вода, водица, очисти Руфину от деяний дурных, от мыслей лихих, от духов злых. В помощь ей будь, обнови ее лик и душу бессмертную».
Подбегая к сестре, я с этими же словами окатила ее холодной, еще не прогревшейся под солнечными лучами водой.
Громко вдохнув, она подобрала под себя ноги, присаживаясь на кровать, по ее дезориентированному лицу было видно, что она не понимала где находится. Подминая под себя белье, она испуганно на нас глазела, пока остатки кошмара полностью не развеялись, и она не в силах больше себя сдерживать, зарыдала, облокотившись о мою грудь, вцепилась в руку.
- Руфина, все в порядке, ты дома, - произнесла самая младшая из нас, осторожно заплетая выбившиеся из косы волосы.
- Что тебе снилось? - сжимая ее ладонь спросила.
- Ох, сестрицы. Я заново это пережила. Видимо, богиня на нас осерчала, раз дала мне такое увидеть. Провинились мы в чем-то, - ее потерянный взгляд метался по комнате.
- Руфина, что ты имеешь ввиду? - уже догадываясь причине ее внезапного страха, я присела на край кровати.
- Я видела как умерла в мельчайших подробностях, чувствовала как мне не хватало воздуха, как мои легкие наполнялись водой и от ее тяжести меня тянуло на дно. Помню, как ледяная вода сковывала мое тело, когда я заходила в нее с головой, как переродилась и почему решила утопиться. Если бы я сейчас могла обернуть все вспять, я бы жила, наслаждаясь каждому мгновению, ясной и хмурой погоде, любую беду и наказание принимала бы с честью и была за все, что у меня есть и еще будет благодарна Богам. Почему я была так глупа? - ее дрожащая рука потянулась за водой, она стала жадно ее пить, изредка всхлипывая.
Руфина 30 лет назад
- Милый, я так счастлива, что встретила тебя, - мы лежали в обнимку на лугу под могучим дубом.
Мой Ефремка жевал овсяницу, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, которое просачивалось сквозь крону дерева и заставляло моего любимого жмуриться, когда он на меня смотрел.
- И я счастлив, Руфинушка, - он отодвинул закрывающие мою шею пряди волос и коснулся влажными горячими губами моей шеи.
Кончик его носа меня щекотал.
Я засмеялась, и его тонкие губы искривились в хитрой улыбке.
Возле самого уха он мне тихо сладостно шепнул, - Зачем ждать? Ты и так уже моя, а я твой.
Меня насторожили его слова, я напряглась. Поправляя открытую часть сарафана, оголяющего мое плечо, встала, но он ласково провёл своими белоснежными изящными пальчиками по моей Икре. Его бархатные руки скользнули вверх под моим платьем, и я не стала сопротивляться.
Все произошло так быстро, что я не заметила, как стыд и смущение сменились резкой болью внизу живота, плавно переросшей в удовольствие. А затем все снова поменялось местами.
Когда он одевался и безразлично на меня смотрел. Я, облокотившись об проклятый дуб, чувствовала, как пылали мои щеки. Подтягивая к туловищу свои конечности, я безвольно опустила голову на колени, пряча от него лицо за волосами.
Мои губы тихо шептали, когда глаза не смели посмотреть ему вслед, - Что же я наделала? Как я могла такое допустить?
Это было моим личным позором. Теперь я была порченной, и не один уважающий себя юноша не захотел бы на мне жениться. Ведь я была опозорена своим возлюбленным. Который после соединения наших тел и душ не проронил ни слова.
Лишь его янтарные глаза выразили сочувствие, а поджатый подбородок и нахмуренный лоб - призрение.
Я дрожала под не щадящим солнцем, моя втянутая в плечи голова не хотела поворачиваться, а сгорбленная спина выпрямляться.
Я просидела так несколько часов, но потом, устав в мыслях себя наказывать, медленно встала, чувствуя, как прохрустел мой копчик от такого положения.
Мне нужны были ответы, уже не замечая слабость в коленях и жжение в груди, я шла к его дому.
Черт меня дернул заглянуть в небольшую щёлочку в сарае, когда я услышала заливистый женский смех.
Темноволосая красавица сидела как коленях у моего возлюбленного, он так же как и несколько часов назад меня, гладил ее по лицу и что-то нежно шептал на ухо. Однако, она была гораздо старше и полнее меня. И по ее выражению лица и глазам было заметно, что она в отличие от меня знала, на что шла. Она не в первый раз сюда приходила. А я опьяненная любовью доверилась этому мерзавцу.
Мне хотелось вцепиться в черные, как уголь космы ее волос и кричать от отчаяния.
Но подавив новый прилив слез, я доверилась своим ногам. Я не пошла к матери, боясь, что она все расскажет отцу и он после того, как меня высечет еще больше опозорив, прогонит.
Я в последний раз не взглянула в понимающие материнские глаза, не запомнила ее глубокие морщинки и местами поседевшие и порядевшие от 6 родов волосы, которые я совсем малышкой наматывала на крохотный кулачок. Не подержала ее хрупкую тонкую бледную руку, не попросила прощения за то, что собиралась сделать. Возможно, она бы меня остановила, но у нее помимо меня было 3 сына и 2 дочери. Тогда я искренне верила, что когда меня не станет, она в них найдёт свое утешение.
Я медленно заходила в воду, лоскотухи и мавки уже радостно плескались возле меня, протягивая свои синюшные пальцы к моим золотистым волосам.
Страха и слез больше не было. Меня, как и в утробе окутала со всех сторон вода, мне было спокойно.
Меня не было всего несколько минут. Вокруг проносились яркие моменты моей короткой жизни. А потом наступила непроглядная тьма, длившаяся несколько секунд.
Когда мои глаза снова широко открылись, а сердце еще быстрее, чем прежде забилось, разгневанные русалки и водяницы, недовольные такой несправедливостью расплывались в разные стороны. Напоследок, бросая в меня бранные словечки.
Когда я, кашляя и выплевывая остатки воды, вышла на берег меня уже встречали восемь облаченных в белые одеяния сестер с пестрыми венками из цветов и трав на головах. Их голубые и зелёные глаза внимательно меня изучали. В их медовых и пшеничных волосах играл ветер.
Пока вперед не шагнула старшая из них и не представилась, я все еще думала, что до сих пор тону и от недостатка кислорода ко мне являются такие живые образы.
- Я, Есения. Это мои сестры: Аделя, Дара, Белова, Верея, Зарема, Влада и Фатта.
Девушки в белом по одной выходили вперед, окружая меня.
- Но кто вы такие, я умерла? - я все еще чувствовала во рту болотный вкус и запах ила на своих покрытых тиной волосах.
- Мы - берегини. Духи леса и защитники людей от злых существ. Ты теперь одна из нас, - произнесла самая низенькая, что стояла посередине, звали ее вроде Зарема, если я правильно запомнила.
Я отступила назад, завертев головой, - Я же сама лишила себя жизни, почему я не стала такой как они? - я показала рукой в сторону озера, где меня злобно сверлили 2 зелёных завистливых глаза спрятавшихся в ветвях плакучей ивы.
В моих же глазах застыли слезы, я не помнила больше лиц своих родителей и в каком доме жила, из моей памяти стерлось, как я оказалось в воде и из-за чего это произошло. Я освободилась от этих обременяющих знаний, чтобы прожить новую жизнь, посвящая себя другим людям.
- Богиня дала тебе второй шанс. Хоть ты и совершила ошибку, но была чиста. До твоего сердца не успела добраться черная скверна ненависти. А их души, - Есения подняла на озеро холодный взгляд, - прогнили еще при жизни.
- Идем, я тебе все расскажу. Жить будем пока с тобой вдвоем в лесу, здесь недалеко. Сестры живут чуть дальше. Но при надобности мы собираемся в одном месте. Такое случается очень редко, потому что за каждый участок заселенной людьми и нечистью земли отвечают определенные из берегинь, так что у нас хватает работы.
- Глупый, конечно, дождусь. Кому кроме тебя нужно мое уже однажды остановившееся сердце, которое даже мои руки и ноги толком не может согреть? - я потрепала его по щекам и впервые сама поцеловала, от неожиданности он широко раскрыл глаза, отвечая на поцелуй.
- Надеюсь, что никому. Эти месяцы быстро пролетят, и я вернусь. Как же я завидую каждому упырю и нечистому духу, которого ты пронзишь своим клинком, - в его долгом взгляде читалось безумство соразмерное с его любовью.
- Нашел чему завидовать, - я сдержанно засмеялась, хоть и хотела плакать. Но старалась его не расстраивать, чтобы и без того тяжёлую дорогу не делать еще невыносимее.
Он обнял меня за поясницу, а мои руки не отрывались от его шеи и плеч.
Мы могли ещё долго так стоять, но один из юношей в доспехах его окликнул, и он в последний раз кротко меня поцеловав, присоединился к другим мужчинам, а я, вытирая пальцами льющиеся рекой слезы, опустив голову, побрела к сестрам, надеясь найти утешение в их словах.
Я чувствовала его полный страдания взгляд на своей спине, но так ни разу не обернулась, чтобы расталкивая всех, не броситься ему на шею, проклиная чертову службу.
Прошла только несчастная неделя, но она тянулась как год. Я не знала, жив ли он, здоров. Хоть мое чутье и подсказывало, что он в порядке, но я до конца ему не верила, боясь, что он мог потерять мой оберег. И уже лежит голодный совсем один среди непроходимого леса или тонет в зыбком болоте, истекает кровью от руки наших недругов.
Мое воображение рисовало жуткие картины, а сны были еще хуже моей обычной жизни без него.
Хоть я каждую ночь и видела его такое родное лицо, крепкие руки и гордый стан, он на моих глазах превращался в безобразного упыря жаждущего моей крови, и как я не пыталась от него убежать и не искала способы снова обратить его в человека, мне приходилось его убивать собственными руками. Раз за разом я вонзала меч в сердце своего любимого и всего на несколько мгновений, пока у него оставались последние крупицы жизни, он становился собой. Из его рта вытекала густая темная кровь, но он все равно улыбался, обещая снова ко мне вернуться.
Так продолжалось каждую ночь. Не один эликсир и мазь, нанесенная в несколько толстых слоев под глазами, не могли скрыть тёмные мешки и следы недосыпа.
Пока я его оплакивала, ухудшилось мое состояние. Я почти не ела. Прежние платья еще больше на мне весели. Даже пояс не спасал. Моя кожа стала бледнее, чем у только что новоиспечённых мавок, неуклюже ступивших со дна озера в другой мир.
Вместе со сном и внешней красотой ухудшилось и мое здоровье, у меня появился сухой кашель непонятной природы.
Я была одной из старших, поэтому сестры забеспокоились, заметив в моих волосах седой волос.
- Это дурной знак, ты слабеешь. Нужно срочно собирать всех берегинь, пока мы тебя не потеряли, - Ясмина вертела в руках переливающийся на солнце серебром волосок.
- Не нужно никого собирать. Если богиня так хочет - я уйду. Это естественный процесс. Возможно, мне на смену должна вот-вот переродиться новая девушка. А нас и так уже девять. Видимо, мне уже пора уступить свое место новой избранной, - я провела пальцами по своим бледным, синеватым губам.
- Нет уж, мы просто так от тебя не откажемся. Иди, поешь, - Руфина пододвинула ко мне еще неостывшую кашу, от которой исходил приятный, сладковатый запах.
- У меня нет аппетита, - я отложила в сторону ложку.
Но сестры и не думали сдаваться.
- Вот вернется твой молодец и не узнает тебя, не боишься, что перепутает с утопленницей и её вместо тебя в жены возьмет, - схитрила Руфина.
Пока я задумалась, она как опытный родитель завлекающий сказками и звонкими звуками своего нежелающего есть ребенка, успела запихнуть в меня ложку каши, которую я нехотя не до конца прожевав, проглотила, запивая теплым молоком, чтобы успешно ее протолкнуть.
И правда, я же берегиня. А значит, как бы все плохо не казалось, я должна верить.
- Спасибо, уголки моих губ растянулись в слабой улыбке.
Я взяла миску и еле как вместила в себя еще несколько ложек.
На следующей день мне стало еще лучше и мне захотелось тушеной говядины.
Еще через день я вернулась к привычному укладу своей жизни, и сестры немного успокоились.
Наступил чистый четверг. Все подготавливали баньки, чтобы хорошенько отпариться. Но с одной из них поспешили и забыли под ее порогом прикопать черную курицу, ну или хотя бы ее отрубленную голову для защиты. Так еще и вошли не поздоровавшись. Не спросили у банника разрешения помыться, вот они вместе с обдерихой на пару и осерчали. Этот крохотный, но очень сильный старичок с длинными волосами решил проучить невеж: стал брызгаться в них кипятком, да камешки горячие бросать.
К счастью, мы с Руфиной поблизости были и, услышав крики, сразу выяснили в чем дело.
Пришлось раздобыть новый венок, кусочек мыла, а также емкость с чистой водой, чтобы задобрить обиженного духа.
Кроме этого, мы оставили еще мёда и молока, строго настрого запретив входить в баню после четвёртого пара, чтобы снова его не рассерчать, и первым всегда должен заходить мужчина, чтобы входящие после него женщины не заболели.
Обработав покрасневшие участки тела пострадавших людей, мы на будущее рассказали, что в баню нельзя заходить ночью без разрешения банника. А так же оставлять младенца без присмотра, чтобы потом не забрать подменыша, который не пьет материнское молоко, много плачет и постоянно болеет.
Сколько раз я слышала истории прибегающих к нам в слезах некоторых молодых девушек, любящих погадать на будущего мужа, просовывая в баню руку: если рука банника окажется гладкой - значит муж бедный, если мохнатой – то, наоборот, богатым. Если ущипнет - бить будет. Если на руке остался скользкий след значит - пьяница.
Я всегда смеялась с этого гадания, успокаивая бедняжек искренне верующих, что их богатый и к тому же очень волосатый муж будет их обижать. Все знали, что у банника, словно у дикого зверя полно волос на теле, и температура в недавно натопленном помещении ночью, еще не успевшем до конца остыть в разы выше, чем на улице, но почему-то все верили в эти старые бредни, придуманные какой-то одинокой девицей не вышедшей внешностью, но давно мечтающей о замужестве.
После баньки и мне полегчало. С чистым телом и мыслями я готовилась встретить следующий день, уже морально настроившись на предстоящий ночной кошмар.
ГЛАВА 12
Лёжа на кровати, я представляла мужественное лицо Беломира, как он нежно смотрит на меня своими большими изумрудными глазами. Как я замираю, когда он ко мне наклоняется, чтобы поцеловать. От его тёплых касаний мое сердце начинает быстрее стучать, и мои ледяные руки согреваются в его горячих огрубевших ладонях.
Впервые за всю неделю я хорошо спала. Не было никаких упырей, которых я должна была убить или умирающего Беломира, абсолютно ничего.
Вместо того чтобы встать с первыми петухами, я проснулась от громкого вопля Руфины, вместе со мной вскочила и Ясмина. Я взяла за руку Руфину, стараясь, пощипывая ладонь и пальцы ее разбудить.
Она еще не открыла глаза, но как одержимая бесом крутила головой и выгибала спину.
- Нет, я не пойду туда снова. Пожалуйста, не надо, - ее разум завладел ее измученным вспотевшим телом, из глаз медленно стекали слезы.
Она сжимала кулаки и била ими по кровати, издавая похожие на рычание звуки.
Мы с Ясминой переглянулись, - Неси скорее воду, будем ее будить, пока она себя не покалечила, - приказала сестра, наблюдая, как Руфина одной рукой уже начинала себя царапать.
Толкнув дверь ногой, я побежала в сторону озера, бормоча себе под нос, пока черпала из него ковшом воду: «Вода, водица, очисти Руфину от деяний дурных, от мыслей лихих, от духов злых. В помощь ей будь, обнови ее лик и душу бессмертную».
Подбегая к сестре, я с этими же словами окатила ее холодной, еще не прогревшейся под солнечными лучами водой.
Громко вдохнув, она подобрала под себя ноги, присаживаясь на кровать, по ее дезориентированному лицу было видно, что она не понимала где находится. Подминая под себя белье, она испуганно на нас глазела, пока остатки кошмара полностью не развеялись, и она не в силах больше себя сдерживать, зарыдала, облокотившись о мою грудь, вцепилась в руку.
- Руфина, все в порядке, ты дома, - произнесла самая младшая из нас, осторожно заплетая выбившиеся из косы волосы.
- Что тебе снилось? - сжимая ее ладонь спросила.
- Ох, сестрицы. Я заново это пережила. Видимо, богиня на нас осерчала, раз дала мне такое увидеть. Провинились мы в чем-то, - ее потерянный взгляд метался по комнате.
- Руфина, что ты имеешь ввиду? - уже догадываясь причине ее внезапного страха, я присела на край кровати.
- Я видела как умерла в мельчайших подробностях, чувствовала как мне не хватало воздуха, как мои легкие наполнялись водой и от ее тяжести меня тянуло на дно. Помню, как ледяная вода сковывала мое тело, когда я заходила в нее с головой, как переродилась и почему решила утопиться. Если бы я сейчас могла обернуть все вспять, я бы жила, наслаждаясь каждому мгновению, ясной и хмурой погоде, любую беду и наказание принимала бы с честью и была за все, что у меня есть и еще будет благодарна Богам. Почему я была так глупа? - ее дрожащая рука потянулась за водой, она стала жадно ее пить, изредка всхлипывая.
Руфина 30 лет назад
- Милый, я так счастлива, что встретила тебя, - мы лежали в обнимку на лугу под могучим дубом.
Мой Ефремка жевал овсяницу, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, которое просачивалось сквозь крону дерева и заставляло моего любимого жмуриться, когда он на меня смотрел.
- И я счастлив, Руфинушка, - он отодвинул закрывающие мою шею пряди волос и коснулся влажными горячими губами моей шеи.
Кончик его носа меня щекотал.
Я засмеялась, и его тонкие губы искривились в хитрой улыбке.
Возле самого уха он мне тихо сладостно шепнул, - Зачем ждать? Ты и так уже моя, а я твой.
Меня насторожили его слова, я напряглась. Поправляя открытую часть сарафана, оголяющего мое плечо, встала, но он ласково провёл своими белоснежными изящными пальчиками по моей Икре. Его бархатные руки скользнули вверх под моим платьем, и я не стала сопротивляться.
Все произошло так быстро, что я не заметила, как стыд и смущение сменились резкой болью внизу живота, плавно переросшей в удовольствие. А затем все снова поменялось местами.
Когда он одевался и безразлично на меня смотрел. Я, облокотившись об проклятый дуб, чувствовала, как пылали мои щеки. Подтягивая к туловищу свои конечности, я безвольно опустила голову на колени, пряча от него лицо за волосами.
Мои губы тихо шептали, когда глаза не смели посмотреть ему вслед, - Что же я наделала? Как я могла такое допустить?
Это было моим личным позором. Теперь я была порченной, и не один уважающий себя юноша не захотел бы на мне жениться. Ведь я была опозорена своим возлюбленным. Который после соединения наших тел и душ не проронил ни слова.
Лишь его янтарные глаза выразили сочувствие, а поджатый подбородок и нахмуренный лоб - призрение.
Я дрожала под не щадящим солнцем, моя втянутая в плечи голова не хотела поворачиваться, а сгорбленная спина выпрямляться.
Я просидела так несколько часов, но потом, устав в мыслях себя наказывать, медленно встала, чувствуя, как прохрустел мой копчик от такого положения.
Мне нужны были ответы, уже не замечая слабость в коленях и жжение в груди, я шла к его дому.
Черт меня дернул заглянуть в небольшую щёлочку в сарае, когда я услышала заливистый женский смех.
Темноволосая красавица сидела как коленях у моего возлюбленного, он так же как и несколько часов назад меня, гладил ее по лицу и что-то нежно шептал на ухо. Однако, она была гораздо старше и полнее меня. И по ее выражению лица и глазам было заметно, что она в отличие от меня знала, на что шла. Она не в первый раз сюда приходила. А я опьяненная любовью доверилась этому мерзавцу.
Мне хотелось вцепиться в черные, как уголь космы ее волос и кричать от отчаяния.
Но подавив новый прилив слез, я доверилась своим ногам. Я не пошла к матери, боясь, что она все расскажет отцу и он после того, как меня высечет еще больше опозорив, прогонит.
Я в последний раз не взглянула в понимающие материнские глаза, не запомнила ее глубокие морщинки и местами поседевшие и порядевшие от 6 родов волосы, которые я совсем малышкой наматывала на крохотный кулачок. Не подержала ее хрупкую тонкую бледную руку, не попросила прощения за то, что собиралась сделать. Возможно, она бы меня остановила, но у нее помимо меня было 3 сына и 2 дочери. Тогда я искренне верила, что когда меня не станет, она в них найдёт свое утешение.
Я медленно заходила в воду, лоскотухи и мавки уже радостно плескались возле меня, протягивая свои синюшные пальцы к моим золотистым волосам.
Страха и слез больше не было. Меня, как и в утробе окутала со всех сторон вода, мне было спокойно.
Меня не было всего несколько минут. Вокруг проносились яркие моменты моей короткой жизни. А потом наступила непроглядная тьма, длившаяся несколько секунд.
Когда мои глаза снова широко открылись, а сердце еще быстрее, чем прежде забилось, разгневанные русалки и водяницы, недовольные такой несправедливостью расплывались в разные стороны. Напоследок, бросая в меня бранные словечки.
Когда я, кашляя и выплевывая остатки воды, вышла на берег меня уже встречали восемь облаченных в белые одеяния сестер с пестрыми венками из цветов и трав на головах. Их голубые и зелёные глаза внимательно меня изучали. В их медовых и пшеничных волосах играл ветер.
Пока вперед не шагнула старшая из них и не представилась, я все еще думала, что до сих пор тону и от недостатка кислорода ко мне являются такие живые образы.
- Я, Есения. Это мои сестры: Аделя, Дара, Белова, Верея, Зарема, Влада и Фатта.
Девушки в белом по одной выходили вперед, окружая меня.
- Но кто вы такие, я умерла? - я все еще чувствовала во рту болотный вкус и запах ила на своих покрытых тиной волосах.
- Мы - берегини. Духи леса и защитники людей от злых существ. Ты теперь одна из нас, - произнесла самая низенькая, что стояла посередине, звали ее вроде Зарема, если я правильно запомнила.
Я отступила назад, завертев головой, - Я же сама лишила себя жизни, почему я не стала такой как они? - я показала рукой в сторону озера, где меня злобно сверлили 2 зелёных завистливых глаза спрятавшихся в ветвях плакучей ивы.
В моих же глазах застыли слезы, я не помнила больше лиц своих родителей и в каком доме жила, из моей памяти стерлось, как я оказалось в воде и из-за чего это произошло. Я освободилась от этих обременяющих знаний, чтобы прожить новую жизнь, посвящая себя другим людям.
- Богиня дала тебе второй шанс. Хоть ты и совершила ошибку, но была чиста. До твоего сердца не успела добраться черная скверна ненависти. А их души, - Есения подняла на озеро холодный взгляд, - прогнили еще при жизни.
- Идем, я тебе все расскажу. Жить будем пока с тобой вдвоем в лесу, здесь недалеко. Сестры живут чуть дальше. Но при надобности мы собираемся в одном месте. Такое случается очень редко, потому что за каждый участок заселенной людьми и нечистью земли отвечают определенные из берегинь, так что у нас хватает работы.
