- О Великий Властитель Света, - взволнованным голосом заговорила она, - да свершится предначертанное тобой! Яви Свет камней Священной Спирали!
Первое время ничего не происходило.
- Смотрите!.. – прошептал кто-то. – Камни раскаляются!..
Действительно, камни словно бы разгорались внутренним огнём, медленно меняя свой цвет с чёрного на багряный, но жара от них не было!.. А затем из них стали вырываться и разрастаться не обжигающие языки пламени...
Королева, стоя в стороне, смотрела, как огненные вихри окутывали фигуры Светлых альвов. В мелькавших просветах виднелись изумлённо-радостные лица уходящих. Так было всегда, и всё-таки каждый раз ей было очень грустно расставаться с близкими!..
- О Великий Властитель Света, - продолжила она, - да свершится предначертанное тобой! Яви Силу камней Священной Спирали!
И тут же из камней, словно снопы искр из костра, стали вылетать мириады крошечных световых шариков. Они взлетели выше багряных языков и заплясали вокруг Священной Спирали, словно полчища мошек над болотом, скрыв навсегда от этого Мира уходящих из него альвов.
- О Великий Властитель Света, да свершится предначертанный тобой Великий Переход!
Пляшущие световые шарики замерли на миг, а затем, словно Леты, закружились вокруг Священной Спирали, всё убыстряя скорость… И вот уже они слились в единый сверкающий шар, который слегка поднялся над землёй, затем сжался, превратившись в сверкающий диск, и в следующее мгновение исчез под землёй, словно она вовсе не была твердью! На опустевшей Священной Спирали виднелись камни, медленно меняющие огненный цвет на свой обычный чёрный.
Мелинда, собрав всю свою волю, продолжала стоять, подобно каменному изваянию – она ждала…
К этому времени Велерад спешно закончил свои дела в Мире людей.
Конь стремглав нёс его на церемонию Ритуала Великого Перехода к Священной Роще, куда Первый Рыцарь королевы опоздал, чего не случалось уже много столетий.
Оставив коня, он бегом направился к Священной Спирали. Ритуал Великого Перехода отбирал у королевы много сил, и обязанностью Первого Рыцаря была помощь ей.
Велерад подбежал в тот самый миг, когда камни полностью приобрели свой обычный чёрный цвет. В тот же миг силы оставили Мелинду. Она упала бы, не подоспей Велерад.
- О моя королева, - с горечью воскликнул тот, - ты видишь результат своего безрассудства! Силы, которые ты забрала из будущего и растратила на короткоживущего, уже не вернёшь. Ты приблизила свою старость!
- Лучше помоги мне добраться к нашим врачевателям… И позаботься, чтобы наш гость не видел меня такой… - тихо произнесла королева и поникла на его руках.
После Ритуала Великого Перехода королева всегда долго восстанавливала силы. С годами такой отдых становился всё более продолжительным – увы. Два других Ритуала – Большой Бал Детей и Большой Бал Юных – наоборот, наполняли её силой и энергией. Но с уходящими альвами, похоже, уходила и какая-то частица жизни Мелинды…
В Мире альвов все безгранично любили свою королеву и почитали её. Наилучшие врачеватели растирали чудодейственными бальзамами её тело, поили только им известными снадобьями. Самые старательные массажисты лёгкими прикосновениями своих тонких чувственных пальцев усиливали жизненные токи её ослабшего тела. Музыканты играли ей свои самые лучшие произведения, в которых звучала грусть, сменяющаяся затем торжеством жизни. Флористы каждый день приносили ей свежие душистые цветы, а обработчики камней – новые украшения из самоцветов, как известно, врачующих и тело, и душу.
Вдохновляемая заботой подданных, королева медленно приходила в себя после того ужасного упадка сил. И теперь она уже выглядела почти как прежде: немолодая, но ещё стройная и привлекательная женщина, которой вовсе не хотелось выглядеть некрасивой и усталой, особенно в глазах молодого любовника, которому по приказу королевы на время её болезни подносили напиток из сон-травы.
Но вот настало время, когда Мелинда, наконец, почувствовала, что силы снова вернулись к ней, и она опять предалась любовным утехам, будто торопясь наверстать упущенное время…
Велерад всё чаще задумывался о чём-то, но больше воспитательных разговоров с королевой не вёл.
Жизнь в Мире альвов шла своим чередом.
К концу лета неожиданно исчезла Дана.
Её исчезновение Гриць заметил не сразу, потому что давно уже смирился с независимым характером приёмной дочери, которая вообще больше времени проводила в лесу, чем дома. Сначала он подумал, что Дана ночует у Марьяны – такое бывало не раз. Выждав несколько дней, он приехал в управление, зашёл в её кабинет и заявил:
- Слышь, начальница, гони мою девчонку домой – завтра поедем ей школьную форму покупать, ну и что там ещё надо…
Марьяна подняла от отчётов удивлённое лицо.
- Дану? А её у меня нет…
- Как так – нет? А где же она?
- Не знаю, - пожала плечами Марьяна, - я давно уже не видела её…
И завертелось. Были организованы масштабные поиски, не принесшие результатов. Гриць написал заявление в милицию, которая тут же произвела самый тщательный обыск у него в усадьбе, подозревая, в первую очередь, его самого. Ничего, что могло бы указать на преступление, в усадьбе не нашли. Гриць с горя снова запил.
Марьяну тоже не раз вызывали к следователю, но она не добавила ничего существенного, что помогло бы в поисках девочки. В самом деле, не рассказывать же в милиции сказки, сочиняемые Даной:
- А знаешь, Марьяна, я вчера видела себя в большущем красивом зале. Я танцевала с принцем, который подарил мне очень красивое платье, украшенное сверкающими камешками. А какая красивая там была музыка…
Кто из нас не видел себя в детстве принцессой или путешественником в дальних странах?..
В конце концов, не найдя каких бы то ни было признаков криминала или несчастного случая, а также учитывая приютское прошлое и бродяжий нрав Даны Гармаш, её объявили во всесоюзный розыск. Органы опеки предположили, что девчонка решила бродяжничать, поскольку учиться в интернате, как порядочные дети, не хотела. Особенно на таком предположении настаивала инспектор органов опеки Екатерина Васильевна – строгая, не терпящая фамильярности кабинетная чиновница.
Мирослав Викторович с бодрым видом поднимался по старой выщербленной лестнице на второй этаж прокуратуры, стараясь не показывать, каких усилий это ему стоило. Но куда больше усилий он приложил недавно на комиссии ВТЭК, пытаясь доказать собравшейся медицинской братии, что недавнее ранение уже в прошлом, и он вполне годен к строевой. Уважаемые доктора согласно кивали головами, о чём-то переговариваясь вполголоса на латыни, но в конце вынесли вердикт: инвалидность. Еле-еле Мирослав Викторович сумел их уговорить временно отложить заключение – на срок санаторного лечения.
Надо заметить, что прежде он никогда не позволял себе такого праздного безделья, как санаторий. Даже в молодости, после ножевого ранения. Тогда медики его чуть ли не с того света вытащили, да и то лишь благодаря случайному совпадению групп крови его и одной девчушки, Марьяны Доний, лечившейся в той же больнице. Помнится, вскоре после выписки он хотел поблагодарить девочку. Тогда Мирослав купил огромный букет ромашек и заявился по адресу её проживания. Но, оказывается, Марьяна уехала к бабушке на Буковину и осталась там. У него же вскоре началась совсем другая жизнь – семейная…
Он прошёл мимо секретарши Люсеньки, поздоровавшись с ней. Хотя Люсеньке было уже давно за сорок и размеры её тела шагнули за те пределы приятной полноты, когда женщина из «пампушечки» переходит в «толстушку», она так и осталась для всех Люсенькой.
- Мирослав Викторович, вам как обычно, чёрный, без сахара?
- Буду очень признателен.
Закрыв за собой дверь кабинета, он направился к окну. Это были, пожалуй, самые приятные минуты службы – утренний кофе – перед тем, как в очередной раз окунуться в мир насилия, звериной злобы и подлости.
Стоя у окна, Мирослав Викторович наблюдал за обычной уличной жизнью, но мысли его были далеко. «Я устал, я очень устал… Каждый день из года в год видеть людскую… да нет, нелюдскую ненависть, зверство, насилие, кровь и горе…Зверство… Да зверям и в голову не придет то, что придумает извращённое сознание маньяка… Что за дьявольская сущность сидит в человеке? И почему у одних она может ничем себя не проявлять до самой смерти, а над душами других безраздельно властвует с детства – и такое приходилось встречать. Выходит, клирики правы – бес сидит в человеке…»
Скрипнула дверь – секретарша принесла кофе.
- Поставьте на стол, Люсенька.
Дождавшись, когда секретарша выйдет, он взял чашку и снова подошёл к окну. На улице стал накрапывать дождь. Юноша и девушка, держась за руки, пробежали через дорогу и, остановившись на тротуаре, стали целоваться – прямо под припустившим сильнее дождём.
Любовь!
Странная штука – любовь… Маньяки тоже зачастую убивают, как они утверждают, из-за огромной любви. Вот как Тимка, к примеру. Хотя нет, сравнение не совсем удачное – Тимка же не маньяк, просто был в состоянии аффекта. Что там Тимка сказал мне о любви? Чтоб понять, нужно любить… Может, он был прав? Любовь… Да была ли она, на самом деле? Нет, конечно же, была… Вот только…
Перед мысленным взором полковника мгновенно возникла картина, которую, как ни крути, из жизни не выбросить: вот он приходит домой, слышит разговор жены, подходит, незамеченный, к двери в спальню… Светлана сидит на неубранной кровати, спиной к двери, на полу – пустая бутылка из-под коньяка. Заплетающимся голосом его жена громко и визгливо кричит в телефонную трубку:
- Как – что хочу? Бабки гони, ты понял, папаша хренов?.. А не то придётся рассказать Лизке об ещё одной твоей дочери - Анжелике… Рассказывай, я не боюсь! Это ты бойся, чтобы Лизка и её родственнички тебя не выгнали… Ладно, проехали… До завтра, пупсик!.. Там же, где и всегда. Бабки не забудь прихватить…
Из оцепенения его тогда вывел непрекращающийся плач Анжелики. Мирослав вспомнил, как стоял тогда, ошеломлённый, и смотрел на маленькое орущее создание в детской кроватке, к которому так привязался за это время. Дочь греха. Дочь…
Да, Тимка, ты был в чём-то прав. Я прекрасно тебя понимаю. Я и сам в то время хотел убить их обоих. Плач Анжелики вернул мне разум. Спасибо ей за то, что удержала меня тогда. «Моя Анжелика – маркиза ангелов, и жить будет в Париже», - с первых дней рождения дочери говорила Светлана. «Наша» – поправлял её Мирослав, до того самого дня, как услышал злополучный разговор по телефону… Потом перестал поправлять. Ну что же, родная или нет, всё равно - дочь. Просто очень мерзко, когда тебя используют... Что же касается любви…
Мирослав Викторович энергично потёр лоб и тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Оставим прошлые чувства прошлому.
Рабочий день начался. Ещё один, из тысяч таких же.
Он с двумя оперативниками как раз обсуждал детали очередного уголовного дела, когда резко зазвонил телефон. Мирослав Викторович поднял трубку и услышал голос жены, как обычно, властный и требовательный – голос педагога со стажем. Её менторский тон всегда раздражал Мирослава Викторовича – и без неё достаточно командиров.
- Дорогой, надеюсь, ты сегодня не задержишься.
- Постараюсь, - буркнул он, отворачиваясь от подчинённых. Те деликатно промолчали. Тема личной жизни была болезненной почти для каждого из них, а поэтому её, личную жизнь, старались не трогать.
- Так, ты не забыл, что сегодня за день?
- Э-э…
- Мы пойдём, Мирослав Викторович? – поднялись оперативники, и он кивнул: идите, выполняйте…
- Я так и знала, - торжествующе продолжала супруга, – забыл!.. А ведь сегодня – годовщина нашего брака, точнее, бракосочетания. Так что не задерживайся – сегодня у нас деловая вечеринка, дорогой.
- Вечеринка? – он и не думал скрывать досаду. – Может, ещё и романтический ужин при свечах?
- Не вредничай. Тебе ведь вскоре придётся искать работу на гражданке, так? На твоё нищее инвалидное пособие мы не проживём. Вот я и пригласила нужного человека. Так что не задерживайся, милый.
В трубке раздались гудки. Полковник раздражённо бросил её на аппарат.
Ах, да. Годовщина брака… Да нет, Светлана Ивановна, вы не ошиблись, именно – брака. Какое точное слово народ подобрал. Брак. Бракованный продукт – семейная ячейка. Жаль дочери – она ни в чём не виновата. Именно это обстоятельство прочно цементировало их вялотекущие отношения, которые иначе чем браком и нельзя было назвать. Иногда, проснувшись и глядя в лицо спящей жены, Мирослав думал: я понял, что такое счастье… Это когда утром ты видишь лицо любимой женщины. Мне же не повезло, увы… Любовь скрылась где-то там, вдалеке. Осталось просто мирное сосуществование двух субъектов, настолько чужих друг другу, что даже жили они почти всё время в разных городах: Светлана держала дамский салон в столице и вдобавок репетиторствовала у нужных ей людей, Мирослав же оставался с дочкой. Он наотрез отказался переезжать из своего города в столицу. Но и это теперь в прошлом: дочь вышла замуж и живёт, как ей и предрекала мать, в Париже. А теперь вот жене вдруг расхотелось жить в столице, и она вернулась домой.
Светлана Ивановна поднялась с кушетки, где только что ей делал массаж лучший специалист города, и направилась в следующий зал – косметический. Там, ожидая в комфортном кресле очередную процедуру, она пристально всматривалась в зеркало напротив. Оттуда на неё смотрела, может, и не слишком красивая, но очень ухоженная женщина. А что ещё нужно?.. Красота, даже самая совершенная, угасает, уступая место сеточке морщин, упругая кожа тела преобразуется в безобразный целлюлит… Это если нет достаточного ухода.
Светлане Ивановне это не грозило. Ухаживать за собой она начала, когда только лишь открыла бюро знакомств, в молодости, ну а теперь это не просто приятная привычка, а необходимость.
Женщина улыбнулась своему отражению.
Итак, вечером – встреча с Жоржиком. А сейчас… Она нашла нужный номер телефона и нажала кнопку вызова.
- Я занят, - раздался в трубке бархатный баритон её очередного любовника.
- Ну ладно… - на лице женщины появилась интригующая улыбка, а голос стал соблазнительно-многообещающим. – До завтра, тигрёнок… Целую всё, что только можно, и не можно…
Тут к ней подошёл косметолог, и Светлана Ивановна переключилась на сиюминутные хлопоты, с досадой думая о том, какой неудачный ей достался муж – ничего-то он не умеет добиваться, всё приходится делать самой. Так хоть бы уж появился вечером вовремя, ведь предстоял серьёзный разговор о его будущем трудоустройстве. Ей пришлось снова обращаться к Жоржику за помощью, а что делать – такова жизнь.
Мирослав Викторович, как обычно, работал допоздна. Перед этим он позвонил на вахту и предупредил:
- Меня ни для кого нет. Я на оперативном задании.
Вечеринка с нужным Светлане Ивановне человеком его нисколько не прельщала, наоборот – пусть катится с ним куда подальше…
Было около двенадцати, когда он решил, что, пожалуй, уже можно будет отдыхать дома без посторонних. Мирослав Викторович вышел, сел в машину и направился по пустынной дороге домой. Занятый своими мыслями, он вёл машину автоматически. Наконец, остановившись, выглянул в окно и удивлённо помотал головой:
Первое время ничего не происходило.
- Смотрите!.. – прошептал кто-то. – Камни раскаляются!..
Действительно, камни словно бы разгорались внутренним огнём, медленно меняя свой цвет с чёрного на багряный, но жара от них не было!.. А затем из них стали вырываться и разрастаться не обжигающие языки пламени...
Королева, стоя в стороне, смотрела, как огненные вихри окутывали фигуры Светлых альвов. В мелькавших просветах виднелись изумлённо-радостные лица уходящих. Так было всегда, и всё-таки каждый раз ей было очень грустно расставаться с близкими!..
- О Великий Властитель Света, - продолжила она, - да свершится предначертанное тобой! Яви Силу камней Священной Спирали!
И тут же из камней, словно снопы искр из костра, стали вылетать мириады крошечных световых шариков. Они взлетели выше багряных языков и заплясали вокруг Священной Спирали, словно полчища мошек над болотом, скрыв навсегда от этого Мира уходящих из него альвов.
- О Великий Властитель Света, да свершится предначертанный тобой Великий Переход!
Пляшущие световые шарики замерли на миг, а затем, словно Леты, закружились вокруг Священной Спирали, всё убыстряя скорость… И вот уже они слились в единый сверкающий шар, который слегка поднялся над землёй, затем сжался, превратившись в сверкающий диск, и в следующее мгновение исчез под землёй, словно она вовсе не была твердью! На опустевшей Священной Спирали виднелись камни, медленно меняющие огненный цвет на свой обычный чёрный.
Мелинда, собрав всю свою волю, продолжала стоять, подобно каменному изваянию – она ждала…
К этому времени Велерад спешно закончил свои дела в Мире людей.
Конь стремглав нёс его на церемонию Ритуала Великого Перехода к Священной Роще, куда Первый Рыцарь королевы опоздал, чего не случалось уже много столетий.
Оставив коня, он бегом направился к Священной Спирали. Ритуал Великого Перехода отбирал у королевы много сил, и обязанностью Первого Рыцаря была помощь ей.
Велерад подбежал в тот самый миг, когда камни полностью приобрели свой обычный чёрный цвет. В тот же миг силы оставили Мелинду. Она упала бы, не подоспей Велерад.
- О моя королева, - с горечью воскликнул тот, - ты видишь результат своего безрассудства! Силы, которые ты забрала из будущего и растратила на короткоживущего, уже не вернёшь. Ты приблизила свою старость!
- Лучше помоги мне добраться к нашим врачевателям… И позаботься, чтобы наш гость не видел меня такой… - тихо произнесла королева и поникла на его руках.
После Ритуала Великого Перехода королева всегда долго восстанавливала силы. С годами такой отдых становился всё более продолжительным – увы. Два других Ритуала – Большой Бал Детей и Большой Бал Юных – наоборот, наполняли её силой и энергией. Но с уходящими альвами, похоже, уходила и какая-то частица жизни Мелинды…
В Мире альвов все безгранично любили свою королеву и почитали её. Наилучшие врачеватели растирали чудодейственными бальзамами её тело, поили только им известными снадобьями. Самые старательные массажисты лёгкими прикосновениями своих тонких чувственных пальцев усиливали жизненные токи её ослабшего тела. Музыканты играли ей свои самые лучшие произведения, в которых звучала грусть, сменяющаяся затем торжеством жизни. Флористы каждый день приносили ей свежие душистые цветы, а обработчики камней – новые украшения из самоцветов, как известно, врачующих и тело, и душу.
Вдохновляемая заботой подданных, королева медленно приходила в себя после того ужасного упадка сил. И теперь она уже выглядела почти как прежде: немолодая, но ещё стройная и привлекательная женщина, которой вовсе не хотелось выглядеть некрасивой и усталой, особенно в глазах молодого любовника, которому по приказу королевы на время её болезни подносили напиток из сон-травы.
Но вот настало время, когда Мелинда, наконец, почувствовала, что силы снова вернулись к ней, и она опять предалась любовным утехам, будто торопясь наверстать упущенное время…
Велерад всё чаще задумывался о чём-то, но больше воспитательных разговоров с королевой не вёл.
Жизнь в Мире альвов шла своим чередом.
ГЛАВА 4
К концу лета неожиданно исчезла Дана.
Её исчезновение Гриць заметил не сразу, потому что давно уже смирился с независимым характером приёмной дочери, которая вообще больше времени проводила в лесу, чем дома. Сначала он подумал, что Дана ночует у Марьяны – такое бывало не раз. Выждав несколько дней, он приехал в управление, зашёл в её кабинет и заявил:
- Слышь, начальница, гони мою девчонку домой – завтра поедем ей школьную форму покупать, ну и что там ещё надо…
Марьяна подняла от отчётов удивлённое лицо.
- Дану? А её у меня нет…
- Как так – нет? А где же она?
- Не знаю, - пожала плечами Марьяна, - я давно уже не видела её…
И завертелось. Были организованы масштабные поиски, не принесшие результатов. Гриць написал заявление в милицию, которая тут же произвела самый тщательный обыск у него в усадьбе, подозревая, в первую очередь, его самого. Ничего, что могло бы указать на преступление, в усадьбе не нашли. Гриць с горя снова запил.
Марьяну тоже не раз вызывали к следователю, но она не добавила ничего существенного, что помогло бы в поисках девочки. В самом деле, не рассказывать же в милиции сказки, сочиняемые Даной:
- А знаешь, Марьяна, я вчера видела себя в большущем красивом зале. Я танцевала с принцем, который подарил мне очень красивое платье, украшенное сверкающими камешками. А какая красивая там была музыка…
Кто из нас не видел себя в детстве принцессой или путешественником в дальних странах?..
В конце концов, не найдя каких бы то ни было признаков криминала или несчастного случая, а также учитывая приютское прошлое и бродяжий нрав Даны Гармаш, её объявили во всесоюзный розыск. Органы опеки предположили, что девчонка решила бродяжничать, поскольку учиться в интернате, как порядочные дети, не хотела. Особенно на таком предположении настаивала инспектор органов опеки Екатерина Васильевна – строгая, не терпящая фамильярности кабинетная чиновница.
ГЛАВА 5
Мирослав Викторович с бодрым видом поднимался по старой выщербленной лестнице на второй этаж прокуратуры, стараясь не показывать, каких усилий это ему стоило. Но куда больше усилий он приложил недавно на комиссии ВТЭК, пытаясь доказать собравшейся медицинской братии, что недавнее ранение уже в прошлом, и он вполне годен к строевой. Уважаемые доктора согласно кивали головами, о чём-то переговариваясь вполголоса на латыни, но в конце вынесли вердикт: инвалидность. Еле-еле Мирослав Викторович сумел их уговорить временно отложить заключение – на срок санаторного лечения.
Надо заметить, что прежде он никогда не позволял себе такого праздного безделья, как санаторий. Даже в молодости, после ножевого ранения. Тогда медики его чуть ли не с того света вытащили, да и то лишь благодаря случайному совпадению групп крови его и одной девчушки, Марьяны Доний, лечившейся в той же больнице. Помнится, вскоре после выписки он хотел поблагодарить девочку. Тогда Мирослав купил огромный букет ромашек и заявился по адресу её проживания. Но, оказывается, Марьяна уехала к бабушке на Буковину и осталась там. У него же вскоре началась совсем другая жизнь – семейная…
Он прошёл мимо секретарши Люсеньки, поздоровавшись с ней. Хотя Люсеньке было уже давно за сорок и размеры её тела шагнули за те пределы приятной полноты, когда женщина из «пампушечки» переходит в «толстушку», она так и осталась для всех Люсенькой.
- Мирослав Викторович, вам как обычно, чёрный, без сахара?
- Буду очень признателен.
Закрыв за собой дверь кабинета, он направился к окну. Это были, пожалуй, самые приятные минуты службы – утренний кофе – перед тем, как в очередной раз окунуться в мир насилия, звериной злобы и подлости.
Стоя у окна, Мирослав Викторович наблюдал за обычной уличной жизнью, но мысли его были далеко. «Я устал, я очень устал… Каждый день из года в год видеть людскую… да нет, нелюдскую ненависть, зверство, насилие, кровь и горе…Зверство… Да зверям и в голову не придет то, что придумает извращённое сознание маньяка… Что за дьявольская сущность сидит в человеке? И почему у одних она может ничем себя не проявлять до самой смерти, а над душами других безраздельно властвует с детства – и такое приходилось встречать. Выходит, клирики правы – бес сидит в человеке…»
Скрипнула дверь – секретарша принесла кофе.
- Поставьте на стол, Люсенька.
Дождавшись, когда секретарша выйдет, он взял чашку и снова подошёл к окну. На улице стал накрапывать дождь. Юноша и девушка, держась за руки, пробежали через дорогу и, остановившись на тротуаре, стали целоваться – прямо под припустившим сильнее дождём.
Любовь!
Странная штука – любовь… Маньяки тоже зачастую убивают, как они утверждают, из-за огромной любви. Вот как Тимка, к примеру. Хотя нет, сравнение не совсем удачное – Тимка же не маньяк, просто был в состоянии аффекта. Что там Тимка сказал мне о любви? Чтоб понять, нужно любить… Может, он был прав? Любовь… Да была ли она, на самом деле? Нет, конечно же, была… Вот только…
Перед мысленным взором полковника мгновенно возникла картина, которую, как ни крути, из жизни не выбросить: вот он приходит домой, слышит разговор жены, подходит, незамеченный, к двери в спальню… Светлана сидит на неубранной кровати, спиной к двери, на полу – пустая бутылка из-под коньяка. Заплетающимся голосом его жена громко и визгливо кричит в телефонную трубку:
- Как – что хочу? Бабки гони, ты понял, папаша хренов?.. А не то придётся рассказать Лизке об ещё одной твоей дочери - Анжелике… Рассказывай, я не боюсь! Это ты бойся, чтобы Лизка и её родственнички тебя не выгнали… Ладно, проехали… До завтра, пупсик!.. Там же, где и всегда. Бабки не забудь прихватить…
Из оцепенения его тогда вывел непрекращающийся плач Анжелики. Мирослав вспомнил, как стоял тогда, ошеломлённый, и смотрел на маленькое орущее создание в детской кроватке, к которому так привязался за это время. Дочь греха. Дочь…
Да, Тимка, ты был в чём-то прав. Я прекрасно тебя понимаю. Я и сам в то время хотел убить их обоих. Плач Анжелики вернул мне разум. Спасибо ей за то, что удержала меня тогда. «Моя Анжелика – маркиза ангелов, и жить будет в Париже», - с первых дней рождения дочери говорила Светлана. «Наша» – поправлял её Мирослав, до того самого дня, как услышал злополучный разговор по телефону… Потом перестал поправлять. Ну что же, родная или нет, всё равно - дочь. Просто очень мерзко, когда тебя используют... Что же касается любви…
Мирослав Викторович энергично потёр лоб и тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Оставим прошлые чувства прошлому.
Рабочий день начался. Ещё один, из тысяч таких же.
Он с двумя оперативниками как раз обсуждал детали очередного уголовного дела, когда резко зазвонил телефон. Мирослав Викторович поднял трубку и услышал голос жены, как обычно, властный и требовательный – голос педагога со стажем. Её менторский тон всегда раздражал Мирослава Викторовича – и без неё достаточно командиров.
- Дорогой, надеюсь, ты сегодня не задержишься.
- Постараюсь, - буркнул он, отворачиваясь от подчинённых. Те деликатно промолчали. Тема личной жизни была болезненной почти для каждого из них, а поэтому её, личную жизнь, старались не трогать.
- Так, ты не забыл, что сегодня за день?
- Э-э…
- Мы пойдём, Мирослав Викторович? – поднялись оперативники, и он кивнул: идите, выполняйте…
- Я так и знала, - торжествующе продолжала супруга, – забыл!.. А ведь сегодня – годовщина нашего брака, точнее, бракосочетания. Так что не задерживайся – сегодня у нас деловая вечеринка, дорогой.
- Вечеринка? – он и не думал скрывать досаду. – Может, ещё и романтический ужин при свечах?
- Не вредничай. Тебе ведь вскоре придётся искать работу на гражданке, так? На твоё нищее инвалидное пособие мы не проживём. Вот я и пригласила нужного человека. Так что не задерживайся, милый.
В трубке раздались гудки. Полковник раздражённо бросил её на аппарат.
Ах, да. Годовщина брака… Да нет, Светлана Ивановна, вы не ошиблись, именно – брака. Какое точное слово народ подобрал. Брак. Бракованный продукт – семейная ячейка. Жаль дочери – она ни в чём не виновата. Именно это обстоятельство прочно цементировало их вялотекущие отношения, которые иначе чем браком и нельзя было назвать. Иногда, проснувшись и глядя в лицо спящей жены, Мирослав думал: я понял, что такое счастье… Это когда утром ты видишь лицо любимой женщины. Мне же не повезло, увы… Любовь скрылась где-то там, вдалеке. Осталось просто мирное сосуществование двух субъектов, настолько чужих друг другу, что даже жили они почти всё время в разных городах: Светлана держала дамский салон в столице и вдобавок репетиторствовала у нужных ей людей, Мирослав же оставался с дочкой. Он наотрез отказался переезжать из своего города в столицу. Но и это теперь в прошлом: дочь вышла замуж и живёт, как ей и предрекала мать, в Париже. А теперь вот жене вдруг расхотелось жить в столице, и она вернулась домой.
Светлана Ивановна поднялась с кушетки, где только что ей делал массаж лучший специалист города, и направилась в следующий зал – косметический. Там, ожидая в комфортном кресле очередную процедуру, она пристально всматривалась в зеркало напротив. Оттуда на неё смотрела, может, и не слишком красивая, но очень ухоженная женщина. А что ещё нужно?.. Красота, даже самая совершенная, угасает, уступая место сеточке морщин, упругая кожа тела преобразуется в безобразный целлюлит… Это если нет достаточного ухода.
Светлане Ивановне это не грозило. Ухаживать за собой она начала, когда только лишь открыла бюро знакомств, в молодости, ну а теперь это не просто приятная привычка, а необходимость.
Женщина улыбнулась своему отражению.
Итак, вечером – встреча с Жоржиком. А сейчас… Она нашла нужный номер телефона и нажала кнопку вызова.
- Я занят, - раздался в трубке бархатный баритон её очередного любовника.
- Ну ладно… - на лице женщины появилась интригующая улыбка, а голос стал соблазнительно-многообещающим. – До завтра, тигрёнок… Целую всё, что только можно, и не можно…
Тут к ней подошёл косметолог, и Светлана Ивановна переключилась на сиюминутные хлопоты, с досадой думая о том, какой неудачный ей достался муж – ничего-то он не умеет добиваться, всё приходится делать самой. Так хоть бы уж появился вечером вовремя, ведь предстоял серьёзный разговор о его будущем трудоустройстве. Ей пришлось снова обращаться к Жоржику за помощью, а что делать – такова жизнь.
Мирослав Викторович, как обычно, работал допоздна. Перед этим он позвонил на вахту и предупредил:
- Меня ни для кого нет. Я на оперативном задании.
Вечеринка с нужным Светлане Ивановне человеком его нисколько не прельщала, наоборот – пусть катится с ним куда подальше…
Было около двенадцати, когда он решил, что, пожалуй, уже можно будет отдыхать дома без посторонних. Мирослав Викторович вышел, сел в машину и направился по пустынной дороге домой. Занятый своими мыслями, он вёл машину автоматически. Наконец, остановившись, выглянул в окно и удивлённо помотал головой:
