- Ну что вы, как можно? Просто день сегодня чудесный, солнце наконец-то показалось. Я лекарства новые привез, так вы уж будьте любезны выделить мне парней покрепче - коробки разгрузить. Дамочка, подготовь место, хорошо?
Я кивнула и ужом выскользнула за дверь, не прощаясь с Андерсом.
А еще через день приехал Марк. Я шла по расчищенным дорожкам к домику для свиданий, жмурилась от яркого солнечного света, отражающегося от сугробов, и никак не могла придумать, как же мне себя с ним вести. Язвить и дерзить, как раньше, было опасно - а вдруг Марк обидится и больше не приедет? Притвориться, будто его поцелуи совсем лишили меня разума и теперь я без памяти влюблена в него - Марк не поверит, дураком он никогда не был. Хотя, что уж скрывать, после прошлого свидания мне несколько раз снились сны с его участием, после которых я просыпалась разгоряченная, раскрасневшаяся, с лихорадочно горящими щеками и блестящими глазами. Не слишком сообразительная Берта даже поинтересовалась как-то, не заболела ли я.
Так и не приняв решения, я вошла в домик и замерла. Скатерти на окнах сменили вполне приличные занавески, койка уже стояла у стены, застеленная свежим бельем. Но поразило меня не это. В центре стола гордо возвышалась бутылка вина, а рядом скромно стояла тарелка с бутербродами. Мне сразу вспомнился пьяный Андерс, лапавший меня в лазарете. К горлу подступила частенько накатывавшая после того случая тошнота, и я сглотнула.
- Соблазнять меня собрался? - вырвался у меня вопрос, прежде чем я успела подумать.
- А надо? - ехидно уточнил Марк. - Вроде бы ты и так моя любовница.
Не знаю, какого ответа он ожидал на свою реплику, но я приободрилась. Признаться, я опасалась, что все свидание буду молчать и не сметь взглянуть на Грена из опасения, что тут же покроюсь краской смущения при воспоминании о предыдущей встрече. Но мысль о том, чтобы подкалывать друг друга нравилась мне куда больше. Главное в этом - не перейти грань и не наговорить оскорблений. Впрочем, сначала надо было сказать кое-что другое.
- Марк, я очень благодарна тебе. За теплые вещи, и за продукты, и за... Словом, за все.
- Не стоит, Тиали. Кстати, тебя ведь навещает Двин, я узнавал. Почему он не привез тебе теплую одежду?
- Потому что у него не взяли. Он ведь не всесильный Марк Грен, королевский маг. С его желаниями Норт Андерс не считается.
Марк нахмурился.
- Он мог бы предложить денег.
- А он и предлагал. Вот только начальник ему отказал, а охрана не стала подставляться. Марк, как ты думаешь, почему у меня все относительно благополучно? Настолько, насколько это вообще здесь возможно? Почему меня ни разу не высекли кнутом или не заперли в холодной? Почему у меня не отбирают передачи? Да из-за денег! Тех самых денег, что Двин щедро сует в жадные лапы.
О том, что большая часть этих денег принадлежала мне, я не посчитала нужным упоминать. Все-таки Двин далеко не так богат, как воображали себе Андерс или Лютый. Марк слушал меня, нахмурившись.
- Тиали, я все больше и больше запутываюсь. Итак, тебя отправили отбывать заключение не в какую-нибудь Обитель, а сюда, к простолюдинкам. Будем откровенны - ко всякому сброду. Далее, у тебя нет самого необходимого - достаточного количества еды и теплых вещей. Затем тебе для чего-то понадобилось выдавать меня за своего любовника. Как я понимаю, таким образом ты желала избавиться от нежеланных ухаживаний кого-то из лагерного начальства. А теперь я узнаю, что Двин платит деньги только за то, чтобы тебя не избивали. Ты ничего не хочешь рассказать мне, Тиали?
Я твердо выдержала его взгляд. Да, Марк Грен всегда славился дотошностью и любовью к деталям, но лезть в мои дела я ему позволять не собиралась. Ничем хорошим для меня его вмешательство закончиться не могло.
- Мне нечего тебе сказать.
- Хорошо, тогда я разберусь сам.
Вот теперь я по-настоящему испугалась. Если Марк начнет свое расследование, то он, несомненно, докопается до истины, но вот что случится к тому времени со мной?
- Марк, пожалуйста, - как же тяжело давались мне эти слова! - Прошу тебя, оставь все, как есть. Если ты не хочешь мне еще большего зла, не лезь в это дело.
Он внимательно на меня посмотрел.
- Ну ладно, если ты не хочешь, тогда я не буду интересоваться твоим делом. А теперь скажи, что тебе еще нужно? Я привезу в следующий раз.
Я не то, чтобы поверила в разом угасший интерес Марка, но оставалась надежда, что он попросту не захочет копаться в бумагах, а уж тем более - разыскивать свидетелей. Все-таки у него и своих дел более чем хватало. Что же касалось необходимых вещей, то я попросила его привезти мне разные мелочи, которые отчего-то в лагере были под запретом. Щетку для волос вместо деревянного гребня, с трудом продиравшего мои волосы, брусок душистого мыла, крем для рук. Все это добро стоило недорого, но мне его так не хватало! И раз уж у меня появилась возможность вернуть себе хоть какие-то признаки нормальной жизни, то я собиралась ею воспользоваться.
На прощание Марк задержал мою руку в своей и спросил:
- Подаришь поцелуй своему любовнику?
Я все-таки смутилась.
- Ну зачем ты? Может, не надо?
Но он обнял меня и легко прикоснулся своими губами к моим. Этот поцелуй был нежным, почти невесомым. Так можно целовать ту женщину, которая бесконечно дорога. И с которой все уже было. Так целуют в благодарность за страстную незабываемую ночь.
Однако же Марк поцеловал меня так на пороге домика для свиданий перед очередным расставанием. И пусть у нас не было ни ночи, ни страсти, но я, идя к бараку, то и дело прижимала пальцы к губам. На сей раз сомнений не было: Марк хотел поцеловать меня сам, без всяких провокаций с моей стороны.
- Произошло что-то хорошее? - спросила проницательная Мышка. - Ты прямо светишься.
- И улыбаешься, - добавил Док. - А улыбку в этом месте увидеть можно нечасто.
Мы втроем сидели за столом в кабинете и пили неизменный чай. Мышка уже перестала дичиться Дока и даже - что меня немало удивило - бросала на него заинтересованные взгляды украдкой. А сейчас они оба неотрывно смотрели на меня. Я только пожала плечами. Откуда мне знать, хорошее или нет? Приятное - несомненно. Я вспомнила теплое дыхание Марка на своей щеке, его губы на своих губах. На несколько сладких мгновений мы будто бы вернулись в беззаботную юность, где не было предательства и вражды.
- Он тебе нравится, да? - напрямую спросила Мышка. - В бараке шептались, будто ты сразу двух мужиков за нос водишь. Даже Берта не верит, что с Двином у тебя ничего нет. А с этим есть, да?
- Откуда ты знаешь, что с Двином ничего? - удивилась я.
- Ой, а то не видно, можно подумать. Со свиданий с ним ты возвращалась совсем другая. Ну вот как Хромоножка, когда к ней мать приезжала. А теперь будто на крыльях прилетаешь.
- Это так заметно?
- Заметно, - подтвердил Док. - Но, полагаю, не всем. Здесь, Дамочка, мало кому есть дело до других, все заняты собственным выживанием. Так что можешь не беспокоиться.
- И не думаю. Столица далеко, вряд ли слухи дойдут туда. А если бы и дошли, то волноваться надо Марку, а не мне. Мой жених все равно меня бросил, а вот его настоящая любовница может и разобидеться.
- У него есть другая? - искренне огорчилась Мышка.
У меня неприятно заныло в груди. Странно, Марк никогда не был одинок, но мысли о его женщинах давно не причиняли мне такой боли. Разве что тогда, в самый первый раз, когда я увидела его целующим смутно знакомую мне девушку. Как же ее звали? Антония? Антонелла? Надо же, я позабыла ее имя, а ведь тогда так сильно желала вцепиться ей в волосы и расцарапать в кровь милое личико. Непривычные и неприличные желания для единственной дочери Теодора Торна. Но это ведь было всего через три недели после того, как Марк признавался мне в любви. Отец впервые позволил мне покинуть дом, потому как повод был слишком серьезен - день рождения наследника престола. Едва лишь закончилась официальная часть праздника, я разыскала Марка. Голова у меня была забита романтической ерундой: я хотела уговорить его бежать вместе и тайно пожениться. А застала в объятиях другой. Теперь та история уже покрылась дымкой забвения. Отчего же мне снова так больно?
- Наверное, - сказала я, старательно демонстрируя безразличие. - Во всяком случае, какая-то особа раньше точно была.
И звали эту особу Маргаритой Крейн, некстати вспомнилось мне. Надо же, как цепко память хранит подобные незначительные мелочи!
- Так, девочки, - Док одним глотком допил свой чай и отставил чашку. - Вы тут продолжайте без меня, а я пока навещу администрацию на предмет накладных. Еще вчера должен был их сдать, да закрутился.
Он надел пальто, обмотал шею шарфом и без шапки направился к выходу. Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, я заговорщицки посмотрела на Мышку.
- А вот теперь твоя очередь. Рассказывай давай.
- О чем? - с самым невинным видом спросила подруга.
- О том, как ты на Дока поглядывала. Думаешь, я не заметила?
- А что? - Мышка не смутилась. - Он человек хороший. Резковат, правда, бывает, зато не злой.
- Но он старше тебя, - растерялась я.
- Да ну, ерунда какая. Лютый вон молодой, да только толку-то. Но пока еще рано говорить о чем-либо, Дамочка. Док не из тех, кто развлекается с заключенными. А я, когда он меня выпишет, и на глаза ему попадаться не буду. Так что шансов у меня мало.
В голосе Мышки слышалась затаенная грусть. Я накрыла ладонью руку подруги, сжала ее.
- Думаю, у тебя есть все шансы понравиться Доку. Ты очень привлекательная, но это не главное. Если бы Питерс ценил только красоту, то давно бы завел себе пассию. Ты добрая, ты умная, а главное - ты не озлобилась, попав сюда. У тебя чистая душа, Мышка. А это редкость даже в большом мире, не говоря уж о нашем лагере.
- Скажешь тоже, - отмахнулась явно польщенная Мышка.
Но я видела, что мои слова ей приятны.
Красотка медленно шла на поправку. Рубцы на ее спине грозили со временем превратиться в уродливые шрамы, но жар уже спал и головокружения прекратились. Спать блондинка по-прежнему могла только на животе, зато сама вставала в санузел и садилась на кровати, чтобы поесть. Питание в лазарет подавалось усиленное, и я даже сожалела немного, что завтракаю и ужинаю в столовой с остальными заключенными. Но в обеденной похлебке помимо жалких кусочков лука, моркови и картофеля плавали и куски мяса, причем не привычно миниатюрные, а вполне себе осязаемые, а на второе давали котлеты, то куриные, то рыбные. Конечно, теперь, когда к передачам Двина добавились еще и приносимые Марком продукты, я больше не голодала, но питание всухомятку все же надоедало.
К Брюнетке Красотка испытывала необъяснимую злобу. Необъяснимую - потому как девица являлась скорее ее товаркой по несчастью, нежели соперницей. И тем не менее, проходя мимо койки последней пассии Лютого, его предыдущая любовница неизменно бросала сквозь зубы оскорбления. Однажды ее услышал Док и отругал так, что она присмирела на несколько дней. Потом, правда, вновь взялась за старое, но стала осторожнее: гадости произносила едва слышно и только тогда, когда Дока в лазарете не было. Еще она попыталась было привлечь на свою сторону Мышку, но моя подруга твердо заявила, что ей чужие дрязги неинтересны.
- Но ты ведь тоже пострадала из-за этой дряни, - недоумевала Красотка.
- Она свое получила, - неизменно отвечала Мышка. - А добивать поверженного неприятеля мне неинтересно.
Сама же Брюнетка, скорее всего, мало что понимала из сказанного Красоткой. Большую часть дня и всю ночь она проводила под воздействием сонного зелья. А в остальное время мало что соображала, поскольку я вливала в нее огромные дозы обезболивающего. Она смотрела в одну точку помутневшим взглядом и только покорно приоткрывала рот, когда я либо Мышка подносили к нему ложку с лекарством или с едой. На спину ее страшно было смотреть. Раны покрылись подсыхающей коркой, из-под которой сочилась сукровица.
- Эта, похоже, инвалидом останется, - сказал мне как-то Док, убедившись, что все больные уже уснули. - Красотку Лютый только шрамами наградил, а ее вот не пожалел. Злобствует, с каждым разом все сильнее девок калечит.
Я представила, что такая же судьба могла ждать и Мышку, и передернулась.
- Док, если вдруг я освобожусь досрочно, вы присмотрите за Мышкой? Она опять останется одна, ведь от Берты и Нетки толку мало. А Лютый вряд ли забыл, что она выскользнула из его лап, пусть даже и за деньги.
Умница Док не стал расспрашивать меня о планах освобождения. Он подошел к кровати моей подруги и несколько секунд всматривался в ее безмятежное во сне лицо. В слабом свете ночников Мышка казалась совсем ребенком.
- Хорошо, - кивнул наконец Питерс. - Я о ней позабочусь.
Впервые я испытала разочарование, увидев в домике для свиданий Двина. Нет, я была рада вновь увидать старого друга, но все же втайне надеялась, что меня навестил некто другой. Я до такой степени поглупела после прощального поцелуя Марка, что у меня начисто вылетела из головы дата визита Двина.
Койку из домика убрали - должно быть, Андерс заботился о моей нравственности. Ухмыльнувшись, я подумала, что Марку это было бы приятно. А вот занавески оставались на месте. Должно быть, таскать туда-сюда койку было куда проще, нежели снимать и вешать ткань на окна.
- Что-то случилось, Тиа? - заботливо спросил Двин.
- А что должно было случиться? - удивилась я.
- Не знаю, но ты изменилась. Впервые ты не прошла первым делом к камину, чтобы погреть руки, а ведь на улице стужа. И выглядишь ты иначе. Как будто узнала что-то хорошее.
- До меня не доходят новости, - нахмурилась я. - И тебе прекрасно об этом известно.
- Да, конечно. Но надо признаться, что никаких особых новостей и нет. В столице все спокойно, о тебе никто не спрашивал.
У меня отлегло от сердца. Значит, Марк все-таки внял моей просьбе и не стал ворошить осиное гнездо.
- Меня опять навещал Марк Грен, - как бы между прочим сообщила я. - Дважды.
- Зачем? - резко спросил Двин. - Что ему от тебя понадобилось?
Я пожала плечами.
- Теплые вещи привез, продукты. Расспрашивал о жизни в лагере. Никаких вопросов о покушении не задавал.
Здесь я, конечно, немного лукавила. Но мне отчего-то не хотелось рассказывать Двину о своем разговоре с Марком.
- Тебе не кажется это странным, Тиа? Спустя три с половиной месяца после суда в лагере неожиданно появляется Грен, привозит тебе передачи и ни о чем не спрашивает. Весьма и весьма подозрительно.
- Не знаю, - медленно произнесла я. - Я действительно не знаю, чем он руководствуется. Он ведет себя так, будто не было последних десяти лет и мы снова те юные Тиали и Марк, которые считали, что их любовь будет вечной.
Двин схватил меня за руку.
- Тиа, - голос его звучал встревожено, - Тиа, он домогался тебя?
Я едва не рассмеялась. Скорее уж я домогалась Марка. Впрочем, об этом Двину знать необязательно.
- Нет, что ты. Мне кажется, такое поведение вообще не в характере Марка. Сомневаюсь, чтобы ему когда-либо приходилось кого-либо домогаться.
Мой друг неодобрительно поджал губы.
- Да, скорее уж ему приходилось отбиваться от желающих женить его на себе. По-моему, ты единственная, от кого он получил отказ. Я горжусь тобой.
Я кивнула и ужом выскользнула за дверь, не прощаясь с Андерсом.
А еще через день приехал Марк. Я шла по расчищенным дорожкам к домику для свиданий, жмурилась от яркого солнечного света, отражающегося от сугробов, и никак не могла придумать, как же мне себя с ним вести. Язвить и дерзить, как раньше, было опасно - а вдруг Марк обидится и больше не приедет? Притвориться, будто его поцелуи совсем лишили меня разума и теперь я без памяти влюблена в него - Марк не поверит, дураком он никогда не был. Хотя, что уж скрывать, после прошлого свидания мне несколько раз снились сны с его участием, после которых я просыпалась разгоряченная, раскрасневшаяся, с лихорадочно горящими щеками и блестящими глазами. Не слишком сообразительная Берта даже поинтересовалась как-то, не заболела ли я.
Так и не приняв решения, я вошла в домик и замерла. Скатерти на окнах сменили вполне приличные занавески, койка уже стояла у стены, застеленная свежим бельем. Но поразило меня не это. В центре стола гордо возвышалась бутылка вина, а рядом скромно стояла тарелка с бутербродами. Мне сразу вспомнился пьяный Андерс, лапавший меня в лазарете. К горлу подступила частенько накатывавшая после того случая тошнота, и я сглотнула.
- Соблазнять меня собрался? - вырвался у меня вопрос, прежде чем я успела подумать.
- А надо? - ехидно уточнил Марк. - Вроде бы ты и так моя любовница.
Не знаю, какого ответа он ожидал на свою реплику, но я приободрилась. Признаться, я опасалась, что все свидание буду молчать и не сметь взглянуть на Грена из опасения, что тут же покроюсь краской смущения при воспоминании о предыдущей встрече. Но мысль о том, чтобы подкалывать друг друга нравилась мне куда больше. Главное в этом - не перейти грань и не наговорить оскорблений. Впрочем, сначала надо было сказать кое-что другое.
- Марк, я очень благодарна тебе. За теплые вещи, и за продукты, и за... Словом, за все.
- Не стоит, Тиали. Кстати, тебя ведь навещает Двин, я узнавал. Почему он не привез тебе теплую одежду?
- Потому что у него не взяли. Он ведь не всесильный Марк Грен, королевский маг. С его желаниями Норт Андерс не считается.
Марк нахмурился.
- Он мог бы предложить денег.
- А он и предлагал. Вот только начальник ему отказал, а охрана не стала подставляться. Марк, как ты думаешь, почему у меня все относительно благополучно? Настолько, насколько это вообще здесь возможно? Почему меня ни разу не высекли кнутом или не заперли в холодной? Почему у меня не отбирают передачи? Да из-за денег! Тех самых денег, что Двин щедро сует в жадные лапы.
О том, что большая часть этих денег принадлежала мне, я не посчитала нужным упоминать. Все-таки Двин далеко не так богат, как воображали себе Андерс или Лютый. Марк слушал меня, нахмурившись.
- Тиали, я все больше и больше запутываюсь. Итак, тебя отправили отбывать заключение не в какую-нибудь Обитель, а сюда, к простолюдинкам. Будем откровенны - ко всякому сброду. Далее, у тебя нет самого необходимого - достаточного количества еды и теплых вещей. Затем тебе для чего-то понадобилось выдавать меня за своего любовника. Как я понимаю, таким образом ты желала избавиться от нежеланных ухаживаний кого-то из лагерного начальства. А теперь я узнаю, что Двин платит деньги только за то, чтобы тебя не избивали. Ты ничего не хочешь рассказать мне, Тиали?
Я твердо выдержала его взгляд. Да, Марк Грен всегда славился дотошностью и любовью к деталям, но лезть в мои дела я ему позволять не собиралась. Ничем хорошим для меня его вмешательство закончиться не могло.
- Мне нечего тебе сказать.
- Хорошо, тогда я разберусь сам.
Вот теперь я по-настоящему испугалась. Если Марк начнет свое расследование, то он, несомненно, докопается до истины, но вот что случится к тому времени со мной?
- Марк, пожалуйста, - как же тяжело давались мне эти слова! - Прошу тебя, оставь все, как есть. Если ты не хочешь мне еще большего зла, не лезь в это дело.
Он внимательно на меня посмотрел.
- Ну ладно, если ты не хочешь, тогда я не буду интересоваться твоим делом. А теперь скажи, что тебе еще нужно? Я привезу в следующий раз.
Я не то, чтобы поверила в разом угасший интерес Марка, но оставалась надежда, что он попросту не захочет копаться в бумагах, а уж тем более - разыскивать свидетелей. Все-таки у него и своих дел более чем хватало. Что же касалось необходимых вещей, то я попросила его привезти мне разные мелочи, которые отчего-то в лагере были под запретом. Щетку для волос вместо деревянного гребня, с трудом продиравшего мои волосы, брусок душистого мыла, крем для рук. Все это добро стоило недорого, но мне его так не хватало! И раз уж у меня появилась возможность вернуть себе хоть какие-то признаки нормальной жизни, то я собиралась ею воспользоваться.
На прощание Марк задержал мою руку в своей и спросил:
- Подаришь поцелуй своему любовнику?
Я все-таки смутилась.
- Ну зачем ты? Может, не надо?
Но он обнял меня и легко прикоснулся своими губами к моим. Этот поцелуй был нежным, почти невесомым. Так можно целовать ту женщину, которая бесконечно дорога. И с которой все уже было. Так целуют в благодарность за страстную незабываемую ночь.
Однако же Марк поцеловал меня так на пороге домика для свиданий перед очередным расставанием. И пусть у нас не было ни ночи, ни страсти, но я, идя к бараку, то и дело прижимала пальцы к губам. На сей раз сомнений не было: Марк хотел поцеловать меня сам, без всяких провокаций с моей стороны.
- Произошло что-то хорошее? - спросила проницательная Мышка. - Ты прямо светишься.
- И улыбаешься, - добавил Док. - А улыбку в этом месте увидеть можно нечасто.
Мы втроем сидели за столом в кабинете и пили неизменный чай. Мышка уже перестала дичиться Дока и даже - что меня немало удивило - бросала на него заинтересованные взгляды украдкой. А сейчас они оба неотрывно смотрели на меня. Я только пожала плечами. Откуда мне знать, хорошее или нет? Приятное - несомненно. Я вспомнила теплое дыхание Марка на своей щеке, его губы на своих губах. На несколько сладких мгновений мы будто бы вернулись в беззаботную юность, где не было предательства и вражды.
- Он тебе нравится, да? - напрямую спросила Мышка. - В бараке шептались, будто ты сразу двух мужиков за нос водишь. Даже Берта не верит, что с Двином у тебя ничего нет. А с этим есть, да?
- Откуда ты знаешь, что с Двином ничего? - удивилась я.
- Ой, а то не видно, можно подумать. Со свиданий с ним ты возвращалась совсем другая. Ну вот как Хромоножка, когда к ней мать приезжала. А теперь будто на крыльях прилетаешь.
- Это так заметно?
- Заметно, - подтвердил Док. - Но, полагаю, не всем. Здесь, Дамочка, мало кому есть дело до других, все заняты собственным выживанием. Так что можешь не беспокоиться.
- И не думаю. Столица далеко, вряд ли слухи дойдут туда. А если бы и дошли, то волноваться надо Марку, а не мне. Мой жених все равно меня бросил, а вот его настоящая любовница может и разобидеться.
- У него есть другая? - искренне огорчилась Мышка.
У меня неприятно заныло в груди. Странно, Марк никогда не был одинок, но мысли о его женщинах давно не причиняли мне такой боли. Разве что тогда, в самый первый раз, когда я увидела его целующим смутно знакомую мне девушку. Как же ее звали? Антония? Антонелла? Надо же, я позабыла ее имя, а ведь тогда так сильно желала вцепиться ей в волосы и расцарапать в кровь милое личико. Непривычные и неприличные желания для единственной дочери Теодора Торна. Но это ведь было всего через три недели после того, как Марк признавался мне в любви. Отец впервые позволил мне покинуть дом, потому как повод был слишком серьезен - день рождения наследника престола. Едва лишь закончилась официальная часть праздника, я разыскала Марка. Голова у меня была забита романтической ерундой: я хотела уговорить его бежать вместе и тайно пожениться. А застала в объятиях другой. Теперь та история уже покрылась дымкой забвения. Отчего же мне снова так больно?
- Наверное, - сказала я, старательно демонстрируя безразличие. - Во всяком случае, какая-то особа раньше точно была.
И звали эту особу Маргаритой Крейн, некстати вспомнилось мне. Надо же, как цепко память хранит подобные незначительные мелочи!
- Так, девочки, - Док одним глотком допил свой чай и отставил чашку. - Вы тут продолжайте без меня, а я пока навещу администрацию на предмет накладных. Еще вчера должен был их сдать, да закрутился.
Он надел пальто, обмотал шею шарфом и без шапки направился к выходу. Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, я заговорщицки посмотрела на Мышку.
- А вот теперь твоя очередь. Рассказывай давай.
- О чем? - с самым невинным видом спросила подруга.
- О том, как ты на Дока поглядывала. Думаешь, я не заметила?
- А что? - Мышка не смутилась. - Он человек хороший. Резковат, правда, бывает, зато не злой.
- Но он старше тебя, - растерялась я.
- Да ну, ерунда какая. Лютый вон молодой, да только толку-то. Но пока еще рано говорить о чем-либо, Дамочка. Док не из тех, кто развлекается с заключенными. А я, когда он меня выпишет, и на глаза ему попадаться не буду. Так что шансов у меня мало.
В голосе Мышки слышалась затаенная грусть. Я накрыла ладонью руку подруги, сжала ее.
- Думаю, у тебя есть все шансы понравиться Доку. Ты очень привлекательная, но это не главное. Если бы Питерс ценил только красоту, то давно бы завел себе пассию. Ты добрая, ты умная, а главное - ты не озлобилась, попав сюда. У тебя чистая душа, Мышка. А это редкость даже в большом мире, не говоря уж о нашем лагере.
- Скажешь тоже, - отмахнулась явно польщенная Мышка.
Но я видела, что мои слова ей приятны.
Красотка медленно шла на поправку. Рубцы на ее спине грозили со временем превратиться в уродливые шрамы, но жар уже спал и головокружения прекратились. Спать блондинка по-прежнему могла только на животе, зато сама вставала в санузел и садилась на кровати, чтобы поесть. Питание в лазарет подавалось усиленное, и я даже сожалела немного, что завтракаю и ужинаю в столовой с остальными заключенными. Но в обеденной похлебке помимо жалких кусочков лука, моркови и картофеля плавали и куски мяса, причем не привычно миниатюрные, а вполне себе осязаемые, а на второе давали котлеты, то куриные, то рыбные. Конечно, теперь, когда к передачам Двина добавились еще и приносимые Марком продукты, я больше не голодала, но питание всухомятку все же надоедало.
К Брюнетке Красотка испытывала необъяснимую злобу. Необъяснимую - потому как девица являлась скорее ее товаркой по несчастью, нежели соперницей. И тем не менее, проходя мимо койки последней пассии Лютого, его предыдущая любовница неизменно бросала сквозь зубы оскорбления. Однажды ее услышал Док и отругал так, что она присмирела на несколько дней. Потом, правда, вновь взялась за старое, но стала осторожнее: гадости произносила едва слышно и только тогда, когда Дока в лазарете не было. Еще она попыталась было привлечь на свою сторону Мышку, но моя подруга твердо заявила, что ей чужие дрязги неинтересны.
- Но ты ведь тоже пострадала из-за этой дряни, - недоумевала Красотка.
- Она свое получила, - неизменно отвечала Мышка. - А добивать поверженного неприятеля мне неинтересно.
Сама же Брюнетка, скорее всего, мало что понимала из сказанного Красоткой. Большую часть дня и всю ночь она проводила под воздействием сонного зелья. А в остальное время мало что соображала, поскольку я вливала в нее огромные дозы обезболивающего. Она смотрела в одну точку помутневшим взглядом и только покорно приоткрывала рот, когда я либо Мышка подносили к нему ложку с лекарством или с едой. На спину ее страшно было смотреть. Раны покрылись подсыхающей коркой, из-под которой сочилась сукровица.
- Эта, похоже, инвалидом останется, - сказал мне как-то Док, убедившись, что все больные уже уснули. - Красотку Лютый только шрамами наградил, а ее вот не пожалел. Злобствует, с каждым разом все сильнее девок калечит.
Я представила, что такая же судьба могла ждать и Мышку, и передернулась.
- Док, если вдруг я освобожусь досрочно, вы присмотрите за Мышкой? Она опять останется одна, ведь от Берты и Нетки толку мало. А Лютый вряд ли забыл, что она выскользнула из его лап, пусть даже и за деньги.
Умница Док не стал расспрашивать меня о планах освобождения. Он подошел к кровати моей подруги и несколько секунд всматривался в ее безмятежное во сне лицо. В слабом свете ночников Мышка казалась совсем ребенком.
- Хорошо, - кивнул наконец Питерс. - Я о ней позабочусь.
Впервые я испытала разочарование, увидев в домике для свиданий Двина. Нет, я была рада вновь увидать старого друга, но все же втайне надеялась, что меня навестил некто другой. Я до такой степени поглупела после прощального поцелуя Марка, что у меня начисто вылетела из головы дата визита Двина.
Койку из домика убрали - должно быть, Андерс заботился о моей нравственности. Ухмыльнувшись, я подумала, что Марку это было бы приятно. А вот занавески оставались на месте. Должно быть, таскать туда-сюда койку было куда проще, нежели снимать и вешать ткань на окна.
- Что-то случилось, Тиа? - заботливо спросил Двин.
- А что должно было случиться? - удивилась я.
- Не знаю, но ты изменилась. Впервые ты не прошла первым делом к камину, чтобы погреть руки, а ведь на улице стужа. И выглядишь ты иначе. Как будто узнала что-то хорошее.
- До меня не доходят новости, - нахмурилась я. - И тебе прекрасно об этом известно.
- Да, конечно. Но надо признаться, что никаких особых новостей и нет. В столице все спокойно, о тебе никто не спрашивал.
У меня отлегло от сердца. Значит, Марк все-таки внял моей просьбе и не стал ворошить осиное гнездо.
- Меня опять навещал Марк Грен, - как бы между прочим сообщила я. - Дважды.
- Зачем? - резко спросил Двин. - Что ему от тебя понадобилось?
Я пожала плечами.
- Теплые вещи привез, продукты. Расспрашивал о жизни в лагере. Никаких вопросов о покушении не задавал.
Здесь я, конечно, немного лукавила. Но мне отчего-то не хотелось рассказывать Двину о своем разговоре с Марком.
- Тебе не кажется это странным, Тиа? Спустя три с половиной месяца после суда в лагере неожиданно появляется Грен, привозит тебе передачи и ни о чем не спрашивает. Весьма и весьма подозрительно.
- Не знаю, - медленно произнесла я. - Я действительно не знаю, чем он руководствуется. Он ведет себя так, будто не было последних десяти лет и мы снова те юные Тиали и Марк, которые считали, что их любовь будет вечной.
Двин схватил меня за руку.
- Тиа, - голос его звучал встревожено, - Тиа, он домогался тебя?
Я едва не рассмеялась. Скорее уж я домогалась Марка. Впрочем, об этом Двину знать необязательно.
- Нет, что ты. Мне кажется, такое поведение вообще не в характере Марка. Сомневаюсь, чтобы ему когда-либо приходилось кого-либо домогаться.
Мой друг неодобрительно поджал губы.
- Да, скорее уж ему приходилось отбиваться от желающих женить его на себе. По-моему, ты единственная, от кого он получил отказ. Я горжусь тобой.
