- И то хлеб, - проворчал Гудвин. – Во всяком случае, теперь мы знаем имена. Так, ребята, мы с Донн возвращаемся в Управление, а вы составьте протокол и определите тело в морг. Задача ясна?
- Так точно! – отозвался полицейский постарше.
- Как ты, Донн? – заботливо спросил меня Гудвин, когда мы вернулись к мобилю. – Сесть за руль сможешь? Если нет, то и я могу…
- Вот уж нет! – резко оборвала его я. – Сама справлюсь!
Гудвин отвернулся и обиженно засопел, а я ухмыльнулась. Над моей страстью к вождению посмеивалась половина Управления. Многие сослуживцы хоть раз да просили пустить их за руль, но я относилась к мобилю ревниво, словно к живому существу. Даже Чарли не позволялось устраиваться на водительском сиденье.
- Не сердись, - примирительно попросила я. – Спасибо, что прикрыл перед начальством, Джон. Но мобиль для меня… сам знаешь.
- Знаю, Донн. Ты над мужиком бы так не тряслась, верно?
Я с грустью подумала, что он прав. Мобиль действительно значит в моей жизни даже больше, чем Чарли – первый и единственный мужчина. Неужели служба в Управлении действительно лишает части души, делает бесчувственной? Как-то Чарльз, будучи в скверном настроении, бросил подобный упрек, и тогда я только посмеялась. А сейчас осознала, что в его словах вполне могла быть доля истины.
Он с детства знал, что особенный. Не такой, как все вокруг, глупые, ограниченные, ведомые. Насекомые, копошащиеся у его ног. С ними у него не могло быть ничего общего. Он другой, рожденный для великих свершений. Когда еще была жива его мать, она каждый вечер, целуя его перед сном, повторяла:
- Мой чудесный мальчик, моя звезда!
Отец уделял ему мало внимания. Появлялся в детской редко, мимоходом гладил по голове, задавал ничего не значащие вопросы и даже не дослушивал ответы. Поначалу он расстраивался, винил себя, стремился доказать отцу, что хороший сын. Но потом мать ему все объяснила. Дело вовсе не в них, не в жене и ребенке. Дело в мерзких тварях, проклятых шлюхах, крадущих внимание его отца у семьи. Отец слаб, повторяла мать, слаб и ничтожен. Но он, ее сын, ее сокровище, к счастью, почти ничего не унаследовал от недостойного родителя. О нет, он совсем иной. Смелый, благородный, одаренный превыше всякой меры разнообразными талантами.
Так он себя и воспринимал: сверхчеловеком, спустившимся к обычным людям, снизошедшим до них. И мерзкая шлюха, посмевшая усомниться в его превосходстве, заслуживала самого сурового наказания. Расправившись с ней, он понял, что наконец-то нашел свое предназначение. То дело, которому сможет посвятить жизнь. Пусть не сразу, не в тот же день, когда его выворачивало от ужаса содеянного. Но уже к утру в памяти всплыли поджатые губы на узком материнском лице и ее презрительные слова о девках, недостойных отравлять воздух одним своим существованием.
И тогда на него снизошло умиротворение. Он понял, что все сделал правильно. Все, кроме одного: оставил валяться сдохшую тварь во всей ее уродливости. Жившее в нем стремление к совершенству протестовало против отвратительности смерти. Но он осознал свою ошибку и больше ее не допустит.
Джейкоб Лоренс заметно нервничал. Суетливо перекладывал на столе бумаги из одной стопки в другую, то и дело поправлял чернильницу. Позабытая сигара дымилась в пепельнице. Столичный гость, высокий брюнет лет тридцати – тридцати двух, устроился в кресле и внимательно разглядывал меня, не скрывая насмешки, – во всяком случае, именно так мне казалось. Темно-карие, почти черные глаза, худощавое лицо с резкими скулами, прямые брови, тонкий нос с горбинкой – я бы назвала его привлекательным, если бы не исходившее от гостя чувство опасности. Словно дикий хищник развалился на ковре перед камином, притворяясь обленившимся домашним котом. Но стоит только подойти поближе, протянуть руку – и сомкнутся стальные челюсти, заставив сильно пожалеть о собственной беспечности.
Лорд Реймонд Логан. Вернее, его светлость Реймонд Логан, герцог Деримонт, королевский кузен, сильнейший менталист королевства.
- Обойдемся без титулов, - сухо бросил его светлость, когда Лоренс, запинаясь (неслыханное дело), представил высокое начальство. – Как у вас принято обращаться к сослуживцам?
- По фамилии, - коротко ответил шеф, взяв себя в руки.
- Вот и отлично. Я буду рад, если меня не станут выделять. Вы не против, Донн? Хотя вас бы, признаться, я бы предпочел называть по имени.
Да он издевается? Можно подумать, у нас в Управлении служит как минимум полдюжины королевских кузенов, и с каждым из них я запросто болтаю после работы в пабе за углом. Но под насмешливым взглядом я вздернула подбородок повыше и процедила:
- Договорились, Логан. И это… никаких имен. Не принято.
Здесь я лукавила, ведь того же Гудвина могла назвать и Джоном. Но Гудвин – парень свой, привычный, а от чужака стоит ждать только неприятностей.
- У вас есть еще вопросы, ваша… ох, простите, Логан, - стушевался бедняга Лоренс, - или я могу отпустить офицера Донн?
Новый знакомый смерил меня очередным насмешливым взглядом.
- У меня много вопросов. Думаю, мы могли бы обсудить их, например, за обедом. Что скажете, Донн? Согласны показать мне какое-нибудь милое заведение с хорошей кухней и невысокими ценами?
- Если вы не против компании Гудвина, моего напарника, - быстро ответила я. – Мы уже договорились пообедать вместе.
- Джон Гудвин? – уточнил Логан, давая понять, что уже успел ознакомиться с личными делами сотрудников, работавших по делу Душителя. – Хорошо, у меня и для него имеется парочка вопросов. Встречаемся у проходной?
- Договорились, - пробормотала я. – А сейчас, с вашего позволения, я удаляюсь. Мне надо еще сдать отчет о деле Райена.
И объяснить Гудвину, как умудрилась втравить его в очередные неприятности. Какими бы ни были его планы на обеденный перерыв, их придется менять. И что-то мне подсказывало, что приятель новостям вряд ли обрадуется.
***
Джон вздохнул, посмотрел на часы и попросил подождать его несколько минут.
- Срочно надо зателефонировать кое-кому, Донн. Не скучай, я скоро.
Он потрепал меня по плечу и вышел. Должно быть, побежал отменять свидание, назначенное на обеденный перерыв. На прошлой неделе он познакомился с очередной любовью всей своей жизни, о чем успел оповестить почти все Управление.
Волны безумной страсти захлестывали Гудвина примерно раз в три месяца. У него загорались глаза, он оставлял немыслимые суммы в цветочной лавке, заражал всех вокруг бодростью и радужным настроением. Насколько мне известно (а мужчины, как я с некоторым удивлением узнала, придя работать в Управление, любители посудачить не хуже женщин), Джону нравился сам процесс ухаживания. Цветы, шоколадные наборы, прогулки в парке. Если женщина отвергала его, то Джона это только раззадоривало, и он удваивал усилия по завоеванию неприступной дамы. Как только крепость сдавалась и Гудвин получал приглашение в спальню возлюбленной, его интерес остывал. На лице его все чаще появлялось тоскливое выражение, вечерами он старался подольше задержаться на работе, становился унылым и раздражительным. Потом роман сходил на нет – Джон ухитрялся расставаться со своими женщинами как-то так, что каждая пребывала в уверенности, будто это она оставила надоевшего возлюбленного. А еще через пару недель Гудвин встречал очередную даму сердца, и все начиналось сначала.
- Удружила ты мне, Донн, - вздохнул он, вновь появляясь в кабинете. – Хорошо еще, что у Анни в аптеке стоит аппарат и туда можно зателефонировать. А если бы ее не оказалось на службе?
- Прости, - покаянно произнесла я. – Очень не хотелось обедать наедине с его настырной светлостью. Твоя Анни служит в аптеке?
- Да, помощницей, - пояснил Гудвин. – Моет пробирки, рассыпает порошки, что-то в этом роде. Я с ней познакомился, когда зашел за мятными пастилками. Но лучше расскажи мне о герцоге, я-то его еще не видел. Чего следует ожидать, как думаешь?
Я поморщилась.
- Пытается втереться в доверие, прикинуться своим парнем. Велел звать его по фамилии, представляешь? Ну, и напросился с нами на обед, но это тебе уже известно.
- Не с нами, - проницательно заметил приятель. – С тобой. Не думаю, что его обрадовало известие о третьем сотрапезнике. Уверен, он собирался за тобой поухлестывать.
Я разозлилась.
- Конечно, такая экзотика – женщина-полицейский! Будет чем потом похвалиться в столице! Вряд ли кто из его друзей успел одержать подобную победу. Актерки, танцовщицы, певицы, светские дамы – таких в его окружении много. А вот сотрудниц Управления пока не попадалось!
Гудвин, прищурившись, с любопытством рассматривал меня.
- И чего ты так раскипятилась, Донн? Что, столичный хлыщ произвел на тебя впечатление?
- Это ты о чем?
Гудвин ухмыльнулся.
- Посуди сама, Донн: я только высказал предположение. Его светлость просто пригласил тебя на обед, так? Скорее всего, он бы попытался закрутить с тобой, но вдруг я ошибаюсь? А ты разозлилась не на шутку, как будто он позвал тебя не в трактир, а в кровать. Или ты не все мне рассказала? Что утаила? Взгляды, намеки, попытки пощупать прямо при Лоренсе?
Негодование разом спало. Действительно, с чего это я взяла, будто Логан так уж стремится заполучить меня в любовницы? Должно быть, из-за того, что первые месяцы работы в Управлении сослуживцы мне прохода не давали. Заключались пари с безумными ставками на то, кто первым сумеет затащить меня в койку. Обо всем этом поведал насупленный, упорно отводящий взгляд в сторону Лоренс. И предупредил:
- Будь осторожна, Николь. Конечно, со временем они свыкнутся с тем, что работают с бабой. Но не сразу. И если ты только дашь повод…
- Не дам, - отрезала я. – Скажите, шеф, а почему вы взяли меня на эту должность?
Вопрос занимал меня с того самого дня, когда Лоренс подписал бумаги о моем назначении. Ведь ему, действительно, проще было бы отказать мне.
- Можно подумать, у меня имелся выбор, - пробурчал он. – Выгляни за дверь: видишь очередь из менталистов? То-то же, и я не вижу. Приди ко мне хоть один мужик с даром, тебе бы кроме должности машинистки или сотрудницы архива ничего не светило. Да и то сомневаюсь. Ссориться из-за машинистки с леди Донн – то еще сомнительное удовольствие. Так я приобрел хотя бы ценного сотрудника.
Но у меня тогда сложилось впечатление, что шеф сказал вовсе не то, что думал. Хотя с бабушкой они действительно поругались, причем сильно, до разрыва дружеских отношений, из-за моей работы.
- Эй, Донн, - вырвал меня из воспоминаний голос Гудвина. – Ты не уснула? Давай решать, куда поведем нашу столичную шишку на обед.
- А что здесь думать? – отозвалась я. – Выбор небогатый. В паб его светлость не пригласишь, остается «Матушка Нильс». Вот туда и пойдем.
Небольшой уютный трактирчик «Харчевня матушки Нильс» спрятался во дворе за углом. О его существовании знали все сотрудники Управления и забегали время от времени пообедать или поужинать. Появлялись бы и чаще, но цены к ежедневным посещениям не располагали. У плиты стояла сама почтенная вдова Нильс, по залу степенно расхаживали с подносами ее дочери, а зятья следили за порядком и выполняли грубую работу.
- Обед за мой счет, - непререкаемым тоном заявил Реймонд Логан, усаживаясь за угловым столиком. – Проставляюсь, как и положено новичку.
Гудвин хмыкнул, а я почувствовала очередной прилив сильной неприязни. Вот зачем, спрашивается, его светлость пытается изобразить из себя простого парня? Хочет втереться в доверие, выпытать побольше сведений? Повстречайся мы в иных обстоятельствах, он бы не удостоил и взглядом ни Джона, ни меня.
Пухленькая румяная светлокосая Луиза принесла меню, улыбнулась мне, Гудвину и зарделась под взглядом Логана.
- А скажите-ка мне, красавица, - немного развязно начал тот и подмигнул Луизе, - что лучше заказать? Я человек в вашем городе новый, но о вашем заведении уже наслышан. Мол, вкуснее даже в ресторациях не готовят.
Я даже восхитилась столь неприкрытой лестью. А его светлость, похоже, тот еще лгун! Вряд ли он до обеденного перерыва слышал хоть слово о трактире.
- Сегодня у матушки суп из бычьих хвостов, - охотно ответила польщенная Луиза. – Ох, и наваристый вышел! А еще рагу из телятины.
Я злорадно посмотрела на Логана: что, получил? Это не суфле из крабового мяса и не фаршированные трюфелями перепелки, здесь такими изысками не угощают. Но герцог и бровью не повел.
- Значит, суп и рагу. Отлично. И бутылку красного вина на ваш выбор.
- Рабочий день еще не закончился, - скучным голосом вставила я.
Очень хотелось вывести королевского кузена из себя, посмотреть на его реакцию. А если повезет – то и уловить хотя бы тень его настроения, обрывки эмоций. Вряд ли он такой непроницаемый, каким хочет казаться.
- Небольшое нарушение правил не считается, особенно если о нем никто не узнает.
Гудвин рассмеялся.
- А вы мне нравитесь, Логан. Полагаю, мы сработаемся.
Вот только я оптимизма напарника не разделяла.
Луиза принесла бутылку, стаканы, корзинку с ломтями мягкого белого хлеба с золотистой корочкой, расставила на столе, то и дело бросая взгляды искоса на Логана.
- Сейчас подам суп, - пообещала она.
Логан кивнул, разлил вино, дождался, пока подавальщица отойдет и велел:
- А теперь рассказывайте. Все, начиная с того дня, когда обнаружили первый труп. И постарайтесь не упустить ни малейшей подробности. Начинайте, Гудвин, Донн дополнит, если что забудете.
Первый труп обнаружили полгода назад. Конечно, тряпичная роза во рту убитой навела Лоренса на нехорошие подозрения, но никто из сотрудников Управление в тот момент и подумать не мог, с каким опасным неуловимым сукиным сыном нам придется иметь дело. Меня вызвали на осмотр, но я не смогла обнаружить ни малейшего следа. Тогда все решили, что мерзавцу просто повезло. Тело двадцатилетней Розы Хельварес увезла в родную деревню строгого вида крепкая пожилая особа – тетка. Она ни проронила ни слезинки над столь трагически погибшей племянницей, только сделала правой рукой отвращающий беду знак.
- Беспутная, как и ее мамаша, - произнесла осуждающе и приложила платок с траурной каймой к сухим глазам. – Та неведомо где сгинула, а вот девку ее мне хоронить придется.
У меня сложилось впечатление, что бедная Роза обретет свой последний приют на погосте возле предков, а не в общей яме для невостребованных тел, по одной лишь причине – тетушку чрезвычайно заботило, что подумают о ней соседи. Лишь боязнь людского осуждения заставила ее упокоить племянницу по-человечески, а не бросить труп в морге.
Конечно, Розу нельзя было назвать приличной девушкой. Не знаю, что рассказывали о ней родственники деревенским знакомым (и что она сама писала родне), но устроиться на работу по приезду в город ей не удалось. От таких же неприкаянных девиц, снимавших одну конуру на пятерых, Гудвин узнал, что наивная крестьянка подалась за лучшей жизнью. Пытала счастья в местном театре, режиссер которого высмеял глупышку, старалась пристроиться в ночной клуб, но в первый же вечер была освистана посетителями. Взятые с собой из дому деньги быстро закончились, и из меблированных комнат Розу выставили на улицу. Рыдающую девушку заметила на скамейке в парке Мамми – известная сутенерша.
- Так точно! – отозвался полицейский постарше.
- Как ты, Донн? – заботливо спросил меня Гудвин, когда мы вернулись к мобилю. – Сесть за руль сможешь? Если нет, то и я могу…
- Вот уж нет! – резко оборвала его я. – Сама справлюсь!
Гудвин отвернулся и обиженно засопел, а я ухмыльнулась. Над моей страстью к вождению посмеивалась половина Управления. Многие сослуживцы хоть раз да просили пустить их за руль, но я относилась к мобилю ревниво, словно к живому существу. Даже Чарли не позволялось устраиваться на водительском сиденье.
- Не сердись, - примирительно попросила я. – Спасибо, что прикрыл перед начальством, Джон. Но мобиль для меня… сам знаешь.
- Знаю, Донн. Ты над мужиком бы так не тряслась, верно?
Я с грустью подумала, что он прав. Мобиль действительно значит в моей жизни даже больше, чем Чарли – первый и единственный мужчина. Неужели служба в Управлении действительно лишает части души, делает бесчувственной? Как-то Чарльз, будучи в скверном настроении, бросил подобный упрек, и тогда я только посмеялась. А сейчас осознала, что в его словах вполне могла быть доля истины.
***
Он с детства знал, что особенный. Не такой, как все вокруг, глупые, ограниченные, ведомые. Насекомые, копошащиеся у его ног. С ними у него не могло быть ничего общего. Он другой, рожденный для великих свершений. Когда еще была жива его мать, она каждый вечер, целуя его перед сном, повторяла:
- Мой чудесный мальчик, моя звезда!
Отец уделял ему мало внимания. Появлялся в детской редко, мимоходом гладил по голове, задавал ничего не значащие вопросы и даже не дослушивал ответы. Поначалу он расстраивался, винил себя, стремился доказать отцу, что хороший сын. Но потом мать ему все объяснила. Дело вовсе не в них, не в жене и ребенке. Дело в мерзких тварях, проклятых шлюхах, крадущих внимание его отца у семьи. Отец слаб, повторяла мать, слаб и ничтожен. Но он, ее сын, ее сокровище, к счастью, почти ничего не унаследовал от недостойного родителя. О нет, он совсем иной. Смелый, благородный, одаренный превыше всякой меры разнообразными талантами.
Так он себя и воспринимал: сверхчеловеком, спустившимся к обычным людям, снизошедшим до них. И мерзкая шлюха, посмевшая усомниться в его превосходстве, заслуживала самого сурового наказания. Расправившись с ней, он понял, что наконец-то нашел свое предназначение. То дело, которому сможет посвятить жизнь. Пусть не сразу, не в тот же день, когда его выворачивало от ужаса содеянного. Но уже к утру в памяти всплыли поджатые губы на узком материнском лице и ее презрительные слова о девках, недостойных отравлять воздух одним своим существованием.
И тогда на него снизошло умиротворение. Он понял, что все сделал правильно. Все, кроме одного: оставил валяться сдохшую тварь во всей ее уродливости. Жившее в нем стремление к совершенству протестовало против отвратительности смерти. Но он осознал свою ошибку и больше ее не допустит.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Джейкоб Лоренс заметно нервничал. Суетливо перекладывал на столе бумаги из одной стопки в другую, то и дело поправлял чернильницу. Позабытая сигара дымилась в пепельнице. Столичный гость, высокий брюнет лет тридцати – тридцати двух, устроился в кресле и внимательно разглядывал меня, не скрывая насмешки, – во всяком случае, именно так мне казалось. Темно-карие, почти черные глаза, худощавое лицо с резкими скулами, прямые брови, тонкий нос с горбинкой – я бы назвала его привлекательным, если бы не исходившее от гостя чувство опасности. Словно дикий хищник развалился на ковре перед камином, притворяясь обленившимся домашним котом. Но стоит только подойти поближе, протянуть руку – и сомкнутся стальные челюсти, заставив сильно пожалеть о собственной беспечности.
Лорд Реймонд Логан. Вернее, его светлость Реймонд Логан, герцог Деримонт, королевский кузен, сильнейший менталист королевства.
- Обойдемся без титулов, - сухо бросил его светлость, когда Лоренс, запинаясь (неслыханное дело), представил высокое начальство. – Как у вас принято обращаться к сослуживцам?
- По фамилии, - коротко ответил шеф, взяв себя в руки.
- Вот и отлично. Я буду рад, если меня не станут выделять. Вы не против, Донн? Хотя вас бы, признаться, я бы предпочел называть по имени.
Да он издевается? Можно подумать, у нас в Управлении служит как минимум полдюжины королевских кузенов, и с каждым из них я запросто болтаю после работы в пабе за углом. Но под насмешливым взглядом я вздернула подбородок повыше и процедила:
- Договорились, Логан. И это… никаких имен. Не принято.
Здесь я лукавила, ведь того же Гудвина могла назвать и Джоном. Но Гудвин – парень свой, привычный, а от чужака стоит ждать только неприятностей.
- У вас есть еще вопросы, ваша… ох, простите, Логан, - стушевался бедняга Лоренс, - или я могу отпустить офицера Донн?
Новый знакомый смерил меня очередным насмешливым взглядом.
- У меня много вопросов. Думаю, мы могли бы обсудить их, например, за обедом. Что скажете, Донн? Согласны показать мне какое-нибудь милое заведение с хорошей кухней и невысокими ценами?
- Если вы не против компании Гудвина, моего напарника, - быстро ответила я. – Мы уже договорились пообедать вместе.
- Джон Гудвин? – уточнил Логан, давая понять, что уже успел ознакомиться с личными делами сотрудников, работавших по делу Душителя. – Хорошо, у меня и для него имеется парочка вопросов. Встречаемся у проходной?
- Договорились, - пробормотала я. – А сейчас, с вашего позволения, я удаляюсь. Мне надо еще сдать отчет о деле Райена.
И объяснить Гудвину, как умудрилась втравить его в очередные неприятности. Какими бы ни были его планы на обеденный перерыв, их придется менять. И что-то мне подсказывало, что приятель новостям вряд ли обрадуется.
***
Джон вздохнул, посмотрел на часы и попросил подождать его несколько минут.
- Срочно надо зателефонировать кое-кому, Донн. Не скучай, я скоро.
Он потрепал меня по плечу и вышел. Должно быть, побежал отменять свидание, назначенное на обеденный перерыв. На прошлой неделе он познакомился с очередной любовью всей своей жизни, о чем успел оповестить почти все Управление.
Волны безумной страсти захлестывали Гудвина примерно раз в три месяца. У него загорались глаза, он оставлял немыслимые суммы в цветочной лавке, заражал всех вокруг бодростью и радужным настроением. Насколько мне известно (а мужчины, как я с некоторым удивлением узнала, придя работать в Управление, любители посудачить не хуже женщин), Джону нравился сам процесс ухаживания. Цветы, шоколадные наборы, прогулки в парке. Если женщина отвергала его, то Джона это только раззадоривало, и он удваивал усилия по завоеванию неприступной дамы. Как только крепость сдавалась и Гудвин получал приглашение в спальню возлюбленной, его интерес остывал. На лице его все чаще появлялось тоскливое выражение, вечерами он старался подольше задержаться на работе, становился унылым и раздражительным. Потом роман сходил на нет – Джон ухитрялся расставаться со своими женщинами как-то так, что каждая пребывала в уверенности, будто это она оставила надоевшего возлюбленного. А еще через пару недель Гудвин встречал очередную даму сердца, и все начиналось сначала.
- Удружила ты мне, Донн, - вздохнул он, вновь появляясь в кабинете. – Хорошо еще, что у Анни в аптеке стоит аппарат и туда можно зателефонировать. А если бы ее не оказалось на службе?
- Прости, - покаянно произнесла я. – Очень не хотелось обедать наедине с его настырной светлостью. Твоя Анни служит в аптеке?
- Да, помощницей, - пояснил Гудвин. – Моет пробирки, рассыпает порошки, что-то в этом роде. Я с ней познакомился, когда зашел за мятными пастилками. Но лучше расскажи мне о герцоге, я-то его еще не видел. Чего следует ожидать, как думаешь?
Я поморщилась.
- Пытается втереться в доверие, прикинуться своим парнем. Велел звать его по фамилии, представляешь? Ну, и напросился с нами на обед, но это тебе уже известно.
- Не с нами, - проницательно заметил приятель. – С тобой. Не думаю, что его обрадовало известие о третьем сотрапезнике. Уверен, он собирался за тобой поухлестывать.
Я разозлилась.
- Конечно, такая экзотика – женщина-полицейский! Будет чем потом похвалиться в столице! Вряд ли кто из его друзей успел одержать подобную победу. Актерки, танцовщицы, певицы, светские дамы – таких в его окружении много. А вот сотрудниц Управления пока не попадалось!
Гудвин, прищурившись, с любопытством рассматривал меня.
- И чего ты так раскипятилась, Донн? Что, столичный хлыщ произвел на тебя впечатление?
- Это ты о чем?
Гудвин ухмыльнулся.
- Посуди сама, Донн: я только высказал предположение. Его светлость просто пригласил тебя на обед, так? Скорее всего, он бы попытался закрутить с тобой, но вдруг я ошибаюсь? А ты разозлилась не на шутку, как будто он позвал тебя не в трактир, а в кровать. Или ты не все мне рассказала? Что утаила? Взгляды, намеки, попытки пощупать прямо при Лоренсе?
Негодование разом спало. Действительно, с чего это я взяла, будто Логан так уж стремится заполучить меня в любовницы? Должно быть, из-за того, что первые месяцы работы в Управлении сослуживцы мне прохода не давали. Заключались пари с безумными ставками на то, кто первым сумеет затащить меня в койку. Обо всем этом поведал насупленный, упорно отводящий взгляд в сторону Лоренс. И предупредил:
- Будь осторожна, Николь. Конечно, со временем они свыкнутся с тем, что работают с бабой. Но не сразу. И если ты только дашь повод…
- Не дам, - отрезала я. – Скажите, шеф, а почему вы взяли меня на эту должность?
Вопрос занимал меня с того самого дня, когда Лоренс подписал бумаги о моем назначении. Ведь ему, действительно, проще было бы отказать мне.
- Можно подумать, у меня имелся выбор, - пробурчал он. – Выгляни за дверь: видишь очередь из менталистов? То-то же, и я не вижу. Приди ко мне хоть один мужик с даром, тебе бы кроме должности машинистки или сотрудницы архива ничего не светило. Да и то сомневаюсь. Ссориться из-за машинистки с леди Донн – то еще сомнительное удовольствие. Так я приобрел хотя бы ценного сотрудника.
Но у меня тогда сложилось впечатление, что шеф сказал вовсе не то, что думал. Хотя с бабушкой они действительно поругались, причем сильно, до разрыва дружеских отношений, из-за моей работы.
- Эй, Донн, - вырвал меня из воспоминаний голос Гудвина. – Ты не уснула? Давай решать, куда поведем нашу столичную шишку на обед.
- А что здесь думать? – отозвалась я. – Выбор небогатый. В паб его светлость не пригласишь, остается «Матушка Нильс». Вот туда и пойдем.
***
Небольшой уютный трактирчик «Харчевня матушки Нильс» спрятался во дворе за углом. О его существовании знали все сотрудники Управления и забегали время от времени пообедать или поужинать. Появлялись бы и чаще, но цены к ежедневным посещениям не располагали. У плиты стояла сама почтенная вдова Нильс, по залу степенно расхаживали с подносами ее дочери, а зятья следили за порядком и выполняли грубую работу.
- Обед за мой счет, - непререкаемым тоном заявил Реймонд Логан, усаживаясь за угловым столиком. – Проставляюсь, как и положено новичку.
Гудвин хмыкнул, а я почувствовала очередной прилив сильной неприязни. Вот зачем, спрашивается, его светлость пытается изобразить из себя простого парня? Хочет втереться в доверие, выпытать побольше сведений? Повстречайся мы в иных обстоятельствах, он бы не удостоил и взглядом ни Джона, ни меня.
Пухленькая румяная светлокосая Луиза принесла меню, улыбнулась мне, Гудвину и зарделась под взглядом Логана.
- А скажите-ка мне, красавица, - немного развязно начал тот и подмигнул Луизе, - что лучше заказать? Я человек в вашем городе новый, но о вашем заведении уже наслышан. Мол, вкуснее даже в ресторациях не готовят.
Я даже восхитилась столь неприкрытой лестью. А его светлость, похоже, тот еще лгун! Вряд ли он до обеденного перерыва слышал хоть слово о трактире.
- Сегодня у матушки суп из бычьих хвостов, - охотно ответила польщенная Луиза. – Ох, и наваристый вышел! А еще рагу из телятины.
Я злорадно посмотрела на Логана: что, получил? Это не суфле из крабового мяса и не фаршированные трюфелями перепелки, здесь такими изысками не угощают. Но герцог и бровью не повел.
- Значит, суп и рагу. Отлично. И бутылку красного вина на ваш выбор.
- Рабочий день еще не закончился, - скучным голосом вставила я.
Очень хотелось вывести королевского кузена из себя, посмотреть на его реакцию. А если повезет – то и уловить хотя бы тень его настроения, обрывки эмоций. Вряд ли он такой непроницаемый, каким хочет казаться.
- Небольшое нарушение правил не считается, особенно если о нем никто не узнает.
Гудвин рассмеялся.
- А вы мне нравитесь, Логан. Полагаю, мы сработаемся.
Вот только я оптимизма напарника не разделяла.
Луиза принесла бутылку, стаканы, корзинку с ломтями мягкого белого хлеба с золотистой корочкой, расставила на столе, то и дело бросая взгляды искоса на Логана.
- Сейчас подам суп, - пообещала она.
Логан кивнул, разлил вино, дождался, пока подавальщица отойдет и велел:
- А теперь рассказывайте. Все, начиная с того дня, когда обнаружили первый труп. И постарайтесь не упустить ни малейшей подробности. Начинайте, Гудвин, Донн дополнит, если что забудете.
***
Первый труп обнаружили полгода назад. Конечно, тряпичная роза во рту убитой навела Лоренса на нехорошие подозрения, но никто из сотрудников Управление в тот момент и подумать не мог, с каким опасным неуловимым сукиным сыном нам придется иметь дело. Меня вызвали на осмотр, но я не смогла обнаружить ни малейшего следа. Тогда все решили, что мерзавцу просто повезло. Тело двадцатилетней Розы Хельварес увезла в родную деревню строгого вида крепкая пожилая особа – тетка. Она ни проронила ни слезинки над столь трагически погибшей племянницей, только сделала правой рукой отвращающий беду знак.
- Беспутная, как и ее мамаша, - произнесла осуждающе и приложила платок с траурной каймой к сухим глазам. – Та неведомо где сгинула, а вот девку ее мне хоронить придется.
У меня сложилось впечатление, что бедная Роза обретет свой последний приют на погосте возле предков, а не в общей яме для невостребованных тел, по одной лишь причине – тетушку чрезвычайно заботило, что подумают о ней соседи. Лишь боязнь людского осуждения заставила ее упокоить племянницу по-человечески, а не бросить труп в морге.
Конечно, Розу нельзя было назвать приличной девушкой. Не знаю, что рассказывали о ней родственники деревенским знакомым (и что она сама писала родне), но устроиться на работу по приезду в город ей не удалось. От таких же неприкаянных девиц, снимавших одну конуру на пятерых, Гудвин узнал, что наивная крестьянка подалась за лучшей жизнью. Пытала счастья в местном театре, режиссер которого высмеял глупышку, старалась пристроиться в ночной клуб, но в первый же вечер была освистана посетителями. Взятые с собой из дому деньги быстро закончились, и из меблированных комнат Розу выставили на улицу. Рыдающую девушку заметила на скамейке в парке Мамми – известная сутенерша.
