Помахивая корзинкой, Линда смело вошла в загончик, я поспешила за ней. Так, где здесь кормушки? Сейчас быстренько справлюсь – и займусь делами по-настоящему важными.
Спустя всего лишь несколько минут никто не узнал бы в нас с Линдой тех модно одетых столичных красоток, что так уверенно зашли в курятник. Оттуда мы не вышли – вылетели, покачиваясь на ставших отчего-то неустойчивыми каблуках. За нами с гневным криком несся петух, явно желавший добавить еще парочку синяков и кровоподтеков к тем, что уже украшали мои ноги. Линде повезло еще меньше: ей расклевали руки до крови, а на лифе платья красовался потек помета. Прически вот растрепались у обеих одинаково, и в волосах торчала солома. А нарядные туфельки годились лишь на то, чтобы немедленно выкинуть их в мусорник.
– О! Вы и есть наши новые соседки? – раздался жизнерадостный голос.
Я припомнила все ругательства, некогда услышанные от вечно нетрезвого завсегдатая кабачка на углу Роуз-стрит и бульвара Санрайз: сей тип любил устроиться у входа в заведение и приставать к прохожим. И еще придумала несколько своих, возможно, не столь цветистых, но тоже изощренных, а главное – чистосердечных. Несколько раз повторила – мысленно. А вслух прощебетала:
– Рада знакомству, джентльмены.
И натянула на лицо самую радостную улыбку, какую только смогла. Линда тоже оскалилась во все зубы, что должно было демонстрировать крайнюю степень дружелюбия. Франсуа Добрей вздрогнул и попятился. А вот Клайв Грейстон обладал более крепкой нервной системой. Он растянул губы в улыбке и прямо-таки просиял от восторга.
– Видишь, Франс, слухи не врали.
– Какие слухи? – удивилась я.
– Что в «Уютном уголке» поселились столичные лейсы, – проинформировал он, – молодые и… э-э-э… ну, словом, столичные.
Вот это скорость!
Первой моей реакцией было удивление: даже в столице новости не расходятся столь быстро. А второй – возмущение. Это что же такое о нас наговорили, что лейс Грейстон даже необидное слово подобрать не смог? Ну, и досада, само собой, никуда не делась. Что стоило молодым людям заявиться с визитом хотя бы минут на пятнадцать пораньше? Застали бы нас в самом привлекательном виде. А теперь только и осталось, что изображать из себя эксцентричных столичных жительниц, чтобы не прослыть глупыми неумехами.
Линда попыталась оттереть дурно пахнущую кляксу с платья, но получилось только хуже. Зловонное пятно увеличилось в размерах, и я с огорчением констатировала, что наряд безнадежно испорчен. Как и мой, впрочем. Да, мне повезло больше, чем напарнице, и меня несушки не пометили, зато подол изодрали знатно.
Соседи разглядывали нас с нескрываемым любопытством, и мне очень хотелось сказать что-нибудь едкое и ехидное. Но вот незадача – нельзя. Задание обрисовано четко: подружиться с жителями Хантлберри, значит, будем дружить. А для начала не мешало бы познакомиться. Пусть мне прекрасно известны имена и даже некоторые факты из биографии незваных гостей, им-то об этом знать не стоит.
И я хлопнула ресницами и кокетливо протянула:
– Кажется, мы не представлены…
– Виноват, лейса, – с готовностью подхватил Франсуа Добрей. – Мы с другом можем сказать в свое оправдание лишь то, что поражены вашей красотой настолько, что временно утратили дар речи.
Ох, сдается мне, не в красоте дело! Да и дар речи никто не терял. А вот что наш вид кого угодно поверг бы в замешательство – охотно верю.
Франсуа между тем представился сам и представил своего спутника, тут же галантно раскланявшегося. Но мне почему-то все казалось, что Клайв Грейстон с трудом сдерживает смех, хотя держался он безукоризненно, и в комплиментах его никто не заподозрил бы издевки. Никто, кроме меня.
– Я впечатлен, лейсы. Поражен.
И он картинно прижал ладонь к груди.
– Левее, – не сдержалась я.
– Что, простите?
– Сердце, говорю, левее находится.
А вот Франсуа Добрей в жизни производил более выгодное впечатление, чем на фотоснимке. Этакий обаятельный шалопай, неунывающий и жизнерадостный.
– Хорошо, что вы приехали! – восторгался он. – Расшевелите наше сонное болото!
Какая милая непосредственность!
Клайв Грейстон наблюдал за другом, слегка приподняв бровь. Вот он совсем не отличался от того образа, что я нарисовала в своем воображении: сдержанный, насмешливый. Черты лица его казались даже чуточку более резкими, чем на снимке, но это его нисколько не портило. Я все еще считала его самым красивым мужчиной, когда-либо виденным мной. Лейс Совершенство во плоти. Жаль только, что моя персона на него такого же впечатления не произвела.
Кстати, почему-то в нашем досье ни словечка не было о том, что эти двое дружат. Упущение? Или никаких дружеских отношений между ними нет, просто случайно столкнулись во время утренней прогулки и решили проверить достоверность слухов?
Франсуа Добрей принялся зазывать нас в гости, обещая превосходный ужин и милые сельские развлечения.
– До главных местных праздников, правда, время еще не пришло, – с усмешкой вставил Клайв Грейстон. – Вот ближе к осени начнется основное веселье.
– Какое же? – полюбопытствовала я.
– Например, конкурс тыквоведов. Желаете принять участие? Самая большая тыква, самая оранжевая тыква, тыква самой безупречной формы и все в таком духе. Ну как, подадите заявку?
– Тыквы? – с ужасом переспросила Линда. – Мы – и тыквы?
Таки да, хватит с нас курятника. Несушки вон тоже на первый взгляд безобидными выглядели. Так что кто знает, каких пакостей следует ждать от тыкв.
– Не хотите тыквы – есть еще цветы, – покладисто согласился Клайв Грейстон. – Как их? Гортензии? Петунии?
Я подавила смешок. А новый знакомый так же далек от садово-огородных дел, как и мы.
– Да ну тебя, Клайв, – пришел на помощь Франсуа. – Разве не видно, кто лейсы – не тыквоведы и не цветоводы?
А еще не птичницы, ага. Но Линда смотрела на художника таким благодарным взглядом, словно он спас ее от огнедышащего дракона, не меньше. И я бы поверила, если бы не знала, что дракон – это вам не курица, с ним моя напарница справится шутя, одной, как говорится, левой. Но вот на наивного Франсуа ее взгляд произвел впечатление. Художник гордо расправил плечи и продолжил:
– Завтра я устраиваю небольшую вечеринку для тесного круга. Не хотите присоединиться? Ужин, игра в джетанг, спиритический сеанс – как вам программа?
– Обожаю джетанг, – промурлыкала Линда.
Но в действительности ее, как и меня, заинтересовала вовсе не недавно вошедшая в моду игра. Любопытно, кто из местных жителей балуется оккультными науками? Или же спиритический сеанс – невинное развлечение, построенное на небольшом обмане? Вот завтра и выясним.
– Конечно, мы придем, – пообещала я. – Всенепременно.
– Тогда я пришлю за вами шофера, – пообещал Франсуа.
Вежливость требовала угостить незваных гостей хотя бы чаем, но Мери успела куда-то испариться. Корзинка с одиноко перекатывающимся по дну белым яйцом так и болталась на локте моей напарницы, и я с тоской подумала, что не видать нам на обед ни пышного омлета, ни элементарной глазуньи. И на ужин тоже не видать. И на завтрак. Потому что меня в курятник больше никакими посулами не загонишь. И Линду, как я подозревала, тоже.
Угощение соседям мы все-таки предложили. Даже если кухарка не разыщется – не беда, уж чай-то заварить любая из нас сумеет. И подать на стол то, что осталось от завтрака. Правда, по такой погоде – а солнце к полудню принялось жарить вовсю – предпочтительней был бы лимонад, но ревизию запасов пока что никто не проводил, и о том, водятся ли в хозяйстве апельсины и лимоны, мы представления не имели. А вот чай найдется обязательно, потому как какое же загородное имение в провинции обойдется без чая?
К счастью, Мери обнаружилась на кухне, где укладывала в специальные ячейки – кто бы мог подумать! – куриные яйца.
– Вы сами их собрали! – возмутилась Линда.
Кухарка и не подумала отпираться.
– Да, лейса. Потому как вы не все углядели. Вон, только одно, да? Вот я и пошла, пока вы с джентльменами разговаривали-то. И забрала оставшиеся.
– Вот и отлично, – обрадовалась я. – Значит, вы способны справиться с этой нелег… э-э-э… с этой несложной задачей самостоятельно, без нашей помощи.
Кухарка закашлялась.
– Все-таки вам следует обратиться к врачу.
– Не стоит, лейса, – каким-то задушенным голосом снова возразила она. – Я… я питье специально приму, вот! Только, уж не обессудьте, вам придется травок кое-каких принести.
– Для отвара? – уточнила Линда.
А я подумала, что зайду в местную аптеку и попросту куплю микстуру от кашля. Мери же предложение моей напарницы отчего-то напугало.
– Не-е-е, лейса, для какого там отвара! Для обеда, вот! Справитесь?
И вот вроде бы спокойно так спросила, но почудилась мне в ее голосе скрытая насмешка. Впрочем, после фиаско в курятнике оно и неудивительно. Но от трав для обеда особого подвоха я не ожидала, так что уверено кивнула.
– Конечно, справимся. Вы только скажите, каких травок и сколько нарвать.
Кухарка опять вручила нам корзинку, не ту, что для яиц, другую, поменьше. Прищурилась, что-то прикидывая.
– Петрушки нарвите, лейсы. И укропа, наверное. И все, будет с вас, не то грядки все потопчите… то есть, простите, лейсы, хотела сказать, не самое огород подходящее место, чтобы на каблуках разгуливать, вот!
И прикрыла рот рукой, словно ужаснулась собственной смелости.
– Огород? – удивилась я. – А разве травы растут не в теплице?
И еще на лугах или в лесу. Это я в романах вычитала, в мистических. Вроде как ведьмы в лесу собирали в полночь всякие-разные ингредиенты для зелий. Но никому не придет в голову высадить на лесной поляне укроп, не так ли? Хотя бы по той простой причине, что каждый день за специями к обеду на поляну не набегаешься.
Мери усмехнулась и покачала головой.
– Не-а, лейса, зачем же в теплице? И так превосходно все вырастет. По большому пучку наберите, а я пока что мясом займусь. Хотите мясное рагу на обед?
Рагу мы хотели. А еще вспомнили, что в гостиной нас – и обещанный чай – ожидают новые знакомые. Кухарка заверила, что чай им подаст неуловимая Хелен.
– А вы скоренько обернетесь, делов-то, петрушки нарвать, – заверила она, кивая на дверь черного хода. – Я вот пока чайник-то и поставлю.
Я с сомнением покосилась в сторону коридора, но Линда уже потянула меня за руку.
– Пойдем, – прошипела она, вытаскивая меня из кухни, – а то прислуга точно убедится в нашей беспомощности. Надо побыстрее принести ей петрушку с укропом. Кстати, пучок – это сколько?
Вечером мы проводили совещание. Устроились в моей спальне, прямо на кровати, и дружно втирали в пострадавшие конечности дорогущий крем для свежести и сияния кожи.
– Надо купить в местной аптеке какую-нибудь мазь, – вздохнула Линда. – Все-таки к производственным травмам мы оказались не готовы. Это минус.
И почесала длинную царапину на ноге. К ранам, полученным в битве за яйца, добавились мелкие повреждения, украсившие наши ноги после посещения огорода. Никто ведь не предупредил, что некоторые кусты обладают длинными колючками! Да и не вся трава, как выяснилось, безобидна.
– Зато мы в первое же утро познакомились с соседями, – ободрила ее я. – Это плюс.
– И завтра перезнакомимся с большей частью местного общества, – воодушевилась напарница. – Понаблюдаем, так сказать, в естественно обстановке. Второй плюс. А вот что нам надеть?
Вопрос праздным не являлся. Кровоподтеки, синяки и царапины следовало прикрыть, потому как сейчас мы здорово смахивали на жертв автокатастрофы, и объяснять каждому любопытствующему, как именно мы получили травмы, желания не было. И без того предстали в невыгодном свете перед Клайвом и Франсуа. Можно, конечно, сочинить какую-нибудь захватывающую историю, но вот в чем проблема – упомянутые молодые люди с легкостью нас разоблачат. И так повезет, если они не примутся делиться обстоятельствами нашего знакомства, но, вроде бы, на болтунов никто из них не похож.
– А художник неплох, – вторя моим мыслям, заявила внезапно Линда. – Даже лучше, чем на фото.
Глаза ее затуманились, лицо приняло мечтательное выражение, и я ощутила уже привычный приступ раздражения. Во время каждого задания напарница умудрялась завести очередной роман, причем три месяца назад даже с подозреваемым. Правда, ей удалось таким образом вытянуть его секреты, так что дело мы раскрыли с немыслимой скоростью, но все равно эта ее привычка казалась мне неуместной. Линда же на мои упреки только посмеивалась и заявляла, что я отношусь к романтичной, назовем это так, стороне жизни излишне серьезно.
Так что сегодня я промолчала. Линда – это Линда, и мне остается только либо принимать ее со всеми недостатками, либо просить Арабеллу Грейвз сменить мне напарницу. Но мы за два года в агентстве неплохо сработались, и замены я не хотела.
Задумчиво почесала руку. Кто же знал, что в дальнем углу огорода разрослись целые заросли крапивы! Сию траву Мери тоже использовала, но особой радости, когда я принесла ей несколько листьев, не выказала, только округлила глаза и заявила, что, раз уж лейсы желают крапивного супа, то и нарвать следовало целую корзинку жгучей гадости. Нет, крапивного супа ни одна из нас не пожелала. Пусть кто другой наслаждается эдаким деликатесом! Да еще и выяснилось, что «пучок» в представлении кухарки – это не семь веточек укропа, а на-а-амного больше. И петрушку мы перепутали с кинзой. А что – выглядит похоже, а что запах разный – да кто ее нюхал? И без того от непривычных ароматов голова кругом шла, в городе ведь пахло совсем иначе, бензиновыми парами, раскаленным асфальтом, кофе и духами, а здесь… а здесь и не объяснить, если честно. Землей вот, и зеленью, и цветами, и свежескошенной травой, и чем-то еще, незнакомым.
– А Клайв? – тормошила меня Линда. – Как тебе Клайв Грейстон? Понравился?
Я состроила гримасу и абсолютно искренне ответила:
– Нет! Меня бы устроило, если бы мы больше никогда с ним не встретились!
Напарница кивнула. Пока Франсуа разливался соловьем, восхищаясь нашим безупречным вкусом (и в чем только разглядел – в художественно торчащей из волос соломе, что ли?), замечательным угощением (чай и бисквиты, да и тут должное следовало отдать скорее уж Мери) и в целом знакомством с такими остроумными и прекрасными (а тут спорить не буду) лейсами, его приятель отмалчивался и только усмехался, как мне показалось, ехидно и недоверчиво.
– К Франсуа иногда приезжают друзья, – мечтательно протянула Линда. – Возможно, кто-нибудь из них…
– Нет, – отрезала я. – Работа – это работа. Никаких романов во время задания.
– И во внерабочее время, – вздохнула напарница понимающе и погладила меня по плечу. – Пора уже позабыть о том козле, Элис, ты не находишь?
И я только скрипнула зубами. Потому что она права, как бы мне ни хотелось отрицать очевидное.
Воспоминание отдавало болью. Застарелой, вроде бы зажившей, но все еще ноющей раной. И вот вроде бы не вспоминаешь о ней, и все прекрасно, но стоит только потревожить – и мучения гарантированы. А еще говорят, что раны ноют на погоду. С душевными не так, их бередят определенные моменты. Закаты в весеннем парке, парочки в лодках на пруду, туманные утра, когда во влаге растворяются ароматы свежезаваренного кофе и хрустящего рогалика с шоколадом. Одинокие вечера. Звездные безветренные ночи.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Спустя всего лишь несколько минут никто не узнал бы в нас с Линдой тех модно одетых столичных красоток, что так уверенно зашли в курятник. Оттуда мы не вышли – вылетели, покачиваясь на ставших отчего-то неустойчивыми каблуках. За нами с гневным криком несся петух, явно желавший добавить еще парочку синяков и кровоподтеков к тем, что уже украшали мои ноги. Линде повезло еще меньше: ей расклевали руки до крови, а на лифе платья красовался потек помета. Прически вот растрепались у обеих одинаково, и в волосах торчала солома. А нарядные туфельки годились лишь на то, чтобы немедленно выкинуть их в мусорник.
– О! Вы и есть наши новые соседки? – раздался жизнерадостный голос.
Я припомнила все ругательства, некогда услышанные от вечно нетрезвого завсегдатая кабачка на углу Роуз-стрит и бульвара Санрайз: сей тип любил устроиться у входа в заведение и приставать к прохожим. И еще придумала несколько своих, возможно, не столь цветистых, но тоже изощренных, а главное – чистосердечных. Несколько раз повторила – мысленно. А вслух прощебетала:
– Рада знакомству, джентльмены.
И натянула на лицо самую радостную улыбку, какую только смогла. Линда тоже оскалилась во все зубы, что должно было демонстрировать крайнюю степень дружелюбия. Франсуа Добрей вздрогнул и попятился. А вот Клайв Грейстон обладал более крепкой нервной системой. Он растянул губы в улыбке и прямо-таки просиял от восторга.
– Видишь, Франс, слухи не врали.
– Какие слухи? – удивилась я.
– Что в «Уютном уголке» поселились столичные лейсы, – проинформировал он, – молодые и… э-э-э… ну, словом, столичные.
Вот это скорость!
Первой моей реакцией было удивление: даже в столице новости не расходятся столь быстро. А второй – возмущение. Это что же такое о нас наговорили, что лейс Грейстон даже необидное слово подобрать не смог? Ну, и досада, само собой, никуда не делась. Что стоило молодым людям заявиться с визитом хотя бы минут на пятнадцать пораньше? Застали бы нас в самом привлекательном виде. А теперь только и осталось, что изображать из себя эксцентричных столичных жительниц, чтобы не прослыть глупыми неумехами.
Линда попыталась оттереть дурно пахнущую кляксу с платья, но получилось только хуже. Зловонное пятно увеличилось в размерах, и я с огорчением констатировала, что наряд безнадежно испорчен. Как и мой, впрочем. Да, мне повезло больше, чем напарнице, и меня несушки не пометили, зато подол изодрали знатно.
Соседи разглядывали нас с нескрываемым любопытством, и мне очень хотелось сказать что-нибудь едкое и ехидное. Но вот незадача – нельзя. Задание обрисовано четко: подружиться с жителями Хантлберри, значит, будем дружить. А для начала не мешало бы познакомиться. Пусть мне прекрасно известны имена и даже некоторые факты из биографии незваных гостей, им-то об этом знать не стоит.
И я хлопнула ресницами и кокетливо протянула:
– Кажется, мы не представлены…
– Виноват, лейса, – с готовностью подхватил Франсуа Добрей. – Мы с другом можем сказать в свое оправдание лишь то, что поражены вашей красотой настолько, что временно утратили дар речи.
Ох, сдается мне, не в красоте дело! Да и дар речи никто не терял. А вот что наш вид кого угодно поверг бы в замешательство – охотно верю.
Франсуа между тем представился сам и представил своего спутника, тут же галантно раскланявшегося. Но мне почему-то все казалось, что Клайв Грейстон с трудом сдерживает смех, хотя держался он безукоризненно, и в комплиментах его никто не заподозрил бы издевки. Никто, кроме меня.
– Я впечатлен, лейсы. Поражен.
И он картинно прижал ладонь к груди.
– Левее, – не сдержалась я.
– Что, простите?
– Сердце, говорю, левее находится.
А вот Франсуа Добрей в жизни производил более выгодное впечатление, чем на фотоснимке. Этакий обаятельный шалопай, неунывающий и жизнерадостный.
– Хорошо, что вы приехали! – восторгался он. – Расшевелите наше сонное болото!
Какая милая непосредственность!
Клайв Грейстон наблюдал за другом, слегка приподняв бровь. Вот он совсем не отличался от того образа, что я нарисовала в своем воображении: сдержанный, насмешливый. Черты лица его казались даже чуточку более резкими, чем на снимке, но это его нисколько не портило. Я все еще считала его самым красивым мужчиной, когда-либо виденным мной. Лейс Совершенство во плоти. Жаль только, что моя персона на него такого же впечатления не произвела.
Кстати, почему-то в нашем досье ни словечка не было о том, что эти двое дружат. Упущение? Или никаких дружеских отношений между ними нет, просто случайно столкнулись во время утренней прогулки и решили проверить достоверность слухов?
Франсуа Добрей принялся зазывать нас в гости, обещая превосходный ужин и милые сельские развлечения.
– До главных местных праздников, правда, время еще не пришло, – с усмешкой вставил Клайв Грейстон. – Вот ближе к осени начнется основное веселье.
– Какое же? – полюбопытствовала я.
– Например, конкурс тыквоведов. Желаете принять участие? Самая большая тыква, самая оранжевая тыква, тыква самой безупречной формы и все в таком духе. Ну как, подадите заявку?
– Тыквы? – с ужасом переспросила Линда. – Мы – и тыквы?
Таки да, хватит с нас курятника. Несушки вон тоже на первый взгляд безобидными выглядели. Так что кто знает, каких пакостей следует ждать от тыкв.
– Не хотите тыквы – есть еще цветы, – покладисто согласился Клайв Грейстон. – Как их? Гортензии? Петунии?
Я подавила смешок. А новый знакомый так же далек от садово-огородных дел, как и мы.
– Да ну тебя, Клайв, – пришел на помощь Франсуа. – Разве не видно, кто лейсы – не тыквоведы и не цветоводы?
А еще не птичницы, ага. Но Линда смотрела на художника таким благодарным взглядом, словно он спас ее от огнедышащего дракона, не меньше. И я бы поверила, если бы не знала, что дракон – это вам не курица, с ним моя напарница справится шутя, одной, как говорится, левой. Но вот на наивного Франсуа ее взгляд произвел впечатление. Художник гордо расправил плечи и продолжил:
– Завтра я устраиваю небольшую вечеринку для тесного круга. Не хотите присоединиться? Ужин, игра в джетанг, спиритический сеанс – как вам программа?
– Обожаю джетанг, – промурлыкала Линда.
Но в действительности ее, как и меня, заинтересовала вовсе не недавно вошедшая в моду игра. Любопытно, кто из местных жителей балуется оккультными науками? Или же спиритический сеанс – невинное развлечение, построенное на небольшом обмане? Вот завтра и выясним.
– Конечно, мы придем, – пообещала я. – Всенепременно.
– Тогда я пришлю за вами шофера, – пообещал Франсуа.
Вежливость требовала угостить незваных гостей хотя бы чаем, но Мери успела куда-то испариться. Корзинка с одиноко перекатывающимся по дну белым яйцом так и болталась на локте моей напарницы, и я с тоской подумала, что не видать нам на обед ни пышного омлета, ни элементарной глазуньи. И на ужин тоже не видать. И на завтрак. Потому что меня в курятник больше никакими посулами не загонишь. И Линду, как я подозревала, тоже.
Угощение соседям мы все-таки предложили. Даже если кухарка не разыщется – не беда, уж чай-то заварить любая из нас сумеет. И подать на стол то, что осталось от завтрака. Правда, по такой погоде – а солнце к полудню принялось жарить вовсю – предпочтительней был бы лимонад, но ревизию запасов пока что никто не проводил, и о том, водятся ли в хозяйстве апельсины и лимоны, мы представления не имели. А вот чай найдется обязательно, потому как какое же загородное имение в провинции обойдется без чая?
К счастью, Мери обнаружилась на кухне, где укладывала в специальные ячейки – кто бы мог подумать! – куриные яйца.
– Вы сами их собрали! – возмутилась Линда.
Кухарка и не подумала отпираться.
– Да, лейса. Потому как вы не все углядели. Вон, только одно, да? Вот я и пошла, пока вы с джентльменами разговаривали-то. И забрала оставшиеся.
– Вот и отлично, – обрадовалась я. – Значит, вы способны справиться с этой нелег… э-э-э… с этой несложной задачей самостоятельно, без нашей помощи.
Кухарка закашлялась.
– Все-таки вам следует обратиться к врачу.
– Не стоит, лейса, – каким-то задушенным голосом снова возразила она. – Я… я питье специально приму, вот! Только, уж не обессудьте, вам придется травок кое-каких принести.
– Для отвара? – уточнила Линда.
А я подумала, что зайду в местную аптеку и попросту куплю микстуру от кашля. Мери же предложение моей напарницы отчего-то напугало.
– Не-е-е, лейса, для какого там отвара! Для обеда, вот! Справитесь?
И вот вроде бы спокойно так спросила, но почудилась мне в ее голосе скрытая насмешка. Впрочем, после фиаско в курятнике оно и неудивительно. Но от трав для обеда особого подвоха я не ожидала, так что уверено кивнула.
– Конечно, справимся. Вы только скажите, каких травок и сколько нарвать.
Кухарка опять вручила нам корзинку, не ту, что для яиц, другую, поменьше. Прищурилась, что-то прикидывая.
– Петрушки нарвите, лейсы. И укропа, наверное. И все, будет с вас, не то грядки все потопчите… то есть, простите, лейсы, хотела сказать, не самое огород подходящее место, чтобы на каблуках разгуливать, вот!
И прикрыла рот рукой, словно ужаснулась собственной смелости.
– Огород? – удивилась я. – А разве травы растут не в теплице?
И еще на лугах или в лесу. Это я в романах вычитала, в мистических. Вроде как ведьмы в лесу собирали в полночь всякие-разные ингредиенты для зелий. Но никому не придет в голову высадить на лесной поляне укроп, не так ли? Хотя бы по той простой причине, что каждый день за специями к обеду на поляну не набегаешься.
Мери усмехнулась и покачала головой.
– Не-а, лейса, зачем же в теплице? И так превосходно все вырастет. По большому пучку наберите, а я пока что мясом займусь. Хотите мясное рагу на обед?
Рагу мы хотели. А еще вспомнили, что в гостиной нас – и обещанный чай – ожидают новые знакомые. Кухарка заверила, что чай им подаст неуловимая Хелен.
– А вы скоренько обернетесь, делов-то, петрушки нарвать, – заверила она, кивая на дверь черного хода. – Я вот пока чайник-то и поставлю.
Я с сомнением покосилась в сторону коридора, но Линда уже потянула меня за руку.
– Пойдем, – прошипела она, вытаскивая меня из кухни, – а то прислуга точно убедится в нашей беспомощности. Надо побыстрее принести ей петрушку с укропом. Кстати, пучок – это сколько?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вечером мы проводили совещание. Устроились в моей спальне, прямо на кровати, и дружно втирали в пострадавшие конечности дорогущий крем для свежести и сияния кожи.
– Надо купить в местной аптеке какую-нибудь мазь, – вздохнула Линда. – Все-таки к производственным травмам мы оказались не готовы. Это минус.
И почесала длинную царапину на ноге. К ранам, полученным в битве за яйца, добавились мелкие повреждения, украсившие наши ноги после посещения огорода. Никто ведь не предупредил, что некоторые кусты обладают длинными колючками! Да и не вся трава, как выяснилось, безобидна.
– Зато мы в первое же утро познакомились с соседями, – ободрила ее я. – Это плюс.
– И завтра перезнакомимся с большей частью местного общества, – воодушевилась напарница. – Понаблюдаем, так сказать, в естественно обстановке. Второй плюс. А вот что нам надеть?
Вопрос праздным не являлся. Кровоподтеки, синяки и царапины следовало прикрыть, потому как сейчас мы здорово смахивали на жертв автокатастрофы, и объяснять каждому любопытствующему, как именно мы получили травмы, желания не было. И без того предстали в невыгодном свете перед Клайвом и Франсуа. Можно, конечно, сочинить какую-нибудь захватывающую историю, но вот в чем проблема – упомянутые молодые люди с легкостью нас разоблачат. И так повезет, если они не примутся делиться обстоятельствами нашего знакомства, но, вроде бы, на болтунов никто из них не похож.
– А художник неплох, – вторя моим мыслям, заявила внезапно Линда. – Даже лучше, чем на фото.
Глаза ее затуманились, лицо приняло мечтательное выражение, и я ощутила уже привычный приступ раздражения. Во время каждого задания напарница умудрялась завести очередной роман, причем три месяца назад даже с подозреваемым. Правда, ей удалось таким образом вытянуть его секреты, так что дело мы раскрыли с немыслимой скоростью, но все равно эта ее привычка казалась мне неуместной. Линда же на мои упреки только посмеивалась и заявляла, что я отношусь к романтичной, назовем это так, стороне жизни излишне серьезно.
Так что сегодня я промолчала. Линда – это Линда, и мне остается только либо принимать ее со всеми недостатками, либо просить Арабеллу Грейвз сменить мне напарницу. Но мы за два года в агентстве неплохо сработались, и замены я не хотела.
Задумчиво почесала руку. Кто же знал, что в дальнем углу огорода разрослись целые заросли крапивы! Сию траву Мери тоже использовала, но особой радости, когда я принесла ей несколько листьев, не выказала, только округлила глаза и заявила, что, раз уж лейсы желают крапивного супа, то и нарвать следовало целую корзинку жгучей гадости. Нет, крапивного супа ни одна из нас не пожелала. Пусть кто другой наслаждается эдаким деликатесом! Да еще и выяснилось, что «пучок» в представлении кухарки – это не семь веточек укропа, а на-а-амного больше. И петрушку мы перепутали с кинзой. А что – выглядит похоже, а что запах разный – да кто ее нюхал? И без того от непривычных ароматов голова кругом шла, в городе ведь пахло совсем иначе, бензиновыми парами, раскаленным асфальтом, кофе и духами, а здесь… а здесь и не объяснить, если честно. Землей вот, и зеленью, и цветами, и свежескошенной травой, и чем-то еще, незнакомым.
– А Клайв? – тормошила меня Линда. – Как тебе Клайв Грейстон? Понравился?
Я состроила гримасу и абсолютно искренне ответила:
– Нет! Меня бы устроило, если бы мы больше никогда с ним не встретились!
Напарница кивнула. Пока Франсуа разливался соловьем, восхищаясь нашим безупречным вкусом (и в чем только разглядел – в художественно торчащей из волос соломе, что ли?), замечательным угощением (чай и бисквиты, да и тут должное следовало отдать скорее уж Мери) и в целом знакомством с такими остроумными и прекрасными (а тут спорить не буду) лейсами, его приятель отмалчивался и только усмехался, как мне показалось, ехидно и недоверчиво.
– К Франсуа иногда приезжают друзья, – мечтательно протянула Линда. – Возможно, кто-нибудь из них…
– Нет, – отрезала я. – Работа – это работа. Никаких романов во время задания.
– И во внерабочее время, – вздохнула напарница понимающе и погладила меня по плечу. – Пора уже позабыть о том козле, Элис, ты не находишь?
И я только скрипнула зубами. Потому что она права, как бы мне ни хотелось отрицать очевидное.
Воспоминание отдавало болью. Застарелой, вроде бы зажившей, но все еще ноющей раной. И вот вроде бы не вспоминаешь о ней, и все прекрасно, но стоит только потревожить – и мучения гарантированы. А еще говорят, что раны ноют на погоду. С душевными не так, их бередят определенные моменты. Закаты в весеннем парке, парочки в лодках на пруду, туманные утра, когда во влаге растворяются ароматы свежезаваренного кофе и хрустящего рогалика с шоколадом. Одинокие вечера. Звездные безветренные ночи.
