- Мне надо домой. С той жизнью, погонями и Максимиллианом все окончено, и причем, давно.
Найт хитро улыбается. Я смотрю на часы.
- Мне на работу надо! У нас съемка пикета с самого утра. Ты обещала вернуть меня.
- Я заканчиваю, Мэтью! Хочешь, чтобы программы работали нормально? Нужно терпение. Еще ровно 5 минут.
- А погоня была замечательная, - говорю я, - и ты действительно хороший партнер. Давай к нам на канал, разоблачать политиков и снимать скандалы? Скучно нам точно не будет.
- Нет-нет. Моя работа здесь. И, Мэт, посмотри на меня. Постарайся запомнить, ладно?
Она мне подмигнула.
- Непременно запомню тебя, - обещаю я ей, и целую руку. Я смотрю на загадочную, потустороннюю красоту фантома.
Затем Найт говорит:
- На этом все. Иди. Дверь открыта.
Я поворачиваю дверную ручку. Найт касается моей щеки ладонью.
- Ты вряд ли увидишь меня снова. Успехов, Мэт.
18.
Я лежу в темноте. Рита отказала мне? Убийство? Погони? Грязный офис подпольного банка? Еще какое то имя - Максимиллиан... Кто это такой? Дома- механизмы... И все так отчетливо.
Я вскакиваю с кровати. Рита поворачивается, и спрашивает, в чем дело.
Связь с только что увиденными миражами стремительно тает. Зато я вспоминаю, что так и не зарядил фотоаппарат. А с камерой на сегодняшнем пикете нужно быть осторожным.
- Ничего, - говорю я жене, - ночной кошмар.
Иду на кухню, и курю. Потом разглядываю потолок, в том месте, где текла вода. Вздыхаю с облегчением. Я окончательно убеждаюсь, что у нас не льет со второго этажа, а стены обклеены великолепными обоями. Все в порядке.
Рита крадется ко мне, кладет руку на плечо, и тоже изучает потолок. Вместе со мной, за компанию. Мы стоим так полминуты, потом переглядываемся. Она заинтригована.
- Что за кошмар? А скелеты там были?
Моя жена приходит в восторг от подобных историй, и я хочу ей рассказать. Но обрывки воспоминаний рассыпаются, а сюжет, за который можно было бы зацепиться, исчезает за считанные минуты.
- На полу была отвратительная лужа. Я весь в земле, и вроде бы умер. По нашему дому ходил незнакомый человек, и мы разговаривали. А еще были гигантские машины... Да, кажется, были ....
Это все, что получается вспомнить. Рита разочарована.
- Ты увидел лужу, и испугался? - хохочет она.
- Выясняется, что да,- киваю я.
И все же, в спальне я замечаю странное. Это наш настенный календарь . Сегодня 29 число, так показывают телевизор и мой мобильник. Но на календаре страница уже оборвана, будто этот день был вчера, а я отрывал ее со злостью, и психовал - смятый комок из предыдущего дня валяется на полу около кровати. Рите этот календарь не понравился еще в магазине, она не следила по нему за числами. С трудом верится, что моя жена вдруг встала посреди ночи, чтобы оторвать страничку.
- Это ты сделала? - спрашиваю я серьезно, почти строго. А Рита, посмотрев на меня, хохочет в голос.
- С самого утра пошли твои розыгрыши?
Она видит смятый листок и прибавляет:
- Неряха. Подними!
Мое выражение лица при этом веселит ее еще больше.
Рита дразнит меня, и лезет обниматься. Это так приятно.
Тем не менее, мне пора выезжать, иначе вечером я не успею на съемки соревнований. По дороге я машинально сую страничку в карман, и благополучно забываю о странной мелочи.
19.
Мы снимаем пикет активистов около здания правительства. Они протестуют против поправок к законам, и кричат. Потом один из них берет микрофон, и более-менее внятно озвучивает претензии к избранникам народа. Следующий выступает Джек. И не только в качестве репортера, но и как участник. Мне нужно выбрать подходящий ракурс, но мой начальник, Джим, советует отойти подальше.
Девушки достают пакеты с яркой краской, и забрасывают все сборище с головы до ног. Публика радуется. Не знаю, что при этом должны подумать смотрящие на нас из окна. Скорее всего, ничего. Но надеюсь, что они проникнутся идеями о торжестве закона.
Я быстро снимаю, и отхожу так, чтобы краска не попала на меня. На мне спортивный шерстяной свитер, и старенькое пальто. Вещи чистые, никакой земли и жуткого пиджака в лохмотьях. Никаких проводов, зашитых в мое тело. Конечно, нет. О подобном и думать тошно.
Я вспоминаю гигантский компьютер. Где-то в другом мире, он стоит именно здесь. На несколько секунд мне кажется, что я вижу его, так хорошо я сейчас вспомнил помещение с лампами и проводами. Центральная машина, мощнейшая сеть. Я тянусь к ней рукой, и будто прикасаюсь к железной стене. Я едва заметно улыбаюсь, но все же прошу неизвестно кого убрать наваждение. Так уж вышло, что в этом мире я не испытываю страсти к электронике, только к своей работе. И к Рите, разумеется. Мираж рассеивается, и образ города крови и железа исчезает из моей памяти.
Это мой Роум. И моя съемочная команда со скандального новостного канала. Несомненно.
- Там что, НЛО? - загадочным голосом спрашивает Джим.
- Неа, - беззаботно отвечаю я.
Джим, при всем своем сочувствии к протестующим, тоже отошел подальше. А Джек уже весь в цветном порошке.
- Слушай, Джим, - говорю я, - может, я недавно сказал нечто странное про Риту. Не хочу, чтобы ты понял мои слова неправильно.
- А что у вас случилось? - недоумевает начальник.
- У нас уже все хорошо. Не помню, я рассказывал, что она твердила о компьютерах?- осторожно интересуюсь я.
- Я уж точно не помню, Мэт. Оно и неудивительно. У меня самого дома сплошная болтовня - голова идет кругом. И о компьютерах, и о новостях, еще о парнях дочери. Мои дамы чудят с утра, и до поздней ночи, - уверяет Джим.
- А правозащитники? И Джек?
Однозначно - Джим не помнит ничего. Он машет рукой в сторону пикета, и говорит.
- Вон они, все на месте.
Время, отведенное нам для выражения гражданских чувств, на исходе. Терпение полиции, кстати, тоже. Я забираю камеру, и еду на соревнования.
Рита сидит в жюри, и я весь вечер любуюсь на нее издалека. Не подхожу даже в перерывах. Делаю вид, что занят съемкой. Мы становимся ближе друг к другу только после награждения, когда садимся в машину и едем домой. Кто то из зрителей удивлен, что мы с ней, оказывается, знакомы. Мы оба находим такое поведение остроумным, и это раззадоривает нас.
20.
Очередной день на работе. Снова политика, споры в студии, съемка крупным планом незнакомых людей.
Выхожу из автобуса. Повсюду новогодние гирлянды, в магазинах крутят праздничные песни. Я покупаю мешок мандаринов, и закутываюсь в шарф. Не люблю зиму! Почему за всю историю мироздания вымерло столько классных зверей, высохли моря, а зима осталась? Неужели с этим и правда ничего нельзя поделать, и терпеть придется каждый год? На меня летят хлопья снега, я съеживаюсь и тороплюсь домой.
Я иду через ярмарку мимо катка. Артисты развлекают публику. Ко мне подходит парень в экзотической одежде под курткой, и спрашивает:
- Вы хотели бы знать, как устроен наш мир на самом деле? Постигнуть мистические тайны и узнать правду?
Я нащупываю в кармане страницу от календаря, и отвечаю:
- Нет.
Бросаю смятый листок подальше, его подхватывает ветер.
Из окна доносится веселый крик, и нецензурные фразы. Значит, к нам на Новый год приехал Сэм. Он живо комментирует мой репортаж, и кратко сообщает дочери единственно правильную точку зрения на всю политику Роума, вместе взятую.
Я звоню в дверь. Вижу в окно, как Рита идет встречать меня. Она в неизменно черной футболке, и вязаном свитере.
Я улыбаюсь. Она открывает дверь, и говорит:
- Привет, Мэттью. Рада тебя видеть.
Найт хитро улыбается. Я смотрю на часы.
- Мне на работу надо! У нас съемка пикета с самого утра. Ты обещала вернуть меня.
- Я заканчиваю, Мэтью! Хочешь, чтобы программы работали нормально? Нужно терпение. Еще ровно 5 минут.
- А погоня была замечательная, - говорю я, - и ты действительно хороший партнер. Давай к нам на канал, разоблачать политиков и снимать скандалы? Скучно нам точно не будет.
- Нет-нет. Моя работа здесь. И, Мэт, посмотри на меня. Постарайся запомнить, ладно?
Она мне подмигнула.
- Непременно запомню тебя, - обещаю я ей, и целую руку. Я смотрю на загадочную, потустороннюю красоту фантома.
Затем Найт говорит:
- На этом все. Иди. Дверь открыта.
Я поворачиваю дверную ручку. Найт касается моей щеки ладонью.
- Ты вряд ли увидишь меня снова. Успехов, Мэт.
18.
Я лежу в темноте. Рита отказала мне? Убийство? Погони? Грязный офис подпольного банка? Еще какое то имя - Максимиллиан... Кто это такой? Дома- механизмы... И все так отчетливо.
Я вскакиваю с кровати. Рита поворачивается, и спрашивает, в чем дело.
Связь с только что увиденными миражами стремительно тает. Зато я вспоминаю, что так и не зарядил фотоаппарат. А с камерой на сегодняшнем пикете нужно быть осторожным.
- Ничего, - говорю я жене, - ночной кошмар.
Иду на кухню, и курю. Потом разглядываю потолок, в том месте, где текла вода. Вздыхаю с облегчением. Я окончательно убеждаюсь, что у нас не льет со второго этажа, а стены обклеены великолепными обоями. Все в порядке.
Рита крадется ко мне, кладет руку на плечо, и тоже изучает потолок. Вместе со мной, за компанию. Мы стоим так полминуты, потом переглядываемся. Она заинтригована.
- Что за кошмар? А скелеты там были?
Моя жена приходит в восторг от подобных историй, и я хочу ей рассказать. Но обрывки воспоминаний рассыпаются, а сюжет, за который можно было бы зацепиться, исчезает за считанные минуты.
- На полу была отвратительная лужа. Я весь в земле, и вроде бы умер. По нашему дому ходил незнакомый человек, и мы разговаривали. А еще были гигантские машины... Да, кажется, были ....
Это все, что получается вспомнить. Рита разочарована.
- Ты увидел лужу, и испугался? - хохочет она.
- Выясняется, что да,- киваю я.
И все же, в спальне я замечаю странное. Это наш настенный календарь . Сегодня 29 число, так показывают телевизор и мой мобильник. Но на календаре страница уже оборвана, будто этот день был вчера, а я отрывал ее со злостью, и психовал - смятый комок из предыдущего дня валяется на полу около кровати. Рите этот календарь не понравился еще в магазине, она не следила по нему за числами. С трудом верится, что моя жена вдруг встала посреди ночи, чтобы оторвать страничку.
- Это ты сделала? - спрашиваю я серьезно, почти строго. А Рита, посмотрев на меня, хохочет в голос.
- С самого утра пошли твои розыгрыши?
Она видит смятый листок и прибавляет:
- Неряха. Подними!
Мое выражение лица при этом веселит ее еще больше.
Рита дразнит меня, и лезет обниматься. Это так приятно.
Тем не менее, мне пора выезжать, иначе вечером я не успею на съемки соревнований. По дороге я машинально сую страничку в карман, и благополучно забываю о странной мелочи.
19.
Мы снимаем пикет активистов около здания правительства. Они протестуют против поправок к законам, и кричат. Потом один из них берет микрофон, и более-менее внятно озвучивает претензии к избранникам народа. Следующий выступает Джек. И не только в качестве репортера, но и как участник. Мне нужно выбрать подходящий ракурс, но мой начальник, Джим, советует отойти подальше.
Девушки достают пакеты с яркой краской, и забрасывают все сборище с головы до ног. Публика радуется. Не знаю, что при этом должны подумать смотрящие на нас из окна. Скорее всего, ничего. Но надеюсь, что они проникнутся идеями о торжестве закона.
Я быстро снимаю, и отхожу так, чтобы краска не попала на меня. На мне спортивный шерстяной свитер, и старенькое пальто. Вещи чистые, никакой земли и жуткого пиджака в лохмотьях. Никаких проводов, зашитых в мое тело. Конечно, нет. О подобном и думать тошно.
Я вспоминаю гигантский компьютер. Где-то в другом мире, он стоит именно здесь. На несколько секунд мне кажется, что я вижу его, так хорошо я сейчас вспомнил помещение с лампами и проводами. Центральная машина, мощнейшая сеть. Я тянусь к ней рукой, и будто прикасаюсь к железной стене. Я едва заметно улыбаюсь, но все же прошу неизвестно кого убрать наваждение. Так уж вышло, что в этом мире я не испытываю страсти к электронике, только к своей работе. И к Рите, разумеется. Мираж рассеивается, и образ города крови и железа исчезает из моей памяти.
Это мой Роум. И моя съемочная команда со скандального новостного канала. Несомненно.
- Там что, НЛО? - загадочным голосом спрашивает Джим.
- Неа, - беззаботно отвечаю я.
Джим, при всем своем сочувствии к протестующим, тоже отошел подальше. А Джек уже весь в цветном порошке.
- Слушай, Джим, - говорю я, - может, я недавно сказал нечто странное про Риту. Не хочу, чтобы ты понял мои слова неправильно.
- А что у вас случилось? - недоумевает начальник.
- У нас уже все хорошо. Не помню, я рассказывал, что она твердила о компьютерах?- осторожно интересуюсь я.
- Я уж точно не помню, Мэт. Оно и неудивительно. У меня самого дома сплошная болтовня - голова идет кругом. И о компьютерах, и о новостях, еще о парнях дочери. Мои дамы чудят с утра, и до поздней ночи, - уверяет Джим.
- А правозащитники? И Джек?
Однозначно - Джим не помнит ничего. Он машет рукой в сторону пикета, и говорит.
- Вон они, все на месте.
Время, отведенное нам для выражения гражданских чувств, на исходе. Терпение полиции, кстати, тоже. Я забираю камеру, и еду на соревнования.
Рита сидит в жюри, и я весь вечер любуюсь на нее издалека. Не подхожу даже в перерывах. Делаю вид, что занят съемкой. Мы становимся ближе друг к другу только после награждения, когда садимся в машину и едем домой. Кто то из зрителей удивлен, что мы с ней, оказывается, знакомы. Мы оба находим такое поведение остроумным, и это раззадоривает нас.
20.
Очередной день на работе. Снова политика, споры в студии, съемка крупным планом незнакомых людей.
Выхожу из автобуса. Повсюду новогодние гирлянды, в магазинах крутят праздничные песни. Я покупаю мешок мандаринов, и закутываюсь в шарф. Не люблю зиму! Почему за всю историю мироздания вымерло столько классных зверей, высохли моря, а зима осталась? Неужели с этим и правда ничего нельзя поделать, и терпеть придется каждый год? На меня летят хлопья снега, я съеживаюсь и тороплюсь домой.
Я иду через ярмарку мимо катка. Артисты развлекают публику. Ко мне подходит парень в экзотической одежде под курткой, и спрашивает:
- Вы хотели бы знать, как устроен наш мир на самом деле? Постигнуть мистические тайны и узнать правду?
Я нащупываю в кармане страницу от календаря, и отвечаю:
- Нет.
Бросаю смятый листок подальше, его подхватывает ветер.
Из окна доносится веселый крик, и нецензурные фразы. Значит, к нам на Новый год приехал Сэм. Он живо комментирует мой репортаж, и кратко сообщает дочери единственно правильную точку зрения на всю политику Роума, вместе взятую.
Я звоню в дверь. Вижу в окно, как Рита идет встречать меня. Она в неизменно черной футболке, и вязаном свитере.
Я улыбаюсь. Она открывает дверь, и говорит:
- Привет, Мэттью. Рада тебя видеть.
