высокой крепостной стеной замок с реющими стягами, высокая седовласая женщина с ясными глазами и очень прямой спиной, укутанная в алый плащ, стремительно проносящиеся в поднебесье темные грозные тени. И перед самым пробуждением – огромное помещение, тонущее во мраке. Отчего-то я знала, что в темноте прячутся колонны из цветного мрамора, обвиваемые бронзовыми змеями. Тусклый свет невесть откуда падал лишь на находившийся на возвышении пустой трон, а на ступенях его валялся медальон на толстой цепочке. Я протянула руку, чтобы поднять его – и сон оборвался.
А утром выяснилось, что буря закончилась и ночные гости уехали, не дожидаясь завтрака. Ричард оставил для матери-настоятельницы послание, в котором в самых учтивых выражениях благодарил ее за оказанное гостеприимство, и еще тяжелый даже на вид мешочек из черного бархата. Только довольной мать Романа почему-то не выглядела, напротив, еще сильнее нахмурилась и крепко стиснула губы. Но о чем бы она ни думала, чего бы ни опасалась, делиться своими мыслями и подозрениями ни с кем не спешила.
Кто не скрывал беспричинной радости, так это Хильда. На вопрос сестры Анны, с чего бы это ей выглядеть как налакавшаяся сливок кошка, она ответила, что благодарна создателям за столь щедрых путников, ведь пожертвование мага Ричарда пойдет на нужды Обители. Она перечисляла, что именно можно купить на оставленные деньги, и с каждым ее словом меня все сильнее терзали мрачные предчувствия. Никогда прежде не заботили Хильду ни праздничные покровы Отца и Матери, ни начавшая протекать крыша сарая, ни количество несушек в курятнике. И я все сильнее и сильнее уверялась в том, что она отвлекает простодушную сестру Анну своей болтовней от чего-то важного. Знать бы еще, от чего именно.
***
И опять плавно потекли неспешные дни, неотличимо похожие один на другой. Поскольку события, достойные обсуждения, в Обители приключались крайне редко, о гостивших у нас всего лишь одну ночь королевских магах говорили долго. Строили догадки о том, куда и по каким делам они направлялись, в сотый раз вспоминали, кто из них как выглядел и во что был одет, пересказывали мне каждое слово, сказанное за ужином.
Я, осмелев, продолжала упражняться с магией. Зажигать огонек получалось с каждым разом все легче, и мне захотелось попробовать сотворить еще что-нибудь необычное. Но на что именно способны маги, я не имела ни малейшего представления. Разузнать бы у матушки Романы – но та вряд ли одобрила бы мои занятия, услышь она о них. Так что я смиренно ждала очередного вызова в кабинет для разговора, из которого и надеялась узнать что-то новое. Но получилось так, что мне все же пришлось идти к ней с повинной.
Хильда подстерегла меня в сарае, куда я пришла за поленьями для очага в кухне. Налетела внезапно, толкнула к стене, зашипела злобно прямо в лицо:
– Скромницей притворяешься, да? Хорошей хочешь выглядеть?
Справившись с неожиданностью, я спросила спокойно:
– Это ты о чем?
– О маге! Том, что ночевал здесь в грозу! Вы с ним виделись прежде – скажешь, нет?
Я похолодела. С этой змеи станется растрезвонить мой секрет по всей Обители!
– С чего ты взяла?
– А с того, что он расспрашивал о тебе! Назвал твое имя! Я все ему о тебе рассказала, можешь не сомневаться!
Ее слова ударили наотмашь, да так, что дыхание перехватило. Мне на ум сразу же пришел тайник за статуей Матери, завернутые в холстину сокровища, книга с пустыми страницами. Потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить: узнать о том, что спрятано в кабинете настоятельницы, Хильда никак не могла. Она наблюдала за мной с нескрываемым злорадством, кривила губы в усмешке.
– И что же ты ему сообщила?
– Правду! – выплюнула она. – Все, что знаю! Что никакая ты не благородная девица, а жалкая нищенка-сирота, пригретая из милости! Думаешь, он обрадовался, узнав, что ты его обманула?
Я не стала говорить о том, что не обманывала Дерека. Он сам решил, будто видит деву из знатного рода, отданную в Обитель на обучение, а я всего лишь не сочла нужным развеять его заблуждение. Тогда я думала, что мы никогда не встретимся вновь. Но к чему Хильде эти подробности? Еще решит, будто я оправдываюсь перед ней. Да и показывать, что ее слова достигли цели и все же причинили мне боль, тоже не стоит. Так что я вздернула подбородок повыше, подхватила корзину с поленьями и молча развернулась к выходу. Выслушивать гадости и дальше – нет, спасибо, увольте. Вот только Хильде удалось остановить меня уже в дверях одной лишь только фразой.
– Я и еще кое-что сообщила господину магу, чтобы он знал, с кем имеет дело. Ты не просто лгунья, а преступница, скрывающаяся от правосудия.
Я медленно повернулась, поставила корзину на землю.
– Что ты сказала?
Глаза Хильды горели торжеством.
– Что слышала! – огрызнулась она. – Ты – магичка, скажешь, нет? И прячешься здесь от гончих нашего доброго короля.
Я пошатнулась и ухватилась за стену. Могла ли Хильда подсмотреть за моими попытками вызвать огонь с помощью магии? Тогда я не заметила ее поблизости, но это еще ни о чем не говорит.
– Ага, побледнела! Знаешь, какая кара полагается за сокрытие? Тебя сожгут на костре!
Дыхание перехватило, сердце замерло. Если эта дрянь действительно все видела и рассказала Дереку… если рассказала…
– Не похоже, что господин маг поверил в твои выдумки, – с удивившим меня саму спокойствием медленно произнесла я. – Меня ведь не вызвали для допроса и не забрали с собой.
Хильда растерялась. Она несколько раз открыла и закрыла рот, точно большая глупая рыба, а потом сокрушенно покачала головой и пробормотала:
– Надо было мне пойти к господину Ричарду, он среди них главный. Уж он-то точно все из тебя бы вытащил, всю-всю правду.
Я вспомнила ледяной взгляд глаз цвета грозового неба и поежилась. Да, с этим магом не мне, глупой девчонке с недавно проснувшимся даром, тягаться. Но на Хильду посмотрела с презрением и язвительно спросила:
– Что, не хватило смелости заговорить с главным магом? Побоялась, что он превратит тебя в жабу? И правильно бы сделал, самое подходящее наказание для мерзкой клеветницы.
И пока она силилась найти подходящий ответ, подхватила корзину и пошла прочь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг и не побежать. Нечего негодяйке видеть, что она достигла-таки своей цели и до полусмерти напугала меня.
Ричард Адмарский превосходно владел собой. Лишь тот, кто хорошо его знал, догадался бы по чуть плотнее сжавшимся губам и по тому, как переплелись пальцы соединенных рук, о крайней степени его гнева. Дерек же из Карнвея, к своему счастью, и не подозревал о том, какие тучи собирались над его головой. Он бесхитростно смотрел командиру в лицо и даже, кажется, ожидал похвалы, в то время как Ричарду хотелось немедленно обрушить на глупого мальчишку жестокую кару.
– Почему ты молчал столько дней? – очень тихо и очень спокойно спросил он.
Знающий человек от этого спокойствия в его голосе побледнел бы и затрясся осиновым листом, но Дерек несмело улыбнулся, довольный, что командир, кажется, не сердится.
– Я и сейчас не уверен, что словам глупой девки стоит доверять. Она вполне могла оболгать госпожу Айлин.
Ричард прикрыл глаза, воскрешая в памяти ту грозовую ночь. Тьму разгонял лишь тусклый свет масляных ламп, яркие магические светильники бедная захудалая Обитель позволить себе не могла. И все же даже этого скудного освещения хватило, чтобы он разглядел лица благочестивых сестер. В трапезной никакой рыжеволосой юной красавицы не было, он бы такую точно запомнил, как запомнил вьющуюся вокруг Дерека молодую дурочку. А вот до того… Да, и верно, он мимоходом заметил у лестницы стройную фигуру, огромные испуганные глаза на бескровном лице, непокрытую огненную косу. А вот за ужином эта воспитанница не появилась, но ему и в голову не пришло, что девушка прячется – или же ее прячут – от заезжих магов. Он вообще не думал о ней – мало ли своих забот?
– Эта Хильда наболтала много гадостей, – продолжал Дерек, приободренный молчанием Ричарда. – Сказала, будто бы я зря именую Айлин госпожой, ведь она – дочь нищего крестьянина. Как будто по ней не видно, что она знатного рода! Ее изящные руки, точеные черты ее лица, ее нежный голос – всем этим может обладать только благородная дева!
– Уж не влюбился ли ты в эту таинственную Айлин? – вкрадчивым тоном осведомился Ричард.
На скулах Дерека вспыхнули багровые пятна.
– Я… я не знаю, господин. Встреть я ее при дворе, просил бы права именоваться ее заступником и носить ее ленту.
– Но вы повстречались среди вересковых пустошей, и ее заступником ты не станешь. Расскажи мне о ней. О чем вы говорили в первую встречу?
Он толком не вслушивался в слова, потому как знал: ничего важного Дерек не сообщит. Наблюдал за лицом, за жестами, отмечал, как меняется голос и понимал с сожалением: за девчонкой придется возвращаться в одиночестве. Мальчишка, пусть и сам пока этого не осознал, увлекся, и увлекся всерьез. В предстоящем деле он не помощник, скорее помеха. Испугается за свою драгоценную Айлин и поможет ей бежать. Не то чтобы подобный поворот событий всерьез беспокоил Ричарда – он-то найдет беглецов где угодно, даже из-под земли достанет. А вот отправлять на казнь глупого парня, павшего жертвой девичьих чар, не хотелось.
Взмахом руки он остановил рассказ.
– Довольно. Завтра вы с Тимом отправитесь дальше без меня. Я же вернусь в Обитель благочестивой Марты и проверю, есть ли у воспитанницы Айлин магический дар. Если слова той девушки – как там ее? Хильда? – подтвердятся, то я заберу Айлин в столицу.
– А если нет? – дерзнул спросить Дерек.
Ричард не стал его осекать и напоминать о том, что не подчиненным задавать вопросы, напротив, постарался успокоить. Пусть мальчишка продолжит путь с легким сердцем, так ничто не помешает ему справиться с заданием.
– А если же Хильда солгала, в чем я почти уверен, то она понесет наказание, положенное за оговор, а настоятельница Обители и воспитанница Айлин получат от меня щедрую плату.
Лицо Дерека просветлело.
– Благодарю, господин. Твое великодушие безгранично.
– Передай Тиму, чтобы седлал моего коня. Я выезжаю без промедления.
«И мне крупно повезет, если я застану эту Айлин на месте», – добавил он мысленно. Вопреки своим словам, Ричард был уверен в том, что Хильда говорила правду. Во всяком случае, в том, что касалось магического дара второй воспитанницы.
***
Я никак не могла решиться посмотреть в лицо настоятельнице. Собственные мои щеки пылали от стыда, жар стек по шее к груди, и теперь кожу невыносимо жгло. Мать Романа молчала, и молчание это душило меня, хлестало резче, чем самые гневные слова. Не в силах выносить его дольше, я начала:
– Прости, матушка. Знаю, что виновна. Мне бы сразу рассказать тебе о встрече с магом, но я не отважилась тревожить тебя пустяками.
– Вернее, не хотела, чтобы еще кто-нибудь узнал о твоем знакомстве с красивым юношей, – понимающе сказала мать Романа, и не было в ее голосе ни злости, ни осуждения, лишь тихая печаль. – Что же, Айлин, я тоже была молода… давно, но была. И мне ведомы сердечная тоска и смятение.
– Но я не хотела навлечь на Обитель гнев королевских гончих, матушка! Я лучше бы умерла!
– Не говори глупостей! – резко прервала меня она. – И не кори себя. Что сделано, то сделано. Теперь же нужно придумать, как справиться с последствиями. Хильду я накажу за длинный язык, но тебе этим не поможешь. Рано или поздно маги вернутся и захотят забрать тебя. Юношу я не боюсь, его обвести вокруг пальца не составило бы труда. Но второй, Ричард – он опасен, смертельно опасен. И выход мне видится только один.
Она подошла к статуе Матери, открыла тайник и вытащила сверток с моими сокровищами. Положила его на край стола, отперла ящик и достала оттуда писчую бумагу.
– Тебе придется покинуть Обитель, Айлин. Я напишу одному человеку, своему давнему другу, чтобы приютил тебя. Хотела бы я сопровождать тебя, но, увы, вынуждена остаться. Когда маги вернутся, мне придется встретиться с ними и попытаться их обмануть.
– Нет! – воскликнула я. – За препятствие королевскому правосудию тебя сурово накажут, матушка! Пусть лучше забирают меня!
Она грустно улыбнулась, и от этой улыбки мне захотелось броситься на пол и разрыдаться горько-горько, безутешно, подобно ребенку. Но подобной слабости я не могла себе позволить.
Перо быстро скользило по бумаге, покрывая ее чернильной вязью слов. Всего лишь раз мать Романа задумалась, замерла ее рука, но вскоре застрочила вновь. Поставив размашистую подпись, настоятельница слегка присыпала письмо песком, чтобы чернила поскорее высохли, а потом достала из все того же тайника перстень, растопила воск и запечатала записку. Я вгляделась в оттиск: парящая птица широко раскинула крылья в зубчатом круге.
– Уйдешь завтра с рассветом. И хотела бы дать тебе лошадь, да не могу.
Я молча кивнула. Лошадь в Обители имелась всего одна, старая уже кляча Верба. Отдать ее мне при всем желании настоятельница права не имела, да и я не согласилась бы взять.
– Велю тебе собрать еды на дорогу. Да и деньги, что дал Ричард, пригодятся.
– Нет, – запротестовала я, – это на Обитель. Купить новые покровы…
– Не спорь, – перебила меня мать Романа. – Тебе они нужнее. Статуи много лет обходились без новых покровов, обойдутся и дальше. А теперь мы должны позаботиться о том, чтобы тебя нельзя было узнать по описанию.
Основной моей приметой, по ее мнению, были золотисто-рыжие волосы. Их мы и выкрасили ореховым настоем в темно-каштановый цвет.
– В разговоры лишний раз не вступай, – наставляла меня мать Романа. – Если уклониться не выйдет, то отвечай, что сирота, жила в Глоусбери, идешь к тетке в Дайсборо. Ни имени моего друга, ни названия города, куда направляешься на самом деле, не упоминай. Поняла?
Мне стало страшно. За все годы, проведенные в Обители, я не ходила никуда дальше ближайшей деревушки, а вот теперь мне предстоял долгий и трудный путь.
– Поняла, матушка.
– Письмо спрячь под одеждой, – продолжала она наставления, – и мешочек с деньгами тоже. Я дам тебе немного медяков, чтобы было чем заплатить за еду и кров, если где остановишься на ночь. Золото прибереги на случай нужды и постарайся, чтобы никто его не заметил. Обобрать одинокую путницу найдется немало желающих.
Мы обе прекрасно понимали, что при встрече с негодяем молодая странница может лишиться не только денег. Для того, чтобы защитить меня от подобных мерзавцев, мать Романа принесла склянку с темно-бордовым настоем и нарисовала на моей шее и груди крупные неровные пятна.
– Вот так, – удовлетворенно сказала она, разглядывая результаты своих трудов. – Их нипочем не отличить от следов наведенной порчи. Под платьем не разглядишь, но если даже рвануть ворот – сразу увидишь. Надеюсь, впрочем, что эта хитрость тебе не пригодится.
Узелок с нехитрыми пожитками вскоре был собран, книга надежно увязана теплой, но несколько траченной молью старой шерстяной шалью – и где только мать Романа такую сыскала? Медальон и перстень тоже предполагалось носить на теле, завязанными в небольшой узелок из чистой тряпицы. Портреты после недолгих раздумий решили оставить в тайнике.
А утром выяснилось, что буря закончилась и ночные гости уехали, не дожидаясь завтрака. Ричард оставил для матери-настоятельницы послание, в котором в самых учтивых выражениях благодарил ее за оказанное гостеприимство, и еще тяжелый даже на вид мешочек из черного бархата. Только довольной мать Романа почему-то не выглядела, напротив, еще сильнее нахмурилась и крепко стиснула губы. Но о чем бы она ни думала, чего бы ни опасалась, делиться своими мыслями и подозрениями ни с кем не спешила.
Кто не скрывал беспричинной радости, так это Хильда. На вопрос сестры Анны, с чего бы это ей выглядеть как налакавшаяся сливок кошка, она ответила, что благодарна создателям за столь щедрых путников, ведь пожертвование мага Ричарда пойдет на нужды Обители. Она перечисляла, что именно можно купить на оставленные деньги, и с каждым ее словом меня все сильнее терзали мрачные предчувствия. Никогда прежде не заботили Хильду ни праздничные покровы Отца и Матери, ни начавшая протекать крыша сарая, ни количество несушек в курятнике. И я все сильнее и сильнее уверялась в том, что она отвлекает простодушную сестру Анну своей болтовней от чего-то важного. Знать бы еще, от чего именно.
***
И опять плавно потекли неспешные дни, неотличимо похожие один на другой. Поскольку события, достойные обсуждения, в Обители приключались крайне редко, о гостивших у нас всего лишь одну ночь королевских магах говорили долго. Строили догадки о том, куда и по каким делам они направлялись, в сотый раз вспоминали, кто из них как выглядел и во что был одет, пересказывали мне каждое слово, сказанное за ужином.
Я, осмелев, продолжала упражняться с магией. Зажигать огонек получалось с каждым разом все легче, и мне захотелось попробовать сотворить еще что-нибудь необычное. Но на что именно способны маги, я не имела ни малейшего представления. Разузнать бы у матушки Романы – но та вряд ли одобрила бы мои занятия, услышь она о них. Так что я смиренно ждала очередного вызова в кабинет для разговора, из которого и надеялась узнать что-то новое. Но получилось так, что мне все же пришлось идти к ней с повинной.
Хильда подстерегла меня в сарае, куда я пришла за поленьями для очага в кухне. Налетела внезапно, толкнула к стене, зашипела злобно прямо в лицо:
– Скромницей притворяешься, да? Хорошей хочешь выглядеть?
Справившись с неожиданностью, я спросила спокойно:
– Это ты о чем?
– О маге! Том, что ночевал здесь в грозу! Вы с ним виделись прежде – скажешь, нет?
Я похолодела. С этой змеи станется растрезвонить мой секрет по всей Обители!
– С чего ты взяла?
– А с того, что он расспрашивал о тебе! Назвал твое имя! Я все ему о тебе рассказала, можешь не сомневаться!
Ее слова ударили наотмашь, да так, что дыхание перехватило. Мне на ум сразу же пришел тайник за статуей Матери, завернутые в холстину сокровища, книга с пустыми страницами. Потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить: узнать о том, что спрятано в кабинете настоятельницы, Хильда никак не могла. Она наблюдала за мной с нескрываемым злорадством, кривила губы в усмешке.
– И что же ты ему сообщила?
– Правду! – выплюнула она. – Все, что знаю! Что никакая ты не благородная девица, а жалкая нищенка-сирота, пригретая из милости! Думаешь, он обрадовался, узнав, что ты его обманула?
Я не стала говорить о том, что не обманывала Дерека. Он сам решил, будто видит деву из знатного рода, отданную в Обитель на обучение, а я всего лишь не сочла нужным развеять его заблуждение. Тогда я думала, что мы никогда не встретимся вновь. Но к чему Хильде эти подробности? Еще решит, будто я оправдываюсь перед ней. Да и показывать, что ее слова достигли цели и все же причинили мне боль, тоже не стоит. Так что я вздернула подбородок повыше, подхватила корзину с поленьями и молча развернулась к выходу. Выслушивать гадости и дальше – нет, спасибо, увольте. Вот только Хильде удалось остановить меня уже в дверях одной лишь только фразой.
– Я и еще кое-что сообщила господину магу, чтобы он знал, с кем имеет дело. Ты не просто лгунья, а преступница, скрывающаяся от правосудия.
Я медленно повернулась, поставила корзину на землю.
– Что ты сказала?
Глаза Хильды горели торжеством.
– Что слышала! – огрызнулась она. – Ты – магичка, скажешь, нет? И прячешься здесь от гончих нашего доброго короля.
Я пошатнулась и ухватилась за стену. Могла ли Хильда подсмотреть за моими попытками вызвать огонь с помощью магии? Тогда я не заметила ее поблизости, но это еще ни о чем не говорит.
– Ага, побледнела! Знаешь, какая кара полагается за сокрытие? Тебя сожгут на костре!
Дыхание перехватило, сердце замерло. Если эта дрянь действительно все видела и рассказала Дереку… если рассказала…
– Не похоже, что господин маг поверил в твои выдумки, – с удивившим меня саму спокойствием медленно произнесла я. – Меня ведь не вызвали для допроса и не забрали с собой.
Хильда растерялась. Она несколько раз открыла и закрыла рот, точно большая глупая рыба, а потом сокрушенно покачала головой и пробормотала:
– Надо было мне пойти к господину Ричарду, он среди них главный. Уж он-то точно все из тебя бы вытащил, всю-всю правду.
Я вспомнила ледяной взгляд глаз цвета грозового неба и поежилась. Да, с этим магом не мне, глупой девчонке с недавно проснувшимся даром, тягаться. Но на Хильду посмотрела с презрением и язвительно спросила:
– Что, не хватило смелости заговорить с главным магом? Побоялась, что он превратит тебя в жабу? И правильно бы сделал, самое подходящее наказание для мерзкой клеветницы.
И пока она силилась найти подходящий ответ, подхватила корзину и пошла прочь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг и не побежать. Нечего негодяйке видеть, что она достигла-таки своей цели и до полусмерти напугала меня.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Ричард Адмарский превосходно владел собой. Лишь тот, кто хорошо его знал, догадался бы по чуть плотнее сжавшимся губам и по тому, как переплелись пальцы соединенных рук, о крайней степени его гнева. Дерек же из Карнвея, к своему счастью, и не подозревал о том, какие тучи собирались над его головой. Он бесхитростно смотрел командиру в лицо и даже, кажется, ожидал похвалы, в то время как Ричарду хотелось немедленно обрушить на глупого мальчишку жестокую кару.
– Почему ты молчал столько дней? – очень тихо и очень спокойно спросил он.
Знающий человек от этого спокойствия в его голосе побледнел бы и затрясся осиновым листом, но Дерек несмело улыбнулся, довольный, что командир, кажется, не сердится.
– Я и сейчас не уверен, что словам глупой девки стоит доверять. Она вполне могла оболгать госпожу Айлин.
Ричард прикрыл глаза, воскрешая в памяти ту грозовую ночь. Тьму разгонял лишь тусклый свет масляных ламп, яркие магические светильники бедная захудалая Обитель позволить себе не могла. И все же даже этого скудного освещения хватило, чтобы он разглядел лица благочестивых сестер. В трапезной никакой рыжеволосой юной красавицы не было, он бы такую точно запомнил, как запомнил вьющуюся вокруг Дерека молодую дурочку. А вот до того… Да, и верно, он мимоходом заметил у лестницы стройную фигуру, огромные испуганные глаза на бескровном лице, непокрытую огненную косу. А вот за ужином эта воспитанница не появилась, но ему и в голову не пришло, что девушка прячется – или же ее прячут – от заезжих магов. Он вообще не думал о ней – мало ли своих забот?
– Эта Хильда наболтала много гадостей, – продолжал Дерек, приободренный молчанием Ричарда. – Сказала, будто бы я зря именую Айлин госпожой, ведь она – дочь нищего крестьянина. Как будто по ней не видно, что она знатного рода! Ее изящные руки, точеные черты ее лица, ее нежный голос – всем этим может обладать только благородная дева!
– Уж не влюбился ли ты в эту таинственную Айлин? – вкрадчивым тоном осведомился Ричард.
На скулах Дерека вспыхнули багровые пятна.
– Я… я не знаю, господин. Встреть я ее при дворе, просил бы права именоваться ее заступником и носить ее ленту.
– Но вы повстречались среди вересковых пустошей, и ее заступником ты не станешь. Расскажи мне о ней. О чем вы говорили в первую встречу?
Он толком не вслушивался в слова, потому как знал: ничего важного Дерек не сообщит. Наблюдал за лицом, за жестами, отмечал, как меняется голос и понимал с сожалением: за девчонкой придется возвращаться в одиночестве. Мальчишка, пусть и сам пока этого не осознал, увлекся, и увлекся всерьез. В предстоящем деле он не помощник, скорее помеха. Испугается за свою драгоценную Айлин и поможет ей бежать. Не то чтобы подобный поворот событий всерьез беспокоил Ричарда – он-то найдет беглецов где угодно, даже из-под земли достанет. А вот отправлять на казнь глупого парня, павшего жертвой девичьих чар, не хотелось.
Взмахом руки он остановил рассказ.
– Довольно. Завтра вы с Тимом отправитесь дальше без меня. Я же вернусь в Обитель благочестивой Марты и проверю, есть ли у воспитанницы Айлин магический дар. Если слова той девушки – как там ее? Хильда? – подтвердятся, то я заберу Айлин в столицу.
– А если нет? – дерзнул спросить Дерек.
Ричард не стал его осекать и напоминать о том, что не подчиненным задавать вопросы, напротив, постарался успокоить. Пусть мальчишка продолжит путь с легким сердцем, так ничто не помешает ему справиться с заданием.
– А если же Хильда солгала, в чем я почти уверен, то она понесет наказание, положенное за оговор, а настоятельница Обители и воспитанница Айлин получат от меня щедрую плату.
Лицо Дерека просветлело.
– Благодарю, господин. Твое великодушие безгранично.
– Передай Тиму, чтобы седлал моего коня. Я выезжаю без промедления.
«И мне крупно повезет, если я застану эту Айлин на месте», – добавил он мысленно. Вопреки своим словам, Ричард был уверен в том, что Хильда говорила правду. Во всяком случае, в том, что касалось магического дара второй воспитанницы.
***
Я никак не могла решиться посмотреть в лицо настоятельнице. Собственные мои щеки пылали от стыда, жар стек по шее к груди, и теперь кожу невыносимо жгло. Мать Романа молчала, и молчание это душило меня, хлестало резче, чем самые гневные слова. Не в силах выносить его дольше, я начала:
– Прости, матушка. Знаю, что виновна. Мне бы сразу рассказать тебе о встрече с магом, но я не отважилась тревожить тебя пустяками.
– Вернее, не хотела, чтобы еще кто-нибудь узнал о твоем знакомстве с красивым юношей, – понимающе сказала мать Романа, и не было в ее голосе ни злости, ни осуждения, лишь тихая печаль. – Что же, Айлин, я тоже была молода… давно, но была. И мне ведомы сердечная тоска и смятение.
– Но я не хотела навлечь на Обитель гнев королевских гончих, матушка! Я лучше бы умерла!
– Не говори глупостей! – резко прервала меня она. – И не кори себя. Что сделано, то сделано. Теперь же нужно придумать, как справиться с последствиями. Хильду я накажу за длинный язык, но тебе этим не поможешь. Рано или поздно маги вернутся и захотят забрать тебя. Юношу я не боюсь, его обвести вокруг пальца не составило бы труда. Но второй, Ричард – он опасен, смертельно опасен. И выход мне видится только один.
Она подошла к статуе Матери, открыла тайник и вытащила сверток с моими сокровищами. Положила его на край стола, отперла ящик и достала оттуда писчую бумагу.
– Тебе придется покинуть Обитель, Айлин. Я напишу одному человеку, своему давнему другу, чтобы приютил тебя. Хотела бы я сопровождать тебя, но, увы, вынуждена остаться. Когда маги вернутся, мне придется встретиться с ними и попытаться их обмануть.
– Нет! – воскликнула я. – За препятствие королевскому правосудию тебя сурово накажут, матушка! Пусть лучше забирают меня!
Она грустно улыбнулась, и от этой улыбки мне захотелось броситься на пол и разрыдаться горько-горько, безутешно, подобно ребенку. Но подобной слабости я не могла себе позволить.
Перо быстро скользило по бумаге, покрывая ее чернильной вязью слов. Всего лишь раз мать Романа задумалась, замерла ее рука, но вскоре застрочила вновь. Поставив размашистую подпись, настоятельница слегка присыпала письмо песком, чтобы чернила поскорее высохли, а потом достала из все того же тайника перстень, растопила воск и запечатала записку. Я вгляделась в оттиск: парящая птица широко раскинула крылья в зубчатом круге.
– Уйдешь завтра с рассветом. И хотела бы дать тебе лошадь, да не могу.
Я молча кивнула. Лошадь в Обители имелась всего одна, старая уже кляча Верба. Отдать ее мне при всем желании настоятельница права не имела, да и я не согласилась бы взять.
– Велю тебе собрать еды на дорогу. Да и деньги, что дал Ричард, пригодятся.
– Нет, – запротестовала я, – это на Обитель. Купить новые покровы…
– Не спорь, – перебила меня мать Романа. – Тебе они нужнее. Статуи много лет обходились без новых покровов, обойдутся и дальше. А теперь мы должны позаботиться о том, чтобы тебя нельзя было узнать по описанию.
Основной моей приметой, по ее мнению, были золотисто-рыжие волосы. Их мы и выкрасили ореховым настоем в темно-каштановый цвет.
– В разговоры лишний раз не вступай, – наставляла меня мать Романа. – Если уклониться не выйдет, то отвечай, что сирота, жила в Глоусбери, идешь к тетке в Дайсборо. Ни имени моего друга, ни названия города, куда направляешься на самом деле, не упоминай. Поняла?
Мне стало страшно. За все годы, проведенные в Обители, я не ходила никуда дальше ближайшей деревушки, а вот теперь мне предстоял долгий и трудный путь.
– Поняла, матушка.
– Письмо спрячь под одеждой, – продолжала она наставления, – и мешочек с деньгами тоже. Я дам тебе немного медяков, чтобы было чем заплатить за еду и кров, если где остановишься на ночь. Золото прибереги на случай нужды и постарайся, чтобы никто его не заметил. Обобрать одинокую путницу найдется немало желающих.
Мы обе прекрасно понимали, что при встрече с негодяем молодая странница может лишиться не только денег. Для того, чтобы защитить меня от подобных мерзавцев, мать Романа принесла склянку с темно-бордовым настоем и нарисовала на моей шее и груди крупные неровные пятна.
– Вот так, – удовлетворенно сказала она, разглядывая результаты своих трудов. – Их нипочем не отличить от следов наведенной порчи. Под платьем не разглядишь, но если даже рвануть ворот – сразу увидишь. Надеюсь, впрочем, что эта хитрость тебе не пригодится.
Узелок с нехитрыми пожитками вскоре был собран, книга надежно увязана теплой, но несколько траченной молью старой шерстяной шалью – и где только мать Романа такую сыскала? Медальон и перстень тоже предполагалось носить на теле, завязанными в небольшой узелок из чистой тряпицы. Портреты после недолгих раздумий решили оставить в тайнике.
