– Его ловили на краже булочек из столовой.
– Когда? В пятом классе? Господи, мама, да он в то время полуголодный ходил! – не выдержала Юлька. Дуня широко распахнула глаза. И следом с силой зажмурилась. Она не хотела, не могла представлять те сцены из Семиной жизни. Но было уже слишком поздно – ее фантазия не на шутку разгрызалась. Грудь налилась болью и заныла, будто кто-то стянул ее колючей ржавой проволокой.
– А тебя я не спрашиваю!
– Зря. Юля дело говорит, – прогудел Бык. Ольга Петровна смерила парня дочери злым взглядом.
– Думаю, все же стоит обратиться в полицию, – подала голос мать Сивакова. – Мой муж может взять это дело под личный контроль. Уверена, уже очень скоро мы узнаем имена виновных. Если, конечно, никто из присутствующих не возьмет вину на себя.
– Нет желающих? – строго спросила Рюмочка. Ребята нахмурились и покачали головами.
– Жаль, конечно, что здесь нет самого Семена. Может, он захотел бы нам что-то сказать, – растянула губы в улыбке мать Сивакова. И тут уж Дуня не выдержала. Колючая проволока натянулась еще сильней, впиваясь в кожу. Причиняя невыносимую боль. Ту боль, что невозможно было терпеть, оставаясь на месте. Дуня вскочила и, не желая принимать участие в этом фарсе, помчалась к двери. Но, не достигнув цели, замерла посреди кабинета и снова медленно обернулась:
– Ничего… Слышите?! Ничего он вам не скажет. Потому что Семен ни в чем не виноват! Ваши нападки на него просто ужасны. Надеюсь, когда истина, наконец, откроется, вам хватит духу перед ним извиниться.
Плевать… Плевать, что о ней подумают! У нее до сих пор перед глазами стоял Семен. И его красивые абсолютно больные глаза. Вряд ли присутствующие тут понимали, как его ранили. Как прошлись по гордости, втаптывая его чувство собственного достоинства в грязь. А она знала! Чувствовала. Находясь как будто без кожи. Каждый раз рядом с ним. Без кожи, наружу оголенными нервами.
– Ну, а далеко ты собралась? – окликнул Дуню отец, когда она прошла уже едва ли не полквартала. Папка… Её хороший, самый лучший на свете папка. Он тоже заступился за Сему, хотя и был от него не в восторге. И это еще мягко говоря…
– Я должна его найти.
– Нет. Прямо сейчас ты должна вернуться домой. Ты же не думаешь, что тебе сойдет с рук участие в несанкционированной пьянке?
– Хочешь меня наказать?
– Вот именно, – Андрей Викторович потянулся, чтобы открыть Дуне дверь машины. – Полагаю, домашнего ареста с тебя будет достаточно.
Дуня тяжело вздохнула. Недолго думая, уселась рядом, но прежде чем пристегнуться, все-таки попросила:
– Я должна с ним поговорить. Убедиться, что он в порядке. Пожалуйста… А потом хоть арест, хоть гильотина. Пап… – Дуня вскинула на отца умоляющий взгляд. В ответ тот задумчиво постучал по рулю большими пальцами. Происходящее Андрею Викторовичу явно не нравилось. Оно и немудрено, ведь…
– Чтобы приехать в школу, я сорвался с важного совещания, бросив почти два десятка людей, которые ждали моего решения по очень непростому вопросу.
– Пожалуйста, папа… Я больше ни о чем тебя никогда не попрошу. Клянусь. – С ресниц Дуни закапали слезы. И нос окончательно потек. Ей казалось, что если она не увидит Семена сию секунду, то просто умрет. Колючая проволока, прорвав плоть, искрошив в порошок кости, впилась своими шипами прямиком в сердце.
Андрей Викторович чертыхнулся. Провел размашисто рукой по волосам.
– Ладно. Но если Семена не окажется дома…
– Мы не станем его искать.
– Заметано. Куда ехать-то?
Дуня моргнула. Схватилась за телефон, чтобы узнать у кого-нибудь из друзей нужный адрес. Так уж вышло, что ни разу за время их знакомства Семен не приглашал ее в гости. Дуня тогда не задумывалась, почему так. И лишь увидев неказистую, слепленную наспех из чего придется надстройку над гаражом, сообразила, что он, наверное, просто стеснялся.
– Да уж… – прокомментировал увиденное Андрей Викторович. Вышел из машины, и пока Дуня ждала, когда ей откроют, прошелся вдоль улицы, вертя головой по сторонам и даже что-то фотографируя. Как архитектору, ему было интересно понять, как посреди большого курортного города возникло такое… безумие. Он не знал, как обозвать иначе многоуровневые надстройки над гаражами, которые местные лепили, кто во что горазд, без всяких разрешений и хоть какого-то плана.
К несчастью, Дуне открыл незнакомый пьяный мужик.
– Чего тебе?
– Мне Семена.
– Надь, Надежда… Тут какого-то Семена спрашивают!
– А его дома нет! Ой, здрасте, Андрей Викторович!
– Здрасте, – сухо поздоровался тот, бесстрастно глядя, как мать Семена, вроде бы даже смутившись, сжала в кулачке распахнувшиеся едва ли не до пупа полы застиранного халатика.
– А ты чой-то тут глазки строишь кому не попадя, а, Надежда? – зло сощурился мужик.
– Дунь, пойдем, – велел отец. Та послушно отступила, желая поскорей избавиться от общества этих людей, и отчетливо понимая при этом, что самому Семену бежать от них было некуда. Он в этой грязи жил и варился долгие годы. Может, даже всю свою жизнь.
– Какой кошмар… – прошептала Дуня, когда они с отцом вернулись к машине.
– Дунь…
– Что?
– Ты же понимаешь, что это – его действительность? И она не для тебя.
Наверное, Дуня могла возразить отцу. Но она все же не стала спорить. Отрицать очевидное было глупо, а доказывать папе, что Семен совсем из другого теста слеплен, было себе дороже. Дуня пристегнула ремень безопасности и отвернулась к окну. С её губ сорвалось облачко пара и тут же осело конденсатом на стекле. Она задумчиво вывела пальцем букву «С» и обвела ту сердечком… А потом еще несколько раз она тайком от отца возвращалась к дому Семена, надеясь его застать. Но парень будто исчез. И только через три дня Дуня узнала от Юльки, что Семена вызвали на допрос в милицию. Вот так… Их не вызывали, а его – да!
Дуня помчалась к отделению, но там ей сказали, что Краснов уже давно ушел. Тогда она вызвала к такси и в очередной раз поехала к его дому. Заколотила в хлипкую дверь. Семен открыл, когда Дуня уже потеряла всякую надежду на это. Она застыла, прижив к груди руку, чувствуя, как внутри, один за другим, обрываются натянутые до предела нервы.
– Сема! Семен… – она шагнула вперед, оттесняя его с прохода. Обхватила ладошками лицо. – Ты куда делся?! Я тебя несколько дней ищу-у-у. – И заплакала. Горько. Совсем некрасиво. Зная, что на глазах у него покрывается отвратительными красными пятнами – такой уж была особенность ее кожи, но почему-то уже совершенно о том не переживая.
– Эй! Ты чего? – Краснов даже, кажется, испугался. Отступил под ее напором… Коридорчик был крохотный, и почти сразу он уперся спиной в стену. Да так и застыл между этой самой стеной и Дуней, что, потеряв всякий контроль над собой, уткнулась носом ему в грудь и заплакала еще горше. – Ты чего? – повторил сипло.
– Ничего! Ничего… Просто переживала.
– За меня?
– За тебя! Мы все-все рассказали. И про стаканчики, и про то, что ты не м-мог ничего украсть. Слышишь? Никто из наших этому не поверил, – обжигая его грудь дыханием, затараторила Дуня и оборвалась. Замолчала. Потерлась о него. Губами, щекой, всем лицом сразу. Всхлипнула.
– Ну, все! Все… Я понял. Не реви.
– Не могу. Я… не могу без тебя, кажется. Ладно, когда ты рядом. И я знаю, что все у тебя в порядке, а совсем другое дело, когда… вот так, пропадаешь… И никто не знает, никто не может сказать, где ты? Как ты? Я не могу… – Дуня запрокинула голову и уставилась на Семена. Тот шумно сглотнул.
– Да я как бы… ничего. Я… – Дуня кивнула, тяжело дыша, прижалась к его груди лбом. И снова потерлась. На этот раз мучительно приоткрытым ртом. – Дунь… Прекрати. Ты хоть представляешь, что со мной делаешь?
– Нет. Но ты можешь мне рассказать. Если хочешь.
– Хочу! Я, черт… Я всего хочу. Только… Ну, не для меня ты, понимаешь?!
– Это мне решать! Скажи, я тебе нравлюсь? Хоть немного нравлюсь? Скажи! – она его даже встряхнула.
– Нравишься… – с мукой в голосе признался Краснов. Дуня медленно выдохнула. Едва касаясь пальцами, провела вверх по его рукам, спустилась в обратном направлении и, нащупав край застиранной майки, потянула. Чертыхаясь, Семен помог ту с себя стащить. На секунду они с жадностью уставились друг на друга, перед тем как нырнуть в неизвестность. Напряжение между ними было невыносимым. Оно потрескивало в воздухе, давило на виски. Не выдержав, Дуня опустила взгляд и… застыла:
– Это что? – дрожащими пальцами коснулась кровоподтеков на его ребрах.
– Ничего…
– Это не ответ!
– Зато это – лишнее доказательство того, что ни черта у нас с тобой не выйдет! – Не на шутку разозлившись, Краснов отошел на шаг и что есть силы ударил кулаком в стену. – Не выйдет! Не выйдет, черт его все дери, – рычал он, сбивая в кровь костяшки.
– Почему? – всхлипнула Дуня.
– Потому что наши доблестные менты глаз с меня не спускают. Не удастся повесить кражу телефона – они придумают что-нибудь еще. Это только вопрос времени.
– Из тебя… – Дуня в ужасе отшатнулась, – пытались выбить признательные показания?
– Ну, как выбить? Пока разок ткнули дубинкой в бок.
Дуня сделала несколько глубоких вдохов. Обвела взглядом тесный угрюмый коридорчик, который давил на нее со всех сторон. Или что-то другое давило… Делая ее нахождение здесь абсолютно невыносимым.
– Собирайся, – прошептала она.
– Куда? – изумился Семен.
– Мы пойдем к отцу.
– Зачем?
– За помощью. И не смей даже заикаться о том, что она тебе не нужна.
Юльке было плохо. Может быть, она умирала. А что? Наследственность у нее была – хуже не придумаешь. Ее отец умер в тридцать два от саркомы почки. Сгорел буквально за пару месяцев. И верней всего было предположить, что она повторяла его судьбу. Никак иначе Караулова не могла объяснить того, что с ней происходило. Вот уже сколько недель кряду ей нездоровилось. А сейчас у неё так сильно кружилась голова, что мяч, летящий прямиком на нее, в какой-то момент стал двоиться перед глазами. И нет, чтобы его отбить, Юлька замерла. Ей казалось, что все происходит, как в замедленной съемке, и у нее впереди еще куча времени. Но, конечно, это было не так. Прежде чем все вокруг заволокла черная пелена, Юлька успела заметить бегущую наперерез мячу Дуню. Мелькнула мысль, что она слишком маленькая, чтобы отбить подачу Сандаловой. И на этом все… Караулова отключилась.
– Юлька! Юль… Ты как? – пропыхтела Дуня, с трудом удерживая на себе отяжелевшую подругу. Остальные ребята, заподозрив неладное, остановили игру и потянулись к ним.
– Я нормально.
– Точно? По тебе и не скажешь.
– Голова закружилась. Наверное, слишком резко дернулась. Вот и все.
– Тогда тебе лучше присесть.
Из противоположного конца зала к ним, прихрамывая, мчался обеспокоенный физрук. Ударяя баскетбольным мячом об пол, подоспел и Быков. Юльке от этого тарахтения стало только хуже. К горлу подкатила тошнота.
– Мне нужно… нужно… – Не договорив, она вскочила и метнулась к раздевалкам. Но понимая, что до них не дотянет, толкнула первую попавшуюся на пути дверь. Та вела в пыльную подсобку, где хранился спортинвентарь – разобранные гимнастические снаряды, козлы, мячи и древние маты. Была здесь и небольшая посеревшая от времени раковина. Куда Юльку и вывернуло.
– Да уйдите вы все! Ничего не произошло! – повторяла Дуня, грудью защищая вход в подсобку и тем самым давая Юльке время, чтобы прийти в себя. Дрожащими руками та включила кран, из которого все-таки потянулась тонкая струйка мутной воды. Набрав полные пригоршни, Караулова плеснула себе в лицо. А после без сил упала на сложенные стопкой маты. Рука безвольно соскользнула в нишу между ними и прохладной стеной. Там Юлька и нащупала случайно…
– Дуня! Глянь, что я нашла!
Дуня захлопнула дверь перед носом у Быкова и, подслеповато щурясь, уставилась на зажатый в руке Карауловой…
– Телефон?
– Ага.
– Похож на тот, что был у Клеточки?
– Еще как похож.
– Я сбегаю за Ольгой Петровной! Сюда никого не впускать! – распорядилась Дуня. Караулова понятливо кивнула. Но уже через пару минут в подсобку набилось столько народу, что стало абсолютно не продохнуть. Юлька старалась дышать глубже, но это помогало мало. В воздухе стоял характерный кислый запах рвоты. До которого, впрочем, никому, кроме неё, не было дело.
– И где ты его нашла? – сощурилась Рюмочка, разглядывая телефон.
– Прямо здесь. Он завалился между матами и стеной. – Отведя взгляд, Юлька пнула стопку матов ногой, прекрасно понимая, что за этим вопросом прилетит следующий – как так получилось, что она вообще оказалась в подсобке. В том, что умирает, Караулова матери сознаваться не хотела. Не желая причинять той боль и до последнего оттягивая момент обследования, результатов которого Юлька боялась, как огня.
– И как же он там оказался? – Ольга Петровна обернулась, впиваясь взглядом в запыхавшуюся биологичку.
– Понятия не имею, – пролепетала та.
– А у меня, кажется, есть идея… – Кешка Коган наклонился и подхватил до того ни кем не замеченный квадратик.
– Что это? – сощурилась Ольга Петровна.
– Упаковка… эм… от контрацептива.
Глаза Рюмочки нужно было видеть! Быстро выхватив фольгу из рук ученика, та зажала ее в кулаке и, как воришка, спрятала за спиной руку.
– Думаю, Анастасия Сергеевне и Иван Иваныч так э-э-э… увлеклись, что потеряли оба эти предмета, – добавил Кеша сладким от сочащегося из него яда голосом.
– Иннокентий! Немедленно прекрати наговаривать… Наговаривать на…
– Почему сразу наговаривать? Я видел это своими глазами. И готов подтвердить, если придется, в милиции. Вы же, наверное, обратитесь туда? Ну, чтобы дело закрыть. И снять с Семена подозрение в краже, – глаза Тамерлана холодно сверкнули.
Юлька открыла рот. А ведь и правда! Там действительно говорил, что видел обжимающихся Клеточку и Стакан Стаканыча. Точнее, писал. У нее даже имелось тому документальное подтверждение от нужной даты. Если их переписку в аське можно этим самым подтверждением считать.
– Это что же получается? Вы… Вы сами свой телефон и потеряли?! – Дуня подперла бока кулаками и пошла, пошла на Клеточку, будто хотела ей вмазать, ну, или, на худой конец, ту встряхнуть...
– Ничего я не теряла! – побагровела Клеточка. – Нет, вы только посмотрите, что происходит! Да эти маленькие дряни просто сговорились…
– Анастасия Сергеевна, держите себя в руках! – процедила Ольга Петровна. И после ее слов в тесной комнатушке воцарилась ну просто звенящая тишина. Нарушаемая разве что шумным дыханием Клеточки. Тогда у матери не оказалось времени, чтобы как следует допытать Юльку о том, что случилось конкретно с ней. Ее вниманием целиком и полностью завладела ситуация в целом. Выволочку получили и Клеточка, и Стакан Стаканыч. По-хорошему, конечно, их следовало увольнять. Да не просто так, а с волчьим билетом. Но был март месяц. До окончания учебного года оставалось всего ничего. Найти им замену в это время было практически невозможно. Это понимали все. Поэтому никто особенно не удивился, когда на следующий день и Анастасия Сергеевна, и Иван Иваныч вышли на работу. Интрига заключалась в другом. Ребята гадали, заставят ли Клеточку извиняться. Семен утверждал, что ему эти извинения по барабану, и успокаивающе поглаживал руку Дуни, которую от случившейся несправедливости буквально трясло.
– Когда? В пятом классе? Господи, мама, да он в то время полуголодный ходил! – не выдержала Юлька. Дуня широко распахнула глаза. И следом с силой зажмурилась. Она не хотела, не могла представлять те сцены из Семиной жизни. Но было уже слишком поздно – ее фантазия не на шутку разгрызалась. Грудь налилась болью и заныла, будто кто-то стянул ее колючей ржавой проволокой.
– А тебя я не спрашиваю!
– Зря. Юля дело говорит, – прогудел Бык. Ольга Петровна смерила парня дочери злым взглядом.
– Думаю, все же стоит обратиться в полицию, – подала голос мать Сивакова. – Мой муж может взять это дело под личный контроль. Уверена, уже очень скоро мы узнаем имена виновных. Если, конечно, никто из присутствующих не возьмет вину на себя.
– Нет желающих? – строго спросила Рюмочка. Ребята нахмурились и покачали головами.
– Жаль, конечно, что здесь нет самого Семена. Может, он захотел бы нам что-то сказать, – растянула губы в улыбке мать Сивакова. И тут уж Дуня не выдержала. Колючая проволока натянулась еще сильней, впиваясь в кожу. Причиняя невыносимую боль. Ту боль, что невозможно было терпеть, оставаясь на месте. Дуня вскочила и, не желая принимать участие в этом фарсе, помчалась к двери. Но, не достигнув цели, замерла посреди кабинета и снова медленно обернулась:
– Ничего… Слышите?! Ничего он вам не скажет. Потому что Семен ни в чем не виноват! Ваши нападки на него просто ужасны. Надеюсь, когда истина, наконец, откроется, вам хватит духу перед ним извиниться.
Плевать… Плевать, что о ней подумают! У нее до сих пор перед глазами стоял Семен. И его красивые абсолютно больные глаза. Вряд ли присутствующие тут понимали, как его ранили. Как прошлись по гордости, втаптывая его чувство собственного достоинства в грязь. А она знала! Чувствовала. Находясь как будто без кожи. Каждый раз рядом с ним. Без кожи, наружу оголенными нервами.
– Ну, а далеко ты собралась? – окликнул Дуню отец, когда она прошла уже едва ли не полквартала. Папка… Её хороший, самый лучший на свете папка. Он тоже заступился за Сему, хотя и был от него не в восторге. И это еще мягко говоря…
– Я должна его найти.
– Нет. Прямо сейчас ты должна вернуться домой. Ты же не думаешь, что тебе сойдет с рук участие в несанкционированной пьянке?
– Хочешь меня наказать?
– Вот именно, – Андрей Викторович потянулся, чтобы открыть Дуне дверь машины. – Полагаю, домашнего ареста с тебя будет достаточно.
Дуня тяжело вздохнула. Недолго думая, уселась рядом, но прежде чем пристегнуться, все-таки попросила:
– Я должна с ним поговорить. Убедиться, что он в порядке. Пожалуйста… А потом хоть арест, хоть гильотина. Пап… – Дуня вскинула на отца умоляющий взгляд. В ответ тот задумчиво постучал по рулю большими пальцами. Происходящее Андрею Викторовичу явно не нравилось. Оно и немудрено, ведь…
– Чтобы приехать в школу, я сорвался с важного совещания, бросив почти два десятка людей, которые ждали моего решения по очень непростому вопросу.
– Пожалуйста, папа… Я больше ни о чем тебя никогда не попрошу. Клянусь. – С ресниц Дуни закапали слезы. И нос окончательно потек. Ей казалось, что если она не увидит Семена сию секунду, то просто умрет. Колючая проволока, прорвав плоть, искрошив в порошок кости, впилась своими шипами прямиком в сердце.
Андрей Викторович чертыхнулся. Провел размашисто рукой по волосам.
– Ладно. Но если Семена не окажется дома…
– Мы не станем его искать.
– Заметано. Куда ехать-то?
Дуня моргнула. Схватилась за телефон, чтобы узнать у кого-нибудь из друзей нужный адрес. Так уж вышло, что ни разу за время их знакомства Семен не приглашал ее в гости. Дуня тогда не задумывалась, почему так. И лишь увидев неказистую, слепленную наспех из чего придется надстройку над гаражом, сообразила, что он, наверное, просто стеснялся.
– Да уж… – прокомментировал увиденное Андрей Викторович. Вышел из машины, и пока Дуня ждала, когда ей откроют, прошелся вдоль улицы, вертя головой по сторонам и даже что-то фотографируя. Как архитектору, ему было интересно понять, как посреди большого курортного города возникло такое… безумие. Он не знал, как обозвать иначе многоуровневые надстройки над гаражами, которые местные лепили, кто во что горазд, без всяких разрешений и хоть какого-то плана.
К несчастью, Дуне открыл незнакомый пьяный мужик.
– Чего тебе?
– Мне Семена.
– Надь, Надежда… Тут какого-то Семена спрашивают!
– А его дома нет! Ой, здрасте, Андрей Викторович!
– Здрасте, – сухо поздоровался тот, бесстрастно глядя, как мать Семена, вроде бы даже смутившись, сжала в кулачке распахнувшиеся едва ли не до пупа полы застиранного халатика.
– А ты чой-то тут глазки строишь кому не попадя, а, Надежда? – зло сощурился мужик.
– Дунь, пойдем, – велел отец. Та послушно отступила, желая поскорей избавиться от общества этих людей, и отчетливо понимая при этом, что самому Семену бежать от них было некуда. Он в этой грязи жил и варился долгие годы. Может, даже всю свою жизнь.
– Какой кошмар… – прошептала Дуня, когда они с отцом вернулись к машине.
– Дунь…
– Что?
– Ты же понимаешь, что это – его действительность? И она не для тебя.
Наверное, Дуня могла возразить отцу. Но она все же не стала спорить. Отрицать очевидное было глупо, а доказывать папе, что Семен совсем из другого теста слеплен, было себе дороже. Дуня пристегнула ремень безопасности и отвернулась к окну. С её губ сорвалось облачко пара и тут же осело конденсатом на стекле. Она задумчиво вывела пальцем букву «С» и обвела ту сердечком… А потом еще несколько раз она тайком от отца возвращалась к дому Семена, надеясь его застать. Но парень будто исчез. И только через три дня Дуня узнала от Юльки, что Семена вызвали на допрос в милицию. Вот так… Их не вызывали, а его – да!
Дуня помчалась к отделению, но там ей сказали, что Краснов уже давно ушел. Тогда она вызвала к такси и в очередной раз поехала к его дому. Заколотила в хлипкую дверь. Семен открыл, когда Дуня уже потеряла всякую надежду на это. Она застыла, прижив к груди руку, чувствуя, как внутри, один за другим, обрываются натянутые до предела нервы.
– Сема! Семен… – она шагнула вперед, оттесняя его с прохода. Обхватила ладошками лицо. – Ты куда делся?! Я тебя несколько дней ищу-у-у. – И заплакала. Горько. Совсем некрасиво. Зная, что на глазах у него покрывается отвратительными красными пятнами – такой уж была особенность ее кожи, но почему-то уже совершенно о том не переживая.
– Эй! Ты чего? – Краснов даже, кажется, испугался. Отступил под ее напором… Коридорчик был крохотный, и почти сразу он уперся спиной в стену. Да так и застыл между этой самой стеной и Дуней, что, потеряв всякий контроль над собой, уткнулась носом ему в грудь и заплакала еще горше. – Ты чего? – повторил сипло.
– Ничего! Ничего… Просто переживала.
– За меня?
– За тебя! Мы все-все рассказали. И про стаканчики, и про то, что ты не м-мог ничего украсть. Слышишь? Никто из наших этому не поверил, – обжигая его грудь дыханием, затараторила Дуня и оборвалась. Замолчала. Потерлась о него. Губами, щекой, всем лицом сразу. Всхлипнула.
– Ну, все! Все… Я понял. Не реви.
– Не могу. Я… не могу без тебя, кажется. Ладно, когда ты рядом. И я знаю, что все у тебя в порядке, а совсем другое дело, когда… вот так, пропадаешь… И никто не знает, никто не может сказать, где ты? Как ты? Я не могу… – Дуня запрокинула голову и уставилась на Семена. Тот шумно сглотнул.
– Да я как бы… ничего. Я… – Дуня кивнула, тяжело дыша, прижалась к его груди лбом. И снова потерлась. На этот раз мучительно приоткрытым ртом. – Дунь… Прекрати. Ты хоть представляешь, что со мной делаешь?
– Нет. Но ты можешь мне рассказать. Если хочешь.
– Хочу! Я, черт… Я всего хочу. Только… Ну, не для меня ты, понимаешь?!
– Это мне решать! Скажи, я тебе нравлюсь? Хоть немного нравлюсь? Скажи! – она его даже встряхнула.
– Нравишься… – с мукой в голосе признался Краснов. Дуня медленно выдохнула. Едва касаясь пальцами, провела вверх по его рукам, спустилась в обратном направлении и, нащупав край застиранной майки, потянула. Чертыхаясь, Семен помог ту с себя стащить. На секунду они с жадностью уставились друг на друга, перед тем как нырнуть в неизвестность. Напряжение между ними было невыносимым. Оно потрескивало в воздухе, давило на виски. Не выдержав, Дуня опустила взгляд и… застыла:
– Это что? – дрожащими пальцами коснулась кровоподтеков на его ребрах.
– Ничего…
– Это не ответ!
– Зато это – лишнее доказательство того, что ни черта у нас с тобой не выйдет! – Не на шутку разозлившись, Краснов отошел на шаг и что есть силы ударил кулаком в стену. – Не выйдет! Не выйдет, черт его все дери, – рычал он, сбивая в кровь костяшки.
– Почему? – всхлипнула Дуня.
– Потому что наши доблестные менты глаз с меня не спускают. Не удастся повесить кражу телефона – они придумают что-нибудь еще. Это только вопрос времени.
– Из тебя… – Дуня в ужасе отшатнулась, – пытались выбить признательные показания?
– Ну, как выбить? Пока разок ткнули дубинкой в бок.
Дуня сделала несколько глубоких вдохов. Обвела взглядом тесный угрюмый коридорчик, который давил на нее со всех сторон. Или что-то другое давило… Делая ее нахождение здесь абсолютно невыносимым.
– Собирайся, – прошептала она.
– Куда? – изумился Семен.
– Мы пойдем к отцу.
– Зачем?
– За помощью. И не смей даже заикаться о том, что она тебе не нужна.
Глава 14
Юльке было плохо. Может быть, она умирала. А что? Наследственность у нее была – хуже не придумаешь. Ее отец умер в тридцать два от саркомы почки. Сгорел буквально за пару месяцев. И верней всего было предположить, что она повторяла его судьбу. Никак иначе Караулова не могла объяснить того, что с ней происходило. Вот уже сколько недель кряду ей нездоровилось. А сейчас у неё так сильно кружилась голова, что мяч, летящий прямиком на нее, в какой-то момент стал двоиться перед глазами. И нет, чтобы его отбить, Юлька замерла. Ей казалось, что все происходит, как в замедленной съемке, и у нее впереди еще куча времени. Но, конечно, это было не так. Прежде чем все вокруг заволокла черная пелена, Юлька успела заметить бегущую наперерез мячу Дуню. Мелькнула мысль, что она слишком маленькая, чтобы отбить подачу Сандаловой. И на этом все… Караулова отключилась.
– Юлька! Юль… Ты как? – пропыхтела Дуня, с трудом удерживая на себе отяжелевшую подругу. Остальные ребята, заподозрив неладное, остановили игру и потянулись к ним.
– Я нормально.
– Точно? По тебе и не скажешь.
– Голова закружилась. Наверное, слишком резко дернулась. Вот и все.
– Тогда тебе лучше присесть.
Из противоположного конца зала к ним, прихрамывая, мчался обеспокоенный физрук. Ударяя баскетбольным мячом об пол, подоспел и Быков. Юльке от этого тарахтения стало только хуже. К горлу подкатила тошнота.
– Мне нужно… нужно… – Не договорив, она вскочила и метнулась к раздевалкам. Но понимая, что до них не дотянет, толкнула первую попавшуюся на пути дверь. Та вела в пыльную подсобку, где хранился спортинвентарь – разобранные гимнастические снаряды, козлы, мячи и древние маты. Была здесь и небольшая посеревшая от времени раковина. Куда Юльку и вывернуло.
– Да уйдите вы все! Ничего не произошло! – повторяла Дуня, грудью защищая вход в подсобку и тем самым давая Юльке время, чтобы прийти в себя. Дрожащими руками та включила кран, из которого все-таки потянулась тонкая струйка мутной воды. Набрав полные пригоршни, Караулова плеснула себе в лицо. А после без сил упала на сложенные стопкой маты. Рука безвольно соскользнула в нишу между ними и прохладной стеной. Там Юлька и нащупала случайно…
– Дуня! Глянь, что я нашла!
Дуня захлопнула дверь перед носом у Быкова и, подслеповато щурясь, уставилась на зажатый в руке Карауловой…
– Телефон?
– Ага.
– Похож на тот, что был у Клеточки?
– Еще как похож.
– Я сбегаю за Ольгой Петровной! Сюда никого не впускать! – распорядилась Дуня. Караулова понятливо кивнула. Но уже через пару минут в подсобку набилось столько народу, что стало абсолютно не продохнуть. Юлька старалась дышать глубже, но это помогало мало. В воздухе стоял характерный кислый запах рвоты. До которого, впрочем, никому, кроме неё, не было дело.
– И где ты его нашла? – сощурилась Рюмочка, разглядывая телефон.
– Прямо здесь. Он завалился между матами и стеной. – Отведя взгляд, Юлька пнула стопку матов ногой, прекрасно понимая, что за этим вопросом прилетит следующий – как так получилось, что она вообще оказалась в подсобке. В том, что умирает, Караулова матери сознаваться не хотела. Не желая причинять той боль и до последнего оттягивая момент обследования, результатов которого Юлька боялась, как огня.
– И как же он там оказался? – Ольга Петровна обернулась, впиваясь взглядом в запыхавшуюся биологичку.
– Понятия не имею, – пролепетала та.
– А у меня, кажется, есть идея… – Кешка Коган наклонился и подхватил до того ни кем не замеченный квадратик.
– Что это? – сощурилась Ольга Петровна.
– Упаковка… эм… от контрацептива.
Глаза Рюмочки нужно было видеть! Быстро выхватив фольгу из рук ученика, та зажала ее в кулаке и, как воришка, спрятала за спиной руку.
– Думаю, Анастасия Сергеевне и Иван Иваныч так э-э-э… увлеклись, что потеряли оба эти предмета, – добавил Кеша сладким от сочащегося из него яда голосом.
– Иннокентий! Немедленно прекрати наговаривать… Наговаривать на…
– Почему сразу наговаривать? Я видел это своими глазами. И готов подтвердить, если придется, в милиции. Вы же, наверное, обратитесь туда? Ну, чтобы дело закрыть. И снять с Семена подозрение в краже, – глаза Тамерлана холодно сверкнули.
Юлька открыла рот. А ведь и правда! Там действительно говорил, что видел обжимающихся Клеточку и Стакан Стаканыча. Точнее, писал. У нее даже имелось тому документальное подтверждение от нужной даты. Если их переписку в аське можно этим самым подтверждением считать.
– Это что же получается? Вы… Вы сами свой телефон и потеряли?! – Дуня подперла бока кулаками и пошла, пошла на Клеточку, будто хотела ей вмазать, ну, или, на худой конец, ту встряхнуть...
– Ничего я не теряла! – побагровела Клеточка. – Нет, вы только посмотрите, что происходит! Да эти маленькие дряни просто сговорились…
– Анастасия Сергеевна, держите себя в руках! – процедила Ольга Петровна. И после ее слов в тесной комнатушке воцарилась ну просто звенящая тишина. Нарушаемая разве что шумным дыханием Клеточки. Тогда у матери не оказалось времени, чтобы как следует допытать Юльку о том, что случилось конкретно с ней. Ее вниманием целиком и полностью завладела ситуация в целом. Выволочку получили и Клеточка, и Стакан Стаканыч. По-хорошему, конечно, их следовало увольнять. Да не просто так, а с волчьим билетом. Но был март месяц. До окончания учебного года оставалось всего ничего. Найти им замену в это время было практически невозможно. Это понимали все. Поэтому никто особенно не удивился, когда на следующий день и Анастасия Сергеевна, и Иван Иваныч вышли на работу. Интрига заключалась в другом. Ребята гадали, заставят ли Клеточку извиняться. Семен утверждал, что ему эти извинения по барабану, и успокаивающе поглаживал руку Дуни, которую от случившейся несправедливости буквально трясло.
