Я найду тебя

       

       Глава 1 - Жизнь по точкам

       Ночью ему приснился сон.
       Не бог весть какое событие, но снов Даниэль не видел уже давно. Обычно он радовался, что очередной пустой день наконец-то заканчивался, с облегчением принимал красную, прочерченную поперечной полоской таблетку снотворного, падал в кровать и через пятнадцать минут проваливался в темноту – вязкую и черную, как ноябрьская жижа на дорогах. Вставал по будильнику смартфона, жизнерадостно голосящего петухом. Даниэль ненавидел злосчастную птицу. Он представлял, как наглый самодовольный петух сидит на заборе и дерет горло, важно растопырив пышный хвост и якобы приветствуя новый день.
       Даниэль мог выбрать мелодию приятнее, но назойливые петушиные вопли все же не менял. Музыка ушла из него, и любой трек, даже синтезированный, вызывал головную боль. Петуху приходилось кукарекать долго, потому что выбираться из тяжелого забытья Даниэлю не хотелось. Незачем.
       Но он все же вставал. Психотерапевт рекомендовал тщательно соблюдать режим и жить от точки до точки. Первая точка – сунуть ноги в тапки, следующая остановка – в ванной. И Даниэль поплелся умываться. А затем – часовая восстановительная гимнастика для вывихнутого плеча, завтрак, прогулка, препирательства с матерью, которая непременно хотела показать его самому лучшему психотерапевту, «светилу из светил».
       Когда-то он согласился с диагнозом, который поставила мать – депрессией – и послушно ходил на лечебные психотерапевтические сеансы, но ничего не получалось.
       Даниэль никак не мог ответить на простой вопрос, что же такое с ним произошло, спотыкался о невозможность сказать, что страшный черный человек выкинул Мирославу в жуткое место, название которого он забыл… Но хорошо помнил, как Мири уходила – заплаканная, босая, в его футболке ^[1] . Она очень любила эту обычную белую майку, радовалась, что быстро разгадала фирменный логотип: две первые буквы названия бренда Under Armou – U и A, вплетенные друг в друга.
       Как психотерапевт сможет вылечить его? Вернет Мири? Нет, не вернет. Или поможет забыть тот тяжелый камень, которым придавил его человек в черном? Забыть ледяную преграду, которую тот выстроил между Даниэлем и Мири, не дав им даже попрощаться по-человечески? Пожалуй, да, это шринк сумел бы. Но тогда надо будет рассказать о том, что произошло, а Даниэль не мог.
       О, теперь Даниэль хорошо понимал Мири, которая на его расспросы замыкалась и молчала. Она знала, что он ей не поверит.
       Даже сейчас Даниэль не мог ответить на вопрос, поверил бы или нет? Неохотно признавал, скорее всего – нет. И спешил добавить – конечно же, он бы не подумал, что девушка психически больна, а решил, что она безудержно фантазирует.
       Поэтому на лечебных сеансах он угрюмо молчал или что-то невразумительно мямлил. Даниэль считал, что на девочку-фантазерку он не похож, а прослыть психом не хотел. Почему-то ему было не все равно и это последнее «не все равно» давало надежду, что он выкарабкается из тряского болота депрессии и снова начнет слышать музыку.
       Он перестал слышать ее вскоре после того, как ушла Мири. Вначале музыка где-то глубоко жила в нем. А потом – пропала. Даниэль играл на «автопилоте», совсем глухой, играл механически, как внезапно ослепший опытный гонщик вел бы скоростной болид по опасной, но хорошо знакомой трассе.
       Все его силы были направлены на то, чтобы исполнить программу до конца, торопливо поклониться и поскорее уйти в гримерную. Он бездумно сидел в плотной, почти осязаемой тишине, и ждал, когда его отвезут в отель. Раньше после концерта он всегда чувствовал радость, даже эйфорию, а теперь осталась только тяжелая усталость.
       «Маэстро перегорел», – качали головами музыканты из оркестра.
       «Он болен», – шептали жалостливые женщины.
       «Спайса накурился», – всезнающе поведал недавно завязавший с наркотой звукорежиссер Джон.
       Так прошло несколько выступлений, которых Даниэль не запомнил, как не запомнил он и переездов из города в город.
       Морис, его менеджер, потрясенный состоянием Даниэля, позвонил Кэтрин.
       – Рядом с ним есть девушка? – тут же спросила она. – Юная, со светло-русыми волосами и странными прозрачными глазами?
       – Нет, Кэтрин, Даниэль совсем один и как будто живет в другом мире, – ответил Морис.
       – Я приеду и разберусь, в чем дело, – твердо сказала Кэтрин.
       Она отменила все тренинги и примчалась во Флоренцию. Вечером Даниэль собирался играть Бетховена, концерт для скрипки с оркестром ре мажор, требующий сильного психического и музыкального напряжения. Он только что вернулся с генеральной репетиции. В зале сидели школьники и студенты университетов Флоренции. Молодежь, замерев, с восторгом слушала трогательную и искреннюю, наполненную глубоким лиризмом музыку. Знаменитый флорентийский камерный оркестр и дирижер, известный маэстро Джузеппе Л., играли с полной отдачей, и зрители хлопали, не жалея ладоней.
       Даниэль решил, что все прошло хорошо, и не остался на «разбор полетов». На таком высоком уровне необязательно долго обсуждать, все и так понятно во время репетиции. Он ушел и даже не заметил, как дирижер недоуменно посмотрел на него и несколько раз снял и протер очки.
       В гримерной Даниэль задернул шторы, выключил свет и свалился в кресло. Он уставился на стену, глядел на нее до боли в глазах. Даниэль ждал, что сейчас старая многовековая кирпичная кладка истончится, распадется на атомы, пространственно-временная дыра прогонит притаившихся в углах пауков, с треском порвет многочисленные афиши – и появится телепорт.
       «Телепорт, – думал Даниэль, – сколько лет жил и не думал о том, что “телепорт” и “телевидение” однокоренные слова. “Теле” в переводе с греческого – “далеко”, “портаре” на латыни – “переносить”, а “визо” – visio на той же латыни – “зрение, видение”. На две тысячи лет вперед телепортировалась от меня Мири, и никакое телевидение не поможет увидеть ее».
       Даниэль вспомнил сериал «Доктор Кто» ^[2] , который запоем смотрел в детстве. Как лихо Доктор мотался по мирам и временам в своем неизменном ТАРДИСе ^[3] ! Ребенком он мечтал прокатиться с Доктором в живой машине, попутешествовать по разным планетам, заглянуть в прошлое и послушать бардов при дворе короля Артура, миннезингеров ^[4] воспевавших любовь к Прекрасной Даме.
       А сейчас он упросил бы Доктора отправиться...
       «Куда же?» – мучительно вспоминал он, как будто ТАРДИС уже висел в душном воздухе гримерной, а весельчак Седьмой Доктор в исполнении шотландского актера Сильвестра Маккоя направлял на него свой неизменный зонтик, сдвигал шляпу, предлагал сыграть партию в шахматы и задушевно восклицал: «А где-то там, в другом месте…» ^[5]
       «Планета Талион в системе Альфа Ориона ? Бетельгейзе, – внезапно вспыхнуло в голове. – Она сама сказала, что пришла оттуда. Мирослава там! Что за Бетельгейзе такая? Надо посмотреть в Интернете».
       
       
       

       Глава 2 - Бурная деятельность Кэтрин

       Даниэль вздрогнул от того, что кто-то ворвался в комнату, и полусон-полуявь прервался.
       – Я же просил – не мешать! – крикнул он. – Я отдыхаю!
       Над ним стояла встревоженная, но тщательно одетая и причесанная Кэтрин.
       – «Скорая помощь» прибыла, – буркнул Даниэль. – Со мной все в порядке. Я здоров.
       – Сейчас проверим! – пригрозила мать.
       Она резко отдернула шторы, открыла форточки, запустила в темную комнату яркий солнечный свет и свежий весенний воздух и приступила к неприятному осмотру, который всегда проводила, когда ей что-то не нравилось в поведении Даниэля. Уклониться от процедуры не представлялось возможным, и Даниэль терпел.
       Кэтрин заставила его открыть рот, промычать: «А-а-а!» – и внимательно осмотрела гортань.
       – Горло не красное! – объявила она.
       «Один пункт вычеркиваем», – усмехнулся про себя Даниэль.
       Она попросила его показать язык, положила прохладную ладонь на лоб и пробормотала: «Температуры нет!»
       «Второй пункт тоже убираем».
       Кэтрин тщательно и осторожно прощупала лимфоузлы, оттянула веки, рассмотрела белки глаз, ощутимо нажимая, помяла живот и наконец вынесла вердикт: «Простуды и дискинезии нет!»
       – Я же говорил, – вяло шевельнулся Даниэль.
       Мать приступила к более тщательному осмотру. Она измерила пульс, проверила, не расширены ли зрачки, усердно шевеля носом, как смешной зверек выхухоль ^[6] , обнюхала одежду, заставила по очереди коснуться указательными пальцами обеих рук кончика носа, осмотрела все вены на руках и открыла рот, собираясь что-то произнести, но Даниэль опередил ее:
       – Штаны не сниму. Я не пью, не наркоманю, не колюсь и не нюхаю. Я здоров, теперь ты, наконец-то, убедилась?
       – Ты не здоров, – убежденно сказала мать, – ты на себя не похож: худой, опрокинутый и белый как Алмаз.
       Алмазом звали белоснежного кота материной подруги – Жаклин. Гетерохромного ^[7] котенка редкой породы као-мани Жаклин привезла из Таиланда и нянчилась с ним, как с ребенком.
       – Скоро мебель начну драть и в лоток ходить, – съязвил Даниэль.
       Он злился на мать за то, что та нарушила его уединение и подвергла дурацкому осмотру.
       – Где Мирослава? – не обращая внимания на его сарказм, спросила Кэтрин, все же нащупав болевую точку.
       – Ушла, – коротко ответил Даниэль.
       – Как ушла? – ахнула мать. – Она не могла уйти! Девочка любит тебя! Я сама видела!
       – Но все же она ушла, – пожал плечами Даниэль
       – Вы поссорились? Ты обидел ее? Нарисовалась какая-нибудь твоя бывшая и наговорила девочке гадостей? – сыпала предположениями Кэтрин.
       – Нет – на все три твоих вопроса, – сказал Даниэль, подумал и решил все-таки раскрыть матери маленькую часть правды. Может быть, тогда она отстанет от него? – Она ушла не сама, ее забрали.
       – Как это – забрали? – воскликнула Кэтрин. – Она что – вещь? Девочка хоть и молода, но совершеннолетняя. Ее нельзя забрать без согласия!
       – И все же опекун забрал ее, – нехотя выдавил Даниэль.
       Ему было больно даже думать об этом.
       – Почему ты ему разрешил? – накинулась на него мать. – Почему не вызвал полицию?
       – Не кричи, – поморщился Даниэль, – голова болит. Я ничего не смог сделать. Этот человек… – Он запнулся, вспомнив слова Мири: «Приор-Князь не человек», но продолжил: – Он оказался сильнее меня.
       Кэтрин неожиданно успокоилась и деловито сказала:
       – Мы ее найдем! Я подниму свои связи, пересмотрю анкеты всех клиентов и слушателей курсов и найду нужного человека! – Она на минутку замолчала, давая себе передышку, и с энтузиазмом продолжила. – Вспомнила! У одного моего клиента отец работает в какой-то секретной службе. Мальчик очень одинок, он проходил у меня сеансы психотерапии. Попрошу его познакомить с отцом, и тот, ведомый чувством вины за то, что не принимал участия в воспитании сына, отыщет Мирославу, даже если она находится на Тибете или в дебрях Амазонки. Ее опекун скорее всего сектант, держал девушку вдали от цивилизации. Ты все расскажешь про Мирославу, про ее странности, про отсутствие знаний о современной жизни, про необыкновенную скорость при беге. Скорее всего, секта, в которой воспитывалась Мирослава, уже находится в разработке у Интерпола. Если девочка сбежала из логова, то сектанты ее разыскивали и, конечно, наследили. Мы ее обязательно найдем! – воскликнула мать. – А теперь пойдем на прогулку. Одевайся!
       На несколько минут Даниэль поверил, что отец клиента Кэтрин найдет Мири. Такова была его мать, она могла любого заставить поверить во что угодно.
       

       Глава 3. Прекрасная Флоренция

       Во Флоренции ликовала весна. Сказочно-красивый старинный город плыл в душистом бело-розовом цветочном облаке. Прохладный, еще не нагревшийся ветерок шевелил листья деревьев, забирался под полосатые маркизы, обдувал сидящих на темных деревянных стульчиках местных стариков с чашечками неизменного эспрессо, колыхал оборки разноцветных зонтов, вкрадчиво залезал под потные футболки уставших туристов, ожидающих заказанные блюда.
       По древним узким улицам бродили толпы приезжих, а между ними, ревя моторами, пролетали мотоциклы, отчаянно сигналя, проезжали машины и, тяжело кряхтя, протискивались автобусы.
       Даниэль немедленно надел солнцезащитные очки. Последнее время у него появилась выматывающая привычка выискивать Мири в зале, среди слушателей. В первых рядах сидели девицы, которых музыканты из оркестра ехидно называли «все на продажу»: грудь, что не помещалась в декольте, стройные ноги, слегка прикрытые мини-юбками, кукольные личики с длинными ресницами и полными, обколотыми губами.
       Раньше он не обращал на них внимания, никогда не рассматривал публику, это мешало концентрации. А теперь мельком пробегал взглядом по выставке красоты и раздражался, потому что ему приходилось искать Мири в следующих рядах, но так далеко он уже никого не видел.
       Даниэль понимал, что Мирославы в зале нет, вернись она вдруг, то наверняка нашла бы его.
       Он вел поиски и на улице. Высматривал Мири в толпе девушек. Сколько раз с испепеляющей надеждой цеплялся взглядом за хрупкую фигурку с копной русых волос. Иногда девушка была так похожа, что он начинал преследовать ее и, забежав вперед, смотрел в лицо. Но это оказывалась не Мири. Совсем другие глаза, брови, другие руки, все другое. Девушка обычно пугалась, но все же вытаскивала из уха наушник и вежливо спрашивала, чего ему надо. Даниэль говорил, что обознался, растягивал губы в дежурную улыбку и спешил убежать, замечая, как настороженность сменялась жгучим интересом. Некоторые из девушек пытались его вспомнить, но у них ничего не получалось, все же он не поп-кумир.
       При матери он изо всех сил старался поисками не заниматься и просто бездумно смотрел по сторонам, пропуская весеннее великолепие города мимо сознания.
       Но Кэтрин вдруг споткнулась и уцепилась за его локоть.
       – Что случилось? – недовольно спросил Даниэль.
       – Во Флоренции у меня всегда кружится голова и подкашиваются ноги, – пожаловалась мать. – Слишком много всего: великолепные палаццо, прекрасные памятники, старинные базилики – перебор, я немного устаю.
       – Пойдем назад?
       – Я хочу подняться на Площадь Микеланджело – достопримечательность Флоренции^, – упрямо заявила мать.
       – Это довольно далеко и высоко, – предупредил Даниэль. – Давай вызовем такси, а то ты устанешь и придешь к лестнице без сил.
       – Ты считаешь меня старой развалиной? – обиделась Кэтрин.
       – Развалиной не считаю, – пожал плечами Даниэль, – но думаю, что ты необъективно оцениваешь свои возможности.
       Мать поджала губы и замолчала.
       «Зря сказал, – подумал он, – теперь она непременно полезет по высоченной лестнице Рампа Поджи».
       Как всегда неожиданно в створе узкой улочки появился громадный восьмигранный купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре. Они вышли на площадь Дуомо и замерли, сраженные красотой величественного сооружения. И Кэтрин, и Даниэль видели базилику не в первый раз, но не могли устоять перед ее совершенным великолепием и медленно обошли площадь по кругу.