Только подрагивающие рыжие ресницы и прерывистое дыхание свидетельствовали, что он ещё не отправился дорогой теней.
И Улька решилась: протащит его подземной рекой. Да, не утянуть части его и без того малого запаса сил не получится... Но терять-то уже нечего, он и без посторонней помощи скоро богу душу отдаст.
Из озера Григория помог вытащить Анисим, который ворчал, что советовал Ульке порезвиться, а не дохлых туристов с собою таскать.
— Дед Анисим, набери в мёртвом источнике воды! — едва отдышавшись, взмолилась Улька и сунула в руки лешего одну из склянок, прихваченных из дорожной сумки спелеолога.
— А ты куды? Уж не задумала ли... — начал дед, тихо охнул и ухватил мавку за руку, — ох, не дури, Улька! Развеет ж хранитель...
— Ну и пусть. Не дорожу я нынешним своим бытием.
И мавка побежала в сторону Запределья, только пятки засверкали.
Запыхалась, упала на кочку возле ручья. Уж и забыла, как это — бегать. Думать о ком-то, кроме себя. Желать чего-то. Рискнуть. Спасти.
Мысли эти пролетели вихрем в голове, сомнения даже не успели зародиться ядовитым червячком, как Улька вынула из склянки пробку и склонилась над журчащим потоком живой влаги, благоговейно затаив дыханье.
— Улька, ты... офонарела? — Максим с вытаращенными глазами стоял возле старого кривого дуба, где брал начало источник жизни.
— Я не себе, правда... — виновато забормотала мавка.
— Не ожидал я от тебя, Ульяна, — покачал головой оборотень, нахмурившись.
— Там парень умирает, я ему хотела помочь! Времени мало. Отпусти на полчасика — потом накажешь, приму любую кару. Или набери сам: твоё ведь дело — людей-то беречь. А я даже касаться не буду. И со мной пойдём, — взволнованно зачастила Улька, сжимая в руке позаимствованную у рыжего склянку.
— Ладно, давай сюда посуду. Но учти, в следующий раз даже разбираться не стану — развею.
На поляне лежал распростёртый спелеолог, на вид — мертвее некуда: бледная кожа, синие губы. Однако страшной раны на бедре уж не было — Анисим уже «починил» мёртвой водой ногу Григория.
— Припозднились вы, ребятушки, — не поднимая на Ульку глаз, буркнул дед. — Не дышит с самого купания, почил уж, отмучился... Живить-то поздно, Ульянушка, умертвием только сделается…
Улька всхлипнула и присела возле Григория, погладила того по щеке, улыбнулась сквозь слёзы.
— Так, — Максим аккуратно пододвинул мавку от покойника, пощупал пульс, и повернулся к ней. — Через ледник его протащила? Сколько по времени прошло?
— Через ледник, — кивнула Улька. — Четверть часа минула с того, не больше.
— Тогда стоит попытаться, что ж, мы зря источник потревожили?
— Подумай, хорошо, Максимушка. Умертвие нам изничтожать дело сурьёзное, — попытался воззвать к рассудку дед, — да и начальство твоё и на нас осерчает, худая затея-то.
— Да не сделается он умертвием, — отмахнулся хранитель, — низкие температуры замедляют физиологические процессы, и времени прошло мало — реанимация при таких условиях допускается дольше по времени. Должно сработать, — он откупорил склянку и влил в приоткрытый рот Григория жидкость.
Как только первые сверкающие искорками капли живительной влаги коснулись губ рыжего спелеолога, кожа его порозовела, ресницы дрогнули и парень сделал глубокий вдох — будто родился. Заново.
Улька, которая уж не надеялась на благоприятный исход, прижав руки к щекам, от радости засмеялась и заплакала одновременно.
— Получилось, Ульяна, у тебя всё получилось, — похвалил мавку оборотень и погладил её по плечу. — Дышит, видишь — значит, не умертвие!
Было холодно и мокро. Одежда противно облепила тело, в носу свербело, а нога… Нога больше не ныла. Немного чувствовалось онемение, не более. Странно всё это…
Григорий окончательно пришёл в себя и сел. Ощупал ногу, где прежде сквозь дыру в штанине торчал осколок бедренной кости, а брючина была насквозь пропитана кровью. А теперь… кость на месте, целёхонько… Неужели всё привиделось? И русалка-упырица Ульяна? Но последние смутные моменты, застрявшие в памяти, не давали покоя: ощущение холодных пальцев на щеке, нежное девичье лицо, обеспокоенный взгляд колдовских зелёных глаз, нежный успокаивающий шёпот, обещающий, что всё будет хорошо, надо только потерпеть… Целомудренный поцелуй в висок… невероятная лёгкость во всём теле и эйфория; затем ледяная бездна, выбившая весь воздух из лёгких, вода, вода, вода, нечем дышать… и пустота.
Когда парень тряхнул головой, прогоняя морок странных невозможных воспоминаний, и, наконец, огляделся, то замер в оцепенении от представшей перед его глазами картины. Холодный свет полной Луны мягко серебрил верхушки деревьев, широкими мазками рисовал сияющую ртутью дорогу на водной глади заросшего рогозом и камышом лесного озера; казалось, что и свежий ночной воздух искрился, а кваканье лягушек и комариный звон нисколько не нарушали здешнего очарования.
— Не стоит верить зримому волшебству Купальской ночи, оно обманчиво, — раздался над головой знакомый девичий голос, заставив Григория вздрогнуть.
Он вскочил, пошатнулся, но быстро нашёл равновесие. Перед ним стояла та самая Ульяна. По всему видать, спасительница…
Парень поймал плохо слушавшейся рукой девушку за локоть, будто боялся, что та исчезнет, как его перелом.
— Ульяна, ты… Где я? Я умер?
Мавка только слабо улыбнулась:
— Мы — по ту сторону мавкиного озера. Ты жив сейчас, хотя и был одной ногою на дороге теней. И как сил наберёшься, восвояси ступай. Не место здесь живым. Обойдешь поверху, дед Анисим покажет. Да полыни не забудь — нежить её не любит. Прощай, — шепнула Ульяна, решительно освободилась от рук спелеолога и, не оборачиваясь, ушла. Дед чем-то шуршал в кустах поблизости.
Григорий ещё некоторое время задумчиво смотрел девушке вслед, пока Анисим не окликнул его.
— Вот, полыни принёс тебе: по карманам рассуёшь. Ступай стeжкой торной, что под ногами у тебя. А место это забудь, — наставлял парня дед, подталкивая того перед собой.
Тропка вывела прямиком к полю, откуда виднелись дома и огороды села, где спелеолог оставил вещи в сельсовете.
— Анисим, я… — оглянулся парень к деду, но того и след простыл.
— А он ведь приходил снова, этот твой Григорий, — с нарочитым недовольством прокряхтел Анисим. — Атеисты чeртовы... Всё думал, что привиделось ему, болезному, пока Максиму не надоел — шатался ведь всё лето по лесу. Вот ведь, какой настырный оказался, паразит! Ну, хранитель и объяснил, что да как, — леший покосился в Улькину сторону. — Рвется Григорий с тобою свидеться, обещался в будущую Купальскую ночь быть у нас, раз в другое время тебя увидеть не получится. Поблагодарить, видишь ли, не успел… Уж сколько говорено, погибель свою найдет здесь, нет, не уймется дурень… — продолжал ворчать дед.
Улька и бровью не повела. «Вот ведь болван, — с нежностью думала мавка. — Стало быть, не поверил, что я русалка-упырица».
В минуты, когда Ульяна думала о спасенном спелеологе, странное тепло разливалось в её груди — там, где сердце не билось уж больше сотни лет.
К следующей Купальской ночи по ту сторону мавкиного озера Ульки уже не было.
— Опоздал я, значит… Так, дед Анисим? — рыжий Улькин спелеолог сидел рядом с лешим, понуро повесив голову и обхватив её руками.
— Опоздал, не опоздал… Радоваться надобно — покой девка обрела, душа её заблудшая дорогу нашла правильную, — ворчливо отозвался тот. — А свидеться — успеется ещё, коли судьбою вам положено.
— Как узнать, положено ли судьбою?
— Узнать, может, и не узнаешь. И вы уже другими будете. Но такое обязательно почуешь. И то, как поступить следует. Ведь долги-то возвращать нужно.
Июнь 2024
— Юлька! Ну, ты будешь грести или нет?!
Нет, Юльке решительно не нравился этот сплав. Многоводная и местами стремительная Вишера из-за позднего нынче таяния снега, вечером — комары, ночью — в палатке холодно, сыро, туалет под ёлкой! Да ещё и греби тут, как проклятая, не переставая. Мрак и ужас!
А Танька что обещала? Будет очень круто и весело. Юлька ненавидела в этот момент свою любимую подругу, обрекшую её — дитя каменных джунглей — на эти страшные и опасные мученья природой. Ещё и башка болит не переставая — наверняка кислородное отравление...
Вечером, правда, не так уж плохо. Да, то самое обещанное веселье: разговоры у костра, гитара, игры в мафию. Но всё остальное...
— Эй, там, на «Беде»! — прокричал по-гренадёрски широкоплечий парень со спереди идущего катамарана, маша рукой и веслом.
— Тоже мне, «Чёрная каракатица»... — злобно проворчала Юлька.
Танька и весь остальной, сугубо женский, но опытный, экипаж катамарана, обратил всё своё внимание на орущего гребца.
— Осторожнее, к левому берегу прижимайтесь, справа стремнина!
Происходящее дальше Юлька даже не успела осознать. Крики девчонок, бурлящая река; катамаран закрутило, подбросило — удар, испуганный вздох, и холодные злые волны сомкнулись над головой. Последнее, что успела заметить тонущая Юлька — парень с «Чёрной каракатицы», который предупреждал их об опасном участке, ныряет прямо в одежде в реку.
Под водой звуки стихли, будто уши ватой набили; ледяная вода моментально сковала мышцы, выбила воздух из лёгких. От страха Юлька потерялась, заметалась: верх, низ, всё смешалось, а потом темнота… и это всё?..
А потом Юлька увидела голубые глаза, с тревогой смотревшие на неё. Пронзительно-голубые, как весеннее небо… Как новая жизнь?...
И окончательно очнулась, когда начала кашлять водой, до рвоты.
Жутко болели рёбра, от холода трясло так, что зуб на зуб не попадал. Тёплые крепкие руки не оставили в покое: с неё стянули мокрую одежду, растёрли спиртом, одели в сухое, укутали в расстёгнутый спальник.
Теперь только суета вокруг не давала совсем оторваться от реальности: то и дело кто-то раздавал команды, дело спорилось, и уже через полчаса в костре трещали поленья, фурчал кипятком котелок на спиртовке, ребята ставили палатки.
И вот настал разбор полётов. Команда «Чёрной каракатицы» наперебой ругала «Бедовую», девчонки вяло отбивались. И только новый знакомый ясноглазый Гоша, тот самый спасатель, сидя рядом с Юлькой у костра, молчал и устало отхлёбывал из кружки горячий чай с коньяком.
— Вам бы с девчачьих маршрутов начинать, девочки, — язвительно заметил Костя — капитан «Каракатицы». — Усьва вот, хорошая мелкая речка. Подходящая.
Девочки моментально озверели.
— Стремнина подлючая попалась, но и то — выгребли!
— Выгребли, а девку чуть не утопили…
— Да у нас половина — байдарочницы!
— У Катьки КМС по плаванию!..
— Одна Юлька — новичок…
— Почему новичок без жилета, я вас спрашиваю?
Почему-почему? Да потому что Юлька-новичок терпеть не может жилеты, а Танька не смогла заставить…
— Девочки не виноваты, — тихо возразила Юлька. — Это мне только девчачьи маршруты и жилет… И это я Таню не послушала, думала неплохо же плаваю, и зачем?..
Но попытка прекратить препирательства не удалась: перебранка вышла на новый виток развития.
— Не объяснили, значит, что такое вода холодная и пороги…
— Это и так все знают…
— Жилет — это ведь так просто! Элементарная физика. Это я тебе как физик говорю, между прочим, записывай, поделишься мудростью с потомками… — продолжал напирать Костя, выбрав виноватой почему-то Катю. Как капитан капитана, наверное.
Юлька же тихо радовалась, что она в этой ситуации пострадавшая, и ругают её только в общем составе команды. Правильно, пусть лучше сочувствуют. Особенно Гоша.
— Да что ж такое-то, а?..
— Нашли виноватых, и будет…
— Да не в этом дело, выводы, девоньки, выводы…
— А ну цыц! — вдруг заткнул всех Гоша и кивнул в сторону реки.
На берегу рыдала тихонько Танька, сделавшая, судя по всему, выводы, кто именно виноват в Юлькином утоплении. Она, естественно, и никто больше.
Юлька вскочила с места и ринулась к подруге, но её за руку поймал Гоша.
— Сиди давай, грейся. Затопчут ведь, — усадил её рядом с собой он, приобняв за плечи и укутывая в спальник.
Остальных никто не останавливал, и объединённая компания разноголосо и горячо принялась за утешение.
— Таня не виновата, — шмыгнула носом Юлька.
— Не переживай, сейчас ей это и объяснят. Хотя бы в этом они нашли единодушие.
Бурные замирения спорящих сторон и всеобщее умиротворение переросли в обмен любезностями и остроумием. Танечку переместили к костру, окружили заботой, спальником, бутербродами и коньяком, и через мгновенье она уже улыбалась сквозь слёзы, смеялась шуткам и обменивалась знакомствами с командой «Каракатицы», сплошь состоящей из физиков разнообразных калибров.
— Костя, чем докажешь, что ты всамделишный физик? — напала на самого главного критика «бедовой» команды Катя. — Ну чтоб я с потомками делилась конспектами и не краснела.
— Да легко. Могу описать произошедшее с точки зрения физики.
— Давай!
Костя обвёл слушателей долгим многозначительным взглядом, усмехнулся себе в бороду, убедившись, что публика прогрета для любого рода повествования. Все терпеливо выжидали паузу, только Катя нервно дрыгнула ногой, но стоически молчала.
— Итак, представьте себе катамаран, мирно скользящий по реке, — мистическим тоном начал Костя. — Назовём его система отсчёта «К». В системе «К» всё спокойно, чай в термосе не проливается, пассажиры наслаждаются пейзажами. Внезапно, «К» входит в область действия мощного гравитационного поля, создаваемого коварной стремниной — новой системой отсчета «С».
— Ого, звучит, как триллер! — не выдержала Катя.
— Ты пишешь?
— Неистово строчу.
— Так вот. Согласно теории относительности Эйнштейна, время в системе «С» течёт медленнее, чем в «К»! Для высокообразованных наблюдателей, движущихся спереди, всё происходит стремительно (ха-ха!), а для несчастной пассажирки катамарана (без жилета!) время растягивается, каждая секунда превращается в вечность.
— Юлька, подтверждаешь? — повернулась Катя к пассажирке.
Юлька закатила глаза.
— Подтверждает, — благосклонно кивнул за неё Гоша.
— Что происходит дальше? — Катя снова обратила свой любопытный взор на Костю.
— А дальше стремнина, подобно чёрной дыре, искривляет пространство-время вокруг себя. Траектория движения катамарана, ранее прямая и предсказуемая, начинает искривляться, он беспорядочно вращается, стремясь к сингулярности — точке наибольшей скорости потока.
— Боже, как захватывающе! Тебе бы книжки писать!
— Нет, это ты пиши, а не перебивай. И тут, вступает в действие центробежная сила! Помните, как вас прижимало к стенке карусели? Вот и нашу пассажирку «выбрасывает» из системы «К» по касательной, прямо в объятия бурлящей воды, — Костя патетично взмахнул руками и торжественно замолчал.
— Ну, дальше рассказывай!
— Но не стоит отчаиваться! — внял гласу народа, в лице Катьки, рассказчик. — На помощь утопающей прекрасной деве, затерявшейся в пучине системы «С», спешит не менее прекрасный спасатель, подобно отважному космонавту, прокладывающему курс сквозь искривленное пространство-время. Он использует свою силу и смекалку, чтобы преодолеть мощное течение, вырвать несчастную из «лап» гравитационного поля стремнины и вернуть её в комфортную и безопасную систему отсчёта «К»...
— Они теперь всю оставшуюся жизнь будут вспоминать моё позорное утопление? — с тоской спросила Юлька Гошу, уютно расположившись в его тёплых объятиях.
И Улька решилась: протащит его подземной рекой. Да, не утянуть части его и без того малого запаса сил не получится... Но терять-то уже нечего, он и без посторонней помощи скоро богу душу отдаст.
***
Из озера Григория помог вытащить Анисим, который ворчал, что советовал Ульке порезвиться, а не дохлых туристов с собою таскать.
— Дед Анисим, набери в мёртвом источнике воды! — едва отдышавшись, взмолилась Улька и сунула в руки лешего одну из склянок, прихваченных из дорожной сумки спелеолога.
— А ты куды? Уж не задумала ли... — начал дед, тихо охнул и ухватил мавку за руку, — ох, не дури, Улька! Развеет ж хранитель...
— Ну и пусть. Не дорожу я нынешним своим бытием.
И мавка побежала в сторону Запределья, только пятки засверкали.
Запыхалась, упала на кочку возле ручья. Уж и забыла, как это — бегать. Думать о ком-то, кроме себя. Желать чего-то. Рискнуть. Спасти.
Мысли эти пролетели вихрем в голове, сомнения даже не успели зародиться ядовитым червячком, как Улька вынула из склянки пробку и склонилась над журчащим потоком живой влаги, благоговейно затаив дыханье.
— Улька, ты... офонарела? — Максим с вытаращенными глазами стоял возле старого кривого дуба, где брал начало источник жизни.
— Я не себе, правда... — виновато забормотала мавка.
— Не ожидал я от тебя, Ульяна, — покачал головой оборотень, нахмурившись.
— Там парень умирает, я ему хотела помочь! Времени мало. Отпусти на полчасика — потом накажешь, приму любую кару. Или набери сам: твоё ведь дело — людей-то беречь. А я даже касаться не буду. И со мной пойдём, — взволнованно зачастила Улька, сжимая в руке позаимствованную у рыжего склянку.
— Ладно, давай сюда посуду. Но учти, в следующий раз даже разбираться не стану — развею.
На поляне лежал распростёртый спелеолог, на вид — мертвее некуда: бледная кожа, синие губы. Однако страшной раны на бедре уж не было — Анисим уже «починил» мёртвой водой ногу Григория.
— Припозднились вы, ребятушки, — не поднимая на Ульку глаз, буркнул дед. — Не дышит с самого купания, почил уж, отмучился... Живить-то поздно, Ульянушка, умертвием только сделается…
Улька всхлипнула и присела возле Григория, погладила того по щеке, улыбнулась сквозь слёзы.
— Так, — Максим аккуратно пододвинул мавку от покойника, пощупал пульс, и повернулся к ней. — Через ледник его протащила? Сколько по времени прошло?
— Через ледник, — кивнула Улька. — Четверть часа минула с того, не больше.
— Тогда стоит попытаться, что ж, мы зря источник потревожили?
— Подумай, хорошо, Максимушка. Умертвие нам изничтожать дело сурьёзное, — попытался воззвать к рассудку дед, — да и начальство твоё и на нас осерчает, худая затея-то.
— Да не сделается он умертвием, — отмахнулся хранитель, — низкие температуры замедляют физиологические процессы, и времени прошло мало — реанимация при таких условиях допускается дольше по времени. Должно сработать, — он откупорил склянку и влил в приоткрытый рот Григория жидкость.
Как только первые сверкающие искорками капли живительной влаги коснулись губ рыжего спелеолога, кожа его порозовела, ресницы дрогнули и парень сделал глубокий вдох — будто родился. Заново.
Улька, которая уж не надеялась на благоприятный исход, прижав руки к щекам, от радости засмеялась и заплакала одновременно.
— Получилось, Ульяна, у тебя всё получилось, — похвалил мавку оборотень и погладил её по плечу. — Дышит, видишь — значит, не умертвие!
***
Было холодно и мокро. Одежда противно облепила тело, в носу свербело, а нога… Нога больше не ныла. Немного чувствовалось онемение, не более. Странно всё это…
Григорий окончательно пришёл в себя и сел. Ощупал ногу, где прежде сквозь дыру в штанине торчал осколок бедренной кости, а брючина была насквозь пропитана кровью. А теперь… кость на месте, целёхонько… Неужели всё привиделось? И русалка-упырица Ульяна? Но последние смутные моменты, застрявшие в памяти, не давали покоя: ощущение холодных пальцев на щеке, нежное девичье лицо, обеспокоенный взгляд колдовских зелёных глаз, нежный успокаивающий шёпот, обещающий, что всё будет хорошо, надо только потерпеть… Целомудренный поцелуй в висок… невероятная лёгкость во всём теле и эйфория; затем ледяная бездна, выбившая весь воздух из лёгких, вода, вода, вода, нечем дышать… и пустота.
Когда парень тряхнул головой, прогоняя морок странных невозможных воспоминаний, и, наконец, огляделся, то замер в оцепенении от представшей перед его глазами картины. Холодный свет полной Луны мягко серебрил верхушки деревьев, широкими мазками рисовал сияющую ртутью дорогу на водной глади заросшего рогозом и камышом лесного озера; казалось, что и свежий ночной воздух искрился, а кваканье лягушек и комариный звон нисколько не нарушали здешнего очарования.
— Не стоит верить зримому волшебству Купальской ночи, оно обманчиво, — раздался над головой знакомый девичий голос, заставив Григория вздрогнуть.
Он вскочил, пошатнулся, но быстро нашёл равновесие. Перед ним стояла та самая Ульяна. По всему видать, спасительница…
Парень поймал плохо слушавшейся рукой девушку за локоть, будто боялся, что та исчезнет, как его перелом.
— Ульяна, ты… Где я? Я умер?
Мавка только слабо улыбнулась:
— Мы — по ту сторону мавкиного озера. Ты жив сейчас, хотя и был одной ногою на дороге теней. И как сил наберёшься, восвояси ступай. Не место здесь живым. Обойдешь поверху, дед Анисим покажет. Да полыни не забудь — нежить её не любит. Прощай, — шепнула Ульяна, решительно освободилась от рук спелеолога и, не оборачиваясь, ушла. Дед чем-то шуршал в кустах поблизости.
Григорий ещё некоторое время задумчиво смотрел девушке вслед, пока Анисим не окликнул его.
— Вот, полыни принёс тебе: по карманам рассуёшь. Ступай стeжкой торной, что под ногами у тебя. А место это забудь, — наставлял парня дед, подталкивая того перед собой.
Тропка вывела прямиком к полю, откуда виднелись дома и огороды села, где спелеолог оставил вещи в сельсовете.
— Анисим, я… — оглянулся парень к деду, но того и след простыл.
***
— А он ведь приходил снова, этот твой Григорий, — с нарочитым недовольством прокряхтел Анисим. — Атеисты чeртовы... Всё думал, что привиделось ему, болезному, пока Максиму не надоел — шатался ведь всё лето по лесу. Вот ведь, какой настырный оказался, паразит! Ну, хранитель и объяснил, что да как, — леший покосился в Улькину сторону. — Рвется Григорий с тобою свидеться, обещался в будущую Купальскую ночь быть у нас, раз в другое время тебя увидеть не получится. Поблагодарить, видишь ли, не успел… Уж сколько говорено, погибель свою найдет здесь, нет, не уймется дурень… — продолжал ворчать дед.
Улька и бровью не повела. «Вот ведь болван, — с нежностью думала мавка. — Стало быть, не поверил, что я русалка-упырица».
В минуты, когда Ульяна думала о спасенном спелеологе, странное тепло разливалось в её груди — там, где сердце не билось уж больше сотни лет.
К следующей Купальской ночи по ту сторону мавкиного озера Ульки уже не было.
***
— Опоздал я, значит… Так, дед Анисим? — рыжий Улькин спелеолог сидел рядом с лешим, понуро повесив голову и обхватив её руками.
— Опоздал, не опоздал… Радоваться надобно — покой девка обрела, душа её заблудшая дорогу нашла правильную, — ворчливо отозвался тот. — А свидеться — успеется ещё, коли судьбою вам положено.
— Как узнать, положено ли судьбою?
— Узнать, может, и не узнаешь. И вы уже другими будете. Но такое обязательно почуешь. И то, как поступить следует. Ведь долги-то возвращать нужно.
Прода от 02.08.2024, 16:16
Июнь 2024
— Юлька! Ну, ты будешь грести или нет?!
Нет, Юльке решительно не нравился этот сплав. Многоводная и местами стремительная Вишера из-за позднего нынче таяния снега, вечером — комары, ночью — в палатке холодно, сыро, туалет под ёлкой! Да ещё и греби тут, как проклятая, не переставая. Мрак и ужас!
А Танька что обещала? Будет очень круто и весело. Юлька ненавидела в этот момент свою любимую подругу, обрекшую её — дитя каменных джунглей — на эти страшные и опасные мученья природой. Ещё и башка болит не переставая — наверняка кислородное отравление...
Вечером, правда, не так уж плохо. Да, то самое обещанное веселье: разговоры у костра, гитара, игры в мафию. Но всё остальное...
— Эй, там, на «Беде»! — прокричал по-гренадёрски широкоплечий парень со спереди идущего катамарана, маша рукой и веслом.
— Тоже мне, «Чёрная каракатица»... — злобно проворчала Юлька.
Танька и весь остальной, сугубо женский, но опытный, экипаж катамарана, обратил всё своё внимание на орущего гребца.
— Осторожнее, к левому берегу прижимайтесь, справа стремнина!
Происходящее дальше Юлька даже не успела осознать. Крики девчонок, бурлящая река; катамаран закрутило, подбросило — удар, испуганный вздох, и холодные злые волны сомкнулись над головой. Последнее, что успела заметить тонущая Юлька — парень с «Чёрной каракатицы», который предупреждал их об опасном участке, ныряет прямо в одежде в реку.
Под водой звуки стихли, будто уши ватой набили; ледяная вода моментально сковала мышцы, выбила воздух из лёгких. От страха Юлька потерялась, заметалась: верх, низ, всё смешалось, а потом темнота… и это всё?..
А потом Юлька увидела голубые глаза, с тревогой смотревшие на неё. Пронзительно-голубые, как весеннее небо… Как новая жизнь?...
И окончательно очнулась, когда начала кашлять водой, до рвоты.
Жутко болели рёбра, от холода трясло так, что зуб на зуб не попадал. Тёплые крепкие руки не оставили в покое: с неё стянули мокрую одежду, растёрли спиртом, одели в сухое, укутали в расстёгнутый спальник.
Теперь только суета вокруг не давала совсем оторваться от реальности: то и дело кто-то раздавал команды, дело спорилось, и уже через полчаса в костре трещали поленья, фурчал кипятком котелок на спиртовке, ребята ставили палатки.
И вот настал разбор полётов. Команда «Чёрной каракатицы» наперебой ругала «Бедовую», девчонки вяло отбивались. И только новый знакомый ясноглазый Гоша, тот самый спасатель, сидя рядом с Юлькой у костра, молчал и устало отхлёбывал из кружки горячий чай с коньяком.
— Вам бы с девчачьих маршрутов начинать, девочки, — язвительно заметил Костя — капитан «Каракатицы». — Усьва вот, хорошая мелкая речка. Подходящая.
Девочки моментально озверели.
— Стремнина подлючая попалась, но и то — выгребли!
— Выгребли, а девку чуть не утопили…
— Да у нас половина — байдарочницы!
— У Катьки КМС по плаванию!..
— Одна Юлька — новичок…
— Почему новичок без жилета, я вас спрашиваю?
Почему-почему? Да потому что Юлька-новичок терпеть не может жилеты, а Танька не смогла заставить…
— Девочки не виноваты, — тихо возразила Юлька. — Это мне только девчачьи маршруты и жилет… И это я Таню не послушала, думала неплохо же плаваю, и зачем?..
Но попытка прекратить препирательства не удалась: перебранка вышла на новый виток развития.
— Не объяснили, значит, что такое вода холодная и пороги…
— Это и так все знают…
— Жилет — это ведь так просто! Элементарная физика. Это я тебе как физик говорю, между прочим, записывай, поделишься мудростью с потомками… — продолжал напирать Костя, выбрав виноватой почему-то Катю. Как капитан капитана, наверное.
Юлька же тихо радовалась, что она в этой ситуации пострадавшая, и ругают её только в общем составе команды. Правильно, пусть лучше сочувствуют. Особенно Гоша.
— Да что ж такое-то, а?..
— Нашли виноватых, и будет…
— Да не в этом дело, выводы, девоньки, выводы…
— А ну цыц! — вдруг заткнул всех Гоша и кивнул в сторону реки.
На берегу рыдала тихонько Танька, сделавшая, судя по всему, выводы, кто именно виноват в Юлькином утоплении. Она, естественно, и никто больше.
Юлька вскочила с места и ринулась к подруге, но её за руку поймал Гоша.
— Сиди давай, грейся. Затопчут ведь, — усадил её рядом с собой он, приобняв за плечи и укутывая в спальник.
Остальных никто не останавливал, и объединённая компания разноголосо и горячо принялась за утешение.
— Таня не виновата, — шмыгнула носом Юлька.
— Не переживай, сейчас ей это и объяснят. Хотя бы в этом они нашли единодушие.
Бурные замирения спорящих сторон и всеобщее умиротворение переросли в обмен любезностями и остроумием. Танечку переместили к костру, окружили заботой, спальником, бутербродами и коньяком, и через мгновенье она уже улыбалась сквозь слёзы, смеялась шуткам и обменивалась знакомствами с командой «Каракатицы», сплошь состоящей из физиков разнообразных калибров.
— Костя, чем докажешь, что ты всамделишный физик? — напала на самого главного критика «бедовой» команды Катя. — Ну чтоб я с потомками делилась конспектами и не краснела.
— Да легко. Могу описать произошедшее с точки зрения физики.
— Давай!
Костя обвёл слушателей долгим многозначительным взглядом, усмехнулся себе в бороду, убедившись, что публика прогрета для любого рода повествования. Все терпеливо выжидали паузу, только Катя нервно дрыгнула ногой, но стоически молчала.
— Итак, представьте себе катамаран, мирно скользящий по реке, — мистическим тоном начал Костя. — Назовём его система отсчёта «К». В системе «К» всё спокойно, чай в термосе не проливается, пассажиры наслаждаются пейзажами. Внезапно, «К» входит в область действия мощного гравитационного поля, создаваемого коварной стремниной — новой системой отсчета «С».
— Ого, звучит, как триллер! — не выдержала Катя.
— Ты пишешь?
— Неистово строчу.
— Так вот. Согласно теории относительности Эйнштейна, время в системе «С» течёт медленнее, чем в «К»! Для высокообразованных наблюдателей, движущихся спереди, всё происходит стремительно (ха-ха!), а для несчастной пассажирки катамарана (без жилета!) время растягивается, каждая секунда превращается в вечность.
— Юлька, подтверждаешь? — повернулась Катя к пассажирке.
Юлька закатила глаза.
— Подтверждает, — благосклонно кивнул за неё Гоша.
— Что происходит дальше? — Катя снова обратила свой любопытный взор на Костю.
— А дальше стремнина, подобно чёрной дыре, искривляет пространство-время вокруг себя. Траектория движения катамарана, ранее прямая и предсказуемая, начинает искривляться, он беспорядочно вращается, стремясь к сингулярности — точке наибольшей скорости потока.
— Боже, как захватывающе! Тебе бы книжки писать!
— Нет, это ты пиши, а не перебивай. И тут, вступает в действие центробежная сила! Помните, как вас прижимало к стенке карусели? Вот и нашу пассажирку «выбрасывает» из системы «К» по касательной, прямо в объятия бурлящей воды, — Костя патетично взмахнул руками и торжественно замолчал.
— Ну, дальше рассказывай!
— Но не стоит отчаиваться! — внял гласу народа, в лице Катьки, рассказчик. — На помощь утопающей прекрасной деве, затерявшейся в пучине системы «С», спешит не менее прекрасный спасатель, подобно отважному космонавту, прокладывающему курс сквозь искривленное пространство-время. Он использует свою силу и смекалку, чтобы преодолеть мощное течение, вырвать несчастную из «лап» гравитационного поля стремнины и вернуть её в комфортную и безопасную систему отсчёта «К»...
— Они теперь всю оставшуюся жизнь будут вспоминать моё позорное утопление? — с тоской спросила Юлька Гошу, уютно расположившись в его тёплых объятиях.
