- О, это ты, Мэри, - взволновалась герцогиня, - Ты не представляешь, как меня напугала!
- Если мисс сможет меня простить… - Мэри стыдливо наклонила голову.
- Я прощаю тебя, - Ведунья отвела взгляд; в левой руке она сжимала окоченевшие и истончившиеся колосья полевых трав, - Подай мне дневник, перо и чернильницу.
Мэри беспрекословно исполняла просьбу хозяйку.
- Ты не знаешь, где Бетт? – озадаченно проговорила женщина.
- Мисс Д. заперлась в кладовой и истошно рыдает, - мрачно ответила пожилая прислуга.
- Приведи её ко мне, - встрепенулась герцогиня.
Мэри уже успела развернуться, как Ведунья резко встала, что не было характерно для больной женщины.
- Постой. Я хочу поговорить с ней, - обеспокоилась герцогиня, - Нет, ты иди-иди, - уверила она Мэри, завидев в глазах слуги ступор.
Мэри обыкновенно твёрдо и чётко, как солдат, направилась к выходу. Следом за ней заковыляла Ведунья.
Чарли неловко опустил правую ногу в загадочную дыру, чуть погодя – левую. Он посидел, собираясь с духом, и в конец – расслабился и окунулся в тянущую и засасывающую в себя тьму.
Две немолодые барышни водворились из комнаты. Теперь они стояли в прихожей – по правде, самой обширной части дома – и наблюдали за тем, как растрёпанная, с покрасневшим от слёз лицом Бетт, держащая в хрупких ладонях фарфоровую тарелку с возлежащим на ней кусочком чизкейка, более походящем на твороженную массу с молочным желе, мчалась по коридору, лестнице на втором этаже и, наконец, брела навстречу им.
Как только Бетт остановилась пред хозяйкой и коллегой дабы отдышаться, герцогиня промолвила с тоном, по которому можно было судить, что даме неудобно, но в желаниях своих она непреклонна.
- О, Бетт, я не хочу чизкейк. Лучше принеси студень. Я очень устала и хочу поесть чего-нибудь съестного.
В обществе троих повисло молчание.
- Мисс, позвольте удалиться, - произнесла Мэри. Даже её низкий и ровный голос дрогнул на слове «мисс».
- Можете быть свободны, - хладнокровно, отвернув голову от новоприбывшей и устремив взор на просящую, сказала герцогиня.
В этот момент Бетт, вмиг изменившись в лице, метнула в госпожу посуду с традиционным пирогом. Женщина упала, но горничной этого показалось мало: она схватила лопатку и в состоянии крайней степени аффекта стала выдавливать и выскребать глаза герцогини из глазниц.
Мэри в ужасе бросилась прочь.
Спустя три недели после вышеописанных событий Чарли увидел свет. К сожалению, он был уже не в состоянии различить его.
Случай потряс общественность, и в определённых кругах по новой вспыхнул интерес к истории института. Особо суеверные принялись очернять имя благородной герцогини Коннаутской, виня её призрак во всех несчастьях и, в первую очередь, в смерти юного Чарли.
Не выдержав давления социума, директор закрыл учебное заведение. Обанкротившись, он покончил с собой, повесившись на телефонном шнуре.
Прислуга ретировалась как можно скорее. Все сложили свои обязанности и не притрагивались к подобной работе до конца своих дней; все, кроме Бетт. Молодая девушка как ни в чём не бывало, в некоторой степени даже наслаждаясь взвалившейся на неё свободой, решила переночевать в кровати почившей хозяйки. Так она и поступила.
Посреди ночи до того крепко и сладко спящая Бетт очнулась. До её непривлекательных ушей дошли шорохи, перебиваемые стонами и плачем.
- Мэри?! – гневно вопрошала любимица герцогини.
Стенания затихли, и Бетт, усталая и свирепая, заново попыталась вздремнуть.
-
Через два часа убийца вскочила с постели и вышла в коридор. В глазах её маячила пелена серого полупрозрачного тумана. Бетт закашляла, с треском затворила дверь спальни. Она легла и, промучившись час, попала в объятия Морфея.
-
Перед рассветом стоны превратились в истошные крики, от которых Бетт в очередной раз проснулась, однако больше не поднималась.
- Это смешно! – послышалось из спальни.
Но гул не собирался исчезать: напротив, лишь усиливался. Не в силах забыться, Бетт приблизилась к открытой форточке, из которой тянул прохладный и нежный, пробуждающий и, одновременно, успокаивающий ночной ветерок. Юная барышня любовалась брезжанием утра, пока неведомый туман не подполз к ней, и женщина, ощущая некое давление, не рухнула вниз, на напоминающий хворост, пожухлый ковёр.
Здание опустело и, заброшенное, поросло мхом и плющом. Руины бывшего училища, стены которого крошились, словно мраморная, самаркандская халва, и теперь покоятся где-то в глуши, занесённые ветвями и листьями, утопая в бурой земле и травах лесистой местности.
27.10.20 г.
Рассказ основан на сне автора.
Пусть читателей не удивляет и не смущает сравнение руин и халвы: на мой взгляд, оно обосновано.
Амалия фон Стотт
Сия история произошла в сияющем красотой архитектуры эпохи Возрождения и Нового времени Турине. Здесь, в период с первого по тринадцатое июня 1846 года, отдыхала немецкая баронесса Амалия фон Стотт.
Поздним вечером первого июня, прогуливаясь по одной из улочек города, новоприбывшая туристка увидала очаровательного юношу. Будучи женщиной уже не молодой, Амалия лишь с печалью и горечью утраты минувших лет молодости украдкой глянула на незнакомца и моментально отвернулась, спрятав лицо тридцапятилетней женщины под вуаль, липко, словно паутинка, тянущуюся и стекающую вниз, по плечам и спине дамы. Стыдливо проходя мимо объекта внезапно возникшей страсти, покачивая обширными, шуршащими и тяжёлыми юбками, она быстро проследовала в глухой переулок. Это было время, когда густой туман сумерек, вовсю обволакивая стены искусных домов, заботливою рукой не пускал жителей на ставшие мрачными улочки, а потому в подлинной сардинской столице было не многолюдно.
Может показаться дивным, но под сияньем звёзд синьор заметил женскую фигуру, будто от зверя, бегущую вдаль.
- Подождите! – крикнул он, - Сударыня, подождите!
В чёрной глубине переулка лишь нежно-розовое платье баронессы отражало скудный свет. Амалия остановилась, сжато и нервно повернулась, промолвив два столь грубых слова:
- Чего вам?
Парень опешил, но не отступил.
- Извините за беспокойство. Я всего-то хотел знать: куда вы спешите?
- Ой... я, - успела сказать дама, прежде чем упала без чувств.
Молодой мужчина, как оказалось впоследствии, капрал, был шокирован, но любопытство его не знало покоя, а потому юноша, аккуратно взяв женщину на руки, понёс неизвестную к ближайшей скамейке. Найдя неназванную баронессу лёгкой и хрупкой – что было беспощадно скрыто под многочисленными юбками, - военный (в мирный период), чуть погодя, передохнув, сидя на изящной лавочке, с новой силой поднял Амалию ввысь и на сей раз двинулся прямиков в свои скромные владения.
Спустя пару часов, находясь в безвкусно обставленной комнате, Амалия очнулась, однако чуть ли не упала в обморок вновь.
Парень, услышавший волнительное шуршание в зале, тотчас же поспешил навстречу гостье.
- Где я? Кто вы? – испуганно вопрошала дама, по опыту лет заранее подумавшая дурное.
- Не тревожьтесь, - улыбнулся мужчина, - Я Лучано Кваттроки, по званию – капрал. Вы рухнули без чувств на пыльную дорогу в моём присутствии, и я, не зная, что делать, но, будучи человеком не жестоким, увидел лишь единственный верный выход из сложившейся ситуации: подобрать вас и унести к себе до тех пор, пока вы не очнётесь, и я не буду убеждён в вашей сохранности.
Амалия слушала джентльмена, пришедшего на помощь к оказавшейся в неудобном положении женщине, с широко распахнутыми глазами, обрамляемыми густыми чёрными ресницами.
- О, не продолжайте! – прервала она рассказ Лучано, - Вы прекрасны и очень галантны!
После последних слов Амалия смутилась, прикрыв лицо руками.
- Простите! Это эмоции!
Лучано в ответ вновь улыбнулся, проговорив:
- А вы – наикрасивейшая женщина, что я когда-либо видел на этом свете.
- Ох, наш разговор слишком откровенен!
- Вероятно, так могут сказать многие, но будьте покойны: это лишь предрассудки.
Лучано мягко отстранил тонкие холодные руки женщины от её лица и нежно поцеловал её щёку в знак доверия и дружбы.
- Не хотелось бы длительное время занимать вас и быть незваной гостьей. Мне лучше покинуть вас, - кротко, опустив голову произнесла баронесса, с трудом поднимаясь с кушетки.
- Вы ничуть не мешали мне,.. Позвольте хотя бы узнать, как вас зовут?
- Амалия фон Стотт, - чёрство отозвалась дама.
- Отныне будем друзьями, госпожа фон Стотт.
Мужчина поклонился и, соблюдая приличия, проводил сеньору до фиакра, где пара распрощалась.
Встреча с Лучано произвела на баронессу, десять лет как вдову, невероятно сильное впечатление. Отныне все мысли дамы были заняты сеньором Кваттроки, этим вежливым и, одновременно, дерзким юношей. Женщина терялась в сомнениях, страхе и не выказанных чувствах, несказанных словах, несовершённых действиях.
На шестой день рекреационного путешествия таинственный человек в очередной раз появился в жизни аристократки: Амалии был прислан букет благоухающих пионов с покоящейся на них карточкой. Это оказалось маленькое письмецо, текст которого состоял из одного предположения:
«Буду ждать вас седьмого июня в девять вечера на том же месте.
Лучано».
Прочитав вышеописанные строки, Амалия прижала записку к сердцу, но тут же одёрнула её и бросила в противоположную от себя сторону.
- Нет. Нет… - сорвалось с её уст.
Вдова поставила цветы в амфору, наполненную водой, и легла на роскошный диванчик, сиротливо смотревшийся в окружении всех памятных вещей, что баронесса фон Стотт собрала за всю свою жизнь.
Весь день она провела в раздумьях. Только к вечеру эмоции уступили место начавшему проясняться разуму – по крайней мере, так казалось на первый взгляд. Было решено – она едет на встречу.
На следующее утро в дневнике обезумевшей от любви женщины появилась новая надпись:
«8 июня
Встреча с Лучано произошла в лучших традициях моей юности! Мы влюбились друг в друга с первого взгляда и отныне желаем жениться. Это было решением Лучано, и я всеми силами своего духа поддержала его.
Любимый Герберт, я молю о прощении! Столько лет я провела в заботе и любви к тебе. Я поклялась, что буду нести траур по тебе до самой своей смерти. Но я не знала, что встречу Лучано. Он весел и общителен. Его смех заразителен, улыбка очаровательна, губы аккуратны и нежны, - что не характерно для мужчин, - а глаза! Эти глаза проникают в твою душу и не оставляют равнодушной ни единой части женского тела!
Теперь я думаю, что останусь в Турине навсегда! Наверное, это и есть город, о коем я не могла даже мечтать! Но самое главное здесь то, что я в руках самого лучшего на свете – из ныне живущих – мужчин!»
Казалось бы, такая интрига не может завершится так быстро.
Свадебная церемония прошла двенадцатого июня 1846 года. На ней присутствовало трое людей: Амалия, её жених и священник. Медовый месяц молодожёны провели в полюбившемся Амалии городе: немолодая особа не желала и слышать о возможности покинуть Турин.
Не прошло и полугода, как романтическая пелена спала с глаз новоиспечённой супруги. Лучано вдруг предстал в совершенно ином образе, чем виделось доселе бальзаковской даме. Отставной военный был развратником и кутилой, не желавшим расставаться с прежним образом жизни ради жены.
Амалия была так огорчена собственным неверным выбором, что принялась нещадно винить во всём происшедшем себя и в конце концов впала в беспросветную депрессию. Баронесса часто, по словам служанки, ходила взад и вперёд, шепча трудноразбираемые немецкие слова; выходила босиком, в ночной рубашке и накидке на мороз; спала весь день и просыпалась лишь к ночи, часто запираясь в комнате и не желая видеть никого, кроме Лучано; когда же последний выявлялся на пороге, прогоняла его, требуя побыть в одиночестве. К концу зимы к послужному списку чудачеств некогда светской леди прибавились поджигание картин и нарядов, подстригание волос и отказ от еды. Лучано глядел на всё деящееся с супругой сквозь пальцы, ведь он никогда её не любил.
Позднее, устав от истерик и странностей помешавшейся жены, молодой человек обратился к Папе, с целью признать брак недействительным, а женщину, живущую с ним, - недееспособной. Он добился своего, забрав наследство ещё живой дамы и поселил ненавистную ему «баронессу фон Стотт» в женский монастырь, пристроенный к гордо возвышающейся базилике Суперга. Через год её определила в сумасшедший дом. Буквально на глазах ещё вполне молодая и красивая женщина постарела, превратившись в сухую и сморщенную старуху. Амалия, в соответствии с данным некогда обещанием, никогда не покинула Турин и скончалась спустя восемь лет, не в состоянии ни идти, ни говорить, будучи в бреду, и не приходя в сознание ни на минуту до самой своей смерти.
Лучано покинул мир раньше своей суженной: его душа улетела в момент, когда в пьяной потасовке товарищ пронзил саблей его и без того гнилое сердце.
17.01.21 г.
Без позволения сказать
Лизелотта была, можно сказать, необычной женщиной. Она была красива, умна, обаятельна, но вместе с тем обладала скверным характером. Будучи крайне неуживчивой, она безуспешно искала общения с мужчинами и любви, причём чувства из разряда последних были направлены по большей части на женский пол.
Минул 1877 год, когда на пути мещанки появился очаровательный незнакомец, с коим у девушки мгновенно завязалась переписка. Лизелотта, ожидая провал и предчувствуя боль, опасалась прервать общение, но и привязываться не торопилась. Поклонник забрасывал Лизелотту романтическими стихотворениями и комплиментами, но искусной собеседнице оные приносили лишь страдания, ведь величайший страх, который только мог существовать для данной особы, - это страх влюбиться.
Незнакомец поведал даме о том, как опоздал на поезд и потому не смог получить долгожданную награду за своё творчество. Обидно и глупо, не так ли?
«Позвольте мне, дорогая и уважаемая мадемуазель, сказать о своих чувствах к Вам напрямую, без условностей»,- писал однажды тот безумный мужчина, на что Лизелотта, или, как молодой господин называл её, «Мадемуазель Роза» - такая же нежная и благоухающая – отвечала: «Вы знаете, как я отношусь к личным встречам и не считаю нужным вновь повторять это.»
Таким образом диалог двух молодых людей длился ещё полгода, пока таинственный поэт не выведал адрес мадемуазель и не отправил той букет прекрасных, пылающих оттенками зарева роз. Вопреки ожиданиям, Лизелотта была возмущена нежданным подарком. «Как же пошло!» -то и дело восклицала она, скрывая слёзы и улыбку. В тот же день было кончено километровое письмецо с меняющимися, словно волна в бурю, настроениями и мыслями, среди которых звучало: «Я начинаю испытывать к Вам чувства…», «Я ненавижу Вас…», «Вы слишком настойчивы…», «Вы знаете, чем это закончится, и я знаю…», «Мы не можем быть вместе…», «Я не понимаю, что происходит со мной…», «Просто признайтесь, скажите, что я Вам не нужна, и всё это фарс…»
Казалось, вечность она ждала ответа на свои патетичные речи. «Я начинаю сомневаться в нашем будущем. Боюсь, мне придётся покинуть Вас». Эти строки возымели действие: Лизелотта, полная скорби, схватилась за сердце и только тогда поняла, насколько ей стал важен этот, в сущности, незнакомый, но такой близкий её духу человек. «Я люблю Вас. Напишите свой адрес.» - решительно начертала она на мокрой от слёз бумаге.
- Если мисс сможет меня простить… - Мэри стыдливо наклонила голову.
- Я прощаю тебя, - Ведунья отвела взгляд; в левой руке она сжимала окоченевшие и истончившиеся колосья полевых трав, - Подай мне дневник, перо и чернильницу.
Мэри беспрекословно исполняла просьбу хозяйку.
- Ты не знаешь, где Бетт? – озадаченно проговорила женщина.
- Мисс Д. заперлась в кладовой и истошно рыдает, - мрачно ответила пожилая прислуга.
- Приведи её ко мне, - встрепенулась герцогиня.
Мэри уже успела развернуться, как Ведунья резко встала, что не было характерно для больной женщины.
- Постой. Я хочу поговорить с ней, - обеспокоилась герцогиня, - Нет, ты иди-иди, - уверила она Мэри, завидев в глазах слуги ступор.
Мэри обыкновенно твёрдо и чётко, как солдат, направилась к выходу. Следом за ней заковыляла Ведунья.
***
Чарли неловко опустил правую ногу в загадочную дыру, чуть погодя – левую. Он посидел, собираясь с духом, и в конец – расслабился и окунулся в тянущую и засасывающую в себя тьму.
***
Две немолодые барышни водворились из комнаты. Теперь они стояли в прихожей – по правде, самой обширной части дома – и наблюдали за тем, как растрёпанная, с покрасневшим от слёз лицом Бетт, держащая в хрупких ладонях фарфоровую тарелку с возлежащим на ней кусочком чизкейка, более походящем на твороженную массу с молочным желе, мчалась по коридору, лестнице на втором этаже и, наконец, брела навстречу им.
Как только Бетт остановилась пред хозяйкой и коллегой дабы отдышаться, герцогиня промолвила с тоном, по которому можно было судить, что даме неудобно, но в желаниях своих она непреклонна.
- О, Бетт, я не хочу чизкейк. Лучше принеси студень. Я очень устала и хочу поесть чего-нибудь съестного.
В обществе троих повисло молчание.
- Мисс, позвольте удалиться, - произнесла Мэри. Даже её низкий и ровный голос дрогнул на слове «мисс».
- Можете быть свободны, - хладнокровно, отвернув голову от новоприбывшей и устремив взор на просящую, сказала герцогиня.
В этот момент Бетт, вмиг изменившись в лице, метнула в госпожу посуду с традиционным пирогом. Женщина упала, но горничной этого показалось мало: она схватила лопатку и в состоянии крайней степени аффекта стала выдавливать и выскребать глаза герцогини из глазниц.
Мэри в ужасе бросилась прочь.
***
Спустя три недели после вышеописанных событий Чарли увидел свет. К сожалению, он был уже не в состоянии различить его.
Случай потряс общественность, и в определённых кругах по новой вспыхнул интерес к истории института. Особо суеверные принялись очернять имя благородной герцогини Коннаутской, виня её призрак во всех несчастьях и, в первую очередь, в смерти юного Чарли.
Не выдержав давления социума, директор закрыл учебное заведение. Обанкротившись, он покончил с собой, повесившись на телефонном шнуре.
***
Прислуга ретировалась как можно скорее. Все сложили свои обязанности и не притрагивались к подобной работе до конца своих дней; все, кроме Бетт. Молодая девушка как ни в чём не бывало, в некоторой степени даже наслаждаясь взвалившейся на неё свободой, решила переночевать в кровати почившей хозяйки. Так она и поступила.
Посреди ночи до того крепко и сладко спящая Бетт очнулась. До её непривлекательных ушей дошли шорохи, перебиваемые стонами и плачем.
- Мэри?! – гневно вопрошала любимица герцогини.
Стенания затихли, и Бетт, усталая и свирепая, заново попыталась вздремнуть.
-
Через два часа убийца вскочила с постели и вышла в коридор. В глазах её маячила пелена серого полупрозрачного тумана. Бетт закашляла, с треском затворила дверь спальни. Она легла и, промучившись час, попала в объятия Морфея.
-
Перед рассветом стоны превратились в истошные крики, от которых Бетт в очередной раз проснулась, однако больше не поднималась.
- Это смешно! – послышалось из спальни.
Но гул не собирался исчезать: напротив, лишь усиливался. Не в силах забыться, Бетт приблизилась к открытой форточке, из которой тянул прохладный и нежный, пробуждающий и, одновременно, успокаивающий ночной ветерок. Юная барышня любовалась брезжанием утра, пока неведомый туман не подполз к ней, и женщина, ощущая некое давление, не рухнула вниз, на напоминающий хворост, пожухлый ковёр.
***
Здание опустело и, заброшенное, поросло мхом и плющом. Руины бывшего училища, стены которого крошились, словно мраморная, самаркандская халва, и теперь покоятся где-то в глуши, занесённые ветвями и листьями, утопая в бурой земле и травах лесистой местности.
27.10.20 г.
Рассказ основан на сне автора.
Пусть читателей не удивляет и не смущает сравнение руин и халвы: на мой взгляд, оно обосновано.
Амалия фон Стотт
Сия история произошла в сияющем красотой архитектуры эпохи Возрождения и Нового времени Турине. Здесь, в период с первого по тринадцатое июня 1846 года, отдыхала немецкая баронесса Амалия фон Стотт.
Поздним вечером первого июня, прогуливаясь по одной из улочек города, новоприбывшая туристка увидала очаровательного юношу. Будучи женщиной уже не молодой, Амалия лишь с печалью и горечью утраты минувших лет молодости украдкой глянула на незнакомца и моментально отвернулась, спрятав лицо тридцапятилетней женщины под вуаль, липко, словно паутинка, тянущуюся и стекающую вниз, по плечам и спине дамы. Стыдливо проходя мимо объекта внезапно возникшей страсти, покачивая обширными, шуршащими и тяжёлыми юбками, она быстро проследовала в глухой переулок. Это было время, когда густой туман сумерек, вовсю обволакивая стены искусных домов, заботливою рукой не пускал жителей на ставшие мрачными улочки, а потому в подлинной сардинской столице было не многолюдно.
Может показаться дивным, но под сияньем звёзд синьор заметил женскую фигуру, будто от зверя, бегущую вдаль.
- Подождите! – крикнул он, - Сударыня, подождите!
В чёрной глубине переулка лишь нежно-розовое платье баронессы отражало скудный свет. Амалия остановилась, сжато и нервно повернулась, промолвив два столь грубых слова:
- Чего вам?
Парень опешил, но не отступил.
- Извините за беспокойство. Я всего-то хотел знать: куда вы спешите?
- Ой... я, - успела сказать дама, прежде чем упала без чувств.
Молодой мужчина, как оказалось впоследствии, капрал, был шокирован, но любопытство его не знало покоя, а потому юноша, аккуратно взяв женщину на руки, понёс неизвестную к ближайшей скамейке. Найдя неназванную баронессу лёгкой и хрупкой – что было беспощадно скрыто под многочисленными юбками, - военный (в мирный период), чуть погодя, передохнув, сидя на изящной лавочке, с новой силой поднял Амалию ввысь и на сей раз двинулся прямиков в свои скромные владения.
***
Спустя пару часов, находясь в безвкусно обставленной комнате, Амалия очнулась, однако чуть ли не упала в обморок вновь.
Парень, услышавший волнительное шуршание в зале, тотчас же поспешил навстречу гостье.
- Где я? Кто вы? – испуганно вопрошала дама, по опыту лет заранее подумавшая дурное.
- Не тревожьтесь, - улыбнулся мужчина, - Я Лучано Кваттроки, по званию – капрал. Вы рухнули без чувств на пыльную дорогу в моём присутствии, и я, не зная, что делать, но, будучи человеком не жестоким, увидел лишь единственный верный выход из сложившейся ситуации: подобрать вас и унести к себе до тех пор, пока вы не очнётесь, и я не буду убеждён в вашей сохранности.
Амалия слушала джентльмена, пришедшего на помощь к оказавшейся в неудобном положении женщине, с широко распахнутыми глазами, обрамляемыми густыми чёрными ресницами.
- О, не продолжайте! – прервала она рассказ Лучано, - Вы прекрасны и очень галантны!
После последних слов Амалия смутилась, прикрыв лицо руками.
- Простите! Это эмоции!
Лучано в ответ вновь улыбнулся, проговорив:
- А вы – наикрасивейшая женщина, что я когда-либо видел на этом свете.
- Ох, наш разговор слишком откровенен!
- Вероятно, так могут сказать многие, но будьте покойны: это лишь предрассудки.
Лучано мягко отстранил тонкие холодные руки женщины от её лица и нежно поцеловал её щёку в знак доверия и дружбы.
- Не хотелось бы длительное время занимать вас и быть незваной гостьей. Мне лучше покинуть вас, - кротко, опустив голову произнесла баронесса, с трудом поднимаясь с кушетки.
- Вы ничуть не мешали мне,.. Позвольте хотя бы узнать, как вас зовут?
- Амалия фон Стотт, - чёрство отозвалась дама.
- Отныне будем друзьями, госпожа фон Стотт.
Мужчина поклонился и, соблюдая приличия, проводил сеньору до фиакра, где пара распрощалась.
***
Встреча с Лучано произвела на баронессу, десять лет как вдову, невероятно сильное впечатление. Отныне все мысли дамы были заняты сеньором Кваттроки, этим вежливым и, одновременно, дерзким юношей. Женщина терялась в сомнениях, страхе и не выказанных чувствах, несказанных словах, несовершённых действиях.
На шестой день рекреационного путешествия таинственный человек в очередной раз появился в жизни аристократки: Амалии был прислан букет благоухающих пионов с покоящейся на них карточкой. Это оказалось маленькое письмецо, текст которого состоял из одного предположения:
«Буду ждать вас седьмого июня в девять вечера на том же месте.
Лучано».
Прочитав вышеописанные строки, Амалия прижала записку к сердцу, но тут же одёрнула её и бросила в противоположную от себя сторону.
- Нет. Нет… - сорвалось с её уст.
Вдова поставила цветы в амфору, наполненную водой, и легла на роскошный диванчик, сиротливо смотревшийся в окружении всех памятных вещей, что баронесса фон Стотт собрала за всю свою жизнь.
Весь день она провела в раздумьях. Только к вечеру эмоции уступили место начавшему проясняться разуму – по крайней мере, так казалось на первый взгляд. Было решено – она едет на встречу.
***
На следующее утро в дневнике обезумевшей от любви женщины появилась новая надпись:
«8 июня
Встреча с Лучано произошла в лучших традициях моей юности! Мы влюбились друг в друга с первого взгляда и отныне желаем жениться. Это было решением Лучано, и я всеми силами своего духа поддержала его.
Любимый Герберт, я молю о прощении! Столько лет я провела в заботе и любви к тебе. Я поклялась, что буду нести траур по тебе до самой своей смерти. Но я не знала, что встречу Лучано. Он весел и общителен. Его смех заразителен, улыбка очаровательна, губы аккуратны и нежны, - что не характерно для мужчин, - а глаза! Эти глаза проникают в твою душу и не оставляют равнодушной ни единой части женского тела!
Теперь я думаю, что останусь в Турине навсегда! Наверное, это и есть город, о коем я не могла даже мечтать! Но самое главное здесь то, что я в руках самого лучшего на свете – из ныне живущих – мужчин!»
***
Казалось бы, такая интрига не может завершится так быстро.
Свадебная церемония прошла двенадцатого июня 1846 года. На ней присутствовало трое людей: Амалия, её жених и священник. Медовый месяц молодожёны провели в полюбившемся Амалии городе: немолодая особа не желала и слышать о возможности покинуть Турин.
Не прошло и полугода, как романтическая пелена спала с глаз новоиспечённой супруги. Лучано вдруг предстал в совершенно ином образе, чем виделось доселе бальзаковской даме. Отставной военный был развратником и кутилой, не желавшим расставаться с прежним образом жизни ради жены.
Амалия была так огорчена собственным неверным выбором, что принялась нещадно винить во всём происшедшем себя и в конце концов впала в беспросветную депрессию. Баронесса часто, по словам служанки, ходила взад и вперёд, шепча трудноразбираемые немецкие слова; выходила босиком, в ночной рубашке и накидке на мороз; спала весь день и просыпалась лишь к ночи, часто запираясь в комнате и не желая видеть никого, кроме Лучано; когда же последний выявлялся на пороге, прогоняла его, требуя побыть в одиночестве. К концу зимы к послужному списку чудачеств некогда светской леди прибавились поджигание картин и нарядов, подстригание волос и отказ от еды. Лучано глядел на всё деящееся с супругой сквозь пальцы, ведь он никогда её не любил.
Позднее, устав от истерик и странностей помешавшейся жены, молодой человек обратился к Папе, с целью признать брак недействительным, а женщину, живущую с ним, - недееспособной. Он добился своего, забрав наследство ещё живой дамы и поселил ненавистную ему «баронессу фон Стотт» в женский монастырь, пристроенный к гордо возвышающейся базилике Суперга. Через год её определила в сумасшедший дом. Буквально на глазах ещё вполне молодая и красивая женщина постарела, превратившись в сухую и сморщенную старуху. Амалия, в соответствии с данным некогда обещанием, никогда не покинула Турин и скончалась спустя восемь лет, не в состоянии ни идти, ни говорить, будучи в бреду, и не приходя в сознание ни на минуту до самой своей смерти.
Лучано покинул мир раньше своей суженной: его душа улетела в момент, когда в пьяной потасовке товарищ пронзил саблей его и без того гнилое сердце.
17.01.21 г.
Без позволения сказать
Лизелотта была, можно сказать, необычной женщиной. Она была красива, умна, обаятельна, но вместе с тем обладала скверным характером. Будучи крайне неуживчивой, она безуспешно искала общения с мужчинами и любви, причём чувства из разряда последних были направлены по большей части на женский пол.
Минул 1877 год, когда на пути мещанки появился очаровательный незнакомец, с коим у девушки мгновенно завязалась переписка. Лизелотта, ожидая провал и предчувствуя боль, опасалась прервать общение, но и привязываться не торопилась. Поклонник забрасывал Лизелотту романтическими стихотворениями и комплиментами, но искусной собеседнице оные приносили лишь страдания, ведь величайший страх, который только мог существовать для данной особы, - это страх влюбиться.
Незнакомец поведал даме о том, как опоздал на поезд и потому не смог получить долгожданную награду за своё творчество. Обидно и глупо, не так ли?
«Позвольте мне, дорогая и уважаемая мадемуазель, сказать о своих чувствах к Вам напрямую, без условностей»,- писал однажды тот безумный мужчина, на что Лизелотта, или, как молодой господин называл её, «Мадемуазель Роза» - такая же нежная и благоухающая – отвечала: «Вы знаете, как я отношусь к личным встречам и не считаю нужным вновь повторять это.»
Таким образом диалог двух молодых людей длился ещё полгода, пока таинственный поэт не выведал адрес мадемуазель и не отправил той букет прекрасных, пылающих оттенками зарева роз. Вопреки ожиданиям, Лизелотта была возмущена нежданным подарком. «Как же пошло!» -то и дело восклицала она, скрывая слёзы и улыбку. В тот же день было кончено километровое письмецо с меняющимися, словно волна в бурю, настроениями и мыслями, среди которых звучало: «Я начинаю испытывать к Вам чувства…», «Я ненавижу Вас…», «Вы слишком настойчивы…», «Вы знаете, чем это закончится, и я знаю…», «Мы не можем быть вместе…», «Я не понимаю, что происходит со мной…», «Просто признайтесь, скажите, что я Вам не нужна, и всё это фарс…»
Казалось, вечность она ждала ответа на свои патетичные речи. «Я начинаю сомневаться в нашем будущем. Боюсь, мне придётся покинуть Вас». Эти строки возымели действие: Лизелотта, полная скорби, схватилась за сердце и только тогда поняла, насколько ей стал важен этот, в сущности, незнакомый, но такой близкий её духу человек. «Я люблю Вас. Напишите свой адрес.» - решительно начертала она на мокрой от слёз бумаге.