Ежели повнимательней присмотреться, м-м-м-м… Торс, соглашусь, длинноват немного. Ножки, соответственно, коротковаты. Мои-то брючки подворачивать приходилось! Ну и что с того?! Понимала это девочка и, в отличие от большинства женщин, на удобства не разменивалась! Всегда на высоченных каблучищах! Оттого неизменно выглядела чертовски соблазнительно! Даже на мой суперпридирчивый взгляд!
Мы, к слову сказать, тряпками нередко менялись. Случалось, и нижним бельецом. Подходило без проблем. Но при этом она какой-то немного гипертрофированной казалась. Всё-то у неё везде чуточку выпирало.
Подруга есть у меня в Болгарии, телосложением с Ксюхой очень схожая, — Бианка. Обе широкоплечие, накачанные, сильные!
Скажем, вот попы с виду одинаковые у нас. А приглядишься: что за хрень?! У них почему-то круглее, сочнее! И грудь вроде одного размера… Как сиськами начнём меряться, у девчонок выходит и повыше, и острее, и сосочки крупнее! Животики у обеих — «шашечками». Хотя на мой подтянутый, спортивный тоже никто особо не жалуется! Да мне и годков поболе.
Хватит сравнений! Ха! Тем более не в мою пользу! Так и разувериться в себе недолго! Не дождётесь!
Итак! Кто о чём, а мы о Ксении! Самое восхитительное в девке — шикарные бёдра! Крутые, резко переходящие в узкую талию. Вверху широковатые, дерзко сужающиеся к очаровательным гладеньким коленкам. Ни капельки лишнего жирка, упругие, бархатистые! Икры ярко выраженные, в меру рельефные. Щиколоточки — изящные, само совершенство!
Девичья ножка — отдельная песня! Стопа… Красивая стопа, пусть и неухоженная, смягчит самое удручающее впечатление от любой замарашки! Обожаю в постели женские пальчики покусывать. Рук и особенно ног! Люблю, когда и мне. Завожусь необыкновенно, кончить могу! Честно! Уф! Даже рассказывать приятно! Обе ступни ей до потери сознания закусала бы! Они у неё божественные!
Так! Ничего не забыла? «Ну что тебе сказать про Сахалин? На острове нормальная погода…» Конечно же, забыла! В чём ярче всего проявляется женская сущность? Я бы сказала — сучность! В походке! Понаблюдайте, как женщина двигается, и вам многое станет ясно!
Ксюха не идёт — летит! Впечатление такое, что она всегда опаздывает! Походка от бедра, ножки до конца выпрямляет. Шаги печатает, словно по линеечке! Рельеф бёдер, икр явственно просматривается в движении. Красивые ягодицы упруго переливаются: левая-правая, правая-левая! Попка джинсы не жуёт, полочка ярко выраженная между ножек. И в сочетании с лёгкой кривизной последних при ходьбе на виде сзади выписывается эдакая замечательная плавная восьмёрочка.
Завораживающее зрелище! Мужики штабелями укладываются!
Лицо забыла? Ну да… лицо. Так с него ж воду не пить. Мордочка, что и говорить, прехорошенькая. Глазёнки большие неопределённо-оливкового цвета, губки бантиком. Сама невинность! Здесь мы с Бианкой больше похожи. У нас типаж ближе к монголоидному, широкоскулому, глаза чуть раскосые. Выражение более жёсткое. Ксюшина же милая округлость в сочетании с опущенными вниз уголками глаз и вздёрнутым носиком тип лица являет, скорее, южно-скандинавский.
В общем, дивно хороша, сучка!
…Лёху, того с меня словно ветром сдуло! Сидит голый, несчастный! Голову в плечи втянул, руками вокруг шарит. Трусы, наверное, ищет. Типа, не при делах и только что ни в кого обильно не кончал! Не выйдет! Я специально все его вещи по комнате разбросала, чтобы быстро не свалил!
Далее следует приблизительно следующий разговор:
— Куда это ты собрался, Лёха? Ночь на дворе!
— Поздно уже. Мне домой надо. — Голос серый, ни тени эмоций, как у робота.
— Оставайся! Я же, видишь, тоже не один. Девку вот знакомую прихватил по дороге! Кто теперь Юлю-то ублажать будет? Мне, что ли, прикажешь за двоих отдуваться? — любимый рисуется, делает вид, что ничего не произошло, всё в пределах правил.
Подумаешь, мужик залётный в родную жену изрядный заряд спермы всадил! Ерунда, дело житейское! Так-то, оно, может, и так для кого-то, но только не для Лёхи. Набычился, молчит.
— Какое «домой», Лёш? Куда ты пойдёшь? Утро скоро! — тормошу, пытаюсь привести его в чувство.
— Мне домой надо. — Жизнелюбия в голосе не прибавилось.
— Лёшенька, милый! Правильно! Ну их всех в вагину! — Ксюха уже перед ним на коленях, плотоядно косится на солидный полувозбуждённый перец. — Хочешь меня? Может, минетик? Я классно умею! Слушай, как сердечко девичье растревоженное бьётся!
И руку его к грудям своим беззастенчиво прижимает. А сиськи у неё — супер! Яблочки, налитые соком упругим! Сама бы съела! Никто другой нипочём бы не удержался! Повторюсь, больно хороша, сучка!
Лёха — кремень! Его на кильку в томатном соусе не разведёшь! Шпроты рижские в масле ему, понимаешь, подавай! Сайру в море изготовленную! Эй! Тормозите-ка, ребята! Я этого так не оставлю!
— Ксюха! Ну-ка, отстань от него! Сейчас схлопочешь у меня!
— Ой! Юльчик! И ты здесь? — не может девка мимо пройти без зубоскальства. — Ты моя золотая! Не заметила! Хотя, о чём я говорю? Где мужская шпулечка, там и наша Юлечка! — по ходу дела шасть под одеяло и давай по телу моему руками шариться!
Смело! И немножко стеснительно. Мы с ней откровенно на людях не спали до того. Так, тискались на днях в пьяной компании, целовались. Откуда я про классные титьки-то знаю! Потом завалились впятером на одну кровать. Никто никого даже не трахнул, настолько все были пьяны! Я ей лизала украдкой. Больше не помню ничего.
«Вот, значит, — не очень-то удивляюсь я, — какая молва обо мне по району ходит! Да кто бы говорил!»
Ксюша дело своё знает. Хочешь не хочешь — возбудишься! Профессионалка, мать её! В нужном месте задержались пальчики.
— Ого! Кто ж так в тебя залил-то?! Бедняжка! Славно потрудился паренёк, через край переливается! Это дело я о-о-очень люблю!!!
Ещё мгновение — и её язычок решительно вторгается в моё растревоженное лоно, глубоко проникая, заставляя содрогаться от немыслимого удовольствия! Останавливается, облизываясь, обращается к Лёшке:
— Чего сидишь, малыш? Давай, пристраивайся! Один язычок хорошо, а два — лучше! Пробовал свою сперму на вкус в чьей-нибудь киске хоть разок?
У любимого моего от подобного предложения давно бы уже крышу снесло! О чём это я? Уже снесло!!! Вижу, еле сдерживается!
— Лёшенька! Мя-у-у-у! Иди скорей к нам! — томное мяуканье моё назвать человеческой речью язык не поворачивается.
— Поздно уже, пора мне. — Совсем замогильный вокал.
— Что ты заладил?! «Поздно уже, поздно уже!» — Олежка не выдерживает. — Тебя две тёлки классные уговаривают! Хочешь, бл*дь, чтобы я к ним присоединился?! Ты-то тогда на х*й здесь нужен?!!!
Лучше бы он помолчал. Грубовато вышло. Муж сам потом в этом признавался со смехом. Говорит, честно, не ожидал. От перевозбуждения сорвался. Не знаю, что уж там Лёшка подумал, только он совсем сник. Положение ужасающее! Ещё совсем немного — и хороший любовник будет потерян для нас безвозвратно!
Что выбрать: помощь зала или звонок другу? Останавливаюсь на последнем.
— Итак, Витя! Как бы ты поступил на нашем месте?
— Я?! При чём здесь я?!
— Ни при чём, дорогой! Просто попробуй ответить!
— По-моему, ничего сложного. Не хочет человек, и не надо! Мало, что ли, желающих кругом?
— Со мной переспать? Толпа, краёв не видать! Но нам-то другое нужно было! А свинг, если кто не знает, в те времена ещё не был столь распространённым видом спорта. Стремался народ!
— Да ладно! Свинки, извини, свинги, они везде… это… найдут.
— Сейчас как дам больно! Свинки! Есть ещё варианты?
— А какие тут могут быть… Пускай валит себе с миром!
— Дудки! Кто ж его отпустит-то!
Картинка забавная. «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет…» Нормальные люди спят давно. На кухне водка недопитая. Закуска сохнет на сквозняке. Сидит Лёха без движения в чужой спальне, словно истукан каменный. Девственницу-весталку из себя корчит. Вокруг две хорошенькие шлюшки на цырлах приплясывают. Наблюдаю краешком глаза: любимый молча бродит по комнате, что-то собирает сосредоточенно. В полутьме не могу понять, что именно. С улицы пьяный хор слышится. Птицы примолкли, ждут рассвета.
Кто знает, сколько ещё времени бы этот цирк продолжался? — но Олежка, наконец, прерывает затянувшуюся паузу:
— Прошу минуточку внимания! Дамы, успокойтесь! Хватит уже вокруг него подпрыгивать! Лёха, ты меня слышишь? Надеюсь, слышит! «Дивлюсь я на небо, та й думку гадаю…» — смотрю я на вас, мальчики и девочки, и удивляюсь, как же легко вы элементарное дело провалить можете! Мужика на групповуху раскрутить! Не девку — ломаку жеманную! Мужика! А ты, Лёха, чего скис?! Страшно? Теперь-то чего бояться?! Да если бы я не хотел, чтобы Юлька с тобой трахалась, думаешь, позволил бы?! Проще некуда! Завалил бы из ствола незарегистрированного — и гайда в отстойники люберецкие!
Хороши шуточки! Нечего сказать! Кто его за язык тянул?! Баран!!! Вечно со своей бравадой! Лёшка только-только отходить начал, взгляд чутка ожил. И на тебе! Снова окаменел! Посерел аж!
— Короче, слушайте все сюда! Знаете, что это? — муж держит в руках тёмный, напоминающий узелок Ёжика из тумана свёрток. — Сейчас узнаете! — преспокойно выбрасывает узелок с балкона. — Интересно? Хотите знать? Да? Не слышу! Хором! Так-то лучше. Лёхина одежда! Вот что это такое! Съели?!
— Ты что, милый! Совсем ох*ел?! — лишь и могу выдохнуть.
— Вовсе нет! — любимый само спокойствие. — И чем быстрее наш разлюбезный гость перестанет изображать из себя недотрогу, тем раньше я позволю двум обнажённым нимфам пойти поискать его одежду. Соответственно, меньше вероятность, что её сопрут бомжи и ему придётся пилить домой голым! Вам же, нимфы, советую сосредоточиться на слове «обнажённые». Все хорошо понимают его значение?
До меня начинает доходить.
— Что, даже обувь?!
— Я же не зверь, — ухмыляется. — Обувь можно!
Нам с Ксюшей желательно бы пораньше за одеждой прогуляться. Засветло. Вижу, она это тоже хорошо понимает. Вот что значит хороший организатор! Главное — зарядить пиплов позитивной энергией! Пиплы сами горы свернут! Не сговариваясь понимаем, что нужно делать. Ксюха хватает Олежку за руку и увлекает на кухню. Вот же сволочь! Никаких возражений с его стороны. Для видимости бы хоть поупирался!
«Быстро, однако, скорешились! Будто только того и ждали! Мля-я-я! Забыла спросить, чем они целый час занимались! Шляпа!» — с трудно скрываемой досадой отмечаю про себя.
Понимаю всеразрушающую природу своего недовольства. Остаюсь с Лёхой одна. На меня, собственно, вся надежда. Сосредотачиваюсь на главном. Могла ли я позволить себе облажаться? Нет, конечно же! В то время любые достижения на этом поприще имели для нас огромное значение!
Протяжные, неподдельно-искренние стоны, зовущие причитания, нежные всхлипывания навзрыд, доносящиеся с кухни вперемешку с брачным рёвом марала, терзают воображение, взвинчивают до предела, не оставляя никаких сомнений в яркой порочной реальности сотворяющегося там непристойного блудодейства! Кровь вскипает, разгоняя до безумия и без того ошалевшие гормоны! Неуёмное желание нарастает силищей ипической и, выплёскиваясь всепоглощающей волной животной страсти, понуждает к немедленной сатисфакции.
Опуская некоторые нескромные интимные подробности, скажу лишь, что вновь уложить в постель запуганного до полусмерти любовника стоило вашей доброй рассказчице огромных трудов! И когда главное пугало — Карабас-Барабас, источник повышенной опасности, Бармалей — страшилко для детей, абсолютно голый, несвежий, порядком измусоленный, вместе с моей доброй приятельницей оторвой-проституткой вновь с хамским улюлюканьем ввалились в спальню, Лёхе на это было абсолютнейше плевать! Значение для него теперь имели только я и вновь открывшиеся ему выси заоблачные!
Не пытаясь особо вникать в нашу довольно сложную семейную кухню, прагматичный Лёшка отчётливо уяснил одну очень важную мысль, казавшуюся ранее непостижимой! С этого момента он мог совершенно спокойно, ничего, а главное, никого (!!!) не опасаясь, быть со мной при любом удобном случае!
Трудно парню было в счастие своё поверить! Ох, трудно! До последнего! Но, похоже, именно мой рычащий рядышком муж, нисколько не озабоченный Лёхиными притязаниями на любимую жену, с усердием ковочного молота выколачивающий остатки сознания из орущей в голос, бьющейся в экстатической истерике Ксении, его в этом крепко убедил! Чем он тут же, к моему превеликому удовольствию, и не преминул воспользоваться!
По мотивам незабываемой ночи кучу коротких порносценариев можно настрочить! Всем дала Сорока-белобока! Ксюха с Олежкой тоже своё отхватили с избытком! До того я не очень-то одобряла их возможную связь. Остатки отверженной ревности все ещё бродили грязной пеной где-то в тёмных закоулках моего существа. Не вытравленные до конца, помноженные на Ксюшкину фантастическую сексуальность, они порождали тот самый глупый страх мифических потерь, в который стоит разок поверить — и всё пропало.
Наблюдая за их пылкими звериными игрищами, одновременно с замиранием сердца наслаждаясь всепроникающей Лёхиной нежностью, услышала, наконец, добрую тёплую тишину там, где совсем ещё недавно злобно шевелились студенистые ростки мутных подозрений. Душная, липкая боязнь ушла и более уже никогда не возвращалась.
Только вот не нужно считать Юлю статисткой на том празднике жизни! Лёшка превзошёл сам себя! Истерзал всю меня до кончиков пальцев! Кувыркались до изнеможения! Любимый умудрился жёнушку пару раз перехватить в эпизодах. И ведь классно перехватил, скажу по секрету! Фантастическая всё-таки у мужа выносливость! Когда ж мальчишки затихли, умаявшись, я добралась до вконец измученной Ксении. Долго и сладко мстила ей за развращённого мужа! Волшебный вкус! Почти всю съела! Немножко на потом, конечно, оставила.
А поутру они проснулись. Не все, разумеется, особо одарённые. Первым вскочил Олежка, ему на службу спозаранку. Мы с Ксюхой — валетиком. Как вчера любились-миловались, так и заснули, обнявшись. Лёха — соня тот ещё! Пусть поспит, малыш. Мне сегодня на работу не нужно, отгул взяла заблаговременно. А он и не сможет. Значит, поиграемся днем ещё!
— Девки! Чего разлеглись-то? — муж с улыбочкой Кристобаля Хозяевича напоминает о нашей нелёгкой миссии. — Память отшибло, или нагишом хотите покрасоваться, когда основная масса народа на работу попрёт?
Смотрю на часы. Ё-мое! Половина шестого уже! На улице светло. Слышу под окнами голоса пьяные. Компания какая-то догуливает. Ага! Уже весело!
Трясу, бужу Ксюху.
— …Брось, Юлик! …Дай поспать! Часика через три! Подумаешь, нагишом. Бл*дей в натуре не видели… что ли? Ну и пусть… У них чешется… Потом…
Может, ей и пофиг, когда голыми сиськами да письками по двору сверкать, а мне нет! Не настолько продвинутая! Сейчас не двадцатые годы прошлого века, а я не член общества «Долой стыд!» ! И потом Лёшкина одежда уж больно сильно меня беспокоит! Если её правда стащат или затеряется где, в чём он до дому-то пойдёт? Олежкины вещи никогда не рискну ему отдать, да и размерчик не тот. А в моих ему, уверена, и сотни метров не пройти, сразу повяжут! Делать нечего: мухой встреваю в тапочки и в чём мама родила спешно выдвигаюсь.
Подъезд преодолела легко. Он по жизни-то несильно людный, а в такую рань и подавно.
Мы, к слову сказать, тряпками нередко менялись. Случалось, и нижним бельецом. Подходило без проблем. Но при этом она какой-то немного гипертрофированной казалась. Всё-то у неё везде чуточку выпирало.
Подруга есть у меня в Болгарии, телосложением с Ксюхой очень схожая, — Бианка. Обе широкоплечие, накачанные, сильные!
Скажем, вот попы с виду одинаковые у нас. А приглядишься: что за хрень?! У них почему-то круглее, сочнее! И грудь вроде одного размера… Как сиськами начнём меряться, у девчонок выходит и повыше, и острее, и сосочки крупнее! Животики у обеих — «шашечками». Хотя на мой подтянутый, спортивный тоже никто особо не жалуется! Да мне и годков поболе.
Хватит сравнений! Ха! Тем более не в мою пользу! Так и разувериться в себе недолго! Не дождётесь!
Итак! Кто о чём, а мы о Ксении! Самое восхитительное в девке — шикарные бёдра! Крутые, резко переходящие в узкую талию. Вверху широковатые, дерзко сужающиеся к очаровательным гладеньким коленкам. Ни капельки лишнего жирка, упругие, бархатистые! Икры ярко выраженные, в меру рельефные. Щиколоточки — изящные, само совершенство!
Девичья ножка — отдельная песня! Стопа… Красивая стопа, пусть и неухоженная, смягчит самое удручающее впечатление от любой замарашки! Обожаю в постели женские пальчики покусывать. Рук и особенно ног! Люблю, когда и мне. Завожусь необыкновенно, кончить могу! Честно! Уф! Даже рассказывать приятно! Обе ступни ей до потери сознания закусала бы! Они у неё божественные!
Так! Ничего не забыла? «Ну что тебе сказать про Сахалин? На острове нормальная погода…» Конечно же, забыла! В чём ярче всего проявляется женская сущность? Я бы сказала — сучность! В походке! Понаблюдайте, как женщина двигается, и вам многое станет ясно!
Ксюха не идёт — летит! Впечатление такое, что она всегда опаздывает! Походка от бедра, ножки до конца выпрямляет. Шаги печатает, словно по линеечке! Рельеф бёдер, икр явственно просматривается в движении. Красивые ягодицы упруго переливаются: левая-правая, правая-левая! Попка джинсы не жуёт, полочка ярко выраженная между ножек. И в сочетании с лёгкой кривизной последних при ходьбе на виде сзади выписывается эдакая замечательная плавная восьмёрочка.
Завораживающее зрелище! Мужики штабелями укладываются!
Лицо забыла? Ну да… лицо. Так с него ж воду не пить. Мордочка, что и говорить, прехорошенькая. Глазёнки большие неопределённо-оливкового цвета, губки бантиком. Сама невинность! Здесь мы с Бианкой больше похожи. У нас типаж ближе к монголоидному, широкоскулому, глаза чуть раскосые. Выражение более жёсткое. Ксюшина же милая округлость в сочетании с опущенными вниз уголками глаз и вздёрнутым носиком тип лица являет, скорее, южно-скандинавский.
В общем, дивно хороша, сучка!
…Лёху, того с меня словно ветром сдуло! Сидит голый, несчастный! Голову в плечи втянул, руками вокруг шарит. Трусы, наверное, ищет. Типа, не при делах и только что ни в кого обильно не кончал! Не выйдет! Я специально все его вещи по комнате разбросала, чтобы быстро не свалил!
Далее следует приблизительно следующий разговор:
— Куда это ты собрался, Лёха? Ночь на дворе!
— Поздно уже. Мне домой надо. — Голос серый, ни тени эмоций, как у робота.
— Оставайся! Я же, видишь, тоже не один. Девку вот знакомую прихватил по дороге! Кто теперь Юлю-то ублажать будет? Мне, что ли, прикажешь за двоих отдуваться? — любимый рисуется, делает вид, что ничего не произошло, всё в пределах правил.
Подумаешь, мужик залётный в родную жену изрядный заряд спермы всадил! Ерунда, дело житейское! Так-то, оно, может, и так для кого-то, но только не для Лёхи. Набычился, молчит.
— Какое «домой», Лёш? Куда ты пойдёшь? Утро скоро! — тормошу, пытаюсь привести его в чувство.
— Мне домой надо. — Жизнелюбия в голосе не прибавилось.
— Лёшенька, милый! Правильно! Ну их всех в вагину! — Ксюха уже перед ним на коленях, плотоядно косится на солидный полувозбуждённый перец. — Хочешь меня? Может, минетик? Я классно умею! Слушай, как сердечко девичье растревоженное бьётся!
И руку его к грудям своим беззастенчиво прижимает. А сиськи у неё — супер! Яблочки, налитые соком упругим! Сама бы съела! Никто другой нипочём бы не удержался! Повторюсь, больно хороша, сучка!
Лёха — кремень! Его на кильку в томатном соусе не разведёшь! Шпроты рижские в масле ему, понимаешь, подавай! Сайру в море изготовленную! Эй! Тормозите-ка, ребята! Я этого так не оставлю!
— Ксюха! Ну-ка, отстань от него! Сейчас схлопочешь у меня!
— Ой! Юльчик! И ты здесь? — не может девка мимо пройти без зубоскальства. — Ты моя золотая! Не заметила! Хотя, о чём я говорю? Где мужская шпулечка, там и наша Юлечка! — по ходу дела шасть под одеяло и давай по телу моему руками шариться!
Смело! И немножко стеснительно. Мы с ней откровенно на людях не спали до того. Так, тискались на днях в пьяной компании, целовались. Откуда я про классные титьки-то знаю! Потом завалились впятером на одну кровать. Никто никого даже не трахнул, настолько все были пьяны! Я ей лизала украдкой. Больше не помню ничего.
«Вот, значит, — не очень-то удивляюсь я, — какая молва обо мне по району ходит! Да кто бы говорил!»
Ксюша дело своё знает. Хочешь не хочешь — возбудишься! Профессионалка, мать её! В нужном месте задержались пальчики.
— Ого! Кто ж так в тебя залил-то?! Бедняжка! Славно потрудился паренёк, через край переливается! Это дело я о-о-очень люблю!!!
Ещё мгновение — и её язычок решительно вторгается в моё растревоженное лоно, глубоко проникая, заставляя содрогаться от немыслимого удовольствия! Останавливается, облизываясь, обращается к Лёшке:
— Чего сидишь, малыш? Давай, пристраивайся! Один язычок хорошо, а два — лучше! Пробовал свою сперму на вкус в чьей-нибудь киске хоть разок?
У любимого моего от подобного предложения давно бы уже крышу снесло! О чём это я? Уже снесло!!! Вижу, еле сдерживается!
— Лёшенька! Мя-у-у-у! Иди скорей к нам! — томное мяуканье моё назвать человеческой речью язык не поворачивается.
— Поздно уже, пора мне. — Совсем замогильный вокал.
— Что ты заладил?! «Поздно уже, поздно уже!» — Олежка не выдерживает. — Тебя две тёлки классные уговаривают! Хочешь, бл*дь, чтобы я к ним присоединился?! Ты-то тогда на х*й здесь нужен?!!!
Лучше бы он помолчал. Грубовато вышло. Муж сам потом в этом признавался со смехом. Говорит, честно, не ожидал. От перевозбуждения сорвался. Не знаю, что уж там Лёшка подумал, только он совсем сник. Положение ужасающее! Ещё совсем немного — и хороший любовник будет потерян для нас безвозвратно!
Что выбрать: помощь зала или звонок другу? Останавливаюсь на последнем.
— Итак, Витя! Как бы ты поступил на нашем месте?
— Я?! При чём здесь я?!
— Ни при чём, дорогой! Просто попробуй ответить!
— По-моему, ничего сложного. Не хочет человек, и не надо! Мало, что ли, желающих кругом?
— Со мной переспать? Толпа, краёв не видать! Но нам-то другое нужно было! А свинг, если кто не знает, в те времена ещё не был столь распространённым видом спорта. Стремался народ!
— Да ладно! Свинки, извини, свинги, они везде… это… найдут.
— Сейчас как дам больно! Свинки! Есть ещё варианты?
— А какие тут могут быть… Пускай валит себе с миром!
— Дудки! Кто ж его отпустит-то!
Картинка забавная. «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет…» Нормальные люди спят давно. На кухне водка недопитая. Закуска сохнет на сквозняке. Сидит Лёха без движения в чужой спальне, словно истукан каменный. Девственницу-весталку из себя корчит. Вокруг две хорошенькие шлюшки на цырлах приплясывают. Наблюдаю краешком глаза: любимый молча бродит по комнате, что-то собирает сосредоточенно. В полутьме не могу понять, что именно. С улицы пьяный хор слышится. Птицы примолкли, ждут рассвета.
Кто знает, сколько ещё времени бы этот цирк продолжался? — но Олежка, наконец, прерывает затянувшуюся паузу:
— Прошу минуточку внимания! Дамы, успокойтесь! Хватит уже вокруг него подпрыгивать! Лёха, ты меня слышишь? Надеюсь, слышит! «Дивлюсь я на небо, та й думку гадаю…» — смотрю я на вас, мальчики и девочки, и удивляюсь, как же легко вы элементарное дело провалить можете! Мужика на групповуху раскрутить! Не девку — ломаку жеманную! Мужика! А ты, Лёха, чего скис?! Страшно? Теперь-то чего бояться?! Да если бы я не хотел, чтобы Юлька с тобой трахалась, думаешь, позволил бы?! Проще некуда! Завалил бы из ствола незарегистрированного — и гайда в отстойники люберецкие!
Хороши шуточки! Нечего сказать! Кто его за язык тянул?! Баран!!! Вечно со своей бравадой! Лёшка только-только отходить начал, взгляд чутка ожил. И на тебе! Снова окаменел! Посерел аж!
— Короче, слушайте все сюда! Знаете, что это? — муж держит в руках тёмный, напоминающий узелок Ёжика из тумана свёрток. — Сейчас узнаете! — преспокойно выбрасывает узелок с балкона. — Интересно? Хотите знать? Да? Не слышу! Хором! Так-то лучше. Лёхина одежда! Вот что это такое! Съели?!
— Ты что, милый! Совсем ох*ел?! — лишь и могу выдохнуть.
— Вовсе нет! — любимый само спокойствие. — И чем быстрее наш разлюбезный гость перестанет изображать из себя недотрогу, тем раньше я позволю двум обнажённым нимфам пойти поискать его одежду. Соответственно, меньше вероятность, что её сопрут бомжи и ему придётся пилить домой голым! Вам же, нимфы, советую сосредоточиться на слове «обнажённые». Все хорошо понимают его значение?
До меня начинает доходить.
— Что, даже обувь?!
— Я же не зверь, — ухмыляется. — Обувь можно!
Нам с Ксюшей желательно бы пораньше за одеждой прогуляться. Засветло. Вижу, она это тоже хорошо понимает. Вот что значит хороший организатор! Главное — зарядить пиплов позитивной энергией! Пиплы сами горы свернут! Не сговариваясь понимаем, что нужно делать. Ксюха хватает Олежку за руку и увлекает на кухню. Вот же сволочь! Никаких возражений с его стороны. Для видимости бы хоть поупирался!
«Быстро, однако, скорешились! Будто только того и ждали! Мля-я-я! Забыла спросить, чем они целый час занимались! Шляпа!» — с трудно скрываемой досадой отмечаю про себя.
Понимаю всеразрушающую природу своего недовольства. Остаюсь с Лёхой одна. На меня, собственно, вся надежда. Сосредотачиваюсь на главном. Могла ли я позволить себе облажаться? Нет, конечно же! В то время любые достижения на этом поприще имели для нас огромное значение!
Протяжные, неподдельно-искренние стоны, зовущие причитания, нежные всхлипывания навзрыд, доносящиеся с кухни вперемешку с брачным рёвом марала, терзают воображение, взвинчивают до предела, не оставляя никаких сомнений в яркой порочной реальности сотворяющегося там непристойного блудодейства! Кровь вскипает, разгоняя до безумия и без того ошалевшие гормоны! Неуёмное желание нарастает силищей ипической и, выплёскиваясь всепоглощающей волной животной страсти, понуждает к немедленной сатисфакции.
Опуская некоторые нескромные интимные подробности, скажу лишь, что вновь уложить в постель запуганного до полусмерти любовника стоило вашей доброй рассказчице огромных трудов! И когда главное пугало — Карабас-Барабас, источник повышенной опасности, Бармалей — страшилко для детей, абсолютно голый, несвежий, порядком измусоленный, вместе с моей доброй приятельницей оторвой-проституткой вновь с хамским улюлюканьем ввалились в спальню, Лёхе на это было абсолютнейше плевать! Значение для него теперь имели только я и вновь открывшиеся ему выси заоблачные!
Не пытаясь особо вникать в нашу довольно сложную семейную кухню, прагматичный Лёшка отчётливо уяснил одну очень важную мысль, казавшуюся ранее непостижимой! С этого момента он мог совершенно спокойно, ничего, а главное, никого (!!!) не опасаясь, быть со мной при любом удобном случае!
Трудно парню было в счастие своё поверить! Ох, трудно! До последнего! Но, похоже, именно мой рычащий рядышком муж, нисколько не озабоченный Лёхиными притязаниями на любимую жену, с усердием ковочного молота выколачивающий остатки сознания из орущей в голос, бьющейся в экстатической истерике Ксении, его в этом крепко убедил! Чем он тут же, к моему превеликому удовольствию, и не преминул воспользоваться!
По мотивам незабываемой ночи кучу коротких порносценариев можно настрочить! Всем дала Сорока-белобока! Ксюха с Олежкой тоже своё отхватили с избытком! До того я не очень-то одобряла их возможную связь. Остатки отверженной ревности все ещё бродили грязной пеной где-то в тёмных закоулках моего существа. Не вытравленные до конца, помноженные на Ксюшкину фантастическую сексуальность, они порождали тот самый глупый страх мифических потерь, в который стоит разок поверить — и всё пропало.
Наблюдая за их пылкими звериными игрищами, одновременно с замиранием сердца наслаждаясь всепроникающей Лёхиной нежностью, услышала, наконец, добрую тёплую тишину там, где совсем ещё недавно злобно шевелились студенистые ростки мутных подозрений. Душная, липкая боязнь ушла и более уже никогда не возвращалась.
Только вот не нужно считать Юлю статисткой на том празднике жизни! Лёшка превзошёл сам себя! Истерзал всю меня до кончиков пальцев! Кувыркались до изнеможения! Любимый умудрился жёнушку пару раз перехватить в эпизодах. И ведь классно перехватил, скажу по секрету! Фантастическая всё-таки у мужа выносливость! Когда ж мальчишки затихли, умаявшись, я добралась до вконец измученной Ксении. Долго и сладко мстила ей за развращённого мужа! Волшебный вкус! Почти всю съела! Немножко на потом, конечно, оставила.
А поутру они проснулись. Не все, разумеется, особо одарённые. Первым вскочил Олежка, ему на службу спозаранку. Мы с Ксюхой — валетиком. Как вчера любились-миловались, так и заснули, обнявшись. Лёха — соня тот ещё! Пусть поспит, малыш. Мне сегодня на работу не нужно, отгул взяла заблаговременно. А он и не сможет. Значит, поиграемся днем ещё!
— Девки! Чего разлеглись-то? — муж с улыбочкой Кристобаля Хозяевича напоминает о нашей нелёгкой миссии. — Память отшибло, или нагишом хотите покрасоваться, когда основная масса народа на работу попрёт?
Смотрю на часы. Ё-мое! Половина шестого уже! На улице светло. Слышу под окнами голоса пьяные. Компания какая-то догуливает. Ага! Уже весело!
Трясу, бужу Ксюху.
— …Брось, Юлик! …Дай поспать! Часика через три! Подумаешь, нагишом. Бл*дей в натуре не видели… что ли? Ну и пусть… У них чешется… Потом…
Может, ей и пофиг, когда голыми сиськами да письками по двору сверкать, а мне нет! Не настолько продвинутая! Сейчас не двадцатые годы прошлого века, а я не член общества «Долой стыд!» ! И потом Лёшкина одежда уж больно сильно меня беспокоит! Если её правда стащат или затеряется где, в чём он до дому-то пойдёт? Олежкины вещи никогда не рискну ему отдать, да и размерчик не тот. А в моих ему, уверена, и сотни метров не пройти, сразу повяжут! Делать нечего: мухой встреваю в тапочки и в чём мама родила спешно выдвигаюсь.
Подъезд преодолела легко. Он по жизни-то несильно людный, а в такую рань и подавно.
