Ну и еще всякого-разного по мелочи, включая твои собственные оговорки. А я ведь уже собралась знакомить тебя со своей семьей, и тут вдруг понимаю, что на самом деле ничего толком о тебе не знаю.
— Умная, — произнес Мика со странной смесью нежности, гордости и удивления, потом оглядел утилитарную обстановку своего кабинета, и, поднявшись, предложил: — Давай пойдем в какое-нибудь более приятное место, такой разговор я здесь не потяну.
Я тут же пожалела, что подняла неприятную для него тему. Но отступать было поздно — даже если я откажусь от разговора, настроение у человека все равно останется испорченным, да к тому же останется висеть над душой недосказанное.
В утешение, я подлезла ему под руку, еще и хвостом обнять попыталась. Хвост не слушался. Вот же бесполезная часть анатомии! Нет, точно выкрою время и займусь его воспитанием! Мика сам поймал пушистый кончик и сам пристроил его себе на талию. Хорошо!
Так, в обнимку, не расставаясь даже в кабинке монорельса и разгоняя тишину всякими глупостями, мы добрались до любимого Микиного ресторанчика «Зеленые воды Ишмы». На этот раз по правую сторону от входа разлился пруд, своими размерами походивший на небольшое озерцо, на котором находились несколько плавучих столиков. Опять хозяин перепланировку ландшафта заказал и страшно себе представить, в какую копеечку это ему обошлось.
Заказав карасей в сметане, мы устроились за одним из пустующих столиков. Мика уставился на воду, я — на него. Не стоит торопить, пусть с мыслями соберется.
— Даже не знаю с чего начать. — Завязка была вполне ожидаемой.
— Начни с себя, — подсказала я.
— Хорошо, если с себя, то вот это, — он пару раз стукнул себя кулаком по груди, очевидно имея в виду собственное тело, — один из самых удачных вариантов военно-бойцовой геноформы подкласса резидент.
— Стоп-стоп, — запротестовала я. — Как это может быть, если это незаконно. Нельзя выбирать за не рожденного еще ребенка его будущую профессию.
— Не совсем так, — мягко поправил меня Мика. — Нельзя суживать физические возможности индивида выбором одного единственного направления развития. Но вот заказать такие изменения в геноформе потомства, чтобы получить дополнительные преимущества в какой-то сфере деятельности, вполне допустимо. Сама посуди, феи с их крылышками, нэки и бани с их хвостами и ушками будут иметь определенные преимущества в сферах обслуживания и шоубизнеса перед теми, кто не имеет дополнительных причиндалов.
Резко взмахнув хвостом, который этот гад обозвал «причиндалом», я отправила в полет по гладкой поверхности стола стоявшую там солонку. Нечаянно отправила, хотела просто отмахнуться. А чего он дразнится? Но солонка была ловко подхвачена у самого края стола, и хорошо, а то как раз принесли наш заказ. Было бы очень неловко, не успей Мика это сделать. Нэка расшалившаяся.
Перед нами опустились несколько небольших тарелочек с зеленью и хлебцами и большое овальное блюдо с картинно уложенными рыбками, наполовину утопленными в белом соусе. Неужели настоящие?! Когда я заказывала это блюдо в автоматической станционной столовой, мне подали просто кусочки псевдорыбьего мяса в таком же соусе.
Занятая разглядыванием блюда, я упустила момент, когда, оттолкнувшись от пристани, наш столик начал медленно и степенно дрейфовать по озерцу. Эх, еще бы легкий ветерок и облачка, бегущие по небу…
— Ты закончил на том, что назвал собственную геноформу, — напомнила я, вгрызаясь в скрутку из перьев зеленого лука, кинзы, петрушки и укропа. По крайней мере эта штука у меня не вызывает сомнений.
— Не назвал. Официального названия у нее нет, потому как существует пока в единственном экземпляре. — Мика переложил на свою тарелку одну рыбку и ловким движением отделим мясо от костей. — А чем она отличается… Про тепловое зрение ты уже слышала, но это мелочи.
— Полезные мелочи, — заметила я и тоже принялась за рыбу.
Мясо соскользнуло с костей, стоило только к нему прикоснуться вилкой. Я присмотрелась повнимательней, так и есть: голова, хвост, плавники и «кости» выполнены из органопластика путем нехитрой штамповки. Однако в креативности мышления здешнему повару не откажешь. И вот же какая забавная вещь: наши предки всеми силами старались избавиться от всяких там костей, жил и всего такого прочего в пище, а мы их сейчас искусственно наращиваем ради создания подобия натуральности.
— Полезные, — согласился Мика, — но далеко не главные. Самые большие изменения были внесены в обмен веществ.
— Ты что, как и Кеми, можешь жрать всякую гадость? — снова встряла я, вспомнив ее ужин с арктоимянами, и содрогнулась. Намеренно встряла, между прочим. Не давая как следует сосредоточиться на рассказе, я заодно не позволяла ему погрузиться в переживания. А то, что для моего зайчика эта тема чем-то неприятна, я уже усвоила.
— Могу, но не в этом суть. Я способен так замедлить ход своего метаболизма, что могу длительное время проводить в неподвижности и практически не питаться. Как удав, которому достаточно раз в полгода проглотить поросенка. Заодно температура тела уравнивается с температурой окружающей среды и, как ни странно, улучшается регенерация. Физической силы мне мастера-генетики не добавили, зато значительно увеличили выносливость.
— Идеальный диверсант, — подвела я промежуточный итог. — И к тому же выглядящий так безобидно!
— И это тоже учитывали. — Мика согласно склонил голову набок.
— Ну и что дальше? До сих пор я не услышала ничего такого, по поводу чего стоило бы сокрушаться.
— Так оно и было бы, если бы меня создали просто так, без далеко идущих планов. Видишь ли, оба мои отца не просто кадровые военные, но еще и потомственные. К тому же слегка повернутые на идее безопасности Земли в случае инопланетного нашествия.
— Военные? А разве у нас до сих пор есть армия? — Я так удивилась, что даже перестала уплетать поразительно вкусное белое псевдорыбье мясо.
Полиция нужна, чтобы поддерживать порядок. Разнообразные СБ занимаются тем же, но на конкретных особо важных объектах. А армия-то нам зачем? С кем воевать?
— Есть. Небольшая и очень мобильная. Среди населения эта информация особо не распространяется, но бывают случаи, когда на нашей планете незаконно высаживаются инопланетники для обстряпывания всяких нехороших делишек. Если это обычные космические кочевники, не слишком хорошо знакомые с нормами международного права, которым только и нужно, что набрать чистой пресной/соленой воды из ближайшего водоема или чего-то в этом роде, то их, как правило, отпускают с миром. С браконьерами, сгребающими всю подвернувшуюся биомассу, включая корни столетних дубов и плодородный слой почвы, особо не церемонятся. Захватывают транспорт и всех, кто в нем находился, возвращают на родину, слупив предварительно нехилую компенсацию. Очень редко, но попадаются те, кто пытается использовать нашу территорию как плацдарм для биосферно-генетических опытов. Ну и бывают еще всякие другие частные случаи.
— О! Помню! В прессе лет пять назад проскальзывало, что у нас где-то в северных широтах пытался спрятаться от собственного правосудия беглый инопланетник, замаскировавшийся под человека. Ну и чем тебе не нравится такая профессия? По-моему, интересно.
— Знаешь, я чуть психоз себе не заработал, когда в обычной общественной школе нам представляли человечество как одну из рас, полноправно входящих в галактическое сообщество, и в то же время в детских военно-спортивных лагерях нас (а я был далеко не единственный такой) целенаправленно натаскивали на то, чтобы в любом инопланетнике видеть источник угрозы. Вокруг царят мир и процветание, мы, между прочим, живем в одну из самых благополучных эпох. А дома ведутся разговоры об угрозе космической экспансии. С примерами и детальным разбором наступательного потенциала вероятного противника. Вот такой вот диссонанс прилично давил мне на психику. Ну и просто не хотелось в каждом встречном-поперечном видеть врага.
— А с родителями поговорить ты не пробовал?
— Бесполезно было. Они этим жили и не хотели понимать, что можно воспринимать мир по-другому. Они, по-моему, вообще не слишком представляли, как нужно обращаться с детьми, а меня завели как некое материальное воплощение идеи.
— Как так?
— А вот так. Многие родители в своих детях видят свое продолжение и воплощение своего несбывшегося. Так вот мои отцы сделали следующий шаг в этом направлении. Мужская дружба, военное братство и все такое прочее. Попробовали искать себе пары среди леди-военных, но что-то там не срослось. А гражданские оказались не в теме и просто не встроились бы в их идеальный миропорядок. И почему бы, раз уж они такие хорошие друзья и почти братья, не завести общего потомка, который, конечно же, станет их идеальным продолжением?
— Так они у тебя не?..
— Не-не. До сих пор вместе по бабам ходят. Но это к делу не относится, а относится то, что они меня так задолбали своей космофобией, что я всерьез подумывал завалить экзамен на гражданина Земли, чтобы меня на фиг депортировали из этого дурдома. Геран Гржевский нарисовался в моей жизни очень вовремя. Он и подсказал, как можно без потерь вывернуться из этой ситуации: и с отцами не поссорившись (я их все-таки люблю), и психику сохранив в целостности. Здесь, на станции, в качестве врача, я как бы присматриваю за ситуацией с инопланетниками, и в то же время имею возможность строить свою жизнь, как сам пожелаю.
— Подожди-ка. — Что-то я заслушалась и перестала воспринимать его рассказ критически. — Почему врач? Тебя же совсем для другого готовили.
— А вот здесь начинается часть рассказа, которая может быть неприятной для тебя лично. Дело в том, что у меня не один-два импланта, как это обычно бывает, у меня ими весь свод черепа прошит.
Я недоуменно уставилась на него. И что в этой информации может быть такого травмирующего для меня лично? То, что некоторые люди богаче других и имеют больше возможностей? Тоже мне новость!
— Необычно, конечно, — решила я озвучить свои сомнения вслух. — Но что тут такого?
— А как ведет себя твой собственный имплант после отключения? Это я тебя как врач спрашиваю, а то ты что-то молчишь по этому поводу.
— Да нормально все. Работает. Только возобновил работу он не одномоментно, а постепенно, так, что я не всегда уверенно определяла, где моя собственная биологическая память, а где техническая надстройка. А потом просто забыла сказать.
— Да? Ну, тогда все в порядке. Так вот, моя начальная подготовка как военспеца включала не только банальную боевку, но и многое другое. В частности, я еще и неплохо в технике разбираюсь. Но самым полезным в этом контексте оказался тот массив медико-биологической информации, который в меня загрузили.
— Так, — подозрительно сощурилась я, вспомнив, сколько всего мне пришлось перечитать-пересмотреть-заучить, прежде чем закончилась моя встроенная память. А у него их множество. Импланты, между прочим, довольно емкие. — Так сколько же тебе лет на самом деле?
— Тридцать два, как и записано в моей анкете. Я же сказал: «Загрузили». У нас была совершенно другая система подготовки. Все импланты выстраивались в определенную архитектуру, в ходе особых тренировок переходили из потенциальных в актуальные, а информация, записанная на них, становилась доступной по мере возникновения осознанной необходимости. Я этот тренинг до конца не прошел, поэтому мне знания по профессии приходится выдуривать у собственной памяти.
Я присвистнула. Вот, значит, чем он занимается, когда медитативно плюет в потолок.
— А просто книжку почитать?
— Это знания. А умения и навыки? А между тем они у меня есть. Записаны на имплантах — только выковырнуть их оттуда нужно.
— Дела-а, — протянула я, не зная, что еще можно сказать.
Однако достался мне уникальный экземпляр. Лентяй и параноик, но притом четко отслеживающий границы собственных интересов. Много чего может, но применяет свои способности строго по необходимости. Достаточно авантюрный, чтобы с ним не было скучно, но в то же время не имеет ни малейшего желания посвящать жизнь «служению людям». Что тут можно сказать? Идеальный Мужчина!
Наш столик, попав в струю искусственного течения, резко развернулся и поплыл в сторону компании, шумно и весело отмечавшей чей-то день рожденья. По крайней мере, за это говорил большущий кремовый торт с трудноопределимым количеством свечей.
— О, Тай! — воскликнула знакомая официантка из моего любимого кафе-бара, когда платформы, на которых стояли наши столики достаточно сблизились. Сблизились, защитные поля оттолкнули их друг от друга, и мы снова начали расходиться. — Тебя уже нашли?
— А что, меня теряли?
— Так ты не видела? По открытому каналу в сети то и дело передается сообщение, что тебя хочет видеть какой-то капитан Гржевский.
Мы с Микой переглянулись и синхронно уставились на свои напульсники. Ни по тому, ни по другому информация о срочных вызовах не проходила. О несрочных тоже. Хотя да, может, капитан еще не в курсе, что меня посадили на очень короткий поводок? Тогда почему не позвонил по обычному телефону?
Я щелкнула пальцами по клипсе — тишина. Попробовала сама кого-нибудь вызвать — безрезультатно.
— Сломалась?
— Похоже на то.
— С напульсника ему позвони.
— Как?
Парень двумя нажатиями кнопки вызвал меню голосового поиска абонента. Удобно. Может, зря я столько лет отказывалась от идеи обзавестись коммуникатором с расширенными возможностями? Как бы зачем он мне нужен, если выход в сеть есть чуть ли не на каждом углу?
После взаимных приветствий я выслушала все, что капитан Гржевский нашел мне сказать, и надолго потеряла дар речи.
— Ну что там? — поторопил меня Мика, которому ничего не было слышно.
— Они там что, офигели в конец! — начала я довольно громко и экспрессивно, потом продолжила, угрожающе понизив голос: — Назначить меня в сопровождающие солеранской комиссии?!
— И чего ты так разволновалась? — не понял Мика. — То же мне, трагедия.
Он слегка побарабанил пальцами по столешнице — на ней всплыла интерактивная панель оплаты счета. Наша платформа плавно заскользила в сторону пристани.
Правильно. Питаться мы уже закончили, а настроение наслаждаться видами искусственного ландшафта по понятным причинам пропало. Причем не только у меня. Мика тоже выглядел раздосадованным, хотя и пытался меня утешать.
— Ты не понимаешь. Я не специалист! То, что я неплохо общаюсь с одним представителем этой расы и мельком знакома с еще парочкой, еще не говорит, что я великий знаток солеранской культуры. А ведь это мало того что официальное мероприятие, так еще и с потенциально далеко идущими последствиями. К тому же куда я могу их сопроводить? Я кроме жилого сектора и мест, где мне приходилось бывать по работе, ничего тут не знаю. В технической части — ноль. — Я начала уже нервно частить. — Ну, разве что увеселительные заведения чаши! Вот уж экскурсовод из меня получится!
— Зато у тебя неплохо получается находить с ними общий язык.
— Тоже мне достижение! Кто угодно сможет.
— Поверь мне, не кто угодно. Я бы, например, не взялся.
— Да ну брось, что бы там не вбивали в тебя в детстве, это было давно и уже неправда.
— Знаешь, что такое «коленный рефлекс»?
Я порылась в воспоминаниях детства. Вроде была какая-то такая примитивная диагностическая процедура. Примитивная, но, по-видимому, действенная. Иначе ее бы до сих пор не применяли.
— Умная, — произнес Мика со странной смесью нежности, гордости и удивления, потом оглядел утилитарную обстановку своего кабинета, и, поднявшись, предложил: — Давай пойдем в какое-нибудь более приятное место, такой разговор я здесь не потяну.
Я тут же пожалела, что подняла неприятную для него тему. Но отступать было поздно — даже если я откажусь от разговора, настроение у человека все равно останется испорченным, да к тому же останется висеть над душой недосказанное.
В утешение, я подлезла ему под руку, еще и хвостом обнять попыталась. Хвост не слушался. Вот же бесполезная часть анатомии! Нет, точно выкрою время и займусь его воспитанием! Мика сам поймал пушистый кончик и сам пристроил его себе на талию. Хорошо!
Так, в обнимку, не расставаясь даже в кабинке монорельса и разгоняя тишину всякими глупостями, мы добрались до любимого Микиного ресторанчика «Зеленые воды Ишмы». На этот раз по правую сторону от входа разлился пруд, своими размерами походивший на небольшое озерцо, на котором находились несколько плавучих столиков. Опять хозяин перепланировку ландшафта заказал и страшно себе представить, в какую копеечку это ему обошлось.
Заказав карасей в сметане, мы устроились за одним из пустующих столиков. Мика уставился на воду, я — на него. Не стоит торопить, пусть с мыслями соберется.
— Даже не знаю с чего начать. — Завязка была вполне ожидаемой.
— Начни с себя, — подсказала я.
— Хорошо, если с себя, то вот это, — он пару раз стукнул себя кулаком по груди, очевидно имея в виду собственное тело, — один из самых удачных вариантов военно-бойцовой геноформы подкласса резидент.
— Стоп-стоп, — запротестовала я. — Как это может быть, если это незаконно. Нельзя выбирать за не рожденного еще ребенка его будущую профессию.
— Не совсем так, — мягко поправил меня Мика. — Нельзя суживать физические возможности индивида выбором одного единственного направления развития. Но вот заказать такие изменения в геноформе потомства, чтобы получить дополнительные преимущества в какой-то сфере деятельности, вполне допустимо. Сама посуди, феи с их крылышками, нэки и бани с их хвостами и ушками будут иметь определенные преимущества в сферах обслуживания и шоубизнеса перед теми, кто не имеет дополнительных причиндалов.
Резко взмахнув хвостом, который этот гад обозвал «причиндалом», я отправила в полет по гладкой поверхности стола стоявшую там солонку. Нечаянно отправила, хотела просто отмахнуться. А чего он дразнится? Но солонка была ловко подхвачена у самого края стола, и хорошо, а то как раз принесли наш заказ. Было бы очень неловко, не успей Мика это сделать. Нэка расшалившаяся.
Перед нами опустились несколько небольших тарелочек с зеленью и хлебцами и большое овальное блюдо с картинно уложенными рыбками, наполовину утопленными в белом соусе. Неужели настоящие?! Когда я заказывала это блюдо в автоматической станционной столовой, мне подали просто кусочки псевдорыбьего мяса в таком же соусе.
Занятая разглядыванием блюда, я упустила момент, когда, оттолкнувшись от пристани, наш столик начал медленно и степенно дрейфовать по озерцу. Эх, еще бы легкий ветерок и облачка, бегущие по небу…
— Ты закончил на том, что назвал собственную геноформу, — напомнила я, вгрызаясь в скрутку из перьев зеленого лука, кинзы, петрушки и укропа. По крайней мере эта штука у меня не вызывает сомнений.
— Не назвал. Официального названия у нее нет, потому как существует пока в единственном экземпляре. — Мика переложил на свою тарелку одну рыбку и ловким движением отделим мясо от костей. — А чем она отличается… Про тепловое зрение ты уже слышала, но это мелочи.
— Полезные мелочи, — заметила я и тоже принялась за рыбу.
Мясо соскользнуло с костей, стоило только к нему прикоснуться вилкой. Я присмотрелась повнимательней, так и есть: голова, хвост, плавники и «кости» выполнены из органопластика путем нехитрой штамповки. Однако в креативности мышления здешнему повару не откажешь. И вот же какая забавная вещь: наши предки всеми силами старались избавиться от всяких там костей, жил и всего такого прочего в пище, а мы их сейчас искусственно наращиваем ради создания подобия натуральности.
— Полезные, — согласился Мика, — но далеко не главные. Самые большие изменения были внесены в обмен веществ.
— Ты что, как и Кеми, можешь жрать всякую гадость? — снова встряла я, вспомнив ее ужин с арктоимянами, и содрогнулась. Намеренно встряла, между прочим. Не давая как следует сосредоточиться на рассказе, я заодно не позволяла ему погрузиться в переживания. А то, что для моего зайчика эта тема чем-то неприятна, я уже усвоила.
— Могу, но не в этом суть. Я способен так замедлить ход своего метаболизма, что могу длительное время проводить в неподвижности и практически не питаться. Как удав, которому достаточно раз в полгода проглотить поросенка. Заодно температура тела уравнивается с температурой окружающей среды и, как ни странно, улучшается регенерация. Физической силы мне мастера-генетики не добавили, зато значительно увеличили выносливость.
— Идеальный диверсант, — подвела я промежуточный итог. — И к тому же выглядящий так безобидно!
— И это тоже учитывали. — Мика согласно склонил голову набок.
— Ну и что дальше? До сих пор я не услышала ничего такого, по поводу чего стоило бы сокрушаться.
— Так оно и было бы, если бы меня создали просто так, без далеко идущих планов. Видишь ли, оба мои отца не просто кадровые военные, но еще и потомственные. К тому же слегка повернутые на идее безопасности Земли в случае инопланетного нашествия.
— Военные? А разве у нас до сих пор есть армия? — Я так удивилась, что даже перестала уплетать поразительно вкусное белое псевдорыбье мясо.
Полиция нужна, чтобы поддерживать порядок. Разнообразные СБ занимаются тем же, но на конкретных особо важных объектах. А армия-то нам зачем? С кем воевать?
— Есть. Небольшая и очень мобильная. Среди населения эта информация особо не распространяется, но бывают случаи, когда на нашей планете незаконно высаживаются инопланетники для обстряпывания всяких нехороших делишек. Если это обычные космические кочевники, не слишком хорошо знакомые с нормами международного права, которым только и нужно, что набрать чистой пресной/соленой воды из ближайшего водоема или чего-то в этом роде, то их, как правило, отпускают с миром. С браконьерами, сгребающими всю подвернувшуюся биомассу, включая корни столетних дубов и плодородный слой почвы, особо не церемонятся. Захватывают транспорт и всех, кто в нем находился, возвращают на родину, слупив предварительно нехилую компенсацию. Очень редко, но попадаются те, кто пытается использовать нашу территорию как плацдарм для биосферно-генетических опытов. Ну и бывают еще всякие другие частные случаи.
— О! Помню! В прессе лет пять назад проскальзывало, что у нас где-то в северных широтах пытался спрятаться от собственного правосудия беглый инопланетник, замаскировавшийся под человека. Ну и чем тебе не нравится такая профессия? По-моему, интересно.
— Знаешь, я чуть психоз себе не заработал, когда в обычной общественной школе нам представляли человечество как одну из рас, полноправно входящих в галактическое сообщество, и в то же время в детских военно-спортивных лагерях нас (а я был далеко не единственный такой) целенаправленно натаскивали на то, чтобы в любом инопланетнике видеть источник угрозы. Вокруг царят мир и процветание, мы, между прочим, живем в одну из самых благополучных эпох. А дома ведутся разговоры об угрозе космической экспансии. С примерами и детальным разбором наступательного потенциала вероятного противника. Вот такой вот диссонанс прилично давил мне на психику. Ну и просто не хотелось в каждом встречном-поперечном видеть врага.
— А с родителями поговорить ты не пробовал?
— Бесполезно было. Они этим жили и не хотели понимать, что можно воспринимать мир по-другому. Они, по-моему, вообще не слишком представляли, как нужно обращаться с детьми, а меня завели как некое материальное воплощение идеи.
— Как так?
— А вот так. Многие родители в своих детях видят свое продолжение и воплощение своего несбывшегося. Так вот мои отцы сделали следующий шаг в этом направлении. Мужская дружба, военное братство и все такое прочее. Попробовали искать себе пары среди леди-военных, но что-то там не срослось. А гражданские оказались не в теме и просто не встроились бы в их идеальный миропорядок. И почему бы, раз уж они такие хорошие друзья и почти братья, не завести общего потомка, который, конечно же, станет их идеальным продолжением?
— Так они у тебя не?..
— Не-не. До сих пор вместе по бабам ходят. Но это к делу не относится, а относится то, что они меня так задолбали своей космофобией, что я всерьез подумывал завалить экзамен на гражданина Земли, чтобы меня на фиг депортировали из этого дурдома. Геран Гржевский нарисовался в моей жизни очень вовремя. Он и подсказал, как можно без потерь вывернуться из этой ситуации: и с отцами не поссорившись (я их все-таки люблю), и психику сохранив в целостности. Здесь, на станции, в качестве врача, я как бы присматриваю за ситуацией с инопланетниками, и в то же время имею возможность строить свою жизнь, как сам пожелаю.
— Подожди-ка. — Что-то я заслушалась и перестала воспринимать его рассказ критически. — Почему врач? Тебя же совсем для другого готовили.
— А вот здесь начинается часть рассказа, которая может быть неприятной для тебя лично. Дело в том, что у меня не один-два импланта, как это обычно бывает, у меня ими весь свод черепа прошит.
Я недоуменно уставилась на него. И что в этой информации может быть такого травмирующего для меня лично? То, что некоторые люди богаче других и имеют больше возможностей? Тоже мне новость!
— Необычно, конечно, — решила я озвучить свои сомнения вслух. — Но что тут такого?
— А как ведет себя твой собственный имплант после отключения? Это я тебя как врач спрашиваю, а то ты что-то молчишь по этому поводу.
— Да нормально все. Работает. Только возобновил работу он не одномоментно, а постепенно, так, что я не всегда уверенно определяла, где моя собственная биологическая память, а где техническая надстройка. А потом просто забыла сказать.
— Да? Ну, тогда все в порядке. Так вот, моя начальная подготовка как военспеца включала не только банальную боевку, но и многое другое. В частности, я еще и неплохо в технике разбираюсь. Но самым полезным в этом контексте оказался тот массив медико-биологической информации, который в меня загрузили.
— Так, — подозрительно сощурилась я, вспомнив, сколько всего мне пришлось перечитать-пересмотреть-заучить, прежде чем закончилась моя встроенная память. А у него их множество. Импланты, между прочим, довольно емкие. — Так сколько же тебе лет на самом деле?
— Тридцать два, как и записано в моей анкете. Я же сказал: «Загрузили». У нас была совершенно другая система подготовки. Все импланты выстраивались в определенную архитектуру, в ходе особых тренировок переходили из потенциальных в актуальные, а информация, записанная на них, становилась доступной по мере возникновения осознанной необходимости. Я этот тренинг до конца не прошел, поэтому мне знания по профессии приходится выдуривать у собственной памяти.
Я присвистнула. Вот, значит, чем он занимается, когда медитативно плюет в потолок.
— А просто книжку почитать?
— Это знания. А умения и навыки? А между тем они у меня есть. Записаны на имплантах — только выковырнуть их оттуда нужно.
— Дела-а, — протянула я, не зная, что еще можно сказать.
Однако достался мне уникальный экземпляр. Лентяй и параноик, но притом четко отслеживающий границы собственных интересов. Много чего может, но применяет свои способности строго по необходимости. Достаточно авантюрный, чтобы с ним не было скучно, но в то же время не имеет ни малейшего желания посвящать жизнь «служению людям». Что тут можно сказать? Идеальный Мужчина!
Наш столик, попав в струю искусственного течения, резко развернулся и поплыл в сторону компании, шумно и весело отмечавшей чей-то день рожденья. По крайней мере, за это говорил большущий кремовый торт с трудноопределимым количеством свечей.
— О, Тай! — воскликнула знакомая официантка из моего любимого кафе-бара, когда платформы, на которых стояли наши столики достаточно сблизились. Сблизились, защитные поля оттолкнули их друг от друга, и мы снова начали расходиться. — Тебя уже нашли?
— А что, меня теряли?
— Так ты не видела? По открытому каналу в сети то и дело передается сообщение, что тебя хочет видеть какой-то капитан Гржевский.
Мы с Микой переглянулись и синхронно уставились на свои напульсники. Ни по тому, ни по другому информация о срочных вызовах не проходила. О несрочных тоже. Хотя да, может, капитан еще не в курсе, что меня посадили на очень короткий поводок? Тогда почему не позвонил по обычному телефону?
Я щелкнула пальцами по клипсе — тишина. Попробовала сама кого-нибудь вызвать — безрезультатно.
— Сломалась?
— Похоже на то.
— С напульсника ему позвони.
— Как?
Парень двумя нажатиями кнопки вызвал меню голосового поиска абонента. Удобно. Может, зря я столько лет отказывалась от идеи обзавестись коммуникатором с расширенными возможностями? Как бы зачем он мне нужен, если выход в сеть есть чуть ли не на каждом углу?
После взаимных приветствий я выслушала все, что капитан Гржевский нашел мне сказать, и надолго потеряла дар речи.
— Ну что там? — поторопил меня Мика, которому ничего не было слышно.
— Они там что, офигели в конец! — начала я довольно громко и экспрессивно, потом продолжила, угрожающе понизив голос: — Назначить меня в сопровождающие солеранской комиссии?!
ГЛАВА 10
— И чего ты так разволновалась? — не понял Мика. — То же мне, трагедия.
Он слегка побарабанил пальцами по столешнице — на ней всплыла интерактивная панель оплаты счета. Наша платформа плавно заскользила в сторону пристани.
Правильно. Питаться мы уже закончили, а настроение наслаждаться видами искусственного ландшафта по понятным причинам пропало. Причем не только у меня. Мика тоже выглядел раздосадованным, хотя и пытался меня утешать.
— Ты не понимаешь. Я не специалист! То, что я неплохо общаюсь с одним представителем этой расы и мельком знакома с еще парочкой, еще не говорит, что я великий знаток солеранской культуры. А ведь это мало того что официальное мероприятие, так еще и с потенциально далеко идущими последствиями. К тому же куда я могу их сопроводить? Я кроме жилого сектора и мест, где мне приходилось бывать по работе, ничего тут не знаю. В технической части — ноль. — Я начала уже нервно частить. — Ну, разве что увеселительные заведения чаши! Вот уж экскурсовод из меня получится!
— Зато у тебя неплохо получается находить с ними общий язык.
— Тоже мне достижение! Кто угодно сможет.
— Поверь мне, не кто угодно. Я бы, например, не взялся.
— Да ну брось, что бы там не вбивали в тебя в детстве, это было давно и уже неправда.
— Знаешь, что такое «коленный рефлекс»?
Я порылась в воспоминаниях детства. Вроде была какая-то такая примитивная диагностическая процедура. Примитивная, но, по-видимому, действенная. Иначе ее бы до сих пор не применяли.
