КОРОНА НА МОЮ ГОЛОВУ
Стать бы принцессой, юной и прекрасной, у которой всего и забот-то: выбрать жениха из множества претендентов. Такое желание загадала в злую минуту Лиза, разведенная тридцатилетняя учительница. И вот она уже Лидия Аларейская, о красоте которой слагают легенды, а желающие заполучить ее в жены собираются на королевский отбор. Ее ждут блестящее будущее, трон и корона, а еще свары, междоусобицы, интриги и покушения. Окружающие рассчитывают, что Лидия станет покорной глупой пешкой в руках умелых игроков. Вот только не на ту нарвались!
Эллиор, Старший советник короля Алареи, одним глотком осушил кубок.
– Сейчас вся надежда на ее высочество, – устало произнес он. – Если она не выкарабкается – нам конец.
Кабинет освещался лишь ало-золотыми косыми лучами заходящего солнца, но даже в их неверном свете были заметны резкие морщины, что залегли скорбными складками в углах губ Эллиора. Его собеседник, молодой еще темноглазый блондин, отметил, что за два дня Старший советник постарел на добрый десяток лет. Устало опустились плечи, ссутулилась всегда ровная спина, исчез блеск азарта из темно-карих глаз.
– Лекарь говорит, что надо готовиться к худшему, – осторожно заметил младший из собеседников. – Если принцесса не выживет, вы должны будете взять управление Алареей на себя, дядя.
Эллиор горько усмехнулся.
– Я готов к этой ноше, Дилон. Если ее высочество выздоровеет, она все равно не возьмет государственные вожжи в свои нежные руки. Эдгард слишком избаловал дочь, позволяя ей делать все, что взбредет в голову, и не привлекая к государственным делам. Но Аларея получит законную королеву, а там мы подберем принцессе подходящего супруга. А вот в случае, не дай милосердные боги, ее смерти начнется междоусобица. Других законных наследников его покойное вот уже третий день величество не оставил, так что претенденты на трон вцепятся друг другу в глотки. Сам понимаешь, Марант в такой ситуации тоже не останется в стороне, а это сила, с которой придется считаться. Хорошо, если Аларея уцелеет в этой буре, а если нет?
Дилон молча наполнил дядин кубок, взял со стола свой, еще полный, пригубил и отставил. Да, дядя прав, смерть принцессы сулила одни неприятности. И кто только просил эту молоденькую дурочку подставляться под заклятие? Теперь из-за нее судьба всего королевства висит на волоске.
Дверь распахнулась без стука, на пороге возник бледный до синевы Ларин, доверенный человек советника, посланный следить у покоев ее высочества и докладывать о переменах в ее самочувствии. Эллиор и Дилон разом повернулись к нему. Немой вопрос повис в воздухе. Ларин судорожно сглотнул и пробормотал:
– Молитесь, нерры. Лишь милосердные боги смогут нам помочь.
***
Сегодня я развелась. Вот так просто и буднично. Получила печать в паспорт и в несколько минут перечеркнула семь лет. Семь лет, трудных и счастливых, наполненных, как я была уверена, любовью и заботой. Или их перечеркнул Макс, когда решил воспользоваться моей поездкой? Как в дурном анекдоте, только вместо рогатого мужа – обманутая жена. Перенесенный на три часа раньше вылет, такси, поворот ключа – и странные звуки из спальни. Вернее, странного-то в них ничего и не было, вполне узнаваемые звуки. Вот только услышать их из собственной прихожей я никак не ожидала. На негнущихся ногах подошла поближе, глупо надеясь, что Макс попросту одолжил ключи приятелю. Бывает же такое? Бывает. Потом я его отругаю, конечно, и мы вскоре забудем об инциденте. Увы, надежды разбились вдребезги вместе с моим сердцем, когда я узнала парочку на кровати. Всегда считала это глупой метафорой – разбитое сердце. Ан нет, сейчас я точно чувствовала, как его осколки режут меня изнутри. Самые близкие люди, Макс и Рита. Муж и лучшая подруга. Ближе у меня, сироты, никого никогда не было. А теперь не осталось и их.
Макс пытался помириться, объясниться, заверял, что случайная измена ничего не значит, и вообще, он не хотел, и не думал, и даже в сторону Риты никогда не смотрел, это все она, она сама… Я не желала слушать. Рита не показывалась мне на глаза и не звонила. Вот и хорошо. Так легче пережить предательство. Если не видеть, если не слышать, если забыть. Забыть, как страшный сон. Вот проснуться бы и увидеть, что я больше – не Лиза Адамова, тридцатилетняя разведенная училка, а совсем-совсем другая женщина. Например, сказочная принцесса. Юная и прекрасная. И всех забот у меня – выбрать себе жениха. А что, хорошее желание. Его я и загадала, укладываясь спать в тот день, когда в моем паспорте появился штамп о разводе. Честно признаюсь, что отметила я это дело – развод – как следует, пусть и в полном одиночестве, потому и загадала такую глупость. И уже проваливаясь в сон, услышала, как кто-то негромко рассмеялся. Почудилось, наверное.
Все тело ломило так, словно меня засунули во включенную бетономешалку. Или прошлись асфальтоуладчиком. Или избивали на протяжении нескольких часов с особой жестокостью. Или… Впрочем, думаю, понятно, что я чувствовала. Глаза не открывались, пошевелить даже пальцем не удавалось, из пересохшего рта вырвались хриплые стоны. На банальное похмелье мое состоянии никак не походило. Не то чтобы я часто страдала от «птичьего недуга», но пару раз перебрать приходилось (на выпускном и на собственной свадьбе: кто знал, что шампанское – напиток коварный?), так что симптомы я знала. И они очень сильно отличались от нынешних. Неужели отравилась? И до телефона не дотянуться, чтобы скорую вызвать. Руки не то что подниматься – шевелиться отказываются.
В голове клиповой нарезкой мелькали картинки, яркие, пугающе правдоподобные. Ослепительная вспышка, падающий на мраморные плиты высокий седовласый мужчина с моложавым лицом. Он кажется мне таким знакомым, таким родным, и его падение причиняет нестерпимую боль. Я знаю, что сейчас он балансирует на грани жизни и смерти. Еще одна вспышка. Крики. Карие глаза на побелевшем лице смотрят мне, кажется, прямо в душу. Едва слышный шепот: «Лидия, девочка моя…» Тускнеющий взгляд, рвущийся из груди вопль. Дикое, сжигающее нестерпимым пламенем и сметающее все на своем пути желание отмстить. Заклятие, покалывающее кончики пальцев, дрожащее, готовое вот-вот сорваться. Очередная вспышка. И пустота.
«Видения начались, - подумала я. – Значит, все. Скоро конец». Умирать не хотелось. Несмотря на дикую боль во всем теле я жадно, отчаянно хотела жить. Хотя еще совсем недавно рыдала над своей жизнью полупьяными слезами, называла ее беспросветной, унылой, да и словечки покрепче употребляла. Мечтала поменяться с кем-нибудь. Что у меня оставалось? Школа со сплетничающими коллегами, в глаза сочувствующими, а за спиной шушукающимися, одинокая двушка-распашонка на окраине, давно даже не просящая, а требующая ремонта, Анелия… Стоп, а это еще кто такая? Память услужливо нарисовала образ смеющейся рыжеволосой стройной девушки. Анелия, лучшая подруга, соучастница детских проказ, наперсница, которая ближе чем сестра. «Предсмертный бред», – констатировала я. Однако же все чувства вместо того, чтобы притупиться, напротив, обострились. Слух уловил невнятное бормотание, воспаленное горло царапало, в носу запершило из-за густого запаха благовоний. На лоб опустилась прохладная мокрая тряпка.
– Отойдите все! – скомандовал негромкий низкий голос.
Холодные волны подхватили мое измученное болью тело, остудили, нежно закачали. Я смогла, наконец-то, нормально вдохнуть – и уплыла на дно, в черноту.
***
Выныривала я тяжело, мучительно, мутные волны никак не желали отпускать ослабевшее тело, крутили его, затаскивали обратно в блаженное забытье. Краткие вспышки сознания приносили только выкручивающую мышцы и грызущую кости боль. Как в дурмане я слышала напевный речитатив, ощущала прохладу льющегося в горло питья – и опять опускалась в темные воды беспамятства.
Окончательно в себя я пришла вечером, когда догорающий закат подсвечивал алым подкрадывающиеся сумерки. Спальню окутывал полумрак, лишь у моей постели тускло горел светильник. В кресле скрючился сухощавый старик с длинными седыми волосами, перехваченными лентой в хвост на затылке, и безбородым морщинистым лицом. Целитель Аугуст. Это имя всплыло в памяти само собой, будто целителя я знала давным-давно. Да и вся комната, просторная, бело-золотая, была мне знакома. Шелковые обои в мелкую розочку на стенах, высокие стрельчатые окна, кресла с изогнутыми ножками, кровать под балдахином. Отсюда не видно, но в углу стоит ваза в половину моего роста, а в ней всегда, в любое время года – белые розы с пышными головками на длинных стеблях. Я люблю белые розы…
Несмотря на слабость и головокружение, я удивилась едва ли не до отвисшей челюсти. Люблю белые розы? Да с чего бы это? Всегда обожала ромашки, крупные, с яркой желтой серединкой, а Максу врала, что любимые цветы у меня – орхидеи. Глупенькой влюбленной нищей девице, которой я была в самом начале нашего романа, они казались изысканными. Их я и получала на праздники, сначала в коробочках, а потом – в горшках. Спустя несколько времени горшки перекочевывали к свекрови, которая, как оказалось, орхидеи не просто любила, но и старательно разводила, и всегда ухитрялась выпросить у меня новый экземпляр. Макс не только не обижался, что я отдаю его подарки, напротив, еще и уговаривал порадовать маму. Убивал одним выстрелом двух зайцев, и жене умудрялся угодить, и драгоценной Надежде Егоровне. Ну да ладно, оба они, и муж, и свекровь, остались в прошлом. Но мысль о любви к розам-то откуда? И почему мне кажется такой знакомой, такой привычной эта комната, если прежде подобные я разве что на фото в журналах или по телевизору видела? И с чего я взяла, что старика в кресле зовут Аугустом? Имя-то какое, нарочно не придумаешь.
Боль уже не ощущалась, но пошевелиться у меня все равно не вышло. Попробовала перевернуться на бок – и смогла только застонать. Старик Аугуст разом вскинулся в кресле.
– Ваше высочество! Пришли в себя! Сейчас, сейчас я вызову нерра мага!
Значит, меня лечили магией, зельями не справились. Подумала – и тут же разозлилась на себя. Какая магия, что за бред? Совы ко мне на одиннадцатилетие не прилетали, и я в курсе: никакой магии не существует.
Где-то хлопнула дверь, к постели стремительным шагом приблизился брюнет лет тридцати. Ни развевающейся мантии, ни конусовидного колпака, ни волшебной палочки в руках. Темно-синяя рубаха с распахнутым воротом, черные брюки. Лицо худощавое, скулы высокие, резкие, губы узкие. А самое странное – я знала, как его зовут. Нейман, вот как. Нерр Нейман, придворный маг короля Алареи. Моего отца.
– Что с ним? – с трудом, едва шевелясь, вымолвили потрескавшиеся губы. – С отцом? Он жив?
И этот вопрос – жизнь и здоровье моего якобы отца, который, разумеется, являлся плодом воспаленного воображения, – сейчас казался самым важным. Даже собственная судьба не так сильно волновала меня.
Маг и целитель быстро переглянулись, что не ускользнуло от моего внимания и вызвало беспокойство, но подумать о том, что от меня скрывают (и действительно ли скрывают), времени мне не дали. Нейман склонился надо мной и попросил:
– Закройте глаза, ваше высочество.
Меня снова окутали теплые волны, захлестнули с головой. «Вливает силу», - пронеслось в голове. Однако же, какой у меня странный бред! Будто фильм смотрю, причем где-то с середины, но при этом непостижимым образом знаю, что было в начале.
***
Когда я снова пришла в себя, в кресле у постели застыла хрупкая фигурка. Анелия. Руки подруги чуть заметно подрагивали, и она сплела пальцы в замок перед собой, в серых глазах дрожали невыплаканные слезы. От столика доносилось позвякивание: там смешивал в широком сосуде с высоким горлом какую-то микстуру целитель Аугуст. Боль уже прекратила терзать мое измученное тело, затихла, лишь иногда отдаваясь всплеском при попытке пошевелиться.
– Ана! – тихо позвала я.
Анелия встрепенулась, натянула на лицо фальшивую улыбку, заговорила преувеличенно бодро:
– Ли! Как ты нас всех напугала! Поправляйся поскорее. Целитель разрешил мне посидеть с тобой, только недолго, чтобы не утомлять.
Ли? Верно, Лидия, ее высочество наследная принцесса всея Алареи, стоящая на пороге девятнадцатилетия. К празднованию приурочены состязания, на которых я должна выбрать лучшего из лучших и объявить своим женихом. Я капризничала, надувала губы, спорила с отцом, пыталась доказать ему, что не хочу пока замуж, но он, всегда охотно шедший мне на уступки, в этом вопросе твердо стоял на своем. Традиции, чтоб им неладно было! Хотя, признаться, отца я понимала. У него-то из наследников одна я, сам он жениться второй раз не собирался, боялся, что новая королева начнет интриговать в пользу своего ребенка, попытается меня отстранить от трона, а то и вовсе устранить. Физически. Примеры известны, даже из истории моего родного мира… Голова заболела, затрещала немилосердно, и я поспешно прекратила попытки вспомнить, о каком таком родном мире думала. Словом, отец так больше и не женился, и ответственное дело обеспечить трон наследниками упало, соответственно, на меня. «Упало и придавило», - ехидно подумала я. При мысли о том, что нужно сделать выбор, причем очень скоро, меня начинало мутить. Возможно, будь у отца брат или сестра, он не настаивал бы на моем скорейшем замужестве, но, увы, у короля Алареи имелись лишь дальние родственники, состоящие с ним в столь запутанной степени родства, что без цистерны горячительного не разберешься.
– Выпейте, ваше высочество.
Аугуст поднес к моим губам сосуд, поддержал мне голову и влил в рот горьковатую жидкость.
– Я еще приду к тебе, Ли, – пообещала Анелия и поднялась.
– Постой, мне нужно спросить…
Я не договорила. Бросив на меня виноватый взгляд, подруга направилась к двери. Я растерянно смотрела ей в спину и не сразу поняла, о чем мне говорит целитель.
– Ваше высочество! – Аугуст повысил слегка голос. – Ваше высочество, советник Эллиор желает с вами переговорить. Он настаивал, чтобы его позвали, как только вы придете в сознание. Я был против, но нерр Нейман дал позволение. Он полагает, что ситуация… да, ситуация…
Старик запнулся, смешался, пожевал губами и отвернулся. Ясно одно: что бы за вести ни принес мне Старший советник, я им не обрадуюсь.
Эллиор вошел в спальню размашистым энергичным шагом, принес с собой запах свежего ветра и хвои, разогнавший застоявшийся тяжкий дух благовоний.
– Ваше высочество, не передать словами, как я рад вашему выздоровлению!
– Рано радуетесь, – прошелестела я. – До выздоровления мне далеко.
Советник не смутился. Без приглашения уселся в кресло, закинул ногу на ногу, уставился мне в лицо. «Дырку просверлит», – мрачно подумала я, а вслух спросила:
– Что, даже мандаринок больной не захватили?
Эллиор вызывал во мне глухое раздражение. Он не считал нужным скрывать, что недолюбливает меня, относился, как к легкомысленной глупышке, которой можно доверить разве что выбор нового платья к балу, поэтому сейчас я с мрачным злорадством отметила, как на лице его проступает растерянность, сменяясь откровенным испугом.
– Что с ней? – резко спросил он, поворачиваясь к Аугусту. – Лишилась остатков разума?
АННОТАЦИЯ
Стать бы принцессой, юной и прекрасной, у которой всего и забот-то: выбрать жениха из множества претендентов. Такое желание загадала в злую минуту Лиза, разведенная тридцатилетняя учительница. И вот она уже Лидия Аларейская, о красоте которой слагают легенды, а желающие заполучить ее в жены собираются на королевский отбор. Ее ждут блестящее будущее, трон и корона, а еще свары, междоусобицы, интриги и покушения. Окружающие рассчитывают, что Лидия станет покорной глупой пешкой в руках умелых игроков. Вот только не на ту нарвались!
ПРОЛОГ
Эллиор, Старший советник короля Алареи, одним глотком осушил кубок.
– Сейчас вся надежда на ее высочество, – устало произнес он. – Если она не выкарабкается – нам конец.
Кабинет освещался лишь ало-золотыми косыми лучами заходящего солнца, но даже в их неверном свете были заметны резкие морщины, что залегли скорбными складками в углах губ Эллиора. Его собеседник, молодой еще темноглазый блондин, отметил, что за два дня Старший советник постарел на добрый десяток лет. Устало опустились плечи, ссутулилась всегда ровная спина, исчез блеск азарта из темно-карих глаз.
– Лекарь говорит, что надо готовиться к худшему, – осторожно заметил младший из собеседников. – Если принцесса не выживет, вы должны будете взять управление Алареей на себя, дядя.
Эллиор горько усмехнулся.
– Я готов к этой ноше, Дилон. Если ее высочество выздоровеет, она все равно не возьмет государственные вожжи в свои нежные руки. Эдгард слишком избаловал дочь, позволяя ей делать все, что взбредет в голову, и не привлекая к государственным делам. Но Аларея получит законную королеву, а там мы подберем принцессе подходящего супруга. А вот в случае, не дай милосердные боги, ее смерти начнется междоусобица. Других законных наследников его покойное вот уже третий день величество не оставил, так что претенденты на трон вцепятся друг другу в глотки. Сам понимаешь, Марант в такой ситуации тоже не останется в стороне, а это сила, с которой придется считаться. Хорошо, если Аларея уцелеет в этой буре, а если нет?
Дилон молча наполнил дядин кубок, взял со стола свой, еще полный, пригубил и отставил. Да, дядя прав, смерть принцессы сулила одни неприятности. И кто только просил эту молоденькую дурочку подставляться под заклятие? Теперь из-за нее судьба всего королевства висит на волоске.
Дверь распахнулась без стука, на пороге возник бледный до синевы Ларин, доверенный человек советника, посланный следить у покоев ее высочества и докладывать о переменах в ее самочувствии. Эллиор и Дилон разом повернулись к нему. Немой вопрос повис в воздухе. Ларин судорожно сглотнул и пробормотал:
– Молитесь, нерры. Лишь милосердные боги смогут нам помочь.
***
Сегодня я развелась. Вот так просто и буднично. Получила печать в паспорт и в несколько минут перечеркнула семь лет. Семь лет, трудных и счастливых, наполненных, как я была уверена, любовью и заботой. Или их перечеркнул Макс, когда решил воспользоваться моей поездкой? Как в дурном анекдоте, только вместо рогатого мужа – обманутая жена. Перенесенный на три часа раньше вылет, такси, поворот ключа – и странные звуки из спальни. Вернее, странного-то в них ничего и не было, вполне узнаваемые звуки. Вот только услышать их из собственной прихожей я никак не ожидала. На негнущихся ногах подошла поближе, глупо надеясь, что Макс попросту одолжил ключи приятелю. Бывает же такое? Бывает. Потом я его отругаю, конечно, и мы вскоре забудем об инциденте. Увы, надежды разбились вдребезги вместе с моим сердцем, когда я узнала парочку на кровати. Всегда считала это глупой метафорой – разбитое сердце. Ан нет, сейчас я точно чувствовала, как его осколки режут меня изнутри. Самые близкие люди, Макс и Рита. Муж и лучшая подруга. Ближе у меня, сироты, никого никогда не было. А теперь не осталось и их.
Макс пытался помириться, объясниться, заверял, что случайная измена ничего не значит, и вообще, он не хотел, и не думал, и даже в сторону Риты никогда не смотрел, это все она, она сама… Я не желала слушать. Рита не показывалась мне на глаза и не звонила. Вот и хорошо. Так легче пережить предательство. Если не видеть, если не слышать, если забыть. Забыть, как страшный сон. Вот проснуться бы и увидеть, что я больше – не Лиза Адамова, тридцатилетняя разведенная училка, а совсем-совсем другая женщина. Например, сказочная принцесса. Юная и прекрасная. И всех забот у меня – выбрать себе жениха. А что, хорошее желание. Его я и загадала, укладываясь спать в тот день, когда в моем паспорте появился штамп о разводе. Честно признаюсь, что отметила я это дело – развод – как следует, пусть и в полном одиночестве, потому и загадала такую глупость. И уже проваливаясь в сон, услышала, как кто-то негромко рассмеялся. Почудилось, наверное.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Все тело ломило так, словно меня засунули во включенную бетономешалку. Или прошлись асфальтоуладчиком. Или избивали на протяжении нескольких часов с особой жестокостью. Или… Впрочем, думаю, понятно, что я чувствовала. Глаза не открывались, пошевелить даже пальцем не удавалось, из пересохшего рта вырвались хриплые стоны. На банальное похмелье мое состоянии никак не походило. Не то чтобы я часто страдала от «птичьего недуга», но пару раз перебрать приходилось (на выпускном и на собственной свадьбе: кто знал, что шампанское – напиток коварный?), так что симптомы я знала. И они очень сильно отличались от нынешних. Неужели отравилась? И до телефона не дотянуться, чтобы скорую вызвать. Руки не то что подниматься – шевелиться отказываются.
В голове клиповой нарезкой мелькали картинки, яркие, пугающе правдоподобные. Ослепительная вспышка, падающий на мраморные плиты высокий седовласый мужчина с моложавым лицом. Он кажется мне таким знакомым, таким родным, и его падение причиняет нестерпимую боль. Я знаю, что сейчас он балансирует на грани жизни и смерти. Еще одна вспышка. Крики. Карие глаза на побелевшем лице смотрят мне, кажется, прямо в душу. Едва слышный шепот: «Лидия, девочка моя…» Тускнеющий взгляд, рвущийся из груди вопль. Дикое, сжигающее нестерпимым пламенем и сметающее все на своем пути желание отмстить. Заклятие, покалывающее кончики пальцев, дрожащее, готовое вот-вот сорваться. Очередная вспышка. И пустота.
«Видения начались, - подумала я. – Значит, все. Скоро конец». Умирать не хотелось. Несмотря на дикую боль во всем теле я жадно, отчаянно хотела жить. Хотя еще совсем недавно рыдала над своей жизнью полупьяными слезами, называла ее беспросветной, унылой, да и словечки покрепче употребляла. Мечтала поменяться с кем-нибудь. Что у меня оставалось? Школа со сплетничающими коллегами, в глаза сочувствующими, а за спиной шушукающимися, одинокая двушка-распашонка на окраине, давно даже не просящая, а требующая ремонта, Анелия… Стоп, а это еще кто такая? Память услужливо нарисовала образ смеющейся рыжеволосой стройной девушки. Анелия, лучшая подруга, соучастница детских проказ, наперсница, которая ближе чем сестра. «Предсмертный бред», – констатировала я. Однако же все чувства вместо того, чтобы притупиться, напротив, обострились. Слух уловил невнятное бормотание, воспаленное горло царапало, в носу запершило из-за густого запаха благовоний. На лоб опустилась прохладная мокрая тряпка.
– Отойдите все! – скомандовал негромкий низкий голос.
Холодные волны подхватили мое измученное болью тело, остудили, нежно закачали. Я смогла, наконец-то, нормально вдохнуть – и уплыла на дно, в черноту.
***
Выныривала я тяжело, мучительно, мутные волны никак не желали отпускать ослабевшее тело, крутили его, затаскивали обратно в блаженное забытье. Краткие вспышки сознания приносили только выкручивающую мышцы и грызущую кости боль. Как в дурмане я слышала напевный речитатив, ощущала прохладу льющегося в горло питья – и опять опускалась в темные воды беспамятства.
Окончательно в себя я пришла вечером, когда догорающий закат подсвечивал алым подкрадывающиеся сумерки. Спальню окутывал полумрак, лишь у моей постели тускло горел светильник. В кресле скрючился сухощавый старик с длинными седыми волосами, перехваченными лентой в хвост на затылке, и безбородым морщинистым лицом. Целитель Аугуст. Это имя всплыло в памяти само собой, будто целителя я знала давным-давно. Да и вся комната, просторная, бело-золотая, была мне знакома. Шелковые обои в мелкую розочку на стенах, высокие стрельчатые окна, кресла с изогнутыми ножками, кровать под балдахином. Отсюда не видно, но в углу стоит ваза в половину моего роста, а в ней всегда, в любое время года – белые розы с пышными головками на длинных стеблях. Я люблю белые розы…
Несмотря на слабость и головокружение, я удивилась едва ли не до отвисшей челюсти. Люблю белые розы? Да с чего бы это? Всегда обожала ромашки, крупные, с яркой желтой серединкой, а Максу врала, что любимые цветы у меня – орхидеи. Глупенькой влюбленной нищей девице, которой я была в самом начале нашего романа, они казались изысканными. Их я и получала на праздники, сначала в коробочках, а потом – в горшках. Спустя несколько времени горшки перекочевывали к свекрови, которая, как оказалось, орхидеи не просто любила, но и старательно разводила, и всегда ухитрялась выпросить у меня новый экземпляр. Макс не только не обижался, что я отдаю его подарки, напротив, еще и уговаривал порадовать маму. Убивал одним выстрелом двух зайцев, и жене умудрялся угодить, и драгоценной Надежде Егоровне. Ну да ладно, оба они, и муж, и свекровь, остались в прошлом. Но мысль о любви к розам-то откуда? И почему мне кажется такой знакомой, такой привычной эта комната, если прежде подобные я разве что на фото в журналах или по телевизору видела? И с чего я взяла, что старика в кресле зовут Аугустом? Имя-то какое, нарочно не придумаешь.
Боль уже не ощущалась, но пошевелиться у меня все равно не вышло. Попробовала перевернуться на бок – и смогла только застонать. Старик Аугуст разом вскинулся в кресле.
– Ваше высочество! Пришли в себя! Сейчас, сейчас я вызову нерра мага!
Значит, меня лечили магией, зельями не справились. Подумала – и тут же разозлилась на себя. Какая магия, что за бред? Совы ко мне на одиннадцатилетие не прилетали, и я в курсе: никакой магии не существует.
Где-то хлопнула дверь, к постели стремительным шагом приблизился брюнет лет тридцати. Ни развевающейся мантии, ни конусовидного колпака, ни волшебной палочки в руках. Темно-синяя рубаха с распахнутым воротом, черные брюки. Лицо худощавое, скулы высокие, резкие, губы узкие. А самое странное – я знала, как его зовут. Нейман, вот как. Нерр Нейман, придворный маг короля Алареи. Моего отца.
– Что с ним? – с трудом, едва шевелясь, вымолвили потрескавшиеся губы. – С отцом? Он жив?
И этот вопрос – жизнь и здоровье моего якобы отца, который, разумеется, являлся плодом воспаленного воображения, – сейчас казался самым важным. Даже собственная судьба не так сильно волновала меня.
Маг и целитель быстро переглянулись, что не ускользнуло от моего внимания и вызвало беспокойство, но подумать о том, что от меня скрывают (и действительно ли скрывают), времени мне не дали. Нейман склонился надо мной и попросил:
– Закройте глаза, ваше высочество.
Меня снова окутали теплые волны, захлестнули с головой. «Вливает силу», - пронеслось в голове. Однако же, какой у меня странный бред! Будто фильм смотрю, причем где-то с середины, но при этом непостижимым образом знаю, что было в начале.
***
Когда я снова пришла в себя, в кресле у постели застыла хрупкая фигурка. Анелия. Руки подруги чуть заметно подрагивали, и она сплела пальцы в замок перед собой, в серых глазах дрожали невыплаканные слезы. От столика доносилось позвякивание: там смешивал в широком сосуде с высоким горлом какую-то микстуру целитель Аугуст. Боль уже прекратила терзать мое измученное тело, затихла, лишь иногда отдаваясь всплеском при попытке пошевелиться.
– Ана! – тихо позвала я.
Анелия встрепенулась, натянула на лицо фальшивую улыбку, заговорила преувеличенно бодро:
– Ли! Как ты нас всех напугала! Поправляйся поскорее. Целитель разрешил мне посидеть с тобой, только недолго, чтобы не утомлять.
Ли? Верно, Лидия, ее высочество наследная принцесса всея Алареи, стоящая на пороге девятнадцатилетия. К празднованию приурочены состязания, на которых я должна выбрать лучшего из лучших и объявить своим женихом. Я капризничала, надувала губы, спорила с отцом, пыталась доказать ему, что не хочу пока замуж, но он, всегда охотно шедший мне на уступки, в этом вопросе твердо стоял на своем. Традиции, чтоб им неладно было! Хотя, признаться, отца я понимала. У него-то из наследников одна я, сам он жениться второй раз не собирался, боялся, что новая королева начнет интриговать в пользу своего ребенка, попытается меня отстранить от трона, а то и вовсе устранить. Физически. Примеры известны, даже из истории моего родного мира… Голова заболела, затрещала немилосердно, и я поспешно прекратила попытки вспомнить, о каком таком родном мире думала. Словом, отец так больше и не женился, и ответственное дело обеспечить трон наследниками упало, соответственно, на меня. «Упало и придавило», - ехидно подумала я. При мысли о том, что нужно сделать выбор, причем очень скоро, меня начинало мутить. Возможно, будь у отца брат или сестра, он не настаивал бы на моем скорейшем замужестве, но, увы, у короля Алареи имелись лишь дальние родственники, состоящие с ним в столь запутанной степени родства, что без цистерны горячительного не разберешься.
– Выпейте, ваше высочество.
Аугуст поднес к моим губам сосуд, поддержал мне голову и влил в рот горьковатую жидкость.
– Я еще приду к тебе, Ли, – пообещала Анелия и поднялась.
– Постой, мне нужно спросить…
Я не договорила. Бросив на меня виноватый взгляд, подруга направилась к двери. Я растерянно смотрела ей в спину и не сразу поняла, о чем мне говорит целитель.
– Ваше высочество! – Аугуст повысил слегка голос. – Ваше высочество, советник Эллиор желает с вами переговорить. Он настаивал, чтобы его позвали, как только вы придете в сознание. Я был против, но нерр Нейман дал позволение. Он полагает, что ситуация… да, ситуация…
Старик запнулся, смешался, пожевал губами и отвернулся. Ясно одно: что бы за вести ни принес мне Старший советник, я им не обрадуюсь.
Эллиор вошел в спальню размашистым энергичным шагом, принес с собой запах свежего ветра и хвои, разогнавший застоявшийся тяжкий дух благовоний.
– Ваше высочество, не передать словами, как я рад вашему выздоровлению!
– Рано радуетесь, – прошелестела я. – До выздоровления мне далеко.
Советник не смутился. Без приглашения уселся в кресло, закинул ногу на ногу, уставился мне в лицо. «Дырку просверлит», – мрачно подумала я, а вслух спросила:
– Что, даже мандаринок больной не захватили?
Эллиор вызывал во мне глухое раздражение. Он не считал нужным скрывать, что недолюбливает меня, относился, как к легкомысленной глупышке, которой можно доверить разве что выбор нового платья к балу, поэтому сейчас я с мрачным злорадством отметила, как на лице его проступает растерянность, сменяясь откровенным испугом.
– Что с ней? – резко спросил он, поворачиваясь к Аугусту. – Лишилась остатков разума?
