- О Духи Воды! Я, Мелинда, королева альвов, прошу вас открыть окно в Мир людей и показать того, кто нарушает покой Альвийского Мира!..
По зеркальной поверхности Священных вод пробежала рябь, и Мелинда услышала музыку – это была мелодия-ключ нужного ей пространства. Затем вода успокоилась, превратившись в ровную зеркальную поверхность. Мелинда пристально всмотрелась в неё и увидела окно, сквозь которое просматривалась комната. В Мире людей была ночь – комнату освещал призрачный свет полной Луны. В глубине комнаты некто, лежавший на кровати, поднял голову. Грубый слух человека не позволил ему услышать мелодию-ключ пространства, для него это был просто стук. Откинув одеяло, человек поднялся, подошёл к окну и, откинув занавеску, в упор посмотрел на Мелинду.
И от этого его взгляда, как много столетий назад, сердце женщины вдруг ухнуло куда-то, словно остановилось, а затем бешено застучало, погнав по жилам горячую, жаждущую ласки кровь…
Божен?!... Нет, нет, этого не может быть! Этого просто не может быть, ведь прошло несколько столетий!.. Божен ушёл в Иной Мир, как и сонмы других людей, как и их дочь Русинка… Век людей так недолог…
Но до чего же похож на него этот короткоживущий парень!
Королева отшатнулась и ударила рукой по зеркалу воды. Изображение комнаты пропало. Перед ней опять расстилалась озёрная гладь, по которой, затухая, шли круги.
Мелинда прижала руки к груди, пытаясь унять взволнованное биение сердца и трепет тела, жаждущего страсти, бешеной страсти!
– О Великий Властитель Света, – взмолилась альвийка, – отчего ты не дал мне забвения? Отчего меня до сих пор терзает недостойное чувство, которому нет места в нашем Мире?
Столько столетий прошло с тех пор, как она, будущая королева, вместе с другими Юными отправилась в Мир людей... Тогда-то она и встретила Божена, познав, что такое любовь и страсть! В ровном Мире альвов не было ничего похожего…
А сколько душевной боли и мук перенесла она, оставив там своё дитя, ибо таковой была обязанность каждой альвийской королевы: отдать Миру короткоживущих людей своего ребёнка! То, что от этого дитя должен был произойти новый род Ведающих людей, служило слабым утешением… О, какой же он злобный и чудовищный, тот Мир, где люди просят Ведающих о помощи, а затем лишают их жизни самыми изощрёнными способами!
Королева вновь попыталась успокоиться. Мерзок Мир короткоживущих и мерзки те, кто в нём живёт – кроме Ведающих, разумеется. Слух у людей груб, голоса тоже. На лицах и телах мужчин – жёсткие волосы, как у диких кабанов. Только один человек был ей до сих пор дорог – простой дровосек, Божен. Увы – люди живут лишь мгновение…
Мелинда опять заглянула в окно, всего лишь для того, чтобы убедиться – тот человек так же мерзок и груб, как и другие представители его Мира, а её жажда страсти – лишь отголоски невозвратной любви.
Тот человек, юноша, сейчас уже сидел в комнате при свете дня – в Мире людей время идёт гораздо быстрее. Он наигрывал на флейте странную, ни на что не похожую мелодию. Его чёрные волосы, возможно, вовсе не такие уж жёсткие, как у кабана... И пальцы – у него такие длинные тонкие и чуткие пальцы… И, кажется, прекрасно сложенное сильное тело…
Мелинда отпрянула ещё быстрее. Мысли путались в её голове. Этот человек обязан быть мерзким ещё и потому, что пытается разрушить Сферу! Этому короткоживущему, пусть он трижды музыкален, надо отбить охоту посягать на чужой Мир! Впрочем, чего уж – таковыми были все его дикие и злобные предки…
Успокоиться, необходимо успокоиться, восстановить покой и тишину в сердце…
Мелинда снова уселась в позу лотоса и замерла в отрешении.
Яков Семёнович неторопливо насыпал две ложки смолотых зёрен, влил на одну треть воду в турку и поставил на огонь. Через пару минут кофе, распространяя по всей квартире немыслимый запах, стремительно поднялся вверх шапкой коричневой пены, но Яков Семёнович ждал этого и трижды поднял турку над огнём, заваривая кофе привычным ему способом.
Турка была одним из предметов гордости Якова Семёновича. Она была самая настоящая, привезённая вместе с другими дефицитными вещами одним студентом из Турции, и перепроданная ему, Якову Семёновичу. Каким-то образом об этом стало известно компетентным органам, вследствие чего простому школьному учителю математики, каковым являлся в то время Яков Семёнович, чуть не впаяли статью о спекуляции. Правда, обошлось, но он уволился из школы и перестал сеять разумное и вечное в головы оболтусов. Отныне он занялся тем самым, за что чуть не поплатился – скупкой и продажей раритетов и антиквариата. Но теперь он работал достаточно осторожно, и вскоре компетентные органы перестали обращать внимание на тихую мелкую охоту некого Перельмана.
Резкий звонок телефона оторвал хозяина от его приятного занятия. Он отставил турку, вышел в коридор и снял трубку.
– Слушаю, – ровным голосом произнёс Яков Семёнович.
Трубка пьяно икнула и заплетающимся голосом Васи-ханурика ответила:
– Шеф, это я…
– Слушаю, – ровно повторил Яков Семёнович.
Привычка не повышать голос на балбесов, приобретенная им ещё во времена работы в школе, с годами не только сохранилась, но и закрепилась.
– Шеф, это… Встретиться надо бы… Дельце одно есть…
– Где ты сейчас?
– Как всегда… Я это… шеф, мне бы немного… Башка, понимаешь, трещит…
– Сейчас буду.
Яков Семёнович спокойно положил трубку, вернулся на кухню и без сожаления вылил кофе в раковину. Затем он тщательно вымыл турку и неторопливо повторил весь ритуал заваривания.
Утренняя чашка кофе должна быть несуетной, безукоризненной и прямо с огня. Вася-ханурик подождёт, ничего с ним не станется.
Взъерошенный несчастный Вася грустно сидел на лавочке под «наливайкой» и хмуро взирал на двух отвратительно болтливых тёлок. Ржут, как кони, аж головы запрокидывают, чёрт бы вас побрал. Тут человеку так плохо, голова с утра опухла… Не смотрят даже, словно и не мужчина рядом с ними находится, а столб фонарный.
Вася прицелился и плюнул – ровно за пару сантиметров до розовой пятки тёлки. Та удивлённо оглянулась, зыркнула на Васю, и потащила подругу прочь. Ты ба, заметила мужчину!.. Идите, идите, трещите где-нибудь в другом месте. Что я вам – человек-невидимка, что ли? Я - мужчина!.. Вася выпятил грудь и развернул тощие плечи.
Но ведь так оно и есть… Он снова сгорбился. Отчего-то девки перестали замечать его, словно бы он стал прозрачным. Смотрят, будто сквозь стекло, и проходят мимо, даже если скажешь им что-то. А ведь было время…
Его сладостные юношеские воспоминания прервал подъехавший неприметный светлый «жигулёнок». Вася подождал, пока Яшка Абрам – так его называли меж собой все «черные археологи» – выйдет из машины и подойдёт ближе. Вот теперь Вася поднялся и, заискивающе улыбаясь, пожал Яшке Абраму руку.
Яков Семёнович тему знал, прошёл первым и без напоминания в «наливайку», заказал Васе добрую круженцию долгожданного пива. Как Вася не хотел скрыть, но руки его, держа кружку, мелко дрожали. Впрочем, он достоинства не терял. Кому не нравится, пусть не смотрит.
Дождавшись, когда кружка опустела, Яков Семёнович вполголоса спросил:
– Ну, что нарыл?
Вася насупился. У него пока что не было ничего: на его раскопки понаехали студенты, чёрт бы их побрал. Нужно искать новое место…
– Не у меня это… У меня пока что ничего нет.
– А позвал-то зачем? Пива на халяву захотел?
Даже будучи раздражённым, Яков Семёнович не повышал голос. Клиента нужно придерживать, чтобы к другому шефу не переметнулся. А таковые везде имеются.
– Есть кое-что… Но не у меня. Мужик один попросил сбыть цацку. Рыжую…
Чутьё – великая вещь. Яков Семёнович сделал стойку.
– Ты видел? Действительно, золото?
– Сто пудов…
– Что за мужик? Откуда взялся?
– Из лесу.
–?..
– Ну правда, говорю. Из лесу ко мне вышел. Я там это… Пришёл утром на свой участок, смотрю – а там студентов чёрт принёс. Я покрутился в стороне, думал, может быть, просто туристы. Потом понял, что студенты – копачи, чтоб их… Ну я и пошёл.
- А мужик?
– А мужик окликнул меня из-за дерева, вроде как ожидал. Ну, сели в сторонке, подымили. Я угощал, между прочим, – с чувством собственного достоинства уточнил Вася. - Ну, потом он и вытащил это из-за пазухи. Я сразу понял: штука стоящая.
– Что за вещь?
– Ну, такая, как у попов в церкви, в которую они бухло наливают. Рыжая, сто пудов. Этот мужик попросил помочь сбыть её.
– Сколько?
– Что?
– Сколько он тебе пообещал?
– Да так, пообещал немного…
Яков Семёнович задумался. Похоже, потир, и, без сомнения, краденый. Криминал, конечно. Впрочем, «чёрная археология» – тоже криминал. Ну и что? Не в школу же возвращаться на копейки. Риск – он для благородных.
– Лады. Где он? – Яков Семёнович огляделся вокруг.
– Тут его нет, - качнул головой Вася. – Он сказал, что если… Ну, короче, он будет ждать там, в лесу, три дня, с десяти до часу. И ещё, чтобы ты бабло с собой прихватил. – Вася показал на пальцах - сколько.
– Да он за кого меня принимает!.. – не сдержавшись, возмутился Яков Семёнович.
– Он сказал, я передал, – насупился Вася.
Яков Семёнович задумался. На хороший товар всегда найдётся хороший покупатель. И лавэ может быть гораздо больше, чем затрат. К тому же… Кто знает, чем может окончиться встреча в лесу для урки вне закона. Менты, если и обнаружат труп, напрягаться не будут, зароют и табличку поставят: неизвестный мужчина. Ещё и благодарны будут – кто-то за них грязную работу сделал.
– Лады. Сходим завтра, – решился Яков Семёнович.
Вася опять насупился.
– Шеф, я того… Я назавтра с дружбанами договорился на старом кладбище копать. Может, вы без меня как-нибудь …
Яков Семёнович снова задумался. Вася – лишний свидетель, зачем ему что-то знать…
– Так где, ты говоришь, он будет ждать?
– Да на той полянке, куда все на шашлыки приезжают, недалеко от Семёновки, возле ручья.
– Ага. А студенты где находятся?
– Палатки в стороне, прямо по просеке, ближе к балке. Да их в лагере днём нет, они на раскопках. – Вася грязными пальцами нарисовал прямо на столе примерную схему.
– Лагерь с поляны виден? – уточнил шеф.
– Нет. Туда с полчаса ходу.
– Хорошо.
Яков Семёнович поднялся. Он даже не стал предупреждать Васю, чтобы тот держал язык за зубами. Пару лет назад Вася как-то по пьянке похвастался залётному «гастролёру», что сбыл «рыжьё» за приличную сумму. Хорошо, что Васиной сестре понадобилось позвонить ему поздно вечером. Ограбленный и избитый до полусмерти Вася еле смог промычать в трубку: умираю… Почти месяц врачи его латали и зашивали. После этого Вася стал примером для остальных: сколько бы ни влил в себя спиртного, ни слова о деньгах.
Вернувшись домой и тщательно закрыв за собой дверь, Яков Семёнович взял звуковую колонку от музыкального центра, которая только казалась подключенной, открутил заднюю панель и вынул пистолет, приобретённый полгода назад на всякий случай. Кажется, этот случай настал.
Яков Семёнович разобрал любимую зловещую игрушку, собрал, а затем несколько раз прицелился в своё отражение в зеркале. Он даже мысли не допускал, что из охотника может превратиться в жертву. Тренировки боксом дважды в неделю в элитном спортзале давали ему повод считать себя достаточно защищённым от всякого сброда.
Торжественный звон золота заглушил тихий голос бога.
Студенческий лагерь уже несколько дней жил своей неповторимой жизнью.
Первоначально палатки были поставлены на берегу ручья. Слева от них тянулся лес, а справа, в стороне – собственно раскопки. Но первый же день принёс студентам досадную неожиданность: на месте их будущих изысканий уже побывали варвары и уничтожили верхний культурный слой. Поэтому решено было перенести лагерь от ручья, где они расположились, ближе к раскопкам. Это было не очень удобно, но другого выхода не было – « чёрные археологи» грабили и уничтожали всё, что только могли.
Работами руководил Иван Фёдорович, он же и сделал первую разметку. Но тут, к его досаде, появился со своим изобретением Юрий Станчив, тот самый, сынок Людмилы Михайловны, и, пройдя с важным видом по территории, заявил:
– А я думаю, копать нужно вот здесь, на пятнадцать метров левее.
Иван Фёдорович сдержался: во-первых, не пристало руководителю экспедиции пререкаться с дилетантом, а во-вторых, это был сын его покойного друга. Поэтому он ограничился сухим туманным ответом:
– Возможно, вы и правы, молодой человек. Время покажет. – Но свой первоначальный приказ не отменил.
Вторым "дилетантом" в лагере была собственная племянница Ивана Фёдоровича, Марьяна. Девчонка упрашивала взять её с собой до тех пор, пока у того не лопнуло терпение и, махнув рукой, он согласился. Своих детей у него не было, а племянницу дядя очень любил. Но в лагере он относился к ней строже, чем ко всем остальным – чтобы разговоров не было. И определил её кашеварить – пусть работает, как все.
Занятый служением Её Величеству Науке, дядя совершенно не замечал того, что видели все без исключения студенты, а именно: откровенной влюблённости его племянницы в Юрия Станчива. Её чувства были так трогательны, а в глазах, обращённых к Юрию, сквозила такая нежность, что даже отъявленные насмешники отводили взгляды, не желая подшучивать над её первыми чистыми чувствами. Кое-кто, правда, иногда бросал Юрию:
– Ты хоть обрати внимание на девчонку…
Юрий, видя это, чувствовал себя довольно неуютно. В первую очередь, он ругал себя за ту дурацкую фразу, брошенную на балконе. Кто же мог подумать, что девчонка примет всё за чистую монету. Но сказать ей об этом прямо он просто не мог! Поэтому парень старался находиться подальше от Марьяны и как можно меньше обращать на неё внимание.
Что же касается самой Марьяны, то – о боже, как она страдала!.. Особенно по вечерам, когда в бархатной темноте ночи горел костёр, весело рассыпая искры, а студенты, разбившись на парочки и обнявшись, негромко пели о любви под переборы гитарных струн… Почему, ну почему Юра совсем не смотрит на неё?.. Она тысячный раз перебирала каждое его слово, каждый взгляд… Он ведь предложение ей сделал тогда, на балконе, а теперь что – забыл?.. Ну конечно, вон какие здесь красивые девушки... Взять хоть бы Леру – высокая, стройная, а фигура какая! Не то, что у неё, Марьяны – руки длинные, ноги худые, да ещё эта дурацкая коса, которую мама никак не разрешает обрезать… Подбрасывая ветки в костёр, девушка наклонялась ближе к огню и часто моргала, чтобы никто заметил росинок её слёз. Пламя ласково высушивало их своим теплом. А звёзды, сиявшие в чёрной бездне, были холодны и равнодушны ко всему происходящему…
– Юрчик, – полушутя-полусерьёзно отчитывала его Лера, когда, отправляясь прогуляться по берегу с Сашей, они обнаруживали друга рядом – в качестве третьего лишнего. – Ну чего ты к нам привязался? Можем мы побыть без тебя? Обрати-ка лучше своё внимание вон на то наивное создание у костра. Она же с тебя глаз не сводит…
– Пусть подрастёт сначала, – отмахивался Юрий. – А я вот ещё тут недавно думал о прикладном значении токов Шумана…
– Слушай, физик, подумай о лирике, а?
– Нет, серьёзно, это же открывает огромные, небывалые возможности в энергетике!..
Лера с Сашей переглядывались и удручённо вздыхали.
По зеркальной поверхности Священных вод пробежала рябь, и Мелинда услышала музыку – это была мелодия-ключ нужного ей пространства. Затем вода успокоилась, превратившись в ровную зеркальную поверхность. Мелинда пристально всмотрелась в неё и увидела окно, сквозь которое просматривалась комната. В Мире людей была ночь – комнату освещал призрачный свет полной Луны. В глубине комнаты некто, лежавший на кровати, поднял голову. Грубый слух человека не позволил ему услышать мелодию-ключ пространства, для него это был просто стук. Откинув одеяло, человек поднялся, подошёл к окну и, откинув занавеску, в упор посмотрел на Мелинду.
И от этого его взгляда, как много столетий назад, сердце женщины вдруг ухнуло куда-то, словно остановилось, а затем бешено застучало, погнав по жилам горячую, жаждущую ласки кровь…
Божен?!... Нет, нет, этого не может быть! Этого просто не может быть, ведь прошло несколько столетий!.. Божен ушёл в Иной Мир, как и сонмы других людей, как и их дочь Русинка… Век людей так недолог…
Но до чего же похож на него этот короткоживущий парень!
Королева отшатнулась и ударила рукой по зеркалу воды. Изображение комнаты пропало. Перед ней опять расстилалась озёрная гладь, по которой, затухая, шли круги.
Мелинда прижала руки к груди, пытаясь унять взволнованное биение сердца и трепет тела, жаждущего страсти, бешеной страсти!
– О Великий Властитель Света, – взмолилась альвийка, – отчего ты не дал мне забвения? Отчего меня до сих пор терзает недостойное чувство, которому нет места в нашем Мире?
Столько столетий прошло с тех пор, как она, будущая королева, вместе с другими Юными отправилась в Мир людей... Тогда-то она и встретила Божена, познав, что такое любовь и страсть! В ровном Мире альвов не было ничего похожего…
А сколько душевной боли и мук перенесла она, оставив там своё дитя, ибо таковой была обязанность каждой альвийской королевы: отдать Миру короткоживущих людей своего ребёнка! То, что от этого дитя должен был произойти новый род Ведающих людей, служило слабым утешением… О, какой же он злобный и чудовищный, тот Мир, где люди просят Ведающих о помощи, а затем лишают их жизни самыми изощрёнными способами!
Королева вновь попыталась успокоиться. Мерзок Мир короткоживущих и мерзки те, кто в нём живёт – кроме Ведающих, разумеется. Слух у людей груб, голоса тоже. На лицах и телах мужчин – жёсткие волосы, как у диких кабанов. Только один человек был ей до сих пор дорог – простой дровосек, Божен. Увы – люди живут лишь мгновение…
Мелинда опять заглянула в окно, всего лишь для того, чтобы убедиться – тот человек так же мерзок и груб, как и другие представители его Мира, а её жажда страсти – лишь отголоски невозвратной любви.
Тот человек, юноша, сейчас уже сидел в комнате при свете дня – в Мире людей время идёт гораздо быстрее. Он наигрывал на флейте странную, ни на что не похожую мелодию. Его чёрные волосы, возможно, вовсе не такие уж жёсткие, как у кабана... И пальцы – у него такие длинные тонкие и чуткие пальцы… И, кажется, прекрасно сложенное сильное тело…
Мелинда отпрянула ещё быстрее. Мысли путались в её голове. Этот человек обязан быть мерзким ещё и потому, что пытается разрушить Сферу! Этому короткоживущему, пусть он трижды музыкален, надо отбить охоту посягать на чужой Мир! Впрочем, чего уж – таковыми были все его дикие и злобные предки…
Успокоиться, необходимо успокоиться, восстановить покой и тишину в сердце…
Мелинда снова уселась в позу лотоса и замерла в отрешении.
Глава 5
Яков Семёнович неторопливо насыпал две ложки смолотых зёрен, влил на одну треть воду в турку и поставил на огонь. Через пару минут кофе, распространяя по всей квартире немыслимый запах, стремительно поднялся вверх шапкой коричневой пены, но Яков Семёнович ждал этого и трижды поднял турку над огнём, заваривая кофе привычным ему способом.
Турка была одним из предметов гордости Якова Семёновича. Она была самая настоящая, привезённая вместе с другими дефицитными вещами одним студентом из Турции, и перепроданная ему, Якову Семёновичу. Каким-то образом об этом стало известно компетентным органам, вследствие чего простому школьному учителю математики, каковым являлся в то время Яков Семёнович, чуть не впаяли статью о спекуляции. Правда, обошлось, но он уволился из школы и перестал сеять разумное и вечное в головы оболтусов. Отныне он занялся тем самым, за что чуть не поплатился – скупкой и продажей раритетов и антиквариата. Но теперь он работал достаточно осторожно, и вскоре компетентные органы перестали обращать внимание на тихую мелкую охоту некого Перельмана.
Резкий звонок телефона оторвал хозяина от его приятного занятия. Он отставил турку, вышел в коридор и снял трубку.
– Слушаю, – ровным голосом произнёс Яков Семёнович.
Трубка пьяно икнула и заплетающимся голосом Васи-ханурика ответила:
– Шеф, это я…
– Слушаю, – ровно повторил Яков Семёнович.
Привычка не повышать голос на балбесов, приобретенная им ещё во времена работы в школе, с годами не только сохранилась, но и закрепилась.
– Шеф, это… Встретиться надо бы… Дельце одно есть…
– Где ты сейчас?
– Как всегда… Я это… шеф, мне бы немного… Башка, понимаешь, трещит…
– Сейчас буду.
Яков Семёнович спокойно положил трубку, вернулся на кухню и без сожаления вылил кофе в раковину. Затем он тщательно вымыл турку и неторопливо повторил весь ритуал заваривания.
Утренняя чашка кофе должна быть несуетной, безукоризненной и прямо с огня. Вася-ханурик подождёт, ничего с ним не станется.
Взъерошенный несчастный Вася грустно сидел на лавочке под «наливайкой» и хмуро взирал на двух отвратительно болтливых тёлок. Ржут, как кони, аж головы запрокидывают, чёрт бы вас побрал. Тут человеку так плохо, голова с утра опухла… Не смотрят даже, словно и не мужчина рядом с ними находится, а столб фонарный.
Вася прицелился и плюнул – ровно за пару сантиметров до розовой пятки тёлки. Та удивлённо оглянулась, зыркнула на Васю, и потащила подругу прочь. Ты ба, заметила мужчину!.. Идите, идите, трещите где-нибудь в другом месте. Что я вам – человек-невидимка, что ли? Я - мужчина!.. Вася выпятил грудь и развернул тощие плечи.
Но ведь так оно и есть… Он снова сгорбился. Отчего-то девки перестали замечать его, словно бы он стал прозрачным. Смотрят, будто сквозь стекло, и проходят мимо, даже если скажешь им что-то. А ведь было время…
Его сладостные юношеские воспоминания прервал подъехавший неприметный светлый «жигулёнок». Вася подождал, пока Яшка Абрам – так его называли меж собой все «черные археологи» – выйдет из машины и подойдёт ближе. Вот теперь Вася поднялся и, заискивающе улыбаясь, пожал Яшке Абраму руку.
Яков Семёнович тему знал, прошёл первым и без напоминания в «наливайку», заказал Васе добрую круженцию долгожданного пива. Как Вася не хотел скрыть, но руки его, держа кружку, мелко дрожали. Впрочем, он достоинства не терял. Кому не нравится, пусть не смотрит.
Дождавшись, когда кружка опустела, Яков Семёнович вполголоса спросил:
– Ну, что нарыл?
Вася насупился. У него пока что не было ничего: на его раскопки понаехали студенты, чёрт бы их побрал. Нужно искать новое место…
– Не у меня это… У меня пока что ничего нет.
– А позвал-то зачем? Пива на халяву захотел?
Даже будучи раздражённым, Яков Семёнович не повышал голос. Клиента нужно придерживать, чтобы к другому шефу не переметнулся. А таковые везде имеются.
– Есть кое-что… Но не у меня. Мужик один попросил сбыть цацку. Рыжую…
Чутьё – великая вещь. Яков Семёнович сделал стойку.
– Ты видел? Действительно, золото?
– Сто пудов…
– Что за мужик? Откуда взялся?
– Из лесу.
–?..
– Ну правда, говорю. Из лесу ко мне вышел. Я там это… Пришёл утром на свой участок, смотрю – а там студентов чёрт принёс. Я покрутился в стороне, думал, может быть, просто туристы. Потом понял, что студенты – копачи, чтоб их… Ну я и пошёл.
- А мужик?
– А мужик окликнул меня из-за дерева, вроде как ожидал. Ну, сели в сторонке, подымили. Я угощал, между прочим, – с чувством собственного достоинства уточнил Вася. - Ну, потом он и вытащил это из-за пазухи. Я сразу понял: штука стоящая.
– Что за вещь?
– Ну, такая, как у попов в церкви, в которую они бухло наливают. Рыжая, сто пудов. Этот мужик попросил помочь сбыть её.
– Сколько?
– Что?
– Сколько он тебе пообещал?
– Да так, пообещал немного…
Яков Семёнович задумался. Похоже, потир, и, без сомнения, краденый. Криминал, конечно. Впрочем, «чёрная археология» – тоже криминал. Ну и что? Не в школу же возвращаться на копейки. Риск – он для благородных.
– Лады. Где он? – Яков Семёнович огляделся вокруг.
– Тут его нет, - качнул головой Вася. – Он сказал, что если… Ну, короче, он будет ждать там, в лесу, три дня, с десяти до часу. И ещё, чтобы ты бабло с собой прихватил. – Вася показал на пальцах - сколько.
– Да он за кого меня принимает!.. – не сдержавшись, возмутился Яков Семёнович.
– Он сказал, я передал, – насупился Вася.
Яков Семёнович задумался. На хороший товар всегда найдётся хороший покупатель. И лавэ может быть гораздо больше, чем затрат. К тому же… Кто знает, чем может окончиться встреча в лесу для урки вне закона. Менты, если и обнаружат труп, напрягаться не будут, зароют и табличку поставят: неизвестный мужчина. Ещё и благодарны будут – кто-то за них грязную работу сделал.
– Лады. Сходим завтра, – решился Яков Семёнович.
Вася опять насупился.
– Шеф, я того… Я назавтра с дружбанами договорился на старом кладбище копать. Может, вы без меня как-нибудь …
Яков Семёнович снова задумался. Вася – лишний свидетель, зачем ему что-то знать…
– Так где, ты говоришь, он будет ждать?
– Да на той полянке, куда все на шашлыки приезжают, недалеко от Семёновки, возле ручья.
– Ага. А студенты где находятся?
– Палатки в стороне, прямо по просеке, ближе к балке. Да их в лагере днём нет, они на раскопках. – Вася грязными пальцами нарисовал прямо на столе примерную схему.
– Лагерь с поляны виден? – уточнил шеф.
– Нет. Туда с полчаса ходу.
– Хорошо.
Яков Семёнович поднялся. Он даже не стал предупреждать Васю, чтобы тот держал язык за зубами. Пару лет назад Вася как-то по пьянке похвастался залётному «гастролёру», что сбыл «рыжьё» за приличную сумму. Хорошо, что Васиной сестре понадобилось позвонить ему поздно вечером. Ограбленный и избитый до полусмерти Вася еле смог промычать в трубку: умираю… Почти месяц врачи его латали и зашивали. После этого Вася стал примером для остальных: сколько бы ни влил в себя спиртного, ни слова о деньгах.
Вернувшись домой и тщательно закрыв за собой дверь, Яков Семёнович взял звуковую колонку от музыкального центра, которая только казалась подключенной, открутил заднюю панель и вынул пистолет, приобретённый полгода назад на всякий случай. Кажется, этот случай настал.
Яков Семёнович разобрал любимую зловещую игрушку, собрал, а затем несколько раз прицелился в своё отражение в зеркале. Он даже мысли не допускал, что из охотника может превратиться в жертву. Тренировки боксом дважды в неделю в элитном спортзале давали ему повод считать себя достаточно защищённым от всякого сброда.
Торжественный звон золота заглушил тихий голос бога.
Глава 6
Студенческий лагерь уже несколько дней жил своей неповторимой жизнью.
Первоначально палатки были поставлены на берегу ручья. Слева от них тянулся лес, а справа, в стороне – собственно раскопки. Но первый же день принёс студентам досадную неожиданность: на месте их будущих изысканий уже побывали варвары и уничтожили верхний культурный слой. Поэтому решено было перенести лагерь от ручья, где они расположились, ближе к раскопкам. Это было не очень удобно, но другого выхода не было – « чёрные археологи» грабили и уничтожали всё, что только могли.
Работами руководил Иван Фёдорович, он же и сделал первую разметку. Но тут, к его досаде, появился со своим изобретением Юрий Станчив, тот самый, сынок Людмилы Михайловны, и, пройдя с важным видом по территории, заявил:
– А я думаю, копать нужно вот здесь, на пятнадцать метров левее.
Иван Фёдорович сдержался: во-первых, не пристало руководителю экспедиции пререкаться с дилетантом, а во-вторых, это был сын его покойного друга. Поэтому он ограничился сухим туманным ответом:
– Возможно, вы и правы, молодой человек. Время покажет. – Но свой первоначальный приказ не отменил.
Вторым "дилетантом" в лагере была собственная племянница Ивана Фёдоровича, Марьяна. Девчонка упрашивала взять её с собой до тех пор, пока у того не лопнуло терпение и, махнув рукой, он согласился. Своих детей у него не было, а племянницу дядя очень любил. Но в лагере он относился к ней строже, чем ко всем остальным – чтобы разговоров не было. И определил её кашеварить – пусть работает, как все.
Занятый служением Её Величеству Науке, дядя совершенно не замечал того, что видели все без исключения студенты, а именно: откровенной влюблённости его племянницы в Юрия Станчива. Её чувства были так трогательны, а в глазах, обращённых к Юрию, сквозила такая нежность, что даже отъявленные насмешники отводили взгляды, не желая подшучивать над её первыми чистыми чувствами. Кое-кто, правда, иногда бросал Юрию:
– Ты хоть обрати внимание на девчонку…
Юрий, видя это, чувствовал себя довольно неуютно. В первую очередь, он ругал себя за ту дурацкую фразу, брошенную на балконе. Кто же мог подумать, что девчонка примет всё за чистую монету. Но сказать ей об этом прямо он просто не мог! Поэтому парень старался находиться подальше от Марьяны и как можно меньше обращать на неё внимание.
Что же касается самой Марьяны, то – о боже, как она страдала!.. Особенно по вечерам, когда в бархатной темноте ночи горел костёр, весело рассыпая искры, а студенты, разбившись на парочки и обнявшись, негромко пели о любви под переборы гитарных струн… Почему, ну почему Юра совсем не смотрит на неё?.. Она тысячный раз перебирала каждое его слово, каждый взгляд… Он ведь предложение ей сделал тогда, на балконе, а теперь что – забыл?.. Ну конечно, вон какие здесь красивые девушки... Взять хоть бы Леру – высокая, стройная, а фигура какая! Не то, что у неё, Марьяны – руки длинные, ноги худые, да ещё эта дурацкая коса, которую мама никак не разрешает обрезать… Подбрасывая ветки в костёр, девушка наклонялась ближе к огню и часто моргала, чтобы никто заметил росинок её слёз. Пламя ласково высушивало их своим теплом. А звёзды, сиявшие в чёрной бездне, были холодны и равнодушны ко всему происходящему…
– Юрчик, – полушутя-полусерьёзно отчитывала его Лера, когда, отправляясь прогуляться по берегу с Сашей, они обнаруживали друга рядом – в качестве третьего лишнего. – Ну чего ты к нам привязался? Можем мы побыть без тебя? Обрати-ка лучше своё внимание вон на то наивное создание у костра. Она же с тебя глаз не сводит…
– Пусть подрастёт сначала, – отмахивался Юрий. – А я вот ещё тут недавно думал о прикладном значении токов Шумана…
– Слушай, физик, подумай о лирике, а?
– Нет, серьёзно, это же открывает огромные, небывалые возможности в энергетике!..
Лера с Сашей переглядывались и удручённо вздыхали.
