Но я все смогла.
И сделала это даже лучше, чем прежде надеялась.
Без лишней скромности, я преодолела многое. А теперь боюсь позвонить отцу, чтобы попросить его забрать меня с вокзала. Все равно он не спит в это время, я же знаю — отец, по-моему, никогда не спит. Но так не хочется обретать ещё и этот долг перед ним…
Впрочем, впереди ещё много часов пути (хотя не уверена, что за это время я вдруг стану смелее).
Деревья за окном белые, как в сказке, где все живое в одном городе навек заледенело. Осталось прекрасным снаружи… а что внутри, так никто и не узнает, и все, кто попадет в этот город, будут думать, что здесь жили самые чудесные люди на свете (не зря же у них такие красивые лица) и росли самые восхитительные цветы (которые лёд не пощадил).
Слегка покачивало.
Я прислонилась спиной к стенке, и по коже пробежал холодок несмотря на то, что на мне был большой теплый свитер.
Домой.
Только бы никто не узнал, что я чувствую на самом деле.
Ведь даже тот, заледеневший, город однажды спасли — не знаю, чье-то сердце или всего лишь солнечные лучи. Он растаял и стал таким же, как все. И люди в нем совершали зла не меньше, чем остальные люди мира — а то и больше. Вот только это никого не удивляло.
А я храню внутри много червоточины, и, если спадет ледяная корка, вся она окажется на поверхности.
Не знаю, зачем еду.
Но в общежитии всего лишь за какие-то выходные стало слишком пусто и так тихо, что эта тишина звенит в ушах. А я оказалась свободна от учебы, пусть лишь и на неделю, и мне совсем не хотелось просидеть эту неделю одной в комнате на троих человек, как было во время и после празднования Нового года (этот Новый год в принципе оказался самым грустным в моей жизни).
И я купила билет на поезд.
Спонтанно, не раздумывая о последствиях.
И теперь поезд спешит приблизить меня к месту, которое я до сих пор называю своим домом, пусть и только мысленно.
Не люблю сюрпризы.
Люблю приключения, когда ты сидишь на месте, а потом резко срываешься в путь, и минуты проносятся перед глазами, как резвые скакуны, а ты пытаешься их догнать, и некогда задумываться, потому что приходится действовать…. Или, пожалуй, я любила приключения раньше. Как можно любить то, чего нет в твоей жизни? Это уже не любовь, а насилие над собственной душой (а мы, черные ведьмы, многое понимаем в душах).
Так вот, несмотря на мою резкую нелюбовь ко всякого рода неожиданностям (чаще всего неприятным), я сама устроила отцу нечто подобное.
Не знаю, как ещё назвать то, что уже в семь утра я звонила в дверь квартиры, где прожила восемнадцать лет, чтобы потом исчезнуть на пять месяцев. Можно было заявиться позднее — ради тактичности. Но я больше двух часов просидела на темном вокзале, где со мной отчаянно желала познакомиться группа молодых парней, чересчур улыбчивых (спасибо той искорке магии, что смогла погасить эти улыбки). И ещё полтора часа добиралась до квартиры, хотя в прежние дни спокойно управлялась за сорок минут. Сначала ждала запаздывающий автобус, после мы еле-еле ползли по дороге — похоже, водитель не выспался и хотел отыграться сейчас. К тому же, на улице стоял жуткий холод, и тоненькие стенки автобуса ничуть от него не защищали, поэтому к концу поездки я совсем не чувствовала ног и еле ощущала руки.
И вот, пожалуйста, заявилась.
А отец невероятным образом оказался дома, хотя я до последнего надеялась, что он узнает о моем прибытии только несколько дней спустя, когда вдруг решит заявиться в квартиру и обнаружит там меня. Я даже попыталась открыть дверь ключом, который зачем-то увезла с собой, но в квартире моего отца хитро устроенная дверь, и изнутри можно закрыться так, что снаружи никаким ключом ты ее не откроешь.
В подъезде, вопреки всему, стояла невообразимая духота, начинали покалывать отходящие от мороза пальцы ног, и я все стояла и звонила, сначала с определенными интервалами, потом непрерывно. А открывать мне никто не собирался. Так продолжалось не менее десяти минут… И, в конце концов, замок прокрутился и распахнулась дверь.
На пару мгновений я даже засомневалась, что попала по адресу. Но нет — это были знакомые мне с детства подъезд, дверь и даже линолеум на полу. Обои, которые я своими руками (и ростом Влада) клеила пару лет назад. И шкаф с вешалкой. Хотя было сложно опознать его за кучей женской одежды.
Причина моих сомнений заключалась в том, что передо мной стоял определенно точно не отец.
Даже несмотря на то, что я не видела его пять месяцев.
Передо мной стояла ведьма, и я могла бы сказать это, даже не видя ее душу. Под совершенно дурацкой пижамой с медведями различалась ее статность и хитрость. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, хотя я редко когда навскидку угадываю возраст. У нее были волнистые карамельные волосы, спускающиеся ниже пояса, овальное лицо с узким подбородком и миндалевидные карие глаза, которыми она несколько секунд рассматривала меня (подозреваю, что в ответ). А потом эта ведьма улыбнулась уголками губ и произнесла:
— Доброе утро.
Я кивнула, не собираясь приветствовать ее в ответ.
Справедливости ради, я все еще не понимала, что она здесь забыла.
— Проходи, — она любезно шагнула назад, как будто это ведьма с лисьими глазами жила здесь восемнадцать лет, а не я. Нет, побыть гостью в собственном доме — конечно, невероятно интересное предложение. Понять бы еще конкретнее, что происходит...
— Прошу меня простить, — произнесла я, стараясь говорить как можно более непринужденно, и все-таки перешагнула за порог моего (не моего) дома, — но, быть может, вы для начала представитесь, чтобы я знала, к кому обращаться?
Ведьма округлила глаза, как будто ее застали за пакостями и вот-вот схватят за хвост, и заметила:
— Это моя вина. Я-то тебя узнала сразу — ладно, почти сразу, Яна. Хотя совсем не ожидала тебя здесь увидеть…
— Взаимно, — не удержалась я.
Она улыбнулась и отвела взгляд в сторону.
— Хотя предлагаю обвинить во всем Алексея. Это он должен был тебе меня представить, но, к сожалению, он лег спать только час назад — недавно мы с ним наведались в один домишко, где творилось что-то нечистое, и все никак не могли доделать отчет. Дедлайны мотивируют, как ничто другое, наверняка сама знаешь.
Я слушала ее треп, стягивая с головы шапку и пытаясь хоть куда-нибудь бы ее уместить, но особо не вникала в смысл. Ждала, когда она скажет что-то дельное. Или хотя бы представится, о чем я и попросила ее минуту назад.
А потом меня вдруг осенило.
Голос у нее был примурлыкивающий, с мягкой «р» и странным растягиваем гласных, и я вспомнила, что когда-то его уже слышала.
Точнее, слышала-то я одно-единственное слово, произнесенное полтора года назад. Имя.
Тогда меня так разозлил этот голос, что я запомнила его наверняка — и вот, пожалуйста, услышала вновь.
Значит, она существует уже с тех времен? Та женщина, что посмела претендовать на внимание моего отца…
Точнее даже так: значит, она существует.
— А ещё лучше — он должен был рассказать обо мне заранее, много раньше, как минимум три месяца назад. Но вечные дела — сама понимаешь… — И без каких-либо переходов протянула мне руку с нежными розовыми ноготками. — Милана. Приятно познакомиться, Яна. Можно на «ты». Надеюсь, мы с тобой найдем общий язык.
Руку я не пожала, принявшись расстёгивать куртку, и Милана пробормотала:
— Хорошо, я допускала мысль, что первое время может быть сложно. Как доехала? Почему не предупредила? Мы бы помогли тебе добраться, даже несмотря на отчет — отчет может и подождать, я так и говорила Алексею, но ты и сама знаешь, как тяжело с ним договориться.
— Сносно, — ответила я, лишь чтобы от нее отвязаться. — И что же, Милана, вы живете здесь? — Она кивнула. А я даже замерла на мгновение, как мелкая дурочка. — Около трех месяцев, по вашим же словам? — Милана повторила кивок. — А где именно?
— Не переживай, — она рассмеялась. — Твою комнату я не трогала. Для меня освободили ритуальную. В ней чудесная атмосфера, впрочем, тебе ли не знать…
— Очень интересно.
Куртка почти сорвалась с крючка, но я успела ее подхватить и плотнее прижать к остальной одежде. Женской одежде темных цветов, пахнущей духами с медово-цветочными нотками. Обиднее всего, что запах-то мне понравился, и это заставляло злиться еще больше.
Милана.
Ведьма, с которой отец был знаком года полтора, как минимум.
Ведьма, которая живет в моей квартире уже на протяжении трех месяцев.
И все это — абсолютно все! — в тайне от меня. Как будто я не заслуживаю права знать, что творится в доме, где я прожила восемнадцать лет! Быть может, мне следовало еще поблагодарить Милану за то, что она меня впустила? Судя по тому, что она ведет себя, как хозяйка, так и есть.
— Хочешь отдохнуть с дороги, или пойдем завтракать? — поинтересовалась она со всем дружелюбием.
Я быстро стянула ботинки, закинула рюкзак, с которым приехала, на плечо, и бросила:
— Не стоит беспокоиться.
За полсекунды преодолела коридор и укрылась в своей (совсем уже не моей!) комнате, напоследок громко хлопнув дверью. Совершенно случайно. Честное слово черной ведьмы.
Ну и пусть отец проснется.
Он должен был проснуться давным-давно, еще от первого дверного звонка. Он должен был проснуться ещё тогда, когда я сидела на вокзале, ожидая, пока начнут ездить хоть какие-нибудь автобусы. Хотя, судя по словам той же Миланы, он в это время еще не спал. Писал отчеты. И правда. А Милана, наверное, помогала изо всех сил.
А вообще-то лучше бы отец проснулся в тот момент, когда ему вдруг захотелось поселить в своей квартире совершенно чужую женщину.
Прежде я ни с чем таким не сталкивалась. А потому не могла сказать, нормально это или нет. Да у нас даже гостей никогда не было, не считая Пашки. Причем Пашка гостил у нас полтора года назад и просто потому что случилась из ряда вон выходящая ситуация — вспомнила о магии тетя Наташа, его мама. За братцем пришлось приглядывать мне. И хомяку. Моему Хомячидзе.
А так…
Чтобы кто-то жил у нас на постоянной основе как минимум три месяца… Кто-то. Женщина, ведьма. С женщинами, а тем более с ведьмами, просто так не живут.
Конечно.
Просто отец себе кого-то нашел, вот и все.
А я, привыкшая видеть его одного, точнее, не привыкшая видеть вовсе, не могу смириться с этим фактом.
С другой стороны, а с чего бы мне с ним мириться. Мы с отцом давным-давно чужие друг другу люди. Спасибо, что пустили, — это теперь уже не шутка. Как вдруг выяснилось, биологическое родство ничего не значит. Ведь этим оправдывал себя отец, когда забрал у меня Янтарную, сестру моей матушки?..
Ох, Янтарная.
Побежденная, но несломленная.
И Кирилл, ее помощник, самый черный маг из всех, кого мне посчастливилось знать.
Этот город погружал меня в пучину воспоминаний.
Все пять месяцев моего обучения вдали от родного дома остались позади, и сейчас я уже не могла сказать, были ли они реальными, или моя больная голова их выдумала. Их, и Милану, и этот жуткий холод…
Комната была точь-в-точь такой же, какой я ее оставила. Разве что погасла та искра жизни, что царила в комнате, пока я здесь жила. А потому все вокруг казалось застывшим.
Если учесть, что в общежитие я брала только самое необходимое, моих вещей в комнате осталось предостаточно. Я надела первый попавшийся свитер поверх своего собственного, чтобы ускорить процесс согревания, и даже шерстяные носки где-то откопала. Села на кровать, прижавшись спиной к изголовью.
Даже вентилятор все еще стоял на моем столе на том же самом месте. Неряшливо свисал выдернутый из розетки шнур.
Интересно.
Когда дрожь прошла, я поднялась с кровати и выглянула в окно. Седьмой этаж, внизу все кажется мелким и ничтожным. Сейчас-то я живу на третьем, и с окна можно было даже людские лица разглядеть, если постараться. А тут… Впрочем, не так уж много на улицах людей. Даже детей во дворе невидно. Конечно. Холодно. Быть может, даже отменили занятия в школах. Хотя, сколько себя помню, я ходила в школу в любой мороз…
Не могу сказать, что мое уединение продлилось очень долго.
Потому что дверь распахнулась, еще когда я не успела отойти от окна. А за ней стоял отец. Наконец-то он, со второй попытки.
Помятый, с кругами под глазами и растрепанными волосами, в которых увеличилось число серебряных прядей. Я уже очень давно не видела его таким... неопрятным. И я даже не про те пять месяцев, когда я не видела отца в целом. Передо мной отец всегда был собранным и хладнокровным. Разве что когда ушла матушка…
— Доброе утро, дочь, — произнес он.
— Доброе утро.
«Отец» я произнести не решилась.
С прошлой осени, когда не стало Янтарной, я перестала называть отца «отцом». Вслух, по крайней мере.
— Ты ничего не хочешь у меня спросить? — поинтересовался отец.
— Может быть, сначала ты?
Нас разделяла почти вся длина моей комнаты, а это около четырех метров (не настолько впечатляющее расстояние)
Но я все равно слышала каждую интонацию, каждый подтон сказанных отцом слов. И мне они не нравились. Хотя бы потому, что отец говорил с невероятной усталостью. Никакого удивления, никакой злости, — только безмерное равнодушие, океан, по которому не пробежит ни одна волна. Ещё немного, и можно утонуть. К счастью, плавать я давно научилась.
— Что ж, — спорить я не стала. — Как поживает домовой?
— От меня твой домовой прячется. Но Милана нашла с ним общий язык.
Вот же!.. Предатель. Не то чтобы мы с домовым были хорошими приятелями, но всегда взаимно уважали друг друга. А если он принял нового человека в этот дом, значит ли, что домовой перестал меня уважать? Или это значит, что и я должна уважать Милану? Плохих человек домовой прогоняет…
— Хорошо, — заметила я все же. — У меня вопросы закончились.
Отец кивнул.
Я ждала, пока он спросит, что я здесь забыла. Я даже почти слышала этот вопрос, он звенел у меня в ушах, вот только отец все молчал… А потом с его губ сорвалось:
— Как учеба?
— Сессию закрыла.
— Удовлетворительно?
— Хорошо.
Отец не говорил ничего по поводу моего выбора профессии, не осуждал, но и не поддерживал. Он позволил мне полностью распоряжаться своей судьбой так, как хочу я, словно моя жизнь совсем его не касалась. Так что я не знала, зачем он сейчас это спрашивает. Для приличия?.. Потому что и спросить-то больше нечего?..
За эти пять месяцев мы общались всего раза три, и все эти три раза наше общения представляло собой пару сообщений — причем разговор всегда прекращал отец, не отвечая на мое последнее сообщение. Впрочем, начинал его тоже он.
Почти полгода я не слышала голос отца.
Но разве я могла его забыть?..
В этом, пожалуй, заключалась очередная моя проблема — я хорошо помнила слишком многое, чтобы так просто оставить это позади.
— Надолго?
— До конца недели. — Сегодня был понедельник. — Надеюсь, я не слишком вам помешаю. Если ты против, чтобы я жила здесь, можешь сказать сейчас — я уйду.
Я не выдержала (хотя уходить мне было абсолютно некуда).
Мы наконец-то приблизились к главному, сути разговора, и теперь, мне казалось, я не успокоюсь, пока не выясню, как же так получилось, что здесь живет Милана.
— Живи, — отозвался отец. — Это и твоя квартира тоже. — А потом без всяких переходов добавил: — Милана приглашает тебя на завтрак.
Я видела, как отец тянется к ручке, чтобы вновь скрыться.
И сделала это даже лучше, чем прежде надеялась.
Без лишней скромности, я преодолела многое. А теперь боюсь позвонить отцу, чтобы попросить его забрать меня с вокзала. Все равно он не спит в это время, я же знаю — отец, по-моему, никогда не спит. Но так не хочется обретать ещё и этот долг перед ним…
Впрочем, впереди ещё много часов пути (хотя не уверена, что за это время я вдруг стану смелее).
Деревья за окном белые, как в сказке, где все живое в одном городе навек заледенело. Осталось прекрасным снаружи… а что внутри, так никто и не узнает, и все, кто попадет в этот город, будут думать, что здесь жили самые чудесные люди на свете (не зря же у них такие красивые лица) и росли самые восхитительные цветы (которые лёд не пощадил).
Слегка покачивало.
Я прислонилась спиной к стенке, и по коже пробежал холодок несмотря на то, что на мне был большой теплый свитер.
Домой.
Только бы никто не узнал, что я чувствую на самом деле.
Ведь даже тот, заледеневший, город однажды спасли — не знаю, чье-то сердце или всего лишь солнечные лучи. Он растаял и стал таким же, как все. И люди в нем совершали зла не меньше, чем остальные люди мира — а то и больше. Вот только это никого не удивляло.
А я храню внутри много червоточины, и, если спадет ледяная корка, вся она окажется на поверхности.
Не знаю, зачем еду.
Но в общежитии всего лишь за какие-то выходные стало слишком пусто и так тихо, что эта тишина звенит в ушах. А я оказалась свободна от учебы, пусть лишь и на неделю, и мне совсем не хотелось просидеть эту неделю одной в комнате на троих человек, как было во время и после празднования Нового года (этот Новый год в принципе оказался самым грустным в моей жизни).
И я купила билет на поезд.
Спонтанно, не раздумывая о последствиях.
И теперь поезд спешит приблизить меня к месту, которое я до сих пор называю своим домом, пусть и только мысленно.
Глава 2. Вечер в груди
Не люблю сюрпризы.
Люблю приключения, когда ты сидишь на месте, а потом резко срываешься в путь, и минуты проносятся перед глазами, как резвые скакуны, а ты пытаешься их догнать, и некогда задумываться, потому что приходится действовать…. Или, пожалуй, я любила приключения раньше. Как можно любить то, чего нет в твоей жизни? Это уже не любовь, а насилие над собственной душой (а мы, черные ведьмы, многое понимаем в душах).
Так вот, несмотря на мою резкую нелюбовь ко всякого рода неожиданностям (чаще всего неприятным), я сама устроила отцу нечто подобное.
Не знаю, как ещё назвать то, что уже в семь утра я звонила в дверь квартиры, где прожила восемнадцать лет, чтобы потом исчезнуть на пять месяцев. Можно было заявиться позднее — ради тактичности. Но я больше двух часов просидела на темном вокзале, где со мной отчаянно желала познакомиться группа молодых парней, чересчур улыбчивых (спасибо той искорке магии, что смогла погасить эти улыбки). И ещё полтора часа добиралась до квартиры, хотя в прежние дни спокойно управлялась за сорок минут. Сначала ждала запаздывающий автобус, после мы еле-еле ползли по дороге — похоже, водитель не выспался и хотел отыграться сейчас. К тому же, на улице стоял жуткий холод, и тоненькие стенки автобуса ничуть от него не защищали, поэтому к концу поездки я совсем не чувствовала ног и еле ощущала руки.
И вот, пожалуйста, заявилась.
А отец невероятным образом оказался дома, хотя я до последнего надеялась, что он узнает о моем прибытии только несколько дней спустя, когда вдруг решит заявиться в квартиру и обнаружит там меня. Я даже попыталась открыть дверь ключом, который зачем-то увезла с собой, но в квартире моего отца хитро устроенная дверь, и изнутри можно закрыться так, что снаружи никаким ключом ты ее не откроешь.
В подъезде, вопреки всему, стояла невообразимая духота, начинали покалывать отходящие от мороза пальцы ног, и я все стояла и звонила, сначала с определенными интервалами, потом непрерывно. А открывать мне никто не собирался. Так продолжалось не менее десяти минут… И, в конце концов, замок прокрутился и распахнулась дверь.
На пару мгновений я даже засомневалась, что попала по адресу. Но нет — это были знакомые мне с детства подъезд, дверь и даже линолеум на полу. Обои, которые я своими руками (и ростом Влада) клеила пару лет назад. И шкаф с вешалкой. Хотя было сложно опознать его за кучей женской одежды.
Причина моих сомнений заключалась в том, что передо мной стоял определенно точно не отец.
Даже несмотря на то, что я не видела его пять месяцев.
Передо мной стояла ведьма, и я могла бы сказать это, даже не видя ее душу. Под совершенно дурацкой пижамой с медведями различалась ее статность и хитрость. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, хотя я редко когда навскидку угадываю возраст. У нее были волнистые карамельные волосы, спускающиеся ниже пояса, овальное лицо с узким подбородком и миндалевидные карие глаза, которыми она несколько секунд рассматривала меня (подозреваю, что в ответ). А потом эта ведьма улыбнулась уголками губ и произнесла:
— Доброе утро.
Я кивнула, не собираясь приветствовать ее в ответ.
Справедливости ради, я все еще не понимала, что она здесь забыла.
— Проходи, — она любезно шагнула назад, как будто это ведьма с лисьими глазами жила здесь восемнадцать лет, а не я. Нет, побыть гостью в собственном доме — конечно, невероятно интересное предложение. Понять бы еще конкретнее, что происходит...
— Прошу меня простить, — произнесла я, стараясь говорить как можно более непринужденно, и все-таки перешагнула за порог моего (не моего) дома, — но, быть может, вы для начала представитесь, чтобы я знала, к кому обращаться?
Ведьма округлила глаза, как будто ее застали за пакостями и вот-вот схватят за хвост, и заметила:
— Это моя вина. Я-то тебя узнала сразу — ладно, почти сразу, Яна. Хотя совсем не ожидала тебя здесь увидеть…
— Взаимно, — не удержалась я.
Она улыбнулась и отвела взгляд в сторону.
— Хотя предлагаю обвинить во всем Алексея. Это он должен был тебе меня представить, но, к сожалению, он лег спать только час назад — недавно мы с ним наведались в один домишко, где творилось что-то нечистое, и все никак не могли доделать отчет. Дедлайны мотивируют, как ничто другое, наверняка сама знаешь.
Я слушала ее треп, стягивая с головы шапку и пытаясь хоть куда-нибудь бы ее уместить, но особо не вникала в смысл. Ждала, когда она скажет что-то дельное. Или хотя бы представится, о чем я и попросила ее минуту назад.
А потом меня вдруг осенило.
Голос у нее был примурлыкивающий, с мягкой «р» и странным растягиваем гласных, и я вспомнила, что когда-то его уже слышала.
Точнее, слышала-то я одно-единственное слово, произнесенное полтора года назад. Имя.
Тогда меня так разозлил этот голос, что я запомнила его наверняка — и вот, пожалуйста, услышала вновь.
Значит, она существует уже с тех времен? Та женщина, что посмела претендовать на внимание моего отца…
Точнее даже так: значит, она существует.
— А ещё лучше — он должен был рассказать обо мне заранее, много раньше, как минимум три месяца назад. Но вечные дела — сама понимаешь… — И без каких-либо переходов протянула мне руку с нежными розовыми ноготками. — Милана. Приятно познакомиться, Яна. Можно на «ты». Надеюсь, мы с тобой найдем общий язык.
Руку я не пожала, принявшись расстёгивать куртку, и Милана пробормотала:
— Хорошо, я допускала мысль, что первое время может быть сложно. Как доехала? Почему не предупредила? Мы бы помогли тебе добраться, даже несмотря на отчет — отчет может и подождать, я так и говорила Алексею, но ты и сама знаешь, как тяжело с ним договориться.
— Сносно, — ответила я, лишь чтобы от нее отвязаться. — И что же, Милана, вы живете здесь? — Она кивнула. А я даже замерла на мгновение, как мелкая дурочка. — Около трех месяцев, по вашим же словам? — Милана повторила кивок. — А где именно?
— Не переживай, — она рассмеялась. — Твою комнату я не трогала. Для меня освободили ритуальную. В ней чудесная атмосфера, впрочем, тебе ли не знать…
— Очень интересно.
Куртка почти сорвалась с крючка, но я успела ее подхватить и плотнее прижать к остальной одежде. Женской одежде темных цветов, пахнущей духами с медово-цветочными нотками. Обиднее всего, что запах-то мне понравился, и это заставляло злиться еще больше.
Милана.
Ведьма, с которой отец был знаком года полтора, как минимум.
Ведьма, которая живет в моей квартире уже на протяжении трех месяцев.
И все это — абсолютно все! — в тайне от меня. Как будто я не заслуживаю права знать, что творится в доме, где я прожила восемнадцать лет! Быть может, мне следовало еще поблагодарить Милану за то, что она меня впустила? Судя по тому, что она ведет себя, как хозяйка, так и есть.
— Хочешь отдохнуть с дороги, или пойдем завтракать? — поинтересовалась она со всем дружелюбием.
Я быстро стянула ботинки, закинула рюкзак, с которым приехала, на плечо, и бросила:
— Не стоит беспокоиться.
За полсекунды преодолела коридор и укрылась в своей (совсем уже не моей!) комнате, напоследок громко хлопнув дверью. Совершенно случайно. Честное слово черной ведьмы.
Ну и пусть отец проснется.
Он должен был проснуться давным-давно, еще от первого дверного звонка. Он должен был проснуться ещё тогда, когда я сидела на вокзале, ожидая, пока начнут ездить хоть какие-нибудь автобусы. Хотя, судя по словам той же Миланы, он в это время еще не спал. Писал отчеты. И правда. А Милана, наверное, помогала изо всех сил.
А вообще-то лучше бы отец проснулся в тот момент, когда ему вдруг захотелось поселить в своей квартире совершенно чужую женщину.
Прежде я ни с чем таким не сталкивалась. А потому не могла сказать, нормально это или нет. Да у нас даже гостей никогда не было, не считая Пашки. Причем Пашка гостил у нас полтора года назад и просто потому что случилась из ряда вон выходящая ситуация — вспомнила о магии тетя Наташа, его мама. За братцем пришлось приглядывать мне. И хомяку. Моему Хомячидзе.
А так…
Чтобы кто-то жил у нас на постоянной основе как минимум три месяца… Кто-то. Женщина, ведьма. С женщинами, а тем более с ведьмами, просто так не живут.
Конечно.
Просто отец себе кого-то нашел, вот и все.
А я, привыкшая видеть его одного, точнее, не привыкшая видеть вовсе, не могу смириться с этим фактом.
С другой стороны, а с чего бы мне с ним мириться. Мы с отцом давным-давно чужие друг другу люди. Спасибо, что пустили, — это теперь уже не шутка. Как вдруг выяснилось, биологическое родство ничего не значит. Ведь этим оправдывал себя отец, когда забрал у меня Янтарную, сестру моей матушки?..
Ох, Янтарная.
Побежденная, но несломленная.
И Кирилл, ее помощник, самый черный маг из всех, кого мне посчастливилось знать.
Этот город погружал меня в пучину воспоминаний.
Все пять месяцев моего обучения вдали от родного дома остались позади, и сейчас я уже не могла сказать, были ли они реальными, или моя больная голова их выдумала. Их, и Милану, и этот жуткий холод…
Комната была точь-в-точь такой же, какой я ее оставила. Разве что погасла та искра жизни, что царила в комнате, пока я здесь жила. А потому все вокруг казалось застывшим.
Если учесть, что в общежитие я брала только самое необходимое, моих вещей в комнате осталось предостаточно. Я надела первый попавшийся свитер поверх своего собственного, чтобы ускорить процесс согревания, и даже шерстяные носки где-то откопала. Села на кровать, прижавшись спиной к изголовью.
Даже вентилятор все еще стоял на моем столе на том же самом месте. Неряшливо свисал выдернутый из розетки шнур.
Интересно.
Когда дрожь прошла, я поднялась с кровати и выглянула в окно. Седьмой этаж, внизу все кажется мелким и ничтожным. Сейчас-то я живу на третьем, и с окна можно было даже людские лица разглядеть, если постараться. А тут… Впрочем, не так уж много на улицах людей. Даже детей во дворе невидно. Конечно. Холодно. Быть может, даже отменили занятия в школах. Хотя, сколько себя помню, я ходила в школу в любой мороз…
Не могу сказать, что мое уединение продлилось очень долго.
Потому что дверь распахнулась, еще когда я не успела отойти от окна. А за ней стоял отец. Наконец-то он, со второй попытки.
Помятый, с кругами под глазами и растрепанными волосами, в которых увеличилось число серебряных прядей. Я уже очень давно не видела его таким... неопрятным. И я даже не про те пять месяцев, когда я не видела отца в целом. Передо мной отец всегда был собранным и хладнокровным. Разве что когда ушла матушка…
— Доброе утро, дочь, — произнес он.
— Доброе утро.
«Отец» я произнести не решилась.
С прошлой осени, когда не стало Янтарной, я перестала называть отца «отцом». Вслух, по крайней мере.
— Ты ничего не хочешь у меня спросить? — поинтересовался отец.
— Может быть, сначала ты?
Нас разделяла почти вся длина моей комнаты, а это около четырех метров (не настолько впечатляющее расстояние)
Но я все равно слышала каждую интонацию, каждый подтон сказанных отцом слов. И мне они не нравились. Хотя бы потому, что отец говорил с невероятной усталостью. Никакого удивления, никакой злости, — только безмерное равнодушие, океан, по которому не пробежит ни одна волна. Ещё немного, и можно утонуть. К счастью, плавать я давно научилась.
— Что ж, — спорить я не стала. — Как поживает домовой?
— От меня твой домовой прячется. Но Милана нашла с ним общий язык.
Вот же!.. Предатель. Не то чтобы мы с домовым были хорошими приятелями, но всегда взаимно уважали друг друга. А если он принял нового человека в этот дом, значит ли, что домовой перестал меня уважать? Или это значит, что и я должна уважать Милану? Плохих человек домовой прогоняет…
— Хорошо, — заметила я все же. — У меня вопросы закончились.
Отец кивнул.
Я ждала, пока он спросит, что я здесь забыла. Я даже почти слышала этот вопрос, он звенел у меня в ушах, вот только отец все молчал… А потом с его губ сорвалось:
— Как учеба?
— Сессию закрыла.
— Удовлетворительно?
— Хорошо.
Отец не говорил ничего по поводу моего выбора профессии, не осуждал, но и не поддерживал. Он позволил мне полностью распоряжаться своей судьбой так, как хочу я, словно моя жизнь совсем его не касалась. Так что я не знала, зачем он сейчас это спрашивает. Для приличия?.. Потому что и спросить-то больше нечего?..
За эти пять месяцев мы общались всего раза три, и все эти три раза наше общения представляло собой пару сообщений — причем разговор всегда прекращал отец, не отвечая на мое последнее сообщение. Впрочем, начинал его тоже он.
Почти полгода я не слышала голос отца.
Но разве я могла его забыть?..
В этом, пожалуй, заключалась очередная моя проблема — я хорошо помнила слишком многое, чтобы так просто оставить это позади.
— Надолго?
— До конца недели. — Сегодня был понедельник. — Надеюсь, я не слишком вам помешаю. Если ты против, чтобы я жила здесь, можешь сказать сейчас — я уйду.
Я не выдержала (хотя уходить мне было абсолютно некуда).
Мы наконец-то приблизились к главному, сути разговора, и теперь, мне казалось, я не успокоюсь, пока не выясню, как же так получилось, что здесь живет Милана.
— Живи, — отозвался отец. — Это и твоя квартира тоже. — А потом без всяких переходов добавил: — Милана приглашает тебя на завтрак.
Я видела, как отец тянется к ручке, чтобы вновь скрыться.
