А Эилид медленно вернулась на стену, с которой открывался прекрасный вид на родные горы и милый сердцу Нуэл…
— Все девочки с рождения знают, что им уготована судьба прожить почти всю жизнь в доме мужа, — Эилид отставила руку, пристроив уже пустую чашку на стоящий рядом табурет, — старая дева — позор семьи. Никто не хочет быть позором, а посему, чужой дом — это не такая уж и плохая участь. Везёт тем, кого выдают в свой же клан, а то и в соседний дом, но такие, как я, и мечтать об этом не смеют. Слишком ценна для клана, чтоб упустить шанс и не заключить с кем-нибудь сделку, но не настолько, чтоб оставлять при себе. Уж с тремя-то братьями как-нибудь справились бы с продолжением рода.
Мать горько усмехнулась, и Патрик с улыбкой вздохнул, он знал, что судьба решила совсем по-другому, иначе не был бы он главой этого клана.
— Но не думала я, что… Я гнала от себя тяжкие мысли и оказалась совсем не готова к новости о том, что уже зимой я должна буду назвать имя жениха. Ещё летом молва разнесла весть о том, что я готова быть женой. Кэден, твой младший дядя, едва ступил на мостовую Даринширна, куда, как обычно, летал раз в три месяца, был засыпан вопросами обо мне и письмами. А я ведь даже не гадала, зачем он притащил мастера калотипии в замок, чтоб запечатлеть моё изображение. Решила, чтоб развлечь нас всех и подарить всей родне картинки со мной, всеобщей любимицей. А ему калотипии нужны были, чтоб показывать всем, кто мной заинтересовался… Ну да не о том ты хочешь узнать. Осень прошла в приготовлениях. Уже к началу зимы моё приданое должно было быть готово и разложено по тюкам и чемоданам. Мать с ног сбилась, приводя замок в наилучший вид, ведь на пир к излому зимы собрались бы главы соседних кланов со своими сыновьями, внуками и племянниками. Любой, кто хотел назвать себя женихом, мог явиться на такой пир. Тебе ещё не довелось выдавать дочек замуж, но скоро наши девочки войдут в лета, вот тогда и узнаешь, каково это…
— Я не думаю, что дед позволил бы тебе самой выбрать мужа, — честно признался Патрик, отхлебнув чая. — Я бы тоже не разрешил. Надо же сперва всё о нём разузнать, даже сплетни собрать. Кто ж знает, что это за человек, на что живёт, сможет ли… А на смазливую морду повестись… Морда быстро в негодность придёт, а дом останется.
— Твой дед думал так же и долго беседовал со мной. Показывал портреты соседей, что смог достать, говорил, кто из них выгодная партия. Да я и своим умом всё понимала. Ясно, что кривого я не выбрала бы ни за какие деньги, но… Я выбрала твоего отца…
— Мама! Мама! — Эилид толкнула двери кухни так, что они с грохотом ударились о стены, напугав кухарок. Одна лишь Блэир ничего не уронила, не вскрикнула и не подскочила на месте, высокий статус и гордость не позволили ей показать слабость. Она даже за сердце не схватилась, лишь судорожно вздохнула и сурово посмотрела на дочь, поджав губы.
Эилид тут же смутилась, виновато улыбнувшись, и жестом поманила мать к себе.
— Мама, мы с отцом выбрали! — прошептала Эилид матери на ухо и потянула за собой в коридор, подальше от глаз и ушей любопытных домашних.
Блэир понимающе кивнула, азартно блеснув карими глазами, и задержалась лишь на минутку, чтоб дать указания по предстоящему ужину, а после торопливо выскользнула в коридор, плотно закрыв за собой двери.
— Ну, говори скорее, кто? Портрет есть?
— Ага. Калотипия, — Эилид вытянула из-за корсажа приклеенную к тонкой дощечке небольшую калотипию, где был отображён молодой человек лет двадцати, очень приятной внешности.
— Это же юный Кардорр? — прищурилась Блэир. — Хорош. А ещё лучше, что, говорят, дед в нём души не чает и потакает всем капризам. А если этот красавчик влюбился в тебя без памяти, будет все желания твои исполнять. И хорошо, что родители его давным-давно почили, никто над душой твоей стоять не будет. Отличный выбор, как по мне.
Эилид согласно закивала. Она именно потому и выбрала Дугэла Кардорра, что думала, как мать. Претендентов на её руку только из тех, кто заранее отписался, было больше пяти десятков. Половина из них оказалась умнее — они прислали свои портреты, что значительно увеличило их шансы. Портреты были самые разные. Калотипии от тех, кто хотел показать свои современные взгляды и достаток, графические рисунки, у кого детальные, не хуже калотипий, у кого наспех нацарапанные, словно в день отправки письма. Были и вычурные портреты маслом в резных рамках и овальные миниатюры. На тех, кто, по мнению отца, был недостаточно богат и знатен, не выгоден, Эилид даже не смотрела, дабы не бередить душу. Но из всех претендентов лишь при виде Дугэла Кардорра её сердце дрогнуло. Он был ненамного старше её самой, единственный и любимый внук вождя клана, выращенный им едва не с младенчества. Именно его прочили в наследники. Кардорры владели землями на западном побережье, город Дорр являлся одним из крупнейших портов Ханша, центром торговли, по численности их клан был равен Карнуэлам… А ещё Дугэл был хорош собой и молод.
Лэчи Мохнатый бок с одобрением принял решение дочери, с гордостью кивнул, огладив пышные усы. Эилид в душе едва не лопалась от счастья, что отец так ей доволен, потом выпросила калотипию и поспешила к матери. Блэир была довольна не меньше. Подхватив дочь под руку, повела её на замковую стену — секретничать и наставлять по женской части. Эилид не краснела и уже не смущалась, откуда и как берутся дети, она и в десять лет в подробностях знала, но мать говорила о другом: как вести себя, чтоб муж был доволен, как вызвать лишь нежность, страсть и трепет, как добиться уважения и почитания. Как проявлять женскую хитрость. Как добиваться своего и как понять, что лучше скрыться с глаз.
Этому Эилид внимала с интересом. Ей казалось, что мать с отцом живут в любви и согласии, даже пылкие ссоры им в радость, но слушая мать, понимала, что эти мир и согласие — огромный труд. Заслуга матери. И дабы в её собственной семье был покой, ей самой придётся постараться.
— Мужчины не злы по своей природе. Они заботятся о нас. Оберегают и защищают. И мы за это должны их ценить и уважать. Но и мы заботимся о них не меньше. А значит, и твой мужчина должен понимать, что тебя надо ценить и уважать.
— Но если он не захочет понимать? Или перестанет уважать?
— Твоя задача сделать так, чтоб захотел и стал. Если ты провинилась — примирись, даже если обида будет сжимать горло и рвать сердце, иди к миру в семье. Но если твоей вины нет, если тебе причинят обиду за просто так… Не смей спускать. Ты дочь Лэчи Мохнатого бока Карнуэла, сестра своих братьев! Муж — твоя защита и опора, если он не сможет отомстить за тебя или, пуще того, обидит сам… — Блэир резко обняла Эилид и прошептала в самое ухо: — Ты родилась Карнуэл. Перейдя в другой клан, по крови ты — женщина Нуэла. Не в наших традициях покидать… но помни… Тут тебя любят и всегда ждут. И не важно, есть у тебя муж или нет. Отпустил он тебя или нет. Двери Нуэла для тебя всегда будут открыты. И здесь никто твоим обидчикам не спустит.
Голос Блэир дрогнул, она ещё крепче обняла дочь, а та, широко распахнув глаза, шмыгнула носом, осознавая, к чему её призвала сейчас мать.
— Обещай мне, — снова прошептала Блэир. — Никогда и никому… Пусть ты всего лишь женщина, но твой род не ниже других. Твой клан не слабее других. Твоя семья любит и ценит тебя. Обещай мне, Эилид. Из моего маленького олененка ты превратилась в прекрасную лань. И хоть у ланей нет рогов, они не беззащитны. И ты будешь такой.
— Обещаю, мама, — твёрдым голосом произнесла Эилид, отстраняясь и смотря матери прямо в глаза. — Я не спущу обидчику, будь он хоть мой муж, хоть глава клана, хоть кто. Я знаю, кто я и буду помнить всегда. Я Эилид Карнуэл. Дочь вождя и внучка вождей. Я — твоя дочь.
Блэир серьёзно кивнула, спокойно стряхивая слезу из уголка глаза, и с облегчением произнесла:
— Теперь моя душа спокойна. Я без страха и сомнения отпущу тебя в чужой дом, моя прекрасная лань. Белая лань.
Излом зимы традиционно отмечали шумными и богатыми пирами. Вожди кланов предпочитали не покидать родовые земли в такое время, лишь очень веская причина могла сподвигнуть их на это. За свои шестнадцать лет Эилид лишь единожды вместе с семьёй встречала излом зимы не дома. Два года назад долгожданный двоюродный племянник матери захотел появиться на свет именно перед изломом, нарушив всем планы, но несказанно обрадовав. О чём было телеграфировано Блэир, а та в момент собрала всю свою семью, в тот же день отбыв на юг, на другой конец Ханша, где жил клан Карлинн.
В этом году в замке Нуэл ожидалось невиданное множество гостей. «Выбор жениха» — древнейшая традиция, как и сами пиры на излом зимы. Всё должно было быть идеально, но, как всегда, не было. Блэир ежечасно пила успокаивающие настойки, но они уже не помогали ей справляться с собой. По замку постоянно слышались гневные вопли матери: на недочищенное столовое серебро, на неподшитые шторы, на невыбитые гобелены, на недобродивший эль… А уж когда мать обнаружила, что на одном из платьев Эилид, в котором она должна будет появиться на пиру, распустилась вышивка… Лишь вмешательство отца спасло золотошвеек от немедленной казни. Блэир уже давно не метала ножи, но вспомнила молодость очень быстро, сноровка никуда не делась. После того скандала пришлось ещё и дверную панель полировать…
Женщинам Нуэла подготовка к пиру уже давно была не в радость. Блэир металась по замку, проверяя, всё ли доделано, сделано и переделано, Эилид готова была прятаться от портних и белошвеек, которые дошивали, перешивали и зашивали её новые и старые наряды и бельё, поварихи готовили день и ночь, не забывая отгонять от кухни и погребов непрошеных гостей. Мужчины слонялись по замку, изнывая от безделья и отсутствия внимания, затевая каверзы и порываясь снять пробу с эля и заготовленных блюд. По началу это всех развлекало, но чем меньше времени оставалось у женщин, тем злее те становились, и руки их тяжелели. И трех дней не прошло после материного срыва, как старший из братьев Эилид, который даром, что разменял двадцать четвертую зиму и сам уже был женат, попался на воровстве копченого окорока, и был тяжело бит заметившей его судомойкой, которая как раз отмывала черпаки. На его счастье женщина была на кухне одна, но и её гнева достало, чтоб разукрасить лицо, руки и спину наследника клана. Блэир и главная повариха о происшествии узнали уже потом, Дарвид успел вместе с братьями сбежать охотиться на белых козлов. Эилид очень просилась с ними, и братья согласны были её забрать, но отец не позволил, всё же Эилид готовилась стать невестой, которой уже не подобает лазить по горам, охотясь на коз.
Иными словами, излома зимы Эилид ждала с таким нетерпением, какое не испытывала за все шестнадцать лет жизни. Не нужны были вкусная еда, подарки, развлечения, просто хотелось, чтоб вся эта кутерьма как можно быстрее закончилась. Желания юной дочери вождя разделяли многие, а в глубине души, наверное, даже все…
— До излома оставалось, наверное, чуть больше недели, когда в замок стали доставлять подарки, — фыркнула Эилид, и морщины на её лице стали чётче. — Традиция, что уж тут скажешь. Как же — приехать на пир, ещё и такой значимый, и не одарить хозяев. В основном привозили на моё имя, но и отца хотели задобрить, а особо ушлые — и мать. Отец не сказал мне, отписал ли он Кардоррам о нашем решении, но в числе первых доставили подарок от твоего папаши. И мне уже не было дела до других пакетов и коробок.
— Что же такого преподнес тебе мой папаша? — не смог скрыть улыбки Патрик, заметив, что мать даже сейчас, спустя столько лет и столько горя, не равнодушна к подарку своего мужа.
— Книги. Книги, сын. Собрания сочинений, сборники, энциклопедии, словари… Не бульварное чтиво, не любовные сопливые сказки, а больше пяти десятков томов… серьезных книг. И это был подарок мне. Не Нуэлу, не моей семье, а мне одной. И этим Дугэл Кардорр покорил меня.
— И подписал себе смертный приговор, — не удержался от усмешки Патрик, поднимаясь на ноги. Прерываться мать и не собиралась, а овсяное печенье в миске давно уже закончилось. Благо снеди на столе оставалось ещё много. На ночь так точно хватит.
— Приговор этот он навлек на себя сам! — сверкнула оленьими глазами Эилид. — Я была ему верной женой! Всегда послушной и согласной с ним во всём! И года не прошло, как родила ему тебя, крепкого здорового сына! И как родила: не вскрикнула ни разу, лишь шипела и молилась, но голос не подавала, чтоб не опозорить ни себя, ни его!
Этого Патрик о своем появлении на свет не знал и зауважал мать ещё больше. Он был свидетелем рождения не всех своих детей, но большинства, и хотя в комнату к жене (что первой, что второй) его не пускали, даже толстые стены замка не могли заглушить эти вопли. Хрупкая Эйнли лишь прерывисто кричала тонким голосом, тогда как Юбх ругалась так, что повитухи краснели. Хотя Юбх и в обычном настроении крепким словцом не брезговала. Но мать и тут не сплоховала.
— А что ты подумала об отце, когда, наконец, увидела?
— Что он красавец, каких мало, и мне придется не вылазить из постели хотя бы первые годы, чтобы не пришлось отгонять девиц и позориться, — проворчала Эилид. — Да кто ж знал…
— Как прошел сам пир?
— Без драк и ссор, если ты об этом, — фыркнула Эилид. — Столько людей в зале я не видела ещё никогда. Мне казалось, что собралась половина Ханша. Но удовольствия от пира не получила. Шагу ступить не могла, чтоб на меня не пялились, оценивали, как… Я с детства знала, что хороша, но к такому вниманию не была готова. Даже, когда я назвала имя твоего отца, взгляды не пропали. Братья потом рассказывали, что некоторые вожди не смирились с поражением и всерьёз вознамерились меня украсть. В открытую заявляли прямо там, на пиру.
Эилид улыбалась, вспоминая. Ещё бы, чтоб задумать такое, надо иметь… много храбрости. Нет, девиц в Ханше утаскивали едва ли не каждую седьмицу, но обычно либо с молчаливого согласия, либо после договорённости с родичами, либо по такой большой любви, ради которой не страшно получить и кучу кровных врагов в придачу. В случае кражи женщины из семьи вождя клана кровниками становился весь клан, поэтому таких старались лишний раз не воровать, даже заручившись согласием.
Как раз на той седьмице разборки из-за такого воровства дошли аж до самого Патрика. В отдаленной деревне едва не случилась настоящая бойня, когда одну местную красотку украли самым обычным образом. Только вот её семья была не в курсе, подружки девушки тоже не замечали с её стороны любви к горе-жениху, но тот заявлял обратное и девушку отдавать отказался. Да ещё и показать родне не захотел. Те заподозрили неладное. Семьи были большими, и в повальном смертоубийстве полегла бы половина деревни. Своими силами староста уладить миром конфликт не смог и послал за вождём. Патрику же никто заступать дорогу не посмел.
В Нуэл вождь вернулся с тяжёлыми думами и в тот же день собрал у замка всех старшин семей и городского клирика и приказал: любой, кто, украв девицу против её воли, причинит ей вред и лишит свободы, будет судим и наказан. А если клирику для обряда приведут девицу против воли её и родни, о чём у него возникнут сомнения, либо она прямо скажет, никакого обряда не проводить и ташить всех к вождю на суд.
— Все девочки с рождения знают, что им уготована судьба прожить почти всю жизнь в доме мужа, — Эилид отставила руку, пристроив уже пустую чашку на стоящий рядом табурет, — старая дева — позор семьи. Никто не хочет быть позором, а посему, чужой дом — это не такая уж и плохая участь. Везёт тем, кого выдают в свой же клан, а то и в соседний дом, но такие, как я, и мечтать об этом не смеют. Слишком ценна для клана, чтоб упустить шанс и не заключить с кем-нибудь сделку, но не настолько, чтоб оставлять при себе. Уж с тремя-то братьями как-нибудь справились бы с продолжением рода.
Мать горько усмехнулась, и Патрик с улыбкой вздохнул, он знал, что судьба решила совсем по-другому, иначе не был бы он главой этого клана.
— Но не думала я, что… Я гнала от себя тяжкие мысли и оказалась совсем не готова к новости о том, что уже зимой я должна буду назвать имя жениха. Ещё летом молва разнесла весть о том, что я готова быть женой. Кэден, твой младший дядя, едва ступил на мостовую Даринширна, куда, как обычно, летал раз в три месяца, был засыпан вопросами обо мне и письмами. А я ведь даже не гадала, зачем он притащил мастера калотипии в замок, чтоб запечатлеть моё изображение. Решила, чтоб развлечь нас всех и подарить всей родне картинки со мной, всеобщей любимицей. А ему калотипии нужны были, чтоб показывать всем, кто мной заинтересовался… Ну да не о том ты хочешь узнать. Осень прошла в приготовлениях. Уже к началу зимы моё приданое должно было быть готово и разложено по тюкам и чемоданам. Мать с ног сбилась, приводя замок в наилучший вид, ведь на пир к излому зимы собрались бы главы соседних кланов со своими сыновьями, внуками и племянниками. Любой, кто хотел назвать себя женихом, мог явиться на такой пир. Тебе ещё не довелось выдавать дочек замуж, но скоро наши девочки войдут в лета, вот тогда и узнаешь, каково это…
— Я не думаю, что дед позволил бы тебе самой выбрать мужа, — честно признался Патрик, отхлебнув чая. — Я бы тоже не разрешил. Надо же сперва всё о нём разузнать, даже сплетни собрать. Кто ж знает, что это за человек, на что живёт, сможет ли… А на смазливую морду повестись… Морда быстро в негодность придёт, а дом останется.
— Твой дед думал так же и долго беседовал со мной. Показывал портреты соседей, что смог достать, говорил, кто из них выгодная партия. Да я и своим умом всё понимала. Ясно, что кривого я не выбрала бы ни за какие деньги, но… Я выбрала твоего отца…
— Мама! Мама! — Эилид толкнула двери кухни так, что они с грохотом ударились о стены, напугав кухарок. Одна лишь Блэир ничего не уронила, не вскрикнула и не подскочила на месте, высокий статус и гордость не позволили ей показать слабость. Она даже за сердце не схватилась, лишь судорожно вздохнула и сурово посмотрела на дочь, поджав губы.
Эилид тут же смутилась, виновато улыбнувшись, и жестом поманила мать к себе.
— Мама, мы с отцом выбрали! — прошептала Эилид матери на ухо и потянула за собой в коридор, подальше от глаз и ушей любопытных домашних.
Блэир понимающе кивнула, азартно блеснув карими глазами, и задержалась лишь на минутку, чтоб дать указания по предстоящему ужину, а после торопливо выскользнула в коридор, плотно закрыв за собой двери.
— Ну, говори скорее, кто? Портрет есть?
— Ага. Калотипия, — Эилид вытянула из-за корсажа приклеенную к тонкой дощечке небольшую калотипию, где был отображён молодой человек лет двадцати, очень приятной внешности.
— Это же юный Кардорр? — прищурилась Блэир. — Хорош. А ещё лучше, что, говорят, дед в нём души не чает и потакает всем капризам. А если этот красавчик влюбился в тебя без памяти, будет все желания твои исполнять. И хорошо, что родители его давным-давно почили, никто над душой твоей стоять не будет. Отличный выбор, как по мне.
Эилид согласно закивала. Она именно потому и выбрала Дугэла Кардорра, что думала, как мать. Претендентов на её руку только из тех, кто заранее отписался, было больше пяти десятков. Половина из них оказалась умнее — они прислали свои портреты, что значительно увеличило их шансы. Портреты были самые разные. Калотипии от тех, кто хотел показать свои современные взгляды и достаток, графические рисунки, у кого детальные, не хуже калотипий, у кого наспех нацарапанные, словно в день отправки письма. Были и вычурные портреты маслом в резных рамках и овальные миниатюры. На тех, кто, по мнению отца, был недостаточно богат и знатен, не выгоден, Эилид даже не смотрела, дабы не бередить душу. Но из всех претендентов лишь при виде Дугэла Кардорра её сердце дрогнуло. Он был ненамного старше её самой, единственный и любимый внук вождя клана, выращенный им едва не с младенчества. Именно его прочили в наследники. Кардорры владели землями на западном побережье, город Дорр являлся одним из крупнейших портов Ханша, центром торговли, по численности их клан был равен Карнуэлам… А ещё Дугэл был хорош собой и молод.
Лэчи Мохнатый бок с одобрением принял решение дочери, с гордостью кивнул, огладив пышные усы. Эилид в душе едва не лопалась от счастья, что отец так ей доволен, потом выпросила калотипию и поспешила к матери. Блэир была довольна не меньше. Подхватив дочь под руку, повела её на замковую стену — секретничать и наставлять по женской части. Эилид не краснела и уже не смущалась, откуда и как берутся дети, она и в десять лет в подробностях знала, но мать говорила о другом: как вести себя, чтоб муж был доволен, как вызвать лишь нежность, страсть и трепет, как добиться уважения и почитания. Как проявлять женскую хитрость. Как добиваться своего и как понять, что лучше скрыться с глаз.
Этому Эилид внимала с интересом. Ей казалось, что мать с отцом живут в любви и согласии, даже пылкие ссоры им в радость, но слушая мать, понимала, что эти мир и согласие — огромный труд. Заслуга матери. И дабы в её собственной семье был покой, ей самой придётся постараться.
— Мужчины не злы по своей природе. Они заботятся о нас. Оберегают и защищают. И мы за это должны их ценить и уважать. Но и мы заботимся о них не меньше. А значит, и твой мужчина должен понимать, что тебя надо ценить и уважать.
— Но если он не захочет понимать? Или перестанет уважать?
— Твоя задача сделать так, чтоб захотел и стал. Если ты провинилась — примирись, даже если обида будет сжимать горло и рвать сердце, иди к миру в семье. Но если твоей вины нет, если тебе причинят обиду за просто так… Не смей спускать. Ты дочь Лэчи Мохнатого бока Карнуэла, сестра своих братьев! Муж — твоя защита и опора, если он не сможет отомстить за тебя или, пуще того, обидит сам… — Блэир резко обняла Эилид и прошептала в самое ухо: — Ты родилась Карнуэл. Перейдя в другой клан, по крови ты — женщина Нуэла. Не в наших традициях покидать… но помни… Тут тебя любят и всегда ждут. И не важно, есть у тебя муж или нет. Отпустил он тебя или нет. Двери Нуэла для тебя всегда будут открыты. И здесь никто твоим обидчикам не спустит.
Голос Блэир дрогнул, она ещё крепче обняла дочь, а та, широко распахнув глаза, шмыгнула носом, осознавая, к чему её призвала сейчас мать.
— Обещай мне, — снова прошептала Блэир. — Никогда и никому… Пусть ты всего лишь женщина, но твой род не ниже других. Твой клан не слабее других. Твоя семья любит и ценит тебя. Обещай мне, Эилид. Из моего маленького олененка ты превратилась в прекрасную лань. И хоть у ланей нет рогов, они не беззащитны. И ты будешь такой.
— Обещаю, мама, — твёрдым голосом произнесла Эилид, отстраняясь и смотря матери прямо в глаза. — Я не спущу обидчику, будь он хоть мой муж, хоть глава клана, хоть кто. Я знаю, кто я и буду помнить всегда. Я Эилид Карнуэл. Дочь вождя и внучка вождей. Я — твоя дочь.
Блэир серьёзно кивнула, спокойно стряхивая слезу из уголка глаза, и с облегчением произнесла:
— Теперь моя душа спокойна. Я без страха и сомнения отпущу тебя в чужой дом, моя прекрасная лань. Белая лань.
Излом зимы традиционно отмечали шумными и богатыми пирами. Вожди кланов предпочитали не покидать родовые земли в такое время, лишь очень веская причина могла сподвигнуть их на это. За свои шестнадцать лет Эилид лишь единожды вместе с семьёй встречала излом зимы не дома. Два года назад долгожданный двоюродный племянник матери захотел появиться на свет именно перед изломом, нарушив всем планы, но несказанно обрадовав. О чём было телеграфировано Блэир, а та в момент собрала всю свою семью, в тот же день отбыв на юг, на другой конец Ханша, где жил клан Карлинн.
В этом году в замке Нуэл ожидалось невиданное множество гостей. «Выбор жениха» — древнейшая традиция, как и сами пиры на излом зимы. Всё должно было быть идеально, но, как всегда, не было. Блэир ежечасно пила успокаивающие настойки, но они уже не помогали ей справляться с собой. По замку постоянно слышались гневные вопли матери: на недочищенное столовое серебро, на неподшитые шторы, на невыбитые гобелены, на недобродивший эль… А уж когда мать обнаружила, что на одном из платьев Эилид, в котором она должна будет появиться на пиру, распустилась вышивка… Лишь вмешательство отца спасло золотошвеек от немедленной казни. Блэир уже давно не метала ножи, но вспомнила молодость очень быстро, сноровка никуда не делась. После того скандала пришлось ещё и дверную панель полировать…
Женщинам Нуэла подготовка к пиру уже давно была не в радость. Блэир металась по замку, проверяя, всё ли доделано, сделано и переделано, Эилид готова была прятаться от портних и белошвеек, которые дошивали, перешивали и зашивали её новые и старые наряды и бельё, поварихи готовили день и ночь, не забывая отгонять от кухни и погребов непрошеных гостей. Мужчины слонялись по замку, изнывая от безделья и отсутствия внимания, затевая каверзы и порываясь снять пробу с эля и заготовленных блюд. По началу это всех развлекало, но чем меньше времени оставалось у женщин, тем злее те становились, и руки их тяжелели. И трех дней не прошло после материного срыва, как старший из братьев Эилид, который даром, что разменял двадцать четвертую зиму и сам уже был женат, попался на воровстве копченого окорока, и был тяжело бит заметившей его судомойкой, которая как раз отмывала черпаки. На его счастье женщина была на кухне одна, но и её гнева достало, чтоб разукрасить лицо, руки и спину наследника клана. Блэир и главная повариха о происшествии узнали уже потом, Дарвид успел вместе с братьями сбежать охотиться на белых козлов. Эилид очень просилась с ними, и братья согласны были её забрать, но отец не позволил, всё же Эилид готовилась стать невестой, которой уже не подобает лазить по горам, охотясь на коз.
Иными словами, излома зимы Эилид ждала с таким нетерпением, какое не испытывала за все шестнадцать лет жизни. Не нужны были вкусная еда, подарки, развлечения, просто хотелось, чтоб вся эта кутерьма как можно быстрее закончилась. Желания юной дочери вождя разделяли многие, а в глубине души, наверное, даже все…
— До излома оставалось, наверное, чуть больше недели, когда в замок стали доставлять подарки, — фыркнула Эилид, и морщины на её лице стали чётче. — Традиция, что уж тут скажешь. Как же — приехать на пир, ещё и такой значимый, и не одарить хозяев. В основном привозили на моё имя, но и отца хотели задобрить, а особо ушлые — и мать. Отец не сказал мне, отписал ли он Кардоррам о нашем решении, но в числе первых доставили подарок от твоего папаши. И мне уже не было дела до других пакетов и коробок.
— Что же такого преподнес тебе мой папаша? — не смог скрыть улыбки Патрик, заметив, что мать даже сейчас, спустя столько лет и столько горя, не равнодушна к подарку своего мужа.
— Книги. Книги, сын. Собрания сочинений, сборники, энциклопедии, словари… Не бульварное чтиво, не любовные сопливые сказки, а больше пяти десятков томов… серьезных книг. И это был подарок мне. Не Нуэлу, не моей семье, а мне одной. И этим Дугэл Кардорр покорил меня.
— И подписал себе смертный приговор, — не удержался от усмешки Патрик, поднимаясь на ноги. Прерываться мать и не собиралась, а овсяное печенье в миске давно уже закончилось. Благо снеди на столе оставалось ещё много. На ночь так точно хватит.
— Приговор этот он навлек на себя сам! — сверкнула оленьими глазами Эилид. — Я была ему верной женой! Всегда послушной и согласной с ним во всём! И года не прошло, как родила ему тебя, крепкого здорового сына! И как родила: не вскрикнула ни разу, лишь шипела и молилась, но голос не подавала, чтоб не опозорить ни себя, ни его!
Этого Патрик о своем появлении на свет не знал и зауважал мать ещё больше. Он был свидетелем рождения не всех своих детей, но большинства, и хотя в комнату к жене (что первой, что второй) его не пускали, даже толстые стены замка не могли заглушить эти вопли. Хрупкая Эйнли лишь прерывисто кричала тонким голосом, тогда как Юбх ругалась так, что повитухи краснели. Хотя Юбх и в обычном настроении крепким словцом не брезговала. Но мать и тут не сплоховала.
— А что ты подумала об отце, когда, наконец, увидела?
— Что он красавец, каких мало, и мне придется не вылазить из постели хотя бы первые годы, чтобы не пришлось отгонять девиц и позориться, — проворчала Эилид. — Да кто ж знал…
— Как прошел сам пир?
— Без драк и ссор, если ты об этом, — фыркнула Эилид. — Столько людей в зале я не видела ещё никогда. Мне казалось, что собралась половина Ханша. Но удовольствия от пира не получила. Шагу ступить не могла, чтоб на меня не пялились, оценивали, как… Я с детства знала, что хороша, но к такому вниманию не была готова. Даже, когда я назвала имя твоего отца, взгляды не пропали. Братья потом рассказывали, что некоторые вожди не смирились с поражением и всерьёз вознамерились меня украсть. В открытую заявляли прямо там, на пиру.
Эилид улыбалась, вспоминая. Ещё бы, чтоб задумать такое, надо иметь… много храбрости. Нет, девиц в Ханше утаскивали едва ли не каждую седьмицу, но обычно либо с молчаливого согласия, либо после договорённости с родичами, либо по такой большой любви, ради которой не страшно получить и кучу кровных врагов в придачу. В случае кражи женщины из семьи вождя клана кровниками становился весь клан, поэтому таких старались лишний раз не воровать, даже заручившись согласием.
Как раз на той седьмице разборки из-за такого воровства дошли аж до самого Патрика. В отдаленной деревне едва не случилась настоящая бойня, когда одну местную красотку украли самым обычным образом. Только вот её семья была не в курсе, подружки девушки тоже не замечали с её стороны любви к горе-жениху, но тот заявлял обратное и девушку отдавать отказался. Да ещё и показать родне не захотел. Те заподозрили неладное. Семьи были большими, и в повальном смертоубийстве полегла бы половина деревни. Своими силами староста уладить миром конфликт не смог и послал за вождём. Патрику же никто заступать дорогу не посмел.
В Нуэл вождь вернулся с тяжёлыми думами и в тот же день собрал у замка всех старшин семей и городского клирика и приказал: любой, кто, украв девицу против её воли, причинит ей вред и лишит свободы, будет судим и наказан. А если клирику для обряда приведут девицу против воли её и родни, о чём у него возникнут сомнения, либо она прямо скажет, никакого обряда не проводить и ташить всех к вождю на суд.
