Не знаю, сколько продолжалась эта дикая пляска. Ваал снова завладел телом одной из девушек, в то время как она ублажала ртом свою любовницу. Я переминалась с ноги на ногу, закатывая глаза от вынужденного удовольствия, когда движения Хозяина стали резче, а на руках выросли длинные когти. Как только девушка забилась в экстазе, и я последовала её примеру, меня пронзила нестерпимая боль, свалив с ног на пол. Даже порка не могла сравниться по интенсивности с той выворачивающей наизнанку болью, которая разрывала меня. Я раскрыла в ужасе глаза, не понимая что происходит. Грудь раздирало от боли, словно это дикое животное рвало меня на части. Чья-то рука дотронулась до сердца, выжимая из него жизнь. Меня начала забирать темнота, но в последний момент из её холодных лап вырвал рев Ваала.
- Смотри, - прорычал он, словно зверь.
Заходясь от беззвучного крика и сотрясаясь мелкой дрожью, зажмурилась, не желая видеть того, что он сделал с девушками, и умоляя себя потерять сознание и не чувствовать этого ада, через которое проходило мое тело.
- Смотри, маленькая дрянь! – снова рявкнул Хозяин.
Приоткрыла глаза затянутые слезами, посмотрев на кровать. Первая девушка лежала в луже крови с разодранной грудью, а вторая, забившись в угол, взирала на её тело с немым ужасом.
- Дор оберегал тебя от нежелательных зрелищ. Верно, рабыня? – его злой рык вынудил прийти в себя, остерегаясь дальнейших действий.
- Верно, Хозяин, - тихо ответила, жадно глотая воздух.
- Ты не хотела видеть то, как развлекаются мои гости? – голос Хозяина перешёл от звериного рыка к безэмоциональному холодному тону, который я привыкла слышать от него.
- Хозяин, - зажмурилась от боли, - я не знала, как они развлекаются, - посмотрела прямо ему в глаза, пронзающие своей бездушностью, сглатывая слёзы.
От его взгляда кожа словно покрылась инеем, предвещая ещё больший ужас. Именно этот взгляд преследовал меня в кошмарах, обещая все муки ада. И сейчас он снова давал понять, что ждать какого-то понимания или человечности от обладателя этих синих глаз невозможно.
- Ты восполнишь эти пробелы. Не смей отводить взгляд или последуешь за ними.
Хозяин рывком притянул за шею вторую девушку, не давая ей произнести ни звука, разорвал её грудную клетку, сжав сердце в ладони, раздавливая его. Вместо крупной мышцы осталось лишь кровавое пятно. Не мигающими от шока глазами я смотрела, как он поднес окровавленную ладонь к губам, облизывая кровавый палец. Меня лихорадило от самого дикого ужаса, испытываемого за обе жизни.
Ваал медленно поднялся с кровати, сдергивая покрывало и обтирая с кожи брызги крови.
- На сегодня ты свободна, - холодно произнес он, покидая спальню в дверь, которая должно быть вела в ванную комнату.
Меня лихорадило уже больше суток. Ночь, проведенная в покоях Ваала, будто на «повторе» прокручивалась у меня в голове. Страх, сменяемый похотью, вожделение, переходящее в болезненное удовольствие, мучительный бесконечный экстаз, сменяемый невыносимой болью и всепоглощающим ужасом, раздирал душу на миллионы острых осколков. Эти воспоминания невозможно искоренить из памяти, переключившись на другие, приносящие меньше боли. Меня то обдавало холодом от леденящего кожу голоса Хозяина, то кидало в жар от его будоражащего тело и сознание шепота. Вспоминала, как сокращались его мышцы, пока он вонзался в тела девушек, похожих, как две капли воды, на меня, и покрывалась липким потом. Его божественное тело, доставляющее столько удовольствия, и в то же время, целую пучину боли, осталось выжжено в сознании. То звериное желание, пробуждаемое его взглядом и близостью, оставляющее лишь первобытные инстинкты и стирающее все грани разума, походило на наваждение, от которого появлялось дикое отторжение к себе и собственному телу. Никогда не смогу забыть, как девушки, сходившие с ума от страсти в его в объятиях, были нещадно разорваны руками, приносившими до этого им столько наслаждения. Только спустя некоторое время начала осознавать, что они выглядели совершенно иначе, чем я. Ничего общего, кроме цвета волос, у девушек со мной не было. От этого открытия, желудок скрутило от отвращения. Отвращения к нему. Ваал целенаправленно сводил меня с ума, издевался, наказывал за непослушание. Я не понимала, как он мог ждать от меня добровольного подчинения чудовищу, пытающемуся уничтожить меня. А в моих глазах он оставался именно тем монстром, от которого хотелось убежать на край света и спрятаться в самую темную пещеру, глупо надеясь на окончательное избавление от его властных жестоких рук.
Я с содроганием ждала следующего раза, когда дверь комнаты распахнется, и за мной придут, чтобы заставить вновь прислуживать Ему. Уверенность в том, что Ваал будет продолжать издеваться надо мной, твердо поселилась внутри, искореняя былые проблески надежды. Ему доставляло удовольствие наблюдать за страданиями других. В этом не оставалось никаких сомнений. Поэтому рассчитывать на скорейшее окончание наказания и возвращение к спокойному выполнению работы охотника, казалось совершенно наивным и бесполезным. Поддержки Дора, по всей видимости, тоже не стоило ожидать. Но, несмотря на всё самовнушение и разумные доводы, в груди билось сердце, наполненное верой. Верой на лучшее будущее. Верой на спасение. Мириться с неизбежностью я не собиралась. Из любого, даже самого безнадежного, положения существовали лазейки. Теперь передо мной встала цель – во что бы то ни стало выкарабкаться отсюда и избавиться от своего мучителя. Ни за что на свете я не доставлю ему такого удовольствия, он не сможет издеваться надо мной всю оставшуюся вечность.
Я старалась как можно меньше покидать свою комнату, спустившись первый раз к ужину через сутки после прошлой встречи с Хозяином. Мне не хотелось никого видеть и тем более ни с кем разговаривать. Пустая болтовня рабынь об обитателях замка не вызывала ничего, кроме изжоги. Высокомерные взгляды, обращенные в мою сторону, тихие перешептывания. Остальные девушки явно обходили меня стороной, будто прокаженную. Стоило приблизиться к одной из них в очереди за подносом или встать за кем-то, забирая собственный ужин, они тут же старались отдалиться как можно дальше. Смутившись всеобщей реакции, поспешила скорее занять самое незаметное место и поскорее покончить с косыми взглядами. Если вспомнить мою смертную жизнь, то не один раз приходилось проходить по утрам «путь позора», возвращаясь от случайного любовника, и каждый раз мне было совершенно наплевать на мнение окружающих. Но теперь, когда я не понимала, с чем связано это осуждение, начинало напрягать подобное отношение девочек, оказавшихся в одном положении со мной.
Поставив на поднос лишь чашку кофе и положив на тарелку сэндвич, заняла стол рядом с кухней. Обычно все девочки избегали его из-за постоянной беготни поваров и официантов, подобное неудобство оказалось мне на руку. Хотелось спрятаться ото всех этих высокомерных сук. Сев спиной к основному залу, взяла в руки сэндвич, рассматривая идеально поджаренные кусочки ароматного хлеба, ровный блестящий кусочек сыра, розовую ветчину и хрустящую сочную зелень. Вдохнула глубже запах, напоминающий о прежней, спокойной жизни. Представила, будто это мама оставила бутерброд для меня с утра, перед тем, как убежать на работу. Мама… как же я соскучилась. Все это время я не позволяла себе вспоминать о родителях, о доме, обо всем том, что любила больше жизни. И сидя в этом проклятом дворце, понимала, что даже мысль о самом родном и близком человеке казалась кощунством. Словно я пачкала её, думая из места, пропитанного пороком и грехом. Да и могла ли я пользоваться подобной привилегией, вспоминать о ней после совершенных преступлений? Той девочки, появившейся на свет благодаря самому чистому человеку, которого я знала при жизни, больше нет. Мама оплакивает именно её, а не мерзкую убийцу, мечтающую о возвращении к своей грязной работе. Ещё раз с грустью посмотрев на бутерброд, поднесла его к губам, откусывая кусочек.
- Сэндвичи здесь божественные!- послышался из-за спины голос Милены, напугав меня.
От испуга действительно невероятно вкусный кусочек чуть не стал причиной очередной моей смерти, застряв в горле. Зайдясь в кашле, попыталась вернуть дыхание.
- Эй, эй!- почувствовала удар кулаком по спине. – Осторожнее, подруга! – посыпалась череда ударов кулаком между лопаток.
Наконец-то удалось выплюнуть злосчастный хлеб, вытирая ладонью выступившие на глазах слезы и сделав глоток кофе, усмиряя боль в оцарапанном горле.
- Если честно, думала, тебя убьет Хозяин, но никак не кусок хлеба!- ухмыльнулась блондинка, усаживаясь за стол напротив меня.
- Я тоже не ожидала увидеть тебя в живых, после прошлой вечеринки, - сделала ещё один глоток кофе, посмотрев на ухоженную, как и всегда, девушку.
- Хочешь, открою секрет? – Милена наклонилась ближе ко мне. – Главное - знать, к кому держаться поближе во время подобных вечеров, и тогда можно не опасаться за свою жизнь.
Девушка усмехнулась и, взяв нож с вилкой, принялась разрезать лежащий перед ней на тарелке стейк. На подцепленном Миленой кусочке мяса проступила кровь. Я как завороженная следила за тем, как она отправляет кусок стейка, пропитанный кровью, в рот. Почему в этом месте все должно быть кровавым?! Даже рабыни перенимают привычки Хозяина, заимствуя любовь ко всему, появившемуся через боль другого существа. Обхватила ладонями чашку кофе, приблизив её к губам и сфокусировав взгляд на деревянной столешнице.
- Так как тебя наказал Хозяин? – проглотив мясо, спросила Милена.
Этого вопроса стоило ожидать. Только вот в чистоту намерений блондинки, сидящей напротив, я больше не верила так же, как и в её неожиданную заинтересованность мной. Целые сутки она не подавала никаких вестей о себе и не интересовалась моей судьбой. Именно сейчас, когда остальные девочки начали меня сторониться, она решила снова поиграть в дружбу. Все это очень походило на фарс. Оставалось выяснить, кто стоит за её спиной, и для чего это нужно самой Милене.
- Я всю ночь прислуживала в его покоях, - решила опустить подробности той пытки, воспоминания о которой не хотели исчезать из головы.
- И это все? – посмотрела мне в глаза девушка, продолжив разрезать стейк.
- Да. Разве должно быть что-то ещё? – не отпускала её взгляд, пытаясь разгадать намерения рабыни.
Милена наклонилась ближе ко мне, не выпуская из рук ножа и вилки.
- Ходят слухи, что в ту ночь он растерзал двух наложниц, - прошептала Милена.
- Разве это не является чем-то вроде нормы для него? - усмехнулась удивлению девушки, вспомнив все свои встречи с Ваалом.
- Он никогда не убивает наложниц, - ещё тише проговорила блондинка. - Думаешь, почему все так мечтают оказаться в его гареме? Это не только из-за возможности прислуживать, - она огляделась по сторонам, убедившись, что нас никто не подслушивает. – Стать наложницей – это приобрести гарантию сохранности своего тела.
- Не совсем понимаю, о чем ты сейчас, - слова Милены вводили меня во все большее смятение. Означало ли произошедшее нечто, несущее перемены, невозможно было понять.
- Никогда, понимаешь, никогда он не убивал наложниц. Забывал про них – да, но убить - нет. Другое дело с рабынями, с которыми он делает все что вздумается, - быстро проговорила блондинка, не забывая поглядывать по сторонам. – Он сделал это при тебе? Убил их?
- А разве его гости не убивали в тот вечер рабынь на глазах друг у друга? – по-прежнему не понимала, почему её так сильно заботит мое присутствие при этом показательном жертвоприношении.
- Убивали. И … это нормально, - пожала плечами девушка. – Но также, все видели ту сцену, произошедшую между Хозяином и Дором, - Милена поморщилась, произнося имя проводника. – Я, конечно, понимаю, что оба недовольны сложившейся ситуацией, но в любой другой раз Хозяин просто отобрал бы у него рабыню, убил прямо там, лишь бы позлить Илиодора. Или заставил её ублажать Хозяина или любого выбранного им гостя, а может одновременно сразу нескольких гостей. Но вот так вспылить и утащить с банкета обслуживающую рабыню, да ещё и занятую приглашенным, пусть даже и таким, как этот, - снова фыркнула она, - это все очень странно.
С лица Милены сползла знакомая веселость и напыщенность, открывая мне обыкновенную растерянную девушку. Её светлые глаза перестали блестеть привычным озорством, оставив лишь невиданную до этого в них грусть. Всматриваясь в печаль, копившуюся годами и затягивающую своей беспросветностью, я поняла, насколько сильно ошибалась. Милена так же, как и я, боялась каждого следующего мига, грозившего стать последним. Жить десятки лет в постоянном страхе невыносимо. Но делать вид, будто привык к подобной жизни и не мечтаешь о другой, спокойной, в которой не нужно опасаться за возможную боль и мучения, - это требовало огромного мужества.
На следующий день, со звоном колокола, все рабыни собрались в холле, с любопытством поглядывая друг на друга. За все время, проведенное в Инфериатосе, это был первый общий сбор. Услышав гулкий звон, отдававшийся эхом по всему крылу, принадлежащему рабыням, я не сразу поняла, что происходит, и выглянула за дверь посмотреть на источник шума. Увидев других девушек, сплошным потоком двигающихся к общему холлу, проследовала по течению, пребывая в полном недоумении. Девушки выстраивались по кругу, всматриваясь в центр зала. Пробиваться ближе к центру я не решилась, заняв место у стенки и дожидаясь объяснения происходящему. Вокруг царила нехарактерная для рабынь тишина. Каждая из девушек так же, как и я, пристально всматривалась в центр, не проронив ни звука. Холл заполнялся прислужницами, которым, казалось, не было конца. С последним ударом колокола немая тишина сменилась волнами шепота.
Эхом отзывающийся цокот каблуков, приближался к месту собрания рабынь. Уверенные шаги словно вбивали металлические шпильки в каменный пол. Звук приближался, перекрывая гомон, сменивший образовавшуюся тишину. Эта поступь явно принадлежала кому-то, занимающему более высокую должность, чем мы. Девушки замерли, развернувшись к коридору, из которого должна была появиться та, что видимо и собрала всех рабынь в одном месте.
Огненно-рыжие локоны промелькнули в толпе. Звук вколачиваемых в пол каблуков, оглушал своей мощью. Всмотрелась в гущу девушек, стараясь разглядеть обладательницу этого величественного шага. Владелица пламенной макушки достигла центра холла, не спеша взошла на подмостки, величественно поднимающиеся из камня, и сейчас возвышалась над рабынями. Густые блестящие локоны, антрацитовые глаза, алые губы. Всё это показалось до боли знакомым. Неприятные ощущения от времени, проведенного в подземелье, снова вернулись. Именно тогда я видела эту девушку, передавшую меня безликим. Ещё тогда я заметила, насколько уверенно она идет, и почувствовала твердость духа, не наблюдающуюся ни в одной из рабынь. Рыжая обвела презрительным взглядом собравшихся девушек, откинув в сторону полы плаща. Угольно-черная материя колыхалась в такт движениям, завораживая и придавая образу ещё большую силу.
- Рабыни, - её раскатистый голос пронесся по всему холлу. – Через пять дней во дворце состоится важное событие, - сделала шаг в сторону, демонстрируя колено обтянутое блестящий кожей высоких ботфортов. – Каждая из вас будет вовлечена в процесс подготовки и обслуживания гостей.
- Смотри, - прорычал он, словно зверь.
Заходясь от беззвучного крика и сотрясаясь мелкой дрожью, зажмурилась, не желая видеть того, что он сделал с девушками, и умоляя себя потерять сознание и не чувствовать этого ада, через которое проходило мое тело.
- Смотри, маленькая дрянь! – снова рявкнул Хозяин.
Приоткрыла глаза затянутые слезами, посмотрев на кровать. Первая девушка лежала в луже крови с разодранной грудью, а вторая, забившись в угол, взирала на её тело с немым ужасом.
- Дор оберегал тебя от нежелательных зрелищ. Верно, рабыня? – его злой рык вынудил прийти в себя, остерегаясь дальнейших действий.
- Верно, Хозяин, - тихо ответила, жадно глотая воздух.
- Ты не хотела видеть то, как развлекаются мои гости? – голос Хозяина перешёл от звериного рыка к безэмоциональному холодному тону, который я привыкла слышать от него.
- Хозяин, - зажмурилась от боли, - я не знала, как они развлекаются, - посмотрела прямо ему в глаза, пронзающие своей бездушностью, сглатывая слёзы.
От его взгляда кожа словно покрылась инеем, предвещая ещё больший ужас. Именно этот взгляд преследовал меня в кошмарах, обещая все муки ада. И сейчас он снова давал понять, что ждать какого-то понимания или человечности от обладателя этих синих глаз невозможно.
- Ты восполнишь эти пробелы. Не смей отводить взгляд или последуешь за ними.
Хозяин рывком притянул за шею вторую девушку, не давая ей произнести ни звука, разорвал её грудную клетку, сжав сердце в ладони, раздавливая его. Вместо крупной мышцы осталось лишь кровавое пятно. Не мигающими от шока глазами я смотрела, как он поднес окровавленную ладонь к губам, облизывая кровавый палец. Меня лихорадило от самого дикого ужаса, испытываемого за обе жизни.
Ваал медленно поднялся с кровати, сдергивая покрывало и обтирая с кожи брызги крови.
- На сегодня ты свободна, - холодно произнес он, покидая спальню в дверь, которая должно быть вела в ванную комнату.
Глава 11
Меня лихорадило уже больше суток. Ночь, проведенная в покоях Ваала, будто на «повторе» прокручивалась у меня в голове. Страх, сменяемый похотью, вожделение, переходящее в болезненное удовольствие, мучительный бесконечный экстаз, сменяемый невыносимой болью и всепоглощающим ужасом, раздирал душу на миллионы острых осколков. Эти воспоминания невозможно искоренить из памяти, переключившись на другие, приносящие меньше боли. Меня то обдавало холодом от леденящего кожу голоса Хозяина, то кидало в жар от его будоражащего тело и сознание шепота. Вспоминала, как сокращались его мышцы, пока он вонзался в тела девушек, похожих, как две капли воды, на меня, и покрывалась липким потом. Его божественное тело, доставляющее столько удовольствия, и в то же время, целую пучину боли, осталось выжжено в сознании. То звериное желание, пробуждаемое его взглядом и близостью, оставляющее лишь первобытные инстинкты и стирающее все грани разума, походило на наваждение, от которого появлялось дикое отторжение к себе и собственному телу. Никогда не смогу забыть, как девушки, сходившие с ума от страсти в его в объятиях, были нещадно разорваны руками, приносившими до этого им столько наслаждения. Только спустя некоторое время начала осознавать, что они выглядели совершенно иначе, чем я. Ничего общего, кроме цвета волос, у девушек со мной не было. От этого открытия, желудок скрутило от отвращения. Отвращения к нему. Ваал целенаправленно сводил меня с ума, издевался, наказывал за непослушание. Я не понимала, как он мог ждать от меня добровольного подчинения чудовищу, пытающемуся уничтожить меня. А в моих глазах он оставался именно тем монстром, от которого хотелось убежать на край света и спрятаться в самую темную пещеру, глупо надеясь на окончательное избавление от его властных жестоких рук.
Я с содроганием ждала следующего раза, когда дверь комнаты распахнется, и за мной придут, чтобы заставить вновь прислуживать Ему. Уверенность в том, что Ваал будет продолжать издеваться надо мной, твердо поселилась внутри, искореняя былые проблески надежды. Ему доставляло удовольствие наблюдать за страданиями других. В этом не оставалось никаких сомнений. Поэтому рассчитывать на скорейшее окончание наказания и возвращение к спокойному выполнению работы охотника, казалось совершенно наивным и бесполезным. Поддержки Дора, по всей видимости, тоже не стоило ожидать. Но, несмотря на всё самовнушение и разумные доводы, в груди билось сердце, наполненное верой. Верой на лучшее будущее. Верой на спасение. Мириться с неизбежностью я не собиралась. Из любого, даже самого безнадежного, положения существовали лазейки. Теперь передо мной встала цель – во что бы то ни стало выкарабкаться отсюда и избавиться от своего мучителя. Ни за что на свете я не доставлю ему такого удовольствия, он не сможет издеваться надо мной всю оставшуюся вечность.
Я старалась как можно меньше покидать свою комнату, спустившись первый раз к ужину через сутки после прошлой встречи с Хозяином. Мне не хотелось никого видеть и тем более ни с кем разговаривать. Пустая болтовня рабынь об обитателях замка не вызывала ничего, кроме изжоги. Высокомерные взгляды, обращенные в мою сторону, тихие перешептывания. Остальные девушки явно обходили меня стороной, будто прокаженную. Стоило приблизиться к одной из них в очереди за подносом или встать за кем-то, забирая собственный ужин, они тут же старались отдалиться как можно дальше. Смутившись всеобщей реакции, поспешила скорее занять самое незаметное место и поскорее покончить с косыми взглядами. Если вспомнить мою смертную жизнь, то не один раз приходилось проходить по утрам «путь позора», возвращаясь от случайного любовника, и каждый раз мне было совершенно наплевать на мнение окружающих. Но теперь, когда я не понимала, с чем связано это осуждение, начинало напрягать подобное отношение девочек, оказавшихся в одном положении со мной.
Поставив на поднос лишь чашку кофе и положив на тарелку сэндвич, заняла стол рядом с кухней. Обычно все девочки избегали его из-за постоянной беготни поваров и официантов, подобное неудобство оказалось мне на руку. Хотелось спрятаться ото всех этих высокомерных сук. Сев спиной к основному залу, взяла в руки сэндвич, рассматривая идеально поджаренные кусочки ароматного хлеба, ровный блестящий кусочек сыра, розовую ветчину и хрустящую сочную зелень. Вдохнула глубже запах, напоминающий о прежней, спокойной жизни. Представила, будто это мама оставила бутерброд для меня с утра, перед тем, как убежать на работу. Мама… как же я соскучилась. Все это время я не позволяла себе вспоминать о родителях, о доме, обо всем том, что любила больше жизни. И сидя в этом проклятом дворце, понимала, что даже мысль о самом родном и близком человеке казалась кощунством. Словно я пачкала её, думая из места, пропитанного пороком и грехом. Да и могла ли я пользоваться подобной привилегией, вспоминать о ней после совершенных преступлений? Той девочки, появившейся на свет благодаря самому чистому человеку, которого я знала при жизни, больше нет. Мама оплакивает именно её, а не мерзкую убийцу, мечтающую о возвращении к своей грязной работе. Ещё раз с грустью посмотрев на бутерброд, поднесла его к губам, откусывая кусочек.
- Сэндвичи здесь божественные!- послышался из-за спины голос Милены, напугав меня.
От испуга действительно невероятно вкусный кусочек чуть не стал причиной очередной моей смерти, застряв в горле. Зайдясь в кашле, попыталась вернуть дыхание.
- Эй, эй!- почувствовала удар кулаком по спине. – Осторожнее, подруга! – посыпалась череда ударов кулаком между лопаток.
Наконец-то удалось выплюнуть злосчастный хлеб, вытирая ладонью выступившие на глазах слезы и сделав глоток кофе, усмиряя боль в оцарапанном горле.
- Если честно, думала, тебя убьет Хозяин, но никак не кусок хлеба!- ухмыльнулась блондинка, усаживаясь за стол напротив меня.
- Я тоже не ожидала увидеть тебя в живых, после прошлой вечеринки, - сделала ещё один глоток кофе, посмотрев на ухоженную, как и всегда, девушку.
- Хочешь, открою секрет? – Милена наклонилась ближе ко мне. – Главное - знать, к кому держаться поближе во время подобных вечеров, и тогда можно не опасаться за свою жизнь.
Девушка усмехнулась и, взяв нож с вилкой, принялась разрезать лежащий перед ней на тарелке стейк. На подцепленном Миленой кусочке мяса проступила кровь. Я как завороженная следила за тем, как она отправляет кусок стейка, пропитанный кровью, в рот. Почему в этом месте все должно быть кровавым?! Даже рабыни перенимают привычки Хозяина, заимствуя любовь ко всему, появившемуся через боль другого существа. Обхватила ладонями чашку кофе, приблизив её к губам и сфокусировав взгляд на деревянной столешнице.
- Так как тебя наказал Хозяин? – проглотив мясо, спросила Милена.
Этого вопроса стоило ожидать. Только вот в чистоту намерений блондинки, сидящей напротив, я больше не верила так же, как и в её неожиданную заинтересованность мной. Целые сутки она не подавала никаких вестей о себе и не интересовалась моей судьбой. Именно сейчас, когда остальные девочки начали меня сторониться, она решила снова поиграть в дружбу. Все это очень походило на фарс. Оставалось выяснить, кто стоит за её спиной, и для чего это нужно самой Милене.
- Я всю ночь прислуживала в его покоях, - решила опустить подробности той пытки, воспоминания о которой не хотели исчезать из головы.
- И это все? – посмотрела мне в глаза девушка, продолжив разрезать стейк.
- Да. Разве должно быть что-то ещё? – не отпускала её взгляд, пытаясь разгадать намерения рабыни.
Милена наклонилась ближе ко мне, не выпуская из рук ножа и вилки.
- Ходят слухи, что в ту ночь он растерзал двух наложниц, - прошептала Милена.
- Разве это не является чем-то вроде нормы для него? - усмехнулась удивлению девушки, вспомнив все свои встречи с Ваалом.
- Он никогда не убивает наложниц, - ещё тише проговорила блондинка. - Думаешь, почему все так мечтают оказаться в его гареме? Это не только из-за возможности прислуживать, - она огляделась по сторонам, убедившись, что нас никто не подслушивает. – Стать наложницей – это приобрести гарантию сохранности своего тела.
- Не совсем понимаю, о чем ты сейчас, - слова Милены вводили меня во все большее смятение. Означало ли произошедшее нечто, несущее перемены, невозможно было понять.
- Никогда, понимаешь, никогда он не убивал наложниц. Забывал про них – да, но убить - нет. Другое дело с рабынями, с которыми он делает все что вздумается, - быстро проговорила блондинка, не забывая поглядывать по сторонам. – Он сделал это при тебе? Убил их?
- А разве его гости не убивали в тот вечер рабынь на глазах друг у друга? – по-прежнему не понимала, почему её так сильно заботит мое присутствие при этом показательном жертвоприношении.
- Убивали. И … это нормально, - пожала плечами девушка. – Но также, все видели ту сцену, произошедшую между Хозяином и Дором, - Милена поморщилась, произнося имя проводника. – Я, конечно, понимаю, что оба недовольны сложившейся ситуацией, но в любой другой раз Хозяин просто отобрал бы у него рабыню, убил прямо там, лишь бы позлить Илиодора. Или заставил её ублажать Хозяина или любого выбранного им гостя, а может одновременно сразу нескольких гостей. Но вот так вспылить и утащить с банкета обслуживающую рабыню, да ещё и занятую приглашенным, пусть даже и таким, как этот, - снова фыркнула она, - это все очень странно.
С лица Милены сползла знакомая веселость и напыщенность, открывая мне обыкновенную растерянную девушку. Её светлые глаза перестали блестеть привычным озорством, оставив лишь невиданную до этого в них грусть. Всматриваясь в печаль, копившуюся годами и затягивающую своей беспросветностью, я поняла, насколько сильно ошибалась. Милена так же, как и я, боялась каждого следующего мига, грозившего стать последним. Жить десятки лет в постоянном страхе невыносимо. Но делать вид, будто привык к подобной жизни и не мечтаешь о другой, спокойной, в которой не нужно опасаться за возможную боль и мучения, - это требовало огромного мужества.
На следующий день, со звоном колокола, все рабыни собрались в холле, с любопытством поглядывая друг на друга. За все время, проведенное в Инфериатосе, это был первый общий сбор. Услышав гулкий звон, отдававшийся эхом по всему крылу, принадлежащему рабыням, я не сразу поняла, что происходит, и выглянула за дверь посмотреть на источник шума. Увидев других девушек, сплошным потоком двигающихся к общему холлу, проследовала по течению, пребывая в полном недоумении. Девушки выстраивались по кругу, всматриваясь в центр зала. Пробиваться ближе к центру я не решилась, заняв место у стенки и дожидаясь объяснения происходящему. Вокруг царила нехарактерная для рабынь тишина. Каждая из девушек так же, как и я, пристально всматривалась в центр, не проронив ни звука. Холл заполнялся прислужницами, которым, казалось, не было конца. С последним ударом колокола немая тишина сменилась волнами шепота.
Эхом отзывающийся цокот каблуков, приближался к месту собрания рабынь. Уверенные шаги словно вбивали металлические шпильки в каменный пол. Звук приближался, перекрывая гомон, сменивший образовавшуюся тишину. Эта поступь явно принадлежала кому-то, занимающему более высокую должность, чем мы. Девушки замерли, развернувшись к коридору, из которого должна была появиться та, что видимо и собрала всех рабынь в одном месте.
Огненно-рыжие локоны промелькнули в толпе. Звук вколачиваемых в пол каблуков, оглушал своей мощью. Всмотрелась в гущу девушек, стараясь разглядеть обладательницу этого величественного шага. Владелица пламенной макушки достигла центра холла, не спеша взошла на подмостки, величественно поднимающиеся из камня, и сейчас возвышалась над рабынями. Густые блестящие локоны, антрацитовые глаза, алые губы. Всё это показалось до боли знакомым. Неприятные ощущения от времени, проведенного в подземелье, снова вернулись. Именно тогда я видела эту девушку, передавшую меня безликим. Ещё тогда я заметила, насколько уверенно она идет, и почувствовала твердость духа, не наблюдающуюся ни в одной из рабынь. Рыжая обвела презрительным взглядом собравшихся девушек, откинув в сторону полы плаща. Угольно-черная материя колыхалась в такт движениям, завораживая и придавая образу ещё большую силу.
- Рабыни, - её раскатистый голос пронесся по всему холлу. – Через пять дней во дворце состоится важное событие, - сделала шаг в сторону, демонстрируя колено обтянутое блестящий кожей высоких ботфортов. – Каждая из вас будет вовлечена в процесс подготовки и обслуживания гостей.
