Гай подался вперед, взял правой рукой бутылку, и сказал:
- Об этом не может быть и речи!- он твердой рукой наполнял из бутылки оба стакана.- Забудь. Не сегодня.
- А когда? Ты же хотел действовать.
- Сегодня я не в форме.
******* *******
В тусклом свете электрической лампы, тесное пространство прихожей в квартире Гая, казалось покрытым толстым слоем пыли.
Гай стоял перед Риком, напротив двери в санузел- рубашку он уже надел, но застегивать пуговицы не торопился, и она- мятая, из синего хлопка, открывала его обширный живот и волосатую грудь. Гай стучал в грудь Рику своим указательным пальцем правой руки- толстым, как сосиска, с черным, обкусанным ногтем, и повторял одно и то же:
- Мы для них куклы. Мы для них- куклы!
- Гай, жди нас дома, мы скоро вернемся,- Рик глянул на стоявшего, у входной двери Кайнса, потом на Гая.
- Я? Дома? Ты шутишь?- Гай начал заправлять в свои мятые брюки, свою же мятую, рубашку.- Я с вами! Кай!
- Ты пойдешь босиком?
Гай Оол покачал своей лохматой головой, и принялся обуваться. Они молча наблюдали за тем, как он впихивает в ботинки свои босые ноги.
- Гай...
- Рик! И не говори мне. Не говори,- Гай вдруг сделался чем- то озабоченным, оттолкнув Рика в сторону, он прошел в темную комнату и через минуту вернулся, держа в руке девятизарядный пистолет.- Теперь пошли. Теперь порядок.
- Ты похож на бандита,- произнес Рик с улыбкой.- Нас с тобой арестуют.
- Кто? Офицеров полиции? Не смеши меня. Едем!
- Кай?
Кайнс ответил лаконично:
- Хм. Значит, у нас будет три ствола.
Они уже выходили из квартиры, как вдруг Гай, о чем- то вспомнив, решительно пошел на кухню, и вернулся назад с запечатанной бутылкой водки.
На немой укор во взгляде Рика и Кайнса, он также решительно заявил:
- Это для обработки ран!
- Каких ран, Гай?
Тот насупился и произнес с нажимом:
- Для обработки!
******* *******
Закончив медленное движение вперед, машина уткнулась бампером в густой кустарник, и замерла. Яркий свет ее фар отражался на каждом листочке освещенных кустов, отчего влажные листья казались прозрачными. Дождь уже закончился, было видно, как в лучах света, падают, сверкая, крупные капли воды, с дерева перед ними. Через открытое водительское окно, в салон машины тянуло свежестью и прохладой, они разбавляли удушливую и накуренную атмосферу, принося с собой запахи леса.
- Лопату не взяли,- сказал Рик, беря в руки сверток брезента, с жестяной коробкой.- Ждите меня здесь. Я скоро.
- Рик может нам лучше пойти с тобой?- Гай, как смог повернулся на переднем, пассажирском сидении, к сидевшему на диване, Рику.
- Здесь, никого нет, Гай. Следите за нашим тылом. Мало ли.
Кайнс, сидя за рулевым колесом, курил. Он протянул руку к приборному щитку и заглушил мотор- свет фар погас.
Рик выбрался из машины, держа в правой руке взятый у Кайнса электрический фонарик, а под левой рукой- сверток. Внутренне, приготовившись к тому, что придется намокнуть пробираясь через заросли кустов, отряхивая с них влагу, он двинулся вперед. Ветки лезли ему в лицо, царапали руки, ноги в ботинках быстро намокли и носки противно прилипли к его ступням.
Было свежо и прохладно.
Ночной лес спал.
Узкий луч света от его фонарика, дрожал и прыгал из стороны в сторону, Рик иногда останавливался, чтобы поправить, сползающую под рукой, ношу и оглядеться, проверить, не сбился ли он с пути, правильно ли держит направление по лесу. При свете фонарика- тусклом и освещающем ближайшие кусты, все вокруг стало для него неузнаваемым, словно Рик, никогда до этого момента, здесь не был, и только присмотревшись к какому- нибудь дереву, он вспоминал то место, где сейчас находился и с удовлетворением отмечал для себя, что идет он в нужном направлении.
Ночная птица встрепенулась и, шурша крыльями улетела над его головой, в ночь.
Рубашка и брюки Рика промокли насквозь.
Он внутренне подавлял в себе возникший страх темноты- первобытный, ничем не оправданный. Здесь не могло быть агентов департамента дознания.
Он это знал.
Пробираясь дальше, ему вспомнилось, как они отдыхали в этом лесу с ребятами, вспомнил свою неудачную рыбалку на берегу реки, когда он пьяный наступил на удочку и сломал ее, как орал из- за этого Гай.
Гай ругался последними словами, он даже в чувствах пнул ногой ведро и оно, кувыркаясь, улетело в воду, и нахлебавшись воды, жалко плавало там в лучах Луны, словно прося о помощи. Он вспомнил Аброма Хлоя- пьяного и совершенно невменяемого, то, как тот открыл стрельбу из пистолета по темным кустам, считая, что там прячутся бандиты, а потом Рик и Гай отбирали у него пистолет, ругались и кричали что- то матерное, и после, уже у костра, опять выпив водки, успокаивали плачущего Аброма, говорили о дружбе, о том, что «совершенных людей нет», и Рик даже сходил на берег реки и, отыскав останки своей удочки, показывал их Аброму, как факт своего несовершенства.
И тут он вспомнил Аброма.
Другого Аброма.
Того, что лежал под основанием дерева- безглазого Аброма, Аброма с безобразно ухмыляющимся разрезом на бледном животе.
Рик вздрогнул.
Внутренним усилием он заставил этот образ уйти из своего воображения, зная, что это видение не пропадет совсем, что оно все равно накрепко засело в его памяти, и стало одним целым с тем, что он помнил в своей жизни.
Безглазый Абром, глянул на него из небытия, своими рваными провалами больших глазниц, и исчез.
Во рту у Рика сгущалась какая- то противная кислятина, он дышал перед собой перегаром и, раздвигая ветки кустарника, думал о том, что зря они выпили перед этой поездкой, потому, что такие дела надо делать на трезвую голову, по- серьезному, а не такими, какими они явились сюда.
Придав своим мыслям строгий ход, он с облегчением заметил в себе перемену- страх начал уходить, отступать, сменяясь чувствами реальности- обыденной и простой, как их полицейский участок.
Рик выбрался к поваленному дереву и остановился.
Он не сбился с дороги, он правильно определил, куда следует идти, и даже поздравил себя с этим.
Копать мокрую землю он не хотел.
Стоя в двух шагах от лежащего в зарослях папоротника, покрытого матовым мхом, ствола дерева, он посветил фонариком вокруг себя, огляделся, и понял, что в окружающем его мире, что- то не так.
Какая- то деталь была здесь лишней.
Он непонимающе всматривался в ближайшие кусты, осветил светом фонарика растущее дерево справа, и еще раз глянул перед собой.
Он это увидел.
Дерево.
Лишнее дерево.
А точнее, его обломок, высокий, промокший, черный пень, с плоской, расширяющейся макушкой. И две ветки, симметрично расположенные по бокам пня.
Как руки.
Рик отшатнулся.
Рик шагнул назад- медленно, стараясь не шуметь. Он перенес фонарик в левую руку, все еще прижимавшую к его боку брезентовый сверток, и его правая рука коснулась кобуры, пальцы скользнули по мокрому металлу пистолета, потянули его вверх.
Раздался мягкий звук взводимого курка- «клац».
Высокий пень ожил.
Слабый луч света фонарика скользнул вверх и осветил макушку высокого пня- за высоким, черным воротником, двигалась маленькая, бутафорская голова в черной шляпе, короткое тело повернулось на тонких ногах, и Рик увидел белое, сверкающее эмалью, лицо.
Кукла неспешно перешагнула через ствол лежавшего дерева, и он увидел ее длинные, обтянутые мокрой материей ноги, согнутые в коленях назад, ее руки неподвижно висевшие вдоль тела и маленькие, сверкающие черным лаком, туфельки, словно вытянутые копытца.
Рика будто хватил паралич. Он неотрывно смотрел в фарфоровое лицо куклы, в чернеющие глаза, и наполнялся ледяным, сковывающим тело, ужасом. Он выронил фонарик из руки, брезентовый сверток остался у него под рукой, зацепившись о висевшую на ремне скобу для наручников.
Кукла двигалась медленно, она не спешила, ее глянцевое личико, вдруг засветилось изнутри, мягким зеленым светом, он быстро усиливался и разгорелся в бледно- салатовый огонь, от которого осветилась тьма перед Риком, засверкали яркие зеленые блики на листьях папоротника.
Поднять вверх свою правую руку с пистолетом Рик уже не мог, она висела, словно чужая, но остатки умирающей его воли, смогли заставить согнуться указательный палец.
Кукла уже перешагнула через препятствие и двинулась в его сторону, когда грянул оглушительный выстрел.
Рик увидел, как пылающее зеленым заревом, безглазое лицо куклы, приблизилось к его лицу, фарфоровая ее кожа непостижимым образом сложилась у маленький губ в нарисованную улыбку, и тут он услышал голос куклы в своей голове:
- Неправильно быть здесь.
Он задохнулся, по телу пробежала отвратительная, холодная дрожь, где- то в далекой вечности, отделенной от реальной жизни, он услышал тихий шепот, чьи- то слова путались в паутине вязкой тишины, но Рик почему- то решил, что это зовет его Абром- живой Абром, где- то издалека.
- Ты хочешь быть, как он? Хочешь,? Хочешь? Хочешь? Хочешь?- голос куклы в его голове менял эмоциональную окраску, произнося их на разные лады. То это было сочувствие, то угроза, то она глумилась, издевалась, смеялась над его ужасом, и каждый раз ее интонации были неправильными, то слишком сильными, то неподходящими к значению произносимых ею слов.- Абром, Абром, ты помнишь Аброма? Ты хочешь стать, как он? Хочешь? Хочешь? Лежать и не видеть! Не видеть! Не видеть!
Воздух медленно затягивался сквозь его зубы, наполняя горящие болью легкие. Рик задыхался, ему нечем было дышать. Он смотрел в фарфоровые глаза куклы, окруженные зеленым, холодным светом, и ему казалось, что он слышит гул и клекот далеких, неведомых машин, которые тонут в таком- же зеленом свете, но во много раз ярче этого.
- Зачем не слушаться? Зачем быть, как Абром Хлой? Зачем? Зачем? Ты будешь слушаться?
Рика колотила дрожь.
- Надо жить. Ты будешь жить? Будешь? Будешь? Будешь? Мы можем исправить. Не надо включать исправить, а то будешь, как Абром Хлой.
Губы Рика свела судорога, лицо онемело, он не мог сказать ни слова, не мог крикнуть, не мог даже мычать. Это было как в его детских кошмарах- он пытался выдавить из себя крик отчаяния, но этот крик вяз и таял, где- то между сном и явью, и ужас прилипал к нему, словно липучка, и сон не заканчивался, бред, страшный, мучительный бред продолжался.
- Она будет плакать. Ей не с кем будет спать, потому что ты станешь, как Абром Хлой. Отдай нам это. Мы уйдем. Мы не вернемся. Ты будешь спать с ней. Ты сможешь видеть. Не как Абром Хлой. Абром Хлой. Абром. Абром.
Появился звук.
Это был настоящий звук, звук в этом мире- что- то большое и массивное, как бульдозер, ломилось сейчас в его сторону, через заросли ближайшего кустарника, и Рик, не глядя туда, вдруг понял, что под этим грубым и мощным натиском, гнется молодой клен, и его не ровный ствол, покрытый гладкой корой, оглушительно трещит, ломаясь и падает на мокрую землю.
Рик не мог отвернуться от лица куклы, не мог двинуть ни одним мускулом.
Нечто большое, не живое- Рик понял это в своем удушающем бреду, приблизилось, почти вплотную к нему, и встало за его правым плечом.
- Отдай нам это, это будет наше. Тебе не надо. Толстый не ослепнет. Летчик полетит. Отдай, отдай нам. Скажи- согласен. Скажи- согласен. Согласен. Согласен. Согласен! Скажи!
Слова куклы звенели в его голове невыносимо пронзительным звоном, они впивались в сознание Рика множеством острых, раскаленных игл.
То, что стояло справа от него, нависало над головой Рика, светило на него малиновым, приглушенным светом, и он понял- также непостижимо, как слышал голос в своей голове, что у этого Нечто большая, квадратная голова, без глаз и рта.
- Надо сказать- согласен. Мы возьмем не твое, мы уйдем- совсем! Скажи- согласен!
Что- то изменилось.
Рик понял, что сейчас он сможет сказать, сможет потому, что ему разрешили. К его лицу вернулась чувствительность, паралич губ пропал, и он,уже, зная свое желание, такое- же душное и мучительное, как слова куклы, хрипло прошептал:
- Наследник. Я- наследник!
Кукла отстранилась. Ее фарфоровое, охваченное светом лицо, не дрогнуло.
- Думай. Мы вернемся. Мы вернемся. Думай. Думай.
Напряжение, сковывавшее Рика начало слабеть, и в тот момент, когда кукла двинулась от него вправо, Рик услышал шум голосов и треск ломающихся сучьев.
Кукла, и то- стоявшее над ним, ушли вправо, он слышал, как они продираются через чащу, уходя в сторону близкой реки, и на какое- то мгновение все эти шумы и голоса слились воедино, загремели выстрелы- один за другим.
- Кай, стреляй!
Опять выстрелы разорвали тишину.
Рик смог повернуть голову вправо, куда только что ушли его мучители, и там, во мраке леса, он увидел отсветы от стволов деревьев- красный и зеленый, они удалялись, теряя свою яркость и силу, и оттуда гремели и гремели пистолетные выстрелы, и голос Гая, разносясь резким эхом, кричал:
- Стреляй! Кай стреляй в это!
Рик глубоко дышал, ему казалось, будто он все никак не может надышаться, не может погасить в своих легких бушующий пожар боли. Его била дрожь. Тусклый фонарик лежал у его ног.
- Рик! Рик!- голос Кайнса.
- Я тут...- Рик едва выдавил из себя этот звук, и в его горле, что- то болезненно сжалось, он громко и надрывно закашлялся.
Его вырвало.
Он шагнул назад, покачнулся и упав на четвереньки, смотрел на лежавший у своей левой руки фонарик, пытался остановить кашель.
- Гай, он здесь!
Чьи- то руки обхватили Рика, рывком поставили на ноги.
Кайнс.
- Стой!
Кайнс быстро подобрал, выпавшие из руки Рика пистолет и фонарик, потащил Рика прочь.
- Гай, сюда!
Гай ломился теперь слева от Рика, хрустели и трещали сучья. Он появился перед Риком и Кайнсом, светя на них своим фонариком, кричал:
- Я стрелял в это в упор! Я стрелял...
- Тащим его, скорее!
Рик видел происходящее, как сон.
Перед его лицом мелькают ветки и листья, призраки света фонариков в руках Кайнса и Гая, мечутся впереди, что- то хлещет его по лицу, сильно расцарапав правую щеку, а он бежит на ослабевших ногах, подхваченный с обеих сторон Гаем и Кайнсом, которые мешают друг другу, спотыкаются и хрипят.
Уже сидя в машине- Кайнс вел ее по лесной дороге, в сторону выезда на трассу, Рик пил из горлышка бутылки, обжигающую жидкость водки, смотрел на освещенное приборами правое ухо Кайнса, и слушал голос Гая- хриплый, громкий, сумасшедший:
- Я стрелял в это в упор. В башку! В башку, мать ее так, стрелял! Что это, Рик? Это те? Да? Те?
Рик убрал от своего лица бутылку и уткнулся носом в мокрый рукав своей рубашки.
- Чудовище! Это было чудовище. А башка- то, башка! Квадратная, красная, светится... Кай, гони! Гони, мать их пере- мать!...
Царапнув днищем горб насыпи, машина вылетела на темную трассу, вильнула влево и понеслась прямо, светя фарами на убегающий под нее, асфальт.
Рик сидел, упершись своей правой щекой в кожаную спинку водительского сидения, и смотрел в лобовое стекло машины.
Он молчал.
Там, в свете фар, неслась на них, ночная, безжизненная дорога.
- Об этом не может быть и речи!- он твердой рукой наполнял из бутылки оба стакана.- Забудь. Не сегодня.
- А когда? Ты же хотел действовать.
- Сегодня я не в форме.
******* *******
В тусклом свете электрической лампы, тесное пространство прихожей в квартире Гая, казалось покрытым толстым слоем пыли.
Гай стоял перед Риком, напротив двери в санузел- рубашку он уже надел, но застегивать пуговицы не торопился, и она- мятая, из синего хлопка, открывала его обширный живот и волосатую грудь. Гай стучал в грудь Рику своим указательным пальцем правой руки- толстым, как сосиска, с черным, обкусанным ногтем, и повторял одно и то же:
- Мы для них куклы. Мы для них- куклы!
- Гай, жди нас дома, мы скоро вернемся,- Рик глянул на стоявшего, у входной двери Кайнса, потом на Гая.
- Я? Дома? Ты шутишь?- Гай начал заправлять в свои мятые брюки, свою же мятую, рубашку.- Я с вами! Кай!
- Ты пойдешь босиком?
Гай Оол покачал своей лохматой головой, и принялся обуваться. Они молча наблюдали за тем, как он впихивает в ботинки свои босые ноги.
- Гай...
- Рик! И не говори мне. Не говори,- Гай вдруг сделался чем- то озабоченным, оттолкнув Рика в сторону, он прошел в темную комнату и через минуту вернулся, держа в руке девятизарядный пистолет.- Теперь пошли. Теперь порядок.
- Ты похож на бандита,- произнес Рик с улыбкой.- Нас с тобой арестуют.
- Кто? Офицеров полиции? Не смеши меня. Едем!
- Кай?
Кайнс ответил лаконично:
- Хм. Значит, у нас будет три ствола.
Они уже выходили из квартиры, как вдруг Гай, о чем- то вспомнив, решительно пошел на кухню, и вернулся назад с запечатанной бутылкой водки.
На немой укор во взгляде Рика и Кайнса, он также решительно заявил:
- Это для обработки ран!
- Каких ран, Гай?
Тот насупился и произнес с нажимом:
- Для обработки!
******* *******
Закончив медленное движение вперед, машина уткнулась бампером в густой кустарник, и замерла. Яркий свет ее фар отражался на каждом листочке освещенных кустов, отчего влажные листья казались прозрачными. Дождь уже закончился, было видно, как в лучах света, падают, сверкая, крупные капли воды, с дерева перед ними. Через открытое водительское окно, в салон машины тянуло свежестью и прохладой, они разбавляли удушливую и накуренную атмосферу, принося с собой запахи леса.
- Лопату не взяли,- сказал Рик, беря в руки сверток брезента, с жестяной коробкой.- Ждите меня здесь. Я скоро.
- Рик может нам лучше пойти с тобой?- Гай, как смог повернулся на переднем, пассажирском сидении, к сидевшему на диване, Рику.
- Здесь, никого нет, Гай. Следите за нашим тылом. Мало ли.
Кайнс, сидя за рулевым колесом, курил. Он протянул руку к приборному щитку и заглушил мотор- свет фар погас.
Рик выбрался из машины, держа в правой руке взятый у Кайнса электрический фонарик, а под левой рукой- сверток. Внутренне, приготовившись к тому, что придется намокнуть пробираясь через заросли кустов, отряхивая с них влагу, он двинулся вперед. Ветки лезли ему в лицо, царапали руки, ноги в ботинках быстро намокли и носки противно прилипли к его ступням.
Было свежо и прохладно.
Ночной лес спал.
Узкий луч света от его фонарика, дрожал и прыгал из стороны в сторону, Рик иногда останавливался, чтобы поправить, сползающую под рукой, ношу и оглядеться, проверить, не сбился ли он с пути, правильно ли держит направление по лесу. При свете фонарика- тусклом и освещающем ближайшие кусты, все вокруг стало для него неузнаваемым, словно Рик, никогда до этого момента, здесь не был, и только присмотревшись к какому- нибудь дереву, он вспоминал то место, где сейчас находился и с удовлетворением отмечал для себя, что идет он в нужном направлении.
Ночная птица встрепенулась и, шурша крыльями улетела над его головой, в ночь.
Рубашка и брюки Рика промокли насквозь.
Он внутренне подавлял в себе возникший страх темноты- первобытный, ничем не оправданный. Здесь не могло быть агентов департамента дознания.
Он это знал.
Пробираясь дальше, ему вспомнилось, как они отдыхали в этом лесу с ребятами, вспомнил свою неудачную рыбалку на берегу реки, когда он пьяный наступил на удочку и сломал ее, как орал из- за этого Гай.
Гай ругался последними словами, он даже в чувствах пнул ногой ведро и оно, кувыркаясь, улетело в воду, и нахлебавшись воды, жалко плавало там в лучах Луны, словно прося о помощи. Он вспомнил Аброма Хлоя- пьяного и совершенно невменяемого, то, как тот открыл стрельбу из пистолета по темным кустам, считая, что там прячутся бандиты, а потом Рик и Гай отбирали у него пистолет, ругались и кричали что- то матерное, и после, уже у костра, опять выпив водки, успокаивали плачущего Аброма, говорили о дружбе, о том, что «совершенных людей нет», и Рик даже сходил на берег реки и, отыскав останки своей удочки, показывал их Аброму, как факт своего несовершенства.
И тут он вспомнил Аброма.
Другого Аброма.
Того, что лежал под основанием дерева- безглазого Аброма, Аброма с безобразно ухмыляющимся разрезом на бледном животе.
Рик вздрогнул.
Внутренним усилием он заставил этот образ уйти из своего воображения, зная, что это видение не пропадет совсем, что оно все равно накрепко засело в его памяти, и стало одним целым с тем, что он помнил в своей жизни.
Безглазый Абром, глянул на него из небытия, своими рваными провалами больших глазниц, и исчез.
Во рту у Рика сгущалась какая- то противная кислятина, он дышал перед собой перегаром и, раздвигая ветки кустарника, думал о том, что зря они выпили перед этой поездкой, потому, что такие дела надо делать на трезвую голову, по- серьезному, а не такими, какими они явились сюда.
Придав своим мыслям строгий ход, он с облегчением заметил в себе перемену- страх начал уходить, отступать, сменяясь чувствами реальности- обыденной и простой, как их полицейский участок.
Рик выбрался к поваленному дереву и остановился.
Он не сбился с дороги, он правильно определил, куда следует идти, и даже поздравил себя с этим.
Копать мокрую землю он не хотел.
Стоя в двух шагах от лежащего в зарослях папоротника, покрытого матовым мхом, ствола дерева, он посветил фонариком вокруг себя, огляделся, и понял, что в окружающем его мире, что- то не так.
Какая- то деталь была здесь лишней.
Он непонимающе всматривался в ближайшие кусты, осветил светом фонарика растущее дерево справа, и еще раз глянул перед собой.
Он это увидел.
Дерево.
Лишнее дерево.
А точнее, его обломок, высокий, промокший, черный пень, с плоской, расширяющейся макушкой. И две ветки, симметрично расположенные по бокам пня.
Как руки.
Рик отшатнулся.
Рик шагнул назад- медленно, стараясь не шуметь. Он перенес фонарик в левую руку, все еще прижимавшую к его боку брезентовый сверток, и его правая рука коснулась кобуры, пальцы скользнули по мокрому металлу пистолета, потянули его вверх.
Раздался мягкий звук взводимого курка- «клац».
Высокий пень ожил.
Слабый луч света фонарика скользнул вверх и осветил макушку высокого пня- за высоким, черным воротником, двигалась маленькая, бутафорская голова в черной шляпе, короткое тело повернулось на тонких ногах, и Рик увидел белое, сверкающее эмалью, лицо.
Кукла неспешно перешагнула через ствол лежавшего дерева, и он увидел ее длинные, обтянутые мокрой материей ноги, согнутые в коленях назад, ее руки неподвижно висевшие вдоль тела и маленькие, сверкающие черным лаком, туфельки, словно вытянутые копытца.
Рика будто хватил паралич. Он неотрывно смотрел в фарфоровое лицо куклы, в чернеющие глаза, и наполнялся ледяным, сковывающим тело, ужасом. Он выронил фонарик из руки, брезентовый сверток остался у него под рукой, зацепившись о висевшую на ремне скобу для наручников.
Кукла двигалась медленно, она не спешила, ее глянцевое личико, вдруг засветилось изнутри, мягким зеленым светом, он быстро усиливался и разгорелся в бледно- салатовый огонь, от которого осветилась тьма перед Риком, засверкали яркие зеленые блики на листьях папоротника.
Поднять вверх свою правую руку с пистолетом Рик уже не мог, она висела, словно чужая, но остатки умирающей его воли, смогли заставить согнуться указательный палец.
Кукла уже перешагнула через препятствие и двинулась в его сторону, когда грянул оглушительный выстрел.
Рик увидел, как пылающее зеленым заревом, безглазое лицо куклы, приблизилось к его лицу, фарфоровая ее кожа непостижимым образом сложилась у маленький губ в нарисованную улыбку, и тут он услышал голос куклы в своей голове:
- Неправильно быть здесь.
Он задохнулся, по телу пробежала отвратительная, холодная дрожь, где- то в далекой вечности, отделенной от реальной жизни, он услышал тихий шепот, чьи- то слова путались в паутине вязкой тишины, но Рик почему- то решил, что это зовет его Абром- живой Абром, где- то издалека.
- Ты хочешь быть, как он? Хочешь,? Хочешь? Хочешь? Хочешь?- голос куклы в его голове менял эмоциональную окраску, произнося их на разные лады. То это было сочувствие, то угроза, то она глумилась, издевалась, смеялась над его ужасом, и каждый раз ее интонации были неправильными, то слишком сильными, то неподходящими к значению произносимых ею слов.- Абром, Абром, ты помнишь Аброма? Ты хочешь стать, как он? Хочешь? Хочешь? Лежать и не видеть! Не видеть! Не видеть!
Воздух медленно затягивался сквозь его зубы, наполняя горящие болью легкие. Рик задыхался, ему нечем было дышать. Он смотрел в фарфоровые глаза куклы, окруженные зеленым, холодным светом, и ему казалось, что он слышит гул и клекот далеких, неведомых машин, которые тонут в таком- же зеленом свете, но во много раз ярче этого.
- Зачем не слушаться? Зачем быть, как Абром Хлой? Зачем? Зачем? Ты будешь слушаться?
Рика колотила дрожь.
- Надо жить. Ты будешь жить? Будешь? Будешь? Будешь? Мы можем исправить. Не надо включать исправить, а то будешь, как Абром Хлой.
Губы Рика свела судорога, лицо онемело, он не мог сказать ни слова, не мог крикнуть, не мог даже мычать. Это было как в его детских кошмарах- он пытался выдавить из себя крик отчаяния, но этот крик вяз и таял, где- то между сном и явью, и ужас прилипал к нему, словно липучка, и сон не заканчивался, бред, страшный, мучительный бред продолжался.
- Она будет плакать. Ей не с кем будет спать, потому что ты станешь, как Абром Хлой. Отдай нам это. Мы уйдем. Мы не вернемся. Ты будешь спать с ней. Ты сможешь видеть. Не как Абром Хлой. Абром Хлой. Абром. Абром.
Появился звук.
Это был настоящий звук, звук в этом мире- что- то большое и массивное, как бульдозер, ломилось сейчас в его сторону, через заросли ближайшего кустарника, и Рик, не глядя туда, вдруг понял, что под этим грубым и мощным натиском, гнется молодой клен, и его не ровный ствол, покрытый гладкой корой, оглушительно трещит, ломаясь и падает на мокрую землю.
Рик не мог отвернуться от лица куклы, не мог двинуть ни одним мускулом.
Нечто большое, не живое- Рик понял это в своем удушающем бреду, приблизилось, почти вплотную к нему, и встало за его правым плечом.
- Отдай нам это, это будет наше. Тебе не надо. Толстый не ослепнет. Летчик полетит. Отдай, отдай нам. Скажи- согласен. Скажи- согласен. Согласен. Согласен. Согласен! Скажи!
Слова куклы звенели в его голове невыносимо пронзительным звоном, они впивались в сознание Рика множеством острых, раскаленных игл.
То, что стояло справа от него, нависало над головой Рика, светило на него малиновым, приглушенным светом, и он понял- также непостижимо, как слышал голос в своей голове, что у этого Нечто большая, квадратная голова, без глаз и рта.
- Надо сказать- согласен. Мы возьмем не твое, мы уйдем- совсем! Скажи- согласен!
Что- то изменилось.
Рик понял, что сейчас он сможет сказать, сможет потому, что ему разрешили. К его лицу вернулась чувствительность, паралич губ пропал, и он,уже, зная свое желание, такое- же душное и мучительное, как слова куклы, хрипло прошептал:
- Наследник. Я- наследник!
Кукла отстранилась. Ее фарфоровое, охваченное светом лицо, не дрогнуло.
- Думай. Мы вернемся. Мы вернемся. Думай. Думай.
Напряжение, сковывавшее Рика начало слабеть, и в тот момент, когда кукла двинулась от него вправо, Рик услышал шум голосов и треск ломающихся сучьев.
Кукла, и то- стоявшее над ним, ушли вправо, он слышал, как они продираются через чащу, уходя в сторону близкой реки, и на какое- то мгновение все эти шумы и голоса слились воедино, загремели выстрелы- один за другим.
- Кай, стреляй!
Опять выстрелы разорвали тишину.
Рик смог повернуть голову вправо, куда только что ушли его мучители, и там, во мраке леса, он увидел отсветы от стволов деревьев- красный и зеленый, они удалялись, теряя свою яркость и силу, и оттуда гремели и гремели пистолетные выстрелы, и голос Гая, разносясь резким эхом, кричал:
- Стреляй! Кай стреляй в это!
Рик глубоко дышал, ему казалось, будто он все никак не может надышаться, не может погасить в своих легких бушующий пожар боли. Его била дрожь. Тусклый фонарик лежал у его ног.
- Рик! Рик!- голос Кайнса.
- Я тут...- Рик едва выдавил из себя этот звук, и в его горле, что- то болезненно сжалось, он громко и надрывно закашлялся.
Его вырвало.
Он шагнул назад, покачнулся и упав на четвереньки, смотрел на лежавший у своей левой руки фонарик, пытался остановить кашель.
- Гай, он здесь!
Чьи- то руки обхватили Рика, рывком поставили на ноги.
Кайнс.
- Стой!
Кайнс быстро подобрал, выпавшие из руки Рика пистолет и фонарик, потащил Рика прочь.
- Гай, сюда!
Гай ломился теперь слева от Рика, хрустели и трещали сучья. Он появился перед Риком и Кайнсом, светя на них своим фонариком, кричал:
- Я стрелял в это в упор! Я стрелял...
- Тащим его, скорее!
Рик видел происходящее, как сон.
Перед его лицом мелькают ветки и листья, призраки света фонариков в руках Кайнса и Гая, мечутся впереди, что- то хлещет его по лицу, сильно расцарапав правую щеку, а он бежит на ослабевших ногах, подхваченный с обеих сторон Гаем и Кайнсом, которые мешают друг другу, спотыкаются и хрипят.
Уже сидя в машине- Кайнс вел ее по лесной дороге, в сторону выезда на трассу, Рик пил из горлышка бутылки, обжигающую жидкость водки, смотрел на освещенное приборами правое ухо Кайнса, и слушал голос Гая- хриплый, громкий, сумасшедший:
- Я стрелял в это в упор. В башку! В башку, мать ее так, стрелял! Что это, Рик? Это те? Да? Те?
Рик убрал от своего лица бутылку и уткнулся носом в мокрый рукав своей рубашки.
- Чудовище! Это было чудовище. А башка- то, башка! Квадратная, красная, светится... Кай, гони! Гони, мать их пере- мать!...
Царапнув днищем горб насыпи, машина вылетела на темную трассу, вильнула влево и понеслась прямо, светя фарами на убегающий под нее, асфальт.
Рик сидел, упершись своей правой щекой в кожаную спинку водительского сидения, и смотрел в лобовое стекло машины.
Он молчал.
Там, в свете фар, неслась на них, ночная, безжизненная дорога.
