Посетители уселись на предложенные им стулья.
– Слава, – произнёс мужчина, – можно, я буду так к вам обращаться?.. Моё имя Лев Фёдорович, а это – моя жена, Надежда Тарасовна… Месяц назад вы спасли нашу дочь, на которую обрушился песчаный берег…
– Да, помню, и что же?
– Марьяна, наша дочь, всё это время лежит в коме. Что мы только не делали, какие только лекарства не доставали… Всех знакомых к ней в палату приводили, даже кошку любимую приносили, надеясь, что хоть чем-то сможем вывести её из этой проклятой комы…
Мужчина замолчал, собираясь с мыслями. Женщина непрестанно вытирала слёзы.
– А что говорят врачи? – нарушил молчание Мирослав.
– Ничего, – ответила сдавленным голосом женщина, – ничего хорошего… Говорят, с каждым днём остаётся всё меньше шансов, что она останется полноценной…
Слёзы снова потекли из её глаз. Мужчина прижал её к себе, успокаивая.
– Мы вот подумали… – обратился он к Мирославу, – может, дочь на вас как-то отреагирует?.. Поверьте, мы уже в отчаянье, уже всё перепробовали, чтобы вывести её из комы…
– А что же я могу? – удивился Мирослав и развёл руками, – я ведь не врач. Я вам очень сочувствую, но…
– Поехали в больницу прямо сейчас, – умоляюще сжала ладони женщина. – Вы – наша последняя надежда! Вы спасли её один раз, может, спасёте ещё! Может, она хоть на вас как-то отреагирует?.. Сынок, помоги…
Мирослав был растроган и крайне растерян. Ему искренне было жаль незнакомую девчушку. Она сразу вспомнилась ему – такая юная и беззащитная…
– Да я не против, но… Мы же с ней не знакомы… Я просто случайно проезжал тогда мимо и…
– Мы это знаем, – подхватил мужчина. – Её друзья нам всё рассказали, как было. Они запомнили вашу машину, фамилию… Мы давно нашли и отблагодарили бы вас, но, сами понимаете – не время… Сынок, поехали, а?..
– Да что же я могу? – растерянно повторил Мирослав. – Её же должны лечить специалисты, а не милиция. Но, если вы так считаете… Поехали. – И он решительно поднялся.
Все вышли из кабинета и направились к выходу.
– Сейчас вызову такси, - сказал Лев Федорович, приближаясь к дежурному.
– Это излишне – у меня есть автомобиль: неброский, зато надёжный.
В больнице чету Доний хорошо знали, сотрудники искренне сочувствовали их горю. Так что их всех беспрепятственно пропустили к дочери.
Когда Мирослав переступил порог палаты интенсивной терапии и увидел Марьяну, сердце его стиснулось от жалости к ней. Девчушка была такая худенькая, беспомощная среди всей этой массы трубочек, шнуров, что тянулись от неё к разным аппаратам и приборам. Высокая молодая медсестра с короткой стрижкой подкрутила систему и, посмотрев на показания приборов, вышла, бросив посетителям:
– Зовите, если что – я рядом.
Надежда Тарасовна уткнулась в плечо мужа и тихо плакала, а тот её успокаивал. Мирослав подошёл ближе и склонился над Марьяной.
…Иногда, спустившись вниз, Марьяна попадала в ужасную больничную палату, где на кровати лежало опутанное проводами и трубочками её тело, а над ним безутешно плакала мать. Марьяна вытирала ей слёзы и говорила: не плачь, мама, мне очень хорошо, лучше, чем было. Но её никто не видел и не слышал. Тогда она опять взлетала, прямо сквозь все потолки – вверх, к свету!
Сколько так продолжалось – Марьяна определить не могла: там, где она сейчас пребывала, время попросту отсутствовало.
А однажды она отчётливо услышала голос бабушки Христины – та звала её по имени. И тут же Марьяна очутилась в месте, знакомом ей с детства: в лесу, у подножья отвесной скалы, поросшей мхом и плющом. Где-то здесь должен был находиться грот, в котором она часто пряталась от дедушки Тараса. Марьяна оглянулась вокруг и увидела возле деревьев бабушку Христину в длинном платье цвета нежной зелени, стоящую к ней спиной.
«Мелинда, Мелинда, прошу тебя, помоги моей внучке», – раздался голос бабушки, но почему-то из-за её, Марьяны, спины.
«Бабушка Христина» повернулась на свой же зов, и Марьяна встретилась с ней взглядом. Но ведь это была не она, не бабушка! Марьяна с изумлением смотрела на незнакомку. В её светлых волосах, разметавшимся по плечам от резкого движения, серебрились ниточки седины, но эта пани была все ещё стройной и привлекательной. И выглядела она какой-то нереальной, почти неземной.
Пани замедленно, словно плывя по воде, приблизилась к девушке.
«Дитя, твоя Миссия только начинается. Возвращайся – люди ждут тебя»
«Зачем? Мне здесь так хорошо и спокойно»
«Не беги от своей судьбы. Поверни к ней лицо и ты будешь счастлива…»
Вдруг Марьяна почувствовала какой-то рывок. Она резко открыла глаза и увидела прямо перед собой лицо незнакомого парня. Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Марьяна пыталась вспомнить, где же она его видела. Но это занятие оказалось слишком трудным, и девушка снова закрыла глаза…
Мирослав, склонившись над Марьяной, всматривался в её глаза и пытался понять: о чем она сейчас думает? Какие мысли витают у неё в голове? Неужели и впрямь она останется неполноценной? Жаль – девчушка такая юная...
Глаза больной снова закрылись. Парень выпрямился, повернулся к ее горюющим родителям и спросил:
– А с чего вы взяли, что ваша дочь в коме? Она только что смотрела на меня. Кажется – вполне осознанно.
Надежда Тарасовна ахнула, подбежала к девочке и принялась окликать её. Лев Фёдорович выглянул в коридор и крикнул:
– Врача!.. Позовите врача, скорее!...
В палату торопливо зашёл врач и ещё несколько человек медперсонала. Мирослав отошёл в сторону, чтобы не мешать.
– Доктор, миленький!.. Она пришла в себя!.. – бросилась к нему Надежда Тарасовна.
– Сейчас посмотрим, – тот быстро просмотрел показания приборов, затем обратился к присутствующим:
– На сегодня посещение закончено. Освободите палату, граждане.
– Но…
– Никаких «но». Сегодня я всё равно ничего не смогу вам сказать определённого. Приходите завтра.
Мирослав, а за ним и родители Марьяны послушно вышли из палаты.
– Сынок, ты ведь правда видел, что она открывала глаза?.. Ведь правда? – с замиранием сердца спрашивала Мирослава несчастная мать. После стольких дней и ночей безуспешного лечения это казалось ей просто невероятным. Появившаяся только что робкая надежда, словно пугливая птица, готова была вспорхнуть и улететь, оставив место непреходящему горю и отчаянию.
– Ты видел её глаза?.. Действительно, видел?..
– Конечно же! Правда…
– Что?
«Вот балда – не заметил какого они цвета. Тоже мне – следователь!»
– Да ничего. Она внезапно открыла глаза и уставилась на меня. Кажется, рассматривала.
– Рассматривала!.. Рассматривала!.. – счастливо повторяла Надежда Тарасовна. – Моя девочка… Да где же врач? Хоть поговорить с ним…
– Успокойтесь, Надежда Тарасовна. Вот увидите: завтра же ваша дочь будет совершенно здорова! А сейчас – давайте-ка по домам. Пора отдыхать – у всех был трудный день. Идёмте, я подвезу вас.
– Нет, нет, я останусь здесь! Я дождусь врача!... – Надежда Тарасовна не отрывала глаз от двери палаты.
– Дорогая, Мирослав прав, – Лев Фёдорович уже взял себя в руки. – Поехали пока домой, врачам сейчас не до нас.
– Нет, я останусь! Никуда я не пойду!
– Пойдёмте, Надежда Тарасовна, – снова обратился к ней Мирослав, – что толку здесь ждать? Сейчас вашу дочь обследуют, а вот завтра вы вернётесь и наговоритесь с ней.
– Правда?.. – послушно, как ребёнок, повернула к нему лицо измученная женщина. – Ты правда так думаешь, сынок?..
– Ну конечно же! Я абсолютно уверен. Вот увидите.
Мирослав действительно был в этом уверен. Может потому, что ему не пришлось в течение долгих дней наблюдать безуспешные попытки врачей и близких вывести Марьяну из беспамятства.
Его уверенность возымела действие, и Надежда Тарасовна, уже без возражений, дала увести себя из больницы.
Все трое молча сели в «жигулёнок» Мирослава. Тишину нарушал лишь Лев Фёдорович, указывая повороты. И уже, когда автомобиль остановился возле подъезда, он неловко обратился к парню:
– Слава, вы совершили чудо, не зря мы с Надюшей так надеялись на вас. Очень просим: сходите к нашей дочери ещё раз!
– Да, да, сынок, – подхватила просьбу мужа Надежда Тарасовна, – очень просим!
Мирослав понял: супруги боятся, что выход их дочери из комы возможен только в его присутствии. Это было наивно, но он даже не улыбнулся, поскольку понимал их состояние. Поэтому парень согласно кивнул.
Ехать домой ему не хотелось. Мирослав, сам не зная, почему, вырулил на дорогу, ведущую к той злополучной круче. Подъехав, он вышел из машины и подошёл к кромке воды.
Темнело. Вода в реке тихо плескалась, убегая от забот суетливого города, куда-то в тихие заводи. Солнце почти спряталось за горизонтом, но на неспокойной водной поверхности ещё играли его отблески. Западная сторона неба была словно раскрашена таинственным живописцем в самые разнообразные оттенки красного цвета: от пасторального нежно-розового до зловещего темно-багряного.
«Девчонка смотрела на меня во все глаза, а я даже не запомнил, какого они цвета…»
Домой Мирослав вернулся, как обычно, поздно, и тихонько прошёл в кухню.
Он спокойно и мирно ужинал с приятным чувством выполненного долга, когда зазвенел телефон, а затем в дверь заглянула мать:
– Это тебя, сынок.
– Кто?.. – приятное вечернее расслабление сделало напряжённую стойку.
– Подруга твоя, Светлана. Она опять напрасно прождала тебя целый вечер.
Мирослав недовольно скривился. Мать молча погрозила ему пальцем.
– Слушаю, – буркнул он в трубку.
– Славочка, ну что же ты меня избегаешь? – раздался знакомый голос. – Давай забудем прошлые обиды. Прости, если я в чем-то была неправа. Нам необходимо встретиться – у меня для тебя потрясающая новость!
– Что за новость? Говори.
– Нет, нет, скажу только при встрече. Ну, а пока – спокойной ночи, Славчик!
Парень положил трубку и вернулся к недоеденному остывшему варенику.
Зачем это вдруг вам, госпожа директриса, понадобился мент с жалкой зарплатой?.. Для отмазки от закона?..
Уже, когда он лёг в постель, почему-то вспомнил жалкую девчушку в паутине трубочек. И всё же, какие у неё глаза? Карие или голубые?.. Необычные какие-то, жутковатые…
А спустя минут он уже спал.
…И опять она оказалась парящей в вышине. Только в этот раз чувство лёгкости и безмятежности исчезло, а вместо этого появилось чувство долга. Странное чувство, ведь она, Марьяна, никому и ничего не должна…
Ближе к вечеру она снова открыла глаза.
Теперь Марьяна внимательно осмотрелась вокруг. Да, это была та самая, ярко освещённая палата, которую она видела, когда пребывала… где? Один Бог знает, где… Вон и приборы, и провода. И та самая, высокая, коротко подстриженная медсестра, наблюдает за капельницей. Почувствовав на себе взгляд, та повернулась и посмотрела на Марьяну.
– Привет, малявка! С возвращением тебя… – медсестра широко улыбнулась, но, заметив движение Марьяны, предостерегающе вскинула ладонь. – Лежи, лежи пока – видишь: ты под системой.
– Но я хочу подняться!
– Потерпи, ладно? Вот прокапаю, тогда позову врача, а дальше – что он скажет. Разрешит отправить тебя домой – пожалуйста, возражать не буду.
Марьяна сокрушенно вздохнула и закрыла глаза.
Она увидела Юру!
Тот уходил от неё по яркому, красочному, сказочному лесу, куда-то всё дальше и дальше, в чащу… Чувства, надёжно запрятанные в самые отдалённые уголки её сердца, вдруг взорвались ослепительным и щемящим душу фейерверком!
Постой, вернись!.. Ты не можешь оставить меня вот так!..
Она мчалась за ним, кричала, звала, но он совершенно не слышал её… Она бежала так, что сердце, казалось, выпрыгнет из груди, и всё звала, звала, умоляла вернуться…
– Дочка, проснись! Да проснись же!.. Что с тобой?..
Марьяна открыла глаза и непонимающе уставилась на пожилую медсестру, которая заботливо склонилась над ней. Сердце у неё бешено колотилось.
– Тебе что, сон страшный приснился? Девочка, ты так кричала! Всё Юру какого-то звала…
Сон?.. Так это был всего лишь сон?.. Матерь Божья, но ведь это всё было наяву!.. Как наяву…
Медсестра ушла. Марьяна лежала с открытыми глазами. В окно заглядывала полная луна. Девочке казалось, что это сама Царица Ночи властно смотрит на неё из тьмы, прикидывая: набросить свою сеть или оставить эту затею…
Как бы там ни было, но, по мере стихания бешеного биения сердца, в ней что-то изменилось безвозвратно. Сон это был или видение, но теперь она знала абсолютно точно: Юра навсегда ушёл от неё, и случилось это не во время экспедиции, а только что.
Как ни странно, но сейчас она чувствовала не прежнее горькое отчаяние, а лишь светлую печаль. Отчего так?.. Может, это Царица Ночи сбросила с её плеч невидимый груз?.. Сейчас ей казалось, что все события этого лета произошли не с ней, а с какой-то другой Марьяной. Это не она, а та, другая Марьяна, страдала от неразделённой любви. Другая, наивная Марьяна, стояла на балконе с чудесным парнем Юрой и ловила каждое его слово...
Он ушел навсегда. Значит, у нас с ним разные судьбы. Счастья тебе и добра, моя любовь…
В эту ночь Марьяна впервые почувствовала себя взрослой.
Во дворце всё было готово к Балу Юности. Как обычно, этот Бал проходил в розовой зале, стены которой были облицованы камнями сердца и камнями утренней зари – самоцветами Любви и её покровителями.
Множество агников под сводами залы кружились игривыми парами, высверкивая разноцветными, но по большей части, розовыми, лучами.
Юные альвы и альвийки в прекрасных нарядах, изукрашенных самоцветами, нетерпеливо поглядывали в сторону двери на подиуме, откуда должна была появиться королева и подать знак о начале торжества.
Наконец зазвучала музыка, лёгкая, как ветер в верхушках деревьев, и чистая, как пение жаворонка в утреннем небе. Присутствующие альвы почтительно склонились – в зал в сопровождении Первого Рыцаря вошла Королева Альвов. Стремительной походкой она прошла по небольшому подиуму, опустилась на трон и приветливым взором обвела присутствующих. Мелинда остро ощущала волнение Юных перед будущим – много лет тому назад она испытывала то же самое.
Королева сделала знак музыкантам. Велерад, почтительно склонив голову перед королевой, подал ей руку, приглашая к первому танцу. Бал начался.
Понемногу волнение Юных улеглось. Царившая здесь атмосфера гармонии музыки и движения была знакома им с самых ранних лет. Все альвы были очень музыкальны и искусны в танцах, поэтому они вели себя легко и непринуждённо. Искусство – это была их вторая непременная сторона жизни, после ремёсел, которые все они осваивали и применяли очень добросовестно.
После нескольких танцев Мелинда вернулась на подиум и опустилась трон, внимательно наблюдая за проплывавшими парами. Велерад стоял тут же. Время от времени королева наклонялась к нему и что-то тихо произносила, после чего он согласно кивал головой либо тихо возражал. Так продолжалось достаточно долго.
Наконец королева подала знак музыкантам и поднялась с трона. Всё стихло.
– Дорогие наши Юные, – обратилась Мелинда с речью. – Вы все помните то время, когда впервые появились в этой зале, перейдя из Мира людей в нашу единую семью. Каждый из вас прилежно изучал ремёсла и искусства, достиг высоких успехов. А теперь вам предстоит пройти самое трудное испытание в своей жизни.
– Слава, – произнёс мужчина, – можно, я буду так к вам обращаться?.. Моё имя Лев Фёдорович, а это – моя жена, Надежда Тарасовна… Месяц назад вы спасли нашу дочь, на которую обрушился песчаный берег…
– Да, помню, и что же?
– Марьяна, наша дочь, всё это время лежит в коме. Что мы только не делали, какие только лекарства не доставали… Всех знакомых к ней в палату приводили, даже кошку любимую приносили, надеясь, что хоть чем-то сможем вывести её из этой проклятой комы…
Мужчина замолчал, собираясь с мыслями. Женщина непрестанно вытирала слёзы.
– А что говорят врачи? – нарушил молчание Мирослав.
– Ничего, – ответила сдавленным голосом женщина, – ничего хорошего… Говорят, с каждым днём остаётся всё меньше шансов, что она останется полноценной…
Слёзы снова потекли из её глаз. Мужчина прижал её к себе, успокаивая.
– Мы вот подумали… – обратился он к Мирославу, – может, дочь на вас как-то отреагирует?.. Поверьте, мы уже в отчаянье, уже всё перепробовали, чтобы вывести её из комы…
– А что же я могу? – удивился Мирослав и развёл руками, – я ведь не врач. Я вам очень сочувствую, но…
– Поехали в больницу прямо сейчас, – умоляюще сжала ладони женщина. – Вы – наша последняя надежда! Вы спасли её один раз, может, спасёте ещё! Может, она хоть на вас как-то отреагирует?.. Сынок, помоги…
Мирослав был растроган и крайне растерян. Ему искренне было жаль незнакомую девчушку. Она сразу вспомнилась ему – такая юная и беззащитная…
– Да я не против, но… Мы же с ней не знакомы… Я просто случайно проезжал тогда мимо и…
– Мы это знаем, – подхватил мужчина. – Её друзья нам всё рассказали, как было. Они запомнили вашу машину, фамилию… Мы давно нашли и отблагодарили бы вас, но, сами понимаете – не время… Сынок, поехали, а?..
– Да что же я могу? – растерянно повторил Мирослав. – Её же должны лечить специалисты, а не милиция. Но, если вы так считаете… Поехали. – И он решительно поднялся.
Все вышли из кабинета и направились к выходу.
– Сейчас вызову такси, - сказал Лев Федорович, приближаясь к дежурному.
– Это излишне – у меня есть автомобиль: неброский, зато надёжный.
В больнице чету Доний хорошо знали, сотрудники искренне сочувствовали их горю. Так что их всех беспрепятственно пропустили к дочери.
Когда Мирослав переступил порог палаты интенсивной терапии и увидел Марьяну, сердце его стиснулось от жалости к ней. Девчушка была такая худенькая, беспомощная среди всей этой массы трубочек, шнуров, что тянулись от неё к разным аппаратам и приборам. Высокая молодая медсестра с короткой стрижкой подкрутила систему и, посмотрев на показания приборов, вышла, бросив посетителям:
– Зовите, если что – я рядом.
Надежда Тарасовна уткнулась в плечо мужа и тихо плакала, а тот её успокаивал. Мирослав подошёл ближе и склонился над Марьяной.
…Иногда, спустившись вниз, Марьяна попадала в ужасную больничную палату, где на кровати лежало опутанное проводами и трубочками её тело, а над ним безутешно плакала мать. Марьяна вытирала ей слёзы и говорила: не плачь, мама, мне очень хорошо, лучше, чем было. Но её никто не видел и не слышал. Тогда она опять взлетала, прямо сквозь все потолки – вверх, к свету!
Сколько так продолжалось – Марьяна определить не могла: там, где она сейчас пребывала, время попросту отсутствовало.
А однажды она отчётливо услышала голос бабушки Христины – та звала её по имени. И тут же Марьяна очутилась в месте, знакомом ей с детства: в лесу, у подножья отвесной скалы, поросшей мхом и плющом. Где-то здесь должен был находиться грот, в котором она часто пряталась от дедушки Тараса. Марьяна оглянулась вокруг и увидела возле деревьев бабушку Христину в длинном платье цвета нежной зелени, стоящую к ней спиной.
«Мелинда, Мелинда, прошу тебя, помоги моей внучке», – раздался голос бабушки, но почему-то из-за её, Марьяны, спины.
«Бабушка Христина» повернулась на свой же зов, и Марьяна встретилась с ней взглядом. Но ведь это была не она, не бабушка! Марьяна с изумлением смотрела на незнакомку. В её светлых волосах, разметавшимся по плечам от резкого движения, серебрились ниточки седины, но эта пани была все ещё стройной и привлекательной. И выглядела она какой-то нереальной, почти неземной.
Пани замедленно, словно плывя по воде, приблизилась к девушке.
«Дитя, твоя Миссия только начинается. Возвращайся – люди ждут тебя»
«Зачем? Мне здесь так хорошо и спокойно»
«Не беги от своей судьбы. Поверни к ней лицо и ты будешь счастлива…»
Вдруг Марьяна почувствовала какой-то рывок. Она резко открыла глаза и увидела прямо перед собой лицо незнакомого парня. Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Марьяна пыталась вспомнить, где же она его видела. Но это занятие оказалось слишком трудным, и девушка снова закрыла глаза…
Мирослав, склонившись над Марьяной, всматривался в её глаза и пытался понять: о чем она сейчас думает? Какие мысли витают у неё в голове? Неужели и впрямь она останется неполноценной? Жаль – девчушка такая юная...
Глаза больной снова закрылись. Парень выпрямился, повернулся к ее горюющим родителям и спросил:
– А с чего вы взяли, что ваша дочь в коме? Она только что смотрела на меня. Кажется – вполне осознанно.
Надежда Тарасовна ахнула, подбежала к девочке и принялась окликать её. Лев Фёдорович выглянул в коридор и крикнул:
– Врача!.. Позовите врача, скорее!...
В палату торопливо зашёл врач и ещё несколько человек медперсонала. Мирослав отошёл в сторону, чтобы не мешать.
– Доктор, миленький!.. Она пришла в себя!.. – бросилась к нему Надежда Тарасовна.
– Сейчас посмотрим, – тот быстро просмотрел показания приборов, затем обратился к присутствующим:
– На сегодня посещение закончено. Освободите палату, граждане.
– Но…
– Никаких «но». Сегодня я всё равно ничего не смогу вам сказать определённого. Приходите завтра.
Мирослав, а за ним и родители Марьяны послушно вышли из палаты.
– Сынок, ты ведь правда видел, что она открывала глаза?.. Ведь правда? – с замиранием сердца спрашивала Мирослава несчастная мать. После стольких дней и ночей безуспешного лечения это казалось ей просто невероятным. Появившаяся только что робкая надежда, словно пугливая птица, готова была вспорхнуть и улететь, оставив место непреходящему горю и отчаянию.
– Ты видел её глаза?.. Действительно, видел?..
– Конечно же! Правда…
– Что?
«Вот балда – не заметил какого они цвета. Тоже мне – следователь!»
– Да ничего. Она внезапно открыла глаза и уставилась на меня. Кажется, рассматривала.
– Рассматривала!.. Рассматривала!.. – счастливо повторяла Надежда Тарасовна. – Моя девочка… Да где же врач? Хоть поговорить с ним…
– Успокойтесь, Надежда Тарасовна. Вот увидите: завтра же ваша дочь будет совершенно здорова! А сейчас – давайте-ка по домам. Пора отдыхать – у всех был трудный день. Идёмте, я подвезу вас.
– Нет, нет, я останусь здесь! Я дождусь врача!... – Надежда Тарасовна не отрывала глаз от двери палаты.
– Дорогая, Мирослав прав, – Лев Фёдорович уже взял себя в руки. – Поехали пока домой, врачам сейчас не до нас.
– Нет, я останусь! Никуда я не пойду!
– Пойдёмте, Надежда Тарасовна, – снова обратился к ней Мирослав, – что толку здесь ждать? Сейчас вашу дочь обследуют, а вот завтра вы вернётесь и наговоритесь с ней.
– Правда?.. – послушно, как ребёнок, повернула к нему лицо измученная женщина. – Ты правда так думаешь, сынок?..
– Ну конечно же! Я абсолютно уверен. Вот увидите.
Мирослав действительно был в этом уверен. Может потому, что ему не пришлось в течение долгих дней наблюдать безуспешные попытки врачей и близких вывести Марьяну из беспамятства.
Его уверенность возымела действие, и Надежда Тарасовна, уже без возражений, дала увести себя из больницы.
Все трое молча сели в «жигулёнок» Мирослава. Тишину нарушал лишь Лев Фёдорович, указывая повороты. И уже, когда автомобиль остановился возле подъезда, он неловко обратился к парню:
– Слава, вы совершили чудо, не зря мы с Надюшей так надеялись на вас. Очень просим: сходите к нашей дочери ещё раз!
– Да, да, сынок, – подхватила просьбу мужа Надежда Тарасовна, – очень просим!
Мирослав понял: супруги боятся, что выход их дочери из комы возможен только в его присутствии. Это было наивно, но он даже не улыбнулся, поскольку понимал их состояние. Поэтому парень согласно кивнул.
Ехать домой ему не хотелось. Мирослав, сам не зная, почему, вырулил на дорогу, ведущую к той злополучной круче. Подъехав, он вышел из машины и подошёл к кромке воды.
Темнело. Вода в реке тихо плескалась, убегая от забот суетливого города, куда-то в тихие заводи. Солнце почти спряталось за горизонтом, но на неспокойной водной поверхности ещё играли его отблески. Западная сторона неба была словно раскрашена таинственным живописцем в самые разнообразные оттенки красного цвета: от пасторального нежно-розового до зловещего темно-багряного.
«Девчонка смотрела на меня во все глаза, а я даже не запомнил, какого они цвета…»
Домой Мирослав вернулся, как обычно, поздно, и тихонько прошёл в кухню.
Он спокойно и мирно ужинал с приятным чувством выполненного долга, когда зазвенел телефон, а затем в дверь заглянула мать:
– Это тебя, сынок.
– Кто?.. – приятное вечернее расслабление сделало напряжённую стойку.
– Подруга твоя, Светлана. Она опять напрасно прождала тебя целый вечер.
Мирослав недовольно скривился. Мать молча погрозила ему пальцем.
– Слушаю, – буркнул он в трубку.
– Славочка, ну что же ты меня избегаешь? – раздался знакомый голос. – Давай забудем прошлые обиды. Прости, если я в чем-то была неправа. Нам необходимо встретиться – у меня для тебя потрясающая новость!
– Что за новость? Говори.
– Нет, нет, скажу только при встрече. Ну, а пока – спокойной ночи, Славчик!
Парень положил трубку и вернулся к недоеденному остывшему варенику.
Зачем это вдруг вам, госпожа директриса, понадобился мент с жалкой зарплатой?.. Для отмазки от закона?..
Уже, когда он лёг в постель, почему-то вспомнил жалкую девчушку в паутине трубочек. И всё же, какие у неё глаза? Карие или голубые?.. Необычные какие-то, жутковатые…
А спустя минут он уже спал.
…И опять она оказалась парящей в вышине. Только в этот раз чувство лёгкости и безмятежности исчезло, а вместо этого появилось чувство долга. Странное чувство, ведь она, Марьяна, никому и ничего не должна…
Ближе к вечеру она снова открыла глаза.
Теперь Марьяна внимательно осмотрелась вокруг. Да, это была та самая, ярко освещённая палата, которую она видела, когда пребывала… где? Один Бог знает, где… Вон и приборы, и провода. И та самая, высокая, коротко подстриженная медсестра, наблюдает за капельницей. Почувствовав на себе взгляд, та повернулась и посмотрела на Марьяну.
– Привет, малявка! С возвращением тебя… – медсестра широко улыбнулась, но, заметив движение Марьяны, предостерегающе вскинула ладонь. – Лежи, лежи пока – видишь: ты под системой.
– Но я хочу подняться!
– Потерпи, ладно? Вот прокапаю, тогда позову врача, а дальше – что он скажет. Разрешит отправить тебя домой – пожалуйста, возражать не буду.
Марьяна сокрушенно вздохнула и закрыла глаза.
Она увидела Юру!
Тот уходил от неё по яркому, красочному, сказочному лесу, куда-то всё дальше и дальше, в чащу… Чувства, надёжно запрятанные в самые отдалённые уголки её сердца, вдруг взорвались ослепительным и щемящим душу фейерверком!
Постой, вернись!.. Ты не можешь оставить меня вот так!..
Она мчалась за ним, кричала, звала, но он совершенно не слышал её… Она бежала так, что сердце, казалось, выпрыгнет из груди, и всё звала, звала, умоляла вернуться…
– Дочка, проснись! Да проснись же!.. Что с тобой?..
Марьяна открыла глаза и непонимающе уставилась на пожилую медсестру, которая заботливо склонилась над ней. Сердце у неё бешено колотилось.
– Тебе что, сон страшный приснился? Девочка, ты так кричала! Всё Юру какого-то звала…
Сон?.. Так это был всего лишь сон?.. Матерь Божья, но ведь это всё было наяву!.. Как наяву…
Медсестра ушла. Марьяна лежала с открытыми глазами. В окно заглядывала полная луна. Девочке казалось, что это сама Царица Ночи властно смотрит на неё из тьмы, прикидывая: набросить свою сеть или оставить эту затею…
Как бы там ни было, но, по мере стихания бешеного биения сердца, в ней что-то изменилось безвозвратно. Сон это был или видение, но теперь она знала абсолютно точно: Юра навсегда ушёл от неё, и случилось это не во время экспедиции, а только что.
Как ни странно, но сейчас она чувствовала не прежнее горькое отчаяние, а лишь светлую печаль. Отчего так?.. Может, это Царица Ночи сбросила с её плеч невидимый груз?.. Сейчас ей казалось, что все события этого лета произошли не с ней, а с какой-то другой Марьяной. Это не она, а та, другая Марьяна, страдала от неразделённой любви. Другая, наивная Марьяна, стояла на балконе с чудесным парнем Юрой и ловила каждое его слово...
Он ушел навсегда. Значит, у нас с ним разные судьбы. Счастья тебе и добра, моя любовь…
В эту ночь Марьяна впервые почувствовала себя взрослой.
ГЛАВА 7
Во дворце всё было готово к Балу Юности. Как обычно, этот Бал проходил в розовой зале, стены которой были облицованы камнями сердца и камнями утренней зари – самоцветами Любви и её покровителями.
Множество агников под сводами залы кружились игривыми парами, высверкивая разноцветными, но по большей части, розовыми, лучами.
Юные альвы и альвийки в прекрасных нарядах, изукрашенных самоцветами, нетерпеливо поглядывали в сторону двери на подиуме, откуда должна была появиться королева и подать знак о начале торжества.
Наконец зазвучала музыка, лёгкая, как ветер в верхушках деревьев, и чистая, как пение жаворонка в утреннем небе. Присутствующие альвы почтительно склонились – в зал в сопровождении Первого Рыцаря вошла Королева Альвов. Стремительной походкой она прошла по небольшому подиуму, опустилась на трон и приветливым взором обвела присутствующих. Мелинда остро ощущала волнение Юных перед будущим – много лет тому назад она испытывала то же самое.
Королева сделала знак музыкантам. Велерад, почтительно склонив голову перед королевой, подал ей руку, приглашая к первому танцу. Бал начался.
Понемногу волнение Юных улеглось. Царившая здесь атмосфера гармонии музыки и движения была знакома им с самых ранних лет. Все альвы были очень музыкальны и искусны в танцах, поэтому они вели себя легко и непринуждённо. Искусство – это была их вторая непременная сторона жизни, после ремёсел, которые все они осваивали и применяли очень добросовестно.
После нескольких танцев Мелинда вернулась на подиум и опустилась трон, внимательно наблюдая за проплывавшими парами. Велерад стоял тут же. Время от времени королева наклонялась к нему и что-то тихо произносила, после чего он согласно кивал головой либо тихо возражал. Так продолжалось достаточно долго.
Наконец королева подала знак музыкантам и поднялась с трона. Всё стихло.
– Дорогие наши Юные, – обратилась Мелинда с речью. – Вы все помните то время, когда впервые появились в этой зале, перейдя из Мира людей в нашу единую семью. Каждый из вас прилежно изучал ремёсла и искусства, достиг высоких успехов. А теперь вам предстоит пройти самое трудное испытание в своей жизни.
