Регина

Хотя волки были невидимыми, женщины что-то заподозрили. Они косились на меня и перешептывались:
       - Помощница Эрны…
       - Она тоже нойда…
       Но я не обращала внимания на их мелкую суету…
       
       Охота! Во мне проснулся охотничий азарт! Я опять чувствовала себя частью стаи, её вожаком! Внезапно меня обуяла звериная жажда крови! Поймать, почувствовать на зубах её горячий восхитительный вкус!.. Волки сузили круг беснующихся лошадей, подогнав их чуть ли не вплотную ко мне…
       Вот оно! Настало мое время!..
       Торжествуя, я поднялась во весь свой огромный рост! Теперь я была вровень со вздыбившимися в свечку лошадьми! Я видела сейчас перед собой одновременно каждую лошадиную морду, скалила перед ней огромные клыки и, мало того, чуть присела в последнем волчьем прыжке чтобы впиться в горло, почувствовать её хрип, ощутить горячую струю крови…
       Взбесившиеся лошади обезумели от страха! Ужас придал им небывалые силы. Они вырывались из рук своих хозяев, мчались прямо по ним, топча и ломая их кости, перелетали через цепь волчьих теней и скрывались где-то за лощиной. Волки не преследовали лошадей, они жаждали другой крови…
       В мгновение ока перед нами осталось покинутое поле битвы, на котором бывшие воители пытались подняться, охали, ругались площадной бранью и изрыгали проклятия в мой адрес. Женщины жались друг к другу и испуганно косились на меня, но это было зря. Я опять стала той же, что прежде – незащищённой девочкой Регинлейв.
       Но это было ещё не все. Тени-волки не ушли, они были здесь, и они дождались-таки своего часа... Настал их кровавый пир, я видела его наяву! Они набросились на чужеземцев! Они рвали им горла и жадно слизывали кровь с их одежд, не давая ей стекать на траву.
       Кровь не речка, она не должна течь по земле…
       В отличие от меня, женщины видели не волков, а лишь страшные раны, которые внезапно появлялись на телах чужеземцев, и бесследно исчезающую кровь. Они онемели от ужаса и только украдкой поглядывали на меня.
       Вскоре чудовищное пиршество было закончено. Волки-тени уселись и принялись облизывать свои окровавленные морды. Зрелище было не из приятных, к счастью, кроме меня их больше никто не видел.
       Женщины ещё некоторое время приходили в себя, потом начали развязывать друг друга и подниматься. Бывшие пленницы с ужасом взирали на растерзанные тела, потом переводили взгляды на меня. Слышались голоса:
       - Кольфинна! Великая нойда Кольфинна! – так впервые меня назвали Кольфинной, то есть, самой могущественной нойдой.
       Я видела их взгляды – в них было благоговение, страх и… Я почувствовала – они что-то скрывают. У меня сжалось сердце от дурного предчувствия.
       - Что с госпожой Эрной?
       - Её убили эти… - Женщины прятали взгляды, не решаясь смотреть в мои глаза. - Многих наших убили: стариков, мужчин, детей…
       Я упала на колени и опять завыла, в этот раз от невыносимой тоски. Тени-волки подняли свои морды и подхватили мой вой. Женщины в ужасе присели. Они не видели пиршества, но вой услышали.
       А для меня наступила темнота, тишина и безвременье.
       
       Я очнулась в чьей-то постели. Рядом тихо переговаривались женщины.
       - Бедная девочка. Как ей теперь жить? Эрна заботилась о ней, как о родной.
       - Девочка?.. Да это же великая нойда, Кольфинна!
       Я открыла глаза. Надо мной склонилась молодая женщина с заплаканными глазами и добрым лицом.
       - Где я?.. Кто вы?.. – слабым голосом спросила я.
       - Меня зовут Кайе. А это моя соседка Аникки, - кивнула она на вторую женщину – одну из бывших пленниц. - Оставайся здесь, Регинлейв.
       Я села. Голова у меня кружилась, во всем теле была слабость. В это время послышался плач новорожденного, и Кайе поспешила к люльке.
       - Нойда Эрна вчера приняла у Кайе роды, - рассказывала Аникки, - а муж её далеко – на охоте. Вот Эрна и осталась на ночь, чтобы помочь с новорожденным.
       - Я как раз кормила сына, - продолжила Кайе. - А тут вдруг ворвались в избу разбойники. Эрну убили сразу, мы и понять ничего не успели. А меня не тронули.
       - Неужто пожалели?
       - Не думаю. Скорее, много хлопот с такой пленницей, у которой в груди молоко. Вот и оставили нас с Якка. Зато все запасы забрали, все шкуры, одежду, все-все.
       Я посмотрела на младенца, который довольно чмокал грудь Кайе.
       - Якка – это он?
       - Да, сынок наш, первенец. Оставайся у нас, Регинлейв. Помощницей мне будешь.
       У меня перед глазами опять все стало расплываться и белеть. Я легла обратно и словно провалилась куда-то.
       
       Я осталась у Кайе не потому, что не смогла бы прожить одна, а из-за того, что никак не могла смириться с таким явлением как смерть. Хотя в реальной жизни мне приходилось с этим часто сталкиваться: в суровых условиях севера невозможно прожить без охоты или рыбалки. Но одно дело – жизненная необходимость в еде, и совсем другое – необъяснимая жестокость человека к себе подобным.
       Смерть Эрны и других жителей мирного поселка настолько потрясла меня, что я опять долгое время словно пребывала в другом мире. Я часами сидела, уставившись в одну точку, делала все и отвечала на вопросы чисто механически. Я видела, что окружающие относились ко мне с благоговением, но не задумывалась – почему. Единственное, что иногда меня интересовало – это плач маленького Якка. Я поднимала голову и смотрела на него, но не подходила.
       Так продолжалось ровно сорок дней.
       Утром следующего дня я услышала злобное собачье рычание и визги, в которых мне послышался знакомый голос. Валь?.. Я ведь совсем забыла о нём! Я выбежала во двор, и, действительно, в собачьем рычащем клубке заметила своего белоснежного друга! Он вертелся волчком, огрызаясь от нападающих хозяйских собак, злобно скалился на них, но не отступал.
       - Валь!
       Я прогнала собак от моего верного пса и те нехотя отдалились, хотя скалиться и лаять не перестали. За это время он ещё больше подрос и возмужал. Пес счастливо облизал меня с головы до ног, да и я искренне радовалась ему как родному человеку. Как давно я уже никому не радовалась…
       - Где же ты пропадал?..
       В его глотке рождались звуки, несомненно, он что-то объяснял на своем собачьем языке, вот только понять это было невозможно, да и зачем? Главное, мы снова были вместе. Валь каким-то образом вернул меня в эту действительность.
       В этот же день жители поселка начали откочевывать на зимние стойбища. Кайе звала меня с собой, но я не согласилась. Мне хотелось уединения и тишины. Да и Валь настойчиво тянул меня куда-то за собой.
       Я раздала всех собак Эрны, себе же взяла только ее бубен. Распрощавшись с Кайе, я ушла вслед за Валь.
       
       Зима уже полностью вступила в свои права. Было морозно, но малоснежно. Валь повел меня по знакомым только ему местам – в лесную глушь. То звериными тропами, то вдоль берегов рек мы уходили все дальше. Мы пересекали ручьи, обходили озёра, пробирались по подмерзшим болотам, шли все дальше – в сторону, куда уходит солнце.
       Наконец после долгого пути Валь привел меня к заброшенной избушке. Здесь я нашла достаточно припасов на первое время, а также много нужных для жизни вещей, таких как топор, силки и кремень. И, самое главное, рядом с избушкой была сауна.
       Избушка была в достаточно хорошем состоянии, вот только пришлось кое-где её поконопатить мхом.
       В этом месте мы с Валь прожили ещё два года. Ни сожаления, ни желания вернуться к людям у меня не было. Я часто задумывалась: отчего так? Уже гораздо позже я поняла, что таков был Узор моей Жизни, сотканный Равдной.
       

       ГЛАВА 9

       Моя жизнь словно была составлена из разрозненных лоскутков. Самый первый из них – это яркое и безоблачное детство в родительском доме, насыщенное запахами и цветом леса. После того, как меня забрала к себе нойда Эрна, оно стало вроде рассказанной истории о ком-то другом, не обо мне.
       Время, проведенное у старой нойды, казалось мне чистым белым лоскутком на зеленой карсикко. Этот белый цвет так остался каким-то недосказанным, как снежная пороша поутру, на которой нет ещё даже воробьиного следа.
       Жизнь у доброй женщины Кайе была лоскутком серого цвета. Возможно, у неё мог быть другой цвет, яркий и красочный, но он не открылся мне.
       
       В охотничьей избушке я проживала в уединении только в начале первой зимы. Эрна оказалась права, утверждая, что люди сами потянутся ко мне, когда придет мое время. Видимо, оно пришло ко мне в той лесной глуши. Но я не сразу стала могущественной нойдой, наоборот, я чувствовала себя обычной девочкой.
       И только иногда – Региной…
       Вначале я занялась врачеванием, и моим первым пациентом был волк. Да, да! Он попал в один из охотничьих капканов. Его обнаружил Валь, но облаивать не стал, а принялся слегка взвизгивать, словно пытаясь рассказать мне о беде своего дальнего родственника.
       Я подошла ближе. Волк стоически молчал – такая у них особенность, у волков – хотя рана была ужасной: капкан почти раздробил ему лапу. Мои намерения волк принял сразу. Как я не старалась осторожней снять капкан, видно было, что боль терзала его. Валь в это время лежал рядом с ним, словно успокаивая.
       Я нашла на растущей неподалеку пихте застывший сок и растерла его со свежим снегом, чтобы приложить к ране. Сверху наложила тонкую бересту, а затем из нескольких веточек и оленьих жил сделала некое подобие жесткой повязки. Потом немного подержала руки над раной. Они стали очень теплыми, из пальцев струились голубоватые лучи света, я отчетливо видела их. В то же время я ощущала, как восстанавливается в волчьей лапе движение жизненных соков. Затем лучи света исчезли, и я убрала руки от раны.
       Волк в это время терпеливо и молча ждал, хотя вполне мог похромать от нас в заросли.
       Еще некоторое время он лежал передо мной, затем поднялся и захромал в чащу, не оглядываясь. Я ещё раз встретила его только однажды и узнала по шраму на лапе, но это уже другая история.
       
       Уж не знаю почему, но после этого случая ко мне зачастили лечиться люди – сначала охотники, потом кочевники и прочие. Надо сказать, что болели в наших краях редко, но несчастные случаи бывали: то зверь охотника порвет, то кто-то ногу повредит в валежнике. А однажды мне даже пришлось отогревать своим телом заблудившегося незнакомца.
       Это случилось в самый разгар зимней ночи. Я спала в избушке, когда Валь принялся всем своим видом показывать беспокойство: разбудил меня повизгиванием и стал тащить куда-то. Я села в постели и прислушалась, но кроме воя пурги ничего не услышала. Да и неудивительно, ведь мы жили в лесной глуши, и до ближайшего жилья было не менее четверти солнечного круга ходьбы.
       Однако Валь никогда не беспокоился зря, я это знала. А поэтому быстро накинула теплую одежду, надела лыжи и, привязав еще одни, отправилась за псом. Я подумала, что кто-то, возможно, заблудился и нуждается в помощи. Хотя даже не представляла – кому понадобилось идти в метель, в холод и мрак ночи?..
       Валь увел меня в противоположную от леса сторону, довольно далеко от дома, на замерзшее болото и, приблизившись к небольшому сугробу, принялся облаивать его. Уже подъезжая, я поняла, что это – замерзший путник.
       Я быстро откопала его. Это был нездешний человек, изможденный, в непривычной и почему-то легкой одежде. Снежинки не таяли на его лице, глаза были закрыты. Незнакомец уже спал, и я не смогла его разбудить. Тогда я двумя концами веревки привязала его к лыжам, словно груз, а в петлю веревки впряглась сама. И мы отправились обратно, быстро, насколько это было возможно. Валь прыгал рядом, желая помочь, но рост пса не позволял впрячь и его.
       Мы быстро добрались домой. Не теряя времени, я с трудом затащила незнакомца в избу и сбросила с него все одежды. Затем уложила его на мягкие теплые шкуры, сверху укрыла такими же, быстро разделась и улеглась рядом, крепко прижав свою грудь и живот к его груди и животу. Меня не смущало то, что это был мужчина, поскольку я знала, что иначе его не спасти.
       Плотно прижимаясь к его холодному телу, я мысленно видела в нем течение словно бы водяных потоков: они шли невысокими, едва передвигающимися волнами – слева направо и наоборот, а также сверху вниз и снизу вверх. Казалось, они в любой момент замрут окончательно, как струи воды в ручье в морозный день. Я мысленно кричала, подгоняла их, призывала стать такими же, как волны в моем теле – легкими, полноводными и свободными потоками – их я тоже мысленно видела.
       В какой-то момент ситуация переменилась. Его тело все ещё было таким же, холодным снаружи, когда я почувствовала – водяные потоки отозвались, его кровь стала вначале медленно, затем ускоряясь, течь по жилам, пробуждая к жизни все прочие жидкости.
       Когда его тело достаточно согрелось, я вылезла из-под шкур и улеглась в свою постель. Мужчина же продолжил спать еще сутки. Потом я еще долго выхаживала его, потому что он был изможден и болен.
       Мы познакомились. Его звали Степан. Он рассказывал мне непонятные вещи. Я плохо его понимала, но все же кое-что узнала о нем и научилась понимать его речь. Он раньше жил со своей женой и детьми там, где солнце заходит и восходит ежедневно. У него было хорошее хозяйство и дружная семья. Потом какие-то люди все это отобрали, а его привезли в наши земли и заставили что-то строить – он объяснял, что именно, но я так и не поняла. Поэтому он сбежал от них, и чуть было не погиб от холода. Вот такой краткий рассказ.
       Я многое не поняла из этого. В наших краях тоже иногда бывали набеги грабителей и разбойников, они забирали всякие вещи, пленников и увозили все это в свои земли. Так что это меня не очень удивило.
       Но его грабители складывали отнятое добро в кучу на общий двор, называемый колхозом. Зачем? Зачем все сваливать в общий двор, а потом там же работать всем вместе? Выходит, хозяин не сможет для своей семьи забить своего же оленя или овцу?
       Нет, все же я, видимо, что-то не так поняла. А он никак не мог понять, как я живу здесь совершенно одна. Он благодарил меня за спасение, называл дочкой и приглашал идти с ним жить в его семью. Конечно же, я отказалась.
       Я дала Степану теплую одежду, которую сшила для него из шкур, кое-что из еды, и в один погожий день он ушел.
       
       Также я стала заниматься ещё и предсказаниями. Это умение я открыла у себя случайно. Хотя, как утверждала Эрна, нет ничего случайного… так вот. Однажды ко мне пришла женщина, у которой пропал муж. Он был охотником. Женщина очень волновалась, не пострадал ли он от зверя, и просила помочь ей.
       Чтобы отыскать пропажу, я взяла свои камни и бросила их на бубен. Один камень отлетел прямо к ногам женщины. Я же в это время внимательно рассматривала выпавшую картину на бубне. Женщина не решалась помешать мне и, подняв камень, какое-то время держала его в руке.
       - Ну, что с моим мужем? - робко спросила она, возвращая камень.
       Я затруднялась с ответом. По всему выходило, что этот человек дома. Машинально прижав последний камень к груди, я вдруг увидела очень четко её мужа, хотя не была знакома с ним, и рядом с ним другую женщину. Я подробно описала её и рассказала, где находится ее жилище. Женщина выдохнула с облегчением.
       - Да это же его сестра! Но что с ним случилось?
       - Росомаха порвала его собаку. Хорошо ещё, что сам вышел к людям, хоть и подморозил ноги.
       Росомаха – дьявольский зверь, если кто не знает, зловредный, свирепый и мстительный, но очень осторожный. Охотник, видимо, не заметил, как зашел на ее территорию.