ПРОЛОГ
Аншлаг на сегодняшнее представление объявили ещё неделю назад, но господин Сенс, директор театра, только сейчас, глядя на столпотворение у входа, поверил в это. Из окна своего кабинета он прекрасно видел, как на площадку перед театром въезжают дорогие экипажи и паромобили, высаживают вычурно одетых господ и спешно отъезжают, чтоб освободить место другим. Господа же толпились у входа, не спеша проходить в фойе театра.
Сезон уже начался, в столицу из загородных поместий съехался весь свет. Непривычно теплая для осени погода ещё позволяла покрасоваться перед прохожими, газетчиками и другими театралами. Сенс не возражал — аристократы, богачи и прочие именитые личности делали рекламу как театру, так и представлению.
Директор театра вытянул за золотую цепочку из кармашка жилета круглые часы и посмотрел на стрелки. «Отлично, времени ещё достаточно!»
Стук в дверь раздался слишком резко, хоть Сенс и ожидал визит. После разрешения войти в кабинет степенно прошёл высокий худой мужчина, полная противоположность хозяину — невысокому толстяку.
— Господин Крутье, взгляните! Сегодня определённо будет полный зал! — Сенс жестом пригласил гостя к окну, с гордостью показывая людей на площади, словно он лично пригласил каждого из толпы.
— Это, несомненно, радует, — медленно наклонил голову визитёр, поправляя рукав пиджака.
— Если представление ошеломит всех в приятном смысле слова, а критики будут благосклонны, мы сможем его неоднократно повторить.
— Вероятно. Хоть Ваш театр и известен экспериментальностью постановок, сегодняшнее представление публика может…
— Оставьте сомнения. Мы ничего не потеряем, я уверен. В худшем случае, а, может, и наоборот, почтенные господа оставят своих дам дома и явятся чисто мужской компанией, а они явятся, я уверен! Невозможно не захотеть повторения здесь увиденного.
— Господин Сенс, дама, чьи интересы я представляю, как импресарио, категорически против подобных инсинуаций! — тон импресарио стал жёстким, а его короткие усы встопорщились. — То, что она показывает людям — искусство, а не пошлость в виде бурлеска или танцулек. Иначе мы решили бы выступать в кабаре, а не театре!
— Господин Крутье, я нисколько не имел намерения обидеть Вас или Вашу подопечную, но Вы же прекрасно понимаете, какую реакцию вызовет подобное представление у мужчин, а какую у женщин!
— Зачем же тогда Вы согласились предоставить нам театр?
— Деньги и слава, господин Крутье. Деньги и слава.
Импресарио не смог не согласиться и сдержанно кивнул, а потом завел разговор о теме визита:
— Я шел сообщить, что к представлению всё готово. Накладок больше не было и, надеюсь, не будет.
— Вуаль заменили? Я слышал, костюмерша сожгла…
— О, да. Всё улажено, хоть это и стоило моей госпоже треволнений.
— Что ж, в таком случае, стоит спуститься к гостям. Вы присоединитесь ко мне в ложе или предпочтете оставаться за кулисами?
— Второе, если позволите. Мне так будет спокойнее.
— Ваше право.
Директор и импресарио чинно спустились в фойе, где уже толпились будущие зрители. И дамы, и их кавалеры тщательно скрывали волнение и возбуждение, но некоторые, особо чопорного вида, усиленно изображали безразличие. Сенсу даже хотелось рассмеяться: все знали стоимость билетов, никто не стал бы покупать себе место в зрительном ряду от нечего делать. Тем более на такое представление.
Он знал, на какой риск шёл, когда согласился организовать в своем театре выступление экзотической танцовщицы, когда потратил внушительные суммы на плакаты и статьи в газетах, но, видя этот ажиотаж, предприимчивый директор хитро улыбался в свои пышные усы. Знал, что даже если дамы возмутятся, их мужья и сыновья захотят увидеть это снова, а значит, можно будет дать представление ещё раз и ещё…
— Господин Сенс!
К лестнице с улыбкой продвигался невысокий пожилой джентльмен, сверкая белизной бакенбардов и лысиной. Под руку он буквально тащил за собой строгую на вид даму, подметающую шлейфом серого парчового платья мраморный пол фойе.
— Полковник Лартис, доброго вечера! — учтиво поприветствовал директор театра. — Весьма рад видеть Вас на сегодняшнем представлении.
— А уж как я рад. Вы же знаете, как я люблю представления Вашего театра. Нудные оперы и поучительные трагедии так надоели. Хотя супруга со мной не согласится, но и одного отпускать не желает, мало ли чего я без неё увижу, — громко рассмеялся полковник, а его супруга ещё сильнее сжала губы и, раскрыв веер с цветными перьями, принялась обмахиваться им, хотя в помещении ещё не было душно.
— Позвольте представить Вам господина Крутье, импресарио нашей сегодняшней звезды, — вежливо указал на спутника Сенс.
Господин Крутье чинно наклонил голову и высказал положенные приветственные фразы.
— О, весьма рад знакомству, — широко улыбнулся полковник и поглядел на спутницу, — моя супруга, госпожа Лартис. Кларисса не хотела идти, но любопытство в крови у каждой женщины.
Кларисса Лартис явно не была рада последней реплике мужа, но сложила веер и протянула руку в серой шелковой митенке импресарио, изобразив улыбку. Супруг её, наоборот, был предельно открыт и даже весел.
— Ну, господин Крутье, давайте на чистоту, что нас сегодня ждет? На плакатах один столб в красном, ничего не понятно. Что за экзотику Вы нам привезли?
— О, потерпите совсем немного, моя госпожа, несравненная Бариа, не оставит Вас равнодушным, я уверяю. Она привезла на эти туманные острова пряную сладость Востока, его загадку, которую Вам, конечно же, захочется разгадать.
Любезности продолжались до первого звонка, после чего театралы начали расходиться по местам. Директор Сенс же направился в свою ложу, где его ожидали спонсоры и меценаты, в волнении предвкушающие начало представления. Сенс, естественно, уже видел фрагмент репетиции, но без костюмов и декораций. Господин Крутье заявил, что всё подготовит самостоятельно вместе с труппой, поэтому директор тоже не знал всех секретов сегодняшнего представления. Но больше всего его волновала реакция зала. Если всё пройдет удачно… Это будет его личная золотая жила!
Зрители меж тем рассаживались по местам. В ожидании они переговаривались, теребили пестрые программки, осматривали зал, удивлялись поднятому занавесу и полному отсутствию декораций, но вот раздался третий звонок, и зал затих.
Свет полностью погас.
Но не успели зрители выдохнуть, как одетые в черное работники сцены один за другим зажгли расставленные полукругом светильники, и мягкий огонь озарил неподвижную, закутанную в красные покрывала с ног до головы фигуру. Откуда-то из-за канделябров раздалась музыка — протяжная и странная. Дудка, скрипка?
Со стороны сцены послышался пряный аромат. Это благовония или цветы?
Неподвижная фигура, окутанная янтарным светом, оттеняющим соблазнительные изгибы женского тела, плавно покачнулась. Вправо, влево, выгнулась назад… В прорези легкой полупрозрачной ткани появилась белоснежная изящная рука, змеёй поднялась к голове, описала круг и снова скрылась. Барабан начал отбивать ритм, медленный, но словно бы погружающий в транс.
Фигура на сцене уже не стояла, покачивая бедрами, она кружилась по сцене, руки извивались вокруг тонкого стана, красная вуаль взмывала в воздух, но не открывала тела и лица, даже волос. Игра света и тени, колыхание красного покрывала и диковинная музыка завораживали. Казалось, что глаза в прорези вуали заглядывают в душу каждому зрителю, манящие движения предназначены всем и никому. Фигура на сцене изгибалась волной, кружилась, поводила руками и ускоряла ритм.
Всё это время очарованные зрители следили за ней. Тонкая ткань лишь подчеркивала красоту фигуры, отсветы оттеняли силуэт, ритм проникал в душу… А потом со сцены донеслось протяжное пение на незнакомом языке. Танцовщица изящно вскинула ладони с зажатыми в них тарелочками кверху, раздался ритмичный перезвон и танец ускорился. Теперь она кружилась по сцене, изгибалась и покачивала бедрами с невероятной чувственностью.
А потом в длинных разрезах широкой юбки зрителю были явлены стройные обнаженные ножки, увешанные браслетами и цепочками. Незаметно для зрителей света на сцене прибавилось, что позволило рассмотреть стройную фигурку во всей красе. Украшенная каменьями вуаль и браслеты переливались, приковывая внимание к себе ещё сильнее.
Ритм стал невероятным, танцовщица продолжала творить на сцене свою магию. Полупрозрачная ткань не позволяла рассмотреть её лица, но, взмывая в воздух, показывала богато украшенный короткий лиф и белоснежную кожу.
Господин Сенс слишком поздно вспомнил о своём намерении следить за реакцией зала. На весь час выступления Бариа приковала к себе его внимание, но вспомнив и решив отвернуться от сцены, мужчина едва не проморгал завершающий штрих танца: кружась в бешеном ритме, танцовщица отпустила вуаль, и та сорвалась, отлетая в сторону. Но толком рассмотреть исполнительницу не получилось: замерев на мгновение, Бариа как подкошенная рухнула на сцену и оставалась неподвижной, не обличая себя.
И в тот же миг занавес опустился.
ГЛАВА 1
Перебегая дорогу, Тайлер, чихая от угольной пыли, запнулся о камень мостовой и едва не угодил под колеса проезжавшего мимо паромобиля. Водитель грозно нажал на клаксон и выкрикнул что-то гневное, утонувшее в общем шуме. Тайлер вознамерился ответить, что это место — специальный переход для пешеходов, о чём свидетельствуют знаки, установленные недавно ввиду постоянных трагических наездов, но прибывший на вокзал паровоз принялся гудеть и шипеть, из-за чего перекричать этот шум и гам стало просто невозможным. Молодой человек лишь раздосадованно махнул рукой и заторопился дальше по своим делам. Ему предстояла встреча с партнёром, который должен был ждать его в оговоренном месте. Однако, если верить часам на привокзальной башне, Тайлер уже опаздывал на пять минут. Партнёр отличался пунктуальностью и всегда высказывал своё недовольство взглядами, говорящими больше любых слов. Тайлер слишком дорожил таким знакомым, чтоб вызывать негодование собой, но шнурок на ботинке так некстати порвался и пришлось его менять…
Рядом с цветочной лавкой, как и было условлено, Тайлера ожидали. Молодой темноволосый мужчина интеллигентного вида, одетый по последней моде в костюм-тройку и шляпу-котелок, гладко выбритый и поигрывающий свёрнутой в трубку газетой, никак не реагировал на вполне закономерный и даже граничащий с неприличием интерес цветочницы. Юная девица не сводила с него восторженных глаз, и подошедшему к лавке степенному джентльмену, решившему купить букет своей старой жене, пришлось дважды её окликнуть.
— Ты опоздал, Тайлер, — без намека на улыбку отметил партнёр, отстраняясь от вокзальной стены.
— Всего на пять минут, — виновато улыбнулся Тайлер и поднял указательный палец вверх. — Но, прошу заметить, Рэй, причина была объективной, что меня извиняет. Да и разве могут какие-то пять минут иметь решающее значение?
— Сейчас могут, — серьезно произнес Рэй, прищурив зелёные глаза. — В театры не пускают после третьего звонка, как тебе известно, а на этом представлении нет антракта.
— Мы идем в театр? Ты не предупредил, мой вид…
— Вполне подходит для посещения этого театра, — отмахнулся Рэй и направился к краю вокзальной площади, где можно было нанять кэб или сесть в омнибус. — Я не был уверен, что мы пойдём на представление, но заказчик сумел выбить пару билетов в последний момент благодаря своим знакомствам. Будем сидеть в директорской ложе.
— Зачем нам вообще сейчас идти в театр, мы же собирались разрабатывать план…
— Можешь считать это частью разработки. И мне надо кое-что проверить. Собственно, за этим мы и направляемся.
— А что, хотя бы за представление? Какой театр? — Тайлер не мог скрыть любопытства, но после поспешно добавил: — Я не люблю оперу.
— Не опера. Театр Сенса и Карта.
— Подожди, там сейчас по вечерам дают только одно…
— Да, ты верно понял.
— Но билеты раскуплены на месяц вперёд! — Тайлер даже остановился от изумления, так резко, что его шляпа съехала на бок, но рыжие буйные вихры не дали ей упасть. — И стоят по пятнадцать тысяч в первом ряду!
— Тебе ли сомневаться в возможностях нашего заказчика. Я должен удостовериться кое в чём, а в одиночку посещать театры не принято, тем более подобные представления, поэтому ты идешь со мной. Считай, что у тебя сегодня выходной. И ты, вроде, близок к театральной теме.
— Да куда уж ближе, — усмехнулся Тайлер, поправляя шляпу, — я практически родился на сцене и вырос за кулисами. Вместе с оравой таких же детей артисток кордебалета. Директор оперного был весьма любвеобилен в молодости, но честности ему хватало ровно на то, чтоб пристроить к театру общежитие для своих «протеже» и их заделанных им же детей.
— И много вас таких было?
— Достаточно. Каждый год появлялся новый, если не парочка. Но мы хотя бы были не на улице.
— Это радует.
Партнер выбрал кэб и махнул вознице. Тайлер нисколько не переживал из-за своей тирады. Пусть с Рэем они знакомы всего пару лет, тот ни разу не высказался плохо о молодом человеке, при Рэе можно было говорить о чём угодно, но дальше разговоры не уходили. А ещё Рэй давал дельные советы на любую тему. Порой Тайлер задавался вопросом, откуда у Рэя такой жизненный опыт. Сам Рэй был, кажется, лишь на семь лет старше двадцатилетнего Тайлера? Рэй всегда располагал всех к себе, даже с возницей умудрился сговориться на скидку. Кэб хоть и имел потрепанный вид, но лошадь бежала резво, так что риск опоздать к началу представления был минимален.
Представление! Выступление «Загадки Востока» несравненной Бариа, Слепящего Самоцвета и Дивного Цветка, как её именовали в газетах. Тайлер видел плакаты, слышал разговоры и читал статьи. Он и мечтать не мог однажды попасть на это представление. Его называли диковинным, экзотическим, чарующим, а ещё скандальным, непотребным и чувственным. Не удивительно, что уже после первого представления число мужчин-зрителей многократно возросло, тогда как приличные женщины посчитали своё присутствие недопустимым. Не сказать, что это сильно расстроило большую часть аудитории.
Всю дорогу Рэй молчал, словно специально давая возможность своему компаньону осмыслить происходящее. Что хотел узнать напарник и какое отношение это имело к заказу, Тайлер знать не мог. Спрашивать было бессмысленно, но проницательности молодого человека хватало, чтобы догадаться, что Рэй, видимо, хочет каким-то образом привлечь Бариа к делу. Интересно, как именно?
К театральной площади они подъехали ещё до первого звонка. Об этом свидетельствовала внушительная толпа у входа. Напомаженные джентльмены во фраках, с цилиндрами и тростями, возбужденные молодые люди в простых невзрачных сюртуках или пиджаках по последней моде, прогрессивные дамы суфражистских взглядов… Все они что-то обсуждали, переговаривались и красовались друг перед другом. Картину дополняли вспышки фотоаппаратов, снующие тут и там писаки и цветочницы, чинные продавцы бутербродов с ветчиной у входа в театр и карманники под видом мальчишек с мелочёвкой, побирушки, которых гоняли полицаи. Этот мир Тайлеру был хорошо знаком. В детстве и отрочестве у него имелось слишком много свободного времени, надо было как-то себя развлекать.
— Я же говорил, что мы не будем сильно выделяться, — расплатившись с извозчиком, улыбнулся Рэй.
