Все чужаки страшны, так или иначе. На Ганимеде – опасение, настороженность. Постоянная напряжённость и ожидание. Сатурн – тихое, непрерывное отчаяние, глухая тоска, обречённость.
Она привыкла к страху. К беззащитности, ожиданию чего-то ужасного.
Но сейчас был другой страх.
Пустые коридоры и беглые тени.
Лёгкий ужас, накатывающий тяжёлым валом. Грудь сжималась непонятно от чего, сердце билось в предчувствии неизвестного и невозможного, горло пересохло от ожидания того, что не могло случиться.
Это просто станция космополиции. Не может быть ничего страшного. Самое защищённое место Солнечной системы. Может быть даже включая Ганимед.
Резкая тень метнулась из-под ног, заставив сбить шаг. Заметалась, ритмично подрагивая, и, наконец, убежала в зияющий рот вентиляции.
Тёмную, непонятную щель. Что там, за узкой рамкой? Куда уходит плоский короб?
Снова осторожно, напряжённо тянется запястье набрать номер.
Но что она скажет Амиру?
Что боится теней? Щелей вентиляции? Что страшно одной в защищённом коридоре штаб-планеты космополиции?
Ладони сжимались, не позволяя такую слабость.
Слезы проложили настоящее русло по щёкам, и Дана стирала их рукавом. Нельзя показываться Ие так. Это же совершеннейшая глупость!
Почему никого нет в коридорах?
Раньше это было так здорово – никого нет в коридорах.
Что такое сейчас?
7.
Ия, психолог космополиции, тихо плакала, закрыв лицо ладонями.
Сжалась в комочек в мягком кресле, плечи и колени словно пытались защитить от жестокости мира, запереть в мягком, комфортном ничто. Руки блестели слезами, и мокрые пятна на одежде уже явно виднелись.
И непонятно почему потекли эпизоды прошлого – отчаянные, безнадёжные слёзы. Плакала Дана, множество раз. При осознании – тогда, давно, когда поняла, что кошмар не разовый, не собирается кончаться. И когда оказалось, что это ещё не самый большой кошмар. Когда действительность ввинчивалась в разум, объясняя, что теперь будет единственным в жизни.
Плакали новенькие, проходя то, что повторялось до них. Плакали от тоски и безнадёжности, от боли и страха, или просто так, от усталости.
Плакали бывалые, опытные, когда желанного покоя становилось больше, а ужаса так называемой работы – меньше. Когда на горизонте, словно пасть чудовища Харибды из древних эпосов, вставала ненужность. Изношенность. Старость. Конец светил тьмой неизвестности, но очевидно было только то, что он конец.
И доселе надёжный, хоть и страшный профессионал, который должен показать путь, научить, внезапно стал отражением. Призрачным зеркалом, вырвавшим страхи прошлого, ослепившим воспоминаниями.
Смятение единственно пришло при любых попытках представить причину и этих слёз – и собственных чувств Даны.
Самая неприступная крепость Солнечной системы, надёжная твердыня закона и порядка, воплощение защиты и безопасности.
Что могло произойти в ней?
Дана знала, что сказать и сделать. Слёзы – так часто приходилось их видеть. Можно остановить поток горести, можно позволить выплакаться.
Но психолог космополиции? Разве можно тут что-то делать вообще?
– Ия? – совсем тихо окликнула. Но та услышала. Стянула ладони вниз и посмотрела поверх мокрых пальцев.
– Боже… Бо-оже… – как стон. – Дана… Я про тебя забыла…
«Мне уйти?»
Наверное, только это можно было сказать. Несомненно, тут Дана лишняя. Но – она должна знать.
– Ты зря пришла… Или нет… Ты правильно пришла. А вот я… Как я вообще считала себя квалифицированным психологом? Как я могу справиться с чужими проблемами? Я же вообще не знаю, что такое проблема! Эта самоуверенность… Я не подумала, совсем не подумала. Я думала… Думала они как ты. Думала справлюсь. Отчёты… Напишу характеристики… Рекомендации… Подберу всем своих специалистов… Да я вообще не знаю, о чём я думала! – она качнула головой и снова закрыла лицо руками. – Ты другая. Ты приспособилась. Перетерпела. Ты нашла способы, нашла в себе… поддержку. Ты хочешь жить. А они… ничего не хотят. Они все растоптаны жизнью. Пустые оболочки, и никак не получается разглядеть, где там, в глубине, теплится душа…
Всхлип.
Дана вздрагивает.
Скорее чувствует чем понимает.
И – как будто она должна что-то сделать. Только она, Дана. Склеить мир, который трещит по швам. Вернуть ситуацию назад, как она была всего несколько часов назад.
Когда её подруги, самые родные в её жизни люди, были под защитой, под опекой надёжных и уверенных людей.
Когда стояла точка в той страшной истории, и впереди ждало только лучшее.
А теперь – что-то происходит. Что-то уплывает от них.
– Они… не другие. Они просто боятся.
Хоть бы Ия не заметила в голосе отчаяния.
– И ты боялась, – кажется, необходимость объяснить заставляет успокоиться. Потихоньку. Но это ничего не меняет? – Но ты… с тобой я вижу надежду. А остальные – я не справлюсь, я так переоценила себя…
Всё-таки отчаяние не сдержать внутри.
– Ты не можешь нас бросить!..
Как хорошо Амиру – он всегда находит нужные слова. Знает, что сделать. Как объяснить. А Дана не способна сплести паутину фраз так, чтобы та вывела на нужный путь.
– Я не могу вам помочь… Я не уверена насчёт тебя… Но ты же видишь. Господи, как такое может быть? Как люди могут быть такими… Тварями!..
– Не бросай нас. Пожалуйста.
Что сказать? Где все слова? Может, что-то сделать? А что можно сделать, когда человек плачет? Обнять?
Нет. Почему-то кажется, что этого не надо.
– С вами должны работать лучшие специалисты. Которые могут держать себя в руках. Анализировать.
Дана тоже не может ни держать себя в руках, ни анализировать.
– Пожалуйста. Не бросай нас, – кажется, она сама могла бы расплакаться. Но держит привычка. Многолетняя тренированная способность прятать слёзы. – Нас все бросают. Я обещала… что ты поможешь. Они мне верят. И тебе – верят.
– Я не знаю – как. То, что я учила… И на практике – было другое, – наконец, отняла руки от лица. – Я думала, применю ситуацию из лекций. Уже применяла… Когда была девочка, её насиловал несколько лет собственный отчим, а мать – вахтовик-космонавт… Тогда всё подошло, получилось, долго, трудно, но получилось. Раньше всё подходило из учебников, понимаешь? А сейчас я не знаю, что делать.
– А кто-нибудь знает? Может, ты у кого-нибудь спросишь? – Если Ия говорит про каких-то лучших специалистов, может, ей просто узнать у них, что делать?
Дана почему-то не хочет переходить к каким-то специалистам. Ия уже столько знает, они столько говорили. И заменить её на кого-то? Начинать заново?
Махнуть бы рукой на эту программу реабилитации… Но кто поможет девочкам, если не полицейские?
– Это не какие-то формулы, как в математике. Надо действовать по ситуации, а ты видишь… Я же не могу даже закончить разговор. Когда они рассказывают… Самой хочется рыдать, – она сдержала всхлип и вытерла глаза салфеткой. – Так толку не будет.
– А лучший специалист точно сможет? – Дана опустила взгляд. Не потому, что не хочет смотреть в глаза. Но неожиданную горечь иначе не скроешь. – Вдруг он отправит к ещё более лучшему специалисту? Мы не будем как вещи, как рабочие предметы. Как что-то… что вам просто сложное задание. Это нечестно. Вы обещали помочь, дать нам новую жизнь. Но мы снова никому не нужны, просто проект, как-то вписать нас в отчёт. Сначала вы так помогли, я думала, никто не захочет так помочь. А теперь – если вы больше не можете помогать… Что теперь? Если никто не сможет? Что у вас делают с безнадёжными случаями? У меня есть Амир, он обещал, что в любом случае поможет. А что делать моим девочкам?
– Дана, мы вас не собираемся бросать! Но как же было бы легче, если бы вы были просто работой! Я даже не знаю, как могу помочь.
Дана пожала плечами.
– Я тоже не знаю. А кто может знать? Может, спросить у них?
– Может. Но ведь это мои проблемы. Ты права, я взяла на себя обязательства, и не могу бросить всё. Только потому, что стало трудно… Прости. Я не хочу вас бросать, и очень хочу помочь. Просто не знаю, смогу ли. Справлюсь ли. Брать на себя ответственность за судьбы тяжело и страшно. Но – не думай, что вы одни. Вы больше не останетесь одни. Вам есть кому помочь.
8.
Нужный Дане разговор пришлось отложить. Амиру она ничего не рассказала – не скрыла, просто не хотелось об этом говорить. Он и спрашивал совсем о другом – о девочках, как они адаптируются, что собираются делать.
Ильгиз уже ждал в космопорту. Длинная галерея вела от ангаров до стоянки аэротакси. Немного жаль, что не пришлось пройти под открытым небом, но Амир сказал – там всё равно темно.
А космопорт очень напоминал Цереру, и немного Ганимед. Тем не менее, Дана глядела по сторонам с интересом. Ведь в прошлый раз было не до любопытства.
Впрочем, и сейчас лёгкое волнение подстерегло уже на орбите Земли и охватило полностью после посадки корабля. Ни в коем случае она не хотела показывать Амиру, что боится встречи с его семьёй, и изображала невозмутимость, вися на его руке по другую сторону от сумки.
Мандраж нарастал, и, видимо, в какой-то момент стал заметен.
– Ты чего, маленькая?
Вопрос испугал. Как может Дана на него ответить? Нет, Амир вряд ли разозлится. Он на неё редко злится. Гораздо реже, чем она заслуживает. Но всё равно, признаться…
– Не бойся. Мы сегодня переночуем у Ильгиза, если это тебя успокоит.
Успокоило. Новость прозвучала обещанием отсрочки.
Ведь только Дана, со всей своей глупостью, могла не сообразить, что у Ильгиза тоже есть родители.
Поняла свою ошибку только тогда, когда Гульдар-апа и Риф-абы встретили их у крыльца большого бело-зелёного коттеджа.
Сначала Дана ничего не поняла, когда Ильгиз представил родителей. К счастью, Амир то ли поняла, то ли угадал её затруднения, и пояснил:
– «Апа» – обращение к старшей женщине, «абы» – к старшему мужчине.
Дана смутилась. Очередная глупость с её стороны. Эти люди не обиделись?
Но мать Ильгиза широко улыбнулась и протянула ей руки.
Девушка растерялась, но Гульдар-апа сжала горячими, сухими пальцами её ладони:
– Здравствуй, Дана. Какая красивая! Может, Ильгизу тоже кого-нибудь найдёте?
Тот рассмеялся:
– Нет, мам. Таких больше нет.
– А Амир, как обычно, оказался шустрее! Ну пойдём, Даночка, вы, наверное, с дороги устали? – Она повела девушку в дом, и только внутри отпустила её ладони. – Амир, мойте руки и за стол!
Русоволосая, с серым взглядом Ильгиза, такие же «гусиные лапки» в уголках глаз. Только спокойствие тому явно от отца досталось. Каждое движение искрило, каждое слово летело, улыбка вспыхивала. Молодое лицо и волосы, не тронутые сединой… или избавленные от седины. Только в глубине зрачков затаилась мудрость возраста. И руки – не по-молодому сухие.
Амир скинул ботинки, обнял её за плечи и присел на колено.
– Иди сюда.
На второе усадил Дану и аккуратно снял её туфельки.
– Ну чего ты? – тихо спросил на ушко. – Не бойся. Всё хорошо.
У всех всё хорошо, а Дана не знает, что ей говорить и делать. Чего никогда ей никто не объяснял – так это как себя вести в таких ситуациях. Гульдар-апа её просто напугала. Вроде бы приветливая. Но почему такая приветливая с Даной? Наоборот, ей не должно нравиться, что Амир притащил с собой чужого человека.
Девушка молча цеплялась за его рукав, стараясь поменьше привлекать внимания. Вымыла руки, и так же, тенью, проскользнула в столовую.
Ильгиз с родителями говорили на непонятном Дане языке – очевидно, татарском. Но, когда гости появились, перешли на русский.
– Садитесь, – кивнула Гульдар-апа и вышла в соседнюю комнату – кухню, судя по запаху. Через несколько секунд появилась с большой кастрюлей.
Амир уверенно подвёл Дану к скамье у окна. Возможно, это его место. Учитывая, что с Ильгизом они дружат с детства, у него вполне может быть собственное место за столом в доме друга?
Девушка осторожно села на краешке, сложила руки на коленях, не смея взглянуть на стол. Хватало уже запахов – мяса и специй, сдобы и трав, сытости и вкусности. Огромный стол заставлен непонятными, но, несомненно, вкусными блюдами, так, что узора на белой скатерти почти не видно.
Дана сначала разглядывала тарелки, стрелочные часы на стене, мягко светящийся потолок, потом с надеждой глянула на Амира. Голод давал о себе знать очень даже.
Тот подхватил её тарелку и протянул хозяйке. Тут же забрал обратно с дымящимся супом со странными кусками теста в бульоне. Положил Дане кусочек хлеба. Окинул взглядом стол и страдальчески вздохнул:
– Гульдар-апа, ну вы же знаете, нам нельзя баурсак!
– Вам нельзя, а Дане можно! – невозмутимо сказала она и подвинула блюдо с чем-то непонятным девушке. – Вот, кушай.
– Лучше суп сначала, – посоветовал Амир. – Баурсак сладкий.
Дана всё-таки дождалась, пока другие начнут есть, и постаралась не накидываться на суп. Мужчины о подобном не задумывались, и разобрались со своими порциями гораздо быстрее. Гульдар-апа только успела сесть за стол.
Потом Риф-абы спросил, как дела – и пошли рабочие разговоры, которые Дана как обычно не понимала. Амир увлёкся, а самостоятельно девушка стеснялась что-либо брать. Правда, хозяйка тоже не любила мужские разговоры и сосредоточилась на девушке. Поначалу подкладывала ей вкусные кусочки с всевозможных тарелок. Дане казалось неудобным есть, когда никто больше этого не делает, но ведь не менее неудобно оставлять еду на тарелке, так?
Мать Ильгиза не интересовалась «Метролабом». Она хотела узнать про Дану. Как та устроилась на Ганимеде, чем собирается заниматься… Не появилась ли у Ильгиза девушка, а то он слишком скромный мальчик, девушки любят побойчее, таких, как Амир.
Такой интерес Дане оказался понятен. Если бы она действительно могла что-то секретное выдать, можно было бы раздумывать. Но сейчас можно поступить проще и отвечать начистоту.
После ужина Амир повёл Дану прогуляться. И эта тихая улочка, с колеёй для прибытия аэротранспорта, с большими симпатичными коттеджами и пышной растительностью во дворах оказалась самым необычным местом, куда её водили. Огромное небо казалось пустым – с редкой россыпью неярких звёзд и голубоватой маленькой Луной где-то вверху. Подумать только, а Дане казалось, что небо Земли прекрасно. Оказывается, на космических станциях вид гораздо богаче.
Наверное, это атмосфера толстая, решила она.
– Атмосфера Земли ночью почти прозрачна, – покачал головой Амир. – Просто её освещают огни. Земля слишком сильно светится, и даже в удалённых районах нельзя остаться в полной темноте. Кроме того, ты привыкла, что у Юпитера и Сатурна орбита заполнена спутниками, кольцами, станциями и тому подобным. У Земли только одна Луна и искусственные спутники – очень далеко, отсюда ты их видишь как обычные звёзды.
Снова пришла мысль о том, что от открытого космоса их отделяет только воздух. Дана покрепче вцепилась в руку Амира и сильнее прижалась. Так ходить неудобно – его шаг слишком широкий. Но ощущение безопасности перекрывало все неудобства.
Подул ветер, и она поплотнее запахнула жакет.
– Замёрзла? – Амир остановился.
– Нет-нет! Просто ветер такой… свежий.
Он начал расстёгивать куртку, но Дана осторожно перехватила его руки:
– Правда, мне не холодно. Просто твоя куртка очень тяжёлая.
– Смотри, не простынь у меня.
Обнял её за плечи. Идти так труднее… но приятнее.
Ветер пах чем-то душистым и дул со странным шелестом. Листья, поняла Дана. Почему-то тёмные массы садов внушали мистический страх… Но это ничего, пока рядом Амир.
Она привыкла к страху. К беззащитности, ожиданию чего-то ужасного.
Но сейчас был другой страх.
Пустые коридоры и беглые тени.
Лёгкий ужас, накатывающий тяжёлым валом. Грудь сжималась непонятно от чего, сердце билось в предчувствии неизвестного и невозможного, горло пересохло от ожидания того, что не могло случиться.
Это просто станция космополиции. Не может быть ничего страшного. Самое защищённое место Солнечной системы. Может быть даже включая Ганимед.
Резкая тень метнулась из-под ног, заставив сбить шаг. Заметалась, ритмично подрагивая, и, наконец, убежала в зияющий рот вентиляции.
Тёмную, непонятную щель. Что там, за узкой рамкой? Куда уходит плоский короб?
Снова осторожно, напряжённо тянется запястье набрать номер.
Но что она скажет Амиру?
Что боится теней? Щелей вентиляции? Что страшно одной в защищённом коридоре штаб-планеты космополиции?
Ладони сжимались, не позволяя такую слабость.
Слезы проложили настоящее русло по щёкам, и Дана стирала их рукавом. Нельзя показываться Ие так. Это же совершеннейшая глупость!
Почему никого нет в коридорах?
Раньше это было так здорово – никого нет в коридорах.
Что такое сейчас?
Прода от 19 сентября
7.
Ия, психолог космополиции, тихо плакала, закрыв лицо ладонями.
Сжалась в комочек в мягком кресле, плечи и колени словно пытались защитить от жестокости мира, запереть в мягком, комфортном ничто. Руки блестели слезами, и мокрые пятна на одежде уже явно виднелись.
И непонятно почему потекли эпизоды прошлого – отчаянные, безнадёжные слёзы. Плакала Дана, множество раз. При осознании – тогда, давно, когда поняла, что кошмар не разовый, не собирается кончаться. И когда оказалось, что это ещё не самый большой кошмар. Когда действительность ввинчивалась в разум, объясняя, что теперь будет единственным в жизни.
Плакали новенькие, проходя то, что повторялось до них. Плакали от тоски и безнадёжности, от боли и страха, или просто так, от усталости.
Плакали бывалые, опытные, когда желанного покоя становилось больше, а ужаса так называемой работы – меньше. Когда на горизонте, словно пасть чудовища Харибды из древних эпосов, вставала ненужность. Изношенность. Старость. Конец светил тьмой неизвестности, но очевидно было только то, что он конец.
И доселе надёжный, хоть и страшный профессионал, который должен показать путь, научить, внезапно стал отражением. Призрачным зеркалом, вырвавшим страхи прошлого, ослепившим воспоминаниями.
Смятение единственно пришло при любых попытках представить причину и этих слёз – и собственных чувств Даны.
Самая неприступная крепость Солнечной системы, надёжная твердыня закона и порядка, воплощение защиты и безопасности.
Что могло произойти в ней?
Дана знала, что сказать и сделать. Слёзы – так часто приходилось их видеть. Можно остановить поток горести, можно позволить выплакаться.
Но психолог космополиции? Разве можно тут что-то делать вообще?
– Ия? – совсем тихо окликнула. Но та услышала. Стянула ладони вниз и посмотрела поверх мокрых пальцев.
– Боже… Бо-оже… – как стон. – Дана… Я про тебя забыла…
«Мне уйти?»
Наверное, только это можно было сказать. Несомненно, тут Дана лишняя. Но – она должна знать.
– Ты зря пришла… Или нет… Ты правильно пришла. А вот я… Как я вообще считала себя квалифицированным психологом? Как я могу справиться с чужими проблемами? Я же вообще не знаю, что такое проблема! Эта самоуверенность… Я не подумала, совсем не подумала. Я думала… Думала они как ты. Думала справлюсь. Отчёты… Напишу характеристики… Рекомендации… Подберу всем своих специалистов… Да я вообще не знаю, о чём я думала! – она качнула головой и снова закрыла лицо руками. – Ты другая. Ты приспособилась. Перетерпела. Ты нашла способы, нашла в себе… поддержку. Ты хочешь жить. А они… ничего не хотят. Они все растоптаны жизнью. Пустые оболочки, и никак не получается разглядеть, где там, в глубине, теплится душа…
Всхлип.
Дана вздрагивает.
Скорее чувствует чем понимает.
И – как будто она должна что-то сделать. Только она, Дана. Склеить мир, который трещит по швам. Вернуть ситуацию назад, как она была всего несколько часов назад.
Когда её подруги, самые родные в её жизни люди, были под защитой, под опекой надёжных и уверенных людей.
Когда стояла точка в той страшной истории, и впереди ждало только лучшее.
А теперь – что-то происходит. Что-то уплывает от них.
– Они… не другие. Они просто боятся.
Хоть бы Ия не заметила в голосе отчаяния.
– И ты боялась, – кажется, необходимость объяснить заставляет успокоиться. Потихоньку. Но это ничего не меняет? – Но ты… с тобой я вижу надежду. А остальные – я не справлюсь, я так переоценила себя…
Всё-таки отчаяние не сдержать внутри.
– Ты не можешь нас бросить!..
Как хорошо Амиру – он всегда находит нужные слова. Знает, что сделать. Как объяснить. А Дана не способна сплести паутину фраз так, чтобы та вывела на нужный путь.
– Я не могу вам помочь… Я не уверена насчёт тебя… Но ты же видишь. Господи, как такое может быть? Как люди могут быть такими… Тварями!..
– Не бросай нас. Пожалуйста.
Что сказать? Где все слова? Может, что-то сделать? А что можно сделать, когда человек плачет? Обнять?
Нет. Почему-то кажется, что этого не надо.
– С вами должны работать лучшие специалисты. Которые могут держать себя в руках. Анализировать.
Дана тоже не может ни держать себя в руках, ни анализировать.
– Пожалуйста. Не бросай нас, – кажется, она сама могла бы расплакаться. Но держит привычка. Многолетняя тренированная способность прятать слёзы. – Нас все бросают. Я обещала… что ты поможешь. Они мне верят. И тебе – верят.
– Я не знаю – как. То, что я учила… И на практике – было другое, – наконец, отняла руки от лица. – Я думала, применю ситуацию из лекций. Уже применяла… Когда была девочка, её насиловал несколько лет собственный отчим, а мать – вахтовик-космонавт… Тогда всё подошло, получилось, долго, трудно, но получилось. Раньше всё подходило из учебников, понимаешь? А сейчас я не знаю, что делать.
– А кто-нибудь знает? Может, ты у кого-нибудь спросишь? – Если Ия говорит про каких-то лучших специалистов, может, ей просто узнать у них, что делать?
Дана почему-то не хочет переходить к каким-то специалистам. Ия уже столько знает, они столько говорили. И заменить её на кого-то? Начинать заново?
Махнуть бы рукой на эту программу реабилитации… Но кто поможет девочкам, если не полицейские?
– Это не какие-то формулы, как в математике. Надо действовать по ситуации, а ты видишь… Я же не могу даже закончить разговор. Когда они рассказывают… Самой хочется рыдать, – она сдержала всхлип и вытерла глаза салфеткой. – Так толку не будет.
– А лучший специалист точно сможет? – Дана опустила взгляд. Не потому, что не хочет смотреть в глаза. Но неожиданную горечь иначе не скроешь. – Вдруг он отправит к ещё более лучшему специалисту? Мы не будем как вещи, как рабочие предметы. Как что-то… что вам просто сложное задание. Это нечестно. Вы обещали помочь, дать нам новую жизнь. Но мы снова никому не нужны, просто проект, как-то вписать нас в отчёт. Сначала вы так помогли, я думала, никто не захочет так помочь. А теперь – если вы больше не можете помогать… Что теперь? Если никто не сможет? Что у вас делают с безнадёжными случаями? У меня есть Амир, он обещал, что в любом случае поможет. А что делать моим девочкам?
– Дана, мы вас не собираемся бросать! Но как же было бы легче, если бы вы были просто работой! Я даже не знаю, как могу помочь.
Дана пожала плечами.
– Я тоже не знаю. А кто может знать? Может, спросить у них?
– Может. Но ведь это мои проблемы. Ты права, я взяла на себя обязательства, и не могу бросить всё. Только потому, что стало трудно… Прости. Я не хочу вас бросать, и очень хочу помочь. Просто не знаю, смогу ли. Справлюсь ли. Брать на себя ответственность за судьбы тяжело и страшно. Но – не думай, что вы одни. Вы больше не останетесь одни. Вам есть кому помочь.
Прода от 20 октября утро
8.
Нужный Дане разговор пришлось отложить. Амиру она ничего не рассказала – не скрыла, просто не хотелось об этом говорить. Он и спрашивал совсем о другом – о девочках, как они адаптируются, что собираются делать.
Ильгиз уже ждал в космопорту. Длинная галерея вела от ангаров до стоянки аэротакси. Немного жаль, что не пришлось пройти под открытым небом, но Амир сказал – там всё равно темно.
А космопорт очень напоминал Цереру, и немного Ганимед. Тем не менее, Дана глядела по сторонам с интересом. Ведь в прошлый раз было не до любопытства.
Впрочем, и сейчас лёгкое волнение подстерегло уже на орбите Земли и охватило полностью после посадки корабля. Ни в коем случае она не хотела показывать Амиру, что боится встречи с его семьёй, и изображала невозмутимость, вися на его руке по другую сторону от сумки.
Мандраж нарастал, и, видимо, в какой-то момент стал заметен.
– Ты чего, маленькая?
Вопрос испугал. Как может Дана на него ответить? Нет, Амир вряд ли разозлится. Он на неё редко злится. Гораздо реже, чем она заслуживает. Но всё равно, признаться…
– Не бойся. Мы сегодня переночуем у Ильгиза, если это тебя успокоит.
Успокоило. Новость прозвучала обещанием отсрочки.
Ведь только Дана, со всей своей глупостью, могла не сообразить, что у Ильгиза тоже есть родители.
Поняла свою ошибку только тогда, когда Гульдар-апа и Риф-абы встретили их у крыльца большого бело-зелёного коттеджа.
Сначала Дана ничего не поняла, когда Ильгиз представил родителей. К счастью, Амир то ли поняла, то ли угадал её затруднения, и пояснил:
– «Апа» – обращение к старшей женщине, «абы» – к старшему мужчине.
Дана смутилась. Очередная глупость с её стороны. Эти люди не обиделись?
Но мать Ильгиза широко улыбнулась и протянула ей руки.
Девушка растерялась, но Гульдар-апа сжала горячими, сухими пальцами её ладони:
– Здравствуй, Дана. Какая красивая! Может, Ильгизу тоже кого-нибудь найдёте?
Тот рассмеялся:
– Нет, мам. Таких больше нет.
– А Амир, как обычно, оказался шустрее! Ну пойдём, Даночка, вы, наверное, с дороги устали? – Она повела девушку в дом, и только внутри отпустила её ладони. – Амир, мойте руки и за стол!
Русоволосая, с серым взглядом Ильгиза, такие же «гусиные лапки» в уголках глаз. Только спокойствие тому явно от отца досталось. Каждое движение искрило, каждое слово летело, улыбка вспыхивала. Молодое лицо и волосы, не тронутые сединой… или избавленные от седины. Только в глубине зрачков затаилась мудрость возраста. И руки – не по-молодому сухие.
Прода от 26 октября
Амир скинул ботинки, обнял её за плечи и присел на колено.
– Иди сюда.
На второе усадил Дану и аккуратно снял её туфельки.
– Ну чего ты? – тихо спросил на ушко. – Не бойся. Всё хорошо.
У всех всё хорошо, а Дана не знает, что ей говорить и делать. Чего никогда ей никто не объяснял – так это как себя вести в таких ситуациях. Гульдар-апа её просто напугала. Вроде бы приветливая. Но почему такая приветливая с Даной? Наоборот, ей не должно нравиться, что Амир притащил с собой чужого человека.
Девушка молча цеплялась за его рукав, стараясь поменьше привлекать внимания. Вымыла руки, и так же, тенью, проскользнула в столовую.
Ильгиз с родителями говорили на непонятном Дане языке – очевидно, татарском. Но, когда гости появились, перешли на русский.
– Садитесь, – кивнула Гульдар-апа и вышла в соседнюю комнату – кухню, судя по запаху. Через несколько секунд появилась с большой кастрюлей.
Амир уверенно подвёл Дану к скамье у окна. Возможно, это его место. Учитывая, что с Ильгизом они дружат с детства, у него вполне может быть собственное место за столом в доме друга?
Девушка осторожно села на краешке, сложила руки на коленях, не смея взглянуть на стол. Хватало уже запахов – мяса и специй, сдобы и трав, сытости и вкусности. Огромный стол заставлен непонятными, но, несомненно, вкусными блюдами, так, что узора на белой скатерти почти не видно.
Дана сначала разглядывала тарелки, стрелочные часы на стене, мягко светящийся потолок, потом с надеждой глянула на Амира. Голод давал о себе знать очень даже.
Тот подхватил её тарелку и протянул хозяйке. Тут же забрал обратно с дымящимся супом со странными кусками теста в бульоне. Положил Дане кусочек хлеба. Окинул взглядом стол и страдальчески вздохнул:
– Гульдар-апа, ну вы же знаете, нам нельзя баурсак!
– Вам нельзя, а Дане можно! – невозмутимо сказала она и подвинула блюдо с чем-то непонятным девушке. – Вот, кушай.
– Лучше суп сначала, – посоветовал Амир. – Баурсак сладкий.
Дана всё-таки дождалась, пока другие начнут есть, и постаралась не накидываться на суп. Мужчины о подобном не задумывались, и разобрались со своими порциями гораздо быстрее. Гульдар-апа только успела сесть за стол.
Потом Риф-абы спросил, как дела – и пошли рабочие разговоры, которые Дана как обычно не понимала. Амир увлёкся, а самостоятельно девушка стеснялась что-либо брать. Правда, хозяйка тоже не любила мужские разговоры и сосредоточилась на девушке. Поначалу подкладывала ей вкусные кусочки с всевозможных тарелок. Дане казалось неудобным есть, когда никто больше этого не делает, но ведь не менее неудобно оставлять еду на тарелке, так?
Мать Ильгиза не интересовалась «Метролабом». Она хотела узнать про Дану. Как та устроилась на Ганимеде, чем собирается заниматься… Не появилась ли у Ильгиза девушка, а то он слишком скромный мальчик, девушки любят побойчее, таких, как Амир.
Такой интерес Дане оказался понятен. Если бы она действительно могла что-то секретное выдать, можно было бы раздумывать. Но сейчас можно поступить проще и отвечать начистоту.
После ужина Амир повёл Дану прогуляться. И эта тихая улочка, с колеёй для прибытия аэротранспорта, с большими симпатичными коттеджами и пышной растительностью во дворах оказалась самым необычным местом, куда её водили. Огромное небо казалось пустым – с редкой россыпью неярких звёзд и голубоватой маленькой Луной где-то вверху. Подумать только, а Дане казалось, что небо Земли прекрасно. Оказывается, на космических станциях вид гораздо богаче.
Наверное, это атмосфера толстая, решила она.
– Атмосфера Земли ночью почти прозрачна, – покачал головой Амир. – Просто её освещают огни. Земля слишком сильно светится, и даже в удалённых районах нельзя остаться в полной темноте. Кроме того, ты привыкла, что у Юпитера и Сатурна орбита заполнена спутниками, кольцами, станциями и тому подобным. У Земли только одна Луна и искусственные спутники – очень далеко, отсюда ты их видишь как обычные звёзды.
Снова пришла мысль о том, что от открытого космоса их отделяет только воздух. Дана покрепче вцепилась в руку Амира и сильнее прижалась. Так ходить неудобно – его шаг слишком широкий. Но ощущение безопасности перекрывало все неудобства.
Подул ветер, и она поплотнее запахнула жакет.
– Замёрзла? – Амир остановился.
– Нет-нет! Просто ветер такой… свежий.
Он начал расстёгивать куртку, но Дана осторожно перехватила его руки:
– Правда, мне не холодно. Просто твоя куртка очень тяжёлая.
– Смотри, не простынь у меня.
Обнял её за плечи. Идти так труднее… но приятнее.
Ветер пах чем-то душистым и дул со странным шелестом. Листья, поняла Дана. Почему-то тёмные массы садов внушали мистический страх… Но это ничего, пока рядом Амир.
