ПРОЛОГ
Патрик Карнуэл занимался совершенно неподобающим главе клана делом, так заявили бы соседи, но и он сам, и его люди, конечно же, не считали зазорным самоличную заточку вождем ножей. Патрик хотел, чтоб все дела на землях его клана спорились, а как известно, хочешь сделать хорошо — сделай сам. Вот Патрик и делал. Там, где обычно главы клана лишь контролировали процесс или оценивали результат, вождь Карнуэлов мог запросто отогнать кузнецово подмастерье от наковальни или взяться за плуг. Лишь в одном месте его воля слабела — на кухне, где безраздельно правила мать. Впрочем, хозяйственными делами замка и всего Нуэла заведовала тоже она, через своих многочисленных помощниц, сама-то Эилид последние годы почти уже не покидала замковых стен, порядком сдав здоровьем. Патрик тогда всё никак не мог взять в толк, почему так вышло, ведь мать на его памяти всегда была красивой, бодрой, храброй… Многочисленных поклонников не останавливало даже то, что у её сына у самого уже дети… А потом едва ли не в одночасье волосы матери побелели, лицо испещрили морщины, кожа на руках ссохлась… Нет, старость не испортила эту женщину, скорее даже добавила величия гордой осанке и высоко вздернутой голове, но старость матери показала Патрику, что никто не вечен и время всё же идет… Даже смерти жён так на него не повлияли, как белоснежные волосы Эилид Карнуэл…
Патрик отложил точильный камень, придирчиво осмотрел лезвие ножа, довольно кивнул сам себе и отправил оружие в ножны. Мальчишки, что, стоя в стороне, наблюдали за ним, тут же подорвались: один, вихрастый, протянул фляжку, второй достал из короба очередной нож, поспешно освобождая его от ножен, третий заменил миску с маслом…
Патрик всем им улыбнулся, добродушно хмыкнув в усы. Надо же, вроде сам ещё вчера мальцом так же рвался помогать деду и дядьям, а уже разменял четыре десятка вёсен… Быстро время летит, быстро…
Патрик уже взялся снова за оселок, как со двора замка услышал какой-то шум.
Мальчишки тоже подобрались: как же, что-то творится, а они не там! Решив сделать перерыв и узнать заодно, что же так взволновало народ, Патрик наскоро вытер руки о дерюгу и направился вслед мальчишкам к воротам. На центральной площадке было не протолкнуться, но главе клана место освобождали, едва завидев.
— Белая лань! Это Белая лань! — восторженно шелестела толпа, и, пробравшись через человеческий затор, Патрик увидел её.
Эилид Карнуэл, Белая лань Нуэла, его почтенная мать, гордо шествовала к воротам. Несмотря на теплую погоду, на ней был простой твидовый плащ поверх платья из тартана клановой расцветки, скрывающий фигуру. Ни украшений, ни богатых тканей — ничего не показывало статус этой женщины. Лишь белые волосы в высокой прическе и следы былой красоты на лице, прямая спина и лёгкая поступь давали понять, кто стоит сейчас среди толпы.
Но Патрик знал, чего матери стоит этот проход. Он тут же протолкался к ней, подал руку. Эилид не стала артачиться, как бывало раньше, ещё всего лет пять назад, приняла руку, тяжело опёрлась на неё. И дальше они шли уже вдвоём.
Народ в замке и на улицах города, что начинался сразу за его воротами, едва ли не ликовал: старики умилялись виду матери и сына, вспоминали былое время, молодежь во все глаза смотрела на «ту самую Белую лань». Вождя в городе видели каждый день, его героическую мать последнее время — от силы пару раз в год.
— Если ты собиралась выйти в город, почему не сказала? — без упрека, но с неудовольствием спросил Патрик. — Сама же знаешь, мне спокойнее, когда с тобой кто-то есть…
— Я ещё пока не немощная старуха, — сверкнула оленьими глазами Эилид. — И я каждый год в этот день хожу на Кнок-Атар, но ты, как и любой мужчина, не запоминаешь даты.
— Ах, да. Прости. Я слишком занят…
— Заточкой ножей для молодняка, чтоб помнить, что в этот день ровно тридцать лет назад твой дед и его старший сын полегли за честь клана.
— Не начинай. И я до сих пор не знаю, как именно попрали эту честь.
— И не ты, и никто другой. Достало и того, что я рассказала о том бесчестье отцу и братьям. Не хватало ещё, чтоб бабье судачило о том, какой прекрасный муж мне достался.
— Ты сама его выбрала, — тихо заметил Патрик, — и это было почти полвека назад, неужели кому-то есть до этого дело?
— Есть. И ещё через полвека будет. Не забывай, Лэчи Мохнатый бок, твой дед и мой любимый отец не побоялся восстать против всего запада ради этого дела!
— Мы же воевали только с Кардоррами и их подпевалами, это не весь запад.
На это мать лишь гордо промолчала, но руку не убрала, продолжая упорно идти в сторону холма Кнок-Атар, где были похоронены её отец и старший брат. Холм, поросший вереском и обложенный по низу камнем был не то чтобы скрыт от человеческих глаз, но сюда редко, кто приходил просто так.
Когда они подошли к подножию холма, Эилид с трудом передвигала ноги, опираясь на сына уже всем телом. Патрик костерил себя на чём свет стоит за то, что не додумался поманить за собой кого-нибудь с телегой. В городе мать ни за что не села бы в неё, но потом, подальше от людских глаз, он этот вопрос уж как-нибудь решил бы.
Кое-как забравшись на холм, они замерли в молчании. Мать даже прикрыла глаза, словно говорила в мыслях с отцом и братом, Патрик же без особого любопытства рассматривал невысокий менгир, под которым хранился пепел его героических родичей. Городской клирик, этот сухой визгливый сморчок, до сих пор не оставлял попыток взбесить Патрика своими постоянными требованиями перенести прах в замковую усыпальницу или на городское кладбище. Или, на худой конец, установить человеческое надгробие, а не этот изрисованный каракулями валун. С его предшественником таких сложностей не было, этого же прислали из Даринширна, куда он попал из столичной Камры. Клирика откровенно злили это назначение и «северные варвары, полные суеверий и заблудшие в своих грешных верованиях». Сперва этот умник попробовал влиять на Эилид, как на старую почтенную женщину, к мнению которой все прислушаются, но после первой же проповеди мать, с сочувствием глядя на молодого ещё ведь мужчину, заявила, что не желает видеть его во дворе замка, пока он не наведается к любвеобильной Эдме и её пышным холмам. А уже после, подобрев и успокоившись, он может предстать перед ней снова. Эдме, добродушная красивая вдовица, с готовностью поддержала предложение Эилид, но клирика в замке вот уже лет десять так никто не видел.
— Мать… Ты не подумай дурного, но сейчас ты — единственная, кто знает, что было в те года, — со вздохом произнес Патрик, решившись попытать удачу. — Уйдешь ты, никто не будет помнить, а это ли не самое страшное в нашей жизни? Полвека почти прошло. Белая лань, расскажи.
Эилид медленно открыла глаза, перевела взгляд на сына:
— А вдруг случится так, что ты возненавидишь меня? Решишь, что я сломала твою жизнь?
— Тебя это страшит? Что я осмелюсь тебя осуждать? Мама, ты — моя мать. Ты дала мне жизнь, ты в праве её отнять. Никогда и ни за что я не посмею судить тебя. Я только хочу знать. Как твой сын, как глава клана, коим стал лишь благодаря тебе.
Эилид молчала долго, а потом тяжело вздохнула:
— Давай вернёмся в замок. Я устала стоять.
Патрик поджал губы, скрывая свою досаду, и подал матери руку, которая дрогнула, едва он услышал…
— Я уже устала стоять, а рассказ будет долгим.
ГЛАВА 1
Патрик нашёл мать в гербовом зале, в кресле у жарко растопленного камина в окружении внуков. Четырехлетний Грегг, как самый младший, гордо восседал у бабушки на коленях, упорно стараясь не клевать носом слишком явно.
Солнце давно уже скрылось за горами, замок постепенно отходил ко сну, но дети, все семеро от самых старших парней, до малышни, до сих пор были не в своих комнатах. Няньки сидели тут же, за столом, и чесали языками, но стоило Патрику шумно выдохнуть, все разом подскочили на ноги и, охая, принялись отдирать детей от бабушки и уводить спать. Каждому их них Патрик кивнул, каждого погладил по голове или хлопнул по плечу в зависимости от возраста, каждого обнял. Лишь Грегга взял из рук няньки и, обняв, поцеловал в лоб. Не хотелось выделять кого-то из детей, но этого мальчишку Патрик старался не обделять вниманием особо. Его мать, нежная хрупкая Эйнли, ушла слишком рано, не успев передать свою любовь первенцу. Грегг мать даже не запомнил.
— Па, ба рассказала про снежных козлов. Ты покажешь нам их? — с трудом разлепив глазки, спросил мальчик.
— Конечно, покажу. Завтра мне напомни, и пойдем на них смотреть, — тихим голосом пообещал Патрик.
— Биттен и Аод тоже хотят посмотреть, ты их возьми с нами, они вредничали, но хотят, я знаю.
— Мы все пойдем, — пообещал Патрик, прижавшись щекой к пушистой головке и пожелав сыну сладких снов, передал его на руки няньке.
Когда дверь в зал закрылась, Патрик потер уставшие глаза и прошел к столу, где заметил глубокую миску с овсяным печеньем, половину ягодного пирога и высокие бокалы с остатками кранахана. На каминной полке стоял хромированный чайник, к радости Патрика — горячий. Осень вступила в свои права, вечерами сильно холодало, и, хотя замок уже начали отапливать, придя с улицы, хотелось согреться и нутром. Заварив чаю себе и матери, Патрик с наслаждением опустился в глубокое кресло и вытянул ноги.
— Чем скорее я тебе всё расскажу, тем спокойнее станет у меня на душе, — тихо произнесла Эилид, грея руки о чашку.
Патрик не стал отвечать, чтоб не сбить мать с настроя, да и овсяное печенье оказалось на диво вкусным, совсем свежим.
— Это всё началось… ну да, почти полвека назад. Пятнадцать лет я жила спокойной жизнью, счастливая, в кругу любящих родителей и братьев. Детские забавы, учеба и обязанности, игры. Я ни в чём не знала горя и нужды. Но мой срок подошёл, и жизнь начала меняться…
Дирижабль вольготно и плавно плыл в сторону замка, постепенно снижаясь. На корпусе гондолы легко различался натянутый стяг, указывающий на принадлежность дирижабля и команды к клану, что владел этими землями.
Юная Эилид замерла на парапете замковой стены, едва стоя на месте от нетерпения. Внезапно поднявшийся ветер трепал подол её юбки из красного с зеленой, белой и синей ниткой тартана. Толстые светлые косы распушились, и волосы лезли в лицо, но Эилид упорно стояла на стене, рядом с площадкой, куда должен будет причалить небольшой дирижабль.
— Эилид, — раздался позади строгий голос матери, и девушка, поджав губы, осторожно обернулась.
Так и есть, Блэир Карнуэл, в девичестве Карлинн, стояла рядом, придерживая на груди плед той же расцветки, что и платье, как своё, так и дочери. Её волосы, уложенные вокруг головы, удивительным образом не растрепал ветер, они венчали голову Блэир, словно огненная корона.
— Мама? — Эилид подняла тонкую бровь, в надежде, что Блэир сама скажет, чем она недовольна: мать явно была не в духе, а если такое случалось, домашние старались или скрыться с глаз её подальше или умилостивить. Хоть в Блэир и было меньше пяти футов роста, рука у неё — тяжелая, как и взгляд, а пылкий нрав известен всем в Нуэле.
— Слезь со стены, Эилид, прошу тебя, — Блэир приблизилась к дочери, потянула её за подол вниз.
— Я не упаду, мама, ты же знаешь, как я ловка. И я с рождения лазаю по скалам получше многих…
— Не в этом дело, я тоже ножом попадаю в мишень за десять ярдов, но это не стоит показывать всем и каждому. Не забывай, кто ты. Внизу люди, и что они видят? Как женщина из семьи главы клана стоит на зубцах словно… Ты — Эилид Карнуэл, дочь вождя, сестра будущего вождя, будущая мать вождей…
— Так прямо и вождей, — улыбнулась Эилид, польщённая словами матери.
— На меньшее отец и не согласится, будь уверена. Лэчи любит тебя и не отдаст за проходимца и нищего, даже если ты сама попросишь, — фыркнула Блэир. — Ты — не простая девица из Карнуэлов. Ты — наша гордость, наша кровь, ты — это ты.
— А хочу быть как ты, мама, — Эилид приняла руку матери и послушно спустилась, отметив, что дирижабль уже пролетает над городом, что раскинулся под стенами замка.
— Ну так и будь, — усмехнулась Блэир, заботливо поправив на дочери укороченное драповое пальто. — Для этого надо всего лишь быть гордой, храброй и умной. Гордой, чтоб не позволить никому охаивать тебя и поступать с тобой дурно. Храброй — чтоб не спустить обидчику. Умной — чтоб не навредить этим себе. Тебе многое дано и позволено, но ты сама должна ещё больше. От тебя честь клана зависит даже больше, чем от братьев.
— Но я всего лишь женщина, — не поняла Эилид, но мать вздохнула:
— Увы. Это так. Но помни, кто твои предки, ты несешь ответ перед ними, даже будучи женщиной.
Дирижабль завис над площадкой, на которой появились люди, готовые помочь пришвартовать его. С палубы гондолы уже скинули канат, по нему ловко спустился молодой человек, торопливо огляделся, увидел Эилид и размашистым шагом направился к ней. Девушка, разом забыв все наставления матери, с радостным визгом бросилась к парню, тот ловко подхватил её за талию и закружил в воздухе так, что кружева нижней юбки взметнулись вверх.
— С возвращением, Кэден! — звучно чмокнула девушка новоприбывшего, когда он, наконец, поставил её на пол.
— С возвращением, сын мой, — Блэир тоже шагнула вперед и, внимательно осмотрев лицо молодого человека, добавила: — Кулаки парней из Даринширна тяжелы, как я посмотрю.
Кэден, чуть смутившись, запустил пятерню в буйную рыжую шевелюру, унаследованную от матери, а Блэир, внезапно улыбнувшись, добавила:
— Но, полагаю, твои тяжелы не менее.
Кэден улыбнулся уже открыто и широко, аккуратно прижимая к себе хрупкую фигурку матери.
— Ты привёз? — нетерпеливо подергала Эилид брата за рукав кожаной куртки. — Привёз?
— Ты мне как брату рада или курьеру? — насупился Кэден, и мать поддержала строгим взглядом, а потом шутливо пихнул сестру плечом: — Да, привёз. Целые четыре новые вышло, все купил.
Эилид взвизгнула от восторга и едва не пустилась в пляс, а потом готова была броситься помогать разгружать дирижабль, чтоб быстрее добраться до своих подарков, но Кэден развернул девушку и, ухватив за руки её и мать, пошёл под крышу, рассказывая:
— А ещё тканей новых привёз, даже шёлк и кисею. И энциклопедии последний том как раз вышел, из-за него задержались, хотел уж сразу купить… А ещё кучу писем и половина — отцу. Про Эилид.
— Уже? — осторожно спросила Блэир без особой радости.
— Ага, — Кэден, наоборот, был рад этим письмам, — каждый встречный меня спрашивал, отвечать уставал. Вот как наша сестричка популярна! На пир к излому зимы, как пить дать, целая толпа соберется.
— То есть как? — Эилид замерла на месте, вырвав ладонь из руки брата. — Ты о чём?
Мать с братом переглянулись с удивлением, и Блэир мягко произнесла:
— Эилид, об этом с лета говорит весь Нуэл. Одна ты, похоже, пропустила мимо ушей новость о том, что в этом году тебе предстоит выбрать себе мужа. Меня не очень радует расставание с тобой, но раз летом тебе исполнилось шестнадцать лет… Я в твои года уже была замужем и носила под сердцем первенца.
Эилид застыла на месте, вперившись взглядом в стену. Она и в правду не замечала разговоров о предстоящем замужестве, а выходит семья уже подыскивает ей супруга? Блэир верно поняла мысли дочери и решила оставить её одну, дабы та могла в тишине и покое обдумать новость, уведя сына.
