- Надо устроить шоу, - в свою очередь предложила Надя, задумчиво разлаживая складки пледа. – У нас люди любят все эффектное, яркое и страшное.
- Что предлагаешь? Поделись идеями! К нам из технических миров редко какая забредает, - подтолкнул девушку Дарсен, рефлекторно потянулся к бокалу и тут же скривился и едва не пульнул пустую тару в угол комнаты.
- Ты пить бросил? – удивилась девушка, успевшая привыкнуть к неразлучности законника и бутылки.
- Не знаю, но прервался точно. После пятидневной пьянки с хирдом в кабаке, где не подают ничего слабее гномьего самогона, меня от одной мысли о том, что булькает, тошнит, - буркнул Дарсен, с трудом сглотнув, и скомандовал: - Ты давай, не отвлекайся!
- Как проявилось в храме лишение покровительства? – уточнила Надя у Сил.
- Мы более не проявляем там своего присутствия.
- Этого мало. Надо, чтобы люди поняли, что храм оставлен вами. Прониклись! Пусть стены храма изменят свой цвет на какой-нибудь мрачный, можно огненными письменами внутри начертать какую-нибудь надпись угрожающую. К примеру, «Смерти невинных переполнили чашу нашего терпения. Нет нам боле места в мире»… И еще, - Надя помялась, - можно добавить про деяния людские, открывшие дорогу тьме.
- Здорово! А дальше? – подался вперед законник.
- У нас историями очень любят пугать и пугаться всякими про зомби и призраков. Почему бы не сделать что-то похожее? Тем, кого убили в храме, уже все равно. Можно, наверное, из них сделать настоящих и послать за зачинщиком. Пусть они про его вину говорят.
- Ты же говорила, у вас магии нет, откуда же такое знаешь? - озадачился Дарсен с подозрением. Ну как его все дурачили все это время? И забавная чистая девочка вовсе не та, за какую себя выдает?
- Магии нет, или, наверное, нет. А истории… Мы думаем, что мы их выдумали, - пожала плечами Надя, используя знания из «базы данных», случайно «закачанной» Силами. – Для идей границы миров не границы. Во многом наш мир куда безопаснее ваших магических. Демоны, вампиры, призраки, ходячие мертвецы и прочие опасные существа - страшные сказки, которые развлекают людей и лишь самую малость пугают. Пусть у нас нет магов-боевиков, но нет и ваших угроз. Впрочем, - Надя вздохнула, и признала, - люди порой бывают страшнее любого ужастика.
- Точно-точно! Я, бывало, сам себя в зеркале пугаюсь! Как с утречка гляну, так рука за посеребренным кинжалом тянется. Демоны из Межуровнья нападают! А пригляжусь, нет, не демоны, это я нынче такой писаный красавчик. Отбой тревоги! И иду в подвал рассолу глотнуть, - попытался обернуть разговор шуткой Дарсен, отгоняя от Надюшки призрак воспоминания о мертвом маньяке.
Надя улыбнулась, живо представив себе взлохмаченного, красноглазого, красноносого, расхристанного законника, отшатывающегося от зеркала.
Виндер между тем проводил уже в деловом ключе:
- Между прочим, идею девочка очень стоящую накидала! Детали надо еще обмозговать, но в целом, думаю, покатит!
- Силы, а что вы с теми, кто раньше были вашими жрецами и стал не нужен, сделали? Вы их прогнали? – осторожно уточнила Надя.
- Нет, - смущенно ответили те. – Мы объявили, что в жрецах – проводниках своей воли и слова, которые не могут быть нашими посвященными, обладающими талантами к гармонизации миров, мы не испытываем нужды. Но все, кто хочет, может остаться присматривать за храмами в качестве служителей места.
- А-а-ха-ха, - рухнув в кресло, заливисто, совершенно по-мальчишечьи, рассмеялся Дарсен. – Теперь понимаю, с чего они так окрысились. Не просто пинком под зад, а с короля до уборщика опустили! Ну, о Великие, ну затейники!!!!
Силы непонимающе замерцали.
- Многие остались? – мягко и сочувственно уточнила Надежда.
- Нет, горстка, - ответствовали Двадцать и Одна.
- Вот между теми, кому некуда идти – раз, да неохота трогаться с насиженного места - два, и стоит поискать горстку третьих. Тех, кто вам по-настоящему служить хочет, не слово и вести ваши заумно толковать, так хоть веником в храме махать, - отсмеявшись, просветил циничный законник. – А средь всех остальных, готов сотню серебром поставить, недовольных отыщется, хоть отбавляй. И тех, кто с вами, о Великие, если бы когти могли дотянуться, поквитаться не прочь, и тех, кто назад на почетное место грезит вернуться.
Силы непонимающе мерцали. Им очень сложно было постигнуть логику суждений созданий плоти. Кое-как они понимали Надю, в чем-то близкую своим мышлением к Силам, но мотивы поведения основной массы смертных были для Двадцати и Одной тайной за семью печатями. Впрочем, и особой надобности в постижении этой странной логики они прежде не видели.
- Занятно… - законник потер ладони. – Скажите-ка, о Великие, тот или те, кто вам гадостную кашу с жертвоприношениями заварил, раньше на верхушке иерархии сидел или как?
- Один из младших жрецов. Он не пробыл в Храме и года, - печальным эхом отозвались Силы.
- Выходит, один мелкий пакостник проблемы целому миру нарисовал. Ну… не знаю, - теперь уже всерьез призадумался Дарсен. – Может, и не слишком много вас еще таких неприятных сюрпризов ждет. Вдруг те, что при храме хоть сколь долго пробыл, пусть не жаждой служения, но толикой веры во Вселенскую Гармонию, Волю Творца и Великое Равновесие прониклись? Вдруг у них хоть какие-то семена уважения к Закону Творца в душе проросли? Ай, не важно. Служители Смерти им судиями пусть будут, давайте с кровавым беспределом в храме разбираться. Нет, это ж надо до такого додуматься, в Храме Сил народ, точно свиней на бойне, резать! Я уже хочу посмотреть, как мертвые и восставшие свои пальцы на шее этого гения сомкнут!
Надя смотрела на возмущавшегося юриста и теперь видела яснее ясного: Двадцать и Одна выбрали Дарсена Виндера не зря. Вопреки всем циничным словам и ворчанию, вопреки пристрастию к выпивке и озлоблению от потери родных, законник на самом деле глубоко, на уровне безусловного императива, чтил Силы и высшие законы. Он готов был порвать каждого, идущего против таковых с помощью ли легальных инструментов или, коль не получится такими методами, вообще всем, что под руку подвернется!
Обсуждение деталей представления заняло немало времени. Незаметно за окном сгустились сумерки. Возможно, совещание продлилось бы дольше, но Дарсен заметил, как украдкой сцеживает зевок в ладошку Надя. Мама никогда принудительно дочь в постель не отправляла, а сегодня и вовсе где-то гуляла по улочкам города с Дмитрием. Потому режимом дня девушки пришлось озадачиться юристу.
- Ты чего? Устала?
- У нас вечер, я скоро спать пойду, - честно ответила Надя.
- Тогда до завтра! Всё, - резко свернул режиссерские прения Дарсен и попросил Силы: - Давай, о Великие, на сегодня закончим, чтоб ваша драгоценная девочка завтра с лестницы вниз не полетела с сонных-то глаз. Иди в постель, куколка!
Испуганные зловещей перспективой травмы посвященной, Двадцать и Одна резко свернули экран трансляции и исчезли вместе с ощущением всякого присутствия. Осталась лишь тонкая нить на периферии восприятия, чтобы уж совсем не выпускать девушку из вида. Надя никому даже спокойно ночи пожелать не успела. Или в мире Дарсена не были приняты такие пожелания, а Силы так и вовсе не нуждались во сне и отдыхе?
Свернувшись уютным клубочком под пуховым одеялом, Надя закрыла глаза и быстро заснула. Сквозь сон она еще отследила, как пришла домой мама вместе с Дмитрием. Как они тихо, стараясь не потревожить сон девушки, прокрались на кухню, а затем и в спальню. Их зелено-желтые переливы, пахнущие свежей травой и весенними цветами, окончательно успокоили спящую, позволяя погрузиться в глубины сновидений.
И в них Надежда неожиданно для себя увидела настоящее мистическое кино. Ей был явлен прежде светлый храм, высокие колонны которого, стены со стрельчатыми арками проходов и окон, украшенных искусной резьбой, казалось, парили некогда над землей. Ныне же их пригибала к земле сгущающаяся, душная и какая-то не черная, но грязно-серая мга. Туман - не туман, смог - не смог… И в этом душном мареве гудела, волновалась, шумела единым организмом или потревоженным ульем растерянная, злая, испуганная толпа. Она полыхала алыми зарницами гнева, багряным раздражением и черно-серо-лиловым прогорклым страхом.
Усугубляя настрой, переводя его за черту религиозного ужасания в чистый ужас, случилось следующее. Перед закрытыми для доступа дверями, в воздухе меж широких проемов, колеблющемся точно в мареве знойного дня, возникли полыхающие ядовито-оранжевым буквы. Они складывались в слова и строки:
«Смерти невинных – кровавые двери во тьму! Чаша терпения переполнена! Храм осквернен! Нам места здесь более нет!»
Все написанное было продублировано трубным гласом с хмурых, будто собирающихся разразиться бурей столетия, небес. Когда воззвание Сил Двадцати и Одной отзвучало, воцарилось оглушающее молчание, еще более удивительное из-за того, сколько народу собралось у стен храма.
Да, многозвучный, слитый в единое глас Сил отгрохотал и смолк, а надпись как полыхала в проеме врат, так и осталась. Более того, она чудесным образом размножилась, занимая и стены оскверненного храма. Чтобы каждый, с какой бы стороны он ни вышел на площадь, смог узреть письмена и содрогнуться.
Толпа продолжала безмолвствовать, онемевшая, безгласная, недоуменная, но уже почти готовая взорваться новой чередой нарастающих звуков, когда шум – неприятное шарканье, скрежет, душераздирающие стоны, исполненные смертной мyки, раздались изнутри оскверненного храма. Что-то или кто-то ужасное приближался к дверям.
Живая масса дрогнула и подалась назад слаженно и синхронно, как один испуганный человек. Сквозь дрожащее марево, полыхающее огненными словесами, явились они: два призрака печально-гневных прекрасных дев в окровавлено-белых одеяниях, плывущих над мостовой и просвечивающих призрачным светом. А следом, куда медленнее, возникла их подруга, чью плоть уже тронул след разложения, а кипенно-белый цвет платья потускнел и замарался бурыми потеками крови.
- Виновен! Виновен! - простонали две призрачные девы, простирая руки к толпе.
- Виновен! – хрипло каркнула мертвая, шаркая вперед и тоже вскинула руку. Одну, сжатую в кулак. Лишь указательный палец был вытянут вперед и точно указывал на того, от кого приливом отшатнулась толпа.
- На тебе наши смерти! Зачем?! – провыла в унисон ужасная троица, подступая к тому, кто был бы и рад сбежать, да ноги не могли сделать с места даже шага, словно намертво прилипли к мостовой.
Подошвами ног к плитам храмовой площади накрепко пристал молодой мужчина в фиолетовом плаще с одухотворенным, а ныне искаженным напряжением и ужасом лицом. Судя по острым кончикам ушей, не совсем человек. Он пытался вытащить ноги из сапог, чтоб скрыться, но не тут-то было. Похоже, изнутри ноги его тоже прилепили к месту.
- За что? – снова завыли призраки, закашляла прекрасная мертвячка.
- Я не хотел ваших смертей! Все должно было быть не так! Иначе! – выкрикнул парализованный ужасом и магией виновник, бешено вращая глазами. – Они должны были остановить! Позвать! Понять!
Но призраки и зомби не вняли этим, вне всякого сомнения, логичным для остроухого доводам, все так же они подступали к жертве и тянули к нему скрюченные пальцы: разорвать, отомстить, покарать. К завываниям-вопросам «За что?» прибавились стоны:
- Кайся! Кайся! Кайся!
И остроухий интриган не выдержал психологического давления. Взахлеб, со стенаниями и слезами раскаяния, он при небольшой помощи в усилении и распространении звука, поведал всем заинтересованным и не особо заинтересованным о сути и всех этапах интриги, составленной и обстряпанной в захолустном мирке ради одной «великой» цели. Силы должны были на горьком опыте убедиться, что без пастухов-жрецов паства превращается в неразумное, жестокое стадо, жаждущее крови.
Он ведь ничего по сути не делал особенного – там шепнул, тут подсказал, здесь намекнул. Пара-тройка заклинаний подавления воли не в счет. Это ж ради общего блага: и самих Сил, и их изгнанных жрецов! Он не хотел трагедий! Нет, он лишь хотел все исправить, чтоб стало, как прежде.
Чем кончилась печальная история, Наде досмотреть не дали. Кино оборвалось на сцене полного и безоговорочного покаяния бывшего жреца. Впрочем, с таким послужным списком вряд ли ему теперь была суждена успешная карьера при любом из культов в мирах. Светлые отвернутся от замаранного кровью, темные от разоблаченного неудачника, блюдущие равновесие от нарушившего его.
Эмоционального накала трансляции с обрезанной концовкой оказалось достаточно, чтобы девушка проснулась с заполошно бьющимися сердцем. Спальная футболка была мокрой от пота на спине. Отдышавшись, Надежда осторожно позвала:
- Силы?
- Надя?/Посвященная?/Избранница? – так же тихо и осторожно отозвались Двадцать и Одна.
- Что было дальше с вашим бывшим жрецом? – вопрос задавать было страшно, но не знать показалось девушке еще хуже.
- Мы его забрали на Суд Сил. И мы… девушек тоже забрали и воскресили в тех мирах, где их ждут. Силы Смерти дозволение дали. Храм теперь чист, но закрыт, раскаяние и призыв должны прозвучать громко, чтобы мы вернулись, - немного виновато – а ну как служительница начнет их в чем-то упрекать – поделились своими соображениями Силы. После того, как их избранница ринулась лично спасать постороннюю девочку, Двадцать и Одна немного скорректировали свое поведение по отношению к созданиям плоти.
Надежда откинулась на подушку и умиротворенно улыбнулась. Хорошо все устроилось, правильно для каждого! И людям, пожалуй, нужно время, чтобы понять, в какие неприятности ввергло их слепое следование чужому призыву и погоня за иллюзорными благами. Они потеряли величайшее сокровище - не только милость, но и доверие Сил Двадцати и Одной.
Да, храм – место силы, то есть точка биения пульса мира, узел, сосредоточение свободной энергии Мироздания, в которую так приятно окунуться, осталось. Но без личного присутствия покровителей даже это место будет звучать пустотой для тех, кто помнил и ощущал. Чтобы Силы вернулись, воистину людям придется звать и раскаяться, причем искренне. Фальшивка не пройдет, ложь раскусят сразу.
Беседуя с Силами в предрассветной тишине, Надя чувствовала недосказанность. Кажется, Двадцать Одна знали или хотели сказать ей больше, чем сказали, но почему-то промолчали. Их умалчивание пахло горькими ягодами и недобродившим до вина соком. Тускло-коричневые всполохи портили обыкновенно-радужное чистое сияние. Но девушка не стала терзать таящихся от нее собеседников. Если они не посчитали нужным сказать, пусть молчат. Возможно, так будет верно.
Все-таки они – Высшие Силы, чувствующие волю самого Творца бесконечной Вселенной, как прямое указание к действиям. А она только свежеиспеченная посвященная со скверно сформированным, кособоким из-за нахождения в техническом мире даром.
Значит, недосказанное и должно было остаться недосказанным, и не стоит обращать внимания на цвета и запахи? Ведь так? Так?
Может, они просто не захотели ее тревожить? Но если проблема все-таки есть, найдется тот, с кем Силы ее обсудят. Взять хотя бы Дарсена! Бросивший пить и обрётший душевный покой юрист сейчас производил на Надю хорошее впечатление. И пусть у нее был полный доступ к странной информации, обращаться с данными и применять их законник умел куда лучше неопытной девушки.
- Что предлагаешь? Поделись идеями! К нам из технических миров редко какая забредает, - подтолкнул девушку Дарсен, рефлекторно потянулся к бокалу и тут же скривился и едва не пульнул пустую тару в угол комнаты.
- Ты пить бросил? – удивилась девушка, успевшая привыкнуть к неразлучности законника и бутылки.
- Не знаю, но прервался точно. После пятидневной пьянки с хирдом в кабаке, где не подают ничего слабее гномьего самогона, меня от одной мысли о том, что булькает, тошнит, - буркнул Дарсен, с трудом сглотнув, и скомандовал: - Ты давай, не отвлекайся!
- Как проявилось в храме лишение покровительства? – уточнила Надя у Сил.
- Мы более не проявляем там своего присутствия.
- Этого мало. Надо, чтобы люди поняли, что храм оставлен вами. Прониклись! Пусть стены храма изменят свой цвет на какой-нибудь мрачный, можно огненными письменами внутри начертать какую-нибудь надпись угрожающую. К примеру, «Смерти невинных переполнили чашу нашего терпения. Нет нам боле места в мире»… И еще, - Надя помялась, - можно добавить про деяния людские, открывшие дорогу тьме.
- Здорово! А дальше? – подался вперед законник.
- У нас историями очень любят пугать и пугаться всякими про зомби и призраков. Почему бы не сделать что-то похожее? Тем, кого убили в храме, уже все равно. Можно, наверное, из них сделать настоящих и послать за зачинщиком. Пусть они про его вину говорят.
- Ты же говорила, у вас магии нет, откуда же такое знаешь? - озадачился Дарсен с подозрением. Ну как его все дурачили все это время? И забавная чистая девочка вовсе не та, за какую себя выдает?
- Магии нет, или, наверное, нет. А истории… Мы думаем, что мы их выдумали, - пожала плечами Надя, используя знания из «базы данных», случайно «закачанной» Силами. – Для идей границы миров не границы. Во многом наш мир куда безопаснее ваших магических. Демоны, вампиры, призраки, ходячие мертвецы и прочие опасные существа - страшные сказки, которые развлекают людей и лишь самую малость пугают. Пусть у нас нет магов-боевиков, но нет и ваших угроз. Впрочем, - Надя вздохнула, и признала, - люди порой бывают страшнее любого ужастика.
- Точно-точно! Я, бывало, сам себя в зеркале пугаюсь! Как с утречка гляну, так рука за посеребренным кинжалом тянется. Демоны из Межуровнья нападают! А пригляжусь, нет, не демоны, это я нынче такой писаный красавчик. Отбой тревоги! И иду в подвал рассолу глотнуть, - попытался обернуть разговор шуткой Дарсен, отгоняя от Надюшки призрак воспоминания о мертвом маньяке.
Надя улыбнулась, живо представив себе взлохмаченного, красноглазого, красноносого, расхристанного законника, отшатывающегося от зеркала.
Виндер между тем проводил уже в деловом ключе:
- Между прочим, идею девочка очень стоящую накидала! Детали надо еще обмозговать, но в целом, думаю, покатит!
- Силы, а что вы с теми, кто раньше были вашими жрецами и стал не нужен, сделали? Вы их прогнали? – осторожно уточнила Надя.
- Нет, - смущенно ответили те. – Мы объявили, что в жрецах – проводниках своей воли и слова, которые не могут быть нашими посвященными, обладающими талантами к гармонизации миров, мы не испытываем нужды. Но все, кто хочет, может остаться присматривать за храмами в качестве служителей места.
- А-а-ха-ха, - рухнув в кресло, заливисто, совершенно по-мальчишечьи, рассмеялся Дарсен. – Теперь понимаю, с чего они так окрысились. Не просто пинком под зад, а с короля до уборщика опустили! Ну, о Великие, ну затейники!!!!
Силы непонимающе замерцали.
- Многие остались? – мягко и сочувственно уточнила Надежда.
- Нет, горстка, - ответствовали Двадцать и Одна.
- Вот между теми, кому некуда идти – раз, да неохота трогаться с насиженного места - два, и стоит поискать горстку третьих. Тех, кто вам по-настоящему служить хочет, не слово и вести ваши заумно толковать, так хоть веником в храме махать, - отсмеявшись, просветил циничный законник. – А средь всех остальных, готов сотню серебром поставить, недовольных отыщется, хоть отбавляй. И тех, кто с вами, о Великие, если бы когти могли дотянуться, поквитаться не прочь, и тех, кто назад на почетное место грезит вернуться.
Силы непонимающе мерцали. Им очень сложно было постигнуть логику суждений созданий плоти. Кое-как они понимали Надю, в чем-то близкую своим мышлением к Силам, но мотивы поведения основной массы смертных были для Двадцати и Одной тайной за семью печатями. Впрочем, и особой надобности в постижении этой странной логики они прежде не видели.
- Занятно… - законник потер ладони. – Скажите-ка, о Великие, тот или те, кто вам гадостную кашу с жертвоприношениями заварил, раньше на верхушке иерархии сидел или как?
- Один из младших жрецов. Он не пробыл в Храме и года, - печальным эхом отозвались Силы.
- Выходит, один мелкий пакостник проблемы целому миру нарисовал. Ну… не знаю, - теперь уже всерьез призадумался Дарсен. – Может, и не слишком много вас еще таких неприятных сюрпризов ждет. Вдруг те, что при храме хоть сколь долго пробыл, пусть не жаждой служения, но толикой веры во Вселенскую Гармонию, Волю Творца и Великое Равновесие прониклись? Вдруг у них хоть какие-то семена уважения к Закону Творца в душе проросли? Ай, не важно. Служители Смерти им судиями пусть будут, давайте с кровавым беспределом в храме разбираться. Нет, это ж надо до такого додуматься, в Храме Сил народ, точно свиней на бойне, резать! Я уже хочу посмотреть, как мертвые и восставшие свои пальцы на шее этого гения сомкнут!
Надя смотрела на возмущавшегося юриста и теперь видела яснее ясного: Двадцать и Одна выбрали Дарсена Виндера не зря. Вопреки всем циничным словам и ворчанию, вопреки пристрастию к выпивке и озлоблению от потери родных, законник на самом деле глубоко, на уровне безусловного императива, чтил Силы и высшие законы. Он готов был порвать каждого, идущего против таковых с помощью ли легальных инструментов или, коль не получится такими методами, вообще всем, что под руку подвернется!
Обсуждение деталей представления заняло немало времени. Незаметно за окном сгустились сумерки. Возможно, совещание продлилось бы дольше, но Дарсен заметил, как украдкой сцеживает зевок в ладошку Надя. Мама никогда принудительно дочь в постель не отправляла, а сегодня и вовсе где-то гуляла по улочкам города с Дмитрием. Потому режимом дня девушки пришлось озадачиться юристу.
- Ты чего? Устала?
- У нас вечер, я скоро спать пойду, - честно ответила Надя.
- Тогда до завтра! Всё, - резко свернул режиссерские прения Дарсен и попросил Силы: - Давай, о Великие, на сегодня закончим, чтоб ваша драгоценная девочка завтра с лестницы вниз не полетела с сонных-то глаз. Иди в постель, куколка!
Испуганные зловещей перспективой травмы посвященной, Двадцать и Одна резко свернули экран трансляции и исчезли вместе с ощущением всякого присутствия. Осталась лишь тонкая нить на периферии восприятия, чтобы уж совсем не выпускать девушку из вида. Надя никому даже спокойно ночи пожелать не успела. Или в мире Дарсена не были приняты такие пожелания, а Силы так и вовсе не нуждались во сне и отдыхе?
Свернувшись уютным клубочком под пуховым одеялом, Надя закрыла глаза и быстро заснула. Сквозь сон она еще отследила, как пришла домой мама вместе с Дмитрием. Как они тихо, стараясь не потревожить сон девушки, прокрались на кухню, а затем и в спальню. Их зелено-желтые переливы, пахнущие свежей травой и весенними цветами, окончательно успокоили спящую, позволяя погрузиться в глубины сновидений.
И в них Надежда неожиданно для себя увидела настоящее мистическое кино. Ей был явлен прежде светлый храм, высокие колонны которого, стены со стрельчатыми арками проходов и окон, украшенных искусной резьбой, казалось, парили некогда над землей. Ныне же их пригибала к земле сгущающаяся, душная и какая-то не черная, но грязно-серая мга. Туман - не туман, смог - не смог… И в этом душном мареве гудела, волновалась, шумела единым организмом или потревоженным ульем растерянная, злая, испуганная толпа. Она полыхала алыми зарницами гнева, багряным раздражением и черно-серо-лиловым прогорклым страхом.
Усугубляя настрой, переводя его за черту религиозного ужасания в чистый ужас, случилось следующее. Перед закрытыми для доступа дверями, в воздухе меж широких проемов, колеблющемся точно в мареве знойного дня, возникли полыхающие ядовито-оранжевым буквы. Они складывались в слова и строки:
«Смерти невинных – кровавые двери во тьму! Чаша терпения переполнена! Храм осквернен! Нам места здесь более нет!»
Все написанное было продублировано трубным гласом с хмурых, будто собирающихся разразиться бурей столетия, небес. Когда воззвание Сил Двадцати и Одной отзвучало, воцарилось оглушающее молчание, еще более удивительное из-за того, сколько народу собралось у стен храма.
Да, многозвучный, слитый в единое глас Сил отгрохотал и смолк, а надпись как полыхала в проеме врат, так и осталась. Более того, она чудесным образом размножилась, занимая и стены оскверненного храма. Чтобы каждый, с какой бы стороны он ни вышел на площадь, смог узреть письмена и содрогнуться.
Толпа продолжала безмолвствовать, онемевшая, безгласная, недоуменная, но уже почти готовая взорваться новой чередой нарастающих звуков, когда шум – неприятное шарканье, скрежет, душераздирающие стоны, исполненные смертной мyки, раздались изнутри оскверненного храма. Что-то или кто-то ужасное приближался к дверям.
Живая масса дрогнула и подалась назад слаженно и синхронно, как один испуганный человек. Сквозь дрожащее марево, полыхающее огненными словесами, явились они: два призрака печально-гневных прекрасных дев в окровавлено-белых одеяниях, плывущих над мостовой и просвечивающих призрачным светом. А следом, куда медленнее, возникла их подруга, чью плоть уже тронул след разложения, а кипенно-белый цвет платья потускнел и замарался бурыми потеками крови.
- Виновен! Виновен! - простонали две призрачные девы, простирая руки к толпе.
- Виновен! – хрипло каркнула мертвая, шаркая вперед и тоже вскинула руку. Одну, сжатую в кулак. Лишь указательный палец был вытянут вперед и точно указывал на того, от кого приливом отшатнулась толпа.
- На тебе наши смерти! Зачем?! – провыла в унисон ужасная троица, подступая к тому, кто был бы и рад сбежать, да ноги не могли сделать с места даже шага, словно намертво прилипли к мостовой.
Подошвами ног к плитам храмовой площади накрепко пристал молодой мужчина в фиолетовом плаще с одухотворенным, а ныне искаженным напряжением и ужасом лицом. Судя по острым кончикам ушей, не совсем человек. Он пытался вытащить ноги из сапог, чтоб скрыться, но не тут-то было. Похоже, изнутри ноги его тоже прилепили к месту.
- За что? – снова завыли призраки, закашляла прекрасная мертвячка.
- Я не хотел ваших смертей! Все должно было быть не так! Иначе! – выкрикнул парализованный ужасом и магией виновник, бешено вращая глазами. – Они должны были остановить! Позвать! Понять!
Но призраки и зомби не вняли этим, вне всякого сомнения, логичным для остроухого доводам, все так же они подступали к жертве и тянули к нему скрюченные пальцы: разорвать, отомстить, покарать. К завываниям-вопросам «За что?» прибавились стоны:
- Кайся! Кайся! Кайся!
И остроухий интриган не выдержал психологического давления. Взахлеб, со стенаниями и слезами раскаяния, он при небольшой помощи в усилении и распространении звука, поведал всем заинтересованным и не особо заинтересованным о сути и всех этапах интриги, составленной и обстряпанной в захолустном мирке ради одной «великой» цели. Силы должны были на горьком опыте убедиться, что без пастухов-жрецов паства превращается в неразумное, жестокое стадо, жаждущее крови.
Он ведь ничего по сути не делал особенного – там шепнул, тут подсказал, здесь намекнул. Пара-тройка заклинаний подавления воли не в счет. Это ж ради общего блага: и самих Сил, и их изгнанных жрецов! Он не хотел трагедий! Нет, он лишь хотел все исправить, чтоб стало, как прежде.
Чем кончилась печальная история, Наде досмотреть не дали. Кино оборвалось на сцене полного и безоговорочного покаяния бывшего жреца. Впрочем, с таким послужным списком вряд ли ему теперь была суждена успешная карьера при любом из культов в мирах. Светлые отвернутся от замаранного кровью, темные от разоблаченного неудачника, блюдущие равновесие от нарушившего его.
Эмоционального накала трансляции с обрезанной концовкой оказалось достаточно, чтобы девушка проснулась с заполошно бьющимися сердцем. Спальная футболка была мокрой от пота на спине. Отдышавшись, Надежда осторожно позвала:
- Силы?
- Надя?/Посвященная?/Избранница? – так же тихо и осторожно отозвались Двадцать и Одна.
- Что было дальше с вашим бывшим жрецом? – вопрос задавать было страшно, но не знать показалось девушке еще хуже.
- Мы его забрали на Суд Сил. И мы… девушек тоже забрали и воскресили в тех мирах, где их ждут. Силы Смерти дозволение дали. Храм теперь чист, но закрыт, раскаяние и призыв должны прозвучать громко, чтобы мы вернулись, - немного виновато – а ну как служительница начнет их в чем-то упрекать – поделились своими соображениями Силы. После того, как их избранница ринулась лично спасать постороннюю девочку, Двадцать и Одна немного скорректировали свое поведение по отношению к созданиям плоти.
Надежда откинулась на подушку и умиротворенно улыбнулась. Хорошо все устроилось, правильно для каждого! И людям, пожалуй, нужно время, чтобы понять, в какие неприятности ввергло их слепое следование чужому призыву и погоня за иллюзорными благами. Они потеряли величайшее сокровище - не только милость, но и доверие Сил Двадцати и Одной.
Да, храм – место силы, то есть точка биения пульса мира, узел, сосредоточение свободной энергии Мироздания, в которую так приятно окунуться, осталось. Но без личного присутствия покровителей даже это место будет звучать пустотой для тех, кто помнил и ощущал. Чтобы Силы вернулись, воистину людям придется звать и раскаяться, причем искренне. Фальшивка не пройдет, ложь раскусят сразу.
Беседуя с Силами в предрассветной тишине, Надя чувствовала недосказанность. Кажется, Двадцать Одна знали или хотели сказать ей больше, чем сказали, но почему-то промолчали. Их умалчивание пахло горькими ягодами и недобродившим до вина соком. Тускло-коричневые всполохи портили обыкновенно-радужное чистое сияние. Но девушка не стала терзать таящихся от нее собеседников. Если они не посчитали нужным сказать, пусть молчат. Возможно, так будет верно.
Все-таки они – Высшие Силы, чувствующие волю самого Творца бесконечной Вселенной, как прямое указание к действиям. А она только свежеиспеченная посвященная со скверно сформированным, кособоким из-за нахождения в техническом мире даром.
Значит, недосказанное и должно было остаться недосказанным, и не стоит обращать внимания на цвета и запахи? Ведь так? Так?
Может, они просто не захотели ее тревожить? Но если проблема все-таки есть, найдется тот, с кем Силы ее обсудят. Взять хотя бы Дарсена! Бросивший пить и обрётший душевный покой юрист сейчас производил на Надю хорошее впечатление. И пусть у нее был полный доступ к странной информации, обращаться с данными и применять их законник умел куда лучше неопытной девушки.