На сером полу четко выделялась цепочка грязных следов — маленьких, словно оставленных босыми ногами подростка. Они вели от самой двери к ее кровати, замирали у самого изголовья, а затем так же таинственно возвращались обратно.
Ледяной ужас сковал ее. Без мысли, без крика, Алиса сорвалась с постели и подбежала к двери. Она дернула ее — та оказалась заперта. Тогда она подбежала к своей подушке, где лежал ключ, и, дрожащими руками открыла дверь. Не помня себя, Алиса выбежала в коридор. Она бежала в сторону комнаты Виктора Морта, забыв о том, что практически раздета, что на дворе ранний час. Повернув за угол, она врезалась прямо в объятия твердой, неожиданной преграды.
Виктор Морт стоял в полумраке коридора, словно поджидал ее — темная, могущественная сила, пронизывающая саму ткань раннего утра. Его руки, сильные и уверенные, крепко обхватили ее плечи, не давая упасть, но в этом жесте читалось нечто большее, чем просто поддержка — это было заявление, притязание. На нем были лишь домашние штаны, и свет от первых лучей осеннего солнца, пробивавшийся из высокого окна, выхватывал из полумрака каждый рельеф его голого торса, каждый изгиб напряженных мышц.
Его взгляд, тяжелый, томный и безраздельно оценивающий, медленно, с мучительной неспешностью скользнул по ее растрепанным темным волосам, спустился к пухлым губам, к тонкой шелковой сорочке, которая отчаянно мало скрывала, предательски облегая каждый изгиб. Он задержался на округлостях груди, где сквозь ткань проступали твердые очертания сосков, на тонкой талии, на соблазнительном изгибе бедер, и лишь затем, наконец, встретился с ее перепуганными, широко раскрытыми глазами. В его взгляде плясали черные демоны — голод, обладание и опасная усмешка.
— Вы обманули меня... — выдохнула она, и голос ее дрожал, смесь ярости и страха рождала в горле горький ком.
— Обманул? — он сделал стремительный шаг вперед, впечатывая ее в себя так, что тонкий шелк ее сорочки оказался ничем перед жаром его голой кожи. От этого внезапного, властного прикосновения у нее перехватило дыхание. Его ладони, горячие и шершавые, скользнули с ее плеч вниз, к ее талии, прижимая еще ближе, заставляя ее почувствовать каждый мускул его живота, каждую линию его тела, вдавливающиеся в ее мягкость. Его пальцы впились в ее бока, и она ощутила исходящий от него жар, дикий и животный, который опалял ее кожу сквозь ткань и заставлял кровь бежать быстрее, вопреки страху. Он наклонился так близко, что его губы почти коснулись ее виска, а дыхание, горячее и влажное, обожгло ее кожу, когда он прошептал: «В чем же?».
— Вы сказали, что в поместье кроме вас, меня и помощницы по хозяйству никого нет. Но сегодня ночью... ко мне в комнату кто-то приходил.
Виктор тихо рассмеялся, и этот низкий, бархатный звук, казалось, вибрировал в самом воздухе, заставляя её кожу покрыться мурашками. Его грудь, прижатая к ней, передавала эту легкую вибрацию, смутную и тревожащую.
— Забавно, — прошептал он, и его губы оказались так близко к её уху, что горячее дыхание спутало её мысли. — Может, это призрак моей прабабки наведался? Вполне в её духе — являться по ночам к прекрасным незнакомкам.
— Призраки не оставляют следы на полу, — выдохнула она, чувствуя, как учащается пульс и предательское тепло разливается по низу живота. Его руки лежали на её талии, большие пальцы медленно проводили по ткани сорочки, едва касаясь кожи. — Маленькие... грязные следы...
— Интересно, — его голос стал томным, игривым. Он отклонился назад, всего на сантиметр, чтобы встретиться с её взглядом, и его глаза были темными безднами, полными обещаний и опасности. Одна его рука скользнула с её талии вниз, ладонь легла на её бедро, тёплая и тяжёлая, заявляя права. — Мне бы хотелось взглянуть на эти следы. Но сначала... — его пальцы слегка сжали её плоть сквозь шелк, — ...кажется, нам нужно разобраться с другими следами. С теми, что ты оставляешь на мне.
— Отпустите меня! — попыталась Алиса оттолкнуть Виктора, но её ладони, упёршиеся в его обнажённую грудь, скорее напоминали трепетное прикосновение, чем отпор.
Он нехотя отступил на шаг, его руки медленно соскользнули с её бедер, будто не желая отпускать пойманную добычу.
— Ну что ж, — его голос прозвучал томно, с лёгкой насмешкой, — раз вы сегодня такая серьёзная... Пойдёмте, покажите мне эти загадочные следы. — Он сделал изящный жест рукой, приглашая её пройти вперёд, но его взгляд по-прежнему пожирал её, скользя по изгибам тела, подчёркнутым тонкой тканью сорочки. — Надеюсь, это зрелище окажется столь же... захватывающим, как ваш ночной наряд.
Когда они подошли к комнате Алисы, из нее выскользнула помощница по хозяйству. Алиса так и не узнала ее имени. Безмолвная женщина средних лет, которая как призрак двигалась по поместью. Она редко попадалась на глаза, но вот результаты ее работы всегда были видны — чистым бельем, вкусными обедами и, как сейчас, вымытыми начисто полами. Пол сиял идеальной чистотой, натертый до зеркального блеска. Никаких следов.
— Они были здесь! — вскрикнула Алиса, с отчаянием указывая на пространство у кровати. — Прямо здесь! Я не выдумываю!
— Охотно верю, что вы что-то видели, — его голос стал опасным и тихим, словно шипение змеи. — Но меня начинают терзать сомнения...
— Какие сомнения? — Алиса почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— А были ли следы вообще?.. — Он сделал шаг вперед, заставляя ее инстинктивно отступить. — Может, это лишь плод вашего воображения? Или, что еще интереснее... может, вы просто решили заманить меня в свою комнату, Алиса? Создать повод для... приватной беседы на рассвете?
Он сделал еще один решительный шаг вперед, и теперь они оказались так близко, что она могла разглядеть каждую ресницу в его темных глазах. Алиса дернулась инстинктивно назад, пока ее ноги не споткнулись об край кровати, и она не упала на простыни. Сорочка задралась, открыв взору кружевное белье и голый живот. Алиса видела, как его темные глаза снова заволокла та беспробудная чернота желания.
Он кинулся на нее, придавив своим весом. Алиса почувствовала, как у нее между ног впился его налившийся член, даже сквозь слои ткани его твердость была огненной и неумолимой. Ее собственное тело отозвалось на эту близость предательским трепетом, влажным пульсированием в самых сокровенных местах, противостоя ужасу.
— Отпустите, — вырвалось у нее, но звучало это слабо и неубедительно. В его глазах уже полыхал тот самый огонь, который одновременно пугал и притягивал, а на губах появилась та самая самодовольная, все знающая ухмылка.
Она почувствовала, как он потерся об ее промежность, и между ног стало влажно и горячо. Алиса попыталась отодвинуться, но Виктор не дал, его бедра прижали ее к матрасу.
— Отпустите, — пискнула Алиса.
— Разве не этого ты хочешь? — его голос был низким, хриплым от страсти. — Ты ведь чувствуешь меня, чувствуешь, что я хочу тебя. Отвечай.
Он вдавился в нее сильнее, и Алиса не сдержала стона.
— Чувствую...
— Хочешь меня? — он напирал, его дыхание обжигало ее ключицу.
— Отпустите... отпустите...
Алиса затрепетала, словно бабочка в паутине, ее тело выгибалось, бедра непроизвольно двигались навстречу его толчкам. Влажность между ее ног становилась все более явной, а низ живота сковывало жгучее желание.
— На этот раз... отпущу, — прошептал он, и его дыхание обожгло ее кожу. Его пальцы разжались, и он соскочил с кровати на пол, продолжая держать ее в плену своего взгляда. — Но запомни... Я не люблю, когда со мной играют. А теперь — за работу, Алиса. У тебя есть портрет, который ждет твоего прикосновения. И, пожалуйста, оденься как следует. Твой нынешний вид... отвлекает. Сильно отвлекает.
Его взгляд скользнул вниз, к явному, неприличному бугру, искажавшему ткань его штанов. Натянутый материал лишь подчеркивал размер и напряженность его члена, яростно пульсирующего в тесных штанах. Алиса, повинуясь какому-то гипнотическому притяжению, проследила за его взглядом. Волна жгучего стыда и чего-то острого, щекочущего, залила ее лицо алым румянцем.
Виктор усмехнулся — низко, глубоко, с торжествующим пониманием. Эта ухмылка говорила громче любых слов: он видел ее замешательство, видел вспыхнувший в ней отклик и знал, какая власть у него над ней в этот миг.
Не сказав больше ни слова, он развернулся и вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь. Алиса закрыла глаза. Все ее тело пылало. Между ног невыносимо пекло, и низ живота сковывала тугая, ноющая пустота, требующая наполнения. С ужасом, перемешанным со странным, запретным волнением, она осознала, что их опасный, двусмысленный танец только начинается. И следующая встреча, чувствовала она, закончится не отступлением, а поглощением.
?
Глава 9
Работа над портретом Элис Морт превратилась для Алисы не просто в профессиональную задачу — это было погружение в бездну, сродни спиритическому сеансу, где каждое движение кисти вызывало из небытия призраков прошлого. С каждым слоем старого лака, который она бережно скальпелем снимала с холста, проступали не только угасшие краски, но и тени давно ушедшей жизни. Воздух в галерее становился гуще, наполняясь шепотами минувших эпох.
В архивах библиотеки поместья, куда Виктор, скрепя сердце, разрешил ей заходить, она нашла дневники — пыльные и истлевшие, будто сама смерть прикоснулась к их страницам. Листая хрупкую, пожелтевшую бумагу, Алиса больше не читала — она падала сквозь время, оказываясь в той самой опоясанной туманом эпохе, где жила и страдала Элис Морт.
«Он запирает меня в комнате, когда в поместье приходит садовник», — выцветшими чернилами было выведено на одной из страниц. «Говорит, что я принадлежу только ему. Что любовь — это боль, и я должна научиться ее выносить...»
Слова впивались в Алису острее лезвия скальпеля, пробуждая в душе старые, не зажившие раны. Она узнавала в них Эрика, его слепую ревность, его собственнический взгляд, выжигающий душу. Но здесь, в «Черных Ключах», жестокость витала в воздухе иной — не жаркой и яростной, а леденящей, как камень в сыром подвале, и неумолимой, как само время. И ее живым воплощением, ее холодным сердцем был Виктор Морт.
Он приходил в галерею каждый день, становясь неотъемлемой частью мрачной атмосферы. Его молчаливое присутствие было тяжелее любого упрека, а взгляд, будто прожигающий холст, заставлял ее руки предательски вздрагивать.
— Она не улыбалась, — вырвалось как-то у Алисы. Ее голос прозвучал сдавленно в гулкой тишине зала. Она не отрывала взгляда от проступающих из-под вековой грязи черт лица Элис. — Ни на одном эскизе, ни на одной фотографии. Как будто счастье было для нее запретной, недосягаемой нотой.
Виктор стоял в нескольких шагах, его профиль был обращен к портрету.
— Счастье — это роскошь, которую не каждый род может себе позволить, — его голос был низким и плоским. — Некоторые рождаются, чтобы нести свой крест. А не чтобы петь на солнечных полянах.
— Это не крест, — тихо, но с внезапной твердостью возразила Алиса, поворачиваясь к нему. Ее пальцы сжимали кисть. — Это тюрьма. Ее заточил в ней муж.
Он медленно, почти церемониально, перевел взгляд с портрета на нее. В его темных, бездонных глазах не было и капли сочувствия, лишь ледяная, всевидящая насмешка.
— Я вижу, вы ищете в чужих историях оправдание собственным страхам.
— Мои страхи были порождены таким же человеком, как и ваш предок. И я бежала от него, чтобы спасти себя. А вот Элис не могла сбежать.
— А может, ей и не нужно было этого, — парировал он, его губы изогнулись в холодной усмешке. — Может, ей нравилось это заточение, нравилось находиться во власти своего мужа.
— Неправда! Ваш предок был жестоким сумасшедшим, его интересовали только похоть и желание обладать ею. Он был злодеем своей эпохи, разве вы не видите этого?
Виктор сухо рассмеялся, а потом подошел ближе к Алисе, его движения были плавными и угрожающими.
— А ты хочешь, чтобы я стал твоим злодеем? Чтобы укутаться в плащ жертвы?
Он сделал еще шаг вперед, затем еще один, сокращая дистанцию с хищной грацией. Виктор оказался так близко, что Алиса почувствовала исходящий от него холод и терпкий, дурманящий запах кожи и парфюма. Его взгляд скользнул по ее губам, заставив учащенно забиться сердце, а затем снова впился в ее глаза.
— Жестокость многолика, Алиса, — прошептал он, и его голос потерял сталь, превратившись в опасный, бархатный шепот, обволакивающий и парализующий. — Иногда это не кулак, разбивающий губы. Иногда это просто взгляд, который видит насквозь все твои слабости и… наслаждается их безмолвным созерцанием. И есть люди, которые жаждут эту жестокость. Элис этого хотела, иначе бы нашла способ уйти.
— Он не дал ей уйти! Я читала ее дневник. Она хотела бежать, но не могла. Она также, как и я застряла в этих чертовых «Черных Ключах»! — повысила она голос, дрожа от ярости и отчаяния.
Его пальцы, длинные и утонченные, медленно протянулись к ее лицу. Алиса замерла, сердце колотилось в груди — не только от страха, но и от запретного, порочного возбуждения, сжимающего низ живота. Он не коснулся ее, лишь провел рукой по воздуху в сантиметре от ее щеки, словно ощупывая ауру ее трепета.
— Ты думаешь, я жесток с тобой? — он наклонился чуть ближе, и его дыхание, теплое и влажное, коснулось ее губ.
— Да, вы жестокий человек! — решительно заявила она.
Виктор резко отпрянул от нее, и его голос наполнился стальной резкостью.
— Вы не знаете, что такое настоящая жестокость. Настоящая жестокость — это когда ты просыпаешься утром и понимаешь, что единственный свет в твоей жизни исчез. И ты не смог его защитить. Не смог найти. И теперь его призрак преследует тебя в каждом уголке этого проклятого места.
Маска холодного безразличия снова сковала его черты. Но Алиса успела уловить — на мгновение, короткую, как вспышка, — настоящую, сырую, невыносимую боль в его глазах. Ту самую боль, что была ей так знакома. И в этот миг она поняла, что за ледяным фасадом Виктора Морта скрывается рана, возможно, еще более глубокая, чем ее собственная.?
Глава 10
Дни в поместье «Черные Ключи» текли медленно и тягуче, словно густой сироп, каждый из них был похож на предыдущий — наполненный шепотом пыли на старинных портретах и гнетущей тишиной, нарушаемой лишь скрипом половиц. Алиса почти физически ощущала, как эта тишина давит на виски, становясь все более плотной и осязаемой.
Случайно найденные следы, непонятное пение, прозвучавшее ночью в темноте, — все это витало в воздухе неразрешенными вопросами. Виктор, ее загадочный и холодный хозяин, отмахнулся от ее опасений, но Алиса знала точно — она не обманулась. Тайна была здесь, в этих стенах, и она дышала ей в спину.
Именно это чувство вновь привело ее в библиотеку, это сердце поместья, где за стопками кожаных томов скрывались не только знания, но и тени прошлого. Перебирая фолианты, ее пальцы, скользившие по корешкам, наткнулись на нечто спрятанное в узкой щели между шкафом и стеной. Это была фотография, пожелтевшая от времени, будто вобравшая в себя весь свет ушедших лет. На ней были запечатлены двое детей: угрюмый мальчик-подросток со знакомыми, резкими чертами лица и маленькая девочка с волосами цвета спелой пшеницы и огромными, бездонно-доверчивыми глазами. На обороте детским почерком было выведено: «Виктор и Лила. Навсегда вместе».
