В сгущающихся сумерках угадывались знакомые очертания лагеря, откуда он бежал в октябре тридцать седьмого. Вот северная вышка, столовая, хозблок, а вот и лазарет с чокнутым фельдшером, сортир справа от лазарета… А что? И подкоп тоже там?
Сергей покосился на конвоиров. Двое белоповязочников беспечно лузгали семечки, закинув новенькие американские карабины за спину. Американские же вояки держались от Волкова на почтительном расстоянии и едва ли не держали пальцы на спусковых крючках своих диковинных винтовок.
Дамс, это не есть хорошо! Интересно, кого это они так боятся? Его что ли?
Обогнув угол лазарета, процессия наткнулась на Витюню, примостившегося на завалинке, чтобы перекурить в укромном местечке. Осознав, что его застукали, он открыл рот и судорожно сжал тлеющий еще бычок в грязном кулаке. Но конвоирам, по-видимому, было наплевать на нарушающего режим зека. На блатных они вообще смотрели сквозь пальцы.
Проходя мимо Витюни, Сергей неожиданно для себя самого плюнул тому в лицо.
— Ты че, в натуре? — зек подался в сторону Волкова. Оба белоповязочника обернулись на Витюню. Это стоило им слишком дорого. Слишком.
Спохватившись, ближайший к Сергею конвоир потянул карабин с плеча. Вздрогнув от хруста шейных позвонков, Витюня метнулся прямо под ноги американцам. Конечно он этого не хотел. Оно как-то само собой получилось.
Один из янки спотыкнувшись о Витюню, во весь рост растянулся на снегу. Гибрид сковородки и винтовки заскользил по покрытой наледью тропинке.
Второй американец удивленно смотрел на барахтающегося на снегу товарища, а когда поднял глаза, то единственное, что он успел увидеть — это истоптанная подошва ботинка. Больше он не видел ничего. Ни валяющихся белоповязочников. Одного со сломанной шеей, а другого с вошедшим в подбородок и застрявшим где-то в черепной коробке штыком. Не видел и то, как его товарищ, отпихиваясь от Витюни ногами, пытался добраться до своей чудной винтовки, но не дополз-таки, пришпиленный штыком к тропинке, словно бабочка булавкой коллекционера. Зато все это видел зек Витюня, тщетно мечтавший о белой повязке. Поэтому он и предпочел зажмуриться и не глядеть на опускающийся на его голову приклад.
Волков перевел дух, огляделся и подобрал заморскую винтовку.
Что произошло? Как это так он? Один и без оружия уложил четверых конвоиров. Повезло? А откуда эти молниеносные, словно отточенные не одним десятком тренировок движения? Будто кто-то сверху дергал за ниточки, а он, Волков повторял движения чьих-то пальцев. Он и Витюню-то убивать не хотел. Просто сработала многолетняя привычка не оставлять свидетелей.
Сработала? Привычка?
Волков зачерпнул пригоршню снега и растер им лицо.
Уже почти совсем стемнело. Впереди слева слабо светились три окна. Похоже, это и есть комендатура. Раньше там было лагерное управление.
Раньше?
Сергей тряхнул головой и пошел на свет. Конечно, надо бы прямо сейчас рвануть к сортиру и проверить есть ли там подкоп, а потом вдоль речки в лес, к лесопилке.
Однако, внезапно проявившееся «второе я», испугавшее его не на шутку, настойчиво советовало пойти в комендатуру, чтобы запастись едой, патронами и теплой одеждой. Да и сэра Донахью неплохо было бы прихватить с собой. Надо как-то выбираться отсюда. Пусть послужит проводником и заодно расскажет, наконец, что тут вообще происходит! Точки, Гитлер. Дурдом какой-то!
На лицо упало несколько полосок света, просачивающегося сквозь странные, будто изрезанные поперек занавески. Пробравшись сквозь темные сени и, чудом не задев пустое оцинкованное ведро, Сергей осторожно приоткрыл дверь в комнату.
— Не люблю я эти их автоматы, — бубнили за углом. Волков узнал голос сутулого парня.
— Стреляют очередью. Хуй попадешь. То ли дело моя трехлинеечка. Один патрон — один враг.
— Это ты зря! «Томсон» — отличная штука. Я бы взял себе такую. Да только хер кто даст, — ответили сутулому, и по задергавшейся тени на стене Сергей определил местоположение любителя автоматического оружия.
— Да ну бля, какая на хуй отличная. Левой рукой за этот блин ебаный держаться…
— Да ни хуя ты, Голобородько, не понимаешь в колбасных обрезках. Технико-тактические данные Томсона в наступательном и оборонительном бою…
— Да ни пизди ты, чурка. Хуйня говорю, и все. Давай лучше накатим по одной, пока этого беглого не привели. Кстати, что-то нет их, — возле тени башки того, кого обозвали чуркой, появилась вытянутая тень чуба Голобородько. Послышался звук льющейся жидкости.
— Ну, хоть карабин возьми, как у меня.
— Не, я со своей старушкой до самого Урала драпал под чутким руководством товарища Хрущева. Вместе с ней полгода по лесам шманался. Вдвоем мы и в СФОР поступили.
— Ну, как знаешь. Вздрогнем?
— Вздрогнем. За победу демократии во всем мире.
Томсон значит. Как пулемет значит. Что ж, это нам подходит.
Волков передернул затвор автомата, одновременно толкнув плечом дверь.
Голобородько, увидев Сергея, подавился водкой. Она у него, сердешного, встала поперек горла. Тяжелый приклад автомата помог проскочить ей дальше, одновременно кроша зубы и вдавливая вглубь черепа переносицу.
Фанат Томсона так и застыл с опрокинутым стаканом — словно пытался спрятаться за его кромкой, как за бруствером окопа. Потом все-таки опустил граненый, медленно встал с деревянного табурета и начал пятиться к углу, где стоял его карабин.
Волков в это время, не отводя взгляда от сфоровца, навел на того автомат, держа Томсон в согнутой правой руке, а левой взял за цевье трехлинейку. Сфоровец начал шарить правой рукой по бревенчатой стене и пропустил тот момент, когда Сергей метнул трехлинейку, словно туземец племени тумба-юмба, копье. Сам виноват. Теперь вот стоит, удивленно разглядывает, что у него там торчит в районе солнечного сплетения.
Нет, уже не стоит. Сполз по стене. Ну и ладушки.
А что там у нас досточтимый сэр Донахью?
Сергей распахнул ударом ноги дверь в бывший кабинет начлага.
Сидевший справа от стола офицер моментально вскочил и цапанул холеной ручкой за кобуру. Волков выстрелил первым, но все получилось не так, как он хотел. С непривычки очередь получилась слишком длинной и ушла влево и вверх, пробуравив потолок. Но перед этим она отшвырнула к стене шустрого офицеришку, и буквально смела Донахью со своего рабочего места.
Хорошо еще по окну не полоснула, а то бы сейчас сюда весь лагерь сбежался. Нет, прав был все-таки покойный Голобородько. Дрянь автомат.
Однако плохо дело! Похоже, и проводника у него не будет, и правды он не узнает. По крайней мере, в ближайшее время.
Волков обошел дом, собирая все, что он запланировал. Собранное он положил в сидор, найденный в сенях. Из оружия взял карабин и, немного подумав, автомат. Покружив по кабинету, Сергей подошел к столу, на котором лежали какие-то документы.
«Входящая документация».
И чуть ниже и помельче:
«Комендатура Усть-Илимкого лагеря СФОР для перемещенных лиц Центрального Южно-Сибирского административного округа.»
Для перемещенных значит? Угу. Ну что ж, пора перемещаться.
Волков повесил на плечо карабин, поправил сидор и вышел в сени. Потом он, хлопнув себя по лбу, вернулся и, наклонившись над телом коменданта, извлек из его кобуры пистолет.
Вальтер. И у второго офицера тоже был Вальтер. Странно. Вроде бы американцы, а оружие немецкое.
Сергей пожал плечами и вышел на улицу.
Кромешную тьму потревожил луч прожектора, медленно ползущий вдоль стены лазарета. Сейчас он доползет до трупов конвоиров и…
Нет, обошлось. Все-таки Витюня знал, где ховаться. Хотя сегодня это ему не помогло.
Подкоп оказался на месте. Надо было только немного разгрести снег.
Вот опять эти кусты. Речка. Вперед к лесопилке. А дальше что? Грузовика с подарками на этот раз точно не будет. Ну да ладно. Ему ничего и не надо. Только бы выбраться отсюда.
ПРОВАЛ
Ветер шевелил обгоревшие листки поваренной книги. То, что это была поваренная книга, он разглядел не сразу. Только после того, как особенно сильный порыв ветра перелистнул сразу несколько листков.
Прямо у него перед носом оказалась фотография блюда с поросенком. О, эта зажаренная корочка!
Нет, это просто какая-то особо извращенная пытка. В то время, когда он уже третий день лежит придавленный бетонной плитой, и у него не было и маковой росинки во рту, эта чертова поваренная книга демонстрирует ему одно кушанье за другим. Вот, теперь еще и это!
На вновь открывшемся листке он увидел фотографию со стаканом апельсинового сока.
Пить!
Он подумал это или произнес вслух?
И ведь не отвернешься! Похоже, у него перебит позвоночник.
Единственное спасение — закрыть глаза. Но если он закроет глаза, то, скорее всего, заснет, а, значит, может пропустить проходящих мимо людей. А они ведь возможно помогут ему выбраться отсюда. Хотя откуда здесь люди? Живые люди.
Он посмотрел на руины, в которых местами, то здесь, то там все еще что-то горело.
Сзади что-то заскрежетало. Стало труднее дышать. Он уже практически не чувствовал своих перебитых ног. Плита над ним покачнулась и рухнула прямо на него.
Жена спала. Бенедиктинский прошаркал по коридору и, бросив в корзину для грязного белья насквозь промокшую майку, вошел в кухню. Открыл холодильник.
Так. Колбаса. Сыр. Салат. Куриные грудки.
— Что ты делаешь? — Света стояла на пороге кухни и щурилась от яркого света.
— Прости, — пробормотал он с набитым ртом и кинул приготовленные бутерброды в холодильник, — я уже иду спать.
Она ничего не сказала — только покачала головой.
Москва. Тверская ул.д. 33 15.02.2008 г.
Алексей с силой захлопнул дверцу своего Рено. День определенно был черным. Утренний визит к психоаналитику, на который Бенедиктинский возлагал такие надежды, обернулся скандалом. Еще бы! Эта сука, эта коза драная… Малютина. Вместо того, чтобы выписать ему ну, успокоительное какое-нибудь что ли, или транквилизаторы, наконец, она предложила ему купить систему с квадрозвуком и слушать каждый вечер перед сном пение птичек или звук морского прибоя. Бля!
Но окончательно он вышел из себя, когда Малютина начала копаться в его прошлом и его родословной. Ага, слышали. Все проблемы родом из детства. Кто ваш папа? Кто ваша мама?
Ну не знает он ничего об отце. Ну и что? Причем тут его ночные кошмары? Она бы еще об астральной связи с потусторонним миром начала бормотать, или перевернула бы остатки кофе на блюдечко. Хиромантка хренова.
Стоп! А что, если действительно к профессиональной ведунье какой сходить? Начнешь тут верить во всякую хрень после всего этого. Может, сглазил кто его? Или порчу навел? Или еще что-то в этом роде.
У входа в ресторан скопилась целая очередь из клиентов, проходящих фейс-контроль.
Ну и денек. Мало того, что именно сегодня, закончив копаться в архивах Рутковского, он окончательно понял, что использовать их, для того, чтобы документально подтвердить всю эту паранойю Сталина с покушениями, не удастся. Наоборот. Эти документы подтверждали как раз то, что покушения и попытки покушений имели место быть. Тупик, твою мать. А это значит, что все надо начинать сначала. Да еще этот Михаил Сайгин, со своими «Мифами о Сталине». Где он только материал берет?
И главное, перед обедом зашел сам Главред и, швырнув на стол журнал со статьей этого Сайгина, буркнул, — учись.
Бенедиктинский достал пачку сигарет и, в ожидании своей очереди, закурил и уставился на экран одного из телевизоров, стоящих в витрине магазина по соседству.
Впрочем, во всех телевизорах показывали одно и тоже — спецрепортаж РТР. Молоденькая корреспондентка, то и дело, поправляя свою прическу, бодренько лепетала что-то о рассекреченных архивах и великих тайнах советской эпохи.
Алексей прислушался.
— А теперь обратимся к очевидице этого покушения. Марфа Ильинишна, Марфа Ильинишна, — закричала смазливая корреспондентка, — расскажите, что вы видели.
— Ась, — совсем древняя старуха приложила ладонь к уху.
— Расскажите, что вы помните о покушении.
— О каком покушении?
— На Сталина.
— Свят, свят, свят.
— Ну вспомните, вы же только что мне рассказывали, как идете вы домой с рабкрина, а в подъезде…
— Не с рабкрина, а с рабфака, милая. И не домой, а к подружке. Драмкружок у нее дома был. Спектакли мы там ставили. Знаете, Горького, Чехова… Помните это: — «Ах, отчего люди не летают…»
— Марфа Ильинична, и кого вы встретили в подъезде?
— Да никого мы не встретили. Просто наверх мимо нас несколько мильцонеров прошмыгнули. Ну, мы с Зинкой девчонки любопытные были, хулиганистые. Бывало, пойдут мальчишки купаться голышом, а мы…
— Марфа Ильинишна, не будем отвлекаться.
— Увлекаться? Не-е, мы мальчиками тогда еще не увлекались. Куда там. Нам ведь тогда еще о пятнадцать было. Это теперь уже в двенадцать в подоле приносят, а мы не-е… Только крапивы мальчишкам в брошенные трусы насуем…
— Марфа Ильинишна, прошмыгнули милиционеры наверх, а дальше?
— А дальше, мы за ними. Поднялись, значит, заглянули на чердак, а там мильцонеры мужику руки крутят, а рядом, значит, ружжо с понзорной трубой валяется.
— Снайперское?
— А что, если семьдесят лет прошло, сразу и старперское? Эх молодежь. Сейчас тоже такие ружия делают, с понзорной трубой. Я в кино одном видела. Смерть кильора называется. Там еще этот кильор — такой бугай с небритой рожей… ну ты подумай…
— Марфа Ильинишна, ну скрутили милиционеры этого мужика, а дальше?
— А что дальше? Ну, спустились мы к Зинке, а у нее, надо сказать, все окна на улицу выходят. Так вот, села я за пианину, чтобы Чехова этого сыграть, значит….
— Марфа Ильинична…
— Ну да, я и говорю, села я за пианину, гляжу в окно, а на улице полно народу. Все радуются, руками машут и кричат «Сталин, Сталин!» И едет такая большая черная машина, а вокруг ишо пяток помельчеею. Значит, мужик-то тот — кильором был, по-нынешнему. Сталина хотел убить. Только дурак он был.
— Почему?
— Потому что Сталин хитрый был. Не было его в той машине. И никто никогда не знал, где он на самом деле поедет.
После этих слов пошла рекламная перебивка.
Идиоты! Гонятся за модой на прямой эфир. Цирк устроили. Не могли отредактировать нормально. А все-таки интересно, где они откопали эту старушенцию? Да. Все дело в бабле. Говорил я Главреду, без серьезных вложений сейчас нормального журналистского расследования не проведешь.
— Вы будете входить? — охранник, поигрывая портативным металлоискателем, посмотрел на него.
Сергей Владимирович Костылев был из той породы людей, что дорожат каждой минутой своего драгоценного времени, чего не скажешь о времени чужом. Его поразительное чутье на всякого рода непредвиденные обстоятельства позволило ему появиться в «Тверской заставе» ровно в тот момент, когда пробка у входа в ресторан уже рассосалась. А может, этим чутьем обладали все бывшие чекисты? Кто их знает.
— Смотрите, Алексей, я выполняю за вас вашу работу, — Котылев положил на тисненую скатерть обьемистую папку.
Бенедиктинский отодвинул стакан с минералкой подальше от документов и принялся изучать рельефные узоры, украшающие не только скатерть, но и занавески, салфетки и даже тарелки.
— Не дергайся, Алексей, с гонорара не сминусую. Я всегда привык ставить перед собой цель, а потом добиваться ее, невзирая на любые препятствия. А штука грина — разве это препятствие? Да я бы за эту папку и десятки не пожалел бы.
Сергей покосился на конвоиров. Двое белоповязочников беспечно лузгали семечки, закинув новенькие американские карабины за спину. Американские же вояки держались от Волкова на почтительном расстоянии и едва ли не держали пальцы на спусковых крючках своих диковинных винтовок.
Дамс, это не есть хорошо! Интересно, кого это они так боятся? Его что ли?
Обогнув угол лазарета, процессия наткнулась на Витюню, примостившегося на завалинке, чтобы перекурить в укромном местечке. Осознав, что его застукали, он открыл рот и судорожно сжал тлеющий еще бычок в грязном кулаке. Но конвоирам, по-видимому, было наплевать на нарушающего режим зека. На блатных они вообще смотрели сквозь пальцы.
Проходя мимо Витюни, Сергей неожиданно для себя самого плюнул тому в лицо.
— Ты че, в натуре? — зек подался в сторону Волкова. Оба белоповязочника обернулись на Витюню. Это стоило им слишком дорого. Слишком.
Спохватившись, ближайший к Сергею конвоир потянул карабин с плеча. Вздрогнув от хруста шейных позвонков, Витюня метнулся прямо под ноги американцам. Конечно он этого не хотел. Оно как-то само собой получилось.
Один из янки спотыкнувшись о Витюню, во весь рост растянулся на снегу. Гибрид сковородки и винтовки заскользил по покрытой наледью тропинке.
Второй американец удивленно смотрел на барахтающегося на снегу товарища, а когда поднял глаза, то единственное, что он успел увидеть — это истоптанная подошва ботинка. Больше он не видел ничего. Ни валяющихся белоповязочников. Одного со сломанной шеей, а другого с вошедшим в подбородок и застрявшим где-то в черепной коробке штыком. Не видел и то, как его товарищ, отпихиваясь от Витюни ногами, пытался добраться до своей чудной винтовки, но не дополз-таки, пришпиленный штыком к тропинке, словно бабочка булавкой коллекционера. Зато все это видел зек Витюня, тщетно мечтавший о белой повязке. Поэтому он и предпочел зажмуриться и не глядеть на опускающийся на его голову приклад.
Волков перевел дух, огляделся и подобрал заморскую винтовку.
Что произошло? Как это так он? Один и без оружия уложил четверых конвоиров. Повезло? А откуда эти молниеносные, словно отточенные не одним десятком тренировок движения? Будто кто-то сверху дергал за ниточки, а он, Волков повторял движения чьих-то пальцев. Он и Витюню-то убивать не хотел. Просто сработала многолетняя привычка не оставлять свидетелей.
Сработала? Привычка?
Волков зачерпнул пригоршню снега и растер им лицо.
Уже почти совсем стемнело. Впереди слева слабо светились три окна. Похоже, это и есть комендатура. Раньше там было лагерное управление.
Раньше?
Сергей тряхнул головой и пошел на свет. Конечно, надо бы прямо сейчас рвануть к сортиру и проверить есть ли там подкоп, а потом вдоль речки в лес, к лесопилке.
Однако, внезапно проявившееся «второе я», испугавшее его не на шутку, настойчиво советовало пойти в комендатуру, чтобы запастись едой, патронами и теплой одеждой. Да и сэра Донахью неплохо было бы прихватить с собой. Надо как-то выбираться отсюда. Пусть послужит проводником и заодно расскажет, наконец, что тут вообще происходит! Точки, Гитлер. Дурдом какой-то!
На лицо упало несколько полосок света, просачивающегося сквозь странные, будто изрезанные поперек занавески. Пробравшись сквозь темные сени и, чудом не задев пустое оцинкованное ведро, Сергей осторожно приоткрыл дверь в комнату.
— Не люблю я эти их автоматы, — бубнили за углом. Волков узнал голос сутулого парня.
— Стреляют очередью. Хуй попадешь. То ли дело моя трехлинеечка. Один патрон — один враг.
— Это ты зря! «Томсон» — отличная штука. Я бы взял себе такую. Да только хер кто даст, — ответили сутулому, и по задергавшейся тени на стене Сергей определил местоположение любителя автоматического оружия.
— Да ну бля, какая на хуй отличная. Левой рукой за этот блин ебаный держаться…
— Да ни хуя ты, Голобородько, не понимаешь в колбасных обрезках. Технико-тактические данные Томсона в наступательном и оборонительном бою…
— Да ни пизди ты, чурка. Хуйня говорю, и все. Давай лучше накатим по одной, пока этого беглого не привели. Кстати, что-то нет их, — возле тени башки того, кого обозвали чуркой, появилась вытянутая тень чуба Голобородько. Послышался звук льющейся жидкости.
— Ну, хоть карабин возьми, как у меня.
— Не, я со своей старушкой до самого Урала драпал под чутким руководством товарища Хрущева. Вместе с ней полгода по лесам шманался. Вдвоем мы и в СФОР поступили.
— Ну, как знаешь. Вздрогнем?
— Вздрогнем. За победу демократии во всем мире.
Томсон значит. Как пулемет значит. Что ж, это нам подходит.
Волков передернул затвор автомата, одновременно толкнув плечом дверь.
Голобородько, увидев Сергея, подавился водкой. Она у него, сердешного, встала поперек горла. Тяжелый приклад автомата помог проскочить ей дальше, одновременно кроша зубы и вдавливая вглубь черепа переносицу.
Фанат Томсона так и застыл с опрокинутым стаканом — словно пытался спрятаться за его кромкой, как за бруствером окопа. Потом все-таки опустил граненый, медленно встал с деревянного табурета и начал пятиться к углу, где стоял его карабин.
Волков в это время, не отводя взгляда от сфоровца, навел на того автомат, держа Томсон в согнутой правой руке, а левой взял за цевье трехлинейку. Сфоровец начал шарить правой рукой по бревенчатой стене и пропустил тот момент, когда Сергей метнул трехлинейку, словно туземец племени тумба-юмба, копье. Сам виноват. Теперь вот стоит, удивленно разглядывает, что у него там торчит в районе солнечного сплетения.
Нет, уже не стоит. Сполз по стене. Ну и ладушки.
А что там у нас досточтимый сэр Донахью?
Сергей распахнул ударом ноги дверь в бывший кабинет начлага.
Сидевший справа от стола офицер моментально вскочил и цапанул холеной ручкой за кобуру. Волков выстрелил первым, но все получилось не так, как он хотел. С непривычки очередь получилась слишком длинной и ушла влево и вверх, пробуравив потолок. Но перед этим она отшвырнула к стене шустрого офицеришку, и буквально смела Донахью со своего рабочего места.
Хорошо еще по окну не полоснула, а то бы сейчас сюда весь лагерь сбежался. Нет, прав был все-таки покойный Голобородько. Дрянь автомат.
Однако плохо дело! Похоже, и проводника у него не будет, и правды он не узнает. По крайней мере, в ближайшее время.
Волков обошел дом, собирая все, что он запланировал. Собранное он положил в сидор, найденный в сенях. Из оружия взял карабин и, немного подумав, автомат. Покружив по кабинету, Сергей подошел к столу, на котором лежали какие-то документы.
«Входящая документация».
И чуть ниже и помельче:
«Комендатура Усть-Илимкого лагеря СФОР для перемещенных лиц Центрального Южно-Сибирского административного округа.»
Для перемещенных значит? Угу. Ну что ж, пора перемещаться.
Волков повесил на плечо карабин, поправил сидор и вышел в сени. Потом он, хлопнув себя по лбу, вернулся и, наклонившись над телом коменданта, извлек из его кобуры пистолет.
Вальтер. И у второго офицера тоже был Вальтер. Странно. Вроде бы американцы, а оружие немецкое.
Сергей пожал плечами и вышел на улицу.
Кромешную тьму потревожил луч прожектора, медленно ползущий вдоль стены лазарета. Сейчас он доползет до трупов конвоиров и…
Нет, обошлось. Все-таки Витюня знал, где ховаться. Хотя сегодня это ему не помогло.
Подкоп оказался на месте. Надо было только немного разгрести снег.
Вот опять эти кусты. Речка. Вперед к лесопилке. А дальше что? Грузовика с подарками на этот раз точно не будет. Ну да ладно. Ему ничего и не надо. Только бы выбраться отсюда.
Глава 4
ПРОВАЛ
Ветер шевелил обгоревшие листки поваренной книги. То, что это была поваренная книга, он разглядел не сразу. Только после того, как особенно сильный порыв ветра перелистнул сразу несколько листков.
Прямо у него перед носом оказалась фотография блюда с поросенком. О, эта зажаренная корочка!
Нет, это просто какая-то особо извращенная пытка. В то время, когда он уже третий день лежит придавленный бетонной плитой, и у него не было и маковой росинки во рту, эта чертова поваренная книга демонстрирует ему одно кушанье за другим. Вот, теперь еще и это!
На вновь открывшемся листке он увидел фотографию со стаканом апельсинового сока.
Пить!
Он подумал это или произнес вслух?
И ведь не отвернешься! Похоже, у него перебит позвоночник.
Единственное спасение — закрыть глаза. Но если он закроет глаза, то, скорее всего, заснет, а, значит, может пропустить проходящих мимо людей. А они ведь возможно помогут ему выбраться отсюда. Хотя откуда здесь люди? Живые люди.
Он посмотрел на руины, в которых местами, то здесь, то там все еще что-то горело.
Сзади что-то заскрежетало. Стало труднее дышать. Он уже практически не чувствовал своих перебитых ног. Плита над ним покачнулась и рухнула прямо на него.
Жена спала. Бенедиктинский прошаркал по коридору и, бросив в корзину для грязного белья насквозь промокшую майку, вошел в кухню. Открыл холодильник.
Так. Колбаса. Сыр. Салат. Куриные грудки.
— Что ты делаешь? — Света стояла на пороге кухни и щурилась от яркого света.
— Прости, — пробормотал он с набитым ртом и кинул приготовленные бутерброды в холодильник, — я уже иду спать.
Она ничего не сказала — только покачала головой.
Москва. Тверская ул.д. 33 15.02.2008 г.
Алексей с силой захлопнул дверцу своего Рено. День определенно был черным. Утренний визит к психоаналитику, на который Бенедиктинский возлагал такие надежды, обернулся скандалом. Еще бы! Эта сука, эта коза драная… Малютина. Вместо того, чтобы выписать ему ну, успокоительное какое-нибудь что ли, или транквилизаторы, наконец, она предложила ему купить систему с квадрозвуком и слушать каждый вечер перед сном пение птичек или звук морского прибоя. Бля!
Но окончательно он вышел из себя, когда Малютина начала копаться в его прошлом и его родословной. Ага, слышали. Все проблемы родом из детства. Кто ваш папа? Кто ваша мама?
Ну не знает он ничего об отце. Ну и что? Причем тут его ночные кошмары? Она бы еще об астральной связи с потусторонним миром начала бормотать, или перевернула бы остатки кофе на блюдечко. Хиромантка хренова.
Стоп! А что, если действительно к профессиональной ведунье какой сходить? Начнешь тут верить во всякую хрень после всего этого. Может, сглазил кто его? Или порчу навел? Или еще что-то в этом роде.
У входа в ресторан скопилась целая очередь из клиентов, проходящих фейс-контроль.
Ну и денек. Мало того, что именно сегодня, закончив копаться в архивах Рутковского, он окончательно понял, что использовать их, для того, чтобы документально подтвердить всю эту паранойю Сталина с покушениями, не удастся. Наоборот. Эти документы подтверждали как раз то, что покушения и попытки покушений имели место быть. Тупик, твою мать. А это значит, что все надо начинать сначала. Да еще этот Михаил Сайгин, со своими «Мифами о Сталине». Где он только материал берет?
И главное, перед обедом зашел сам Главред и, швырнув на стол журнал со статьей этого Сайгина, буркнул, — учись.
Бенедиктинский достал пачку сигарет и, в ожидании своей очереди, закурил и уставился на экран одного из телевизоров, стоящих в витрине магазина по соседству.
Впрочем, во всех телевизорах показывали одно и тоже — спецрепортаж РТР. Молоденькая корреспондентка, то и дело, поправляя свою прическу, бодренько лепетала что-то о рассекреченных архивах и великих тайнах советской эпохи.
Алексей прислушался.
— А теперь обратимся к очевидице этого покушения. Марфа Ильинишна, Марфа Ильинишна, — закричала смазливая корреспондентка, — расскажите, что вы видели.
— Ась, — совсем древняя старуха приложила ладонь к уху.
— Расскажите, что вы помните о покушении.
— О каком покушении?
— На Сталина.
— Свят, свят, свят.
— Ну вспомните, вы же только что мне рассказывали, как идете вы домой с рабкрина, а в подъезде…
— Не с рабкрина, а с рабфака, милая. И не домой, а к подружке. Драмкружок у нее дома был. Спектакли мы там ставили. Знаете, Горького, Чехова… Помните это: — «Ах, отчего люди не летают…»
— Марфа Ильинична, и кого вы встретили в подъезде?
— Да никого мы не встретили. Просто наверх мимо нас несколько мильцонеров прошмыгнули. Ну, мы с Зинкой девчонки любопытные были, хулиганистые. Бывало, пойдут мальчишки купаться голышом, а мы…
— Марфа Ильинишна, не будем отвлекаться.
— Увлекаться? Не-е, мы мальчиками тогда еще не увлекались. Куда там. Нам ведь тогда еще о пятнадцать было. Это теперь уже в двенадцать в подоле приносят, а мы не-е… Только крапивы мальчишкам в брошенные трусы насуем…
— Марфа Ильинишна, прошмыгнули милиционеры наверх, а дальше?
— А дальше, мы за ними. Поднялись, значит, заглянули на чердак, а там мильцонеры мужику руки крутят, а рядом, значит, ружжо с понзорной трубой валяется.
— Снайперское?
— А что, если семьдесят лет прошло, сразу и старперское? Эх молодежь. Сейчас тоже такие ружия делают, с понзорной трубой. Я в кино одном видела. Смерть кильора называется. Там еще этот кильор — такой бугай с небритой рожей… ну ты подумай…
— Марфа Ильинишна, ну скрутили милиционеры этого мужика, а дальше?
— А что дальше? Ну, спустились мы к Зинке, а у нее, надо сказать, все окна на улицу выходят. Так вот, села я за пианину, чтобы Чехова этого сыграть, значит….
— Марфа Ильинична…
— Ну да, я и говорю, села я за пианину, гляжу в окно, а на улице полно народу. Все радуются, руками машут и кричат «Сталин, Сталин!» И едет такая большая черная машина, а вокруг ишо пяток помельчеею. Значит, мужик-то тот — кильором был, по-нынешнему. Сталина хотел убить. Только дурак он был.
— Почему?
— Потому что Сталин хитрый был. Не было его в той машине. И никто никогда не знал, где он на самом деле поедет.
После этих слов пошла рекламная перебивка.
Идиоты! Гонятся за модой на прямой эфир. Цирк устроили. Не могли отредактировать нормально. А все-таки интересно, где они откопали эту старушенцию? Да. Все дело в бабле. Говорил я Главреду, без серьезных вложений сейчас нормального журналистского расследования не проведешь.
— Вы будете входить? — охранник, поигрывая портативным металлоискателем, посмотрел на него.
Сергей Владимирович Костылев был из той породы людей, что дорожат каждой минутой своего драгоценного времени, чего не скажешь о времени чужом. Его поразительное чутье на всякого рода непредвиденные обстоятельства позволило ему появиться в «Тверской заставе» ровно в тот момент, когда пробка у входа в ресторан уже рассосалась. А может, этим чутьем обладали все бывшие чекисты? Кто их знает.
— Смотрите, Алексей, я выполняю за вас вашу работу, — Котылев положил на тисненую скатерть обьемистую папку.
Бенедиктинский отодвинул стакан с минералкой подальше от документов и принялся изучать рельефные узоры, украшающие не только скатерть, но и занавески, салфетки и даже тарелки.
— Не дергайся, Алексей, с гонорара не сминусую. Я всегда привык ставить перед собой цель, а потом добиваться ее, невзирая на любые препятствия. А штука грина — разве это препятствие? Да я бы за эту папку и десятки не пожалел бы.