- Я начал рыть информацию…
- И вышел на Свободных.
- Да. Они рассказали мне много нового об этих женских интернатах… - выплюнул Ной.
Я растер руками лицо. Почему женских, а не мужских – можно было не спрашивать. Мужской сперма, в отличие от женских яйцеклеток была намного более доступной, а значит и дешевой. Большие деньги зарабатывались на женском донорском материале. В отличие от запасов спермы, этот ресурс был крайне ограничен. За весь детородный период среднестатистическая женщина способна выработать около полутысячи яйцеклеток. В то время, как мужчина это количество «отстреляет» за один только раз.
- У вас есть конкретные данные? Доказательства…
- Ты шутишь? Нет, у нас, конечно, есть свои ресурсы, но… Ты хотя бы представляешь, какие бабки на этом зарабатываются? Какие люди в этом замешаны? Мы продвигаемся вперед по миллиметру, а если отступаем, то сразу на пару шагов! Это система, Яков! Мировой заговор, если хочешь…
Мы схлестнулись взглядами. Я взялся за ложку. Отведать, предложенное угощение в гостях, в нашем мире означало выказать честь его хозяину.
Нана
На следующий день болезнь вернулась. Не в самом своем худшем проявлении, но все же. Яков, который пришел ко мне с самого утра, озабоченно хмурил лоб. Я хотела стать его счастьем… а стала болью. Чертовой болью утраты…
- Ты взволнован. – прошептала я.
- Да, немного… Тот донор, брат… Он не подходит, Нана.
- Сколько? – тихонько спросила я.
- Сорок на шестьдесят.
Я закусила шершавую губу. Сорок на шестьдесят – это действительно не самая лучшая совместимость. Отвратительная, если признаться. Никто бы и браться не стал проводить операцию при таких прогнозах. Одной надеждой в сердце стало меньше…
- Но, знаешь… Он отличный парень – твой брат. Его зовут Ной и он хочет с бой познакомиться.
Я слабо улыбнулась. Мне бы тоже этого очень хотелось. Но потом я вдруг подумала о том, что в случае моего ухода, я причиню боль еще и ему. И мое желание встретиться с ним померкло.
- Я не уверена, что нам стоит встречаться.
- Почему? – насторожился Яков.
- Если я умру…
- Ты не умрешь! – заорал он.
Я отвернулась к стене. В моих глазах собралась влага. Я не обижалась на мужа. Я обижалась на жизнь. Все то, что со мною происходило было ужасно несправедливо.
- Нана, - Яков провел по моим волосам и склонился над постелью. Он хотел еще что-то сказать, я знаю… но в палату вошла сиделка.
Так уж сложилось, что в наше время, все что поддавалось оцифровке – было оцифровано. Образование, медицина, покупки, транспорт, практически все… Однако и сейчас, существовали услуги, которые оцифровать было практически невозможно. Например, все, что было связано с актерским мастерством или искусством. Невозможно было заменить роботом живое выступление талантливого человека, который брал поклонников «за живое» силой своей харизмы. Точно так же и сиделку, робот заменить не мог. Предполагалось, что тяжелобольному пациенту требовался уход способного к сопереживанию человека, а не бездушной железяки. Все те процессы, которые были связаны с эмоциями и реальными чувствами, так называемый недиджиталазируемый опыт, оцифровке не поддавался. И если к больному вместо сиделки-робота приставляли человека, то это означало только лишь одно – его дела действительно плохи. Честное слово, уж лучше бы меня обслуживала машина! Возможно, он бы запомнил, что…
- Завтрак, Нана…
Ну, вот… опять. Завтрак… будь он проклят. Тугой комок ярости, подпер мое горло. Я обернулась:
- Убери это все.
- Оу, привет… Я не вовремя?
Я немного приподнялась. У двери в палату стоял парень. Молодой, и высокий… Крепкий. Ничем не уступающий моему мужу, хотя обычно, рядом с ним, все другие мужчины казались карликами. Я перевела взгляд на Якова.
- Это Ной… - пояснил он, улыбаясь.
Я метнулась взглядом к брату. Брату… мамочкибожемой.
Одновременно с этим мои руки взмыли к голове, в попытке пригладить растрепанные со сна волосы. Мне хотелось хоть как-то привести себя в порядок. Мне хотелось ему понравится…
- Привет, - улыбнулся парень, и протянул мне зажатый в руке цветок.
- Привет. - вернула улыбку я.
- Извините, но вам следует поесть, - вклинилась в разговор сиделка.
Я бросила на нее полный ненависти взгляд, и прорычала:
- Убери это!
Женщина недовольно поджала губы. Ной взял свободный стул и устроился возле моей постели. Не так я бы хотела познакомиться со своим братом. Не при таких обстоятельствах…
- Что не так с этой… кашей? – вскинул бровь Ной, разглядывая белесое нечто у меня на тарелке.
- Все так… Я просто… просто не могу есть в последнее время.
- Поэтому ты разбрасываешь повсюду еду?
- Что? Нет… - я замялась, и только тут поняла! – Так ты тот парень из кафе!
- Ну, наконец, ты меня узнала!
- А почему вы мне сразу ничего не сказали? Яков? Что это было?
- Прости… Ной до конца не был уверен, что готов к знакомству с тобой. Ваша встреча в кафе была случайностью.
Я отвела взгляд:
- Да уж… Я бы тоже не слишком горела желанием познакомиться с такой развалиной…
- Не смей! Не говори так… Не говори! – приказал мне Яков, сжимая мою ладонь.
- Не в этом дело, Нана. Просто… я не слишком жалую Избранных.
- Я не Избранная.
- Да, но предполагалось, что ты ею была.
- Тебе не понравилось, что я всех дурачила, - констатировала я очевидное. Ной неуверенно кивнул головой.
- Теперь это уже не важно…
Обруч Якова замерцал. Он принял вызов, и я поняла, что его вызывают в штаб. Жаль. Сейчас поддержка мужа была мне просто необходима… Но я бы никогда не посмела его упрекнуть невниманием. Все эти годы он крепко держал меня за руку. Без этого я бы давно сдалась.
- Иди… Нам есть, о чем поболтать с братом, - бодро улыбнулась я, хотя боль все сильнее усиливалась. Борь сворачивала мои внутренности в узлы. Боль волнами распространялась по телу.
Яков улыбнулся, поцеловал меня в губы, игнорируя присутствие посторонних и решительно двинулся к выходу. После того, как нам стало известно о болезни поведение моего мужа претерпело некоторых изменений. Раньше он никогда не демонстрировал свои чувства на публике…
- Он тебя любит, - заметил Ной, откидываясь на стуле.
- Да… Я тоже его люблю.
- Может быть все-таки попробуешь поесть?
Я покачала головой:
- Нет. Ничего не выйдет. Совершенно определенно. Но моя сиделка не может этого запомнить. Впрочем, ты сам видел – она помешана на еде.
- Почему ты так думаешь?
- Почему?
- Ну, да…
- Она весит не меньше центнера, Ной. Очевидно, что процесс приема пищи для нее возведен в культ.
- А ты не допускаешь мысли, что ошибаешься?
Я удивленно посмотрела на брата. Наш первый разговор выходил, наверное, странным, но меня это мало заботило. Что угодно – лишь бы отвлечься от боли.
- В чем?
- Возможно она имеет такую комплекцию только лишь потому, что не имеет доступа к качественным продуктам. Что смотришь? – Ной сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. У него были коротко-стриженные волосы темного цвета, темные глаза и по-юношески гладкое лицо. На мощной шее брата висел серебряный медальон, и мне вдруг стало интересно, чье фото в нем находилось.
- Я как-то не задумывалась над этим…
- А я практически эксперт в данном вопросе. Хочешь и тебе расскажу?
- Давай…
- Тогда слушай... – Ной взял ложку и окунул ее в тарелку с кашей. – Знаешь ли ты, что большая половина всех людей на планете уже в две тысячи тридцатом году недоедала из-за нехватки продовольствия? Этот показатель удалось немного стабилизировать, но даже сейчас, по данным отчета Продовольственной и сельскохозяйственной организации Конфедерации из-за климатических изменений и конфликтов голодает около тридцати процентов населения. Около двухсот миллионов детей имеют задержки в развитии из-за некачественного питания. Сюда же относится и та категория людей, которые вместо полезных, органических продуктов потребляет такие, которые приводят к ожирению. Обычно они намного более дешевые…
- Ты хочешь сказать, что моя сиделка такая… потому, что недоедает?
- Именно. Каждый третий человек на планете страдает, по меньшей мере одной формой недоедания. Голод, или дефицит питательных микроэлементов, который в конце концов и приводит к чрезмерному весу и ожирению. В то время, как кто-то придается греху чревоугодия, многие люди попросту голодают…
Ной замолчал, и я с удивлением поняла, что во время его рассказа – съела почти половину каши. Он кормил меня, как ребенка с ложечки, а я этого даже не замечала. Никому бы не позволила себя кормить – потому, что это унизительно, правда… А с ним все вышло само-собой. Я сглотнула, внутренне сжавшись в ожидании неминуемой боли, но… хуже не стало. Я поглубже втянула воздух, и с благодарностью приняла из рук брата салфетку. Его рассказ меня заинтересовал. Но и утомил… Как некогда известный репортер, я учуяла шикарную тему для репортажа… Как смертельно больной человек – просто захотела спать. И я отключилась…
Но к моему удивлению, к моменту моего пробуждения Ной все еще оставался со мной. Он все также сидел на стуле – правда чуть в стороне, и на этот раз его глаза закрывал обруч. С удивлением я осознала, что чувствую себя довольно неплохо.
- О, ты проснулась…
- А ты все еще здесь…
- Да, как-то не хотелось оставлять тебя одну. Это очень странно, что у меня есть такая взрослая сестра. Мы даже чем-то похожи. Ты тоже храпишь.
- Эй! Не было такого! – я даже приподнялась с кровать от возмущения.
- Было-было… - засмеялся Ной, и мое сердце сжалось. Болезнь подарила мне брата. Но она же могла у меня его и отнять… Усилием воли, я отогнала грустные мысли.
- Слушай, а тебе можно выходить из этого склепа?
- Ага… Иногда. Когда я себя хорошо чувствую.
- А как ты себя чувствуешь сейчас?
- Чувствую себя готовой к прогулке с братом. – широко улыбнулась я.
Сиделка помогла мне одеться, и уже через несколько минут мы ехали в лифте. На самом деле, я уже несколько месяцев не выходила за пределы больницы. Яков отказывался рисковать… И только вдохнув вонючий запах улицы, я поняла, как же по ней соскучилась… Мимо проезжали машины. Загорались и тухли голограммы светофоров, меня обдавало горячим, раскалённым воздухом, мигали огни рекламы… А я смотрела на это все, будто бы в первый раз. Ной повернул мою коляску, и мы неспешно двинулись вдоль по тротуару.
- В продолжение темы чревоугодия… Смотри, видишь сколько рекламы? На улицах в интернете, по радио… Куда ни глянь пропагандируется культ еды. И плевать всем на то, что планета не справляется с нашими аппетитами. Плевать, что половина людей вынуждены питаться растительной пищей только лишь для того, чтобы получить дополнительные налоговые льготы… Мы стремимся сократить выбросы углекислого газа за счет сокращения животноводства и популяризируем вегетарианство, и в то же время на каждом углу пропагандируем определенный стиль жизни, с которым тесно связано потребление вкусной пищи, напитков, вина… Люди, которые не имеют доступа к качественным продуктам голодают. В то время, как более удачливые ударяются либо в чрезмерное и бессмысленное потребление удовольствий, либо насаждают другой образ жизни - диеты и голодание…
Мы дошли до перекрестка и остановились. Дальше дорога была перекрыта металлическими заграждениями – впереди опять против чего-то митинговали. В пустых бочках разожгли костры, факелы освещали ночь… Дорожное полотно было отключено от питания. Я вскинула голову:
- Против чего протестуют?
- Сегодня в трех школах квартала детей накормили протухшей курятиной. Более тысячи детей поступили в клиники Конфедерации, после обеда в школе. Эти люди выступают за законодательное закрепление входного контроля продукции, поставляемой в муниципальные бюджетные учреждения.
- А разве сейчас такого контроля нет?
- Есть. Но он весьма поверхностный. Они же хотят обязать проводить лабораторные испытания.
- Не понимаю, почему правительство не пойдет им на встречу. Сейчас это так просто.
- Нана… Это же ясно, как день! Детей постоянно пичкают некачественными продуктами… Никто не хочет, чтобы об этом стало известно.
Я задумалась. Мой брат вылил на меня столько новой информации. Той, о которой раньше я никогда не задумывалась. Я отвела взгляд от возбужденной толпы. Покосилась в сторону. Прямо у нас за спинами располагался шикарный ресторан. В его окнах были видны люди, сидящие за богато накрытыми столами, а в отражении стекол – другие люди, возможно голодные и озлобленные.
- Иногда мне кажется, что люди превратились в животных, одержимых одной идеей – идеей потребления. А знаешь, для чего обычно откармливают скот? Чтоб отправить его на заклание.
Неподалеку от нас приземлился коктейль Молотова. Ной отвел коляску в сторону, пробормотав:
- Зря мы затеяли эту прогулку. Это небезопасно.
Я согласилась с Ноем, и мы спешно двинулись назад. Нам обоим досталось за эту прогулку… Яков о ней каким-то образом прознал, и, если на меня в силу болезни он практически не ругался, то Ной получил по полной программе.
- Зря ты сердишься… Если бы не знакомство с Ноем, я бы так ничего и не поняла… Ведь это самое сложное понять, почему именно ты умираешь… За что? За какие провинности? А Ной… Он открыл мне глаза… Мы грешны, Яков. Мы все грешны. И кто-то платит в большей мере, кто-то в меньшей, но по итогу счет выставлен всем нам. Посмотри во что мы превратились… Мы – общество потребителей. Мы возвели потребительство в культ, которому неукоснительно следуем, постоянно стремясь к большему и большему. Все это обещает нам счастье, но никогда его не приносит. Вместо этого мы хотим еще чего-нибудь сверх, и это желание в конце концов съедает наши ограниченные ресурсы! У нас всех лишь один путь к спасению. Имя ему
Воздержание.
2. Зависть.
Нана
Утром следующего дня я проснулась от боли. Боль была такой сильной, что от нее темнело в глазах. Такой сильной… что уже не было сил с ней бороться. И хотелось лишь одного – прекратить ее. Прекратить…
Я протяжно застонала и открыв глаза, встретилась с пристальным взглядом мужа.
- Плохо?
Я не смогла ответить. Только прикрыла глаза соглашаясь.
- Я сейчас позову врачей, маленькая… Мы сейчас все решим!
Да… Мы отсрочим агонию.
После волшебного укола мне действительно стало легче. Я уснула, и проспала почти до обеда. Вообще, если бы мы жили еще сто лет назад, меня бы уже давно не было. Я бы умерла – максимум через год, от начала болезни. Опухоли, подобные моей тогда были летальны в ста процентах случаев. Благодаря достижениям современной медицины – я протянула три года. И по большей части радовалась отвоеванному у смерти времени. Но только не тогда, когда боль была такой сильной.
- Привет. – шепнул Яков. Он знал, что когда мне делалось хуже, мой слух становился очень чувствительным. Поражение височной доли доминантного полушария головного мозга было довольно неприятной штукой. Когда я впервые прочитала о возможных симптомах этого заболевания, меня охватила паника. Я поняла, что в любой момент могу потерять себя. Со мной могут случиться слуховые, обонятельные, вкусовые, иногда даже зрительные галлюцинации… Я могу потерять речь, перестать адекватно воспринимать реальность... Со мной могут произойти выраженные вегетативные расстройства, неадекватные эмоциональные реакции и прогрессирующее расстройство личности…Даже смерть не пугала меня так сильно…
- И вышел на Свободных.
- Да. Они рассказали мне много нового об этих женских интернатах… - выплюнул Ной.
Я растер руками лицо. Почему женских, а не мужских – можно было не спрашивать. Мужской сперма, в отличие от женских яйцеклеток была намного более доступной, а значит и дешевой. Большие деньги зарабатывались на женском донорском материале. В отличие от запасов спермы, этот ресурс был крайне ограничен. За весь детородный период среднестатистическая женщина способна выработать около полутысячи яйцеклеток. В то время, как мужчина это количество «отстреляет» за один только раз.
- У вас есть конкретные данные? Доказательства…
- Ты шутишь? Нет, у нас, конечно, есть свои ресурсы, но… Ты хотя бы представляешь, какие бабки на этом зарабатываются? Какие люди в этом замешаны? Мы продвигаемся вперед по миллиметру, а если отступаем, то сразу на пару шагов! Это система, Яков! Мировой заговор, если хочешь…
Мы схлестнулись взглядами. Я взялся за ложку. Отведать, предложенное угощение в гостях, в нашем мире означало выказать честь его хозяину.
Нана
На следующий день болезнь вернулась. Не в самом своем худшем проявлении, но все же. Яков, который пришел ко мне с самого утра, озабоченно хмурил лоб. Я хотела стать его счастьем… а стала болью. Чертовой болью утраты…
- Ты взволнован. – прошептала я.
- Да, немного… Тот донор, брат… Он не подходит, Нана.
- Сколько? – тихонько спросила я.
- Сорок на шестьдесят.
Я закусила шершавую губу. Сорок на шестьдесят – это действительно не самая лучшая совместимость. Отвратительная, если признаться. Никто бы и браться не стал проводить операцию при таких прогнозах. Одной надеждой в сердце стало меньше…
- Но, знаешь… Он отличный парень – твой брат. Его зовут Ной и он хочет с бой познакомиться.
Я слабо улыбнулась. Мне бы тоже этого очень хотелось. Но потом я вдруг подумала о том, что в случае моего ухода, я причиню боль еще и ему. И мое желание встретиться с ним померкло.
- Я не уверена, что нам стоит встречаться.
- Почему? – насторожился Яков.
- Если я умру…
- Ты не умрешь! – заорал он.
Я отвернулась к стене. В моих глазах собралась влага. Я не обижалась на мужа. Я обижалась на жизнь. Все то, что со мною происходило было ужасно несправедливо.
- Нана, - Яков провел по моим волосам и склонился над постелью. Он хотел еще что-то сказать, я знаю… но в палату вошла сиделка.
Так уж сложилось, что в наше время, все что поддавалось оцифровке – было оцифровано. Образование, медицина, покупки, транспорт, практически все… Однако и сейчас, существовали услуги, которые оцифровать было практически невозможно. Например, все, что было связано с актерским мастерством или искусством. Невозможно было заменить роботом живое выступление талантливого человека, который брал поклонников «за живое» силой своей харизмы. Точно так же и сиделку, робот заменить не мог. Предполагалось, что тяжелобольному пациенту требовался уход способного к сопереживанию человека, а не бездушной железяки. Все те процессы, которые были связаны с эмоциями и реальными чувствами, так называемый недиджиталазируемый опыт, оцифровке не поддавался. И если к больному вместо сиделки-робота приставляли человека, то это означало только лишь одно – его дела действительно плохи. Честное слово, уж лучше бы меня обслуживала машина! Возможно, он бы запомнил, что…
- Завтрак, Нана…
Ну, вот… опять. Завтрак… будь он проклят. Тугой комок ярости, подпер мое горло. Я обернулась:
- Убери это все.
- Оу, привет… Я не вовремя?
Я немного приподнялась. У двери в палату стоял парень. Молодой, и высокий… Крепкий. Ничем не уступающий моему мужу, хотя обычно, рядом с ним, все другие мужчины казались карликами. Я перевела взгляд на Якова.
- Это Ной… - пояснил он, улыбаясь.
Я метнулась взглядом к брату. Брату… мамочкибожемой.
Одновременно с этим мои руки взмыли к голове, в попытке пригладить растрепанные со сна волосы. Мне хотелось хоть как-то привести себя в порядок. Мне хотелось ему понравится…
- Привет, - улыбнулся парень, и протянул мне зажатый в руке цветок.
- Привет. - вернула улыбку я.
- Извините, но вам следует поесть, - вклинилась в разговор сиделка.
Я бросила на нее полный ненависти взгляд, и прорычала:
- Убери это!
Женщина недовольно поджала губы. Ной взял свободный стул и устроился возле моей постели. Не так я бы хотела познакомиться со своим братом. Не при таких обстоятельствах…
- Что не так с этой… кашей? – вскинул бровь Ной, разглядывая белесое нечто у меня на тарелке.
- Все так… Я просто… просто не могу есть в последнее время.
- Поэтому ты разбрасываешь повсюду еду?
- Что? Нет… - я замялась, и только тут поняла! – Так ты тот парень из кафе!
- Ну, наконец, ты меня узнала!
- А почему вы мне сразу ничего не сказали? Яков? Что это было?
- Прости… Ной до конца не был уверен, что готов к знакомству с тобой. Ваша встреча в кафе была случайностью.
Я отвела взгляд:
- Да уж… Я бы тоже не слишком горела желанием познакомиться с такой развалиной…
- Не смей! Не говори так… Не говори! – приказал мне Яков, сжимая мою ладонь.
- Не в этом дело, Нана. Просто… я не слишком жалую Избранных.
- Я не Избранная.
- Да, но предполагалось, что ты ею была.
- Тебе не понравилось, что я всех дурачила, - констатировала я очевидное. Ной неуверенно кивнул головой.
- Теперь это уже не важно…
Обруч Якова замерцал. Он принял вызов, и я поняла, что его вызывают в штаб. Жаль. Сейчас поддержка мужа была мне просто необходима… Но я бы никогда не посмела его упрекнуть невниманием. Все эти годы он крепко держал меня за руку. Без этого я бы давно сдалась.
- Иди… Нам есть, о чем поболтать с братом, - бодро улыбнулась я, хотя боль все сильнее усиливалась. Борь сворачивала мои внутренности в узлы. Боль волнами распространялась по телу.
Яков улыбнулся, поцеловал меня в губы, игнорируя присутствие посторонних и решительно двинулся к выходу. После того, как нам стало известно о болезни поведение моего мужа претерпело некоторых изменений. Раньше он никогда не демонстрировал свои чувства на публике…
- Он тебя любит, - заметил Ной, откидываясь на стуле.
- Да… Я тоже его люблю.
- Может быть все-таки попробуешь поесть?
Я покачала головой:
- Нет. Ничего не выйдет. Совершенно определенно. Но моя сиделка не может этого запомнить. Впрочем, ты сам видел – она помешана на еде.
- Почему ты так думаешь?
- Почему?
- Ну, да…
- Она весит не меньше центнера, Ной. Очевидно, что процесс приема пищи для нее возведен в культ.
- А ты не допускаешь мысли, что ошибаешься?
Я удивленно посмотрела на брата. Наш первый разговор выходил, наверное, странным, но меня это мало заботило. Что угодно – лишь бы отвлечься от боли.
- В чем?
- Возможно она имеет такую комплекцию только лишь потому, что не имеет доступа к качественным продуктам. Что смотришь? – Ной сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. У него были коротко-стриженные волосы темного цвета, темные глаза и по-юношески гладкое лицо. На мощной шее брата висел серебряный медальон, и мне вдруг стало интересно, чье фото в нем находилось.
- Я как-то не задумывалась над этим…
- А я практически эксперт в данном вопросе. Хочешь и тебе расскажу?
- Давай…
- Тогда слушай... – Ной взял ложку и окунул ее в тарелку с кашей. – Знаешь ли ты, что большая половина всех людей на планете уже в две тысячи тридцатом году недоедала из-за нехватки продовольствия? Этот показатель удалось немного стабилизировать, но даже сейчас, по данным отчета Продовольственной и сельскохозяйственной организации Конфедерации из-за климатических изменений и конфликтов голодает около тридцати процентов населения. Около двухсот миллионов детей имеют задержки в развитии из-за некачественного питания. Сюда же относится и та категория людей, которые вместо полезных, органических продуктов потребляет такие, которые приводят к ожирению. Обычно они намного более дешевые…
- Ты хочешь сказать, что моя сиделка такая… потому, что недоедает?
- Именно. Каждый третий человек на планете страдает, по меньшей мере одной формой недоедания. Голод, или дефицит питательных микроэлементов, который в конце концов и приводит к чрезмерному весу и ожирению. В то время, как кто-то придается греху чревоугодия, многие люди попросту голодают…
Ной замолчал, и я с удивлением поняла, что во время его рассказа – съела почти половину каши. Он кормил меня, как ребенка с ложечки, а я этого даже не замечала. Никому бы не позволила себя кормить – потому, что это унизительно, правда… А с ним все вышло само-собой. Я сглотнула, внутренне сжавшись в ожидании неминуемой боли, но… хуже не стало. Я поглубже втянула воздух, и с благодарностью приняла из рук брата салфетку. Его рассказ меня заинтересовал. Но и утомил… Как некогда известный репортер, я учуяла шикарную тему для репортажа… Как смертельно больной человек – просто захотела спать. И я отключилась…
Но к моему удивлению, к моменту моего пробуждения Ной все еще оставался со мной. Он все также сидел на стуле – правда чуть в стороне, и на этот раз его глаза закрывал обруч. С удивлением я осознала, что чувствую себя довольно неплохо.
- О, ты проснулась…
- А ты все еще здесь…
- Да, как-то не хотелось оставлять тебя одну. Это очень странно, что у меня есть такая взрослая сестра. Мы даже чем-то похожи. Ты тоже храпишь.
- Эй! Не было такого! – я даже приподнялась с кровать от возмущения.
- Было-было… - засмеялся Ной, и мое сердце сжалось. Болезнь подарила мне брата. Но она же могла у меня его и отнять… Усилием воли, я отогнала грустные мысли.
- Слушай, а тебе можно выходить из этого склепа?
- Ага… Иногда. Когда я себя хорошо чувствую.
- А как ты себя чувствуешь сейчас?
- Чувствую себя готовой к прогулке с братом. – широко улыбнулась я.
Сиделка помогла мне одеться, и уже через несколько минут мы ехали в лифте. На самом деле, я уже несколько месяцев не выходила за пределы больницы. Яков отказывался рисковать… И только вдохнув вонючий запах улицы, я поняла, как же по ней соскучилась… Мимо проезжали машины. Загорались и тухли голограммы светофоров, меня обдавало горячим, раскалённым воздухом, мигали огни рекламы… А я смотрела на это все, будто бы в первый раз. Ной повернул мою коляску, и мы неспешно двинулись вдоль по тротуару.
- В продолжение темы чревоугодия… Смотри, видишь сколько рекламы? На улицах в интернете, по радио… Куда ни глянь пропагандируется культ еды. И плевать всем на то, что планета не справляется с нашими аппетитами. Плевать, что половина людей вынуждены питаться растительной пищей только лишь для того, чтобы получить дополнительные налоговые льготы… Мы стремимся сократить выбросы углекислого газа за счет сокращения животноводства и популяризируем вегетарианство, и в то же время на каждом углу пропагандируем определенный стиль жизни, с которым тесно связано потребление вкусной пищи, напитков, вина… Люди, которые не имеют доступа к качественным продуктам голодают. В то время, как более удачливые ударяются либо в чрезмерное и бессмысленное потребление удовольствий, либо насаждают другой образ жизни - диеты и голодание…
Мы дошли до перекрестка и остановились. Дальше дорога была перекрыта металлическими заграждениями – впереди опять против чего-то митинговали. В пустых бочках разожгли костры, факелы освещали ночь… Дорожное полотно было отключено от питания. Я вскинула голову:
- Против чего протестуют?
- Сегодня в трех школах квартала детей накормили протухшей курятиной. Более тысячи детей поступили в клиники Конфедерации, после обеда в школе. Эти люди выступают за законодательное закрепление входного контроля продукции, поставляемой в муниципальные бюджетные учреждения.
- А разве сейчас такого контроля нет?
- Есть. Но он весьма поверхностный. Они же хотят обязать проводить лабораторные испытания.
- Не понимаю, почему правительство не пойдет им на встречу. Сейчас это так просто.
- Нана… Это же ясно, как день! Детей постоянно пичкают некачественными продуктами… Никто не хочет, чтобы об этом стало известно.
Я задумалась. Мой брат вылил на меня столько новой информации. Той, о которой раньше я никогда не задумывалась. Я отвела взгляд от возбужденной толпы. Покосилась в сторону. Прямо у нас за спинами располагался шикарный ресторан. В его окнах были видны люди, сидящие за богато накрытыми столами, а в отражении стекол – другие люди, возможно голодные и озлобленные.
- Иногда мне кажется, что люди превратились в животных, одержимых одной идеей – идеей потребления. А знаешь, для чего обычно откармливают скот? Чтоб отправить его на заклание.
Неподалеку от нас приземлился коктейль Молотова. Ной отвел коляску в сторону, пробормотав:
- Зря мы затеяли эту прогулку. Это небезопасно.
Я согласилась с Ноем, и мы спешно двинулись назад. Нам обоим досталось за эту прогулку… Яков о ней каким-то образом прознал, и, если на меня в силу болезни он практически не ругался, то Ной получил по полной программе.
- Зря ты сердишься… Если бы не знакомство с Ноем, я бы так ничего и не поняла… Ведь это самое сложное понять, почему именно ты умираешь… За что? За какие провинности? А Ной… Он открыл мне глаза… Мы грешны, Яков. Мы все грешны. И кто-то платит в большей мере, кто-то в меньшей, но по итогу счет выставлен всем нам. Посмотри во что мы превратились… Мы – общество потребителей. Мы возвели потребительство в культ, которому неукоснительно следуем, постоянно стремясь к большему и большему. Все это обещает нам счастье, но никогда его не приносит. Вместо этого мы хотим еще чего-нибудь сверх, и это желание в конце концов съедает наши ограниченные ресурсы! У нас всех лишь один путь к спасению. Имя ему
Воздержание.
ЧАСТЬ 2
2. Зависть.
Нана
Утром следующего дня я проснулась от боли. Боль была такой сильной, что от нее темнело в глазах. Такой сильной… что уже не было сил с ней бороться. И хотелось лишь одного – прекратить ее. Прекратить…
Я протяжно застонала и открыв глаза, встретилась с пристальным взглядом мужа.
- Плохо?
Я не смогла ответить. Только прикрыла глаза соглашаясь.
- Я сейчас позову врачей, маленькая… Мы сейчас все решим!
Да… Мы отсрочим агонию.
После волшебного укола мне действительно стало легче. Я уснула, и проспала почти до обеда. Вообще, если бы мы жили еще сто лет назад, меня бы уже давно не было. Я бы умерла – максимум через год, от начала болезни. Опухоли, подобные моей тогда были летальны в ста процентах случаев. Благодаря достижениям современной медицины – я протянула три года. И по большей части радовалась отвоеванному у смерти времени. Но только не тогда, когда боль была такой сильной.
- Привет. – шепнул Яков. Он знал, что когда мне делалось хуже, мой слух становился очень чувствительным. Поражение височной доли доминантного полушария головного мозга было довольно неприятной штукой. Когда я впервые прочитала о возможных симптомах этого заболевания, меня охватила паника. Я поняла, что в любой момент могу потерять себя. Со мной могут случиться слуховые, обонятельные, вкусовые, иногда даже зрительные галлюцинации… Я могу потерять речь, перестать адекватно воспринимать реальность... Со мной могут произойти выраженные вегетативные расстройства, неадекватные эмоциональные реакции и прогрессирующее расстройство личности…Даже смерть не пугала меня так сильно…
