Мечты об уютном гробе, роль которого у всех не поехавших крышей вампиров выполняет обычная человеческая кровать, пришлось отбросить в сторону. Ни о каком сне не может быть речи, когда вдруг видишь, как твой маршал — самый проблемный из всех — куда-то чересчур торопится. Точнее, кого-то преследует. Это я понял, проехав чуть вперёд и приметив невысокую фигуру, то и дело озирающуюся, но явно не замечающую хвоста. Слишком слаб или Киро воспользовалась очередным своим талантом?..
Затормозил, подотстал немного, после чего медленно пустил кар следом за ней. Однако не проехал и квартала по пустынной улице, когда незнакомец вдруг свернул в неприметный переулок. Киро последовала за ним. Пришлось остановиться.
Я веду себя странно. Ненормально. Нет ничего адекватного в преследовании своей подчиненной среди ночи — особенно если вспомнить, кто эта подчиненная по профессии. Возможно, она просто преследует подозреваемого, и если дело коснется какого-то важного расследования, я обо всём узнаю завтра или даже сегодня.
Возможно.
Я нервно потёр переносицу. Останься в машине, Люк, подожди, чем всё закончится; если вдруг что случится, ты успеешь…
Куда там — из кара я вымелся резво, успев только схватить с приборной панели комм и достать из бардачка пистолет. Сунул его за пояс, пропустил машину, чей водитель явно не знает о правилах дорожного движения и допустимой в городе скорости, перебежал дорогу и направился следом за Киро.
Переулок, прямо-таки шаблонно тёмный и грязный, оканчивался тупиком. Я в недоумении огляделся — и куда же могла шмыгнуть эта парочка… нелюдей? Не сквозь землю же они провалились? Но затем сообразил. Гламор, треклятый фейский гламор. Наверняка где-то здесь спрятан потайной ход.
Как в дурацком ужастике очутился, честное слово.
Догадка оказалась верна: струны волшебства протянулись вдоль холодной кирпичной стены, указывая путь всякому, кто умеет слушать и слышать. Я умею. Не знаю уж, себе на счастье или на беду.
Пройдя прямо сквозь стену — премерзкое ощущение, должен сказать, — тут же едва не навернулся с низенькой лестницы. Да чтоб тебя… вот уверен, эти чудеса планировки специально для таких незваных гостей, как я. Не свернёшь шею, так спалишься уже у самого порога.
Стараясь ступать как можно более бесшумно, двинулся по тесному длинному коридору — туда, откуда пробивался тусклый зеленоватый свет и слышалась приглушённая речь.
— …попомни мои слова, Ма?йред Мор, — донеслось до меня злобное, явно нечеловеческое шипение, — все мерзости, что совершила ты против своего народа, ещё вернутся тебе сполна.
— Вы не мой народ, зубастая ты гадина. И потом, мерзостью больше, мерзостью меньше… Кто вас, лепреконов, считает?
Голос вроде всё такой же, мелодичный и нежный, с уже привычным мягким акцентом, — но вот тон совсем незнакомый. Чуждый. Опасный. По коже прокатилась волна озноба, но тут же сменилась чем-то иным, тёмным и жарким… и явно неуместным, да.
— Мнишь себя человечкой? — гадливое хихиканье лепрекона наждаком прошлось по слуху, заставив скривиться. — Волк в овечьей шкуре нипочём не станет овцой, Майред Мор. Кровь не водица, так людишки болтают…
— Я не на сеанс психотерапии пришла, — отрезала Киро. — Ох, Тагон, как тебе только в голову пришло — воровать детей у меня в городе? Ты же знал, какова цена.
— Иорэт хорошо платит. Золотом.
Забавное уточнение. Похоже, про одержимую тягу лепреконов к золоту молва не врёт.
— Это же просто дети, мудло ты в зелёных штанишках! Как у тебя руки поднялись забрать их у родителей, сбагрить Иорэту, чтобы тот продал их, как скот!..
— Людишки и есть скот. Питаются, правда, всякой дрянью, и оттого не все годятся в пищу. Но младенчики — совсем другое дело! Особенно славно выходят, если запечь в глине и листьях лопуха. Ела когда-нибудь?..
Раздался удар, а затем тоненький вскрик — гадёныш выхватил по морде. Судя по всему, младенчики в меню Киро не входят.
— Я уж подзабыла, с кем имею дело, — вздохнула она. — Скажи мне, Тагон: каких размеров был горшочек с золотом, раз ты решился отдать за него жизнь?
Ответом был ещё один мерзкий смешок.
— Врёшь, не убьёшь.
— Да с чего бы?
— Как там поживает Риан Гри? — Злобное, почти кошачье шипение разнеслось по каменному мешку. Я не сразу понял, что это была Киро. — Слыхал, он пошёл в родню отца…
— Вся его родня — я!
— Брехня. Его отец звался Тристаном, и он был… хм, он был.
— Кем? — выдохнула Киро едва слышно. — Кем он был?
— У нас есть сделка, Майред Мор? Хочешь узнать больше?..
Металл с влажным хрустом вонзился в плоть — однажды услышав этот звук, больше ни с чем не спутаешь. Что-то глухо стукнуло об пол и… выкатилось мне навстречу. Голова. Лохматая, зелёная как горох, с раззявленной пастью, в которой поблескивают два ряда мелких игольчатых зубов, и с двумя чёрными провалами на месте глаз.
— Спасибо, обойдусь, — пробормотала Киро. А затем вышла мне навстречу и подняла отрубленную голову, брезгливо ухватившись за всклокоченную гриву красно-бурых волос.
Меня она заметила пару секунд спустя и тут же застыла на месте, глупо приоткрыв рот. Прямо-таки сама невинность. Разве что окровавленный мачете да башка лепрекона портят образ. Слегка так. Самую малость.
Башку она, впрочем, тут же небрежно отбросила куда-то за угол. И произнесла чуть досадливо:
— Люциан, будь у нас планы на вечер, я бы это точно запомнила.
— У нас их и не было, — я окинул взглядом всю представшую глазам картину, с трудом поборол желание снова потереть переносицу. — Теперь есть. Киро, отдай мне мачете.
Она по-птичьи склонила голову к плечу, нахмурилась чуть озадаченно, перебросила здоровенный нож в левую руку. А затем наконец протянула его рукоятью вперёд.
— Не знаю, что ты успел нафантазировать, но возьми, если тебе так спокойнее.
Отдав мачете, Киро задумчиво поглядела на свою ладонь, неспешно слизнула с неё кровавую дорожку, оставленную клинком ножа. Не мне осуждать, однако зрелище такое себе. Возбуждающее, не поспоришь. Но неправильное. Потому что Киро нельзя так делать. Эта кровь — чужая кровь — не должна касаться её губ.
— Ты что, следил за мной? Серьёзно, блин? — осведомилась она в уже привычной прямолинейной манере.
— Вполне, — не стал я отнекиваться. Прислонил нож к каменному выступу за спиной, прошёл чуть вперед. — Вижу, что не зря. Киро, что ты делаешь?
Интересно, что она ответит? Правда, ничуть не сомневаюсь, что ни один из её ответов мне не понравится.
Киро передёрнула плечами, обиженно глянула на меня исподлобья. В вырезе футболки, у самой ключицы, тут же гневно запунцовела парочка чернильных цветов.
— Убиваю сидхе. Именно за это меня и терпят прекрасные чистокровные люди, не так ли?
Не понравился. В первую очередь потому, что я ни словом не ошибся, расписывая матери, как плохо с головой у одной из лучших студенток Магистерии за последние годы.
— Если у тебя есть ордер на ликвидацию и неоспоримые доказательства, что ликвидируемый виновен и не подлежит аресту. Для этого ты столько училась, Киро, разве нет?
Она молчала, только цветы на коже разгорались всё ярче. А я вдруг обозлился на неё — за вот эту прорву непонимания во взгляде, за невесть с чего взявшуюся обиду.
Спокойно, Люк. Ты знаешь, как это работает. Дети не понимают давления, ругани и излишних эмоций. Они все одинаковы, сколько бы лет им ни было и каким бы большим ножом ни рубили головы.
— Ясно.
Я потянул из кармана пачку сигарет. Она всегда при мне, на всякий случай. Особо нервный случай. Примерно такой, как сейчас.
— Как думаешь, почему в книгах и всяком второсортном кино люди не слишком любят линчевателей? Казалось бы, они же герои, спасают мир от зла, ежечасно, жертвуя всем ради благородной цели?
— Я не долбаная героиня и не прошу меня любить! — выпалила Киро, теперь уже явно взбесившись. — Однако вряд ли меня осуждают все те люди, чьих детей я вернула домой. И те люди, чьих детей я не успела спасти. И те, чьих родных и близких твари из Сида замучили до смерти, до сумасшествия, до… Ты ещё не понял, что ли? Люди хуже скота. Людей можно жрать, истязать ради забавы, убивать из прихоти. И именно поэтому людям метровый хрен класть на твои ордера! Сидхе, кстати, тоже: они и слова-то такого не знают — о-ордер!
Я щёлкнул зажигалкой, подкурил сигарету и почти сразу же отдал её Киро. Почему-то решил, не откажется. И оказался прав: она с сомнением посмотрела на меня, но всё же сжала сигарету между пухлых губ, мрачно уставилась на меня. Я взялся за вторую, вдохнул ароматный дым — вишня и шоколад. То ещё сочетаньице, уж как для не самого большого любителя сладкого.
— Киро, от героя до маньяка — даже не шаг, а полшага. Случайная жертва, чуть больше ненависти от тех, кто только вчера говорил тебе спасибо, — и вот уже блистательная охотница на тварей сама становится такой же тварью. — Сейчас бы сесть или хотя бы облокотиться о стену, но я сдержался — неохота отстирывать с пальто кровь этой зеленорожей мрази. — А мы так и вовсе не герои, никогда ими не были. Мы наёмные убийцы на службе у государства. Всё, что нас отличает от ассасинов — работа за оклад. И то, что мы сами должны искать тех, кого нужно убить. Доказывать, что их нужно убить.
Киро сокрушённо покачала головой, выдохнула облачко дыма и снова судорожно затянулась.
— Но я и есть тварь, — произнесла она негромко и почти жалобно. — Впервые приходится объяснять очевидное, ведь, знаешь, мне никто и никогда не позволял забыть об этом. Что бы я ни сделала, сколько бы ни старалась! Я стала маршалом просто потому, что хотела защитить людей от сидхе… Но Алькасару не герои нужны, а палач. Крысолов с дудочкой. Чума, которой пугают бессмертных тварей. И они боятся. Лишь у пары-тройки из них достанет храбрости просто произнести вслух — Мери?г Майред Мор.
— Мериг Майред Мор? — повторил я машинально — сказалась любовь к новым незнакомым словечкам. — И это…
Киро вздрогнула, чуть пошатнулась, и сквозь марево табачного тумана я вдруг на миг увидел, какая она на самом деле — с кожей оливково-зелёного оттенка, чуть сияющей золотом на висках и острых скулах, и с плавно изогнутыми рогами, словно выточенными из эбенового дерева. С чёрными глазами, в глубине которых парой крошечных пульсаров мерцали пурпурные искры.
Немного жуткая, но не отталкивающая. Совсем нет. Наоборот даже.
— Имя. Истинное. Не разбрасывайся им почём зря, я ведь услышу, — бесстрастно пояснила Киро, взмахом руки вернув себе привычную расцветку. — К чему я вообще вела? Ах, да! Я делаю то, что от меня требуется. Говорю с сидхе на их языке. Они не понимают людских законов, не знают морали, любви, жалости… только силу и жестокость. Будем с ними как с людьми — и нас просто сожрут. Всех нас. Такие дела, чувак.
— Аргументы убедительные, не спорю. Вот только однажды, рано или поздно, ты с ними перегнёшь. И тогда мы с тобой распрощаемся. Даже могу сказать, что будет дальше.
Я затушил сигарету о стену. Хотел было бросить тут же, но вспомнил, в каком… натюрморте сейчас нахожусь, и сунул окурок в карман. Киро повторила за мной.
— Сначала ты лишишься всех рамок. Тех самых, бюрократических. Постепенно вокруг тебя будет всё меньше людей. Это неизбежно, не смотри на меня так — у ребят слишком много работы, чтобы проводить время с тобой. Безнаказанность и одиночество — и вот уже ты сбрасываешь с крепостной стены своего брата. Редкостного ублюдка, для которого пуля в башке — слишком гуманная смерть. Но брата. Затем силком влюбляешь в себя девчонку, которая тебе нравится, и она понемногу сходит с ума. А потом бежишь. Так далеко, как можешь, чтобы заглушить отвращение к себе — и дай Тьма, если тебе на пути попадётся тот, кто сможет вытащить тебя из этой задницы. Потому что если нет… Ты знаешь, как быстро выписывают лицензии на ликвидацию, когда пригорает.
Киро посмотрела на меня странным взглядом. То ли стушевалась, то ли немного, но всё же поняла, к чему я веду. Цветы на ключицах снова поникли, как тогда, в моём кабинете, и я вновь испытал почти непреодолимое желание обнять её. Успокоить хоть немного.
Нельзя. Когда вскрывают нарывы, всегда больно. Зато потом заживает безо всяких следов. Или почти без них.
Я со своими следами свыкся.
— Вы ведь не о сидхе сейчас, сэр?
— Не о них.
Плевать на сидхе. Видят боги, большинство из них давно следовало бы извести под корень, тут вся правда на стороне Киро. Но мне слишком хорошо известно, что делает с мозгами чувство превосходства. На примере Асторнов, всех поголовно. И на собственном тоже: до сих пор не уверен, что стоило забрасывать диплом юриста в дальний ящик. Я был бы великолепным адвокатом, беспроигрышным… выпускал бы из тюрем убийц, насильников, продажных политиков. Много бы времени мне потребовалось, чтобы стать таким же, как они?
— Я далеко не сразу стал ликвидатором, Киро. Вампиры, оборотни, сидхе — какая людям разница? Мы для них всё ещё чудища, которых теперь можно использовать как пушечное мясо. Мне потребовалось много труда, чтобы доказать, чего я стою, и добиться всего, что у меня есть. И я очень не хочу продолбать всё это, понимаешь? И ты не хочешь. Иначе не пошла бы в охотники, а ринулась бы устраивать клумбы в оврагах, как наш новый знакомый флорист.
Она провела ладонью по волосам, спадающим непослушными волнами на хрупкие плечи; накрутила прядь на палец, словно не в силах сладить с собственными руками. Растерянно нахмурилась, глянула на меня снизу вверх — печально, беспомощно, почти умоляюще. Так, словно нуждалась во мне. Будь это иная ситуация, я бы однозначно воспринял такой взгляд как приглашение.
Да я и воспринял. Не разумом, но тем низменным инстинктом, что громко требует вонзить клыки в доверчиво открытую шею и взять свою пинту крови.
Однако же, слава Тьме, я пока ещё хозяин и своим клыкам, и своим инстинктам.
— И что же тогда делать?
— Для начала мы спрячем труп. — Киро посмотрела на меня вопросительно, будто не сразу поняла, что я такое несу. — После чего выпьем кофе и съедим по стейку с кровью. Самое оно после расчлененки. Завтра оба пойдём на работу, и ты приведёшь в порядок все свои дела, оформишь все ордера и сопутствующие документы. Это важно, Киро, последовательность и рутина — единственное, что сдерживает наши… порывы.
— Часть про кофе и стейк мне больше нравилась, — пробурчала Киро, озираясь по сторонам. — Интересно, а горшок с золотом он здесь же прятал?
Она что, издевается?..
— Маршал Хаттари, нет. — Я наклонился, подцепил лепреконскую голову за клок волос. — Надеюсь, у тебя есть лопата. Не хочу, чтобы это всплыло в реке.
— Лопата? — переспросила она, всем видом давая понять, что оскорблена до глубины своей чёрной сидской души. — О, сэр, как многому мне ещё предстоит вас научить.
— Надеюсь на это, Киро.
Уже намного позже, лёжа в своей постели, я вдруг осознал: кажется, посиделки до пяти утра прочно вошли в мою жизнь. И я совсем не против.
Дело было вовсе не в жутковатой прогулочке по лесу Ллиэлин посреди ночи. И даже не в горячем полусыром стейке, в который я вгрызся, желая утолить голод. Не тот, от которого ворчит желудок и портится настроение. Нет, не тот…
Мой голод совершенно иного толка.
— Киро Хаттари, — выдохнул я в тишину тёмной комнаты. — Мериг Майред Мор…
Истинное имя сидхе — внезапный подарок, выданный мне невесть за какие заслуги — слетело с языка неведомым заклинанием.
Затормозил, подотстал немного, после чего медленно пустил кар следом за ней. Однако не проехал и квартала по пустынной улице, когда незнакомец вдруг свернул в неприметный переулок. Киро последовала за ним. Пришлось остановиться.
Я веду себя странно. Ненормально. Нет ничего адекватного в преследовании своей подчиненной среди ночи — особенно если вспомнить, кто эта подчиненная по профессии. Возможно, она просто преследует подозреваемого, и если дело коснется какого-то важного расследования, я обо всём узнаю завтра или даже сегодня.
Возможно.
Я нервно потёр переносицу. Останься в машине, Люк, подожди, чем всё закончится; если вдруг что случится, ты успеешь…
Куда там — из кара я вымелся резво, успев только схватить с приборной панели комм и достать из бардачка пистолет. Сунул его за пояс, пропустил машину, чей водитель явно не знает о правилах дорожного движения и допустимой в городе скорости, перебежал дорогу и направился следом за Киро.
Переулок, прямо-таки шаблонно тёмный и грязный, оканчивался тупиком. Я в недоумении огляделся — и куда же могла шмыгнуть эта парочка… нелюдей? Не сквозь землю же они провалились? Но затем сообразил. Гламор, треклятый фейский гламор. Наверняка где-то здесь спрятан потайной ход.
Как в дурацком ужастике очутился, честное слово.
Догадка оказалась верна: струны волшебства протянулись вдоль холодной кирпичной стены, указывая путь всякому, кто умеет слушать и слышать. Я умею. Не знаю уж, себе на счастье или на беду.
Пройдя прямо сквозь стену — премерзкое ощущение, должен сказать, — тут же едва не навернулся с низенькой лестницы. Да чтоб тебя… вот уверен, эти чудеса планировки специально для таких незваных гостей, как я. Не свернёшь шею, так спалишься уже у самого порога.
Стараясь ступать как можно более бесшумно, двинулся по тесному длинному коридору — туда, откуда пробивался тусклый зеленоватый свет и слышалась приглушённая речь.
— …попомни мои слова, Ма?йред Мор, — донеслось до меня злобное, явно нечеловеческое шипение, — все мерзости, что совершила ты против своего народа, ещё вернутся тебе сполна.
— Вы не мой народ, зубастая ты гадина. И потом, мерзостью больше, мерзостью меньше… Кто вас, лепреконов, считает?
Голос вроде всё такой же, мелодичный и нежный, с уже привычным мягким акцентом, — но вот тон совсем незнакомый. Чуждый. Опасный. По коже прокатилась волна озноба, но тут же сменилась чем-то иным, тёмным и жарким… и явно неуместным, да.
— Мнишь себя человечкой? — гадливое хихиканье лепрекона наждаком прошлось по слуху, заставив скривиться. — Волк в овечьей шкуре нипочём не станет овцой, Майред Мор. Кровь не водица, так людишки болтают…
— Я не на сеанс психотерапии пришла, — отрезала Киро. — Ох, Тагон, как тебе только в голову пришло — воровать детей у меня в городе? Ты же знал, какова цена.
— Иорэт хорошо платит. Золотом.
Забавное уточнение. Похоже, про одержимую тягу лепреконов к золоту молва не врёт.
— Это же просто дети, мудло ты в зелёных штанишках! Как у тебя руки поднялись забрать их у родителей, сбагрить Иорэту, чтобы тот продал их, как скот!..
— Людишки и есть скот. Питаются, правда, всякой дрянью, и оттого не все годятся в пищу. Но младенчики — совсем другое дело! Особенно славно выходят, если запечь в глине и листьях лопуха. Ела когда-нибудь?..
Раздался удар, а затем тоненький вскрик — гадёныш выхватил по морде. Судя по всему, младенчики в меню Киро не входят.
— Я уж подзабыла, с кем имею дело, — вздохнула она. — Скажи мне, Тагон: каких размеров был горшочек с золотом, раз ты решился отдать за него жизнь?
Ответом был ещё один мерзкий смешок.
— Врёшь, не убьёшь.
— Да с чего бы?
— Как там поживает Риан Гри? — Злобное, почти кошачье шипение разнеслось по каменному мешку. Я не сразу понял, что это была Киро. — Слыхал, он пошёл в родню отца…
— Вся его родня — я!
— Брехня. Его отец звался Тристаном, и он был… хм, он был.
— Кем? — выдохнула Киро едва слышно. — Кем он был?
— У нас есть сделка, Майред Мор? Хочешь узнать больше?..
Металл с влажным хрустом вонзился в плоть — однажды услышав этот звук, больше ни с чем не спутаешь. Что-то глухо стукнуло об пол и… выкатилось мне навстречу. Голова. Лохматая, зелёная как горох, с раззявленной пастью, в которой поблескивают два ряда мелких игольчатых зубов, и с двумя чёрными провалами на месте глаз.
— Спасибо, обойдусь, — пробормотала Киро. А затем вышла мне навстречу и подняла отрубленную голову, брезгливо ухватившись за всклокоченную гриву красно-бурых волос.
Меня она заметила пару секунд спустя и тут же застыла на месте, глупо приоткрыв рот. Прямо-таки сама невинность. Разве что окровавленный мачете да башка лепрекона портят образ. Слегка так. Самую малость.
Башку она, впрочем, тут же небрежно отбросила куда-то за угол. И произнесла чуть досадливо:
— Люциан, будь у нас планы на вечер, я бы это точно запомнила.
— У нас их и не было, — я окинул взглядом всю представшую глазам картину, с трудом поборол желание снова потереть переносицу. — Теперь есть. Киро, отдай мне мачете.
Она по-птичьи склонила голову к плечу, нахмурилась чуть озадаченно, перебросила здоровенный нож в левую руку. А затем наконец протянула его рукоятью вперёд.
— Не знаю, что ты успел нафантазировать, но возьми, если тебе так спокойнее.
Отдав мачете, Киро задумчиво поглядела на свою ладонь, неспешно слизнула с неё кровавую дорожку, оставленную клинком ножа. Не мне осуждать, однако зрелище такое себе. Возбуждающее, не поспоришь. Но неправильное. Потому что Киро нельзя так делать. Эта кровь — чужая кровь — не должна касаться её губ.
— Ты что, следил за мной? Серьёзно, блин? — осведомилась она в уже привычной прямолинейной манере.
— Вполне, — не стал я отнекиваться. Прислонил нож к каменному выступу за спиной, прошёл чуть вперед. — Вижу, что не зря. Киро, что ты делаешь?
Интересно, что она ответит? Правда, ничуть не сомневаюсь, что ни один из её ответов мне не понравится.
Киро передёрнула плечами, обиженно глянула на меня исподлобья. В вырезе футболки, у самой ключицы, тут же гневно запунцовела парочка чернильных цветов.
— Убиваю сидхе. Именно за это меня и терпят прекрасные чистокровные люди, не так ли?
Не понравился. В первую очередь потому, что я ни словом не ошибся, расписывая матери, как плохо с головой у одной из лучших студенток Магистерии за последние годы.
— Если у тебя есть ордер на ликвидацию и неоспоримые доказательства, что ликвидируемый виновен и не подлежит аресту. Для этого ты столько училась, Киро, разве нет?
Она молчала, только цветы на коже разгорались всё ярче. А я вдруг обозлился на неё — за вот эту прорву непонимания во взгляде, за невесть с чего взявшуюся обиду.
Спокойно, Люк. Ты знаешь, как это работает. Дети не понимают давления, ругани и излишних эмоций. Они все одинаковы, сколько бы лет им ни было и каким бы большим ножом ни рубили головы.
— Ясно.
Я потянул из кармана пачку сигарет. Она всегда при мне, на всякий случай. Особо нервный случай. Примерно такой, как сейчас.
— Как думаешь, почему в книгах и всяком второсортном кино люди не слишком любят линчевателей? Казалось бы, они же герои, спасают мир от зла, ежечасно, жертвуя всем ради благородной цели?
— Я не долбаная героиня и не прошу меня любить! — выпалила Киро, теперь уже явно взбесившись. — Однако вряд ли меня осуждают все те люди, чьих детей я вернула домой. И те люди, чьих детей я не успела спасти. И те, чьих родных и близких твари из Сида замучили до смерти, до сумасшествия, до… Ты ещё не понял, что ли? Люди хуже скота. Людей можно жрать, истязать ради забавы, убивать из прихоти. И именно поэтому людям метровый хрен класть на твои ордера! Сидхе, кстати, тоже: они и слова-то такого не знают — о-ордер!
Я щёлкнул зажигалкой, подкурил сигарету и почти сразу же отдал её Киро. Почему-то решил, не откажется. И оказался прав: она с сомнением посмотрела на меня, но всё же сжала сигарету между пухлых губ, мрачно уставилась на меня. Я взялся за вторую, вдохнул ароматный дым — вишня и шоколад. То ещё сочетаньице, уж как для не самого большого любителя сладкого.
— Киро, от героя до маньяка — даже не шаг, а полшага. Случайная жертва, чуть больше ненависти от тех, кто только вчера говорил тебе спасибо, — и вот уже блистательная охотница на тварей сама становится такой же тварью. — Сейчас бы сесть или хотя бы облокотиться о стену, но я сдержался — неохота отстирывать с пальто кровь этой зеленорожей мрази. — А мы так и вовсе не герои, никогда ими не были. Мы наёмные убийцы на службе у государства. Всё, что нас отличает от ассасинов — работа за оклад. И то, что мы сами должны искать тех, кого нужно убить. Доказывать, что их нужно убить.
Киро сокрушённо покачала головой, выдохнула облачко дыма и снова судорожно затянулась.
— Но я и есть тварь, — произнесла она негромко и почти жалобно. — Впервые приходится объяснять очевидное, ведь, знаешь, мне никто и никогда не позволял забыть об этом. Что бы я ни сделала, сколько бы ни старалась! Я стала маршалом просто потому, что хотела защитить людей от сидхе… Но Алькасару не герои нужны, а палач. Крысолов с дудочкой. Чума, которой пугают бессмертных тварей. И они боятся. Лишь у пары-тройки из них достанет храбрости просто произнести вслух — Мери?г Майред Мор.
— Мериг Майред Мор? — повторил я машинально — сказалась любовь к новым незнакомым словечкам. — И это…
Киро вздрогнула, чуть пошатнулась, и сквозь марево табачного тумана я вдруг на миг увидел, какая она на самом деле — с кожей оливково-зелёного оттенка, чуть сияющей золотом на висках и острых скулах, и с плавно изогнутыми рогами, словно выточенными из эбенового дерева. С чёрными глазами, в глубине которых парой крошечных пульсаров мерцали пурпурные искры.
Немного жуткая, но не отталкивающая. Совсем нет. Наоборот даже.
— Имя. Истинное. Не разбрасывайся им почём зря, я ведь услышу, — бесстрастно пояснила Киро, взмахом руки вернув себе привычную расцветку. — К чему я вообще вела? Ах, да! Я делаю то, что от меня требуется. Говорю с сидхе на их языке. Они не понимают людских законов, не знают морали, любви, жалости… только силу и жестокость. Будем с ними как с людьми — и нас просто сожрут. Всех нас. Такие дела, чувак.
— Аргументы убедительные, не спорю. Вот только однажды, рано или поздно, ты с ними перегнёшь. И тогда мы с тобой распрощаемся. Даже могу сказать, что будет дальше.
Я затушил сигарету о стену. Хотел было бросить тут же, но вспомнил, в каком… натюрморте сейчас нахожусь, и сунул окурок в карман. Киро повторила за мной.
— Сначала ты лишишься всех рамок. Тех самых, бюрократических. Постепенно вокруг тебя будет всё меньше людей. Это неизбежно, не смотри на меня так — у ребят слишком много работы, чтобы проводить время с тобой. Безнаказанность и одиночество — и вот уже ты сбрасываешь с крепостной стены своего брата. Редкостного ублюдка, для которого пуля в башке — слишком гуманная смерть. Но брата. Затем силком влюбляешь в себя девчонку, которая тебе нравится, и она понемногу сходит с ума. А потом бежишь. Так далеко, как можешь, чтобы заглушить отвращение к себе — и дай Тьма, если тебе на пути попадётся тот, кто сможет вытащить тебя из этой задницы. Потому что если нет… Ты знаешь, как быстро выписывают лицензии на ликвидацию, когда пригорает.
Киро посмотрела на меня странным взглядом. То ли стушевалась, то ли немного, но всё же поняла, к чему я веду. Цветы на ключицах снова поникли, как тогда, в моём кабинете, и я вновь испытал почти непреодолимое желание обнять её. Успокоить хоть немного.
Нельзя. Когда вскрывают нарывы, всегда больно. Зато потом заживает безо всяких следов. Или почти без них.
Я со своими следами свыкся.
— Вы ведь не о сидхе сейчас, сэр?
— Не о них.
Плевать на сидхе. Видят боги, большинство из них давно следовало бы извести под корень, тут вся правда на стороне Киро. Но мне слишком хорошо известно, что делает с мозгами чувство превосходства. На примере Асторнов, всех поголовно. И на собственном тоже: до сих пор не уверен, что стоило забрасывать диплом юриста в дальний ящик. Я был бы великолепным адвокатом, беспроигрышным… выпускал бы из тюрем убийц, насильников, продажных политиков. Много бы времени мне потребовалось, чтобы стать таким же, как они?
— Я далеко не сразу стал ликвидатором, Киро. Вампиры, оборотни, сидхе — какая людям разница? Мы для них всё ещё чудища, которых теперь можно использовать как пушечное мясо. Мне потребовалось много труда, чтобы доказать, чего я стою, и добиться всего, что у меня есть. И я очень не хочу продолбать всё это, понимаешь? И ты не хочешь. Иначе не пошла бы в охотники, а ринулась бы устраивать клумбы в оврагах, как наш новый знакомый флорист.
Она провела ладонью по волосам, спадающим непослушными волнами на хрупкие плечи; накрутила прядь на палец, словно не в силах сладить с собственными руками. Растерянно нахмурилась, глянула на меня снизу вверх — печально, беспомощно, почти умоляюще. Так, словно нуждалась во мне. Будь это иная ситуация, я бы однозначно воспринял такой взгляд как приглашение.
Да я и воспринял. Не разумом, но тем низменным инстинктом, что громко требует вонзить клыки в доверчиво открытую шею и взять свою пинту крови.
Однако же, слава Тьме, я пока ещё хозяин и своим клыкам, и своим инстинктам.
— И что же тогда делать?
— Для начала мы спрячем труп. — Киро посмотрела на меня вопросительно, будто не сразу поняла, что я такое несу. — После чего выпьем кофе и съедим по стейку с кровью. Самое оно после расчлененки. Завтра оба пойдём на работу, и ты приведёшь в порядок все свои дела, оформишь все ордера и сопутствующие документы. Это важно, Киро, последовательность и рутина — единственное, что сдерживает наши… порывы.
— Часть про кофе и стейк мне больше нравилась, — пробурчала Киро, озираясь по сторонам. — Интересно, а горшок с золотом он здесь же прятал?
Она что, издевается?..
— Маршал Хаттари, нет. — Я наклонился, подцепил лепреконскую голову за клок волос. — Надеюсь, у тебя есть лопата. Не хочу, чтобы это всплыло в реке.
— Лопата? — переспросила она, всем видом давая понять, что оскорблена до глубины своей чёрной сидской души. — О, сэр, как многому мне ещё предстоит вас научить.
— Надеюсь на это, Киро.
Уже намного позже, лёжа в своей постели, я вдруг осознал: кажется, посиделки до пяти утра прочно вошли в мою жизнь. И я совсем не против.
Дело было вовсе не в жутковатой прогулочке по лесу Ллиэлин посреди ночи. И даже не в горячем полусыром стейке, в который я вгрызся, желая утолить голод. Не тот, от которого ворчит желудок и портится настроение. Нет, не тот…
Мой голод совершенно иного толка.
— Киро Хаттари, — выдохнул я в тишину тёмной комнаты. — Мериг Майред Мор…
Истинное имя сидхе — внезапный подарок, выданный мне невесть за какие заслуги — слетело с языка неведомым заклинанием.
